Окрестности Уилмингтона, штат Делавэр, 7 ноября
 
      «До времени „Ч“ осталось девяносто четыре часа восемнадцать минут».
      Искаженный электронными приспособлениями голос человека в глухой черной маске прозвучал зловеще и торжественно.
      Заброшенный склад на берегу грязного канала, как и окружающие его стены пустых домов – памятник ушедшему прошлому, – представлял собой идеальное место для подобного рода встречи. Уже четвертой с момента сходки на Лонг-Айленде.
      Здесь все видно, отсюда всегда можно быстро уйти.
      Как обычно, к моменту его прибытия все огни были потушены, мерцала лишь голая лампочка, отбрасывая на закопченные стены зловещие тени.
      Сквозь узкие прорези в маске он оглядел присутствующих. Теперь, когда с Килдером было покончено, осталось восемь мужчин и одна женщина.
      – Все готово?
      – Все. – Голос принадлежал бывшему израильскому боевику.
      – Оружие? Взрывчатка?
      – На месте, – подтвердил бывший моряк.
      – Пути отхода?
      – Обеспечены, – доложил француз-сорвиголова.
      – Одежда?
      – Мужчины во фраках, – раздался женский голос. – Этикетки отрезаны.
      – Приглашения?
      – Получены. Забраться в их компьютер было несложно, – сказал японец. – Все, что пришлось сделать, – включить в список вымышленные имена. Приглашения ждали в различных почтовых ящиках.
      – С расположением помещений все знакомы?
      – Все, – ответил ливиец. – Если понадобится, в темноте найдем дорогу.
      – Надеюсь, не понадобится.
      Человек в маске дышал шумно и тяжело, как герои в боевиках.
      – В последнюю минуту ничего не может возникнуть? Все предусмотрено?
      Братья-колумбийцы рассмеялись.
      – И запомните, никакой бессмысленной стрельбы. Лишних жертв мне не нужно. Берите, что необходимо, – и на выход! Ясно?
      – Разумеется, дружище, – ответил брат-близнец, что пониже ростом. – Как Божий день.
      Второй ухмыльнулся.
      – То-то же!
      Колумбиец поперхнулся.
      – Подготовка операции заняла целый год! И если кто позволит себе какие-нибудь фокусы – тот мертвец. Ясно?
      Все промолчали.
      – Вопросы?
      Таковых не последовало.
      – Не волнуйтесь, – успокоил немец. – Они даже не поймут, что случилось.
      – На это я и рассчитываю.
      Фигура в маске стремительно повернулась и, словно невесомая, растворилась в воздухе. Минуту спустя хлопнула дверь и заработал двигатель.
      Немец нажал на какую-то кнопку, и заработала видеокамера, снабженная инфракрасными линзами.
      Дождавшись, пока машина отъедет подальше, немец извлек кассету и включил видеомагнитофон.
      На экране появился хоть и неясный, но все-таки различимый нью-йоркский номер.
      Немец зафиксировал изображение.
      – Поймал?
      – Да.
      Японец уже бегал пальцами по клавиатуре компьютера. Не прошло и тридцати секунд, как он нашел файл транспортного департамента штата Нью-Йорк.
      – Сейчас наконец мы узнаем, кто же наш босс, – сказал он.
      Остальные столпились вокруг него, не сводя глаз с мерцающего экрана.
      И вот на нем высветилось сообщение:
 
      ФЕРРАРО ЧАРЛЬЗ Г.
      ДЖОУНЗ-СТРИТ, 7
      Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10014

       Нью-Йорк, 8–11 ноября
 
      Буря, продолжавшаяся не один месяц, утихла.
      За три дня до открытия аукциона штаб-квартира «Бергли» блестела, как рождественский пряник. Собрание Бекки Пятой, благополучно пропутешествовало, неизменно собирая толпы людей, по маршруту Токио – Гонконг – Лондон – Женева – Дубай и теперь вот прибыло в Нью-Йорк.
      Все было готово.
      Охрана утроена против обычного.
      На дверях установлены металлические детекторы, как в аэропортах.
      В коридорах и других местах скопления людей установлено пятьдесят дополнительных видеокамер.
      Всем служащим, начиная с Шелдона Д. Фейри и кончая обыкновенным швейцаром, выданы новые служебные удостоверения наподобие кредиток.
      У всех дверей, от подземного гаража до пожарного выхода, выставлена круглосуточная охрана. Посетителей впускают исключительно через главный вход.
      По ночам пространство перед зданием освещается специально установленными по этому случаю мощными осветительными приборами.
      Снаружи расхаживают патрули и постоянно курсируют полицейские машины.
      В целях безопасности ни на картинах, ни в каталоге даже не указана цена. Только примечание: о цене справляться у персонала.
      И все это можно понять.
      Никогда еще такое количество бесценных сокровищ не было собрано под одной крышей, в галереях, где поддерживается специальная температура воздуха.
      Веронезе, Беллини, Тициан, Рубенс, Делла Франческо... На выбор богатейшим из богатых, тем двум или трем тысячам, которые могут позволить себе выложить миллионы.
      Рафаэль, Леонардо, Ди Козимо, Караваджо, Пуссен... Сокровища для музеев с безразмерным бюджетом и еще для тех, кому ради этих шедевров придется продать менее значительные вещи.
      Рембрандт, Дюрер, Тинторетто, Понтормо, Буше... А это для инвестиционных компаний и пенсионных фондов, мафиози и главарей криминальных структур.
      Ван Дейк, Гейнсборо, Рейнольдс, Энгр, Тернер... Они украсят стены дворцов в Монако и Брунее, Эр-Рияде и Белгрейвии, Саттон-Плейс и Беверли-Хиллз.
      Доступ публики был открыт 4 ноября в десять утра. Несмотря на противный моросящий дождь, километровая – неслыханное дело – очередь выстроилась задолго до этого часа.
      В целях безопасности в здание впускали только группами по сто человек.
      Очередь все росла и росла.
      К полудню пришлось поставить полицейские кордоны, заблокировав несколько кварталов по Мэдисон-авеню.
      В пять пополудни прекратился доступ широкой публики. Теперь вход был открыт только для тех, у кого были приглашения или назначены встречи.
      За один лишь первый день по залам в благоговейном молчании прошли тысячи людей.
      На следующий день очередь желающих попасть в галерею увеличилась вдвое. Каталоги были быстро распроданы, так что пришлось срочно заказывать дополнительный тираж.
      Если верить газетам, «Метрополитен» в эти дни совершенно опустел – все рвались посмотреть сокровища Бекки Пятой.
      – Проклятие! – выругался про себя Роберт А. Голдсмит. – Надо было брать деньги за вход.
 
      – Дина! – раздраженно крикнул Роберт. – Помоги же мне повязать этот чертов галстук.
      Большое событие: магнат Уолл-стрит готовится к выходу!
      – Иду, милый, – откликнулась Дина, бросая последний взгляд в зеркало.
      На нее смотрела топ-модель, к чему она, собственно, и стремилась. Бледно-розовая помада, аметистовые тени под глазами, пушистые ресницы, легкие румяна на скулах.
      И совершенно сногсшибательный наряд от Унгаро – блуза из алого шелка с красными и черными бусинами. Бархатная юбка до пола. И в тон ей шелковый жакет с длинными рукавами.
      Плюс бриллианты величиной с четвертак и темные перчатки до локтя.
      Фантастика!
      Влетев в комнату Роберта, она обнаружила его сидящим на кровати с зажатой в зубах сигарой.
      – Ненавижу эти галстуки! – прорычал он. – Так и выбросил бы все к чертовой матери!
      – Ну, ну, милый, – проворковала Дина, беря дело в свои опытные руки. – Знал бы ты, как классно выглядишь при полном параде.
      – Да ну? – Он посмотрел на нее сквозь клубы голубого дыма.
      – А как же. – Она потрепала его по щеке. – Пора, милый. Надеюсь, ты не забыл, что перед началом аукциона подают шампанское? Каково будет, если ты не встретишь гостей?
      – Иду, – проворчал он, тяжело поднимаясь на ноги.
      Дина поправила ему немного съехавший на сторону галстук.
      – Знаешь, милый, я так волнуюсь.
      – Только не слишком увлекайся. Меньше всего мне хочется, чтобы ты поднимала ставки, как сумасшедшая.
      – Фи, милый! – Дина с упреком посмотрела на мужа. – Не хватало только, чтобы ты во время аукциона позволял себе такие слова. – Она помогла ему натянуть пиджак. – Ну вот, все в порядке. Вперед!
 
      – Ваше высочество!
      Карл Хайнц с Зандрой уже входили в лифт, когда их, протягивая принцу телефонную трубку, перехватил Йозеф.
      – Кто это?
      – Доктор Рантцау, ваше высочество.
      Директор клиники под Аугсбургом!
      Карл Хайнц почувствовал спазм в желудке.
      «О Господи, – взмолился он про себя, – только бы ничего плохого».
      Тем не менее ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
      – Спасибо, Йозеф. – Он протянул руку к трубке.
      Йозеф деликатно отступил в сторону.
      – Да, доктор, слушаю вас. – Карл Хайнц перешел на немецкий.
      – Это по поводу вашего отца, ваше высочество. – Судя по тону, ничего хорошего ожидать не приходилось.
      – Да?
      – Двадцать минут назад у него произошла остановка сердца.
      При этих словах у самого Карла Хайнца сердце замерло. Затем вновь заколотилось, да с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
      Зандра озабоченно посмотрела на мужа.
      – Что там, Хайнц?
      – Отец, – бросил он, зажимая мембрану.
      – К счастью, – продолжал доктор Рантцау, – нам удалось восстановить сердечную деятельность. Однако ваш отец так слаб, что новая попытка в этом роде принесет ему больше вреда, чем пользы.
      – Ясно. – Карл Хайнц глубоко вздохнул. – Что ж, теперь все во власти природы.
      – О Господи, Хайнц! – простонала Зандра, впиваясь ему в локоть.
      – Это ваше твердое решение, ваше высочество?
      – Да-да. Нельзя заставлять отца испытывать такие мучения. Я уверен, что он предпочитает уйти с достоинством.
      – Вполне согласен с вами, ваше высочество.
      – Наверное, мне надо приехать?
      – Как только пожелаете, ваше высочество. Но почему бы не подождать еще сутки? Может, он еще выкарабкается. Ну а если нет...
      – Вы ведь дадите мне знать, доктор?
      – Разумеется, ваше высочество.
      – Звоните мне по мобильному. – Карл Хайнц отключил телефон.
      Зандра посмотрела на него расширившимися от страха зелеными глазами.
      – Вот беда-то, милый.
      – И не говори. Хотя этого можно было ожидать. И все равно...
      – Понимаю. Пошли. – Она взяла его за руку и повела было назад.
      – Куда ты? – Он покачал головой. – Какая разница, где мне сейчас находиться? Утром полечу на «конкорде». – Он повысил голос. – Йозеф!
      – Да, ваше высочество? – Слуга мгновенно вырос на пороге.
      – Возьмите. – Он протянул ему трубку. – А мне принесите мобильный.
      – Ты хочешь сказать... мы все равно идем на аукцион? – недоверчиво спросила Зандра.
      – А что такого? – угрюмо бросил Карл Хайнц. – Хоть отвлечемся ненадолго.
 
      Едва устроившись у себя в люксе, принцесса Софья позвонила старому Августу Майнделю.
      – Немедленно отправляйтесь с Клаусом в клинику. Вылетайте ближайшим рейсом. Я не доверяю персоналу. Если отец отойдет сегодня ночью, вы должны точно зафиксировать время смерти.
      – Слушаю, ваше высочество.
      – Да, и еще одно, герр Майндель.
      – Да, ваше высочество?
      – Смотрите не подведите меня. – В ее голосе прозвучала неприкрытая угроза.
      – Как можно, ваше высочество!
      Софья отключилась и сунула мобильный телефон в сумку. «Если повезет, – думала она, – если выпадет удача...»
      – Эрвин!
      – Да, дорогая?
      – Ты готов? Мы отправляемся в «Бергли». – Она круто повернулась к сидевшему рядом мужу.
      Тот послушно вскочил на ноги.
      – Приглашения у тебя?
      – Да. – Он похлопал по карману пиджака.
      Поправив на голове шляпу со страусиными перьями, Софья взяла его под руку и с улыбкой сказала:
      – Как знать, может, нынче я что-нибудь куплю. Сегодня у меня праздничное настроение!
 
      – Ты раньше видел что-нибудь подобное? – прошептала Кензи на ухо Арнольду, разглядывая, подобно заботливой хозяйке, толпу на втором этаже галереи.
      – А видела бы ты, что творится снаружи, – откликнулся он. – Там зрителей больше, чем на премьере в Голливуде. Разве что прожекторов не хватает. Эй, меня вроде зовет Аннализа. Сейчас вернусь.
      Арнольд ввинтился в толпу гостей, попивающих шампанское. Знакомые все лица – кинозвезды, магнаты с супругами, знаменитости.
      – Кензи! – прошелестел знакомый голос.
      Кензи обернулась и воскликнула:
      – Мистер Споттс! – Это действительно был он – высокий, сутулый, с бледным лицом и мягкими топазовыми глазами. – Как же я рада вас видеть! – Кензи от души обняла своего бывшего начальника.
      – Ну, ну, – заворчал он. – Если вы и впредь будете называть меня мистером Споттсом, придется и мне величать вас «мисс Тернер».
      – Извините, Дитрих, просто оговорилась, – весело рассмеялась Кензи. – О Господи, Арнольд глазам своим не поверит, когда увидит вас. Чудесно, что вам удалось выбраться!
      – Ну как же я мог пропустить такой аукцион? – Он широко обвел зал своей старческой рукой. – Такое событие случается раз в жизни.
 
      Лорд Розенкранц протянул руку и помог Сьюзи де Сен-Малле выбраться из вместительного «роллс-ройса».
      На фоне его упитанной фигуры сестра Бекки выглядела особенно хрупкой. На ней было платье-тога от Валентино, оставляющее открытой худую левую руку и плечо и полностью прикрывающее правую.
      – Не стоило вам тащиться сюда, дорогая, – пробормотал лорд, с отвращением оглядывая многочисленных зевак и папарацци. – Право, в этом не было никакой нужды.
      Сьюзи упрямо вздернула подбородок.
      – Ну что такое вы говорите, милый! Разумеется, я должна быть здесь. Такое событие. Мое отсутствие удивило бы многих. Да мне и самой полезно. Глядишь, во всем этом кошмаре будет хоть какой-то просвет.
      – Любой другой на вашем месте, – покачал головой он, – постарался бы избежать участия в этом цирке.
      – Возможно. – Она взяла его за руку. – А вы?
      – А что я? – удивленно посмотрел на нее лорд Розенкранц.
      – Для вас это, должно быть, тоже нелегкое испытание, – хрипло сказала Сьюзи. – Я знаю, что значила для вас Бекки.
      – Может, и я, – грустно улыбнулся он, – ищу просвета в этом кошмаре.
      Она погладила его по руке.
      – Вы добрый человек. Вы принесли Бекки много радости.
      – Обоюдно.

* * *

      – Чарли!
      В наушниках был слышен шум множества голосов, смех, звон бокалов. Чарли настороженно оглядел зал, где несколько обитых красным бархатом кресел уже были заняты. Он раздраженно поправил тесный воротник – взятый напрокат смокинг был явно не по нему.
      – Чарли! – вновь прозвучало в наушниках.
      На всякий случай он, избегая любопытных взглядов, повернулся к стене и поднес к губам укрепленный на запястье передатчик.
      – Да, Ханнес, слушаю тебя.
      – В вестибюле все спокойно. Детекторы работают нормально. У двенадцати обнаружено оружие, но у всех есть разрешение. Тем не менее начальник полиции заставил его сдать.
      – Ну и правильно. Тут тоже все тихо. Сейчас еще раз схожу в помещение, где временно сложены другие картины. Конец связи.
      Он повернулся и увидел, что в зале появилось еще несколько человек. Все мужчины. И все заняли... лучшие места. У прохода.
      «Зачем? – В Чарли заговорил полицейский. – Затем, чтобы было куда поставить ноги», – сказал он себе, подавляя внезапно возникшие подозрения. Оно и понятно, кому охота сидеть скрючившись?
      Вот и все объяснение. Нечего повсюду искать подвох. Но такая уж у него профессия, привычку не вытравить никакими мерами сверхбезопасности.
      Ладно, пора посмотреть на картины.
 
      Семеро мужчин, заняв заранее намеченные места у прохода и делая вид, что совершенно не интересуются друг другом, терпеливо ожидали начала аукциона. Стоило нажать спрятанные под сиденьями кнопки, как оружие само упадет им в руки.
      Оно заряжено.
      И готово к бою.
 
      Наблюдая, как зал постепенно заполняется самыми богатыми и влиятельными людьми в мире, он почувствовал возбуждение. Надменные, замкнутые, непроницаемые, они считают себя властителями мира. Но скоро от этой уверенности не останется и следа – они как ягнята пойдут на заклание. Будут дрожать от страха. Иные наложат в штаны. А кое-кто расстанется с жизнью.

      Аукцион шел своим чередом.
      Довольство и покой в зале уступили место блеску глаз и напряженному ожиданию.
      На продажу был выставлен лот 17 – «Инфанта Маргарита в красном» Веласкеса. Поставленное на подрамник и продублированное на экране, полотно некогда висело над камином в доме Бекки на Пятой авеню.
      Возвышаясь над стойкой, Шелдон Д. Фейри руководил торгами, как опытный дирижер, побуждая присутствующих поднимать ставки все выше и выше.
      – Двадцать два миллиона сто тысяч долларов! – объявил он.
      Кензи, Арнольд и Аннализа поспешно забормотали что-то в телефонные трубки, выслушали ответ и дружно подняли карандаши, напоминавшие в этот момент жезлы.
      Фейри кивнул, давая понять, что сигнал принят. Он замечал все и всех.
      – Двадцать два миллиона двести тысяч... двадцать два миллиона триста...
      Клиент Кензи сошел с дистанции. Она повесила трубку и огляделась.
      В дальнем конце зала по проходу прохаживался Ханнес, напротив него – Чарли. Перед тремя двойными дверями, ведущими в зал, стояли, расставив ноги и заложив руки за спину, по двое охранников.
      Кензи задержала взгляд на Зандре и Карле Хайнце, Дине и Роберте Голдсмитах. В последнем ряду сидела ее старая недоброжелательница Бэмби Паркер.
      – Тридцать миллионов!
      Итак, пока Кензи на минуту отвлеклась, оглядывая зал, цены подскочили до потолка. Атмосфера в зале изрядно накалилась, люди боялись дышать.
      – Тридцать миллионов сто тысяч... тридцать миллионов двести...
      Там и тут взлетали вверх и тут же опускались таблички с номерами. Султан со Среднего Востока потер подбородок. Банкир из Гонконга почесал нос.
      А Фейри все подначивал и подначивал публику, заставляя, подобно гипнотизеру, поднимать цены. Это был действительно аукцион – борьба равных, игра по высоким ставкам, театральная драма.
      – Сорок миллионов долларов!
      – Сколько?
      Кензи порывисто повернулась к кафедре, откуда Шелдон Д. Фейри гипнотизировал взглядом аудиторию.
      «Наверняка какая-то ошибка, – решила она, – скорее всего я ослышалась».
      В настороженной тишине Арнольд, выслушав по телефону указания, дал знак.
      – Сорок два миллиона!
      Зал зашумел – словно волна прокатилась.
      Сорок два миллиона? Потрясенная, не верящая своим ушам, но торжествующая, Кензи остановила завороженный взгляд на картине, вокруг которой разгорелись такие страсти.
      «Инфанта» XVII века надменно посматривала на публику, а чуть повыше, на табло вроде тех, что в аэропортах показывают время прилета и отлета, высвечивались цифры – курс основных валют по отношению к доллару:
 
      «БЕРГЛИ»
      Лот 17 Доллары США 42 000 000
      Английские фунты 24 990 000
      Французские франки 268 443 000
      Немецкие марки 79 422 000
      Итальянские лиры (в тысячах) 58 096 500
      Швейцарские франки 70 896 000
      Японские йены (в тысячах) 56 28 000
 
      Зал вновь шумно вздохнул, напряжение сделалось физически ощутимым, словно через весь зал протянулся электрический провод.
      «Боже, – подумала Кензи, – неужели и это еще не все?»
      На этот вопрос она, ветеран, можно сказать, аукционного дела, не могла бы ответить себе самой. Уровень, имя, эпоха, рыночная стоимость – все это, разумеется, тоже имеет значение. Но главное – картина принадлежала Бекки.
      И это не выразишь в долларах-фунтах. Поэтому любые гадания бессмысленны. Остается только ждать развязки.
 
      Чарли вновь повернулся лицом к стене и негромко заговорил в микрофон:
      – Ханнес, слышишь меня?
      В наушниках послышался треск, затем голос Ханнеса:
      – Да, я на связи.
      – Я иду в помещение охраны. А ты тут присматривай что да как.
      – Договорились.
      – Конец связи.
      Чарли повернулся, поправил манжету и посмотрел поверх моря голов в дальний конец зала. Убедившись, что Ханнес на месте, он перевел взгляд на сцену.
      Если Чарли не хотел привлекать к себе внимания, то в этом он вполне преуспел. Внимание Кензи, как и всех остальных, было приковано к борьбе за картины. Чарли вдруг почувствовал укол ревности и раздраженно помотал головой.
      – Сорок четыре миллиона, – сказал Фейри. – Кто больше?
      От этих цифр нельзя было оторваться, они притягивали как магнит.
      «Боже правый! – подумал Чарли. – Да ведь эти люди прикованы к своим деньгам, как рабы к галере».
      Он раздраженно махнул рукой и быстро зашагал к ближайшему выходу, метнув по дороге сердитый взгляд на охранников, захваченных происходящим ничуть не меньше всех остальных.
      – Не зевать! – прошипел Чарли и толкнул тяжелую дверь.
      Он правильно поступил, мобилизовав на сегодня профессиональных оперативников. Но их работа – снаружи, они патрулируют здание со всех сторон. И там без них действительно не обойтись. Ведь если все же случится худшее, опасность надо ждать снаружи, а не изнутри.
      И тем не менее, коль скоро он пошел проверить внутреннюю охрану, надо как следует их встряхнуть. Пусть не спят.
 
      – Пятьдесят миллионов долларов, – объявил Фейри. – Пятьдесят.
      На табло запрыгали цифры.
      – Кто больше?
      В левом углу зала, где устроился известный итальянский магнат, взметнулась табличка.
      Клиент Арнольда выбыл. Аннализа, в свою очередь, выслушав что-то по телефону, подняла карандаш.
      – Сразу две заявки, каждая по пятьдесят миллионов сто тысяч. Кто больше?
      И вновь магнат поднял табличку, и вновь Аннализа сделала знак аукционисту.
      Зал застыл в благоговейном молчании. Даже Кензи дрожала от возбуждения. БОЛЬШЕ ПЯТИДЕСЯТИ МИЛЛИОНОВ! Так просто не бывает! Во всяком случае, не было, и не только в истории «Бергли». Прежний рекорд принадлежал аукциону «Кристи», на котором хранящийся в музее Гетти портрет Козимо Медичи кисти Джакопо да Понтормо был продан за тридцать два с половиной миллиона долларов.
      Но пятьдесят, даже больше...
      Кензи все никак не могла прийти в себя. В зале было по-прежнему тихо, и «Инфанта», казалось, благосклонно воспринимала это молчание.
      – Пятьдесят один миллион, – поднял табличку лысеющий джентльмен в безупречно сидящем фраке, поднимая цену сразу на девятьсот тысяч.
      Публика всколыхнулась, словно по креслам пропустили электрический ток, все головы повернулись в сторону нового соискателя. Аннализа что-то быстро проговорила в трубку и сразу ее повесила.
      – Пятьдесят один миллион долларов раз...
      Мертвое молчание. Возбуждение в зале достигло предела. Все ждали, кто же скажет следующее слово.
      – Пятьдесят один миллион долларов два...
      Фейри поднял молоток, но не успел его опустить, как в зале началось нечто невообразимое.
      Восемь мужчин, сидевших на боковых стульях, пригнулись, как по команде, и тут же вскочили на ноги, потрясая невесть откуда появившимися полуавтоматическими пистолетами 45-го калибра.
      «Какого черта!.. – мелькнуло в голове у Кензи. – Эти-то штуки откуда?» И тут ее осенило. Конечно же, из-под сидений, которые они посылали в ремонт.
      Но все разворачивалось слишком стремительно.
      – На пол! – взревел охранник, пришедший в себя раньше своего напарника, и потянулся за пистолетом.
      Увы, было слишком поздно. Бывший моряк и близнецы-колумбийцы повернулись, как на шарнирах, и одновременно открыли огонь.
      Т-та-та – дробью рассыпался звук слившихся в один выстрелов, и охранники кулем свалились на пол, заливая его потоками крови. Часть пуль с отвратительным визгом впилась в стальные двери, разлетевшись рикошетом во все стороны.
      Раздались испуганные крики, кое-кто испуганно вжался в кресла, другие соскользнули на пол.
      Огонь прекратился, и в зале повисла зловещая тишина.
      Никто не осмеливался пошевелиться.
      Никто не осмеливался издать ни звука.
      В зале запахло порохом пополам с ужасом и смертью.
      Кензи, Арнольд и Аннализа застыли на своих местах, Шелдон Д. Фейри вцепился побелевшими пальцами в стойку. Его лицо приобрело пепельный оттенок.
      Меж тем японец, немец и ливиец начали действовать. Все трое кинулись к выходу, грубо отпихнули в сторону трупы охранников и поспешно присоединили к косякам двери провода.
      Внимание Кензи привлекло какое-то движение в проходе. Это бывший израильский боевик наставил пистолет на Ханнеса.
      «О Боже, – взмолилась про себя Кензи, чувствуя, как ее охватывает чуть ли не физическая боль, – только без глупостей! Никому это не поможет...»
      Ханнес словно услышал ее. Он медленно поднял руки, и боль в груди у Кензи сразу отступила. Боевик поспешно обыскал его, отобрал пистолет, микрофон и наушники. Швырнув все это одному из сообщников, он грубо подтолкнул Ханнеса к рядам кресел.
      Тот потерял равновесие и упал. «И то слава Богу, – подумала Кензи, – хотя бы жив. Его не тронули. Пока».
      И тут ей пришло в голову, что она совершенно забыла о Чарли.
      Чарли!
      Где он? И кто эти ублюдки? Что им надо?
      У Кензи возникло неприятное чувство, что скоро все станет ясно.
 
      – Что за чертовщина! – заорал Чарли, врываясь в помещение охраны. – В наушниках сплошной треск!
      Десять операторов, не сводящих глаз с черно-белых экранов, установленных по всему помещению, даже на потолке, разом вскочили на ноги. Не обращая на них внимания, Чарли подскочил к одному из экранов, на котором было слишком хорошо видно, что происходит внизу.
      – Проклятие! – Чарли грохнул кулаком по столу. Его лицо побелело.
      – Ужасно, – откликнулся один из операторов, чернокожий лет сорока. – Похоже, эти сволочи своего добились.
      – С начальником полиции связались? – Чарли не сводил глаз с экрана.
      – Только что. Рвет и мечет.
      – Еще бы, – мрачно буркнул Чарли и постучал по экрану. – А эти охранники? Ранены или убиты?