– Что же такое случилось со старыми добрыми кофейнями? – печально произнес Чарли.
      Был ранний вечер, и в одной из восьми десятков кофеен, что, как грибы, выросли на Манхэттене чуть ли не за одну ночь, толпились неряшливо одетые молодые люди.
      – Что, что? – сварливо откликнулась Кензи. – Вместо кофе подают бурду.
      Кензи сидела напротив, расправляясь с шоколадным тортом и отхлебывая капуччино.
      – Что нужно этому городу, – пробурчал Чарли, – так это закон о нераспространении кофеен.
      – Я всегда думала, что вы, итальянцы, любите хороший кофе.
      – Хороший кофе не может стоить три доллара чашка.
      Кензи задумчиво отрезала очередной кусок торта, насадила его на вилку и отправила в рот.
      – Объедение! – Она мечтательно закрыла глаза.
      – За такую цену он должен бы быть получше.
      – Слушай, Чарли, не мешай мне поглощать калории. Давай сменим тему.
      – Давай. – Он положил ладони на крохотный столик. – Зачем ты меня сюда притащила? Вроде собиралась о чем-то поговорить?
      Кензи аккуратно отложила вилку, вытерла рот бумажной салфеткой и сделала глоток капуччино.
      – Так оно и есть.
      – И еще ты сказала, что разговор не для телефона, не для обеда и даже не для дома.
      – И опять твоя правда.
      – Ну так начинай.
      – Есть женщины, – неторопливо начала Кензи, – которым нравятся мужчины, владеющие приемами джиу-джитсу. Я, как ты знаешь, не из их числа.
      – Что это ты вдруг перешла на суахили? – покосился на нее Чарли.
      – Не валяй дурака, я говорю о твоих кулаках, – выпрямилась Кензи. – О драках на школьном дворе. «Может, выйдем, приятель?» Что-то в этом роде.
      – Слушай, – Чарли потер лоб, – а яснее ты выражаться не можешь? О чем вообще речь?
      – О твоем нраве. О твоей идиотской ревности. О готовности решать дело кулаками.
      – Извини, но я все еще не понимаю.
      – Ты слышал, что я сказала?
      – Слышал. Но ни слова не понял.
      – Ну, ладно, – напряженно проговорила Кензи, – я имею в виду Ханнеса.
      – А-а, вот ты о ком. Решила поджечь свечу с обеих сторон?
      – Знаешь что, Чарли, с кем мне встречаться, а с кем нет, я как-нибудь сама решу. Но то... что я с ним встречаюсь, еще не дает тебе права его бить.
      – Что-что? – Чарли даже глаза выпучил от изумления.
      – Не надо напускать на себя вид невинной овечки, – сердито бросила Кензи. – Мы оба знаем, что ты натворил.
      – А что я натворил? С чего это тебе вдруг пришло в голову?
      – Источник у меня, скажем так, надежный.
      – Видит Бог, Кензи, я и пальцем не коснулся этого сукина сына!
      – И ты думаешь, я тебе поверю? – тяжело вздохнула Кензи.
      – А почему бы и нет?
      Она промолчала.
      – Так-так. – Чарли яростно взъерошил себе волосы. – Стало быть, сам Блондинчик тебе все напел?
      – Спокойно, спокойно.
      – Спокойно? Нет, как тебе это понравится? Малый, с которым я работаю в одной упряжке и который называет меня своим приятелем, оказывается, наставляет мне рога и ко всему прочему еще и врет почем зря. Жаль, что я действительно не выбил из него дурь!
      – Он утверждает, что так оно и было, – спокойно сказала Кензи.
      Чарли отказывался верить своим ушам.
      – И ты клюнула?
      – Можно и так сказать.
      – Чудесно! Ты уже бог знает сколько времени меня знаешь, но вот появляется Блондинчик, и ты веришь ему, а не мне.
      Снова тяжело вздохнув, Кензи отхлебнула кофе.
      – Почему тогда у тебя содрана кожа на костяшках пальцев?
      – Упал.
      – Упал?
      – Ну да, а что, не бывает? Или это преступление?
      – А откуда же тогда у Ханнеса синяк под глазом?
      – Знаешь что, на твоем месте я бы бросил этого ублюдка. Тебе никогда не приходило в голову, что он может быть опасен?
      – Оставь, Чарли, – усмехнулась Кензи. – Судя по внешнему виду, мне следует опасаться скорее тебя.
      – Да, если ты что вобьешь себе в голову...
      Кензи промолчала.
      – Стало быть, за этим ты меня сюда вытащила? Чтобы вместе с кофе дерьмом напоить?
      – Вовсе нет. Мне просто хотелось поговорить, как это принято у цивилизованных людей.
      – Ах вон оно что!
      – Ну, и еще я подумала, что, может, пора... привести в действие закон.
      – Какой закон? – подозрительно посмотрел на нее Чарли.
      – Закон Кензи.
      – Теперь уж я вовсе отказываюсь что-либо понимать.
      – Видишь ли, Чарли, дело в том, что ты мне нравишься. – Кензи, не отводя своих темных глаз, прямо посмотрела на него. – Или даже больше, чем нравишься.
      – Да ну? Премного благодарен, – насмешливо бросил Чарли. – Это все меняет.
      – Но и Ханнес мне тоже нравится.
      – И тоже больше, чем просто нравится? – криво ухмыльнулся Чарли.
      – Ты прав, – серьезно ответила Кензи.
      – Ну что ж, – вздохнул Чарли, – не буду прикидываться, будто это мне все равно.
      – И чтобы еще больше не запутывать дело, – продолжала Кензи, – я решила вас разделить.
      Чарли вопросительно посмотрел на нее.
      – Я также решила, что вы оба вправе рассчитывать на равное время.
      – Да ну? – обиженно переспросил Чарли. – На манер телевидения, когда там сталкиваются две точки зрения?
      – Только до тех пор, пока мы все в себе не разберемся, – уточнила Кензи. – Время Ханнеса – понедельники, среды и пятницы.
      – Да?
      – Из чего следует, что за тобой вторники, четверги и субботы.
      – Очень интересно. А как насчет воскресений?
      – А по воскресеньям я отдыхаю.
      – Да уж, отдых тебе явно понадобится.
      Кензи молча пожала плечами.
      – В общем, как я посмотрю, тебе желательно одним выстрелом убить двух зайцев?
      – На это я даже не буду отвечать.
      – А тебе не кажется, что ты натравливаешь нас с Ханнесом друг на друга?
      – Совсем наоборот, – терпеливо сказала Кензи, – стараюсь, чтобы вы в горло друг другу не вцепились. – Кензи выпрямилась и сложила на груди руки. – Ну как, согласен?
      – А с Блондинчиком уже имеется договоренность? – прищурился Чарли.
      – Если ты хочешь спросить, говорила ли я с Ханнесом, то да, говорила. У него нет возражений.
      – Так я и знал. – Чарли помолчал. – А если у меня будут?
      – Хотелось бы надеяться, что нет. А впрочем, – Кензи глубоко вздохнула, – решение за тобой.
      Он пристально посмотрел на нее.
      Она так же пристально посмотрела на него.
      – Да, выбор у меня классный! – Чарли потер лоб. – Между пещерой дракона и синим морем.
      – Мне жаль, что ты так смотришь на это дело, Чарли.
      – Надо отдать тебе должное, умеешь найти самое больное место.
      – Вот уж этого мне меньше всего хотелось. Я просто стараюсь быть справедливой.
      – Да, я и забыл, – презрительно фыркнул Чарли.
      Крепко сжав губы, Кензи ждала продолжения.
      – Знаешь, на пустой желудок мне что-то плохо думается. А кофе, насколько я понимаю, не еда. Но мы ведь не собираемся пойти куда-нибудь, где можно как следует подкрепиться?
      – Не собираемся.
      – А почему, собственно?
      – А потому, что сегодня пятница, – мягко заметила Кензи.
      – Пят... – Чарли хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну да, конечно, и как это я забыл? Сегодня вечер Блондинчика.
      Кензи передернуло, как от удара.
      – Стало быть, ужинаешь ты с ним? Ну, и так далее.
      – Вот именно. – Кензи выпятила подбородок.
      – Ну так и катитесь куда подальше! Оба! – Чарли вскочил из-за стола и пулей вылетел из кофейни.
 
      – Я все ему рассказала. – Кензи с Ханнесом ужинали в ресторане.
      – Ну и как он?
      – Да, боюсь, неважно.
      – Жаль.
      – Мне тоже. – Кензи улыбнулась. – А знаешь, он считает тебя опасным типом.
      – Меня?! – Ханнес расхохотался. – То-то до сих пор у меня все лицо в синяках!
      – Вижу. И это придает тебе героический облик.
      Ханнес снова хохотнул, но внезапно замолк.
      – А тебе не кажется, – медленно заговорил он, – что Чарли не шутит?
      – Это еще как понять? – изумленно воззрилась на него Кензи.
      – Видишь ли, ему вполне может казаться, что его преследуют. Род паранойи. Посмотри, что он со мной сотворил.
      – О чем ты?
      – Может, он даже не отдавал себе отчета в том, что делает.
      – Ханнес...
      – Дослушай. Чарли изрядно выпивает.
      – Это правда.
      – Ну и, может, иногда на него находит затмение. Тогда становится понятным, почему он ничего не помнит.
      – Не пугай меня!
      – Да нет, тебе-то зла он не хочет и не сделает. По крайней мере сознательно.
      Кензи это соображение не слишком утешило.
      Ханнес пристально посмотрел на нее.
      – Извини, Кензи, мне вовсе не хотелось тебя пугать.
      Она с трудом выдавила улыбку.
      «Чарли всегда был со мной ласков, – уговаривала себя Кензи. – Так чего же бояться... Или все же есть чего?»
      Ответа она не знала.

      – Эй, голубки-и! – Раскинув руки, Дина осыпала их обоих поцелуями. – Ну, как прошел медовый месяц? Зандра, ты просто обязана все мне рассказать в мельчайших подробностях. Хайнц! Ты загорел, как негр! Ну, присаживайтесь. Прошу прощения, что принимаю вас так скромно. Вообще-то это только на время, но уже кажется – вечность прошла...
      Пока в их доме меняли обстановку, Голдсмиты вместе с мажордомом, личной горничной Дины и небольшой коллекцией лучших картин переехали в отель «Карлайл». «Скромное» помещение – четырехспальный угловой люкс стоимостью 24 тысячи долларов в месяц – помещался на верхнем этаже, окнами на север и запад. Мраморный пол в вестибюле, в огромной гостиной – концертный рояль, и в каждой спальне собственная ванная. Этажом ниже сняли еще один номер и приспособили его под кабинет Габи.
      В комнате незаметно появился Джулио.
      – Шампанского, – распорядилась Дина, усаживая гостей на мягкий диван. – «Кристалл». И пошлите кого-нибудь вниз за сандвичами. – Она повернулась к Зандре и Карлу Хайнцу.
      Оба выглядели так, как и должны выглядеть новобрачные после медового месяца. Друг с другом им было явно не скучно. Ведь у них было все, что душа пожелает, – богатство, власть, блеск.
      «Ну, скажем, почти все, – добавила про себя Дина. – Но чтобы поговорить о том, чего не хватает, нужно дождаться подходящего момента».
      А пока можно просто поболтать да обменяться новостями. После свадьбы прошло две недели, и выяснилось, что Дина даже не знает, где счастливая пара провела медовый месяц.
      – Как здорово, что вы наконец вернулись, – тараторила она. – Дождаться не могла. Без вас в Нью-Йорке – сплошная тоска!
      – Это уж слишком, – рассмеялся Карл Хайнц.
      – Ничуть! Ну же, рассказывайте. Откуда этот потрясающий загар?
      – С Мастика, откуда же еще?
      – С Мастика! – в растерянности переспросила Дина. – Но там же так... тихо.
      – Мертвая тишина, – подхватила Зандра.
      – Вот-вот, это я и хотела сказать. Как же вы там выдержали целых две недели?
      – Тебя это удивляет? – Зандра хитро переглянулась с мужем. – А чем, по-твоему, заняты новобрачные во время медового месяца?
      – А, ясно. Но об этом не будем. А вот и шампанское!
      Пока Джулио открывал бутылку и наполнял бокалы, Дина пристально рассматривала парочку. Что-то в них обоих изменилось, только трудно сказать, что именно.
      И тут Дину осенило. Они – на самом деле супружеская пара! И еще кое-что. Они счастливы, это заметно с первого взгляда. Понимают они это сами или нет, но они влюблены. По-настоящему влюблены!
      Дина подняла бокал.
      – За вас. И за будущее счастье.
      – За будущее счастье, – эхом откликнулась Зандра, и все трое сдвинули бокалы.
      – Чудесно! – причмокнул Карл Хайнц.
      – А теперь о новостях. – Дина отставила шампанское. – Может, вы сочтете, что я лезу не в свое дело, но пока вас не было, я тут провела кое-какое расследование.
      – Что за расследование? – рассеянно спросила Зандра. – Это еще зачем?
      – За тем, чтобы счастье приблизилось! – с видом заботливой крестной матери пояснила Дина. – И у меня есть для вас хорошие новости! Я и поверить не могла, какой шаг вперед сделало за последние годы акушерство! Вы тоже, наверное, не поверите.
      Зандра не сдержала улыбки. Дина в своем амплуа. Кучу медицинских кабинетов, наверное, обегала за эти дни.
      – Ну? – сказала она. – Я слушаю. Хайнц тоже. Не так ли, милый?
      – Раньше пол новорожденного был делом случая. – Дина отхлебнула немного шампанского и снова поставила бокал на стол.
      – Почему раньше? И сейчас так, – возразила Зандра.
      – А вот и нет, – загадочно улыбнулась Дина. – Ты не поверишь, но доктор Розенбаум доказал, что это не так.
      Карл Хайнц сдвинул брови.
      – Розенбаум... Розенбаум, – забормотал он, разглаживая на брюках несуществующую складку. – Никогда не слышал о таком.
      – Ну и что? – возразила Дина. – Раньше и я не слышала.
      – Ты же знаешь, дорогая, как я ненавижу загадки, – сказала Зандра. – Кто это такой?
      – Всего лишь самый знаменитый в Нью-Йорке гинеколог. Истинная правда. Больше того, его считают крупнейшим специалистом в мире. Так вот, – продолжала Дина, сложив руки на коленях, – у нас с этим господином был долгий разговор. И угадай, что он мне сказал?
      Зандра и Карл Хайнц выжидательно смотрели на нее.
      – Несколько лет назад была разработана особая методика, позволяющая воздействовать на пол зародыша. Можешь себе представить?
      Дину так и распирало от возбуждения. Ее голубые глаза горели небесным пламенем.
      – Слышите? Он может помочь вам зачать сына... наследника!
      – Интересно! – скептически заметила Зандра. – Я почему-то всегда считала, что тут все зависит от природы.
      – Оказывается, природе можно помочь. Как в точности называется эта процедура, я забыла – ты же знаешь, что касается медицинской терминологии, я совершенно безнадежна, – Дина небрежно махнула рукой, – но смысл в искусственном осеменении.
      Карл Хайнц покачал головой:
      – Мне это не нравится. Я решительно против того, чтобы Зандра...
      – Право, милый, ну какое это имеет значение? – мягко прервала его жена.
      – И тем не менее...
      – Нам нужен сын, я готова пойти на все – в разумных пределах, разумеется, – чтобы сын и родился.
      Дина вмешалась в спор:
      – На самом деле все очень просто. Прежде всего... сейчас посмотрим... да, прежде всего берется сперма. В лаборатории с ней что-то делают, то ли взбивают, то ли встряхивают, в результате мужское семя оказывается сверху...
      – Что-то встряхивают? – захихикала Зандра. – Как коктейль?
      – Взбивают, – фыркнул Карл Хайнц. – И это гарантирует появление на свет ребенка мужского пола?
      – Нет, – признала Дина, – ничего это не гарантирует. Но уже есть положительные результаты. Короче говоря, если вас это интересует, доктор Розенбаум все разъяснит гораздо лучше меня.
      Карл Хайнц переглянулся с женой. Она незаметно кивнула.
      Дина сделала еще глоток шампанского.
      – Вообще-то... – Карл Хайнц замялся. – Нет, это уж слишком.
      – Ничего не слишком, – возразила Дина. – Лоренс Розенбаум – всеми уважаемый специалист и к тому же практикующий врач. – Дина замолчала и пристально посмотрела на принца. – А что, у вас есть лучшее предложение?
      Карл Хайнц молча покачал головой.
      – Ну, вот видите. К тому же чем вы, собственно, рискуете?
      Карл Хайнц не ответил, а Зандра подумала: «Двадцатью миллиардами долларов».
      Она выпрямилась во весь рост и выставила вперед подбородок – настоящая принцесса.
      – Так, дорогая, – повернулась она к Дине. – Звони доктору Розенбауму. Выясни, когда он может нас принять.
      – Зандра! – запротестовал Карл Хайнц. – Драконовские меры вроде этой не входят...
      «... в условия соглашения!» Он мог и не договаривать.
      – Спасибо за заботу, милый, – улыбнулась Зандра, – но я уже все решила.
      – Но почему бы не довериться природе? А там видно будет.
      – А потому, что природе могут понадобиться месяцы, а то и годы, чтобы я хотя бы понесла. Да, мне известно, что сейчас состояние твоего отца стабилизировалось, но он по-прежнему в коме. Ты ведь сам слышал, что говорят врачи. Это только вопрос времени.
      – Да, но...
      – А помимо всего прочего, – не дала ему перебить себя Зандра, – я вовсе не хочу, чтобы наследство досталось этому недоноску, сыну Софьи. Ты видел, как она явилась на нашу свадьбу? Вся в черном. Вряд ли это свидетельствует о ее нежной любви ко мне.
      Зандра перевела взгляд на Дину.
      – Звони, – хрипло сказала она, беря мужа за руку. – Прямо сейчас.

      – Ты, часом, не голоден, Ферраро? – осведомился заместитель начальника. – А то давай перехватим чего-нибудь прямо на ходу.
      Они пробивались сквозь толпу прохожих в Чайнатауне, что, впрочем, совершенно не мешало Дичеку принюхиваться к разнообразным запахам жареного.
      – Спасибо, шеф, – слабо улыбнулся Чарли. – Я пас.
      В ответ он получил презрительную ухмылку.
      Тайлер Дичек был прямым начальником Чарли. Всем своим видом он напоминал скорее бочонок пива, особо развитой мускулатурой не отличался, впрочем, и рыхлостью тоже, взгляд у него был тяжелый и подозрительный, голос хрипловатый, физиономия в крупных оспинах. Ну и, судя по количеству уже съеденного – изрядная тарелка овощей, две здоровые утиные ноги и кусок телятины, – луженое брюхо.
      Покончив с едой, Дичек выбросил бумажный мешок с костями в урну, вытер жирные пальцы бумажной салфеткой и от души рыгнул.
      – Ладно, Ферраро, у меня еще дел по горло. – Он оглянулся по сторонам. – Чего надо?
      – Да вот, хотел потолковать о пилотном проекте.
      – А что такое? – По каменному выражению Дичека можно было судить, что об этом проекте он лично весьма невысокого мнения.
      – Да не очень-то у нас получается с Интерполом. Я хотел бы выйти из игры.
      – Ничего себе! – присвистнул Дичек. – Да у тебя самая сахарная работа во всем управлении. – Он задумчиво оглядел висящие тут и там поросячьи тушки. – Пожалуй, дальше будут получше. – И Дичек прибавил шага.
      Чарли оглянулся.
      – Смотрю, на аппетит вы не жалуетесь, шеф?
      – А тебе-то что?
      – Да нет, просто подумал...
      – Куй железо, пока горячо, – оборвал его Дичек. – На вид свеженькие.
      – Ну да, как еда для собачек да кошек.
      – Вот-вот!
      – Правда, здесь свежатина прыгает. И ползает. И плавает. Надо бы на Пасху сюда зайти, купить цыпленка либо кролика.
      – А чего Пасхи дожидаться? – засмеялся Дичек и тут же посерьезнел. – Так о чем это ты там? Что за игра?
      – Просто с меня довольно, – угрюмо сказал Чарли.
      – В чем дело?
      – Говорю же, эта связка Интерпола с нашим ведомством попахивает дерьмом.
      – Да ну? Может, разовьешь свою мысль?
      – Если все и дальше так пойдет, – вздохнул Чарли, – мы с этим финном разорвем друг друга на куски.
      – Да? А мне казалось, ваш с ним брак был заключен на небесах. – Дичек остро посмотрел на него.
      – Вот именно – был. А сейчас пора подавать на развод, и чем быстрее, тем лучше.
      – И все произошло в одночасье?
      – Да нет. Просто мне понадобилось время, чтобы очнуться.
      – Ну, очнулся. И что же увидел?
      – Что этот малый трахает мою девчонку.
      – Я, часом, не ослышался? – прищурился Дичек. – У вас одна баба на двоих?
      – Ну да, – насупился Чарли и сунул руки в карманы пальто. – Так могу ли я доверять такому напарнику? Ни за что!
      – Вот сучья жизнь, – покачал головой Дичек.
      – Вот именно. Честное слово, так и размазал бы по стене этого ублюдка!
      – А девчонка-то, похоже, горячая, а? – восхищенно протянул Дичек.
      – Эй, шеф, а вот этого не надо, – глухо заворчал Чарли.
      – Ладно, ладно. – Дичек поднял мясистые ладони. – Не будь таким недотрогой.
      Он остановился, завороженно посмотрел на жирные куски мяса, медленно поворачивающиеся на шампурах, и кивнул хозяину:
      – А ну-ка положи мне, да побольше.
      Расплатившись, Дичек взял бумажный пакет и двинулся дальше. По дороге он то и дело подбрасывал румяные кусочки в воздух и ловко ловил их ртом.
      – Ладно, к делу. Я хочу, чтобы ты хорошенько меня выслушал, Ферраро, ясно? – Дичек недобро сощурился.
      – Да, шеф, – покорно сказал Чарли.
      – Ты знаешь, чем мы заняты в этом городе? – Вопрос был явно риторический. – Да чем только не заняты.
      – Чем только не заняты, – эхом откликнулся Чарли.
      – Точно. Всем! И всеми. У нас на плечах грабители. Сотни тысяч наркоманов. Миллионы людей, живущих на пособие. Черт знает сколько болванов школьников, любящих пострелять друг в друга. Девятилетние выбрасывают шестилетних из окна двадцатиэтажного дома, и это тоже наше дело. Толпы бездомных, а вдобавок к тому ребятишки, обливающие себя бензином и чиркающие спичкой.
      Чарли выжидательно молчал.
      – И тебе, – язвительно ухмыльнулся Дичек, – не терпится окунуться в это дерьмо? Это ты хочешь сказать?
      – Ну что ж, если вы так ставите вопрос, то да. Я готов.
      – Ну и болван, – беззлобно выругался Дичек. – Ну ладно. В таком случае я перечислю тебе причины, по которым ты и пикнуть не можешь об отставке.
      – Да бросьте вы, шеф...
      – Тихо-тихо, сейчас я говорю, – насупился Дичек.
      – А я, выходит, должен покорно выслушивать...
      – Вот именно! – Дичек заработал челюстями, разжевывая непокорный кусок. – Ты хорошо делаешь свое дело. Кроме тебя, у нас никто не отличит Пикассо от куриной какашки. И это первое.
      Дичек подбросил в воздух очередной кусок мяса, поймал его ртом и разжевал.
      – Второе. Ты способен работать и на сцене, и за кулисами. Появляясь на открытии выставки, ты не орешь всем своим видом: «Смотрите, легавый пришел!», а с другой стороны, при случае можешь сойти и за бандюка. Не многие это умеют.
      – Довольно, шеф! – взмолился Чарли.
      – Третье. У нас пилотный проект, и мы оба, ты, – Дичек прицелился в Чарли своим пальцем-сосиской, – и я, – он ударил себя кулаком в грудь, – знаем, что это крупный, а главное, любимый проект начальника полиции.
      – Да плевал я на это! – буркнул Чарли.
      – Ты, может, и плевал, – грозно заворчал Дичек, – но я нет. И знаешь почему?
      «Начинается», – подумал Чарли. Еще не было случая, чтобы Дичек не нашел повода поговорить с любым из своих подчиненных на эту тему.
      – Потому что в будущем году я ухожу на пенсию. И мне вовсе не улыбается все это время быть в черном списке шефа. И я не позволю тебе – да и никому – помешать мне доработать спокойно. – Он шумно выдохнул. – Усек?
      – Так точно, шеф.
      – И вообще, в чем дело? Шесть месяцев из года, на который рассчитан проект, ты уже проработал?
      – Примерно.
      – В таком случае кончай канючить и шевели задницей! Подумаешь, великое дело – полгода!
      – Все понятно, шеф, и все-таки...
      – Кончай. – Дичек поднял руку наподобие полицейского, останавливающего движение машин. – Между нами и не для протокола, винить я тебя не могу. Окажись я на твоем месте, чувствовал бы то же самое.
      – Спасибо, шеф.
      – Но как профессионал профессионалу, и уже для протокола, скажу тебе следующее. – Дичек посуровел. – Чтобы ничего подобного я больше не слышал. А совет такой: что бы там тебя ни грызло, вдохни поглубже и вложи меч в ножны. Перевожу: не дергайся, больше я этого не потерплю. Затеешь эту бодягу еще раз – пожалеешь.
 
      Мебель в отделе по розыску похищенных произведений искусства была стандартной. Серые металлические столы. Серые же металлические вращающиеся стулья. Черные сейфы с документами. Компьютер, стоящий на этажерке у стены, выглядел здесь не к месту, судя по лежащему на нем густому слою пыли. То же самое можно было сказать о факсовом аппарате. Невеселая обстановка.
      Так и дело, которым занимался Ханнес, особо веселым не назовешь. Он писал заявление об отставке.
      Поставив последнюю точку, он перечитал заявление, подписал его и послал факсом в Париж.
 
       24.3.95. 12:36. Полиция Нью-Йорка. Отдел по борьбе с хищениями произведений искусства
       Кристофу Бутье. Интерпол. Париж
       От Ханнеса Хокерта
 
       Мсье Бутье.
       В силу сложившихся обстоятельств, углубляться в которые мне бы не хотелось, вынужден с сожалением доложить, что при осуществлении совместной пилотной программы в рамках сотрудничества Интерпола с полицией Нью-Йорка я столкнулся с серьезными трудностями. Мне известно, что с самого начала Интерпол возлагал на этот проект большие надежды, но сейчас ситуация изменилась.
       Более того, мое личное участие может в настоящий момент принести больше вреда, чем пользы. Это заставляет меня просить о немедленной замене.
       С уважением,
       Ханнес Хокерт.
 
      Отправив факс, Ханнес накинул пальто и вышел из здания. Он добрался на метро до Таймс-сквер и быстро пересек Восьмую авеню, не обращая ни малейшего внимания, как коренной житель Нью-Йорка, на зазывные выкрики уличных торговцев. Странно, подумал Ханнес, до чего же быстро ко всему привыкаешь.
      Школа карате, куда он направлялся, располагалась на втором этаже, прямо над заброшенным складом. Никакой таблички на фронтоне дома не было, и даже телефонного номера в справочнике не найдешь.
      Едва поднявшись наверх, Ханнес, как всегда, почувствовал, словно переступает порог иного мира.
      Здесь было светло, много воздуха, высокие потолки и окна. Деревянный пол начищен до блеска. Добрая половина зала покрыта матами.
      На трех происходили схватки, сопровождаемые боевыми выкриками соперников.
      В отличие от других заведений подобного рода зрителей здесь не любили, что, собственно, и привлекло Ханнеса Хокерта в первую очередь. В его представлении боевые искусства – не спортивное развлечение. К ним надо относиться всерьез, ибо это настоящий ритуал, требующий полной сосредоточенности и даже религиозного пыла. Занятия ими предполагают концентрацию всех физических сил, особое эмоциональное напряжение, острый ум, быструю реакцию и скорость движений.
      Ну а награда – уверенность в себе, бесстрашие, предусмотрительность.
      Занятия карате не просто поддерживали отличную физическую форму. Они еще проясняли сознание, укрепляли дух.
      Именно это и привлекало сюда людей. В школе, куда ходил Хокерт, новичков не было. И не было праздных зевак, ищущих острых ощущений. В той или иной мере, в той или иной форме, но для всех здесь занятия карате были образом жизни.
      – А, это вы, мистер Хокерт! – Ханнесу вежливо поклонился узкобедрый светловолосый японец, одетый в традиционное кимоно.
      – Добрый день, сенсей. – Ханнес отвесил еще более низкий поклон.
      На вид Йошихира Фуджикава, основатель школы, ничем особенным не выделялся, тем не менее это был обладатель седьмого черного пояса по карате, да и его достижения в других видах спортивных единоборств – кикбоксинге, дзю-до и джиу-джитсу – были весьма впечатляющими.
      – Если угодно, мистер Хокерт, я сегодня сам с вами потренируюсь, – предложил он.
      – Почел бы за честь, сенсей, – с глубоким поклоном ответил Ханнес. – Но сегодня мне нужно как следует разрядиться.
      Сенсей внимательно посмотрел на него и кивнул понимающе:
      – Ясно. В таком случае вам лучше попрактиковаться в одиночку.
      Ханнес прошел в раздевалку и переоделся в такое же белое кимоно, как и у сенсея. У него тоже был черный пояс. Затем он вернулся в зал.
      Первым делом – разминка. Она заняла минут двадцать, вслед за чем Ханнес энергично атаковал своего воображаемого противника. Сегодня это был Чарли Ферраро. Он осыпал его со всех сторон быстрыми ударами. Кулаки и пятки так и мелькали в воздухе.
      Вскоре Ханнес достиг того состояния, при котором его ум и тело действовали, как безотказный механизм.
      Повергнув Ферраро, превратив его в бесформенную груду костей и мяса, Ханнес застыл, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и направился в раздевалку.
      – Мистер Хокерт! – негромко окликнул его Йошихира Фуджикава.
      – Да, сенсей?
      Лицо японца было совершенно непроницаемо.
      – Я наблюдал за вами. Сегодня вы продемонстрировали великолепное мастерство.
      – Благодарю вас, сенсей, – поклонился Ханнес.
      – Только скажите, – продолжал Фуджикава, – неужели действительно понадобилось так много смертельных ударов?