В вестибюле ожил «уоки-токи». Начальник полиции расцвел, как майская роза, и подмигнул фэбээровцу.
      – Это и есть твой человек?
      – Он самый. Внимание!
      Участники группы захвата вскочили на ноги.
      – Слушать меня! – И он кратко передал сообщение Чарли. – Вопросы?
      Таковых не последовало.
      – Тогда вперед!
      Тяжело топая сапогами, все бросились вверх по лестнице в сторону вентиляционного люка.
 
      Время на складе тянулось мучительно медленно. Ожидание вызволения сделалось для присутствующих самым долгим и самым трудным в их жизни.
      В зале же продолжался смертельный аукцион. Намечавшийся было бунт был подавлен, и лоты со второго по одиннадцатый прошли по замыслу бандитов. Сильные мира сего и богачи, охваченные страхом, в состоянии полной беспомощности, названивали по телефонам, организуя выкуп.
      Никто не захотел разделить участь Милдред Дэвис.
      Объявили лот номер двенадцать.
      На складе время уже не тянулось, оно, казалось, остановилось совсем.
 
      Кензи с Чарли нашли местечко за сложенными в штабели картинами и уселись на пол.
      – Слушай, с каких это пор ты заделался таким героем? – восхищенно спросила Кензи. – Ведь так не долго и с жизнью проститься!
      – Не так громко, – прошептал Чарли, поднимая пистолет. Коп – всегда коп, и он, перед тем как уединиться с Кензи, бегло осмотрел помещение. – А то глядишь, кто-нибудь из этих негодяев решит сунуть сюда нос.
      – По-моему, я задала вопрос, – заметила Кензи.
      – Если хочешь знать, то у меня в этом деле, помимо всего прочего, и личный интерес, – сказал Чарли.
      – Да ну? – Кензи с любопытством приподняла брови. – И что же это за интерес?
      – А ты как думаешь, бессердечная, безнравственная двоемужица?
      – Вот это да, Чарлз Габриэль Ферраро! – хрипло проговорила Кензи, не отводя от него влюбленных глаз. – Насколько я понимаю, это у тебя такая манера объясняться в любви?
      – Вполне вероятно. – Чарли по-прежнему сжимал пистолет в руке, направив дуло на потолок.
      – А ведь подумать только, как я тебя мучила все это время! И все из-за характера – никак не могла решиться.
      – То есть сейчас наконец решилась? – сощурился Чарли.
      – Похоже на то.
      – И каков же приговор?
      Кензи твердо выдержала его взгляд.
      – Для начала надо выбраться из этой передряги живыми.
      – Это у тебя такая манера говорить «да»?
      – Вполне вероятно.
      – Все еще боишься сказать последнее слово? – раздраженно буркнул он. – Так, что ли?
      – Не боюсь, – покачала головой Кензи. – Ты мой главный герой.
      – Это еще как прикажешь понимать?
      – Ты что, в кино ни разу не был? В конце герою всегда достается награда.
      – Какое же терпение требуется, чтобы ее получить, – усмехнулся Чарли.
 
      Интуиция подсказывала Дине, что запасы везения истощились – следует поторопиться.
      – Ручки у вас, наверное, найдутся, джентльмены, – обратилась она к адвокатам, – а вот с бумагой плохо. Но ведь для того, чтобы свидетельство имело юридическую силу, его не обязательно фиксировать на бумаге?
      – Если документ составлен и заверен должным образом, – подтвердил специалист по разводам, – писать можно на чем угодно.
      – Отлично!
      Дина огляделась и, заметив поблизости небольшую картину в позолоченной раме, без колебаний сняла ее с подставки и перевернула вниз лицом.
      – Вот вам и бумага, – весело проворковала она. – Действуйте.
      Все трое переглянулись и пожали плечами.
      – А почему бы и нет? – сказал защитник мафии и строго посмотрел на Дину. – Только надо, чтобы его высочество купил эту картину. Достанься она кому другому, хлопот не оберешься.
      – Купит, купит, дорогой, не сомневайтесь, – заверила его Дина. – Это уж моя забота.
      Сгрудившись вокруг полотна, адвокаты принялись составлять текст документа.
 
      Плотно закутав новорожденного в чей-то пиджак и прижав его к груди, Зандра положила голову мужу на колени.
      – Ну вот, любимая, – прошептал он. – Ведь говорил же я тебе, все будет хорошо.
      Она озабоченно посмотрела на него.
      – Да, но ему надо в больницу! Иначе он не выживет!
      – Ты же слышала Кензи: нас вот-вот выручат. Еще минуту тер...
      Его прервал звонок мобильного телефона.
      – Да?
      – Ваше высочество? Это доктор Рантцау.
      Карл Хайнц внутренне сжался.
      – Да, доктор?
      – Примите мои самые искренние соболезнования, – сказал директор клиники. – Его высочество князь Леопольд несколько минут назад скончался.
      Карл Хайнц уронил руку и бессильно закрыл глаза. Вряд ли это можно назвать неожиданностью, и все равно тяжело.
      «Да и можно ли быть готовым, – подумал он, – к смерти близких?»
      – Что там, милый? – раздался голос Зандры.
      – Отец, – с трудом выговорил Карл Хайнц. – Он умер.
      – О нет, нет! – Зандра порывисто прижалась к нему. – Даже и не знаю, что сказать...
      Карл Хайнц молча вздохнул.
      «Бог дал, Бог взял, – мелькнуло у него в голове. – До чего верно сказано, лучше не придумаешь».
      – Вот странно, – медленно проговорил он, – наш сын родился буквально за минуту до смерти отца. И впрямь, горе с радостью шагают об руку.
      Дина отняла у него трубку и отошла немного в сторону.
      – Да-да, не вешайте трубку. Кто у телефона? Ясно. Принц не может сейчас говорить, доктор Рантцау. У меня просьба: назовите, пожалуйста, точное время кончины его отца.
      – Он умер в два часа тринадцать минут по среднеевропейскому времени.
      У Дины упало сердце. Младенец родился в восемь семнадцать по местному.
      – Это точно? – спросила она.
      – Абсолютно точно. Факт его кончины засвидетельствовали два адвоката, неотлучно находившиеся в палате.
      – Понятно, – упавшим голосом сказала Дина. – Нет-нет, это все. Благодарю вас, доктор. Его высочество свяжется с вами.
      Она дала отбой, испытывая сильнейшее искушение швырнуть телефон в стену.
      – Четыре минуты! – с трудом выговорила Дина. – Младенец родился на четыре минуты позже, чем нужно!
      Мафиози, трудолюбиво царапавший что-то на обороте холста, отложил ручку и повернулся к ней.
      – Что вы сказали?
      Дина поспешно объяснила ему, что к чему.
      – Сами видите, джентльмены, – горько закончила она, – он умер до, а не после. Всего четырех минут не хватило. Но это значит, что наследства Хайнцу не видать.
      Мафиози задумчиво сдвинул брови.
      – Погодите, еще не все потеряно. Давайте-ка наберем номер точного времени.
      – Да что это изменит?
      – И все же. Попробуйте.
      Дина пожала плечами и набрала семь цифр.
      – Восемь двадцать три.
      – Позвольте. – Специалист по разводам потянулся к трубке.
      Двое других склонились к нему. Механический голос подтвердил: восемь двадцать три. Все трое одновременно посмотрели на часы и заулыбались.
      – Так я и думал, – сказал мафиози.
      – Что вы думали? – удивленно спросила Дина.
      – А ну-ка посмотрите на свои и скажите нам, который час? – предложил бракоразводник.
      Дина повиновалась.
      – Восемь тридцать три. Ну и что?
      И только тут до нее дошло – даже рот открылся.
      – Тридцать три! Ну конечно же, – она хлопнула себя по лбу, – и как это я могла забыть? Всегда ставлю часы на десять минут вперед!
      – Должен признать, – улыбнулся мафиози, – что поначалу вы нас несколько смутили. Наши часы показывали одно и то же время, но поскольку вы твердо нас заверили, что ваши никогда не бегут и не отстают...
      – Вы решили, что отстают ваши, – закончила Дина. – Ну, чего ждем? Заканчивайте свою работу. И ради всего святого, поставьте стрелки на правильные часы и минуты!
      Адвокаты дважды обращались к ней, чтобы уточнить полное имя отца и матери.
      ...Его высочество принц Карл Хайнц Фернандо де Карлос Жан Иоаким Алехандро Игнацио Иеронимус Юстас фон унд цу Энгельвейзен...
      ...Ее высочество принцесса Анна Зандра Элизабет Терезия Шарлотта фон унд цу Энгельвейзен...
      Пять минут спустя все было закончено. Дина быстро пробежала текст, повторяя написанное вслух:
      – «Сего одиннадцатого дня месяца ноября года... от Рождества Христова... и так далее... мы, нижеподписавшиеся, такие-то, такие-то... свидетельствуем, что в восемь часов семь минут настоящего дня...»
      Дина удовлетворенно улыбнулась. К такому документу никто не придерется.
      Она торжественно передала его Зандре и Карлу Хайнцу.
      – Вот, дорогие мои! – радостно воскликнула она. – Свидетельство о рождении.
      – Фантастика! – с трудом выговорила Зандра. – Слушай, но оно же написано на оборотной стороне холста. В суде его признают?
      – Естественно. Все, что от вас требуется, так это купить картину. Я прослежу, чтобы ее сняли с торгов и продали вам.
      – Спасибо, – сказал Карл Хайнц. – А теперь, может, все-таки перевернем и посмотрим, что там с лицевой стороны?
      – А разве это имеет какое-нибудь значение? – осведомилась Дина.
      Зандра внимательно всмотрелась в портрет.
      – Слушай, неужели нельзя было найти чего-нибудь... э-э... подешевле?
      – Да меня привлекли размеры, писать удобно, – пояснила Дина.
      – Размеры! Ты что, не видишь, это же Рембрандт!
      – В самом деле? Ну что ж, в таком случае будем считать, что ты купила Рембрандта.
      Зандра и Карл Хайнц от души расхохотались. Дина тоже было захихикала, но вдруг уловила наверху какое-то движение.
      Она подняла голову, и сердце у нее замерло. В вентиляционном люке кто-то появился – судя по виду, полицейский. С ловкостью акробата он спрыгнул на пол и вскинул пистолет.
      За ним последовали еще четверо, без обычных бронежилетов, которые явно не позволили бы им пролезть в люк.
      Старший протянул руку в сторону двери. Двое кивнули и, используя стоящие на полу картины как прикрытие, двинулись в дальний угол и прижались к стене, держа оружие на изготовку. Еще двое заняли позицию у противоположной двери.
      Настоящие профессионалы, подумала Дина. Странно, но страх куда-то исчез. Теперь она была уверена, что всем им удастся выбраться отсюда целыми и невредимыми. Только одно ее беспокоило: кажется, она должна им что-то сказать, а что – забыла.
      Внезапно все пятеро, угрожающе размахивая пистолетами, распахнули двери и бросились на сцену.
      В «Джонса» впилось не менее десятка пуль, и он кулем рухнул на пол. Один из колумбийцев и ливанец вскинули пистолеты, но слишком поздно. Получив свою порцию свинца, они последовали за главарем. Не успели люди, сидевшие в зале, нырнуть под кресла, как потолок ощетинился дулами пистолетов и из вентиляционных люков хлынул свинцовый дождь.
      Через двадцать секунд все было кончено. В зале воцарилась гробовая тишина. Оставшиеся террористы были либо убиты, либо тяжело ранены.
      Опасность миновала.
      – Леди и джентльмены, – обратился к присутствующим старший через миниатюрный микрофон. – Ситуация под контролем. Прошу вас оставаться на своих местах, пока мы не разминируем двери. Повторяю, прошу до моего сигнала не двигаться!
      Атмосфера в зале явно изменилась. Теперь он напоминал салон самолета, только что совершившего вынужденную посадку, когда пассажиры, пережив страшные минуты, могут спокойно вздохнуть. Все кончилось благополучно. Они уцелели.
      Шестеро полицейских, по двое, бросились к дверям и начали осторожно отсоединять провода.
      Кензи и Дина поднялись на возвышение, едва не задев трупы Милдред Дэвис и «мистера Джонса».
      – Просто не верится, дорогая, – заговорила Дина. – Всего одна жертва – бедная миссис Дэвис. А этим ублюдкам поделом.
      Но Кензи ее не слушала. На сцену вспрыгнул Ханнес и заключил ее в объятия.
      – Какое счастье, дорогая, что с тобой ничего не случилось!
      Кензи не отрываясь смотрела на него. Какой чудесный, какой замечательный человек. Она любит его. Любит – но не влюблена, теперь это совершенно ясно. Отныне она душой и телом принадлежит Чарли – до скончания века. И она видела, что Ханнес каким-то образом прочитал это в ее глазах.
      – Ты вся дрожишь. – Он снял пиджак и накинул ей на плечи.
      – Действительно, прохладно, – кивнула она. – Наверное, тепло отключили, чтобы наши спасители не зажарились в люках. Неплохо бы согреться.
      – Пойду скажу старшему. – Ханнес положил ей руки на плечи и заглянул прямо в глаза. – Больше ничего не нужно?
      – Нет-нет, – улыбнулась Кензи, – все в порядке.
      Он целомудренно поцеловал ее в лоб.
      – Потом поговорим, ладно?
      – Конечно. – Кензи посмотрела ему вслед. «А о чем говорить? – подумала она. – Выбор сделан. Ханнесом я на какое-то время увлеклась, но теперь это прошло. Я люблю Чарли».
      Поплотнее укутавшись в пиджак Ханнеса, Кензи огляделась и заметила Арнольда. Он сидел, похоже, слабо понимая, что происходит вокруг. Аннализа как будто приходила в себя. Она оттолкнула стул и поднялась на ноги. Оба каким-то чудесным образом не пострадали в этой жуткой передряге.
      И тут Кензи увидела Споттса. Поднявшись со своего места в зале, он направлялся к стойке.
      Сердце у нее подпрыгнуло от радости. Слава Богу, он цел! И как только его больное сердце выдержало? Споттс поднялся на сцену.
      – О, Дитрих! – бросилась к нему Кензи. – А я так боялась за вас!
      – Да я же в рубашке родился, – улыбнулся он.
      И приставил пистолет к ее лбу.
      А Аннализа сунула свой под подбородок Дине.
      – Ну вот, дорогая, – сказал Споттс, – еще не конец.

      Первый из снайперов, пробравшихся через вентиляционную трубу, вернулся на склад.
      – «Скорую», живо! – говорил кому-то по «уоки-токи» Чарли. – У нас здесь роженица и ребенок. Мы в складском помещении, за подиумом. Главное – ребенок. Ясно?
      – Ясно.
      – Отбой.
      Зандра, все еще не поднимая головы с колен Карла Хайнца, слабо улыбнулась Чарли.
      – Какой же вы молодец!
      – Так ведь речь идет о крестнике Кензи. Отныне пусть кто-нибудь только попробует его обидеть – будет иметь дело со мной.
      Внезапно что-то его насторожило. Он склонил голову набок и нахмурился.
      – Какого дьявола... – Чарли потянулся к пистолету.
      – А что такое? – спросил Карл Хайнц.
      – Слышите?
      Карл Хайнц послушно прислушался и покачал головой:
      – Ничего не слышу.
      – Вот именно. В зале стало подозрительно тихо.
      Чарли сделал знак снайперу и осторожно двинулся к двери. Прижавшись к стене, он слегка просунул голову и, мгновенно отступив, осел на пол. Во рту у него пересохло, к горлу подступила тошнота. Он едва удерживался от того, чтобы не закричать.
      Вот гнусность! Ведь этот старикан когда-то работал с Кензи. А сучка, что грозит пистолетом Дине, ее нынешняя сослуживица.
      Ну и что теперь прикажете делать?
      «А то, что и делают в таких ситуациях люди твоей профессии!» – беззвучно прикрикнул на себя Чарли.
      Он знаком велел снайперу посмотреть на происходящее через противоположную дверь. Тот лег на пол, осторожно выглянул в проем и тут же отдернул голову.
      Они с Чарли обменялись понимающими взглядами.
      Чарли поднял свой полуавтоматический пистолет и ткнул в себя пальцем.
      Это означало: «Мужчина мой».
      Снайпер кивнул.
      Каждый занял свою позицию, при этом их движения зеркально отражали друг друга. Оба были готовы открыть огонь, надо только дождаться нужного момента, потому что в запасе у каждого всего по выстрелу.
      «Промахнуться не имеем права, – угрюмо подумал Чарли. – Жизнь Дины в руках у этого малого. А жизнь Кензи в моих».
 
      Тем временем в зале происходило следующее. Дина стояла, не смея пошевелиться, лишь ее глаза беспомощно блуждали. Дуло револьвера больно упиралось ей в шею под подбородком, заставляя держать голову неестественно вздернутой. В этот момент она внезапно вспомнила, что хотела сказать командиру группы захвата.
      В зале был девятый, он-то и отдавал по пейджеру приказы «мистеру Джонсу».
      Но и это, увы, не все, горько подумала Дина. Совсем не все.
      Был не только девятый.
      Был и десятый, вернее, десятая.
 
      Кензи тоже стояла неподвижно, и ее взгляд тоже метался в отчаянной надежде найти кого-нибудь – кого угодно! – кто бы пришел на помощь. Все, что она хотела сказать Споттсу, уже было сказано, но эффекта никакого не возымело. Да и вообще, кажется, ему на нее, Кензи, совершенно наплевать. Он не отрывается от «Инфанты» Велаcкеса, и в его глазах горит неприкрытая алчность.
      – Господи, дорогая, да я же всю жизнь мучился, – говорил Споттс. – Можете себе представить, я должен был ублажать богатых, и это в их дома уходили картины, которые я любил, которыми я восторгался и которыми именно я должен был обладать. Нет, вам трудно понять, что я чувствовал, вы для этого слишком молоды и слишком идеалистически настроены. Но погодите, пройдет несколько десятков лет, и вам все станет ясно. Вы тоже возненавидите этих стервятников-нуворишей, которые не могут отличить Рембрандта от Рубенса!
      Кензи даже уши заткнула, чтобы не слышать этой пламенной исповеди.
      «Этого просто не может быть, – уговаривала она себя, – мне это только снится. Сейчас ущипну себя, и кошмар рассеется».
      Действительно, кошмар, ведь перед ней сейчас был совсем не тот славный, добрый А. Дитрих Споттс, с которым она некогда работала, – галантный джентльмен старой закваски.
      Этот А. Дитрих Споттс – совсем другой человек, у него блуждают глаза, трясутся руки, срывается голос. И явно он спланировал всю эту варварскую операцию.
      – Вы хорошо сыграли свою роль, Кензи, – продолжал Споттс. – Если бы вы не приняли на работу Аннализу, нам бы ни за что не пронести сюда оружие незамеченным.
      – Нет! – вскрикнула Кензи. – Вот этого на меня вешать не надо!
      – Бросайте оружие на пол, и отпустите женщин. Все кончено. Вы окружены, – послышалась резкая команда старшего группы захвата.
      – Ну уж нет, – презрительно поморщился Споттс. – Ничего не кончено! Даже и не мечтайте.
      Чарли и снайпер осторожно выглянули из своего укрытия и тут же отступили назад.
      «Вот черт, – выругался про себя Чарли, – ну что им стоит хоть на шаг отойти в сторону. Тогда можно было бы стрелять».
      Споттс повысил свой тонкий старческий голосок:
      – Вот наши условия. Мы уносим десять картин по своему выбору. Далее, нам нужны двадцать миллионов долларов наличными и самолет. В вашем распоряжении ровно час, иначе...
      – Вы сумасшедший! – воскликнула Кензи. – Да вам же ни за что не уйти отсюда!
      – Мне – пожалуй. А вот нам вместе – почему бы и нет, дорогая? – прокаркал он, брызжа слюной и чуть ли не вплотную прижимаясь к ее лицу.
      Кензи инстинктивно отпрянула назад и чуть в сторону.
      Чарли и снайпер мгновенно переглянулись.
      Пора! Раздались два слившихся в один выстрела.
      Пули попали Споттсу и Аннализе прямо в лоб. Смерть наступила мгновенно. Пистолеты с грохотом упали на пол, мозг разлетелся по всей сцене.
      – Чарли! – закричала Кензи. – Ча-арли!
      Но он уже бежал к ней.
      – Все хорошо, малышка! – Он обхватил ее за плечи, крутанул в воздухе и бережно опустил на пол. – Я люблю тебя! Даже сам не понимал, как люблю, пока чуть было не потерял. – Чарли порывисто поцеловал Кензи и изо всех сил прижал к своей мускулистой груди.
      Внезапно распахнулись все три двери, и в зале появились каталки «скорой помощи». Одна немедленно проследовала в сторону склада.
      – Леди и джентльмены, – объявил командир группы захвата, – теперь можно выходить. Только прошу не торопиться...
      Но куда там – в дверях немедленно возникла жуткая давка.
      И лишь Чарли, Дина и Кензи остались на месте.
      Дина, у которой подкашивались ноги, присела на край сцены.
      К ней пробился Роберт.
      – Все в порядке? – В его голосе звучало неподдельное и столь для него несвойственное участие.
      – К-как будто, милый. Но все же неплохо бы проглотить таблетку. Поищи у меня в сумочке.
      Роберт тяжело затопал назад.
      – Ну? – повернулся Чарли к Кензи. – Так как там насчет награды для героя?
      Кензи устало вздохнула:
      – Ну сколько можно повторять? Награда находит героя всегда. Неужели сегодняшний день тебя ничему не научил?
      – Например?
      – Например, тому, что только счастливый конец имеет значение.
      Она стянула с плеч пиджак Ханнеса, и оттуда вывалился какой-то пластмассовый предмет со множеством кнопок. В тот же миг ожил пейджер, прикрепленный к поясу «Джонса».
      – Что за... – Дина вскочила на ноги и в страхе огляделась.
      Кензи медленно нагнулась и надавила на кнопку. Пейджер снова запиликал.
      – О Господи, – негромко воскликнула она, – да ведь это же пиджак Ханнеса! Он одолжил его мне.
      – Я должен его найти! – двинулся к двери Чарли.
      Кензи удержала его.
      – Думаю, тебе не стоит торопиться.
      – Почему?
      – Потому что у меня есть сильное подозрение, что тебе его не найти. На что хочешь спорю, что он нарочно сунул эту штуковину в карман.
      – Да, но зачем...
      – Затем, чтобы... Словом, чтобы не высовываться, уйти без объяснений. Вроде как оставил визитную карточку.
      – Все равно я должен доложить начальству.
      – Ладно, должен так должен. Только сначала поцелуй меня крепко. – Она закинула ему руки за шею.
      Они были слишком заняты друг другом, чтобы заметить, как через проход проехала каталка «скорой помощи» с Зандрой и младенцем. Карл Хайнц широко шагал рядом, а за ним поспешали Софья и Эрвин.
      – Нет... нет, этого просто не может быть! – визжала Софья. – Ты настоящий лжец! – Она пыталась ухватить брата за полу смокинга. – Это заговор! Меня пытаются обвести вокруг пальца!
      – Что это она? – удивленно посмотрел на Софью Роберт, передавая Дине сумочку.
      – А, это-то? – отмахнулась она. – Да так, всего лишь свидетельство, дорогой.
      – Свидетельство чего?
      Решив, по-видимому, что таблетки ей больше не нужны и их вполне может заменить пудреница, Дина весело сказала:
      – Того, что все хорошо и даже лучше!

      С самого утра день выдался сухой и холодный. По лазурному небу ползли клочья облаков. Воздух был прозрачен и свеж.
      Решительно шагая вниз по Мэдисон-авеню в сторону «Бергли», Кензи взглянула наверх. «Сколько облаков, – восторженно подумала она, – а я вижу только одно – мое облако!»
      Иными словами, она чувствовала себя на седьмом небе.
      Конечно, вчерашний кошмар был еще свеж в памяти. Более того, Кензи понимала, что он будет преследовать ее еще много дней, недель, месяцев. Возможно, и лет. Такие вещи быстро не забываются. И все же добрые вести перевешивали дурные.
      Перед уходом из дома Кензи позвонила в больницу. Оказалось, что Зандра и ребенок – ее крестник! – в полном порядке.
      А то, что жизнь сильнее смерти, даже если смотришь ей в лицо, подтвердила ночь, проведенная с Чарли. И это был первый шаг к исцелению.
      Второй – назначенная им встреча в мэрии в полдень. К алтарю они не идут, но факт остается фактом – она выходит замуж.
      – Встретимся в мэрии в час, – сказал на прощание Чарли. – Смотри не опаздывай.
      «Не опоздаю, – счастливо думала Кензи, – на это, парень, можешь не рассчитывать».
      И ей понравилось, как сказал Чарли:
      – Я собираюсь сделать из тебя честную женщину, малышка.
      Такая пошлость, так старомодно... и в то же время так похоже на Чарли!
      Она задумалась о его обещаниях.
      – Как насчет домика в пригороде? Сад весь в розах. Высокий белый забор. Ребятишки. Бег трусцой по утрам.
      Собственный смех все еще звенел в ее ушах.
      – Насчет домика за городом и высокого забора пока ничего не могу сказать, но розы, скажем, на балконе – совсем неплохо.
      Час дня. Мэрия.
      По пути Кензи беспрестанно перебирала в уме имена: «Миссис Маккензи Ферраро... Миссис Чарлз Ферраро... Чарлз и Кензи...»
      Добравшись до места, она немедленно прошла к себе в кабинет и плотно прикрыла дверь, чтобы никто не ворвался.
      На мгновение Кензи застыла на месте. На самой середине стола красовался гигантский букет цветов. От кого бы это, интересно?
      Рядом лежал небольшой конверт. Из него выскользнул тонкий листок бумаги. Кензи быстро пробежала его глазами.
 
      «До меня теперь ни за что не добраться, но ты, наверное, об этом и так догадалась.
      Встретиться нам больше не суждено, но то, что у нас с тобой было, мне не забыть.
      Ты сделала мою жизнь ярче.
      Пусть у вас с Чарли все будет хорошо. Довольно тебе метаться из стороны в сторону, лучше его тебе никого не найти. Просто закрой глаза и прыгай в воду.
      Да, если Чарли вдруг поинтересуется, откуда у него на спидометре появились лишние двести сорок миль, скажи, что несколько дней назад я одолжил его машину.