– Эй, Кензи, – окликнул ее из коридора Арнольд Ли, – тут к тебе пришли.
      Кензи разговаривала по междугородному.
      – Если это Чарли, скажи, пусть подождет! – Кензи даже не обернулась, просто прикрыла мембрану. – Знаешь, сколько времени я убила на то, чтобы дозвониться до этого городишки в Венгрии?
      И она вернулась к разговору, уверенно, так, будто и не было никакого перерыва, продолжив прерванную посредине фразу.
      – Большое спасибо, профессор Тиндеманс, за то, что уделили нам время. Я знаю, что вы сейчас нездоровы, так что ужасно неловко вас беспокоить. О, я так признательна за помощь... Да, да, конечно, с нетерпением буду ждать вашего факса. Да, непременно передам привет мистеру Споттсу при ближайшей же встрече... Вы действительно оказали нам неоценимую помощь, профессор... Надеюсь, лечение пройдет удачно... Еще раз извините за беспокойство...
      Кензи повесила трубку, откатилась немного на стуле и торжествующе воздела руки:
      – Вот так-то!
      – Что это с тобой? – удивленно посмотрела на нее Зандра. – Можно подумать, что твоя команда выиграла мировое первенство.
      – Бери выше! – Кензи счастливо вздохнула, закинула руки за голову и рассеянно улыбнулась, устремив взгляд на монблан книг и каталогов, громоздящихся на ее столе. – Ну что за славный, чудесный господин. Такой вежливый. И знаешь что, Зандра?
      – Что?
      – О Гольбейне можешь забыть.
      – Что значит «можешь забыть»? – поразилась Зандра. – Ведь это сейчас наше главное дело.
      – Уже нет. Понимаешь, я доверилась своей интуиции и, как выяснилось, не зря. В самую точку попала. Видишь ли, мистер Споттс как-то обмолвился в разговоре со мной, что профессор Тиндеманс знает про Гольбейна все. Естественно, он прав, но больше того: можешь себе представить, профессор занимался нашей картиной еще в 1939 году.
      – Потрясающе! Ты молодец, малыш, так много успела, и всего за одно утро.
      – Ну что ж, теперь остается ждать факса. Как только получим, сделаем копии для мистера Фейри и юридического отдела, а дальше пусть этим делом занимаются, – Кензи насмешливо ухмыльнулась, – наши великие детективы Чарльз Ферраро и Ханнес Хокарт.
      – Эй, Кензи! – Зандра прижала палец к губам. – Тебя ждут, забыла?
      Кензи растерянно заморгала. Кто ждет? У нее это действительно совершенно вылетело из головы. Внезапно она хлопнула себя рукой по лбу. Ну конечно. Чарли собственной персоной. А что, если он все слышал? Тогда этот ублюдок может...
      Она круто повернулась на стуле.
      Это был не Чарли. Внутри у нее все так и застыло.
      Это был Ханнес Хокарт.
      Кензи медленно оглядела его с ног до головы. Шикарно выглядит. Коричневые туфли. Шерстяные брюки, подчеркивающие узкую талию и стройные бедра. Двубортный пиджак под цвет всему остальному. Нет, это вам не какая-нибудь униформа. И не дешевка из магазина готового платья. Уж взгляд-то у Кензи наметан, костюм от Армани она отличит сразу.
      У Кензи глухо забилось сердце. О Господи, и как же она могла забыть? Красавец, право, настоящий викинг, глаз не оторвешь.
      А она и не отрывала.
      Впрочем, и он от нее тоже.
      Время остановилось. Они переместились в мир, где существуют только двое.
      Почуяв, что что-то носится в воздухе, Зандра насторожилась. Да и Арнольд проявлял явный интерес к происходящему. Он широко улыбнулся и одобрительно поднял большой палец.
      Но сигнал остался не принятым. Кензи с Ханнесом не замечали публики. Им было достаточно друг друга.
      – Доброе утро, Кензи, – прервал наконец молчание Ханнес.
      – Ганс! – с трудом вымолвила она в ответ.
      – Давно не виделись.
      – Давно, – эхом откликнулась Кензи, по-прежнему не сводя с него взгляда.
      «Для точности, три месяца, – подумала она. – Вот сколько времени прошло с тех пор, как я предложила ему прогуляться под дождем. О Господи, мне явно надо показаться врачу. Надо быть полной идиоткой, чтобы оттолкнуть такого парня».
      – Ничего, что я зашел без звонка? – Ханнес улыбнулся так, что у нее подогнулись колени.
      – Ну что ты... конечно... Так что привело тебя в мою берлогу? – забормотала Кензи и тут же себя выругала. «Соберись, ты ведь не школьница!»
      Ханнес подошел ближе.
      – Как тебе сказать? Причин несколько. Во-первых, дело.
      Он наклонился над ее столом и скрестил руки на груди.
      Кензи незаметно вытерла разом вспотевшие ладони и попыталась принять деловой вид.
      – Ну что ж, – откашлялась она, – в таком случае, может, для начала о деле?
      – Как тебе будет угодно, – кивнул он. – О деле так о деле. Вполне разумный подход. А ведь мы с тобой люди здравомыслящие, не так ли?
      Кензи промолчала. Похоже, она просто боялась заговорить.
      Ханнес улыбался.
      Постороннему эта улыбка показалась бы всего лишь данью вежливости, как принято в Старом Свете. Но для той, кому она предназначалась, все выглядело иначе.
      И еще одно бросилось в глаза Кензи, в каком бы замешательстве она ни пребывала. У него разные зрачки, правый скорее отдает голубизной, левый – зеленью. И это удивительное различие помимо всего прочего – а ну-ка, немедленно возьми себя в руки! – еще и возбуждает.
      – Так. – Ханнес поскреб подбородок. – Чтобы покончить с делом...
      Кензи выжидательно молчала.
      – Боюсь, впрочем, что тебе уже и без меня все известно. Интерпол получил официальный запрос касательно Гольбейна. В этом деле заинтересованы власти Соединенных Штатов и ФРГ. Мне поручено оказывать вам всяческое содействие. Вот, в общем, и все. – Он широко раскинул руки и подмигнул ей.
      Кензи даже не пошевелилась. В комнате было тихо, слышен был лишь шум вентилятора и шелест бумаг на столе Зандры.
      – Особое содействие тебе вроде не требуется. Из того, что я случайно услышал, – Ханнес одарил ее еще более ослепительной улыбкой, – явствует, что вы и сами со всем справляетесь. А впрочем, если требуется мое участие в этом, – он наклонился к Кензи и перешел на шепот, – или в любом ином деле – я готов.
      Кензи залилась густой краской. Лишь с огромным трудом ей удалось отвести от него взгляд, слегка развернуться на своем вращающемся стуле и сделать вид, что отыскивает нужную бумагу.
      Ее мысли метались. Чувства – тоже.
      И что это мужчины посыпались на нее, словно из рога изобилия? Три долгих месяца она была одна, даже не встречалась ни с кем. А теперь вдруг полна коробочка.
      Вчера – Чарли.
      Сегодня – Ханнес.
      И ведь она по нему с ума сходит! Вот в чем беда.
      Одна закавыка – они с Чарли напарники, пусть и временные.
      Кензи незаметно вздохнула. Меньше всего ей хотелось, чтобы эти двое из-за нее схватились. И уж не дай Бог, будут хвастать друг перед другом победами в одной и той же постели.
      Да, положеньице.
      Надо немедленно что-то решать, пока не поздно.
      – Вот мой рабочий телефон, – сказал Ханнес, – можешь звонить в любое время. Не застанешь – оставь сообщение на автоответчике.
      Кензи слегка скосила глаза, наблюдая, как он вынимает из кармана кожаный футляр для визиток. Дорогая вещица, подумалось ей, ободок из чистого золота. Да еще и камешками украшен.
      Внезапно она почувствовала укол ревности.
      Наверняка подарок какой-нибудь девицы! Такие штуковины мужчины сами себе не покупают.
      Это решило дело. К черту! Чем она хуже других, у нее такое же право на жизнь, свободу и радость, как и у всех.
      Да, Ханнес с Чарли вместе работают. Так что с того?
      Вчера она просто проявила слабость, не справилась с гормонами. Но ведь связь с Чарли она продолжать не собирается, не так ли? И верность ему хранить не обязана. Да и вообще ничем не обязана!
      Кензи завороженно смотрела, как Ханнес жестом фокусника извлекает из футляра свою визитку.
      – Домашний телефон на обратной стороне.
      Кензи потянулась за карточкой, и вдруг ее охватило странное чувство, будто этот кусочек картона – часть его. Стоило ей его коснуться, как по ее телу пробежал мощный электрический разряд.
      Память невольно вернула Кензи к той дождливой октябрьской ночи, когда его язык блуждал по ее обнаженной плоти, а она отдавала ему все, что у нее есть.
      Кензи на мгновение задержала визитку в руках, и тут ее словно озарило.
      «Я же все это время скучала по нему! Он мне нужен!»
      – Э-э... – Кензи облизнула пересохшие губы. – Ты вроде говорил, что у тебя ко мне не только дело...
      – Говорил, – улыбнулся Ханнес.
      – Ну и...
      – Почему бы нам не поужинать сегодня вместе? Если, конечно, у тебя нет других планов.
      «Поужинать, – повторила про себя Кензи. – Что ж, занятие довольно невинное. По крайней мере ни к чему не обязывает».
      – Хорошая мысль, – негромко откликнулась она. – Только, видишь ли, мяса я не ем...
      – Не проблема, – прервал ее Ханнес. – Я знаю, куда пойти. Заеду за тобой в семь, ладно?
      – В семь? Годится.
      – А если до того времени придет факс, сними для меня копию, хорошо?
      Кензи сомнамбулически кивнула.
      – Ну что ж, мне пора бежать, – Ханнес снова обнажил зубы в ослепительной улыбке. – До вечера.
      И вышел.
      – Так, так, так, – насмешливо пропела Зандра. – Классный парень, дорогая. Что ж, когда начинается дождь, жди потопа. Смотрю, сухой сезон кончился. И как это у тебя выходит? Впрочем, молчу. Пока, я на обед...
      Но Кензи ничего не слышала, лишь улыбалась куда-то в пространство в предвкушении нынешнего вечера.

      «Мортимер», расположенный на углу Лексингтон-авеню и Семьдесят пятой улицы, из тех ресторанов, что обычно не задерживают на себе взгляда. Окна в главном зале задернуты, как в обыкновенном кафе, шторами, голые каменные стены, слева длинная стойка бара, справа столы, покрытые белой скатертью. Над стойкой – картина, изображающая юного романтика с развевающейся гривой волос, давшего имя ресторану.
      Тут же на стойке возвышаются неизбежные кадки с пальмами или, как в данном случае, кизилом в цвету.
      И тем не менее вот уже на протяжении почти двух десятков лет этот ресторан является любимым местом встреч самых богатых и важных персон Нью-Йорка, чем-то вроде неформального клуба для избранных.
      Вот и сегодня вновь прибывшую гостью встретил в обеденное время несмолкающий гул голосов. Явление получилось рассчитанно-театральным: дама остановилась на пороге и обежала взглядом зал.
      Все, как обычно: целая рота посетительниц, которые обедают, но не едят.
      Прибытие новенькой не осталось незамеченным, и, судя по всему, Дина Голдсмит никого не разочаровала. Впрочем, и подготовилась она должным образом – знала, куда идет. Неброская косметика в миндально-кремово-розовой гамме. Светлые волосы, прихваченные сзади золотой заколкой, свободно падающие на спину густыми шелковыми прядями. Костюм с короткой юбкой и отдающая бирюзой накидка, на шее – ожерелье из зеленого оникса, в ушах серьги ему под цвет, на запястье – крупный браслет. Сумка и туфли из черной крокодиловой кожи.
      Ее появление, как уже было сказано, произвело должное впечатление, и Дина это оценила. Ей явно выставлена высшая оценка.
      Навстречу уже спешил хозяин – коротышка с роговыми очками на кончике носа.
      – Миссис Голдсмит, – поклонился он. – Мисс фон Хобург-Уилленлоу уже вас ожидает.
      Дина милостиво улыбнулась и поспешила за ним к столику сразу справа от двери.
      – При-и-ивет! – пропела она.
      Зандра, рассеянно смотревшая куда-то в окно и не заметившая ее появления, вздрогнула от неожиданности:
      – А, это ты, дорогая! Привет, как дела?
      – Извини, немного опоздала. А ведь так старалась прийти вовремя. – Дина наклонилась, обняла Зандру за плечи и легонько прижалась к ней щекой.
      Хозяин подвинул стул, и Дина, стянув перчатки и сбросив накидку, устроилась напротив Зандры.
      – Потрясающе выглядишь, дорогая. Господи, сколько же мы не виделись! Надеюсь, жизнь тебя не обижает?
      – А то ты меня не знаешь? – отмахнулась Дина. – Жизнь никогда меня не обижает. Здорово, что ты смогла выбраться, особенно если учесть, что я позвала тебя в самый последний момент.
      Аквамариновые глаза Дины не знали ни минуты покоя, по-прежнему обшаривая зал. Она походила на какую-нибудь любительницу аукционов, разве что то и дело обменивалась воздушными поцелуями с половиной присутствующих.
      – А что тут удивительного? – рассмеялась Зандра. – Мы, трудящиеся девушки, всегда рады поживиться за чужой счет.
      – Говори, говори, как будто я не знаю, что ты у нас клюешь, как птичка.
      Появился юный официант:
      – Что будете пить?
      – Мне минеральной воды. – Дина перевела взгляд на Зандру. – А тебе?
      – Я уже заказала.
      Официант в мгновение ока вернулся с маленькой бутылкой зеленоватого цвета и застыл в ожидании.
      Дина заказала семгу под соусом, Зандра – цыпленка.
      – Так что тебя сегодня задержало? – поинтересовалась Зандра, дождавшись, пока отойдет официант.
      – Покупки, дорогая, – ослепительно улыбнулась Дина. – Тонны покупок. Ты и не поверишь, как это изматывает. – Дина отхлебнула немного воды.
      Судя по ее виду, поверить в это было действительно нелегко. К тому же Зандра прекрасно знала, что Дина просто без ума от бесконечных походов по магазинам.
      – Да, тонны покупок. Спасибо еще, машина всегда под рукой. Она уже вся забита, а впереди еще целый день. Да, коль скоро зашла речь... чтобы не забыть... вот, держи. – Она протянула Зандре небольшой красный фирменный пакет.
      – Картье! С чего бы это?
      – Да так, маленький сувенир. Бери! Как увидела эту штуковину, сразу поняла – она для тебя.
      Бросив на Дину взгляд, в котором явственно читалось: «Лучше бы ты этого не понимала», Зандра заглянула в сумку и вытащила оттуда три небольших футляра, завернутых в белую бумагу и обвязанных красной лентой.
      – Ну же, открывай! – Дина покончила с обзором присутствующей в ресторане публики и, подперев подбородок, выжидательно улыбнулась Зандре.
      Та неторопливо развязала ленту на самом маленьком из футляров, откинула крышку и не удержалась от восхищенного возгласа. Внутри, на белой шелковой подушечке, покоилась исключительной красоты крохотная золотая брошь с красной и черной финифтью.
      – Нравится?
      – Разумеется, но...
      – Никаких «но». Я ее заметила, когда выбирала вот это. – Дина протянула вялую руку, демонстрируя свой ониксовый браслет. – Ясно? А теперь вперед, открывай остальные! – Она дрожала от нетерпения.
      Зандра повиновалась. В следующем футляре оказались серьги.
      – Дина, это уж слишком!
      – Тихо, тихо, давай дальше, один остался.
      Зандра со вздохом открыла самый длинный из футляров. У нее чуть не перехватило дыхание. Комплект венчался золотым финифтяным браслетом.
      – О Господи, не знаю, что и сказать... это просто чудо... глаз не отведешь... Дина, ты такая щедрая, но, право, мне неловко... ведь сегодня даже не мой день рождения.
      – Так, все это твое, тема закрыта, – решительно прервала ее Дина и вдруг перешла на шепот: – Смотри-ка, опять.
      Зандра удивленно свела брови.
      Дина кивнула в сторону худощавой дамы, направляющейся к выходу.
      – Неужели ты не заметила? – продолжала возбужденно шептать она. – Все время бегает в туалет. Нельзя так перебирать со слабительными.
      – Нет, Дина, ты положительно невозможна, – улыбнулась Зандра. – Да есть ли вообще что-нибудь, чего бы ты не знала об этой публике?
      Дина продолжала щебетать. Тем временем принесли закуску. Гул в ресторане нарастал, начиная серьезно угрожать барабанным перепонкам.
      Внезапно, словно по команде, наступила полная тишина.
      Дина посмотрела в сторону двери. Глаза ее расширились.
      – Ничего себе! Так вот, стало быть, для кого сегодня зарезервирован главный стол.
      Зандра круто повернулась вместе со стулом.
      В ресторан вошли Карл Хайнц и Бекки Пятая – представители высшей расы. По всей видимости, они не обращали никакого внимания на эффект, произведенный их появлением.
      Зандра, слегка приоткрыв рот от удивления и пытаясь разобраться в охвативших ее противоречивых чувствах, вполуха прислушивалась к торопливому шепоту Дины:
      – ...ну да, конечно... вот это пара... слов нет... у него титулы, у нее...
      Зандра сжала в ладони вилку и непроизвольно взмахнула ею, словно на зубцы был насажен не кусок цыпленка, а добытый в бою трофей. Время сотворило нечто подобное чуду: три месяца, в течение которых она не видела этого человека и даже не говорила с ним, внезапно съежились до тысячной доли секунды.
      Это же Хайнц! Отчего это она вдруг почувствовала такую слабость...
      Перед глазами у нее поплыли, как в тумане, лица окружающих. В наступившей тишине Зандра слышала, как сердце забилось у нее в груди, точно паровой молот.
      «О Господи, только не это! – в ужасе подумала она. – Ведь он же мой кровный родственник...»
      Грудь у нее тяжело вздымалась, сердце продолжало оглушительно грохотать, перекрывая возобновившийся ресторанный гул.
      «Да что с тобой! – мысленно одернула себя Зандра. – Ведешь себя, как глупая влюбленная школьница!»
      – Зандра!
      При звуке этого голоса она встрепенулась и дернулась, словно марионетка.
      – Присоединяйтесь к нам. Видите, стол накрыт на четверых. Эй, Зандра, ты что, не слышишь меня?
      Она безотрывно смотрела на него.
      Он – на нее.
      И никто из них не заметил, как Дина с Бекки обменялись понимающими взглядами.
 
      – Мисс Тернер. – На пороге показался Шелдон Д. Фейри. – Нужно оценить товар. Это срочно. То есть надо было сделать вчера. В крайнем случае сегодня. Так что не будете ли добры?..
      – Действительно так срочно? – Кензи скорчила недовольную физиономию.
      – Боюсь, что да. Клиент серьезный.
      – Ладно, немедленно этим займусь.
      – Отлично. Я вам чрезвычайно признателен. – Он протянул ей клочок бумаги. – Смотрите не потеряйте. Ну, мне пора. Обедаю с возможным клиентом. Предлагает целую коллекцию.
      Кензи медленно развернула листок бумаги. Глаза у нее полезли на лоб.
      Нет, наверняка это сон. Она зажмурилась, сосчитала до десяти и снова открыла глаза.
      Годы, проведенные в Нью-Йорке, притупляют чувство новизны, ко всему привыкаешь, и, казалось бы, Кензи уже давно приучила себя ничему не удивляться. Тем не менее исключения, видно, все же бывают.
      Разобравшись в каракулях мистера Фейри, она, как, впрочем, и любая на ее месте, испытала настоящее потрясение.
 
      Лила Понс
      52 ул., 447
      В четыре.
 
      Лила Понс! Лила Понс, легендарная звезда экрана. Как Марлен Дитрих. Как Грета Гарбо. Пожалуй, даже еще более недоступная, если такое вообще возможно.
      Кензи все еще не могла поверить собственным глазам. Все происходящее казалось сказкой. Кто бы поверил – именно ей, Кензи Тернер, предстоит оценить коллекцию Великой Затворницы и, возможно даже, лицезреть ее в натуре! И тем не менее это не сказка, а действительность, доказательство вот оно, этот клочок бумаги. Черным по белому: Лили Понс.
      – О Господи, – прошептала Кензи.
 
      Зандра одним глотком допила кофе.
      – Прошу извинить, друзья, безобразие, конечно, убегать, едва дожуешь последний кусок, но мне действительно пора.
      – Уже уходишь? – разочарованно спросил Карл Хайнц.
      – Дела. – Зандра отодвинула стул. – На следующей неделе аукцион, а это значит – работы по горло. А тут еще эта история с Гольбейном. Вы и представить себе не можете, какая шумиха поднялась. Можно подумать, началась Третья мировая война.
      – Ну что ж, надо так надо, – промурлыкала Дина.
      – Надо – это не то слово. Верьте не верьте, у нас все на головах стоят. – Зандра добродушно ухмыльнулась. – А впрочем, я не жалуюсь, даже интересно. По крайней мере не соскучишься... – Она встала и взялась за висевшее на спинке стула пальто.
      Карл Хайнц поднялся следом.
      – Не возражаешь, если я тебя провожу? – Он подал Зандре пальто.
      – О, Хайнц, большое спасибо, но стоит ли беспокоиться? Посидел бы, поболтал с друзьями.
      – Какое беспокойство? Напротив, мне только в радость. Вы меня извините? – повернулся он к Бекки.
      – О чем вы говорите? – Бекки царственно махнула рукой. – Отпускаю.
      – На днях позвоню, – кивнул ей на прощание Карл Хайнц и склонился к Дининой руке. – Спасибо за компанию.
      – Это вам спасибо, – улыбнулась Дина.
      – Бекки. – Чинно, на прусский манер, поклонился Карл Хайнц.
      – Пока, милый, – почти без всякого выражения сказала она и послала ему легкий воздушный поцелуй.
      Зандра от души обняла Дину.
      – Чудесный обед. Только... умоляю, не надо больше подарков. Право. Не думай, что мне не понравилось, но так ты меня вконец испортишь.
      – Да брось ты, – отмахнулась Дина, хотя в душе была довольна.
      – Чудесно, что мы снова увиделись. – Зандра ослепительно улыбнулась Бекки.
      Та ответила ей своей знаменитой улыбкой Моны Лизы.
      Зандра повязала шарф и забросила сумку на плечо.
      – Ну что ж, пока.
      Карл Хайнц взял ее под руку и повел к выходу.
      – Итак, – Бекки подняла крохотную чашку с кофе и посмотрела на Дину из-под своих обычных темных очков, – вроде все получилось, как задумано?
      Дина кивнула и, повернувшись к окну, успела заметить, как Зандра и Карл Хайнц поспешно пересекают улицу.
      – Вы были правы, они действительно прекрасная пара.
      – Вне всякого сомнения. А теперь, – Бекки поставила чашку на стол, – пора, думаю, вам потолковать с Фейри.
      – Ах да, насчет загородного уик-энда.
      – Вот именно. Думаю, неплохо бы собраться в следующую пятницу. – Бекки задумчиво побарабанила пальцами по столу. – Да, в следующую пятницу – это самое удобное время.
 
      Зандра места себе не находила. Она уж и не припомнит, когда в последний раз чувствовала себя такой слабой и беззащитной. И неспособность справиться с собственными переживаниями ее бесила. Кто бы мог подумать, что встреча с Карлом Хайнцем застигнет ее врасплох?
      С одной стороны, физическое влечение, которое она к нему испытывает, бодрит, опьяняет. И это хорошо.
      С другой – она чувствует себя, как бы это сказать, запятнанной, негожей, бесстыдной. И это плохо.
      «Он мой родич, – упрямо твердила себе Зандра. – И не дай Бог... кровосмешение или что-то очень близкое к тому...»
      Положим, родственник он очень дальний, так что как раз на этот счет можно вроде бы не волноваться. Но это ей так кажется, а что скажут люди?
      «И все же как было бы здорово, – подумала она, искоса поглядывая на него, – какое блаженство...»
      Ибо действительно о таком, как Карл Хайнц, женщина может только мечтать. Умопомрачительный красавец. Харизма, какую нечасто встретишь. За спиной фантастическая родословная. И еще – он внушает удивительное чувство надежности, которое, наверное, можно счесть побочным продуктом богатства и власти. И выглядит куда моложе своих сорока.
      «Да поможет мне Бог! – мысленно взмолилась Зандра. – Почему он не остался с Диной и Бекки? Зачем ему понадобилось меня провожать?»
      Зандра и думать забыла о светофорах, прохожих и даже о шуршащих по мостовой машинах. Близость Карла Хайнца не позволяла замечать ничего другого.
      – Осторожно! – Карл Хайнц схватил ее за руку и рванул на себя как раз тогда, когда мимо, едва не задев ее крылом, промчалось такси.
      – Ну нельзя же так, едва под колеса не угодила! Надо все-таки смотреть по сторонам.
      Зандра подняла голову и слабо кивнула. Видно было, что она не на шутку испугана.
      – Все в порядке? – Карл Хайнц пристально посмотрел на нее и притянул к себе.
      Его прикосновение было таким волнующим, а беспокойство таким неподдельным, что Зандре показалось, будто она тонет в бездонной глубине глаз этого человека.
      Тут она поняла истинный смысл происходящего.
      Есть мужчины – маменькины сынки. Есть мужчины-добытчики. Есть мужчины-защитники. И только в одном из миллиона все это соединилось. В Карле Хайнце. Зандра осознала это с пронзительной ясностью.
      Его голубые глаза полыхали жарким пламенем, ветер трепал редеющие (чего он, отметила Зандра, и не думал скрывать) волосы. Красивый, стройный, безупречно ухоженный, Карл Хайнц тем не менее не походил на юного Аполлона, и в этом все дело. Что привлекало в нем, так это как раз зрелая мужественность. А Адонисов она в своей жизни навидалась.
      Все дело в родословной.
      Их семьи связаны веками. В далеком прошлом о генетике и ее законах мало кто думал, все были озабочены политическим могуществом, укреплением власти и общественного положения, умножением земель и богатства.
      Неудивительно, что в королевских семьях Европы случались гемофилия, слабоумие, врожденное уродство, да мало ли что еще.
      Но в последнее десятилетие второго тысячелетия от Рождества Христова все уже прекрасно понимали, чем чреваты внутрисемейные брачные связи. И у Зандры не было ни малейшего желания играть в такую рулетку. На кону, в конце концов, сама жизнь.
      Зажегся зеленый свет, но Карл Хайнц и Зандра даже не пошевелились, мешая пешеходам, струящимся по улице в обоих направлениях. Сердитые оклики до них, казалось, не доносились.
      – Что ж, теперь можно идти, – улыбнулся Карл Хайнц и выпустил ее.
      Зандра чуть не упала – настолько неожиданно растворилось теплое кольцо его рук.
      Надо заставить себя идти. Зандра прекрасно это сознавала, однако же, не двигаясь с места, продолжала смотреть на него, и, хотя дул холодный январский ветер, на лбу у нее выступили крупные капли пота.
      «Да что же это со мной происходит? Что я на него уставилась? Нет, надо кончать этот спектакль!»
      Хоть и с огромным трудом, Зандре удалось все же отвести от него взгляд, и поспешно, пока снова не накатила слабость, она бросилась через улицу, словно хотела убежать от самой себя.
      Карл Хайнц быстро нагнал Зандру и приспособился к ее стремительному шагу. Дышал он шумно и тяжело. Как бы то ни было, выбор у него невелик. Можно отстать, и пусть себе идет одна. Но можно и идти рядом, удовлетворяясь взглядами исподтишка.
      Карл Хайнц выбрал второе – и не из самолюбия, а просто потому, что в присутствии Зандры и солнце светило ярче.
      Его прямые лучи падали на каштановые волосы девушки, придавая ей сходство с героинями картин прерафаэлитов.
      При очередном порыве ветра волосы Зандры рассыпались по лицу, она нетерпеливо их откинула, и этот непроизвольный жест показался ему вдруг удивительно прекрасным. Карлу Хайнцу захотелось быть на месте ветра и самому растрепать эти чудесные пряди.
      Ну почему же, почему, спрашивал он себя, именно этой женщине суждено было заставить его понять, что он потерял, годами волочась, словно мальчишка, за любой юбкой? Подумать только, даже сама перспектива домашней, оседлой жизни кажется в ее присутствии не таким занудством, каким всегда представлялась, а хорошим, славным делом!
      Именно поэтому так больно ему было от того, что она словно его не замечает, больше того – старается отделаться как можно быстрее. Можно подумать, они просто случайно столкнулись на улице.
      Наконец, прошагав в молчании целый квартал, Карл Хайнц не выдержал. Нет, он просто обязан сломать разделяющую их невидимую стену! Иначе с ума можно сойти.
      Он крепко стиснул ее ладонь и заставил остановиться. Зандра неохотно повернулась к нему.
      – О Господи, да объясни же мне, что с тобой? В чем дело?
      Не отвечая, Зандра высвободила руку и отвернулась, с преувеличенным вниманием изучая пыльную витрину ближайшей скобяной лавки, словно там были выставлены не замки, дверные ручки и ключи, а новые модели летних платьев.
      Карл Хайнц вздохнул:
      – Ну что ты молчишь? Неужели трудно сказать, что не так?
      – А что не так?
      – Не знаю. Все жду, что ты объяснишь.
      – А может, и объяснять нечего?
      И, утратив наконец интерес к скобяным товарам, Зандра двинулась вперед, глядя прямо перед собой. Ее замкнутый вид совершенно не располагал к продолжению беседы.
      Так, в полном молчании, они и дошли до здания в псевдоренессансном духе, где она работала.
      Зандра испытывала странное ощущение – что-то среднее между облегчением и сердечной болью. Облегчение – потому, что можно наконец избавиться от неуютного присутствия Карла Хайнца; боль – потому, что, сколь бы она того ни желала, отношения между ними не могут – не должны! – сложиться, как обычно между мужчиной и женщиной.
      Все так же, не говоря ни слова, они стояли на пронизывающем ветру под широким козырьком у входа. Зандра тоскливо поглядывала на привратника и огромные стеклянные двери, за которыми ее ждало избавление.