– Да кончишь ты когда-нибудь мелькать перед глазами? – раздраженно прикрикнул Чарли. – Мечешься, словно кошка в огне. Не бойся, не укушу.
      – Кто боится? Я? Вот уж меньше всего. – Кензи величественно опустилась на табуретку. На кушетку рядом с ним она не сядет, пусть и не мечтает.
      Впрочем, на всякий случай, чтобы не ерзать, она подложила под себя ладони, ибо, несмотря на только что сделанное заявление, действительно вся дрожала от возбуждения. Знай она, что Зандра – подруга называется! – исчезнет как раз тогда, когда больше всего нужна, Кензи ни в жизнь не пригласила бы Чарли домой. Нашла бы какое-нибудь нейтральное место, да чтобы людей вокруг было побольше. С таким бабником, с таким сексуальным маньяком, вбившим себе в голову, будто он – дар Божий для любой женщины, нельзя оставаться наедине.
      – Слушай, Чарли, – торопливо заговорила Кензи, – давай сразу договоримся: мы собрались потолковать о деле. Просто так уж получилось, что оно у нас общее.
      – Да ну? – Чарли потеребил усы.
      – Вот тебе и ну.
      – Боюсь, что ты заблуждаешься. – Чарли оставил усы в покое. – Никакого общего дела у нас нет. Допускаю, что твоя контора столкнулась с некоей проблемой. Следовательно, – он прицелился в нее указательным пальцем, – столкнулась с проблемой и ты. Но ни полиция Нью-Йорка, ни мой отдел, ни я сам тут совершенно ни при чем.
      Он закинул руки за голову и поудобнее устроился на кушетке.
      – И чем быстрее ты это поймешь, – самодовольно продолжал Чарли, – тем будет лучше для нас обоих.
      Кензи вспыхнула. Как он смеет ее поучать! Да кто он такой в конце концов! Неплохо бы также помнить, что полиция – государственное учреждение. И что «Бергли», как организация, исправно платящая налоги, имеет такое же право рассчитывать на ее услуги, как и сомнительный воришка, стянувший из галереи какие-то малоценные копии.
      Да, да, такое же! Впрочем, Кензи отдавала себе отчет, что сейчас не время и не место давать волю чувствам. Пусть Чарли, если уж ему так хочется, надувает щеки. Пусть ведет себя, как ребенок. Пусть хоть на стену лезет. Ну а она, ответственный сотрудник «Бергли», останется внешне спокойной и деловитой, так что ни к чему не придерешься.
      – Ну уж нет, Чарли. Хочешь не хочешь, но это и твоя проблема. И если выяснится, что Гольбейна действительно украли...
      – Так-так. Расставим точки над i. – Чарли поднял руку – точь-в-точь полицейский, регулирующий движение на дороге. – По твоим словам, картину контрабандой ввезли в Америку. Верно я тебя понял?
      – Если она действительно была украдена, то да.
      – В таком случае этим делом должны заниматься Интерпол и ФБР. Неужели я должен тебе напоминать, что международная контрабанда произведений искусства не входит в юрисдикцию нью-йоркской полиции?
      – Не должен. И тем не менее ты не прав. Да, конечно, это дело Интерпола и ФБР. Но и полиции Нью-Йорка оно тоже касается. Дело в том, что картина хранится в сейфе на Мэдисон-авеню. То есть на территории этого города. Более того, она была нам доставлена одним нью-йоркским адвокатом от имени продавца, пожелавшего по каким-то неведомым причинам не раскрывать своего имени.
      – Тайны Мадридского двора, а?
      – Слушай, Чарли, – Кензи изо всех сил старалась сдерживаться, – постарайся понять две простые вещи. Во-первых, картину принимала не я. Во-вторых, мы часто имеем дело с посредниками. С адвокатами, специалистами, перекупщиками... В конце концов, нам обоим прекрасно известно, почему продавцы прибегают к их услугам.
      – Чтобы самим остаться в тени.
      – Вот именно. То ли потому, что опасаются грабителей, то ли потому, что попали в трудное положение, но не хотят, чтобы это стало всем известно, то ли просто помешаны на анонимности.
      – Ну ладно, ладно, – раздраженно остановил ее Чарли – От меня-то что требуется? Арестовать кого-то, а кого – неизвестно?
      – Отнюдь. Надо, чтобы ты нам помог провести собственное расследование. Потому что у тебя есть доступ к информации, до которой нам самим не добраться. И еще: ты можешь понадобиться, чтобы войти в контакт...
      – Войти в контакт. – Чарли сделал неприличный жест. – Стало быть, вот как это теперь называется.
      – Ха-ха. Живот надорвешь. Короче, насколько я понимаю, мы можем рассчитывать на твою... э-э... профессиональную помощь?
      – А почему бы просто не нанять детектива?
      – Потому что ты и есть детектив, – жестко ответила Кензи.
      – Я имею в виду частного сыщика.
      – А кому, интересно, мы платим налоги? – окрысилась Кензи. – Какого же черта подкармливать частника, когда мы уже заплатили городу?
      – Мне следовало бы знать, что у тебя на все готов ответ, – пробурчал Чарли.
      Кензи склонила голову набок и одарила его сияющей улыбкой.
      – Ну ладно, – вздохнул Чарли. – Выкладывай, какая именно информация вам нужна и с кем мне следует... э-э... связаться?
      – Честно говоря, я это и рассчитывала от тебя услышать. – Кензи улыбнулась еще шире. – В конце концов ведь это ты у нас полицейский.
      – Поделом мне! – Чарли чуть не застонал и яростно растрепал волосы. И угораздило же его попасться именно этой чертовке! Как ловко она обернула против него его собственные слова. И ведь не поверишь, что в этой обманчиво-хрупкой оболочке заключен даже не мозг, а целый компьютер. Нет, решительно надо принимать закон о соответствии внешнего облика внутреннему содержанию! Хотя чего уж теперь жаловаться – ведь однажды она уже его перехитрила, а он так ничему и не научился. С другой стороны, задним числом и не поверишь, что умудрился в свое время предаться душой и телом этой хитрой сучке. Ну да ладно, хоть это теперь ему больше не грозит.
      – Хорошо, – тяжело вздохнул он, понуждая к работе серое вещество своего мозга. – Как зовут посредника?
      – Захария Бавоза. Адвокат.
      – Этого еще только не хватало.
      – А что такое? – Кензи удивленно посмотрела на него. – Ты что, знаешь этого человека?
      – К сожалению.
      – Ну и...
      – Вот тебе и «ну и», – оскалился Чарли. – Мешок с дерьмом.
      «А то мне одного мало», – едва не вырвалось у Кензи, но она вовремя прикусила язык.
      – Самый настоящий подонок, – убежденно повторил Чарли и, нахмурившись, добавил: – Я выхожу из игры.
      – То есть как это – выходишь из игры? – Кензи почувствовала, как краска заливает ей лицо. У нее возникло сильнейшее желание наброситься на него и как следует потрясти. Но она снова сдержалась.
      – Слушай, Кензи, – Чарли положил руки на колени и перегнулся к ней через кофейный столик, – Бавоза, конечно, мерзавец, но мелкая сошка. С кражей в «Аристерии» он мог быть связан. Но Гольбейн... – Чарли покачал головой. – Ни при каких условиях.
      – Ага! Стало быть, мелкая кража для тебя важнее аферы, какой, возможно, свет не видывал?
      – Да пошла ты к черту! Кража есть кража. К тому же в этой галерее связали людей, заткнули им рот кляпом. И между прочим, запросто могли прикончить. А ты знаешь, сколько человек в день убивают ради меньшего?
      – Полагаю, порядочно. Но почему ты так уверен, – требовательно спросила Кензи, – что из-за Гольбейна никого не убили?
      – Ни в чем я не уверен. Но это было Бог знает когда и в четырех тысячах миль отсюда. А «Аристерия» – это здесь и сейчас.
      – Гольбейн – это тоже здесь и сейчас, – отчеканила Кензи. – По крайней мере так считают в Вашингтоне и Бонне. А Бавоза, что бы ты там о нем ни говорил, – посредник.
      – Наверное, просто совпадение. Малому повезло.
      – Почему ты так думаешь?
      – Потому что только дурак свяжется с таким типом, если речь идет о чем-то серьезном. Знаешь что, я предупрежу офицера Копенски, что ты с ней свяжешься. Отличный работник, вы наверняка поладите. А теперь... У меня куча дел, и если у тебя все, то я, пожалуй, тронусь.
      Чарли поднялся на ноги.
      Кензи тоже вскочила.
      – Никуда ты отсюда не уйдешь! – прошипела она. – Я тебя просто не выпущу!
      Он подхватил лежавшее на кушетке пальто и сделал шаг к двери.
      – Не пустишь, стало быть?
      – Не пущу! – Кензи стремительно рванулась к выходу и, широко расставив ноги, преградила ему путь.
      – И не надоело тебе играть в детские игры, Кензи? – устало вздохнул Чарли. – Ладно, кончай валять дурака и позволь мне уйти.
      – Ни за что в жизни! – Кензи решительно помотала головой. Ноздри у нее раздувались, и стояла она у двери неколебимая как скала.
      – Ну и что, прикажешь силу применить? – Чарли посмотрел на нее сверху вниз.
      – Так, слышу голос полицейского, – усмехнулась Кензи. – Наверное, мне следует испугаться.
      – Кончай, а то мне действительно придется разобраться с тобой.
      – Если ты хоть пальцем меня тронешь, то я... я...
      – Ты – что?
      – На куски тебя разорву, вот что! – Зрачки ее дико расширились.
      – Ты? Разорвешь меня на куски? – Чарли засмеялся. – Уроки джиу-джитсу, что ли, брала?
      – Давай, давай, смейся, – презрительно фыркнула Кензи.
      – Я не смеюсь. Я по-хорошему тебя прошу, дай дорогу.
      – Ни за что! – Кензи вздернула подбородок еще выше.
      – Ну смотри, ты сама этого хотела. – Он сделал шаг в ее сторону, но Кензи оказалась проворнее.
      К собственному удивлению, она бросилась на него и, обхватив, словно клещами, шею, двинула в пах коленом.
      Чарли никак не ожидал этого нападения, и у него на миг потемнело в глазах. Он со стоном отступил и уронил на пол пальто.
      – Ты что, вовсе спятила? – Он попытался оторвать ее от себя.
      Не говоря ни слова, Кензи вцепилась в него, как обезьяна, но с одним большим отличием. Ни одно обезьяноподобное существо на земле не может похвастать такой бархатистой кожей и такой зрелой неотразимой женственностью. Соответственно не устоять против подобного натиска ни одному мужчине, у которого по жилам бежит кровь, а не водица. Не переставая изрыгать проклятия, Чарли чувствовал, что начинает возбуждаться.
      – Да... отцепишься... ты от меня или нет? – хрипло выдохнул он. – Оставь меня в покое!
      – Даже и не думай! – Кензи еще крепче стиснула его шею.
      – Чертова сука!
      Чарли сделал последнюю отчаянную попытку освободиться. Он изо всех сил дернул обеими руками за юбку Кензи. Послышался треск рвущейся ткани, и на ней остались только узенькие красные трусики.
      – Неандерталец! – Она задрожала от ярости.
      Чарли тупо затоптался на месте.
      Кензи яростно лягнула его в зад, замолотила кулаками по спине и для надежности еще и укусила в ухо острыми, как иглы, зубами.
      – Идиотка! – завопил Чарли.
      – Извращенец! Насильник!
      Тут Чарли неожиданно споткнулся об угол ковра и с криком повалился на спину. Кензи повезло, она осталась наверху, не то – придавил бы. Правда, в сторону ее все же отбросило, но, придя в себя первой, она вновь вскарабкалась на него, не заметив впопыхах, что они оказались в позиции, известной во всех описаниях под номером шестьдесят девять.
      Кензи попыталась было освободиться, но слишком поздно: ладони Чарли плотно сомкнулись вокруг ее ягодиц.
      Кензи выгнулась и на мгновение застыла, но тут же что-то внутри ее пришло в движение и занялось огнем. И это при том, что она всегда гордилась своей железной выдержкой!
      Энергия из какого-то неиссякаемого источника заставляла Кензи сотрясаться всем телом, с головы до пят, и было в этих содроганиях нечто прекрасное, словно с нее спадали оковы и она вырывалась на свободу.
      С чего она, собственно, обрекла себя на воздержание, длившееся уже несколько месяцев? Здоровая сексуальная жизнь подобна хорошему вину, ну так и надо ей радоваться.
      – Кензи... – невнятно пробормотал Чарли. – Смотри... смотри, как бы нам обоим не пожалеть потом...
      Но она его не слушала. Внутри ее полыхал нешуточный огонь.
      – Ну прошу тебя, – глухо донесся до нее стон Чарли. – Это... это несправедливо.
      – Что-что? – Кензи еще теснее прижалась к нему. – Неужели тебе никто не говорил, что есть два занятия, в которых справедливо все? Это война и секс.
      Это была не просто животная похоть. Была и подлинная страсть. Было слияние двух тел, охваченных желанием; было ощущение остановившегося времени.
      Вот это да, мелькнуло в сознании у Кензи. Вот это жизнь! Сердце колотилось у нее в груди, как паровой молот, кровь вскипала в жилах, а в глазах невольно скапливались слезы. Что же это за чувство она испытывает к Чарли, как назвать его? Любовь? Да нет, вроде не подходит. Страсть – страсть такая неудержимая, что рядом с ней бледнеет все остальное?
      Допустим.
      Но с ответами можно подождать, у нее будет время подумать. А пока слова ни к чему – есть только два обнаженных тела.
      Они яростно упивались друг другом, поглощенные одним и тем же желанием – насытить неуемную страсть.
      Еще! Еще! Еще! И все мало, мало. Бешенство порождало бешенство. Бедра. Руки. Ноги. Грудь. Все было охвачено единым порывом.
      И вот глаза Кензи вспыхнули, рот приоткрылся, и откуда-то из глубины ее существа донесся первобытный вопль. Мир вспыхнул, взметнулось всепожирающее пламя, разразилась буря. Кензи вскрикивала, но насытиться все не могла.
      Ничего подобного раньше она не испытывала. Но с другой стороны, раньше она и не воздерживалась так долго.
      В конце концов Чарли сдался первым.
      Потянулись долгие минуты молчания.
      Чарли пошевелился и, откатившись в сторону, вдруг почувствовал, что ему трудно дышать.
      – Кензи!
      Что происходит?
      Он резко выпрямился и потряс головой, пытаясь собраться с мыслями.
      Напрашивался только один ответ.
      – Что это ты подсыпала мне в рюмку? – хрипло выдавил он.
      – Не мели чепухи, – спокойно ответила Кензи. Она лежала рядом с ним, похожая в этот момент на пышногрудую, удовлетворенную Венеру. – Я даже и не предлагала тебе выпить, ты что, забыл?
      Чарли почесал подбородок.
      – Действительно. Что же это со мной случилось?
      – Я случилась, вот что, – улыбнулась Кензи и, сделав вид, что не обращает на него внимания, растянулась, заложив руки за голову и шевеля пальцами на ногах.
      «О Господи, – подумал Чарли, – да эта негодяйка просто издевается надо мной!»
      – Неужели не осталось ничего святого? – холодно спросил он.
      – Ну почему же? Остались священные коровы.
      – Коровы? – Ему даже не хотелось спрашивать, что она, собственно, имеет в виду. – Знаешь, – заметил Чарли, – иногда ты становишься совершенно невыносима.
      – Ну да! – радостно подхватила Кензи. – Сексуально невыносима. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Спасибо, любовничек.
      С трудом удержавшись от ругательства, Чарли поднялся на ноги и бегло огляделся вокруг.
      – Носки! – отрывисто бросил он.
      Один нашелся. Он натянул его на левую ногу и, неловко подпрыгивая, принялся отыскивать другой.
      Приподнявшись на локте, Кензи насмешливо наблюдала, как он лихорадочно хватает разбросанную по комнате одежду. Почувствовав ее взгляд, Чарли повернулся к ней спиной.
      «Ого, – весело подумала Кензи, – наш жеребенок вдруг застеснялся. – Она прикрыла глаза и опустилась на спину. – Будто я во всяких видах его не видела».
      Кензи неслышно вздохнула. Эти мужчины иногда становятся такими придурками.
      Наконец Чарли покончил с одеванием. Застегнут на все пуговицы, галстук повязан, ботинки зашнурованы.
      Он прошел мимо Кензи на негнущихся ногах, подобрал валяющееся на полу пальто и, подойдя к двери, начал возиться со сложным замком.
      – Эй, Чарли! – лениво протянула Кензи.
      Он даже не оглянулся.
      «Ну и черт с ним, – миролюбиво подумала Кензи. – Пусть теперь делает вид, что я ему безразлична».
      Она уселась на полу и обхватила руками колени.
      – Ничего не забыл? – слегка повысила голос Кензи.
      – Что именно? – Он искоса посмотрел на нее.
      – А вот что. – Она вскочила на ноги и через всю комнату швырнула ему сумку.
      У Чарли было две возможности – уклониться или подхватить летящий прямо в него предмет. Он благоразумно выбрал второе.
      – О Господи, ты свинца, что ли, туда напихала?
      Кензи двинулась к нему, горделиво покачивая грудью.
      Чарли почувствовал, что заливается краской, и поспешно отвернулся. Она буквально сводит его с ума, надо быстрее сматываться отсюда. Чарли снова завозился с замком. Неужели нельзя держаться подальше?
      – Здесь все, что касается Гольбейна, – спокойно пояснила Кензи.
      С четырьмя из пяти задвижек Чарли справился. Осталась одна.
      – Каталоги, – размеренно продолжала Кензи, – копия переписки, накладные – короче, повторяю, все.
      Раздался последний щелчок.
      – А если понадобится что еще, не стесняйся, только позови...
      «Еще чего не хватало», – подумал Чарли, открывая дверь.
      – Завтра позвоню, идет? – крикнула ему вслед Кензи.
      Чарли затопал вниз по ступенькам.
      Улыбнувшись про себя, Кензи заперла дверь.
      Да, подумала она, интересный выдался вечерок. Это уж точно.
      Ей удалось не только заставить Чарли взяться за работу, но и самой получить удовольствие.
      А из этого следует, что если верно распорядиться доставшимися тебе картами, то пирожок твой.
      Кензи довольно улыбнулась и лениво зевнула. «И отчего это, – подумала она, – меня после любви всегда так тянет в сон?»
      Прохаживаясь по комнате, Кензи вдруг наступила на что-то мягкое и наклонилась посмотреть. Господи, да это же ее трусы.
      Она растерянно огляделась. Ничего себе. Гостиная походила на поле битвы. Все разбросано... колготки... блузка... юбка, или то, что от нее осталось.
      Надо бы убрать... взбить подушки на диване... словом, привести помещение в порядок.
      Кензи снова зевнула. А, черт с ним, подумала она, куда спешить? Зандра придет не раньше, чем... когда? Через пару часов? И, свернувшись на кушетке, Кензи подоткнула под голову подушку и чуть не замурлыкала от удовольствия.
      Ее веки смежились, и Кензи погрузилась в сладкую дрему, такую глубокую, что ее разбудило только появление Зандры. Та стояла на пороге с театральной программкой под мышкой и удивленно разглядывала царящий в комнате кавардак.
      Кензи рывком села на кушетке и, сообразив, что на ней ничего нет, прижала к груди подушку.
      – Ш-ш-ш! – Зандра насмешливо приложила палец к губам. – Спи, не обращай на меня внимания. – И, понимающе подмигнув, пропела: – «Никому ничего не скажу!»
      – Это не то, что ты подумала, – неловко пробормотала Кензи.
      Зандра со значением посмотрела на разодранную юбку Кензи. Слова были не нужны – все и так ясно.
      – О Господи, – съежилась Кензи, – и как это меня угораздило? Никогда не переживу.
      – Зачем такие слова? – увещевающе сказала Зандра. – И не надо суетиться. В конце концов, ты совершеннолетняя. А если все было хорошо, то чего еще желать? Нет, нет, ничего не говори, у каждого есть право на частную жизнь и все такое прочее. «Никогда ни на что не жалуйся, никогда ничего не объясняй» – вот мое правило. Хотя, – все же не удержалась Зандра, – все вроде обернулось здорово. Я имею в виду вас с Чарли.
      Кензи со вздохом откинулась на спинку дивана и закрыла голову подушкой.
      Зандра притворно зевнула.
      – Ну что, пора на боковую? Черт знает что, после театра мне всегда хочется спать. – Зандра направилась к себе в комнату. – Выключить свет?
      Кензи промолчала.
      Зандра приняла это за знак согласия.
      – Спокойной ночи, – проворковала она и повернула выключатель.
      Комната погрузилась во тьму.
      Кензи свернулась, как младенец во чреве матери, и мгновенно заснула.

      Назавтра, ближе к полудню, на втором этаже аукционного дома «Кристи», что на перекрестке Парк-авеню и Пятьдесят девятой улицы, отчетливо запахло деньгами.
      Сами торги были назначены на следующий день, а сегодня изделия Фаберже и произведения русского искусства, старинные награды и серебро, а также золото английского, европейского и американского происхождения были выставлены на всеобщее обозрение. Вот от этих-то серебряных с позолотой, украшенных эмалью и финифтью чайных сервизов, расписанных золотом дверей от королевских покоев XVIII века, на которых в полный рост были изображены святые Иоанн и Василий, исходил неуловимый запах богатства. Он плыл, подобно тончайшим духам, от вручную расписанного фарфора, поднимался от больших стеклянных ящиков с кавказским оружием и вековой давности табакерками.
      Иные из этих предметов особо потрясали воображение, не оставляя равнодушными даже самых разборчивых знатоков вроде Бекки Пятой. Уже много лет она не пропускала ни одного сколько-нибудь серьезного аукциона, ни одного значительного вернисажа, не уставая восхищаться разнообразными сокровищами, представляющими подлинную историческую ценность, а иногда, в редких случаях, еще и распространяющих вокруг себя некую магическую ауру.
      Ибо что может сравниться с серебряным кубком, из которого пила сама Мария Антуанетта?
      Около него Бекки и остановилась. Ее сопровождал принц Карл Хайнц, только вчера вернувшийся из Германии. На некотором расстоянии маячили двое охранников, словно лазером просвечивающие всех, кто окажется поблизости.
      – Так как там старый князь? – прошептала Бекки своим обычным шелковистым голосом. В виде исключения она сегодня не приняла всегдашних мер предосторожности, сдвинув огромные темные очки на затылок. – Ему по крайней мере не хуже?
      – Пока нет, – так же негромко откликнулся Карл Хайнц. – Но звонок был нешуточный. Подозреваю, что моей сестричке Софье не слишком понравился такой оборот дела, – с кривой усмешкой добавил он.
      – Еще бы! – Бекки искоса посмотрела на собеседника. – Ведь им с мужем уже плыли в руки миллиарды, которыми они могли бы лично распоряжаться от имени своего старшего сына!
      Бекки остановилась у очередной витрины посмотреть на великолепно расписанный холодильник для вина XVIII века. Видимо, он не произвел на нее должного впечатления, ибо Бекки, слегка нахмурившись, покачала головой и двинулась дальше.
      – А вы? – вежливо поинтересовался Карл Хайнц, заложив на немецкий манер руки за спину. – Надеюсь, все в порядке?
      – А то вы сами не знаете? У меня всегда все в порядке. Гм-м...
      Бекки жадно впилась глазами в двухфутовый сосуд из серебра и эмали. Он был выполнен в форме русской церкви с большой бирюзовой луковицей-куполом посредине и четырьмя, поменьше, по бокам. С трех сторон внутрь вели дверцы с изображением распятия.
      Бекки полистала каталог и нашла нужное место.
      – «Дарохранительница. Николай Тарабаров. Москва, около 1910 года», – вслух прочитала она и вопросительно посмотрела на Карла Хайнца.
      Он улыбался.
      – Очень красивая вещь, – сказал Карл Хайнц. – Настоящий шедевр в миниатюре.
      – Да, в чем, в чем, а в этом русским не откажешь, такие вещи они делать умеют. – Бекки снова заглянула в каталог и слегка нахмурилась. – Так, ее оценивают в шесть – восемь тысяч. Что-то маловато. – Она снова посмотрела на Карла Хайнца.
      – Да, не густо. – Он решительно закивал головой.
      Бекки просунула ему руку под локоть и повлекла к стене, на которой были развешаны иконы. Народу здесь почти не было.
      – Ну а теперь, коль скоро уж мы заговорили о деньгах...
      – А что такое? Поистратились? Сколько вам нужно?
      – Я не шучу, – свистящим шепотом проговорила Бекки.
      – Вижу. – Карл Хайнц посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.
      – Не шучу, потому что дело нешуточное. – Бекки вздохнула, прижала ему к груди затянутую в перчатку ладонь и на мгновение опустила глаза, словно разглядывая собственные пальцы. – Выслушайте меня, Хайнц, выслушайте, ради Бога!
      Он выжидательно промолчал.
      – Вам надо наконец жениться! – выпалила Бекки.
      Карл Хайнц беззвучно рассмеялся.
      – Так вот, стало быть, зачем вам понадобилось со мной так срочно увидеться? – Слова эти прозвучали скорее утверждением, нежели вопросом.
      – Верно, – призналась Бекки. – Пора озаботиться наследством. – Она взяла его за лацканы пиджака и притянула к себе. – А то поздно будет!
      Неподалеку от них остановились двое довольно известных людей. Они что-то живо обсуждали, скорее всего то, как бы выбрать удобный момент и подойти к Бекки. Охранники меж тем остановились в положенных десяти шагах, готовые в любой момент преградить им путь.
      Но Бекки с Карлом Хайнцем было не до них.
      – Нельзя больше тянуть, – настаивала Бекки. – Неужели даже история с отцом вас ничему не научила? Право, милый, пора бы повзрослеть.
      Карл Хайнц вздохнул, почесал лоб и повернулся к стене.
      Оттуда на него молча взирали русские святые: Владимирская Божья Матерь; Николай Угодник; Георгий Победоносец... Все они казались здесь чужими, словно их доставили сюда обманом и против собственной воли.
      – Хайнц, – настойчиво продолжала Бекки, – ну почему... почему все думают о вас, кроме вас самого?
      – Почему? – повторил он с легкой улыбкой. – Да потому, наверное, что на этот предмет у меня есть вы.
      – Перестаньте молоть чепуху! – Глаза Бекки сердито сверкнули. – Я действительно беспокоюсь за вас, но только потому, что вы мне небезразличны.
      – Это я знаю, – мягко откликнулся Карл Хайнц.
      – Не могу видеть, как наследство уплывает из ваших рук, – продолжала Бекки. – Но нужно смотреть фактам в глаза. Старый князь долго не протянет. И что же тогда?
      Уже не впервые Карл Хайнц почувствовал, какой стальной волей наделена эта женщина.
      – Ответ на этот вопрос вы знаете не хуже моего, – заметил он.
      – Вот именно, – вздохнула Бекки. – Но этого нельзя допустить. Просто нельзя! Вы что, умножали семейное состояние только затем, чтобы оно перешло к этому слабоумному – сыну вашей сестры? И собственно, почему? Только потому, что у вас нет сына?
      Карл Хайнц промолчал.
      – Выслушайте меня, Хайнц. Вы лучше меня знаете, что будет, если деньги попадут в руки этому дурачку. Вся империя рухнет, хотя и не сразу. Ее просто будет медленно подтачивать изнутри.
      И вновь Карл Хайнц не повел и бровью.
      – Итак, вы – капитан семейного корабля. Так не дайте же ему утонуть! Ради других и себя самого!
      – Как просто у вас все получается, – горько рассмеялся принц.
      – Потому что это действительно просто!
      – Неужели? – Карл Хайнц насмешливо приподнял бровь. – Не дать старику умереть? Жениться на ком нужно? И ко всему прочему вовремя заиметь наследника мужского пола?
      – Вот именно.
      – Послушайте, Бекки, но я же не всемогущий Бог!
      – А никто об этом и не говорит. – Она упрямо стояла на своем. – Да только ради того ли вы строили империю, чтобы сделаться свидетелем ее заката? Вряд ли. Вы любите заниматься делом, Хайнц, признайтесь. Бизнес у вас в крови. Но и общественное положение для вас не звук пустой. Все эти замки, коллекции картин. В общем, вам нравится все, что связано с положением главы рода. Все, кроме оседлой жизни!
      – То есть главного? – насмешливо подхватил Карл Хайнц и вновь иронически изогнул брови и вдобавок сардонически ухмыльнулся.
      – Да подите вы к черту, Хайнц! – скрипнула зубами Бекки. – Нельзя же, в конце концов, быть таким упрямцем! Женитесь! Родите сына! Сделайте так, чтобы все ваше осталось при вас!
      – Но для этого надо расстаться с холостяцкой жизнью, – вздохнул он.
      – Давно пора! – резко бросила Бекки. – Вам дана небольшая отсрочка, так воспользуйтесь же ею!
      – То есть женитесь?
      – Вот именно.
      Карл Хайнц отвернулся и сделал вид, что вглядывается в иконы.
      – Позвольте поделиться подозрением, – помолчав немного, сказал он. – Вы ведь уже подобрали мне невесту?
      – Естественно. И можете себе представить, она все это время была под боком.
      – Зандра, – с болью произнес Карл Хайнц, прикрывая веки.
      – Ну разумеется, Зандра! А почему бы и нет?
      – Ну как вы не понимаете? – Карл Хайнц сунул руки в карманы брюк и повернулся к ней. – Я же знаю ее с младенчества.
      – Ну и что с того?
      – У нее впереди вся жизнь. Стань она моей женой, и все может пойти прахом.
      – Вы уверены? – Бекки прищурилась.
      – Честно говоря, – он потер переносицу, – я уже ни в чем не уверен.
      Это заявление насторожило Бекки.
      – А ну-ка признавайтесь, – заговорила она тоном женщины, привыкшей верить своей интуиции, – как вы к ней относитесь?
      – Как отношусь? – с трудом выговорил Карл Хайнц. – Что там скрывать, это потрясающая женщина! Просто чудо! Вы это хотели услышать?
      – Но это же чудесно! – У Бекки разгорелись глаза. – Похоже, вы влюблены в нее!
      При слове «любовь» Карл Хайнц вздрогнул.
      – Так, – неумолимо продолжала Бекки, – а вы ей открылись?
      – Нет, – покачав головой, хрипло выдавил Карл Хайнц.
      – Почему?
      – Во-первых, – он с достоинством выпрямился, – потому, что я бы не вынес отказа. А во-вторых, я не распутник и не растлитель малолетних.
      – Растлитель малолетних! – рассмеялась Бекки. – Не будьте смешным, милый. Зандра не ребенок. Она зрелая женщина. Куда более зрелая, чем вам, возможно, кажется.
      – Может, и так, – буркнул он.
      – Ну что, неужели до сих пор непонятно? – спокойно проговорила Бекки. – У вас просто нет выбора. Вы должны на ней жениться.
      – Это легче сказать, чем сделать, – резко ответил Карл Хайнц.
      – Ничего подобного.
      – Да? И как вы себе это представляете?
      – А вот как: я буду вашей свахой.
      – Ясно. – Карл Хайнц почесал подбородок и подозрительно посмотрел на нее. – Уж не хотите ли вы сказать, что уже начали действовать?
      – Ну разумеется, – невинно улыбнулась Бекки. – Нельзя терять времени. Итак, план такой... – Взяв принца за руку, она повела его по галерее. – Я приглашаю вас на уик-энд в свое загородное поместье. А Зандру и ее друзей Голдсмитов пригласят мои соседи – муж и жена Фейри. Никто ничего не подумает, встреча будет выглядеть совершенно случайной.