Женщины Корней должны выходить замуж за мужчин Грязи. Была некая женщина Корней, которая хотела купить Беда и выйти за него замуж. Ало и Бела сказали ему, что они могут продать его, или удержать - как он выберет. Но он еще не решил.
      Люди Корней владели рабами, но не землей и не домами. Вся настоящая недвижимая - собственность принадлежала Коронам. "Поэтому", заключила Мод, "Короны позволяют людям Корней жить в Городе, позволяют им иметь это или другое жилище, в обмен на их работу и на то, что их рабы выращивают в полях."
      "В награду за труды", поправила ее Ната, всегда вежливая, никогда не высмеивающая. "Небесный Отец создал Город для своих сыновей, людей Короны. А они вознаграждают хороших рабочих тем, что позволяют жить в Городе. Как наши хозяева, Короны и Корни, вознаграждают нас за труд и послушание, позволяя нам жить, есть и иметь кров."
      Мод не сказала: "Однако..."
      Ей было совершенно ясно, что эта система была в действительности обменом, и обменом нечестным. Она прибыла из достаточно далекого места, чтобы видеть все со стороны. И будучи исключенным из взаимообмена, только настоящий раб мог видеть всю систему незамутненным глазом. Но Мод ничего не знала о других системах, о самой возможности другой системы, которая позволила бы ей сказать: "Однако..." Ната тоже не знала об альтернативе, которая возможна даже тогда, когда недосягаемо само пространство, где есть место для справедливости, и в котором слово "однако" может быть сказано с пользой.
      Ната принялась учить девочек туллу как жить в Городе, и делала она это с подлинной заботой. Она учила законам. Она учила во что верить. Законы не включали в себя справедливости, поэтому справедливости она их не обучала. И хотя она сама не верила в то, во что верят все, все же она учила их, как уживаться с теми, кто верит. Мод, когда появилась, была дикой и храброй, и Ната легко могла бы позволить ей думать, что у нее есть права, поощрить ее к мятежу, а потом следить, как ее выпорют, изуродуют или отправят на поля работать до самой смерти. Некоторые женщины-рабыни сделали бы именно так. Ната, с которой хорошо обращались почти всю ее жизнь, и с другими обращалась хорошо. Обладая теплым сердцем, она близко к сердцу приняла девочек. Ее собственный мальчик был человеком Короны, и она гордилась своим маленьким божком, но и диких девочек она любила тоже. Ей нравилось слушать, как Бед и Мод разговаривают на языке кочевников, как делали они временами. Мал к тому времени язык уже забыла.
      Мал скоро выросла из своей пухлости и стала тонкой, как Мод. Через пару лет, проведенных в Городе, обе девочки стали весьма отличаться от крепких маленьких диких кошек, что поймал Бела тен Белен. Они были стройными, выглядели изящно. Они ели хорошо, и жили без усилий. На самом-то деле, они в те дни не смогли бы выдержать жестокий ритм бега их захватчиков к Городу. Они мало упражнялись, если не считать танцев, и не занимались работой. Консервативные семейства Короны, вроде Беленов, не позволяли своим женам из рабынь заниматься работой, которая ниже их, а любая работа ниже Короны. Мод сошла бы с ума от скуки, если б бабушка не позволяла ей бегать и играть во дворе хозяйства, и если б Туджу не учила ее фехтовать и танцевать с мечом. Туджу любила свой меч и искусство владения им, которое она изучала ежедневно с пожилыми жрицами. Экипировав Мод затупленным бронзовым учебным мечом, она передавала все, чему научилась сама, чтобы заиметь партнера для практики. Меч Туджу был исключительно остер, но она уже пользовалась им искусно, и ни разу не поранила Мод.
      Туджу еще не одобрила ни одного из поклонников, что приходили и бормотали у желтого занавеса ханана. Она безжалостно передразнивала их, когда они уходили, так что ханан сотрясался от смеха. Она утверждала, что может различить по запаху каждого приходящего - один пахнет вареным мангольдом, другой кошачьим пометом, от третьего несет портянками старика. Она по секрету говорила Мод, что не намерена выходить замуж, но стать жрицей и судьей-советником. Но своим братьям она об этом не рассказывала. От замужества Туджу они ожидали получить хороший доход продовольствием или одеждой, ибо жили расточительно, как подобает Коронам, и кладовые с гардеробами дома Беленов слишком долго пополнялись путем мены оброка на товары. Ната обошлась в двадцатилетнюю ренту их самого лучшего поля.
      Мод заимела друзей среди рабов Беленды и очень полюбила Туджу, Нату и старую Хехум, но никого так не любила, как Мал. Мал была всем, что осталось от ее старой жизни, и в ней она любила все, что для нее было потеряно. Наверное, Мал всегда будет тем единственным, что у нее есть: ее сестрой, ее ребенком, ее заботой, ее душой.
      Она понимала теперь, что большинство ее народа не было убито, что ее отец и все остальные несомненно следуют их ежегодному маршруту по равнинам, горам и болотам, но она никогда серьезно не думала попытаться убежать и найти их. Мал забрали, она последовала за Мал. Возврата назад не было. И, как говорил Бед, здесь была большая, богатая жизнь.
      Она не думала о бабушках и дедушках, лежавших убитыми, ни о дочери Дуа, которую обезглавили. Она видела все это, и словно не видела; она видела только свою сестру. Ее отец и другие, должно быть, похоронили всех этих людей и спели песни для них. Их больше здесь не было. Они шли по ярким дорогам и темным тропам небес, танцуя в тамошних ярких кругах стоянок.
      Она не ненавидела Белу тен Белена за руководство набегом, за убийство дочери Дуа, за кражу себя, Мал и других. Мужчины делают это, кочевники так же, как и люди Города. Они нападают, убивают людей, забирают еду, захватывают рабов. Таковы люди. Было бы бесполезно ненавидеть их за это, как, впрочем, и любить.
      Но было нечто, чего не должно было быть, и что оставалось быть бесконечно, нечто малое, ничтожное, но когда она об этом вспоминала, заставлявшее все остальное, всю яркость и богатство жизни сжиматься в иссохший комочек испорченного ореха, в желтое пятно раздавленной мухи.
      Только по ночам она понимала это, она и Мал, в их мягких постелях с шелковыми простынями, в безопасной тьме теплого, с высокими стенами, дома: сдержанное дыхание Мал, холодный озноб, пупырышками покрывающий руки, ты слышишь его?
      Они прижимались друг к другу, вслушиваясь и слыша.
      Тогда по утрам Мал ходила с тяжелыми глазами и беспокойная, а если Мод пыталась с ней поговорить или поиграть, она начинала плакать, и Мод садилась в конце концов рядом, держала ее и плакала вместе с ней, бесконечным, бесполезным, сухим, беззвучным плачем.
      Никто их них не разговаривал об этом ни с кем в доме. Это не имело отношения к тем женщинам. Это принадлежало только им. Это был их дух.
      Иногда Мод садилась во тьме и громко шептала: "Тише, Грода! Тише, замолкни!" И на некоторое время воцарялась тишина. Но потом тонкое завывание начиналось снова.
      Мод не видела Вуи с тех пор, как пришла в Город. Вуи принадлежала Ханам, но с ней обращались не так, как с Мод и Мал. Дос тен Хан сменял ее у сводни из Корней на красивую девушку, и Вуи была одной из рабынь, которых он отдал за жену. Если она была еще жива, то жила не там, где Мод могла бы достичь ее или услышать о ней. При взгляде с гор, как видела она в тот единственный раз, Город выглядел не очень большим среди громадной, чуть наклонной равнины полей, лугов и рощ, простершихся к западу; но если живешь в нем, он бесконечен, как сама равнина. Можно в нем затеряться. И Вуи в нем затерялась.
      По стандартам Города Мод поздно превратилась в женщину: в четырнадцать. Хехум и Туджу провели для нее церемонию в молитвенном зале дома, целый день ритуалов и песнопений. Ей дали новые одежды. Когда все кончилось, Бед пришел к желтому занавесу, позвал ее, и положил в ее ладони маленький кошель из оленей кожи, грубовато сшитый.
      Она посмотрела на него озадаченно. "Помнишь, в деревне, дядя девушки дарит ей подарок", сказал Бед и отвернулся. Она поймала его руку и поблагодарила его, тронутая, смутно вспоминая обычай и полностью сознавая риск, на который он пошел, делая свой подарок. Людям Грязи было запрещено любое шитье, это была прерогатива Корней. Рабу, найденному с иглой и нитью, могли отрубить руку. Как и у его сестры Наты, у Беда было теплое сердце. Мод и Мал уже много лет звали его дядей.
      Сейчас Ало тен Белен имел уже трех сыновей от Наты, которые в будущем станут жрецами и воинами Дома Беленов. Большую часть вечеров Ало приходил поиграть с маленькими мальчиками, и забирал Нату в свои комнаты, но Белу в ханане видели редко. Его друг Дос тен Хан дал ему наложницу, прелестную, дерзкую, опытную женщину, которая долго удерживала его удовлетворенным. Он забыл о сестрах-кочевницах, потерял интерес к свои планам обучить их. Их дни проходили мирно и радостно. И с течением лет их ночи тоже стали более мирными. Плач теперь редко нападал на Мод, и только во сне, из которого она могла пробудиться.
      Но просыпаясь, она всегда видела во тьме глаза Мал. Они не разговаривали друг с другом, но крепко сжимали друг друга в объятиях, пока снова не засыпали.
      А утром Мод казалась вполне сама собой, и Мод ничего не говорила, страшась расстроить сестру, или боясь, что сон превратится в явь.
      Потом все изменилось.
      Братья Туджу позвали ее; она отсутствовала весь день, и вернулась в ханан в холодной ярости, сжимая эфес своего серебряного меча. Когда мать подошла обнять ее, Туджу жестом отстранила ее. Все эти годы, проведенные с Туджу в ханане, было легко забыть, что она женщина Короны, единственная Корона среди них, что желтый занавес отделяет их, а не ее, от священных мест дома, что она сама священное существо. Но теперь она подчеркнула свое превосходство.
      "Меня хотят отдать замуж за того толстяка из Корней, чтобы мы могли заполучить его лавку и станки на улице Шелка", сказала она. "Я не пойду. И ухожу жить в Большом Храме." Она посмотрела на всех них, на свою мать, на невестку, на Мал, Мод, на других рабынь. "Я буду посылать сюда все, что стану получать там", сказала она. "Этот Дом не такой бедный, как говорит Ало. Но я сказала Беле, что если он отдаст хоть на палец земли за ту женщину, что хочет сейчас, я из Храма ничего не пришлю. Пусть снова идет ловить рабов, чтобы прокормить ее и тебя." Она снова взглянула на Мал и Мод. "Приглядывайте за ним", сказала она. "Ему время жениться."
      Бела недавно продал свою наложницу и сына Грязи, что она ему родила, заключив хорошую сделку и получив пахотные земли, и сразу же предложил почти все за другую женщину, положив на нее глаз. Это не был вопрос брака, ибо чтобы жениться на женщине Грязи, она должна быть девственницей, а женщиной, которую он хотел, владели уже несколько мужчин. Ало и Туджу сорвали сделку, которую нельзя было заключить без их согласия. Для Белы, как сказала Туджу, настало время задуматься над своим священным долгом жениться и зачать детей неба от женщины Грязи.
      Итак Туджу покинула ханан и дом, чтобы служить в Большом Храме, возвращаясь лишь иногда с формальными визитами. Вечерами ее заменил Бела. Суровый и беспокойный, как пес на цепи, он заходил вслед за Ало и смотрел, как бегают мальчики и как играют и танцуют рабыни.
      Он был высоким, красивым, гибким и мускулистым. С того дня, когда она впервые увидела его среди ужасов и резни набега, для Мод он был "золотым человеком". С тех пор в Городе она видела много других золотых людей, но он был первым, был образцом.
      У нее не было страха перед ним иного, чем настороженность, которую любая рабыня должна ощущать в присутствии хозяина, ибо он, конечно, был испорченным, но не капризным или жестоким, и даже когда ходил угрюмым, он не вымещал свою злость на рабах. Тем не менее, Мал впадала от него в неконтролируемый ужас. Мод говорила, что она глупит. Бела почти так же добродушен, как Ало, а Мал доверяла Ало полностью. Но Мал просто качала головой. Она никогда не спорила и горько страдала, когда в чем-то не соглашалась со своей сестрой, но не могла сдержать своего страха перед Белой.
      Мал было тринадцать. Она уже прошла церемонию (и ей тоже Бед тайно дал грубый маленький "кисет души"). Вечером того дня она надела новые одежды. Люди Грязи, даже когда жили с людьми Короны, не могли носить шитых одежд, только отрезы ткани, однако было много элегантных способов драпироваться и подбирать несшитую ткань, и раз уж паучий шелк нельзя было подшить, его можно было отделать бахромой и украсить кисточками. Одежды Мал были из некрашеного шелка, с сине-зеленой вуалью такой тонкой, что она была прозрачна.
      Когда она вошла, Бела посмотрел на нее, а потом все смотрел и смотрел на нее весь вечер.
      Мод вдруг встала и без всякого плана, без обдумывания, и сказала: "Господин! Могу я станцевать на празднике моей сестры?" Она едва дождалась согласия, и потом поговорила с Луи, который играл танцорам на плоском барабане, и побежала в свою комнату за бронзовым мечом, что дала ей Туджу, и вуалью цвета бледного пламени, что подарили ей на празднике. Она прибежала назад с вуалью, струящейся вокруг нее. Луи барабанил, а Мод танцевала. Никогда еще она не танцевала так хорошо. Никогда еще она не танцевала так, как сейчас, со всей яростью формальной точности танца с мечом, но также и с дикостью, с намеком на угрозу меча, с такой сексуальной напряженностью под грохот барабана, что заставляло Луи в ответ барабанить все быстрее и яростнее, так что танец рос и рос, как пламя, становясь все горячее и ярче, прозрачная вуаль плыла, вихрясь в лица смотрящих. Бела сидел без движения, застыв и затаив дыхание, и даже не мигнул, когда вуаль хлестнула шелком по его глазам.
      Когда она закончила, он спросил: "Когда ты научилась так танцевать?"
      "Перед твоими глазами", ответила она.
      Он несколько неуверенно засмеялся. "Пусть теперь станцует Мал", сказал он, оглядываясь на нее.
      "Она слишком устала для танца", сказала Мод. "Ритуал был долгим. Она легко устает. Лучше я станцую снова."
      Взмахом руки он разрешил продолжать танец. Она кивнула Луи, который широко ухмыльнулся и начал отбивать запинающийся, вкрадчивый ритм медленного танца под названием мимей. Мод надела на лодыжки бубенчики, что Луи принес вместе с барабаном, она так накинула вуаль, что та закрывала лицо, тело и руки, оставляя на виду только лодыжки со звенящими браслетами и босые ступни. Танец начался, ступни двигались неспешно, но постоянно, тело покачивалось, ритм и движения постепенно становились все напряженнее.
      Сквозь свой просвечивающий шелк она видела тугую эрекцию под шелковой туникой Белы; она видела как бьется сердце в его груди.
      После этой ночи Бела крутился вокруг Мод так настойчиво, что проблема была не в том, чтобы привлечь его внимание, но в том, чтобы не остаться с ним наедине, когда он может ее изнасиловать. Хехум и другие женщины обеспечили, чтобы она никогда не оставалась одна, ибо очень надеялись, что Бела на ней женится. Всем им она нравилась, и она ничего бы не стоила дому Беленов. Через немного дней Бела объявил о своем намерении жениться на Мод. Ало с охотой дал одобрение, и Туджу пришла из Храма, чтобы руководит свадебными церемониями.
      На свадьбу явились все друзья Белы. Желтый занавес передвинули из комнаты для танцев, оставив спрятанными только женские спальни.
      Впервые за семь лет Мод увидела мужчин, бывших в набеге. Воин, которого она запомнила большим, оказался Досом тен Ханом; Рало тен Бал был тем жестоким. Она пыталась держаться подальше от Рало, ибо даже вид его тревожил. Самый молодой из них, он изменился больше других, но все-таки оставался по-мальчишески импульсивным и вздорным. Он много пил и перетанцевал со всеми девушками-рабынями.
      Мал, как всегда, держалась позади, даже больше обычного; без желтого занавеса, за которым можно было спрятаться, она пугалась, а вид воинов из набега заставлял ее трепетать. Она пыталась оставаться поближе к Хехум. Но старая женщина мягко подразнила ее и вытолкнула вперед, чтобы мужчины Короны ее увидели, ибо вот он редкий шанс ее показать. Сейчас она готова к замужеству, а эти люди Короны могут уплатить, чтобы жениться на ней, а не просто использовать. Она была очень милой и могла принести Беленам небольшой состояние.
      Мод сочувствовала ее страданиям, но не тревожилась о ее безопасности даже среди пьяных мужчин. Хехум и Ало никому не позволят нарушить ее девственность, в которой заключается ее ценность как невесты.
      Бела держался близко к Мод все время, не считая того, когда она танцевала. Она станцевала два танца с мечом, а потом мимей. Мужчины следили за ней, затаив дыхание, а Бела посматривал то на них, то на нее, возбужденно и триумфально. "Хватит!", громко сказал он под конец танца с вуалью, вероятно для того, чтобы доказать, что он господин даже этой пламенной женщины, а может быть потому, что не мог сдерживать себя. Она мгновенно замерла и стояла неподвижно, хотя барабан отбил еще несколько тактов.
      "Пошли", сказал он. Она протянула руку из-под вуали, а он взял ее и повел из большого зала в свои палаты. Позади раздавался смех и начинался новый танец.
      Это был добрый брак. Они хорошо подходили друг другу. Она была достаточно мудра, чтобы повиноваться любому его приказу немедленно и без сопротивления, но никогда не предотвращала его приказы предвосхищением его желаний, подлаживаясь под него, балуя его, как делали большинство женщин-рабынь, которых он знал. Он чувствовал в ней упорство, которое позволяло ей быть послушной, однако никогда не раболепной. Словно бы в своей душе она оставалась безразличной к нему независимо от того, что делали их тела; он мог довести ее до сексуального экстаза или, если бы захотел, мог бы пытать ее, но ничего не могло ее изменить, не могло ее тронуть; она, наподобие дикой кошки или лисицы, не поддавалась приручению. Эта недоступность, эта дистанция заставляла его быть привязанным к ней, ибо он старался сократить это расстояние. Он восхищался ею, своей маленькой лисичкой, своим зверьком. Со временем они стали друзьями тоже. Жизнь была скучной, в друг друге они нашли хорошую компанию.
      В дневное время он, конечно, отсутствовал, все еще иногда играя с друзьями в мяч, исполняя жреческие обязанности в храмах, и все более часто посещая Большой Храм. Туджу хотела, чтобы он стал членом Совета. Она имела значительное влияние на Белу, потому что знала, что она хочет, а он этого не знал. Никогда не знал. Человеку Короны мало что можно хотеть. До тех пор, пока он не возглавил набег в горы Дейварда, он воображал себя воином. И хотя все прошло успешно, ибо они поймали рабов и вернулись без потерь, он не мог перестать вспоминать убийства, прятанье, доказательство собственной неумелости, те дни и ночи страха, неразберихи, отвращения, изнеможения и стыда. Но делать больше было нечего, как только играть в мяч, исполнять ритуалы, пить и танцевать. А теперь появилась Мод. И появятся его сыновья. И, может быть, если Туджу поработает над ним, он станет советником. Этого было достаточно.
      Для Мод было тяжело привыкнуть спать с золотым воином, а не со своей сестрой. Она просыпалась во тьме, тяжесть постели, запахи, все было не то. Она тогда хотела Мал, а не его. Но в дневное время она возвращалась в ханан и как прежде была с Мал и другими, а когда он придет вечером, все будет хорошо, и все было бы хорошо, если б не Рало тен Бал.
      Свадебным вечером Рало обратил внимание на Мал, стоявшую рядом с Хехум и закутанную в голубую вуаль, словно в струи дождя. Он подошел к ней и пытался заставить ее поговорить или потанцевать; она сторонилась, трепетала, дрожала. Она не хотела ни разговаривать с ним, ни смотреть на него. Он рукой попытался приподнять ее подбородок, тогда Мал рыгнула, словно ее сейчас стошнит и зашаталась. Хехум вмешалась: "Хозяин тен Бал, она еще нетронута", сказала она с суровым достоинством своего положения Матери Богов. Рало захохотал и отдернул руку, глуповато ответив: "Что ж, вот я к ней и притронулся."
      Через несколько дней от Балов пришло предложение. Оно не было хорошим. Мал просили как девушку-рабыню, словно ее нельзя было взять в жены, а в мену предлагался урожай всего одного зернового поля. Учитывая богатство Балов и относительную бедность Беленов, это было предложение оскорбительное. Ало и Бела надменно отказали, не дав никаких объяснений. Мод испытала большое облегчение, когда Бела рассказал ей все это. Когда пришло предложение, она была поражена. Разве она соблазнила Белу, уведя его от Мал, только для того, чтобы оставить ее добычей человека, которого Мал страшилась еще больше, чем Белу, и по большей причине? Пытаясь защитить сестру, она подвергла ее гораздо большей опасности? Она побежала к Мал, рассказать ей, что они отвергли предложение Балов, и рассказывая, разразилась слезами вины и облегчения. Мал не плакала, она восприняла добрую новость спокойно. После свадьбы она вообще стала ужасающе спокойна.
      Она и Мод оставались вместе весь день, как всегда. Но это было не одно и тоже, и быть более не могло. Меж сестер встал муж. Они больше не спали вместе.
      Текли дни и праздники. Мод уже выбросила Рало тен Бала из головы, когда он вдруг явился с Белой после игры в мяч. Бела, казалось, чувствовал себя неудобно, приведя его домой, но ведь не было причины ему отказывать. Бела вошел в ханан и сказал Мод: "Он надеется снова увидеть твой танец."
      "Ты приведешь его за занавес?"
      "Только в зал для танцев."
      Он видел, что она хмурится, но не привык читать выражения ее лица. Он ждал ответа.
      "Я станцую для него", ответила Мод.
      Она сказала Мал, чтобы та оставалась в спальных комнатах ханана. Мал кивнула. Она казалась маленькой, слабой, усталой. Она обхватила руками сестру. "О, Мод", сказала она, "какая ты храбрая, какая добрая."
      Мод ощущала страх и ненависть, но не сказала ничего, только крепко обняла Мал, вдохнув свежий запах ее волос, и вернулась в танцевальный зал.
      Она станцевала, и Рало похвалил танец. Потом он сказал то, что - она знала - он жаждал сказать с того мгновения, как только вошел: "Где сестра твоей жены, Бела?"
      "Нездорова", ответила Мод, хотя не женщине Грязи было отвечать на вопрос, что мужчина Короны задал другому мужчине Короны.
      "Ей сегодня нездоровится", ответил Бела, и Мод хотелось расцеловать его с глаз до пяток за то, что он услышал ее, за то, что он это сказал.
      "Больна?"
      "Я не знаю", заколебался Бела, взглянув на Мод.
      "Да", сказала Мод.
      "Но, может быть, она сможет прийти, чтобы показать мне свои милые глазки?"
      Бела снова глянул на Мод. Та ничего не сказала.
      "Я не имею никакого отношения к тому глупому предложению, что мой отец сделал относительно ее", сказал Рало. Он переводил взгляд с Белы на Мод и снова на Белу, ухмыляясь в сознании собственной силы. "Отец услышал, что я говорю о ней. Он просто решил доставить мне удовольствие. Вы должны простить его. Он думал о ней, как об обычной девушке Грязи." Он снова взглянул на Мод. "Приведи свою сестру только на секундочку, Мод Беленда", сказал он со злобной вкрадчивостью.
      Бела кивнул ей. Она поднялась и вышла за желтый занавес.
      Несколько минут она простояла в пустом коридоре, который вел в спальни. "Простите меня, хозяин Бал", сказала она нежнейшим голоском, "у девочки лихорадка, и она не может подняться, чтобы повиноваться вашему призыву. Ей уже долго не по себе. Я извиняюсь. Могу я прислать другую девушку?"
      "Нет", ответил Рало, "я хочу эту." Он заговорил с Белой, игнорируя Мод. "Ты привел домой двух рабынь с того рейда, в который мы пошли. Я не получил ничего. Я разделял опасность, и будет только честно разделить захваченное." Эти слова он явно долго разучивал.
      "Ты захватил одну", сказал Бела.
      "О чем ты толкуешь?"
      Бела смотрел с неуверенностью. "У тебя была одна", сказал он менее решительным голосом.
      "Я вернулся домой ни с чем!", громко закричал Рало обвиняющим тоном. "А ты получил двух! Слушай, я понимаю, ты воспитывал их все эти годы, я знаю, как накладно растить девушек. Я не напрашиваюсь на подарок."
      "Именно это ты и делаешь", тихим голосом сухо сказал Бела.
      Рало со смехом отмел возражение в сторону. "Просто вспомни, Бела, мы были там вместе", льстиво сказал он, обнимая Белу за плечи. "Ты был моим капитаном. Я этого не забыл! Мы братья по оружию. Послушай, я толкую не о том, чтобы просто купить эту девушку. Ты женился на одной сестре, я женюсь на другой. Слышишь? Мы станем братья по Грязи, как тебе?" Он засмеялся и хлопнул Белу по плечу. "Как тебе это?", сказал он. "Ты же из-за этого не обеднеешь, капитан!"
      "Не время об этом говорить", с трудом, но с достоинством, сказал Бела.
      Рало улыбнулся и сказал: "Но скоро, я надеюсь, это время настанет."
      Бела встал и Рало пришлось распрощаться. "Пожалуйста, пошли за мной, когда Милые Глазки почувствуют себя лучше", сказал он Мод, со своей наглой ухмылкой и пронзительным взглядом. "Я сразу приду."
      Когда он ушел, Мод не смогла смолчать: "Лорд-муж, не отдавайте ему Мал. Пожалуйста, не отдавайте ему Мал."
      "Я и не хочу", ответил он.
      "Тогда не отдавайте! Пожалуйста!"
      "Это все болтовня. Он хвастает."
      "Возможно. Но если он пришлет предложение?"
      "Подождем, пока он его не пришлет", сказал Бела несколько вымученно, но улыбаясь. Он привлек ее к себе и погладил волосы. "Как ты волнуешься за Мал. Она ведь по-настоящему не больна, правда?"
      "Я не знаю. Ей не хорошо."
      "Девушки", сказал он, пожимая плечами. "Ты хорошо танцевала сегодня."
      "Я танцевала ужасно. Для этого скорпиона я не хочу танцевать хорошо."
      Это заставило его рассмеяться. "Ты пропустила лучшую часть мимея."
      "Конечно пропустила. Ее я хочу танцевать только для тебя."
      "Луи ушел спать, а то я попросил бы."
      "О, барабанщик мне не нужен. Вот, вот мой барабан." Она взяла его ладони и положила на свои полные груди. "Чувствуешь ритм?", спросила она. Она встала, приняла позу, воздела руки и начала танец, прямо перед ним, пока он, наконец, не схватил ее, погрузив лицо между ее бедер, а она, смеясь, опустилась к нему.
      В танцевальный зал вошла Хехум; она отпрянула, увидев их, но Мод выпуталась из объятий мужа и подбежала к старой женщине.
      "Мал заболела", начала Хехум встревоженным голосом.
      "О, я знала, знала!", вскрикнула Мод, моментально уверенная, что это ее вина, что это ее ложь сделалась правдой. Она побежала в комнату Мод, которую делила с ней так долго.
      Хехум следовала за нею. "Она затыкает уши", сказала она. "Я думаю, у нее болят уши. Она плачет и затыкает уши."
      Мал села в постели, когда Мод вошла в комнату. Она выглядела растрепанной и изможденной. "Ты слышишь это, слышишь, правда?", воскликнула она, хватая руки Мод.
      "Нет", пробормотала Мод, "нет, я не слышу. Не слышу ничего. Ничего нет, Мал."
      Мал пристально смотрела на нее. "Когда он придет...", прошептала она.
      "Он не придет", сказала Мод.
      "...с ним явится Грода."
      "Нет. Это было много лет назад. Надо быть сильной, Мал, надо отбросить все это прочь."
      Мал испустила жалобный, громкий стон и ладонями Мод заткнула себе уши. "Я не хочу это слышать!", вскрикнула она и разрыдалась.
      "Скажи моему мужу, что я проведу эту ночь с Мал", сказала Мод, обращаясь к Хехум. Она держала сестру в руках, пока та в конце концов не уснула, а потом она заснула тоже, хотя спала трудно, часто просыпаясь и все время прислушиваясь.
      Утром она пошла к Беду и спросила, не знает ли он, что люди делают с духами - люди в деревнях.
      Он подумал. "Думаю, если где-то есть духи, они туда не ходят. Или уходят оттуда. Что за дух?"
      "Непогребенный."
      Бед скорчил мину. "Люди уходят прочь", твердо сказал он.
      "А если дух следует за ними?"
      Бед поднял руки. "Я не знаю! Наверное, жрец-йегуг сделал бы что-нибудь. Какое-нибудь заклинание. Йегуг про такие вещи все знает. Здешние жрецы, люди храма, они ничего не знают, кроме своих танцев, песен и бла-бла-бла. А в чем дело? Это Мал?"
      "Да."
      Он снова скорчил мину. "Бедная малышка", сказал он. Потом просветлел: "Может, было бы хорошо, если б она покинула дом."
      Миновало несколько дней. Мал лихорадило, она не спала, каждую ночь слыша плач духа, или страшась услышать его. Мод проводила ночи с нею, а Бела не возражал. Но как-то вечером прядя домой, он какое-то время говорил с Ало, а потом братья явились в ханан. Там были Хехум и Ната с детьми. Братья отослали детей и попросили прийти Мод. Мал осталась в своей комнате.
      "Рало тен Бал хочет Мал в жены", сказал Ало. Он смотрел на Мод, предвосхищая то, что она могла сказать. "Мы сказали, что она слишком молода и чувствует себя нехорошо. Он говорит, что не станет спать с ней, пока ей не стукнет пятнадцать. Он будет присматривать за ней со всем вниманием. Он хочет жениться на ней немедленно, чтобы никто другой за нее с ним не соперничал."
      "И тем сбить ее цену", сказала Ната с необычной резкостью. Она сама была объектом такой аукционной войны, отчего Белены чуть не разорились, чтобы только купить ее.
      "Цена, которую теперь предлагают Балы, не может равняться ни с каким Домом в Городе", рассудительно сказал Ало. "Видя, что мы будем не согласны, они сразу предложили то, что могут предложить и добавили сверху. Это самое большое предложение за невесту, я о таком и не слыхивал. Гораздо больше твоего, Ната." Он со странной улыбкой посмотрел на свою жену, с полу-гордостью - полу-стыдом, печально и глубоко. Потом он взглянул на мать и на Мод. "Она предлагают нам все поля Нуйлы. Их западные сады. Пять домов Корней на Пристенной улице. И подарки - драгоценности, тонкие одежды, золото." Он опустил голову. "Нам невозможно отказать", сказал он.
      "Мы станем почти так же богаты, как были когда-то", сказал Бела.
      "Почти так же богаты, как Балы", сказал Ало, все с той же грустной улыбкой. "Они думали, мы станем торговаться. Это было почти смешно. Каждый раз, когда я начинал говорить, старый Лохо тен Бал подымал руку, останавливая меня, и еще что-нибудь добавлял к предложению!" он взглянул на Белу, который кивнул и засмеялся.