- Офицер! Разрежьте торты! И сами раздайте детям, чтоб всем досталось!
      Какая-то женщина, сидящая прямо на палубе, берет ее руку.
      ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Вам что?
      Это цыганка. Она внимательно рассматривает ладонь леди Вайолет. Сначала ее что-то смущает, но потом она разражается неудержимым звонким смехом. Хохоча, цыганка закрывает лицо руками; уж не разгадала ли она какую-то тайну, что-то постыдное?
      Леди Вайолет в растерянности оглядывается по сторонам и невольно тоже начинает улыбаться.
      ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Что такое? Ну что же?
      Но цыганка не отвечает, она не может ничего сказать, настолько неприлично ее "открытие".
      ЦЫГАНКА. Нет, нет... (Мотает головой и очень заразительно, от души хохочет.)
      ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Ну что, что ты там увидела? (Окружающим, растерянно, но заинтересованно.) Отчего она смеется?
      Между тем ее самое уже начинает разбирать смех; взглянув на свою ладонь, леди Вайолет разражается хохотом - громким, безудержным, очистительным.
      49. КАЮТА КАПИТАНА. ДЕНЬ
      Генерал, премьер-министр и начальник полиции Великого герцога Гогенцуллера выражают свое решительное неудовольствие поведением капитана, который спокойно и с достоинством сидит за своим письменным столом.
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Это совершенно недопустимо!.. Какая-то банда сербских анархистов захватывает судно, а капитан не принимает никаких мер, чтобы воспрепятствовать этому.
      КАПИТАН. Позвольте. Любой капитан обязан подобрать в море терпящих бедствие, таков основной закон морского кодекса... Оказание помощи - наш долг...
      НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вам, капитан, конечно, известно, что среди тех, кого вы так мягко именуете беженцами, скрываются профессиональные убийцы...
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР (очень решительно и твердо). Совершенно верно!
      ГЕНЕРАЛ (поднявшись с места). Вы подвергаете опасности жизнь Его высочества. (Далее говорит на смеси немецкого и итальянского.) Мы выражаем протест вашему правительству.
      Капитан тоже встает, его внушительная фигура возвышается над столом.
      КАПИТАН. За безопасность Его высочества на этом судне... отвечаю я все двадцать четыре часа в сутки... Когда мы приняли потерпевших бедствие на борт, я приказал своим офицерам произвести проверку и изолировать тех, кто представляет потенциальную опасность.
      НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Это очень слабая мера, капитан, поскольку ваши так называемые беженцы свободно разгуливают по всему судну - и на палубе, и в баре, и в коридорах, и в салонах...
      50. САЛОН-БАР "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
      Начинается "очистка" всех помещений от сербских беженцев. Они действительно заняли салон-бар, устроившись на диванах, и офицер Партексано с помощью одного из поваров пытается выпроводить их оттуда.
      ПАРТЕКСАНО. Кок, ты говоришь на их языке, скажи этим людям, что здесь им находиться нельзя. Пусть уходят отсюда. Это приказ капитана. Надо очистить салон!
      ПОВАР ВАЛЕНТИНО (по-сербски). Вы должны уйти отсюда. Здесь оставаться нельзя. Ясно? Ты, твоя жена, твои дети и все остальные - давайте-ка убирайтесь.
      Видно, как за окнами матросы сгоняют с места сербов, расположившихся прямо на палубе.
      ОДИН ИЗ МАТРОСОВ. Ну-ка поднимайтесь! Всем перейти на корму!
      В салон между тем заходит седовласый старичок - один из братьев Рубетти. Не обращая внимания на весь этот шум и перебранку, он направляется прямо к бармену.
      МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Здравствуйте!
      БАРМЕН. Здравствуйте!
      МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Пожалуйста, коробку печенья. Самого лучшего, разумеется!
      БАРМЕН. У нас есть бисквит в шоколаде. Желаете?
      МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Да, благодарю. Сколько с меня? Сколько? Вот, возьмите. (Уплатив деньги, с довольным видом уходит.)
      Появляется пятерка матросов, вызванных на подмогу.
      ПАРТЕКСАНО. Всех выставить на палубу! Живо!
      В группе сербов шум, возгласы гнева и возмущения.
      ПОВАР (по-сербски). Может, вы считаете, что лучше было отправиться на дно - кормить рыб? Ну так чего ж вы? Благодарите капитана, что он вас спас! А отсюда надо уйти!
      Но сербы упорствуют, доказывают что-то все сразу, возмущаются, жалуются; они устали, измучены. Среди беженцев есть больные, много беременных женщин.
      Матросы делают все, чтобы выполнить приказ, не прибегая к насилию.
      МАТРОС ОЛЕ. Всем выйти на палубу! Здесь оставаться запрещено!
      Одна из женщин не желает подниматься с дивана; кто-то из младших офицеров обращается к ее мужу:
      - Пусть поднимется! - но, увидев, что она в положении, добавляет: - Да вы что, все тут беременные?!
      Кое-кто уже пускает в ход кулаки. Матросы хватают отдельных сербов и силой выталкивают их из салона. Никакие мольбы и объяснения в расчет уже не принимаются.
      ОДИН ИЗ СЕРБОВ. Скоро родить...
      МАТРОС ОЛЕ. Ну и что? Не имеет значения!
      ДРУГОЙ СЕРБ. Я хочу говорить с капитаном. Где капитан?
      Все хотят что-то спросить, сказать, объяснить. Становится очевидно, что освободить салон можно, лишь прибегнув к самым решительным мерам. Матросы толстым канатом перегораживают палубу перед входом в салон-бар.
      Теперь это граница, которую беженцам переходить запрещено.
      Офицер Партексано продолжает энергично наводить порядок:
      - Не заставляйте нас применять силу! Все должны выйти на палубу, ну, поживее! - И, обернувшись к повару, добавляет: - Объяснил ты им или нет, что они должны очистить помещение? - И тут же отдает новое распоряжение подчиненным: - Матросам выстроиться на палубе. Втолкуйте им как-нибудь, что мы готовим для них помещение на нижней палубе.
      51. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
      Операция по выдворению продолжается и на корме. Здесь тоже натянут канат ограждения и офицеры пытаются навести порядок.
      ПАРТЕКСАНО. Вы не имеете права выходить за эти канаты без разрешения вахтенного матроса. Давай, переводи!
      МАТРОС ОЛЕ. Слушаюсь! (Переводит.)
      Остальные матросы снимают между тем белье с веревок, натянутых беженцами по всей корме.
      ОДИН ИЗ МАТРОСОВ. Убрать эти тряпки, ясно?
      Ему приходится немного повоевать с отчаянно кричащими женщинами. Отовсюду сыплются проклятия. Но главное уже сделано.
      ПАРТЕКСАНО. Ну что, все поняли? Отсюда чтоб ни ногой...
      Но вот к натянутому канату подходит старик Рубетти, игнорирующий всю эту кутерьму. Он ищет сербскую девочку, которую мы видели прошлой ночью на палубе. Узнав ее, маэстро Рубетти-первый зовет:
      - Оленька... иди сюда! Иди сюда, моя хорошая!
      Девочка спрыгивает с какого-то ящика и идет к Рубетти, поднырнув под натянутый канат.
      МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Любишь печенье? Бери... Это все тебе... (Протягивая открытую коробку, гладит девочку по головке.) Попробуй... положи в рот. Ах, какое у тебя хорошенькое платьице!
      Он прикасается к ее юбочке. Но, заметив обращенный на него свирепый взгляд одного из мужчин - должно быть, цыгана, - спрашивает с совершенно невинным видом:
      - Это ваша девочка? Какая миленькая! (По-русски.) Красивая! Я просто угощал ее печеньем... Бери, Оленька!.. (Отдав коробку девочке, напоследок проводит ладонью по ее косичкам.)
      62. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
      По коридору идет Ильдебранда. Во всей фигуре певицы - тревога и страх, заставляющий ее то и дело оглядываться, словно она хочет убедиться, что за ней никто не гонится. Развевающееся шелковое манто еще больше подчеркивает смятение ее чувств.
      53. КАЮТА КУФФАРИ. ДЕНЬ
      Войдя в каюту, певица срывает с себя палантин из лисьего меха и бросается к шкатулке с драгоценностями. Она складывает туда не только все украшения, разбросанные на туалетном столике, но даже длинную нитку жемчуга, которую постоянно носит на шее. Ильдебранда явно чего-то боится и мечется со шкатулкой по каюте в поисках какого-нибудь укромного местечка, где можно было бы ее спрятать.
      54. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
      Оба телохранителя Великого герцога Гогенцуллера мерным шагом прохаживаются у дверей каюты Его высочества.
      55. КАЮТА ВЕЛИКОГО ГЕРЦОГА. ДЕНЬ
      Юный Великий герцог и его слепая сестра спокойно играют в шахматы вблизи большого иллюминатора.
      Зато неспокоен премьер-министр; он нервно расхаживает по каюте и наконец, не выдержав, замечает:
      - Вот вам и еще одно подтверждение того, что на итальянцев полагаться нельзя. Вы, Ваше высочество, имели возможность убедиться, насколько я был прав, предупреждая о рискованности этого путешествия.
      Но на его слова никто не обращает внимания.
      Принцесса Лериния, отпив глоток из своего бокала, подзадоривает брата:
      - Ну, смелее, ходи же...
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Дай подумать... (Про себя.) Если я пойду ладьей...
      Премьер-министр, сознавая, что он здесь лишний, откланивается:
      - Ваше высочество... - Но прежде, чем уйти, он замечает: - Простите, но из соображений безопасности я должен просить вас не покидать каюту до тех пор, пока на палубе не будет наведен порядок.
      Принцесса Лериния поворачивает к нему свое лицо с невидящими глазами и непонятно почему вдруг начинает смеяться.
      Великий герцог настроен менее сурово.
      - Ну, это уж, наверное, слишком. Но как бы там ни было, благодарю вас.
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Прошу прощения. (Загадочно улыбнувшись, выходит из каюты.)
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я никакой опасности не чувствую... (Легким движением пальцев нащупывает на доске фигуру и передвигает ее.) Ну вот тебе шах и мат.
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. С тобой невозможно играть: ты всегда выигрываешь! (Поднимается из-за стола. Лицо у него обиженное.) Под предлогом, что тебе приходится нащупывать фигуры, ты сдвигаешь их с места!
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Сыграем еще раз?
      Юноша не отвечает.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Что с тобой?..
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Я боюсь.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Чего?
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Не знаю. Все так сложно!
      Словно обессилев, он опускается в небольшое кресло, стоящее рядом с кроватью.
      Принцесса Лериния тянется к нему.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Ничего сложного!
      Она шарит в воздухе рукой, пока Великий герцог не берет ее руку в свою и не пожимает ее.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Послушай... Ты помнишь это? (Начинает тихо напевать по-немецки грустную песню.)
      Музыкальная фонограмма
      56. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ
      "Глория Н.", маленькая и хрупкая в огромном ночном море; крохотные огоньки - это светящиеся во тьме иллюминаторы кормовой надстройки.
      57. ПАЛУБЫ "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
      Сербы сидят на кормовой палубе, в темноте, под открытым небом, слегка подсветленным серпом месяца. А все знатные гости корабля собрались на капитанском мостике и благодушно попивают чай.
      Журналист, сидящий за одним столом с директором "Метрополитен-опера" и его женой, говорит:
      - В пятом веке сербы спустились на Балканский полуостров, а потом захватили Эпир и Фессалию... так они вам и останутся на корме!..
      В слабом лунном свете едва вырисовываются силуэты беженцев. Их томит тоска по родине. Одна из женщин, сидящих на дощатой палубе, берет в руки какой-то необычный струнный инструмент. Неуемный хвастун Фучилетто похваляется своими "подвигами".
      ФУЧИЛЕТТО. Смотрю на градусник: сорок! Что делать? Сорвать спектакль? Публика пришла ради меня...
      РУФФО САЛЬТИНИ. Смени пластинку!
      ФУЧИЛЕТТО. И я все-таки пел. О! Меня вызывали на бис семь раз!
      Фитцмайер в сторонке беседует с сэром Реджинальдом.
      ФИТЦМАЙЕР. Как же так? Вы устраиваете что-то вроде дыры, в которой едва помещаются пятьдесят оркестрантов, а потом хотите запихнуть туда весь состав оркестра - сто шестьдесят шесть человек?! У нас же оркестр не лилипутский!
      СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Но этот театр - памятник национальной культуры, не могли же мы его перестраивать!
      Леди Вайолет, которая стоит неподалеку, опершись о перила, стала объектом настойчивых ухаживаний второго офицера.
      ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Сильный характер в сочетании с удивительно тонкой женственностью делает англичанок...
      Но леди Вайолет перебивает его своим журчащим смехом.
      ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. А я тебе говорю, не нужно терять времени на все эти прелюдии, разве не так?
      ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Я хотел сказать...
      Между тем сербиянка начинает петь, привлекая внимание не только своих соотечественников, но и тех, кто собрался наверху, на капитанском мостике.
      Дирижер Альбертини даже встает с места и, поглядев вниз, на палубу, замечает:
      - В ней столько экспрессии, что кажется, понимаешь, о чем она поет...
      Куффари и Лепори реагируют очень сдержанно, однако можно заметить, что мелодия захватила и их.
      Зилоев, зачарованный песней, начинает с большим чувством подпевать сербиянке.
      А темные, безликие силуэты сербов лишь усиливают впечатление от этой импровизации.
      58. ОДИН ИЗ ПЕРЕХОДНЫХ МОСТИКОВ НА НИЖНЕЙ ПАЛУБЕ. НОЧЬ
      У премьер-министра и принцессы Леринии тайное свидание в укромном уголке, где их наверняка никто не увидит и не услышит. Они разговаривают при слабом свете, льющемся из иллюминаторов.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Мой брат крепко спит...
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Принцесса, мы не можем больше откладывать... Надо принимать решение! Путешествие подходит к концу, и начальник полиции проявляет все большую подозрительность.
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Нет, все и так решится в нашу пользу, нам ничего не надо предпринимать.
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Откуда такая уверенность, принцесса?
      ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я видела сон... Мне снилось, будто мы вместе с братом в каком-то саду... Вдруг с неба прямо к нам спускается орел... Он хватает брата и, хлопая своими мощными крыльями, взмывает вверх. Но мой бедный братец такой тяжелый, такой тяжелый... Орел выпускает его из когтей, брат падает на землю и исчезает в огромном провале.
      ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Ты знаешь, как меня успокоить и заставить поверить всему, что ты говоришь.
      Он нежно обнимает принцессу и страстно целует ее. Принцесса отвечает ему таким же страстным поцелуем.
      59. ПАЛУБЫ СУДНА. НОЧЬ
      Пение сербов заканчивается под аплодисменты и возгласы всеобщего одобрения.
      МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Молодчина! Какой прекрасный тембр, правда?
      РУФФО САЛЬТИНИ. Интересно, кто она?
      В это время под звуки новой песни другая женщина начинает танцевать. Прямо там, на досках кормовой палубы, в темноте. Следом за ней в круг входит мужчина. Оба исполняют какой-то незнакомый танец, изобилующий легкими, высокими прыжками.
      ОРЛАНДО. Ну настоящие акробаты! Ловкость прямо-таки обезьянья!
      Количество танцующих пар все увеличивается, заразительный ритм пляски передается всем присутствующим.
      У Зилоева, хлопающего в такт, ноги сами просятся в пляс.
      ЗИЛОЕВ. Вот это огонь! Вот это страсть!
      ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Это не настоящий народный танец.
      При свете звезд в вихревой пляске кружатся и стар и млад.
      ЗИЛОЕВ. Погляди! Пляшут все, даже старики.
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Они же ничего не понимают! Ведь это один из древних языческих ритуальных танцев. Я в свое время изучал их!
      ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Разумеется! То, что делают они, похоже на венгерский чардаш. Это ритуальный танец, им отмечалось начало посева. Надо делать вот так, вот так. (Кружится, тяжело, по-медвежьи, притопывая ногами.)
      ОРЛАНДО. Браво!
      Все смеются. Зилоев распаляется все больше.
      ЗИЛОЕВ. О, да ты заткнешь за пояс саму Кшесинскую! У тебя получается даже лучше!
      Смех, поощрительные восклицания.
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Вот-вот: сначала правой ногой влево, потом левой ногой вправо! Вот так - правильно!
      ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Конечно!
      ЗИЛОЕВ. А ты спустись вниз, покажи им, как надо танцевать! И вы, профессор, тоже спускайтесь. Смелее! (Подталкивает обоих директоров к крутому железному трапу.)
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну что ж, я охотно...
      ФУЧИЛЕТТО. Браво, профессор! Поучите-ка их танцевать!
      Зилоев своим могучим басом объявляет "номер":
      - Внимание! Представляю вам двух великих специалистов хореографического искусства! Они покажут вам, как надо правильно танцевать!
      Оба профессора уже спустились на палубу и смешались с толпой сербов.
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Этим танцем люди просили своих богов пролить дождь на поля... Женщины танцуют, воздев руки, словно принимая в них небесную влагу...
      Он исполняет это па сначала один, потом вместе со всеми. Зилоев, тоже спустившийся на палубу, тянется к инструменту.
      ЗИЛОЕВ. А я сыграю! Дай-ка сюда! (Начинает водить смычком.)
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Мужчины топают ногами... сообщая семенам, что танец начался, чтобы семена открыли свой рот и приготовились пить влагу, ниспосланную небом... Вот так... вот так... вот так...
      Все танцуют.
      Фучилетто наблюдает за танцующими - главным образом за женщинами - с капитанского мостика.
      ФУЧИЛЕТТО. Я никого ничему не могу научить, но, сдается мне, сам кой-чему могу поучиться вон у той смугляночки!.. Ну-ка, позвольте, позвольте... (Тоже спускается вниз, к сербам.)
      Но вот второму директору Венской оперы становится плохо, и он обессиленно опускается на дощатую палубу.
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Евгений... Евгений!.. Что с тобой? Не пугай меня! Ответь своему кузену, Евгений!
      Все продолжают плясать, захваченные ритмом музыки.
      Фучилетто добрался-таки до своей смуглянки.
      ФУЧИЛЕТТО. Поди-ка сюда, моя чернявая!
      Самочувствие второго директора Венской оперы, похоже, улучшается.
      ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну как, тебе полегче?
      Престарелый профессор даже не успел сообразить, что с ним произошло, и вновь возвращается к теме, втянувшей его в этот вихрь:
      - Цель этой пляски - снискать расположение стихий, от которых зависит прорастание зерна...
      Лепори, оставшегося за столом, как водится, донимает его жена.
      ЖЕНА ЛЕПОРИ. О, por favor, не надо говорить неправду! Не нужно быть смешным, как nino [ребенок (исп.)].
      ЛЕПОРИ. Но я не просил, чтобы с ней заключали контракт. Клянусь здоровьем мамы...
      ЖЕНА ЛЕПОРИ. Не клянись мамой!
      ЛЕПОРИ. ...что я ей вовсе не протежирую. Мне нет никакого дела до твоей Ригини Бьяджетти.
      ЖЕНА ЛЕПОРИ. Нет, есть. Я не имела в виду спорить о твои вкусы! Все удивляются, как такой hermoso [красивый (исп.)] мужчина мог потерять голову от Ригини Бьяджетти! Потаскухи!..
      ЛЕПОРИ. О господи!
      Сэр Реджинальд, облокотившись о перила и не выпуская из рук стакана, не сводит глаз с жены, которая тоже присоединилась к танцующим и вскрикивает, попадая в объятия то одного, то другого могучего серба.
      Баронет терзает в руках стакан, то и дело разражаясь своим истерическим смехом.
      Сербы неутомимы, они выделывают сотни замысловатых фигур. Певицам Валеньяни и Руффо Сальтини тоже передается всеобщее возбуждение.
      РУФФО САЛЬТИНИ. А мы что же?
      Сплетя руки, они начинают кружиться в танце прямо на капитанском мостике.
      Зилоев, могучий, темпераментный, распаленный, тоже хочет подержать в своих объятиях леди Вайолет.
      ЗИЛОЕВ. Леди Донгби, разрешите пригласить вас на этот танец?
      В укромном уголке на капитанском мостике разгорается ссора между Рикотэном и его деспотичными спутниками.
      РИКОТЭН. Поймите наконец: я сам знаю, что мне делать, а чего не делать. И имею право раздарить все зажигалки мира кому захочу! Этот матрос так напоминает мне моего милого кузена!
      Дама-продюсер, опершись спиной о перила мостика, нервно похлопывает себя по ладони серебряным набалдашником трости и злобно шипит:
      - Ах вот как?..
      РИКОТЭН. Почему я не могу сделать человеку такой пустяковый подарок? Я требую, чтобы меня не ограничивали в моих чувствах и не следили за мной круглые сутки, как за младенцем... Мне уже сорок лет, ясно? Оставьте меня в покое! Вот так!
      Он заканчивает свою тираду срывающимся голосом и, едва не плача, начинает хлопать в такт музыке, с тоской глядя на танцующих, к которым так хотел бы присоединиться назло своим "опекунам".
      В веселой неразберихе пляски партнеры то и дело меняются, и цыганка Регина вдруг оказывается лицом к лицу с леди Вайолет, которой она гадала по руке.
      Обе пляшут с довольным видом, обе смеются, у обеих блестят глаза: их объединяет стихийно возникшая женская солидарность.
      ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ (кричит). Да! Да! (И смеется, отдаваясь во власть этого взрыва жизненных сил и не стыдясь своей тайны.)
      Орландо, столкнувшись с прекрасной Доротеей и ее родителями, комически учтиво восклицает:
      - О Доротея! Уважаемый синьор родитель, синьорина, не окажете ли вы мне честь...
      ГОЛОС ОТЦА ДОРОТЕИ (он явно шутит). Нет!
      ОРЛАНДО (умоляюще). Прошу вас... Благодарю!
      Обхватив стан девушки руками, он увлекает ее в водоворот пляски.
      Веселье захватило всех.
      Даже вечно унылая и наводящая на всех тоску мамаша фон Руперта лихо кружится на капитанском мостике, издавая короткие восклицания.
      Сам фон Руперт, сидя за столом, пытается ее образумить:
      - Maman, ну хватит. Прошу тебя, сядь!
      Внезапно Куффари тоже покидает свой шезлонг и начинает кружить вокруг дирижера Альбертини, а тот в восхищении отбивает ей ритм ладонями.
      Счастливый Орландо танцует на корме с девушкой, словно сошедшей с полотна Боттичелли. А она во время танца обменивается взглядами и улыбками с сербским студентом, неподвижно сидящим на битенге.
      В эту ночь весь корабль превращается в сплошную танцплощадку; здесь, под усеянным звездами небосводом, царит безудержное веселье, которому, кажется, не будет конца.
      60. САЛОН-РЕСТОРАН "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
      Несмотря на поздний час, танцы все продолжаются.
      За большими окнами ресторана черные силуэты, вырисовывающиеся на фоне уже голубеющего ночного неба, то сближаются, то рассыпаются в непрерывном движении под заворожившую всех музыку.
      Какой-то малыш нерешительно заходит в огромный салон ресторана, но его тотчас хватают руки матери - сербиянка пугливо прижимает ребенка к себе.
      В глубине ресторана за столиком сидит в одиночестве мужчина - он явно пьян, но не перестает накачиваться вином, бормоча что-то нечленораздельное.
      61. НИЖНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ. ПОТОМ ДЕНЬ. ОТКРЫТОЕ МОРЕ
      Но вот все кончилось.
      Воцаряется тишина. На палубе судна вповалку тела обессиленных пляской и вином людей: их сморил тяжелый сон.
      Не спят только два серба. Облокотившись о борт, они стоят неподвижно и смотрят в море.
      А там, вдали, на горизонте, в первых бледных лучах восходящего солнца чернеет крошечный силуэт другого судна. Оба серба молча, неотрывно следят за ним глазами; а судно уже заметно приблизилось, и в свете раннего утра видно, что это тяжелый и грозный военный корабль, над которым зависло облако черного дыма, изрыгаемого его трубами.
      Рассвет. Палуба "Глории Н." оживает: хнычут дети, сербы перекликаются на своем языке.
      ПЕРВЫЙ СЕРБ. Пильтро, Пильтро, смотри, броненосец!
      ВТОРОЙ СЕРБ. Что теперь будет?
      Несколько беженцев - испуганных, настороженных - уже стоят у борта.
      62. КАЮТА ГРАФА ДИ БАССАНО. РАССВЕТ
      Граф ди Бассано резко садится на постели. Лицо у него встревоженное.
      63. КАЮТА РИКОТЭНА. РАССВЕТ
      Вскакивает и Рикотэн, не успев выпутать голову из простыни.
      64. САЛОН-БАР "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
      Беженцев, устроившихся на ночь в баре на удобном диване, будит чей-то голос из-за окна:
      - Стае... Стае!..
      СЕРБ. Я здесь... Иду!
      Молодой серб пробирается по темному салону к окну и раздвигает тяжелые бархатные шторы.
      Человек, стоящий за окном, сообщает ему новость. Мимо пробегают другие беженцы.
      ГОЛОС ИЗ-ЗА ОКНА. Иди посмотри сам! Тут военный корабль!
      Молодая сербиянка, вскочив с дивана, спрашивает в тоске и страхе:
      - Куда вы все бежите? Что случилось? Куда же вы?!
      65. ОТКРЫТОЕ МОРЕ И ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
      Силуэт покрытого свинцово-серой броней корабля надвигается на "Глорию Н.".
      Взгляды сербов, рассыпавшихся вдоль борта, обращены теперь на капитанский мостик, с которого матрос-сигнальщик что-то передает флажками военному кораблю. Рядом с матросом стоят два офицера. Подошедший капитан спрашивает:
      - Что они отвечают?
      ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Это флагман австро-венгерского флота, капитан. Они требуют выдачи сербов, которых мы подобрали в море.
      КАПИТАН (обращаясь к Партексано). Спуститесь в телеграфное отделение.
      Затем, поднеся к глазам бинокль, сам начинает расшифровывать сигналы, передаваемые с броненосца.
      Матрос-сигнальщик "Глории Н." быстро докладывает:
      - За потерпевшими бедствие сербами с австро-венгерского броненосца прибудут офицеры!
      Капитан и его помощник обмениваются многозначительными взглядами.
      Между тем у бортов "Глории Н." собираются пассажиры и члены экипажа: все смотрят на окутанный дымом грозный военный корабль.
      Орландо, всегда готовый утешить тех, кто в этом нуждается, говорит сербам, большинство которых, естественно, поддалось панике:
      - Почему вы все так встревожились? Да, это австро-венгерский военный корабль. Ну и что?
      ОДНА ИЗ БЕЖЕНОК (на своем языке). Господин говорит, чтобы мы не боялись, нам не сделают ничего плохого, австро-венгерскому кораблю ничего от нас не надо.
      Но эти слова не могут успокоить собравшихся вокруг нее соотечественников.
      ОДИН ИЗ МОЛОДЫХ СЕРБОВ (на своем языке). Они хотят нас забрать! Посадить в тюрьму!
      ДРУГОЙ СЕРБ. Да, он верно говорит - в тюрьму!
      МОЛОДАЯ СЕРБИЯНКА. Синьор, это правда?
      ОРЛАНДО. Что сказал молодой человек?
      СЕРБИЯНКА. Никола говорит, что нас всех заберут в плен, что вас заставят выдать беженцев!
      Орландо, увидев проходящих мимо офицеров, решает обратиться к ним.
      - О, простите, сейчас мы все узнаем... Капитан! Капитан...
      Но тот уже скрылся за металлической дверью.
      Орландо остается ждать. Заглянув в один из иллюминаторов, он видит, как работает телеграфный аппарат. Тон разговора и выражение лиц офицеров не сулят ничего хорошего.
      Понемногу и остальные пассажиры собираются на верхней палубе - кто в пижаме, кто в домашнем халате.
      Партексано, напустив на себя солидный вид, пытается удовлетворить любопытство пассажиров, отделываясь, однако, общими фразами.
      ПАРТЕКСАНО. Это просто обмен сигналами с австро-венгерским броненосцем.
      ФУЧИЛЕТТО. Ну и что же вы ему передаете?
      ПАРТЕКСАНО. Не могу знать, я же не сигнальщик, Но в целом все в порядке, синьоры...
      ФУЧИЛЕТТО. А почему эти люди так напуганы?
      Завязывая на шее фуляр, он смотрит на плотную толпу сербов, таких же мрачных, как и их предчувствия.
      Капитан и его помощники быстро взбегают по трапу на капитанский мостик. Оттуда доносятся лишь отдельные взволнованные фразы.
      КАПИТАН. Из Рима передают, чтобы мы постарались выиграть время... Никого не пускать на борт!
      ПАРТЕКСАНО. Слушаюсь!
      Сэр Реджинальд, на которого никто не обращает внимания, все же задает вопрос:
      - Капитан, я не хотел бы показаться назойливым... но скажите, что происходит? Имеем же мы право быть в курсе дела!..
      Под общий гомон Партексано пытается успокоить пассажиров, подкинув им очередное сообщение.
      ПАРТЕКСАНО. Ситуация, стало быть, такова: мы продолжаем им что-то передавать, только вот шифра я не знаю...
      ФУЧИЛЕТТО. А что передают из Рима?
      В разговор включается стюардесса:
      - Господам пассажирам, по-моему, незачем волноваться; капитан держится очень уверенно - не правда ли?
      Теперь все оборачиваются к журналисту.
      ДИРЕКТОР "МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА". Синьор Орландо, а что думаете обо всем этом вы?.. (Орландо не отвечает - он сам озабочен происходящим - и отворачивается от остальных пассажиров.) Вы тоже что-то скрываете?
      Тут Партексано переключает внимание пассажиров на передачу сигналов, и все поворачивают голову туда, куда он указывает.
      ПАРТЕКСАНО. Взгляните-ка, вон там... чуть пониже капитанского мостика, на броненосце, видно, как работает флажками их сигнальщик.
      Теперь его видим и мы.
      Крейсируя вокруг "Глории Н.", военный корабль несколько отдалился, но его грозное присутствие все же ощущается.
      На кормовом мостике капитан руководит передачей сигналов. Обращаясь к сигнальщику, он с искренним возмущением говорит:
      - Я не могу принять их требование выдать беженцев. Передавай!
      Тот проворно выполняет приказание. Капитан подносит к глазам бинокль.
      Все сербы, сгрудившись на палубе, тревожно и настороженно смотрят то на таящее в себе угрозу море, то на сигнальщика "Глории Н.", то на сигнальщика австро-венгерского броненосца, едва различимого в густом черном дыму, который валит из его труб.
      СИГНАЛЬЩИК "ГЛОРИИ Н." (капитану). Они требуют немедленной выдачи!
      Толпа сербов объята ужасом. Все в страхе отшатываются от борта.
      Окутанный клубами дыма неподвижный и грозный австро-венгерский военный корабль ощетинивается стволами пушек.
      В этот момент на верхней палубе "Глории Н." появляется Великий герцог со своей свитой.
      ОРЛАНДО. А, вот и Великий герцог... Ваше высочество!
      Все спешат помочь Великому герцогу подняться на кормовой мостик.
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Здравствуйте!
      ПАРТЕКСАНО. Ваше высочество, капитан ждет вас на мостике...
      Великий герцог, генерал, премьер-министр и начальник полиции подходят к капитану.
      КАПИТАН. Ваше высочество, с австрийского броненосца требуют немедленной выдачи потерпевших бедствие сербов.
      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ (по-немецки). Сообщите им о моем пребывании на борту и о цели нашего путешествия.
      ПЕРЕВОДЧИК. Его высочество желает, чтобы вы сообщили им о цели нашего путешествия.
      КАПИТАН (своему помощнику). Передайте на броненосец, что мы непременно должны достичь острова Эримо!