– Ну а я давно уже взяла за правило не связываться с младенцами, – громко сказала она, и мальчишка испуганно отшатнулся.
Зандра, поправив на плече внушительных размеров сумку, прибавила шагу. Она давно уже научилась отшивать незнакомцев. Ей пришлось овладеть этим искусством, ибо мужчины липли к ней, как мухи к меду.
У двадцатидевятилетней Зандры было лицо королевы красоты, каковой ее однажды и выбрали, и тело шлюхи, а вот шлюхой она ни в коей мере не была. В широко расставленных, блестящих, с прозеленью глазах плясали чертики, а пухлые губы отличались редкостной чувственностью.
Ростом она была пять футов десять дюймов без туфель, а коже того удивительного фарфорового оттенка, которым так знамениты англичанки, придавали особое очарование упорно не сходившие с носа веснушки. Весила Зандра сто восемнадцать фунтов, над ее головой легким, невесомым облаком плыли апельсинового цвета волосы.
Любого другого ее наряд – мешковатый, грубой вязки свитер, изрядно потертая рокерская куртка, тесные выцветшие джинсы, заправленные в ярко-красные зашнурованные ботинки, тоже далеко не первой свежести, – разом переместил бы куда-нибудь на самую нижнюю ступеньку общественной лестницы. Но на ней все эти вещи смотрелись просто неотразимо, ибо Зандра принадлежала к тем очень немногим женщинам, которые выглядят шикарно, что бы ни надели.
Удивительно, но, привлекая мужчин, Зандра не отталкивала и женщин, ибо вместе с красотой была наделена живым характером, веселым нравом и той неподдельной простотой, которая как бы позволяет не замечать неотразимой внешности. Она могла вести себя вызывающе, вышучивать окружающих, вообще позволять себе что угодно, – все получалось так естественно и непринужденно, что никому и в голову не приходило обидеться.
Но двадцать четыре часа назад неизменная жизнерадостность ее покинула, и требовалось время, чтобы вернуться в обычное состояние.
Продвигаясь с толпой пассажиров к стоянке такси и автобусов, Зандра в душе благословляла Дину Голдсмит. Не будь ее старой подруги, ей было бы негде укрыться – и тогда?
«Тогда я бы оказалась в руках этих варваров», – мрачно подумала она.
При воспоминании о случившемся Зандра вздрогнула, поврежденная рука заныла под плотной повязкой.
Оказавшись у выхода из международного аэропорта, Зандра на секунду заколебалась – подождать автобуса или, плюнув на все, взять такси. В сумочке у нее сейчас, кажется, меньше ста долларов, но стоит ли об этом думать, когда, если не считать ноющей раны на руке, она в целости и сохранности и ничто ей больше не угрожает?
А ведь все могло обернуться иначе.
Анна Зандра Элизабет Терезия Шарлотта фон Хобург-Уилленлоу, графиня Графбург, родилась в Лондоне, а два года спустя там же появился на свет ее брат Рудольф. Счастья это, мягко говоря, семье не принесло.
И ее-то, Зандры, появление на свет мать, особа хрупкого телосложения, выдержала с трудом, а следующая беременность оказалась и вовсе фатальной. Лавиния фон Хобург-Уилленлоу умерла родами, а младенец выжил только благодаря неимоверным усилиям лучших акушеров.
Отец Зандры, Штефан, был вне себя от горя. Смерть любимой жены повергла его в полное отчаяние. Когда он на ней женился, его состояние в Чехословакии оценивалось как одно из крупнейших в Европе, но все прибрали к рукам Советы. Безвременная смерть жены и внезапно свалившаяся нищета просто доконали его. В этих условиях двухлетняя дочь и сын-младенец – обладатели громоздких и никому не нужных титулов – превратились в серьезную проблему.
Неудивительно, что Штефан начал искать утешения в бутылке.
К счастью, у него не было недостатка в богатых и знатных родственниках, чье состояние, вложенное в ценные бумаги и недвижимость на Западе, не только никуда не исчезло, но постоянно умножалось; смесь благородных кровей – преимущество немалое, а ведь Зандра числила в родственниках большинство английских герцогов и герцогинь, впрочем, как и знатных особ во Франции. К тому же через своего деда по отцовской линии она была связана с фон Энгельвейзенами и, стало быть, вела родословную, пусть и довольно извилистую, от князей Священной Римской империи.
Родственники и взяли на себя заботу о семье. Крестная Зандры, английская герцогиня, нашла детям няньку: тетя Джозефина, жена владельца одного из лондонских коммерческих банков, придумала для стремительно спивающегося Штефана какую-то синекуру, а кузен Колин обеспечил семью маленькой, но зато бесплатной квартирой в престижном районе.
Впрочем, руководила всеми операциями тетя Джозефина. Когда Зандре исполнилось шесть лет, она объявила Штефану тоном, не терпящим возражения, в какую именно школу следует определить девочку. Плата за обучение была баснословной, но все расходы, разумеется, взяли на себя родственники. Так начались английские университеты Зандры. Вскоре за ней последовал и Рудольф. Два года спустя его отдали в привилегированную школу для мальчиков.
По мере того как Зандра росла, ей становилось все яснее, что она не похожа на других, что ей нет места ни среди простолюдинов, ни в мире спесивых богачей, кичащихся своей знатностью. В восемнадцать лет ее представили ко двору. А вскоре последовало событие не менее важное – выход в свет. Это был почтенный, испытанный временем и поколениями ритуал – например, тетя Джозефина именно так познакомилась со своим будущим мужем.
Но если тетя считала, что Зандре будет нетрудно найти спутника жизни, ее ждало жестокое разочарование. Прием следовал за приемом, бал за балом, Зандру осаждали десятки молодых людей, соискателей ее руки, но в каждом она находила какой-то недостаток. У тети Джозефины опустились руки. «Нищие не могут себе позволить быть разборчивыми, – жаловалась она своим сестрам, – а наша Зандра слишком привередлива. Особенно, – зловеще добавляла она, – для девушки „в ее положении“».
Сестры выразили полное сочувствие. «Не расстраивайся, Джози, – погладила ее по руке Александра, – ты сделала все, что от тебя зависело. Упрекнуть тебя не в чем».
– Ладно, будь что будет, – вздохнула Джозефина. – Пусть продолжает учебу, найдет какую-нибудь работу. Наверное, только Бог знает, что ей суждено. Ей решать.
Зандра решила и остановилась на университете. А два года спустя в Оксфорд поступил и Рудольф.
С тех пор она его почти не видела. Школьниками они еще могли мечтать о лете, которое проведут вместе, но теперь он строил собственные планы, в которых ей могло и не оказаться места.
Объяснялось все просто – Рудольф фон Хобург-Уилленлоу открыл для себя мир женщин. Вскоре за ним уже числилась целая вереница поверженных красавиц, что и неудивительно – у этого молодого человека было такое неотразимое обаяние, что женщины у него разве что с рук не ели. А Зандра тем временем усердно занималась историей искусств, хотя вовсе не была уверена в том, что именно это дело ее жизни.
А затем был объявлен конкурс на звание «Мисс Великобритания». Зандра и не думала в нем участвовать, но одна из ее подруг настойчиво упрашивала:
– Брось упрямиться, Зандра, что ты теряешь? К тому же если уж я решилась, то тебе сам Бог велел! Порезвимся от души! Не будь занудой, соглашайся.
Словом, Зандра попала на конкурс. Разумеется, это была чистая погоня за журавлем, о выигрыше она и не думала.
Тем большим было изумление, когда ее объявили победительницей.
Изумилась и тетя Джозефина, которую никто не подумал поставить в известность о происходящем и которая нашла, что наследнице князей Священной Римской империи не пристало участвовать в подобного рода спектаклях.
Так или иначе, пришла хрупкая, как мотылек, слава и вместе с ней – приглашение в Каракас на конкурс красоты «Мисс мира». Увы, Зандра не прошла даже во второй тур, зато обрела множество новых друзей, и прежде всего Дину Ван Влит – «Мисс Нидерланды». Из Каракаса она вернулась к прежней жизни в Англии.
Но тетя Джозефина отказалась оплачивать ее дальнейшее обучение.
– Все, отныне я умываю руки! – безапелляционно заявила престарелая матрона. – Я безуспешно пыталась найти тебе жениха. Я оплачивала твою учебу, а ты вон какую штуку выкинула. Теперь, милочка, сама о себе заботься.
Хочешь не хочешь, пришлось искать работу. Зандра исходила пешком десятки километров. Стучалась в агентства по найму. Пыталась устроиться манекенщицей, но выяснилось, что там надо раздеваться. Знания в области истории искусств, как и титул «Мисс Великобритания», дополнительных очков ей не принесли. Что же касается впечатляющей родословной, то на нее вообще всем было наплевать. Зандра оказалась в тупике.
Но тут ей повстречался молодой бизнесмен Марк Брэндон, вице-президент фирмы по обслуживанию специальных туристических групп из-за границы.
– Мы организуем так называемый Королевский тур, – пояснил он. – Каждая группа состоит из двадцати четырех человек, их расселяют по замкам, переоборудованным в гостиницы, сельским коттеджам, садовым домикам, возят на скачки в Эскот и так далее. В общем, главное – чтобы туристы почувствовали прелесть жизни богатых и титулованных особ, о которой дома они могут только мечтать.
Далее Марк Брэндон заметил, что пока ему не хватает для Королевского тура действительно родовитой леди, которая принимала бы туристов в роскошно обставленной городской квартире.
– Единственное, что требуется, так это дважды в неделю примерно по часу потягивать шампанское, болтать и фотографироваться с нашими клиентами, – заключил он. – Пусть потом хвастают дома, что общались с настоящими аристократами.
А в перерывах между этими визитами роскошные апартаменты в ее распоряжении на все время действия контракта. Гардероб, драгоценности, приходящая прислуга – прилагаются. И, естественно, зарплата.
– Мы будем платить вам двести фунтов в неделю, – ослепительно улыбнулся Марк Брэндон. – Годится?
– Надо подумать. – Что-то в этом предложении смущало Зандру.
Но на следующий день все за нее решил, быть может, сам того не желая, Рудольф. Он пришел попросить денег.
– Я тут задолжал немного... – Рудольф пытался держаться непринужденно, но его выдавали пальцы – они выбивали крупную дробь о стенку бокала, в котором он смешал себе коктейль.
– Ну что ж, – вздохнула Зандра, – и сколько же тебе на сей раз нужно?
Рудольф откашлялся и посмотрел на кончики своих туфель.
– А сколько... сколько у тебя есть?
– Рудольф! – Зандра внимательно посмотрела на него.
– Видишь ли... я проигрался в карты. – Он старательно избегал ее взгляда. – Надо платить, эти ребята шутить не любят. Это нам с тобой нужно? – Рудольф наконец посмотрел ей прямо в глаза и попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и фальшивой.
Пришлось позвонить Марку Брэндону и принять предложение. Зандра переехала в роскошные апартаменты и начала дважды в неделю принимать участников программы «Королевский тур».
Вид у Зандры был поистине королевский. Ну, скажем, графский.
Клиенты были вполне удовлетворены.
В отличие от тети Джозефины. Услышав о переменах в судьбе племянницы, старая матрона пришла в ужас. Настолько, что забыла о своем отказе оплачивать учебу Зандры и стала умолять ее вернуться в университет.
Но девушка и слышать об этом не хотела.
– Мне нравится моя работа, – упрямо твердила она.
И это были не просто слова. Зандре действительно нравилась обретенная независимость, у нее не было ни малейшего желания возвращаться под крыло тети Джозефины и принимать подачки.
А потом умер отец – разумеется, от цирроза печени.
Тут-то и пришла настоящая беда.
Едва тело Штефана фон Хобург-Уилленлоу было предано земле, как Рудольф начал шататься по игорным домам, повсюду намекая на то, что как только завещание вступит в законную силу, ему достанутся миллионы. Хозяева заведений с радостью предоставили ему кредит. Повсюду его встречали как самого дорогого гостя.
В первый же вечер он проиграл несколько сотен фунтов; кредит был продлен. Неделя шла за неделей, его долг вырос до нескольких тысяч, а по прошествии месяцев – до невероятных размеров, учитывая грабительские проценты.
Собственники игорных домов решили, что пора потолковать с клиентом. Пока по-хорошему.
– Адвокаты говорят, что ждать осталось совсем недолго, – храбро соврал Рудольф. – Законность завещания все еще проверяется, но это обычная формальность. А теперь как насчет еще нескольких тысчонок?..
Кредит был продлен. Снова и снова.
А потом наступил неизбежный крах. Рудольфу дали неделю на оплату долга – в противном случае...
Когда неделя прошла, Рудольф, возвращаясь на рассвете домой, увидел, как от стены отделяются трое громил. При свете фонаря были видны железные шипы кастетов на их кулаках. В таких случаях действие опережает мысль. Рудольф бросился на землю, перекатился через клумбу и вскочил на ноги. Тут он скорее почувствовал, нежели увидел, что ворота, ведущие на улицу, перекрывает четвертый, а в руках у него железный брус.
С невероятным усилием Рудольф вспрыгнул на высокую стену, ограждающую двор, и приземлился на противоположной стороне. Его спасли только хорошая реакция и чистое везение. Но пуля просвистела слишком близко. Беспокоиться было о чем.
Зандре это стало ясно, когда ее в половине пятого утра разбудил телефонный звонок.
– Слушай меня, – в трубке зазвучал прерывистый голос Рудольфа, – слушай и, ради Бога, не перебивай.
И он рассказал ей все.
– Рудольф, немедленно иди в полицию, – сказала она, удивляясь собственному спокойствию.
– Полиция не поможет. – Он хрипло рассмеялся. – Только хуже будет.
– Рудольф, где ты? – Ответа не последовало, и Зандра настойчиво повторила: – Откуда... ты... звонишь?
– Лучше тебе этого не знать, Зан... – Было слышно, как Рудольф тяжело переводит дыхание. – Мне надо залечь на дно, так что не беспокойся, если некоторое время от меня не будет вестей. – Все, бегу. – В трубке послышались короткие гудки.
Через тринадцать часов к дому подъехал автобус с туристами. Зандра работала с ними словно на автопилоте, механически выполняя свои обязанности – болтала о чем-то с вымученной улыбкой на губах, фотографировалась с домохозяйками, пенсионерами, зерноторговцами из медвежьих углов Америки, прибывших в Англию в сопровождении своих благоверных.
Но гостей Зандра словно не видела. На уме у нее был только Рудольф. Где он? Что с ним? Как ему выбраться из этой передряги?
Туристы уже собирались уходить, когда в дверь позвонили. Открыть пошел привратник – характерный актер, которого время от времени нанимали на такие роли. Грубо его оттолкнув, в гостиную вломились три типа в кричаще-безвкусных костюмах.
Один, выхватив у какого-то туриста бутылку шампанского, опорожнил ее одним глотком и швырнул в камин. Бутылка разлетелась вдребезги.
Другой плюхнулся на диван, нагло положив ноги на колени благоухающей духами пожилой даме.
Третий зажег сигару и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате, словно оценивая ее. Затем он вытащил сигару изо рта и, вызывающе стряхнув пепел на пушистый ковер, растер его башмаком.
– Это ты тут графиня? – На его изрытом оспинами лице появилась мерзкая улыбка.
– Да, я Зандра фон Хобург-Уилленлоу, графиня Графбург. – Голос Зандры прозвучал спокойно, но ее глаза гневно сверкали. – Будьте любезны подождать в прихожей, и я выйду к вам, как только провожу своих гостей.
Подонок и бровью не повел.
– Нам нужен твой сопливый братец. – Приблизившись к ней, он пыхнул сигарой и уставился на нее холодными неподвижными глазами. – Только не говори, что не знаешь, где он. – Он выпустил струю дыма прямо в лицо Зандре.
Щеки у нее так и полыхали, но девушке удавалось сохранить самообладание. С достоинством – врожденным и благоприобретенным – она повернулась к туристам и сказала:
– Прошу извинить меня за это грубое вторжение. И спасибо, что пришли. Мы славно провели время.
Избегая ее взгляда, туристы поспешно отставили недопитые бокалы, накинули пальто и гуськом потянулись к выходу.
– Уютное местечко, ничего не скажешь, – заметил с пакостной улыбкой громила-курильщик, дождавшись, пока за туристами и привратником закроется дверь. – Я не прочь бы пожить здесь немного. Ну а теперь... не тяни резину, говори, где этот мальчишка, который называет себя твоим братом!
– Понятия не имею. – Зандра твердо посмотрела на него.
– Очень жаль.
Казалось, он был полностью поглощен своей сигарой: перекатывал ее между пальцами и время от времени глубоко затягивался. Наконец он поднял взгляд на Зандру.
– Но ведь вы разговаривали? – В его голосе послышалась скрытая угроза.
– Да, сегодня утром брат мне звонил, – призналась Зандра, чувствуя, как на нее накатывает липкий страх. – Но где он, не сказал. Честное слово, не знаю!
– Да? Надеюсь, ты не думаешь, будто мы тебе поверим?
– Это уж как вам будет угодно. – Зандра прямо посмотрела на него. – И честно говоря, я ничего не сказала бы, даже если бы знала.
Молниеносным движением он схватил ее за запястье и рывком притянул к себе.
– Ну, это мы сейчас увидим.
Он с нарочитой неторопливостью приблизил горящий кончик сигары к ее ладони. Нежную кожу опалило жаром. Зандра невольно вздрогнула.
– Зачем нарываться на неприятности? – Он полоснул ее взглядом, словно ножом. – Выкладывай, где он, и все будет в порядке.
– Больше мне сказать нечего!
Сожалеюще поцокав языком, он еще на полдюйма приблизил к ее руке горящую сигару. Зрачки у Зандры в ужасе расширились.
– Проклятие! – прошептала она. – Ну как мне вас убедить, что я говорю правду?
– Может, так? – Он с ухмылкой вдавил сигару ей в ладонь.
Зандру пронзила острая боль. Глаза наполнились слезами. Она едва удержалась от того, чтобы не вскрикнуть.
Он дважды повторил эту операцию, всякий раз раскуривая сигару и вдавливая ее в одно и то же место, так что кожа на ладони мгновенно вздулась и покраснела. И все же у Зандры достало сил не закричать – такой радости она ему не доставила.
Когда стало ясно, что ей действительно нечего сказать, один из налетчиков прошелся по квартире, методически отключая один за другим телефонные аппараты, за исключением того, что стоял в гостиной. Затем палач повел Зандру наверх, в спальню.
– Будь у твоего братца хотя бы половина твоих мозгов, нам не пришлось бы делать тебе больно, – сказал он.
– А будь хоть половина моих мозгов у тебя, – Зандра бросила на него испепеляющий взгляд, – ты бы не посмел мучить женщин.
С этими словами Зандра без сопротивления вошла в спальню и громко хлопнула за собой дверью. Снаружи щелкнул замок. Прижавшись ухом к скважине, она услышала удаляющиеся шаги.
Она без промедления принялась за дело. Прежде всего сняла «графское» платье, кое-как смазала рану, натянула джинсы, свитер и потертую мотоциклетную куртку.
Затем принялась шарить в столике, где держала паспорт и около трехсот фунтов ассигнациями; запихнула в огромную дорожную сумку все необходимое и, наконец, осторожно открыла окно, прямо за которым рос старый вяз.
Выбросив наружу сумку и башмаки, Зандра на секунду замерла – надо убедиться, что мерзкая троица ничего не услышала. Затем она перелезла через подоконник, набрала в грудь побольше воздуха и уцепилась за ближайшую ветку.
Спуск оказался быстрым, ее бегства никто не заметил.
Когда налетчики обнаружили, что птичка упорхнула, Зандра уже была в Хитроу с посадочным талоном в руках.
И все же лишь после того, как самолет поднялся в воздух и взял курс на Нью-Йорк, Зандра вздохнула свободно.
Сидя в кресле автобуса, направляющегося на Манхэттен, она молча проклинала того, кто втянул ее в эту историю.
Рудольфа фон Хобург-Уилленлоу. Братца-графа.
Дерьмо собачье – вот что он такое!
Глава 4
Маккензи Тернер стремительной походкой шла на работу. На ногах у нее были трехцветные кроссовки. Помешанная на пунктуальности, она бы и побежала, но так наверняка вспотеешь, а даме это не пристало, особенно если служишь в таком почтенном заведении, как «Бергли».
«Черт бы побрал этого Чарли Ферраро!» – сквозь зубы пробормотала она, чувствуя, как при каждом шаге больно колотится о ребра кожаная сумка. Она никуда и никогда не опаздывает – никогда!
Дождавшись зеленого света на перекрестке, Кензи увидела в квартале отсюда здание «Бергли». Это был своего рода музей-самозванец, где произведения живописи не выставляют, а продают. Пожирая глазами величественное здание, Кензи вдруг почувствовала, как внутри у нее что-то затрепетало – так заточенная в клетку птица пытается вырваться из плена. Впервые предстоящий рабочий день вызывал у нее смутное беспокойство.
Новый хозяин.
Что это может означать? Увольнения? Более строгую дисциплину?
Впрочем, какой смысл гадать, рассудительно сказала себе Кензи, расправляя плечи. Скоро все и так выяснится.
Занимая в длину и ширину целый городской квартал, «Бергли» располагался в самом сердце одного из наиболее роскошных торговых кварталов всего западного мира. Его шестиэтажное здание из белого мрамора в духе неоренессанса, казалось, притягивало словно магнитом большие деньги. По обе стороны остроугольной, охряного цвета крыши возвышаются похожие друг на друга как две капли воды жилые тридцатичетырехэтажные Аукционные башни.
Обе башни имеют отдельный вход с улицы, собственную охрану, подземный гараж и обслугу.
Вход же в сами аукционные галереи представляет собой величественные двойные двери из резного стекла, почти, но все-таки не вполне достигающие второго этажа. Венчаются они причудливой лепниной – дурной копией с Дворца дожей в Венеции.
БЕРГЛИ
Основан в 1719 году
Медная, до блеска отполированная табличка особо в глаза не бросалась: такое учреждение в гигантских буквах не нуждается. В окнах, поднимающихся чуть ли не от самого тротуара, красовались увеличенные фотографии предметов ближайших торгов: разбрызгиватель розовой воды, полотно Ренуара, позолоченный самовар, настольная лампа в виде стрекозы от Тиффани...
Обычно Кензи подолгу рассматривала эти витрины, но сегодня не было времени и для беглого взгляда на них. Привратника в безупречно отутюженной униформе, с которым Кензи, как правило, останавливалась поболтать, поразило, с какой скоростью она пронеслась мимо и даже двери ему не позволила открыть – сама распахнула.
Оказавшись в огромном вестибюле, Кензи небрежно помахала вооруженным охранникам и поспешно прошла к крутой лестнице, ведущей на второй этаж, где сейчас размещались собрания французской мебели, гобеленов, предметов обихода, часы и многое другое из объявленного на завтрашние торги.
Чего тут только не было – глаза разбегались при виде мраморных ящичков для сигар, шкафчиков с позолотой, этажерок красного дерева, позолоченных пристенных столиков, величественных бюро, письменных столов, комодов и такого множества стульев, что жизни не хватит на них посидеть, – подобное изобилие тем более удивительно, что аукционы такого рода на этой всемирной свалке старины проводятся раз в две недели, и если есть деньги, то за один присест здесь можно накупить вещей, чтобы обставить целый дворец.
Распахнув дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», Кензи нырнула «за кулисы» – так в «Бергли» называют помещения, доступ в которые обычной публике закрыт. Перепрыгивая через две ступеньки, она поспешно взлетела по пожарной лестнице и помчалась узким, с ковровой дорожкой коридором в свой крохотный кабинетик, расположенный в дальнем углу здания.
Глянув на бегу на часы, она чуть не упала от ужаса. Опоздала-таки! Мало сказать, опоздала: целых сорок две минуты прошло, как она должна быть на месте! И надо же было такому случиться именно в день, когда сюда вполне может зайти новый владелец контрольного пакета акций!
Кензи, задыхаясь, влетела в кабинет – крохотную комнату без окон, которую она делила еще с двумя сотрудниками отдела картин и рисунков старых мастеров. Здесь едва хватало места для трех металлических столов, стонущих под тяжестью увесистых томов справочной литературы и каталогов; над каждым в стену был вделан экран для исследования в рентгеновских лучах увеличенных изображений работ, подлинность которых вызывала сомнения.
Первым бросилось Кензи в глаза отсутствие на рабочем месте ее давней врагини Бэмби Паркер. Ну а друг, Арнольд Ли, присутствовал.
– Ага! – приветствовал он ее с неподражаемым китайским акцентом, что свойственен официантам из ресторанов на вынос. – Блудная дочь наконец явилась. – Ли крутанул вращающийся стул и широко улыбнулся.
– Явилась, явилась, да только опоздала безбожно. – Кензи рывком вытащила нижний ящик стола, в котором держала туфли-лодочки.
– Опоздала? – Стройный и привлекательный, Арнольд был полукровкой: отец – китаец, мать – откуда-то с Кавказа. Евразиец, одним словом. Что еще сказать? Веселый. На редкость сообразительный.
Он хитровато прищурился:
– Любовью, наверное, занималась?
– Да оставь ты свои дурацкие шуточки, надоело! – огрызнулась Кензи. – Вот черт!
Она плюхнулась на стул и растерянно посмотрела на туфли. Последовал поток ругательств, сопровождающийся ударами подошвы по столу.
– Ого! – Арнольд оставил свой ернический тон. – В чем беда?
– Вот в этом. – Последовал очередной удар по крышке стола. – Совершенно забыла, что еще вчера подошва отлетела. – Ну и что теперь прикажете делать? – захныкала она.
– Оторви и вторую, – хладнокровно посоветовал Арнольд, – и все будет в порядке. Два сапога пара, слышала такое присловье?
– А ты... ты хоть представляешь, сколько они стоят? – накинулась на него Кензи.
Арнольд внимательно посмотрел на ее ноги.
– В таком случае кто тебе мешает надеть кроссовки?
– Как бы не так. «Мисс Тернер, сколько можно повторять? – Она очень похоже передразнила секретаршу Шелдона Д. Фейри мисс Боткин. – Кроссовки – отличная обувь для спортивного зала, но у нас, в „Бергли“, они совершенно неуместны, более того – оскорбительны!»
Арнольд рассмеялся, Кензи же продолжала трагически взирать на целую подошву. Поколебавшись немного и нарочно отвернувшись в сторону, она протянула туфлю Арнольду.
– Держи. Сам отрывай. Я не могу.
Кензи принялась возиться со шнурками кроссовок. Услышав резкий звук, она вздрогнула.
– Ну вот, все в порядке. – Арнольд поднялся и торжественно водрузил туфлю на стол. – Можешь носить.
– О-о-очень смешно! – Жалобно сморщившись, Кензи сунула ноги в то, что еще вчера было ее лучшей парой туфель, на которые она ухнула свою недельную зарплату. – Слушай, а с чего это ты сегодня веселишься?
– А почему бы нет?
– Ну... Разве нам не предстоит выстроиться в шеренгу и приветствовать нового хозяина или что-нибудь в этом роде?
– Да нет, насколько мне известно. – Арнольд откинулся на спинку стула и развернул пакет с завтраком. – Не дергайся. – Он надкусил бутерброд и принялся сосредоточенно жевать. – Единственное, что ожидается, так это визит ее королевского величества.
– Ее величества? – Кензи вздернула подбородок. – Кого же именно? Королевы Елизаветы? Королевы Сирикит? Королевы Беатрикс? Королевы Нур?
Арнольд искоса посмотрел на нее.
– Холодно. Но королева Голдсмит ничем не хуже.
– О-о-о! – Мгновенно нахмурившись, Кензи ткнула пальцем в сторону пустого стола. – А где, позволю себе спросить, мисс шлюха?
– Мне-то откуда знать? – Арнольд неопределенно пожал плечами. – Да и тебе что за дело? Вот уж не думал, что тебе может не хватать Бэмби.
– Да я не о том. – Кензи поджала губы и задумалась. – Просто мне кажется весьма странным, что ее нет на месте... особенно в такой день. Ты же сам прекрасно знаешь, что она всегда липнет к начальству. Во всех смыслах.
– О чем ты? – Арнольд в притворном ужасе закатил глаза и выпрямился на стуле. Искусственная кожа заскрипела. – Зачем наговаривать на человека? На нашу Бэмби Паркер?!
Кензи вновь остановила взгляд на пустующем столе.
– В общем-то мне, конечно, наплевать, и все-таки интересно... где же пропадает мисс Паркер – Само Совершенство?
– Смотри-ка, – восхищенно прошептала Бэмби. – Уже на изготовку!
Она привычно дернула молнию на широченных брюках Роберта А. Голдсмита, нащупала прорезь в мешковатых шелковых трусах и растегнула застежки.
Хрякоподобный мужчина, так и просящийся на блюдо, откинулся на мягком сиденье мышиного цвета. Дело происходило в его просторном черном «кадиллаке» с предусмотрительно задернутыми шторками на плотно закрытых окнах, отделяющих пассажиров от суеты и шума внешнего мира.
Дождавшись, пока Бэмби устроится в специально приготовленном гнездышке, Голдсмит бросил шоферу и по совместительству телохранителю:
– Вперед. Покрутись где-нибудь вокруг. Далеко можешь не отъезжать.
Так шофер и поступил – принялся кружить вокруг «Бергли», останавливаясь у каждого светофора.
Бэмби Паркер отлично знала свое дело. Три недели практически ежедневных сеансов сделали ее настоящим экспертом по части сексуальных вкусов Роберта А. Голдсмита.
Они познакомились в разгар переговоров о приобретении почтенной компании, и Фейри, руководитель аппарата сотрудников «Бергли» и одновременно главный аукционист, расстелил перед потенциальным шефом ковровую дорожку. В ходе осмотра помещения они задержались в главном выставочном зале, где рабочие под бдительным оком Бэмби Паркер как раз разворачивали экспозицию картин старых мастеров.
Одаренная несравненным периферийным зрением, Бэмби мгновенно уловила краем глаза появление миллиардера. И понимая, что ей выпал один шанс из тысячи, времени зря терять не стала. Как бы непроизвольно – якобы затем, чтобы убедиться, что портрет Ромни висит правильно (в действительности он и висел, как надо), она сделала шаг назад, потом еще один и еще, пока не уткнулась прямо в живот своей жертве.
– Ой! – Глаза ее расширились в притворном ужасе, ладонь взлетела ко рту. Обернувшись, она выдохнула своим хорошо поставленным голосом примерной девочки: – Ой, ради Бога, извините.
Голдсмит отнюдь не был слепцом и хорошо разглядел ожившую куклу Барби двадцати четырех лет. Высокая, пышнотелая, отлично ухоженная, Бэмби Паркер будто сошла с картинки: кожа, лицо, фигура, белоснежные, словно ламинированные, зубы и плюс ко всему умение похлопать длинными золотистыми ресницами перед тем, как скромно потупить очи.