— Ну, раз ты настаиваешь.

— Мне очень хотелось бы отдавить тебе ногу, милорд, но, боюсь, тогда мы не сможем танцевать. Временами ты бываешь совершенно невыносим.

— Совершенно? В совершенстве есть своя прелесть.

Прежде чем Софи нашлась что ответить, Истлин уверенно увлек ее за собой в самый конец бального зала, к французским окнам. Супруги оказались на открытой галерее. Ночь стояла прохладная и ясная. На небе сияло множество звезд, ничуть не меньше, чем бриллиантов на нарядах гостей. Истлин увел Софи подальше от света к мраморной балюстраде. Когда они надежно укрылись в тени, маркиз обнял жену и приник к ее губам. Встав на цыпочки, Софи обвила руками его шею. Вечерний воздух нес с собой прохладу, но ей было тепло в объятиях Истлина.

— Хороший отвлекающий маневр с твоей стороны, но, мне кажется, ты уходишь от темы нашего разговора, — прошептала она, когда маркиз оторвался от ее губ.

— Значит, мой маневр не удался, иначе ты бы даже не поняла, что я пытаюсь отвлечь твое внимание, — ответил Ист и снова поцеловал ее. — Я хочу отвезти тебя домой. Там найдется чулан попросторнее.

— Не слишком-то будет вежливо, ведь сегодняшний бал дают в твою честь, — проговорила Софи с сожалением в голосе.

— Бал устроили в честь полковника.

— Официально — да. Но Ост-Индская компания у тебя в долгу. Сингапурский проект будет реализован в течение ближайшего года, и тут, безусловно, твоя заслуга.

— Я не слишком горжусь сделанным. — Истлин помолчал, погруженный в свои мысли. — Теперь в Сингапуре будет полно наших солдат, объем торговли опиумом возрастет в сотни раз. У короны появится масса новых проблем, которые мы даже не можем представить себе сейчас. Мы еще не знаем, какова цена успеха, Софи. — Ист нежно коснулся пальцами ее щеки и медленно обвел контур ее губ. — А какую цену пришлось заплатить тебе? Скольким пожертвовать?

Софи покачала головой и ласково потерлась щекой о его ладонь.

— Ты имеешь в виду мое доброе имя? — насмешливо спросила она. — Я очень любила моего отца, но глупо отрицать, что репутации моей семьи нанесен серьезный ущерб еще до его смерти. Последующие события лишь закрепили ее дурную славу. Так что мне не пришлось идти на жертвы, сменив свое имя на твое.

— Для меня все несколько иначе. Мне пришлось столько раз выслушать отказ, предлагая свою руку и сердце, сколько не доводилось ни одному мужчине.

Софи тихонько рассмеялась, все еще прижимаясь щекой к руке мужа.

— Ты все еще переживаешь?

— Разве что чуть-чуть.

Софи нежно взяла его руку и прижалась губами к ладони.

— Если в твоей душе осталась рана, я сумею ее исцелить. — Продолжая сжимать руку мужа, Софи вновь заговорила, но уже без улыбки: — Я ни о чем не жалею. Ист. Возможно, я слишком жестока, но я абсолютно не испытываю жалости к Тремонту. Изгнание стало для него достаточным наказанием. Хотя, может быть, для него это даже более суровая кара, чем повешение. Его участь разделят с ним его друзья, а ведь их тоже вполне могли приговорить к виселице. Ты спас их от смерти. Они должны благодарить тебя за такой подарок.

— Или, наоборот, проклинать, — возразил Ист.

— Да, возможно, и так, — согласилась Софи.

— А как же Дансмор?

Софи закрыла глаза. Перед ее мысленным взором все еще стояла страшная картина: распростертое на полу неподвижное тело Гарольда и книги повсюду. Когда завал удалось разобрать, оказалось, что крови почти не было, лишь голова виконта, повернутая под неестественным углом, не оставляла надежды, что он жив. С той страшной ночи прошло уже два месяца, но воспоминания о случившейся трагедии еще не стерлись в памяти Софи.

— Его ждала гораздо более страшная участь за смерть миссис Сойер, да и епископы нашли бы способ посчитаться с ним. В том, что Роберт и Эсми могут считать смерть своего отца результатом несчастного случая, а не убийства, — милосердие Господне. Принц-регент проявил редкое великодушие, оставив поместье семье Дансмора. Тремонт-Парк теперь будет принадлежать Роберту, и здесь тоже исключительно твоя заслуга. Ведь именно ты ходатайствовал от его имени перед принцем.

— Скорее заслуга полковника.

— Нет, твоя. Пожалуйста, не отрицай. Я всегда узнаю работу Мастера.

— Леди Дансмор и так достаточно настрадалась, — тихо проговорил Ист. — А дети не должны нести наказание за грехи своего отца.

Софи положила ладонь Иста на округлую выпуклость своего живота, едва заметную под пышными складками ее шелковой туники.

— А как насчет отцовских добродетелей? — спросила она. — Я хотела бы, чтобы наш ребенок стал таким же добрым и чутким, как ты. Чтобы он обладал твоей силой воли, чувством долга, стремлением во что бы то ни стало добиваться торжества справедливости.

Софи замолчала, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. Истлин нежно поцеловал ее в лоб.

— Пусть лучше у нашей малышки будет твое великолепное упрямство и необыкновенная способность выдумывать все новые и новые шалости, — прошептал он. — А еще пусть у нее будут твои глаза.

И тут ребенок вдруг начал толкаться, заставив невольно вздрогнуть обоих родителей.

— А вот и доказательство его силы, — улыбнулась Софи.

— И характера, — добавил Истлин, проведя рукой по ее животу.

Услышав звук приближающихся шагов и взрывы смеха, Ист отступил на шаг и взял Софи под руку.

— Я же говорил, что они здесь! — воскликнул Саут. — Теперь каждый из вас должен мне по шиллингу. И никаких векселей и долговых расписок! Вам придется сейчас же выложить деньги. — Саутертон протянул руку, и Норт с Уэстом положили ему на ладонь по монете.

— А какую версию ты предложил? — спросил Ист Нортхема. — Где, по-твоему, нас следовало искать?

— В чулане под лестницей, — ответил Норт. Супруги обменялись взглядами. В глазах Софи искрился смех, во взгляде Иста таился ужас.

— Мы принесли извинения твоим родителям, Ист, так что ничего страшного не случилось. Учитывая обстоятельства, они вели себя на редкость великодушно, — окинул их взглядом Уэст.

Ист предупреждающе поднял руку.

— Избавь меня от подробностей, Уэст, иначе мне придется обратиться к твоим секундантам.

— От меня ты больше не услышишь ни слова, — покачал головой Уэст.

Чтобы заверить Истлина в том, что их тайна останется между ними, герцог Уэстфал многозначительно посмотрел на других посвященных:

— Норт? Саут?

— Ист? — весело ухмыльнулся Саутертон.

Софи вопросительно взглянула на того, чье имя еще не называлось.

— Уэст?

Тот улыбнулся по-мальчишески задорно:

— Прекрасно, миледи. Целиком звучит так: Норт, Саут, Ист, Уэст навеки вместе. Быть верным другу — дело чести.

Саут тут же подхватил слова:

— Закону этому подвластны.

Норт добавил:

— Солдат.

— Моряк, — продолжил Саут.

— Шпион, — слегка поклонился Уэст.

— И Мастер, — произнес Ист, крепко прижимая к себе Софи.

Софи захлопала в ладоши, выражая свое восхищение.

— По-моему, просто замечательно. Я потрясена.

— Не стоит поощрять Саута, — предупредил Норт, — а не то он примется писать очередные вирши, а ведь он не Байрон.

— Вашему Байрону далеко до Саутертона, — парировал Саут.

Уэст указал рукой на открытые двери:

— Полковник хотел бы проводить твою жену к столу, Ист. Если ты, конечно, позволишь ему.

— Софи! — повернулся к жене Ист.

Леди Истлин кивнула, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— С удовольствием. В конце концов, вечер устроен в честь полковника. — Софи грациозно поклонилась и покинула галерею под восхищенными взглядами друзей. Четверка, составляющая Компас-клуб, продолжала смотреть ей вслед, пока Софи не скрылась в шумной толпе гостей.

Уже глубоко за полночь Софи и Ист добрались наконец до Эверли-сквер. Дворецкий встретил их у дверей и помог избавиться от верхней одежды. Истлин окинул взглядом лестницу, ожидая увидеть там юного Роберта. Софи заметила его взгляд и вздохнула. Прошло уже девять дней с тех пор, как Абигайл и дети переехали в Тремонт-Парк, но Софи все еще казалось, что без них дом стал слишком тихим и пустым. Леди Гилберт ни на минуту не покидала Абигайл, находясь у постели выздоравливающей все время, пока та оставалась в доме Истлина. Поэтому Софи нисколько не удивилась, когда ее тетя вдруг выразила желание сменить лондонский дом на пригород и переехать в Тремонт-Парк. Но Софи никак не ожидала, что ей будет не хватать стука знаменитой трости старой леди, которым сопровождалось ее передвижение по дому.

Софи коснулась руки Иста.

— Нам недолго придется оставаться в одиночестве, милорд. Пожалуй, стоит насладиться им в полной мере.

— Могу сразу предложить несколько способов, как лучше провести время. — Маркиз снова взглянул на лестницу, но Софи заметила в его глазах совсем другое выражение.

— Я побежала бы с тобой наперегонки, но, боюсь, мне помешают юбки, — объяснила она.

— Да и твой огромный живот, — добавил Ист. Его замечание ничуть не обидело Софи, которая тут же принялась внимательно разглядывать выступающий вперед живот. Тогда Истлин подхватил ее на руки и легко, как пушинку, поднял над полом. — Ты у меня стройная, как невинная дева! — воскликнул он.

— Сомневаюсь, но твоя мама говорит, что мой живот не будет особенно заметен месяцев до восьми.

Истлин с Софи на руках принялся подниматься вверх по лестнице.

— Лучше тебе не упоминать мою маму, — предупредил он. — А не то я запросто могу потерять равновесие и упасть.

Не желая напрасно рисковать, Софи предпочла хранить молчание до самой спальни. На втором этаже их ждал Сэмпсон. Ист отослал его, сказав, что в ближайшее время он им не понадобится, и слуга с обычной невозмутимостью удалился, пообещав предупредить горничную Софи, чтобы она не беспокоила свою госпожу.

— Вот ты и обогнала меня, Софи. — Ист осторожно положил жену на кровать. — Ты первая оказалась в постели. Но помни, Сэмпсон не простит тебе, если ты испортишь мой галстук.

Софи поднялась на локтях и поманила Истлина. А когда тот наклонился, схватила его за галстук и потянула вниз. Повалив мужа на кровать рядом с собой, она нежно поцеловала его в губы. Ист попытался обнять ее, но Софи тут же отпрянула и отрицательно покачала головой.

— Весь вечер я мечтала о том, как буду раздевать тебя, — прошептала она. — Надеюсь, у тебя нет возражений?

— Ни единого.

— Прекрасно. — Софи села на кровати и потянула Иста за руку. — Пойдем, милорд. Некоторые вещи лучше всего делать в гардеробной.

Заметив явное нежелание Истлина подниматься с постели, Софи бросила через плечо лукавый взгляд, который заставил маркиза смириться и послушно последовать за ней.

В их общей гардеробный стояли два вместительных платяных шкафа, туалетный столик, три обитых мягкой тканью табурета, умывальник, комод и большое зеркало.

По-прежнему держа Иста за руку, Софи потянула его за собой, заставив пройти по маленькому персидскому коврику и остановиться прямо перед зеркалом. Теперь Ист стоял у нее за спиной, и они оба могли видеть себя в зеркале. Скрестив руки Иста у себя на груди и чувствуя спиной упругие мышцы его живота, Софи взглянула в глаза отражению мужа.

— Что ты видишь, Ист?

— Все, чего я хочу в этой жизни.

Глаза Софи заблестели, и она смущенно улыбнулась, стесняясь своих слез. Ей мешал говорить ком в горле, но она старалась не подавать вида.

— За такие слова я люблю тебя еще больше, — тихо призналась она. — Но я знаю, ты надеешься, что сможешь увести меня от цели. Подними, пожалуйста, глаза, милорд, и скажи, что ты видишь?

Истлин взглянул на свое отражение.

— Я вижу необыкновенно счастливого мужчину.

— И необыкновенно красивого, — добавила она, — но я знаю, ты никогда не осмелишься признаться себе в этом. Я всегда считала, что ты не придаешь большого значения тому, как воспринимают в свете твою внешность и манеры. Ты не смотришь в зеркало, потому что боишься увидеть перед собой все того же маленького пухлого мальчика, правда? Того, который обожает сладкое и готов затеять драку с любым, кто посмеет намекнуть на его габариты. Ты уже очень давно вырос. Я хочу, чтобы ты перестал заниматься самоистязанием, милорд. Я хочу, чтобы, глядя в зеркало, ты видел в нем то же, что вижу я.

Софи повернулась к Исту лицом и принялась расстегивать пуговицы на его сюртуке. Когда маркиз понял, что она собирается сделать, он затаил дыхание, но все же не остановил ее — ни когда жена сняла с него сюртук, ни когда развязала ему галстук. Сначала Истлин следил за ее размеренными неторопливыми движениями как будто со стороны. Но потом, когда наконец соотнес стоящий перед его мысленным взором образ с тем, что он действительно видел в зеркале, принялся внимательно рассматривать свое отражение.

Софи нежно коснулась его широких плеч, потом мускулистых рук, погладила тонкую ткань его сорочки, затем расстегнула пуговицы, и рубашка легким белым облачком опустилась вниз, к ее ногам. Софи прижалась губами к небольшой ямочке на его сильной шее, обвив руками стройную талию. Очень медленно она раздела его и принялась опускаться, прокладывая влажную дорожку поцелуев вниз по его груди к животу.

Опустившись рядом с ней на колени, Истлин, в свою очередь, принялся не спеша освобождать Софи от шелка и кашемира, атласа и батиста, пока под его руками не осталось лишь ее обнаженное тело, податливое и мягкое, теплое и чувственное. В объятиях друг друга они забыли о висящем на стене зеркале. Они учились смотреть на себя глазами другого и видеть друг друга в зеркале любви.

Когда первая волна возбуждения спала, а страсть нашла свой выход, Истлин бережно отнес Софи на кровать, лег рядом и нежно ее обнял.

Сквозь щель в занавесках сияли звезды, и Софи принялась считать их про себя, повинуясь давней привычке.

— Сегодня их одиннадцать, — сообщила она Истлину. Ист поднял голову и проследил за ее взглядом.

— Да. Там, среди звезд, ты находишь мир и покой? — спросил он.

— Иногда, — ответила она. Истлин обнял ее за плечи, и Софи благодарно улыбнулась. — Теперь я не одинока, как раньше, но ведь ты знаешь, что знакомые вещи всегда приносят радость. — Она ласково погладила его руку. — А у тебя так не бывает?

Ист кивнул.

— Каждый четверг в Хэмбрик-Холл мне приносили сверток со сладкими лепешками, печеньем, кусками торта и маленькими пирожными с кремом. Знаешь, я просто с ума сходил от пирожных.

— А сейчас? — посмотрела ему в глаза Софи.

— Разве ты не знаешь, Софи? Теперь мне нужна только одна сладость. И во всем мире существует лишь одна женщина, которая способна предложить мне мой любимый десерт.

Истлин наклонился и нежно поцеловал жену.

Примечания