Как бы там ни было, одно он теперь понял: Сирина, несмотря на свою красоту и внешнюю изысканность, несмотря на все свои таланты, глубоко травмированный человек. По-видимому, где-то внутри, в самой глубине ее существа затаились страх и неуверенность. Но самое ужасное — это сломленный дух. Да, она настоящий борец, она способна выжить в самых невыносимых условиях, однако сможет ли она когда-нибудь научиться отдавать себя без страха? Сможет ли когда-нибудь без недоверия принять то, что дают ей?
Позволит ли она ему любить себя?
Глава 27
Сирина уехала в Кению, снимать модели в изысканных туалетах на фоне дикой природы.
Миша играл в Токио, в залах, заполненных до отказа.
Сирина фотографировала в окрестностях Буэнос-Айреса мускулистых мужчин в костюмах лондонских модельеров «для самых крутых парней» на фоне конюшен.
Миша поднимался на пирамиды в Теотиуакане, покорив перед этим своей игрой как критиков, так и публику Мехико.
Сирина где-то в Индийском океане, на одном из Мальвинских островов, отдыхала вместе с Корал и Салли («Извини, Миша, у нас девичник») после особенно утомительных съемок в диких местах Раджастхана.
Они действительно словно корабли, проносящиеся мимо в ночи…
Миша вернулся в Нью-Йорк с чувством одиночества и обиды на Сирину. А красотки фотомодели, готовые каждый вечер бродить по клубам, часто нанюхавшись или наглотавшись наркотиков, ему осточертели.
Он решил позвонить Вере, спросить, не поездит ли она с ним по антикварным магазинам в выходные дни. Та с радостью согласилась, и в субботу они покатили на его маленьком спортивном серебристо-голубом «БМВ». Ехали с откинутым верхом, так, что волосы развевались на ветру.
Объехав несколько магазинов, они с удовольствием пообедали в ресторане Чарлстона. Ночь провели в маленьком романтическом пансионе в Беркшире. Вернулись в Нью-Йорк счастливые, довольные своими приобретениями, но еще больше — обществом друг друга. Они словно вновь открыли для себя друг друга. В воскресенье вечером Вера предложила никуда не выходить, а приготовить что-нибудь дома. Воскресными вечерами, когда все возвращаются из загородных поездок, в ресторанах слишком много народа. В Мишиной прекрасно оборудованной кухне она приготовила восхитительное блюдо — спагетти с артишоками, зеленым луком и красным стручковым перцем. Миша же сделал салат с томатами и оливковым маслом.
Они ужинали, пили вино и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Время от времени Вера вставала с места, переставить или подправить какую-нибудь вещицу так, чтобы она выглядела эффектнее. Предлагала перевесить ту или иную картину. Они вместе решали, куда поставить Мишину новую кровать, которая вскоре должна прибыть, обсуждали, какая ткань к ней лучше всего подойдет.
В последний раз они поднялись к нему в спальню уже поздно ночью, рука об руку, с удовлетворенными улыбками на лицах, с чувством приятной усталости, с ощущением приятно проведенного времени и, главное, истинного наслаждения друг другом. Ночь они провели в сладких неспешных ласках, завершившихся крепким освежающим сном.
Рано утром в понедельник Мишу разбудил резкий звонок телефона. Он протянул руку и отключил аппарат. Заметил, что Вера уже встала и ушла на работу.
Позже, после кофе, гренков и сока, он включил автоответчик, послушать сообщения. Все от Сирины, как он и ожидал. Он знал, что она должна вернуться в Нью-Йорк этим утром. Решил ей перезвонить, хотя обида на то, чтр она так и не выбрала для него время, еще не прошла. По собственному опыту он знал, что, приложив некоторые усилия, а главное, при желании, она могла бы это сделать.
Он снял трубку и набрал ее номер. Услышал хрипловатый голос «Джона Уэйна».
— Салли?
— Кто спрашивает?
— Майкл Левин. Я бы хотел поговорить с Сириной.
— Минутку.
Он услышал громкий стук, как будто она намеренно швырнула трубку. Через несколько секунд раздался голос Сирины:
— Привет! Я пыталась тебе звонить, но никто не отвечал.
— Я отключил все телефоны. Хотел поспать. Энтузиазм в ее голосе немного смягчил его гнев, однако он еще не мог простить ее до конца.
— Та-а-к… А чем ты занимался перед этим?
— Да так, всем понемножку. Человек может и поразвлечься, когда его бросают в одиночестве, правда?
— Дуешься?
— Можно и так сказать.
— Вот что, Майкл… Мы встречаемся уже несколько месяцев, и я думала, что за это время ты успел привыкнуть к моему образу жизни. Ты же знаешь, как обстоят дела. Я не могу срываться с места и бежать к тебе по первому зову.
— А я этого и не жду.
— Послушай, — проговорила она мягче, — у меня сегодня свободный день. Почему бы тебе не прийти ко мне? Давай поговорим.
— А может быть, лучше ты придешь сюда? — Он заранее знал, что она откажется. — Здесь нас будут меньше отвлекать.
— Нет. Лучше у меня. Мне должны звонить. Это важно.
— Ну разумеется. Важнее ничего быть не может. Кстати, ты могла бы прийти сюда со своим мобильным телефоном.
— Ничего не выйдет. Мне могут кое-что принести, а здесь, как ты знаешь, никого, кроме меня, нет. — Она вздохнула. — Послушай, Майкл, я ничего не могу поделать. Пожалуйста, приходи.
Он почувствовал, что не может устоять. Она его словно околдовала. Притягивает, как магнитом.
— Хорошо, через час буду.
Он положил трубку, глядя в пространство невидящим взглядом. Сколько это может продолжаться? То она просит и умоляет его, то отталкивает…
Кабина лифта остановилась с легким толчком. Миша вышел, едва не натолкнувшись на «Джона Уэйна». Салли стояла в ожидании лифта в самой что ни на есть мужской позе — широко расставив ноги.
— Привет, Сал!
Несколько секунд она подозрительно смотрела на него, потом молча, словно нехотя, кивнула. Покачиваясь, вошла в лифт, стукнула по кнопке кулаком.
Миша нажал на кнопку второго переговорного устройства — для большей безопасности в квартире их было два: одно — на входной двери, второе — в холле. Сирина впустила его.
— Майкл! Я здесь, в студии.
Он повернул направо, к огромному помещению, примыкавшему к жилым комнатам и оборудованному всем необходимым — ванной, гардеробной, кладовой и темной комнатой для проявки пленок. Сирина стояла в центре, почти скрывшись за всевозможным осветительным оборудованием, фотокамерами, прочими фотографическими аксессуарами, многочисленными чемоданами с одеждой и обувью и еще бог знает чем. Смотрела на него с широкой улыбкой. Роскошные черные волосы обрамляли слегка загорелое лицо. Как мадонна, подумалось ему. Изысканная и совершенная, чистая и невинная… В этот момент он заметил, что на ней надето. У него дыхание перехватило.
— Какого черта…
Неожиданно для самого себя он расхохотался. Улыбка на ее лице стала еще шире.
— Я примеряю одежду для фотосъемок. Можешь себе представить, один лондонский журнал собирается опубликовать большую статью обо мне! Они мне прислали тонны одежды для примерки. — Она сделала пируэт. — Ну, что скажешь?
Миша почувствовал, что не может найти слов.
— По-моему, ты в этом выглядишь как шикарная проститутка, — выпалил он. — Проститутка со стажем! Она засмеялась.
— Значит, тебе это не нравится?
— Грудь кажется больше, — произнес он, одобрительно глядя на нее.
— А сапоги? Правда очень практично? Каблуки-шпильки и высокие, до самых бедер. Очень удобно для ходьбы по магазинам.
— Могу себе представить. Все покупатели разбегутся в один момент.
Сирина топнула высоким каблуком.
— Ну иди же сюда.
Он приблизился. Заключил ее в объятия. Страстно поцеловал. Она ответила моментально. Обхватила его руками с таким же страстным желанием. Глаза ее блеснули озорством.
— По-моему, тебе нравится эта большая грудь.
— Мне нравишься ты.
— А большая грудь?
— Пожалуй, тоже. Она взяла его за руку.
— Пойдем в спальню.
Он шел за ней следом, поглядывая на крепкие ягодицы, туго обтянутые сверкающей кожей. Обнаружил, что этот нескромный наряд его возбуждает.
Едва они вошли в спальню, как желание взорвалось в них, вспыхнуло ярким пламенем. Оказалось, что они изголодались друг по другу сильнее, чем могли предположить. Слишком долго не виделись, да и наряд ее тоже сыграл свою роль.
Потом они лежали в постели обнаженные, чувствуя себя выжатыми без остатка.
— Ну что… ты все еще сердишься на меня? Миша ответил долгим пристальным взглядом.
— Должен признаться, на тебя трудно сердиться. Особенно когда ты рядом. Но я был очень рассержен, можешь мне поверить.
— Ну что ж, тебе придется это пережить. Я такая, какая есть. Такова моя жизнь.
— Я понимаю. Но неужели мы не могли провести вместе хотя бы часть твоих каникул? У тебя было свободное время, у меня тоже, и ты об этом знала. Похоже на то, что…
Сирина рывком приподнялась на подушке, зло глядя на него.
— Никогда от меня такого не жди! Что я от чего-нибудь, связанного с работой, откажусь ради тебя. Корал очень важна для моей карьеры. Я проводила время с ней. — Она помолчала. Заговорила спокойнее: — И кроме того, мы не хотели никаких мужчин. Я же тебе говорила, это был девичник. — Она провела рукой по волосам. — А у тебя разве никогда такого не бывает? Я имею в виду, вы никогда не собираетесь мужской компанией?
— Да нет. Наверное, я уже это перерос. В школе, да, припоминаю… А вообще я не большой любитель мужских компаний. Она громко застонала:
— Господи, Майкл… Я уже предвижу, как ты все больше и больше посягаешь на мою свободу. Выдвигаешь все новые и новые требования, отнимаешь все мое время. И поедаешь меня самое.
Он молчал, потрясенный ее словами. О чем это она?.. С самой первой минуты их знакомства она всегда делала то, что хотела. Да, временами ему бывало больно и обидно, он злился на нее, но никогда не посягал на ее независимость.
— У тебя действительно такое ощущение?
— Абсолютно, — ответила она не задумываясь. — И я этого не потерплю. Ни от кого.
— А если бы я был твоим мужем?
Сирина повернулась к нему. Долго смотрела на него своими колдовскими карими глазами. В какой-то момент ему показалось, что она подавила смех.
— Мужем! — произнесла она наконец. — Мужем! Только подумать! — Лицо ее посерьезнело. — Если я когда-нибудь и выйду замуж, Майкл… имей в виду, я сказала «если»… то это ни на йоту не изменит мою жизнь. Ни замужество с тобой, ни с кем-либо другим. Никаких компромиссов! Ни-ка-ких.
Миша даже опустил голову под этим тяжелым взглядом. Если он еще и лелеял какие-то надежды, то сейчас они разбились вдребезги.
Через некоторое время он рискнул высказать еще одно предположение:
— Значит… ты не перестанешь разъезжать по свету, даже ради семьи?
Она долго смотрела на него. Потом неожиданно громко расхохоталась.
— Извини. Я… я просто не могла поверить своим ушам. Ты действительно ни хрена не соображаешь.
Он поднялся с постели и начал собирать одежду. Скорее уйти отсюда… уйти от нее. Она над ним насмехается. Но это еще полбеды.
Сегодня ему кое-что открылось в ее характере, что-то безобразное, отвратительное.
Она молча наблюдала за тем, как он одевается.
— Тебе совсем не нужно сейчас уходить.
— Нужно. — Он надел пиджак. — Прощай, Сирина.
— Пока. До встречи.
Она потянулась к маникюрному набору на ночном столике.
Оказавшись на улице, Миша некоторое время стоял как потерянный. И потерявший цель. Что же ему теперь делать?
Он уже давно примирился с тем, что они с Сириной встречаются на ее условиях. Но такая полная бескомпромиссность! Неужели она абсолютно ничего к нему не чувствует? Ничем не собирается пожертвовать ради мужа, ради семьи?
Ему казалось, после того, что ей пришлось пережить, она будет только рада показать своему ребенку… своим детям, что мир может быть и другим. Прекрасным, полным любви.
По-видимому, ее семья — это Корал Рэндолф и Салли Паркер. Ничего плохого в этом нет. И потом, есть еще все эти многочисленные фотомодели, ассистенты и прочие. Люди, заполняющие ее жизнь. Многие из них, вероятно, помогали ей в жизни, при неизбежных взлетах и падениях. И многие из них кокаинисты… наркоманы. Плохие матери и отцы. Не его круг.
И вообще все это не для него. Ему нужны жена и дети. Нужна семья, с которой можно делить жизнь. Внезапно на глаза навернулись слезы. Он совсем потерялся. Что же теперь делать? Куда идти?
Он медленно побрел вперед не глядя. Шел и шел, без всякой цели. Время словно остановилось. Или это он выпал из времени… Наконец, неизвестно сколько времени спустя, он вскинул глаза, чтобы обойти случайного прохожего. Оказывается, он прошел от самого Сохо до восточных шестидесятых.
Внезапно Мишу осенило. Словно молния сверкнула во мраке, высветив то, о чем он знал всегда, не сознавая этого. Да, теперь он знает, что ему делать. Весь город как будто прояснился, обрел очертания, которых раньше не было. Миша прибавил шагу. Да, теперь он точно знает, куда идти и что делать. Наконец-то он нашел себя.
Глава 28
— Миша, я хочу, чтобы ты все обдумал. По крайней мере несколько дней, если не больше. Ты должен быть абсолютно уверен в том, что действительно этого хочешь.
Он кивнул. Его темные глаза сверкнули.
— Мне не нужно ничего обдумывать. Я уже все обдумал. И действительно этого хочу.
Вера еще никогда не видела такой решимости в его глазах. На его лице. Вон как сжаты челюсти. И тем не менее она должна убедиться в том, что это не скоропалительное решение, принятое под влиянием обиды, гнева или отчаяния. Она знала, что такое вполне возможно.
Она сделала глубокий вдох, набираясь смелости. Заговорила нарочито ровным тоном:
— Миша… я хочу выяснить одну вещь.
— Все, что угодно. Спрашивай о чем хочешь.
— Я… я надеюсь, — она тщательно подбирала слова, — что ты принял это решение не… не в состоянии аффекта.
— Аффекта?! Что ты имеешь в виду?
— Сейчас такой момент, когда мы должны быть абсолютно искренни друг с другом.
Он с готовностью кивнул.
— И я надеюсь, что ты будешь со мной так же откровенен, как я откровенна с тобой. — Вера перевела дыхание. — Скажи мне правду, Миша, ты это Делаешь не потому… — Она снова помолчала, собираясь с силами. Потом заговорила быстро, словно боясь растерять всю свою храбрость: — Не потому, что рассердился на нее? Ты прибежал ко мне не для того, чтобы поквитаться с ней?
Кровь бросилась ему в лицо. Он отвел глаза. Долго смотрел куда-то в пространство. Потом тяжело вздохнул. Снова взглянул ей в глаза.
— Так, значит, ты знала? Она кивнула.
— С каких пор?
— Не могу точно сказать. Давно. Наверное, с самого начала. Потрясенный, он не сводил с нее глаз.
— Но как? Откуда?
— Разве это так важно? Доходили слухи. В конце концов, у нас есть общие знакомые.
— И ни разу не обмолвилась… Ни единого слова. Она молчала.
— Все это время ты вела себя так, как будто все в полном порядке и беспокоиться не о чем. — Миша потянулся к ней через стол. Взял ее руку. — Ты еще лучше, чем я думал. Поэтому я хочу жениться на тебе, Вера. Не потому, что я зол на нее. Не для того, чтобы поквитаться с ней. Я осознал, что все это время любил тебя. Все эти годы.
Слезы счастья хлынули у нее из глаз. Она еще не знала, можно ли ему верить, но ей этого очень хотелось. Как ей этого хотелось!
— Я просто этого не сознавал, Вера. Я был слеп… глуп… слишком занят собой… не видел очевидного… того, что люблю тебя, что ты единственная женщина, которая мне действительно нужна.
Он снова потянулся к ней, нежно стер слезы с ее лица кончиками пальцев.
— Ты… в этом уверен? — с трудом прошептала она.
— О да! — Он поднес ее руку к губам. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы у нас были дети… семья. Пожалуйста, скажи, что ты согласна.
Вера увидела искреннюю мольбу в его глазах. Голова у нее шла кругом от противоречивых мыслей и чувств. Но одно преобладало над всеми.
— Да! Да, я выйду за тебя замуж.
Позже, на работе, у себя в офисе, ей внезапно пришло в голову, что она даже не знает названия того захудалого ресторанчика, где Миша сделал ей предложение. Он вбежал в тот момент, когда она собиралась уходить на ленч. Взял за руку и повел за собой, бормоча что-то не совсем понятное. Мол, они должны срочно поговорить. Теперь она даже не могла бы вспомнить, где находится тот ресторанчик.
Это, конечно, не имеет значения. Ничто больше не имеет значения. Даже загадочная и прекрасная Сирина Гиббонс, приворожившая Мишу, — Вера об этом знала. После стольких лет терпеливого ожидания она, Вера, наконец получила то, что хотела, — Мишу Левина. Ей хотелось кричать о своем счастье на весь мир. Пусть все узнают о том, что Михаил Левин любит ее, Веру Буним, и они скоро станут мужем и женой. Наконец-то чудо свершилось. Теперь ей ничто не страшно. Ведь он будет рядом.
Вера вошла в свою квартиру. Бросила ключи в серебряную вазочку на комоде в холле, скинула с плеча сумку. Блаженно вздохнула. Наконец-то дома.
Она очень устала. Через неделю свадьба. Они с матерью занимались предсвадебными делами. И кроме того, все это время она продолжала работать, и дел все не убавлялось.
Квартира сегодня выглядит непривычно пустой без Миши. Последнее время он приходил каждый вечер. Однако сегодня она почувствовала облегчение от того, что его нет. Сегодня он занят… чем? Ах да, сегодня он встречается с Манни и Сашей. Поздний деловой обед. Значит, он останется у себя в квартире, на другом конце города.
Если бы он пришел, их вечер сейчас только начинался бы. Они бы что-нибудь приготовили вместе, потом ели, разговаривали, строили планы. И конечно, занимались бы любовью. Полночи провели бы без сна. Вместе. Магическое слово…
Сегодня она воспользовалась отсутствием Миши, задержалась подольше на работе, приводя в порядок дела, и пообедала сандвичем с тунцом. А сейчас мечтала только о том, чтобы забраться под одеяло.
Вера прошла прямо в спальню, разделась. Улыбаясь, накинула на себя старую майку. Мишину. В ней она больше всего любила спать. Прошла в ванную, на ходу развязывая шелковый шарф от Шанель, стягивавший волосы. Быстро почистила зубы, умылась и направилась обратно в спальню. Вытянулась на постели, с наслаждением ощущая чистейшее постельное белье. То, что доктор прописал. Именно то, что сейчас необходимо ее усталому телу.
В этот момент зазвонил телефон. Она протянула руку, сняла трубку. Несколько секунд на другом конце слышалось только тяжелое дыхание, от которого у нее мороз прошел по коже.
— Алло! Кто это?
Молчание. И снова тяжелое дыхание, ритмичное, угрожающее. Дрожь прошла у нее по телу. «Не глупи, — сказала она себе, — это просто какой-то ненормальный». Она уже собиралась положить трубку, как вдруг услышала протяжный мужской голос:
— Ве-е-е-ра-а-а…
Низкий глухой голос, несомненно, принадлежал англичанину. Саймон Хэмптон! Господи! Что происходит? Почему он звонит через столько времени? Звонок Саймона может означать только одно — большие неприятности. Она сделала над собой усилие, пытаясь унять бешеный стук сердца и нарастающий страх.
— Саймон…
Сама почувствовала дрожь в голосе, которую так и не смогла скрыть. О, как она сейчас себя за это презирала!
— Ты, значит, опять встречаешься с этим музыкантишкой? В голосе его звучала издевка.
О Господи, он… он следил за ней! Эта мысль подействовала на нее как удар. Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. Нет, этого не может быть! Это не может происходить с ней. Судорога пронзила тело, она едва не выронила трубку.
— Тебе не следовало с ним встречаться, Вера, — заговорил он каким-то странным речитативом, словно увещевая непослушного ребенка. — Это грозит ему большой опасностью.
— Ты не посмеешь! — Вера почувствовала, как страх вытесняется гневом. — Я сообщу в полицию. Я расскажу, что именно ты…
— Заткнись! Я доберусь до твоего драгоценного музыкантишки раньше, чем подоспеет полиция. Я сейчас на углу у его дома.
— Врешь, подонок!
— Вера, Вера! Что за выражения! — Он издевался над ней. Однако в следующую секунду в голосе его появились угрожающие нотки. — Твой пианистишка сейчас внизу, в баре, вместе со своим толстяком-менеджером. Я их отсюда вижу, Вера.
Вера подавила всхлип. Неужели это возможно? Неужели он действительно видит Мишу? Или просто блефует? Что же делать? Голова шла кругом. Тысячи различных вариантов проносились в мозгу, однако она чувствовала, что не может ясно мыслить.
— Давай встретимся, — произнес он.
— Встретиться?! С тобой?!
— Ну да. В Виллидж. Как в старые добрые времена. Только ты и я. Вдвоем. Выпьем, походим, поговорим.
Сама мысль о встрече с ним привела ее в ужас. Он действительно сумасшедший! Он может попытаться что-нибудь с ней сделать в отместку за Мишу.
Господи! А что, если он уже знает, что они собираются пожениться? Ее охватил такой страх, какого она никогда в жизни не испытывала. Внутри все сжалось в тугой комок. Что же делать?
Однако она уже это знала. Сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Хорошо, Саймон. Где ты хочешь встретиться?
— Тут есть небольшое кафе, на Уэст-стрит, на пересечении с Кристофер-стрит, чуть к северу, на боковой улочке. Ты его увидишь.
— Хорошо, я приеду. Только мне нужно время, чтобы одеться и поймать такси.
— Чао.
Саймон повесил трубку.
Несколько минут Вера сидела словно окаменев. Потом соскочила с кровати и начала действовать. Пошла в гардеробную, достала старые джинсы, черную майку, черные кроссовки. Быстро надела все это. Нашла старую бейсбольную кепку, надвинула на самый лоб, высоко подобрав волосы. Порылась в ящиках среди аккуратно уложенного белья, нашла подарок отца, который он сделал ей несколько лет назад. Положила в сумку вместе с кошельком, повесила ее через плечо, схватила ключи и выбежала на улицу ловить такси.
Она потягивала охлажденное шабли, внимательно наблюдая за Саймоном. Тот уже влил в себя порядочное количество виски, и его явно развезло. В кафе почти никого не было. В среду вечером боковые улочки обычно безлюдны, если не считать редких случайных прохожих. И бесконечный поток транспорта на Уэст-стрит тоже начал спадать.
Вначале, увидев Саймона со спутанными грязными длинными волосами, сидящего в небрежной позе, она держалась с ним очень настороженно. Голубые глаза его сверкали. Как ни странно, до сих пор они не коснулись в разговоре ни его телефонного звонка, ни Миши. Саймон, похоже, этого не хотел. Вера же боялась каким-нибудь случайным словом вызвать его ярость. Он, казалось, доволен уже тем, что видит ее здесь. Вел себя так, словно ничего необычного не произошло. Говорил о своей последней выставке в Лондоне, о том, над чем сейчас работает.
Может быть, этим все и закончится… Может быть, в конце концов удастся просто встать и уйти. Она помчится прямо к Мише, они сообщат в полицию. Может быть, ей не придется… Но как узнать, что у него на уме, что он собирается предпринять дальше?
— Ты все еще настаиваешь на прогулке?
— Ну да. — Он улыбнулся. — Ты готова?
— Как скажешь.
Она изо всех сил старалась не показывать своего нервного напряжения.
Саймон попросил счет. Официант принес и тут же скрылся. Саймон отсчитал деньги, положил на стол. Встал, потянулся.
Господи, она уже забыла, какой он огромный, мускулистый! Как же она сможет совершить то, что задумала… если до этого дойдет?..
Она быстро поднялась на ноги, подошла к нему. Он обнял ее сильной рукой за плечи.
— Пойдем прогуляемся на пирс.
Он указал в сторону реки. Вера попыталась улыбнуться.
— Как хочешь.
Он крепко прижал ее к себе. Он пошли вверх по шоссе до берега реки, свернули на дорогу, огороженную цепочной оградой.
— Смотри, — Саймон указал на разрыв в ограде, — можем перелезть здесь и пройти до самого конца пирса.
— А это не опасно?
— Нет, я видел, люди так делали.
Он помог ей пролезть в дырку. Они пошли по пирсу в темноту Гудзона. На краю остановились, глядя на далекие огни Нью-Джерси.
— Как странно и красиво… — проговорила Вера.
— Да.
Небо заволокло облаками. Звезд не видно. И никого вокруг, лишь мощные порывы ветра да отдаленный гул транспорта.
Вера вздрогнула. Саймон привлек ее к себе. Погладил по плечу. Однако ее била дрожь не от холодного ветра. Нет. От сознания того, что ей, возможно, придется совершить. И лучшего места для этого не найти.
Саймон повернулся к ней. Глаза его блеснули в темноте.
— Ты собираешься за него замуж? Это правда?
Он больно сжал ей плечо.
Второй раз за сегодняшний вечер Вера почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Как ему ответить? Он сжимал ее плечо снова железными тисками. Господи, он убьет ее! Она совершенно беспомощна, она здесь как в ловушке.
— Я… я же согласилась встретиться с тобой, Саймон. Ты ведь этого хотел?
— Ты мне не ответила. — В глазах его появилось какое-то странное торжество. — Но это и не обязательно. Я знаю. В Лондоне все об этом знают.
— Мне больно! Отпусти меня, Саймон.
Он медленно покачал головой, глядя ей в глаза:
— Вряд ли. Если я не могу тобой обладать, то и никто не сможет.
Вера попыталась вырваться. Невозможно… Неожиданно он засмеялся.
— Ты будешь прекрасно смотреться, когда всплывешь.
Ее обдало горячей волной гнева, смешанного со страхом. Она начала яростно вырываться, попыталась ударить его ногой. Он снова засмеялся. Ослабил хватку, подтолкнул ее к краю. Вот он, ее шанс! Она резко повернулась и что было силы ударила его коленом в пах. Он задохнулся от боли. Выпустил ее, согнулся. Одна нога соскользнула с парапета. Глядя невидящими от боли глазами, он хватался руками за воздух, но через несколько мгновений свалился вниз, словно сломанная игрушка. Раздался тяжелый всплеск. Вере показалось, будто она ощутила тяжесть его тела там, внизу. Она смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами. Долгое время не могла двинуться с места, слыша собственное прерывистое дыхание. Потом осторожно опустила глаза вниз. Темная вода плескалась о столбы пирса. И больше ничего.
О Господи! О Господи!
Ее начало рвать. Сандвич с тунцом вышел наружу. Слезы хлынули из глаз. Однако она продолжала напряженно всматриваться в черную воду, ища там Саймона. Вода по-прежнему спокойно плескалась о столбы пирса…
Наконец Вера поднялась на ноги, попятилась от края. Судороги сотрясали тело. Она едва не захлебнулась собственной слюной. «Возьми себя в руки! — приказала она себе. — Все кончено. Теперь надо выбраться отсюда». Она утерла рукой глаза, потом рот. Вытерла руку о джинсы. Сделала глубокий вдох, повернулась и пошла обратно по пирсу, стараясь не сорваться на бег. Дошла до цепочной ограды, нашла дырку, пролезла, дошла до шоссе, поймала такси. Оказавшись наконец в своей безопасной квартире, вынула из сумки револьвер, положила обратно в ящик. Слава Богу, что не пришлось им воспользоваться!
Ее опять начала бить дрожь, из глаз снова полились слезы. Но ведь она собиралась им воспользоваться, она готова была пойти на убийство, чтобы защитить Мишу. Из груди вырвались тяжелые рыдания. Что же она за человек?! Что за чудовище такое?!
Глава 29
Свадьбу праздновали в синагоге на Пятой авеню. Все присутствовавшие сошлись во мнении, что это самое грандиозное и экстравагантное событие даже в кругу наиболее богатых и влиятельных людей, выдающихся музыкантов и прочих представителей мира искусства, получивших американское гражданство.
Да, здесь сегодня собрались все, думала Вера. Весь цвет американского общества. По меньшей мере два члена президентского кабинета, два сенатора, губернатор, мэр, финансисты со всех концов света, несколько титулованных особ из Европы, представители королевских фамилий из Нью-Йорка и, конечно, известнейшие дирижеры, композиторы, музыканты, художники и артисты.
Соня и Дмитрий наблюдали свадебную церемонию со слезами на глазах. Наконец-то их сын образумился. Даже Иван и Татьяна Буним, никогда не одобрявшие романтического увлечения дочери Мишей Левиным, дали свое благословение на брак.
Они часто обсуждали между собой нежелание Веры знакомиться с подходящими, на их взгляд, молодыми людьми, которые ею интересовались. Разумеется, они знали причину. Знали они и то, какой упрямой и непреклонной может быть их дочь. Лелея надежду породниться с какой-нибудь из легендарных и богатейших еврейских семей, они тем не менее понимали, что Михаил Левин — желанная партия для любой девушки.
Красота Веры, появившейся в освещенной множеством свечей синагоге, заставила присутствовавших замереть от восхищения. Платье от Кэтрин Уолкер, знаменитого лондонского модельера, автора многих туалетов принцессы Уэльской, поражало сложным узором из венецианского жемчуга по всему корсажу. Сзади на пол спадал длинный шелковый шлейф. Вуаль тончайшего шелка поддерживала на голове диадема из бриллиантов, изумрудов и рубинов. Эту же диадему надевала ее мать в день своей свадьбы. Бриллиантовые сережки и ожерелье — подарок Миши — искрились в пламени свечей. В руке невеста держала небольшой букет роз.
Рядом с Верой в роскошном платье из бледно-розового шифона шла ее подружка — друг детства Присцилла Кавано, которая когда-то пускала их с Мишей в свою квартиру на верхнем этаже заниматься любовью.
Миша проследовал в сопровождении отца. Оба изумительно смотрелись во фраках и белых галстуках, так же как и Иван Буним.
После традиционной брачной церемонии в синагоге состоялся прием в квартире Бунимов на Пятой авеню. Специально для этой цели из Парижа вызвали Жака Рэйвенала, известного во всем мире специалиста по организации приемов и торжественных вечеров. Если брачная церемония показалась гостям неповторимо прекрасной, то прием в апартаментах Бунимов не мог сравниться ни с чем. На одни только цветы, прибывшие, как и гости, со всех концов света, ушли тысячи и тысячи долларов. У входа в переднюю галерею играл струнный квартет, а позже, когда начались танцы, в главном бальном зале, оформленном в венецианском стиле, грянул большой оркестр. Обед подавали в бальном зале, на столах под венецианскими скатертями, украшенными массивным канделябром в центре и огромными букетами пионов.