— Признать? — Саут покачал головой. — Я никогда это го не признаю. Их брак — ваша затея. И такой брак — при говор на всю жизнь.
— А ты можешь не считать себя ответственным? — спросил Блэквуд.
Саутертон опустился на банкетку рядом с креслом полковника. Он все-таки не мог считать себя совершенно непричастным к этому браку.
— Я видел, как Элизабет провожала вас сюда. Это была тайная встреча аудиенция?
— Что-то вроде того. Она хочет, чтобы я освободил Нортхема от обязательств. Конечно, я отказал ей. Нортхем не потерпел бы ее вмешательства, если бы узнал, что она хлопочет за него.
— Так он все еще ищет Джентльмена Вора?
— Да.
Саутертон кивнул. Потом вдруг пробормотал:
— Неужели я прежде не называл вас негодяем?
Полковник усмехнулся:
— В лицо — никогда.
— Но почему? Не понимаю… — Саут пожал плечами. — Ведь я так часто мысленно называл вас негодяем.
Блэквуд с невозмутимым видом проговорил:
— Меня бы гораздо больше обеспокоило, если бы такая мысль не приходила тебе в голову. И не думай, что я вызову тебя на дуэль за оскорбление. Но если бы ты назвал меня калекой, то я стер бы тебя в порошок. — Полковник снова усмехнулся и, внимательно посмотрев на виконта, проговорил: — А теперь расскажи мне, что ты сделал с мисс Парр. Она ведь с тобой, не так ли?
— Она с моим человеком и в безопасности.
— Ты мог бы предупредить меня. — В голосе полковника послышались нотки неодобрения. — Кто еще знает об этом?
— Только Уэсту известно, что я пожелал воспользоваться его коттеджем в Эмбермиде. И он заверил меня, что там все будет готово к нашему прибытию. Возможно, у него и есть какие-то догадки насчет личности моей спутницы, но он ничего мне о них не сказал.
— Полагаю, он удивился бы твоему поступку, если бы узнал, что ты сделал. Ты сам проводил ее туда?
— Нет. Мне стало известно о смерти Уэстфала, и я вернулся в Лондон. Но Дарроу получил мои инструкции. Впрочем, мисс Парр не имела намерения бежать, когда я ее оставлял. Не думаю, что могло случиться нечто такое, что изменило бы ее планы.
— Если она и проявила покладистость, то только потому, что ты не вступил с ней в открытый конфликт.
Саут кивнул. Следовало отдать должное полковнику — он умел излагать факты ясно и убедительно.
— Все это верно, но к чему вы клоните? И откуда вам стало известно, что она со мной?
— Видишь ли, твое отсутствие было замечено после того, как Уэст послал тебе записку. Кроме того, мисс Парр не появилась в театре. Затем ты вернулся, а она так и не появилась. Мне сообщили, что зрители бурно выражали неудовольствие и едва не сожгли театр. Думаю, на следующий вечер будет еще труднее удержать их от крайностей.
Но Индия Парр не должна была появляться в «Друри-Лейн» еще довольно долго, поэтому Саутертон предпочел бы, чтобы ее восторженные поклонники нашли для себя другой способ развлекаться.
Полковник, внимательно наблюдавший за виконтом, неожиданно спросил:
— Ты полагаешь, она сохранила бы популярность, если бы поклонники узнали о ее предательстве?
— Но совершила ли она предательство?
— Есть доказательства, — сказал Блэквуд. — И кое-какие ты сам собрал за несколько последних недель. Во-первых — Кендалл. Потом — дело леди Маккуэй-Хауэлл и испанского консула. А в прошлом году, после открытия дебатов в парламенте, было совершено покушение на жизнь принца-регента. Так вот, мне известно, что мисс Парр причастна ко всем этим событиям.
Виконт молчал. Полковник тем временем продолжал:
— Во всяком случае, она что-то знает, но боится рассказать. Возможно, сама в чем-то повинна. И было бы очень хорошо, если бы ты все разузнал об этом. Мне вовсе не хочется, чтобы твой труп выловили из Темзы.
— Могу вас заверить, полковник, что и мне не хочется кончить так же, как мистер Кендалл.
— В таком случае позаботься и о том, чтобы не кончить, как мистер Радерфорд.
— Радерфорд? — переспросил Саут. — Но ведь Радерфорд сел на корабль «Катон» и отбыл в Соединенные Штаты. Я разговаривал со свидетелями и очевидцами, видевшими его на борту. А наш агент видел, как он покупал билет. Он бежал от своих кредиторов.
Полковник кивнул.
— Тем не менее его выловили вчера вечером из Темзы. Труп был опутан веревками, к которым привязали груз. Но веревки перетерлись, и труп всплыл — вернее, то, что от него осталось.
— Есть ли какие-нибудь сомнения насчет того, что это именно он?
— Никаких. В его карманах обнаружили кое-какие бумаги, и их сумели прочитать, когда высушили. Мне о находке стало известно совсем недавно, да и то случайно. И я подтвердил, что это — именно Радерфорд.
Саут переваривал только что полученное известие. И вспоминал, как расспрашивал Индию об исчезновении Радерфорда. Тогда ему показалось, что она обеспокоена не только судьбой Радерфорда, но и своей собственной. Неужели она имела отношение к его убийству?
— Есть еще кое-что, — продолжал полковник. — Кое-что, касающееся способа убийства. Оно было совершено не так, как убийство Кендалла.
— Его били?
— Нет, не били. Но из его груди было вырезано сердце.
Индия поставила перед Дарроу миску с дымящейся куриной похлебкой. Она с трудом подавила улыбку, заметив, что он принял этот дар скорее с покорным, чем с благодарным видом.
— Вам кажется, что вы не осилите похлебку? — спросила Индия.
— Немного подкрепиться не помешает, — ответил Дарроу.
— Значит, вы все-таки чувствуете себя получше? Вам стоило такого труда съесть утром овсянку, поэтому я опасалась, что вы не сможете проглотить даже самые маленькие и нежные кусочки куриного мяса. Бедный мистер Дарроу! Вы почувствовали аромат куриного супа, и это придало вам сил. Она вдохнула пар, поднимавшийся от миски.
— О, замечательный аромат! Он чувствуется даже наверху. Что ж, если вы вполне уверены в том, что сможете съесть кусочек курицы…
Дарроу закивал и прижал руки к своему впалому животу, пытаясь заглушить в нем урчание. Кусочек курицы? Да он был готов проглотить целую курицу вместе с головой и потрохами! Эта темноглазая ведьма морила его голодом и получала от этого удовлетворение — так бы он оценил поведение Индии Парр. Она оказалась настоящей дьяволицей. В последние дни он искал подходящее слово и наконец-то нашел его. Дьяволица! Как только он говорил, что чувствует себя немного лучше, так она тотчас же заводила речь о возвращении в Лондон. Это подвигало его на новые жалобы и вынуждало оставаться в постели, а ее — заботиться о нем и поддерживать его угасающие силы. Однако Дарроу не обманывал себя и не считал, что владеет ситуацией. В этом танце ведущим был не он, — напротив, она заставляла его плясать под свою дудку.
— Разве что куриную ножку, — сказал он, стараясь говорить с дрожью в голосе.
Индия улыбнулась.
— Ну… полагаю, это не будет стоить вам слишком больших усилий. Миссис Саймон сказала, что вам достаточно куриной похлебки, пока ваш желудок не справится с овсянкой. Но возможно, она заблуждается.
Миссис Саймон, вдова из ближайшей деревни, присматривавшая за коттеджем уже много лет, ежедневно приходила помогать. Она готовила, занималась уборкой и стирала. Вдова приходила каждое утро с тех пор, как слугу виконта свалила таинственная болезнь. И каждое утро она варила густую овсянку, которую Дарроу терпеть не мог.
«Эти женщины — словно старые подруги», — думал Дарроу. Лежа в постели, он слышал, как они болтали, строили планы. Заговор… Индии было нетрудно вовлечь миссис Саймон в свой заговор. Вдова оказалась бесценной помощницей во врачевании — рекомендовала ставить ему горчичники и давать травяные отвары, чтобы хворь вышла из него. Если одна из них забывала о чем-нибудь, то на помощь тотчас же приходила другая. Дарроу был благодарен судьбе за то, что и сам недурно разбирался в таких вещах, поэтому знал, что его не отравят.
Индия прикоснулась тыльной стороной руки ко лбу своего пациента.
— Вы горячий, мистер Дарроу, — пробормотала она. — Не приготовить ли для вас холодный компресс?
«Несчастье в том, — думал Дарроу, — что Индия Парр хоть и ведьма, но умеет казаться нежной, заботливой и доброй». Действительно, она не раздражалась, когда у него портилось настроение, и ни разу не пожаловалась на то, что ей приходится ухаживать за ним. А на такое способны очень немногие женщины. По правде говоря, прежде ни одной такой он не знал.
— Да, пожалуй, — кивнул Дарроу; он решил не возражать и сдаться на милость Индии. — Да, думаю, что компресс будет в самый раз.
— А как насчет куриной ножки? — спросила она.
— Может быть, попозже…
Его желудок снова ответил голодным урчанием, но Дарроу мужественно пренебрег этим сигналом. Он решил, что немного утолит голод куриной похлебкой с хлебом, а затем подчинится Индии, уже севшей на край его постели. Она принялась готовить компресс, но тут вдруг услышала, как открывается дверь коттеджа. Бросив взгляд на Дарроу, Индия поняла, что и он это услышал — миссис Саймон, обладательница пронзительного голоса, вернулась из деревни.
— Не надо бояться, — сказала Индия. — Сегодня я не позволю ей делать вам припарки.
Дарроу с облегчением вздохнул, и Индия добавила:
— Если понадобится, я сделаю это сама.
Вот дьяволица! Миска с похлебкой дрогнула на подносе, когда он откинулся на подушки.
Индия смочила тряпку в кувшине с водой и отжала ее. Затем сложила в несколько слоев и осторожно обтерла лоб слуги.
— Наклоните голову, — сказала она. — И не пытайтесь сами есть похлебку. Я покормлю вас. — Индия пододвинула к себе поднос и взяла ложку. — Очень хорошо. Оказывается, она еще горячая. Я опасалась, что…
Индия умолкла; она вдруг заметила, что Дарроу не обращает на нее ни малейшего внимания — его взгляд был прикован к двери спальни.
— Мистер Дарроу, вы должны поесть. — Индия поднес ла к его губам ложку с похлебкой. — Да, надо поесть, вам ни к чему терять последние силы…
— Трогательная сцена, — раздался голос Саутертона.
Виконт вошел в комнату и принялся снимать дорожный плащ. Бросив его в изножье постели, он с улыбкой взглянул на Индию — она все еще держала ложку у рта Дарроу, а тот все никак не решался проглотить похлебку.
«Что ж, я бы на их месте тоже удивился», — подумал Саут. И действительно, он ведь отсутствовал десять дней, так что у Индии была причина думать, что о ней забыли. Дарроу же строго следовал его инструкциям и предпочел улечься в постель. Взглянув на слугу, виконт сказал:
— Ради Бога, проглоти это быстрее. Или не глотай. А вы, Индия, положите ложку. Я совершенно уверен в том, что он может есть сам. Все в порядке, Дарроу?
Слуга энергично закивал, и компресс, упавший с его лба на поднос, едва не угодил в миску с похлебкой.
— Все в порядке, милорд. Все в полном порядке.
Индия тут же отвернулась, но Саут знал: когда она повернется к нему, лицо ее уже будет безмятежным и спокойным. Возможность увидеть подлинные чувства в ее темных глазах была упущена.
— Пойдемте со мной, Индия.
Она перехватила виноватый взгляд Дарроу и осторожно положила на поднос ложку. Затем поднялась на ноги и разгладила передник, надетый поверх безупречно чистого муслинового платья. Лицо ее действительно не выражало никаких эмоций. Едва заметно кивнув, она сказала:
— Как скажете, милорд.
Как только они вышли из комнаты, Дарроу вскочил с постели и оделся. Потом на цыпочках спустился вниз и вышел из дома. Встретив на вымощенной булыжником дорожке миссис Саймон, он предложил ей составить ему компанию и перекусить с ним вместе в ближайшей таверне. Вдова сначала колебалась. Затем, увидев на привязи огромного жеребца, поняла в чем дело.
Скрестив на груди пухлые ручки, миссис Саймон посмотрела на коттедж. Потом, взглянув на Дарроу, спросила:
— Значит, он вернулся?
— Да, вернулся.
Вдова кивнула. Теперь уже она смотрела на Дарроу с явным интересом.
— А у вас подгибаются колени от голода, верно?
— Да, верно, — ухмыльнулся Дарроу. Предложив даме руку, он добавил: — Я надолго запомню ваши целебные порошки и припарки.
Миссис Саймон в смущении улыбнулась, как бы извиняясь за причиненные неприятности. Потом вдруг пробормотала:
— О Господи, а вы, оказывается, высокий.
Слишком голодный, чтобы раздумывать о смысле этого высказывания, мистер Дарроу повел вдову в таверну.
Индия последовала за Саутом в холл. Когда же он направился к двери ее спальни, она на несколько секунд остановилась в нерешительности. Затем, с вызовом взглянув на виконта, быстро прошла в комнату и, повернувшись к нему, проговорила:
— Меня не так-то просто запугать, милорд.
И тут она вдруг поняла, что Саут очень изменился за прошедшие девять дней. Он сильно похудел, и черты его лица заострились. Ей не хотелось это признавать, но все же ее поразили изменения, произошедшие в его внешности. «Неужели я испытываю к нему сочувствие?» — спрашивала себя Индия. Ей это было неприятно и даже вызывало страх.
Но разве она не провела последние несколько ночей без сна, моля Бога, чтобы с ним ничего не случилось? И все же Индия упорствовала. Упорствовала только потому, что у нее еще сохранились остатки гордости.
— Милорд, вы не можете просто щелкнуть пальцами и ожидать, что…
— Перестаньте, Индия, — проговорил он вполголоса.
Саут прислонился к дверному косяку и закрыл за собой дверь. Сняв перчатки для верховой езды, он осматривался, не зная, куда их положить. Индия шагнула к нему и взяла из его рук перчатки. В какой-то момент их пальцы соприкоснулись, но оба тотчас же отдернули руки — словно обожглись. Она смогла удержать только одну перчатку, другая же упала на пол между ними. Индия наклонилась, чтобы ее поднять, и вдруг почувствовала, что рука Саута опустилась ей на плечо, а кончики его пальцев коснулись ее шеи. И тотчас же по телу Индии пробежала дрожь — доказательство ее уязвимости.
Она так и оставила перчатку на полу. И уронила рядом с ней другую — символичный жест. Да, были брошены обе перчатки — это было вызовом! И не важно, что так вышло случайно, не важно, что формального вызова не произошло. Между ними возникло нечто такое.. нечто, призывавшее не к словам, а к действию.
Индия выпрямилась, и его ладонь тотчас же коснулась ее плеча, потом — груди. Виконт не отводил от нее взгляда, но и она не опускала глаз. Ее темные глаза сверкали, ресницы же увлажнились от набежавших слез.
— Можете не стесняться, — сказала она. — И я тоже не стану стесняться.
Это было сказано просто, без жеманства. Саут почувствовал, что ему стало трудно дышать. Его губы приоткрылись, будто он собирался что-то сказать, но в последний момент удержался. Ему действительно надо было очень многое сказать ей, но говорить не хотелось. Он подозревал, что и она чувствовала то же самое. В таком случае им следовало дать волю чувствам и не стесняться друг друга. Они должны были найти облегчение в объятиях друг друга, а остальное могло подождать.
Индия увлекла Саута к постели и, не говоря ни слова, заставила сесть. Затем опустилась на колени и стала снимать с него сапоги. А он не мог отвести глаз от ее рук — они были изящными и в то же время чрезвычайно сильными и ловкими. Отодвинув сапоги в сторону, она поднялась и повернулась к окну. Немного помедлив, задернула занавески. Теперь комната, освещенная лишь пламенем камина, тонула в полумраке.
Снова повернувшись к виконту, Индия начала раздеваться, но в ее движениях не было ни вызова, ни покорности. Тут Саут встал и тоже принялся снимать с себя одежду. Раздеваясь, оба молчали и старались не смотреть друг на друга. Вскоре почти вся одежда лежала у их ног, и тогда Саут отступил на шаг. Индия же, оставшись в одной муслиновой сорочке, приблизилась к постели. Саута одолевало желание броситься к ней, сорвать с нее сорочку и ощутить жар ее тела, однако он все же заставил себя стоять на месте.
Индия откинула одеяло, скользнула в постель и только после этого сняла сорочку и бросила ее на пол. Саут напряженно следил за каждым ее движением. Еще ни одна женщина не возбуждала его так, как Индия в эти мгновения. Во рту у него пересохло; когда виконт заговорил, то не узнал собственный голос — он был грубым и хриплым.
— Индия, выньте шпильки из волос.
— Да, конечно. — Она приподнялась.
Саут не хотел, чтобы слова его прозвучали как команда, но он был не в силах произнести слово «пожалуйста». В затемненной спальне ее золотистые волосы, казалось, излучали сияние, так что вокруг лица образовался ореол.
— Ложитесь! — прохрипел Саут.
Индия и на сей раз подчинилась. Она смотрела в потолок, пока виконт срывал с себя нижнее белье. Затем чуть приподняла одеяло, чтобы он мог проскользнуть под него. Его тело было близко — она ощущала жар, — но все же еще не касалось ее. Потом Индия почувствовала, как Саут поворачивается и приподнимается на локте. Оказалось, он внимательно смотрит на нее, изучает ее черты. И ей захотелось, чтобы в комнате стало еще темнее.
— Было бы лучше, если бы вы не возлагали на меня особых надежд, — прошептала она.
Виконт наклонил голову и осторожно поцеловал ее в губы.
— Почему же? — спросил он.
Индия не ответила, не могла ответить.
Саут снова наклонился и опять поцеловал ее. Затем провел кончиком языка по ее губам, и этого оказалось вполне достаточно — она затрепетала и ответила на его поцелуй.
А потом он стал целовать ее долго и страстно, и его поцелуи становились все более длительными. Губы Саута казались сладкими на вкус, и у Индии возникало ощущение, что она пьет мед из этих губ.
— Еще, — пробормотала она задыхаясь.
— А ты, оказывается, сладострастница!
— Да, наверное, — прошептала она.
Саут переменил позу, теперь он чуть придавил ее к матрасу, и Индия чувствовала, как его возбужденная плоть упирается ей в живот. В какой-то момент ему показалось, что она вот-вот заговорит — ее губы приоткрылись, будто она хотела что-то сказать. Однако Индия промолчала. И все же Саут знал, что она желала его, что он ей нужен.
Он снова принялся целовать ее — сначала в губы, потом в шею и в виски. Индия тихонько застонала, когда Саут легонько прикусил мочку ее уха. А затем она вцепилась пальцами в его плени и крепко прижалась к нему. Саут же зарылся лицом в ее волосы. Он вдыхал аромат ее тела. Она пахла лавандой и мускусом.
Ему безумно хотелось проникнуть в нее, но Саут боялся причинить ей боль. Наконец он заставил себя отстраниться от нее и лечь рядом; он старался успокоиться.
Индия же пыталась дышать ровно, но сердце ее гулко стучало в груди, а набухшие груди болели. Голова ее лежала на подушке рядом с головой Саута, и она видела его профиль, освещенный пламенем камина.
— Что случилось? — спросила она наконец.
Виконт молчал, и Индия уже решила, что не дождется ответа. Но тут он вдруг проговорил:
— Я боюсь причинить тебе боль.
Подобная искренность заслуживала честного ответа, и Индия сказала:
— Я думаю, вы причините мне еще большую боль, если не решитесь…
Саут повернулся на бок и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
— Что мы делаем, Индия?
Он скорее почувствовал ее улыбку, а не увидел. И понял, что улыбка эта была нежной и печальной.
— Ты полагаешь, нам станет легче? Или это, напротив, осложнит нашу жизнь?
— И то и другое, — ответила Индия.
Он подозревал, что она права. Саут провел пальцем по ее губам. Губы Индии оказались чуть припухшими, и они уже не были сухими, они стали влажными от его поцелуев.
— Мне хотелось бы, чтобы ты называла меня по имени, — сказал Саут.
Она была готова отдать ему свое тело, но то, о чем он попросил… Это казалось ей чем-то недопустимо интимным, еще более интимным, чем близость. Индия пробормотала:
— Пожалуйста, милорд, я не…
Саут отвел руку от ее лица, и тотчас же пальцы его скользнули под одеяло, все еще прикрывавшее грудь Индии. Он принялся поглаживать ее соски, и она застонала.
— Индия, назови меня по имени, — сказал Саут. Он вдруг отбросил одеяло в сторону.
Индия поежилась и, чувствуя свое поражение, пробормотала:
— Саутертон…
Виконт нахмурился, и Индия сказала:
— Саут.
Он улыбнулся.
— Вот это, пожалуй, подойдет. На время.
Саут провел ладонью по ее животу, а затем принялся целовать груди Индии и легонько теребить губами соски.
Она снова застонала — наслаждение было мучительно острым, и ей стало трудно переносить его, хотелось отстраниться. Не выдержав, Индия пронзительно вскрикнула, но сначала даже не поняла, что крик сорвался с ее уст. Когда же она наконец осознала это, то устыдилась своей несдержанности и плотно сжала губы.
Саут поднял голову и, пристально глядя на нее, проговорил:
— Я хочу слышать тебя. Хочу тебя слышать.
— Нет-нет, — пробормотала Индия. И мысленно добавила: «Только не это, ведь этот крик — из моей души».
Он опять поцеловал ее, и она, обнимая его, ответила на поцелуй. Потом рука Саута скользнула по ее бедру и легла ей на грудь. Он провел большим пальцем по ее соску, и Индия застонала, однако на сей раз не позволила себе вскрикнуть. Почувствовав, что Саут улыбается, она тоже улыбнулась — ей вспомнилось, что у него чудесная улыбка.
Внезапно она ощутила, как он коленом раздвигает ее ноги, а затем почувствовала, что его возбужденная плоть снова прижалась к ее животу.
— Теперь я могу дать тебе облегчение, Индия? — прошептал Саут.
Она отвернулась. Глаза ее были закрыты. Он поцеловал ее в шею и задал тот же вопрос. На сей раз она ответила:
— Да, конечно. Да, пожалуйста.
Его сразило слово «пожалуйста», произнесенное едва слышно, прозвучавшее как легкий вздох. Его тронула ее покорность. В этом слове прозвучала мольба. И он снова, в который уже раз, подумал о том, что в его объятиях не просто женщина, но особенная, единственная женщина. У нее были мягкие, как шелк, волосы, а глаза — как вишни. У нее была едва уловимая улыбка и незаурядный характер — ведь это она бросила ему вызов со сцены. И она была шпионкой полковника, возможно — также предательницей. И она же была Индией Парр, вызывавшей восторг и обожание, постоянно искушаемой, постоянно пребывавшей на виду.
И очень, очень одинокой.
Перьос движение его пальцев между влажными складками ее плоти было ласкающим и нежным. Его пальцы двигались медленно, но настойчиво. Индия пошевелилась, не в силах лежать спокойно. Саут вскоре нашел ритм ласки, вызывавший у нее наибольший отклик. Он слышал, как из горла ее вырывались тихие вздохи, и чувствовал, как приподнимались и опускались ее бедра и плечи. Индия прерывисто дышала, и ей казалось, что она летит куда-то, парит в воздухе.. В какой-то момент она раскинула руки, и они, казалось, сами легли на плечи Саута. В следующее мгновение ее охватила сладостная истома, похожая на летаргию и пришедшая на смену возбуждению. Теперь она дышала ровно, как обычно. Индия открыла глаза и увидела возвышавшегося над ней Саута — он пристально смотрел ей в лицо. Она подняла руку и провела ладонью по его щеке. Потом прошептала:
— Вы можете овладеть мной.
Его охватило замешательство — впрочем, всего лишь на несколько мгновений. Потом он едва заметно улыбнулся и кивнул.
Почувствовав, что ладони Саута прижались к ее ягодицам, Индия приподнялась ему навстречу. Однако она не старалась торопить его и поэтому не ожидала, что вторжение будет столь мощным. Ощутив напор его плоти, она стиснула зубы. Затем прикусила губу и тотчас же почувствовала во рту металлический привкус — привкус крови.
Саут чувствовал ее напряжение, поэтому не двигался, не осмеливался сделать ни одного движения; он сознавал, что иначе не сможет обуздать себя и остановиться.
— Индия… — Его голос был низким и хриплым.
«В порядке ли она? — думал Саут. — Или я причинил ей слишком сильную боль? Простила ли она меня?»
— Все это… удивительно, — прошептала она и тотчас же расслабилась. — Просто не думала, что это произойдет… именно так.
Из горла его вырвался звук, похожий одновременно и на стон, и на смех. Опираясь на локти, он чуть приподнялся и прошептал:
— Пока не двигайся.
Индия осторожно шевельнулась, и Саут вновь прошептал:
— Нет, не надо.
Индия заставила себя лежать неподвижно. Она прислушалась к дыханию Саута, потом — к своему собственному. Затем услышала гулкое биение его сердца. Точно так же билось ее сердце. Наконец она почувствовала движение Саута и тоже начала двигаться — ей почти тотчас же удалось уловить ритм. Ладони Индии скользили по спине и по плечам Саута, а он целовал ее чуть приоткрытые губы. В какой-то момент он почувствовал, что пик наслаждения приближается, и сделал глубокий вдох. А в следующее мгновение Индия тоже вздохнула, и почти тотчас же ритм их движений изменился — теперь они двигались все быстрее. Внезапно она вскрикнула и кончики ее пальцев вцепились в плечи Саута. Несколько секунд спустя тело его содрогнулось, и он, задыхаясь, прошептал ее имя.
Отдышавшись, Саут приподнялся, собираясь отстраниться от Индии, но она удержала его и снова прижала к себе. Прошло несколько минут, прежде чем они разомкнули объятия. Теперь они лежали рядом и сначала только притворялись, что спят, но в конце концов действительно уснули.
Проснувшись, Индия почувствовала, что из ее тела изливается влага. Она сомкнула ноги, стараясь сдержать истечение семени и крови. В ее спальне теперь было темнее, чем прежде, и Индия поняла: возможно, уже наступила ночь. Она слышала ровное дыхание Саута, спавшего рядом. Он не пошевелился, когда она осторожно откинула одеяло и выскользнула из постели.
Покосившись на Саута, Индия отошла от кровати. К сожалению, в комнате не было ширмы, за которой она могла бы одеться, и не было места, где она могла бы уединиться. Подобрав с пола свою сорочку, Индия надела ее и придержала выше бедер, чтобы не запачкать, пока не помоется. Взяв кувшин, она налила в таз воды. Затем намочила обрывок материи и принялась смывать кровь с бедер. Вода оказалась холодной, и Индия поежилась, однако терпела. Закончив омовение, она выстирала тряпку, на которой могла бы остаться кровь, выжала ее и положила на умывальник. Потом осторожно раздвинула занавески и, приоткрыв окно, выплеснула воду из таза. Закрывая окно, Индия покосилась на кровать и в ужасе замерла… Саутертон сидел на краю постели и пристально смотрел на нее.
Индия молчала; она не могла вымолвить ни слова. Саут тоже ничего не говорил. Внезапно он встал и, завернувшись в простыню, направился к камину. Поворошив угли, он зажег свечи, стоявшие на каминной полке. Индия догадывалась, что виконт собирается сделать, но не стала возражать. Она увидела, что Саут взял свечу, подошел с ней к постели и принялся разглядывать смятые простыни. Наконец он выпрямился и какое-то время стоял неподвижно. Потом повернулся и, шагнув к Индии, проговорил:
— Тебе следовало сказать мне.
Она пожала плечами.
— Индия, не делай вид, что это не имеет значения.
Она вскинула подбородок и сказала:
— Не придавайте этому значения, милорд.
— Но ты же была девственницей. Думаю, это имеет значение.
— Да, была. Я ведь, кажется, уже говорила вам, что я не шлюха. Но вас, милорд, это не должно беспокоить. Кто-то же должен был стать первым.
— Значит, будет и второй? Надеюсь, что нет, Индия.
Глава 8
Она наклонилась и принялась подбирать с пола одежду.
— Я не шучу, Индия. У тебя не будет других любовников.
Она не ответила. Глядя на свое помятое платье, она с сожалением думала о том, что ей следовало бы проявить большую предусмотрительность — теперь платье придется гладить. Индия тщательно разглаживала складки, держа платье на вытянутой руке.
Виконт нахмурился — казалось, Индия совершенно его не замечает. Саут сам не понял, как это получилось, но следующую фразу он произнес с интонациями своего отца:
— Индия, я не позволю меня игнорировать.
Она взглянула на него с удивлением.
— В таком случае вам не стоит делать столь странные заявления, милорд. Когда вы овладеете собой, то поймете, что вообще не заслуживаете ответа.
Она снова принялась разглядывать свое платье.
— Оставь эти тряпки.
— Я не стану злоупотреблять вашей щедростью и заставлять приобретать для меня гардероб.
— Для меня это не имеет значения.
По-прежнему держа платье, на вытянутой руке, Индия проговорила:
— А для меня имеет, милорд. Я должна сохранить то, что на мне было, когда Дарроу привез меня сюда, потому что ни одна из здешних вещей мне не принадлежит. Вы приложили немало усилий, стараясь обеспечить мою безопасность и удобства, и я не хочу, чтобы ваши усилия оказались напрасными.
Саут досадливо поморщился.
— Это не имеет значения и…
Индия повесила платье на спинку стула и открыла створки платяного шкафа. Достав шелковый халат, она набросила его поверх рубашки и завязала пояс. Повернувшись к виконту, сказала:
— Поймите меня правильно, милорд. Прежде я так не думала, но теперь остро чувствую: до меня здесь побывало немало женщин.
Саут уставился на нее в изумлении:
— Как ты…
— Мистер Дарроу просветил меня насчет того, как использовался этот коттедж. Как место свиданий. Так вот, я полагаю, здесь побывало множество ваших любовниц.
— Множество? — переспросил виконт.
— Не думаю, что преувеличиваю, — ответила Индия. — Было досадно сознавать, что вещи, приготовленные вами для меня, прежде принадлежали другим женщинам.
— Значит, досадно?
Она кивнула.
— Сначала я подумала, что это, вероятно, ревность, но потом поняла, что всего лишь досада. Не важно, что вы прежде привозили сюда любовниц и будете их привозить в дальнейшем. Видите ли, милорд, я так бережно отношусь к своему платью лишь потому, что мне приятно сознавать: никто не носил его до меня и никто не будет носить после…
Саутертон со вздохом опустился на кровать. Немного помолчав, спросил:
— Почему ты об этом говоришь?
— Вы прекрасно все поняли, милорд.
Он кивнул и поставил свечу на столик у кровати. Потом провел ладонью по волосам и пробормотал:
— Да, все и в самом деле очень осложнилось.