— Я сделал тебе больно?
Его вопрос застал Лидию врасплох. Разве он не знает?
После нескольких недель, проведенных вместе, после того, как они спали в одной постели на «Эйвонлее» и обменивались самыми интимными ласками, он должен был знать каждую реакцию ее тела лучше, чем она сама. «Не сделал ли он мне больно? Да как ему в голову могло прийти такое!»
— Ну конечно же, нет, — тихо ответила Лидия. — Я люблю все, что ты проделываешь со мной. Когда ты ко мне прикасаешься, ты словно бы высвобождаешь во мне какую-то первобытную силу, которая заставляет желать тебя еще сильнее. Мне больно только тогда, когда ты не делаешь этого, когда не прикасаешься ко мне…
Правда, было еще кое-что, причинявшее боль: муж ни разу не сказал, что любит ее. Но об этом Лидия промолчала.
Натан почувствовал, как ноги Лидии обвились вокруг его талии, она приподняла тело. Он поддержал ее за ягодицы, и Лидия, ощутив его напряженную плоть, замерла, заставляя его умирать от нетерпения. Наконец она медленно опустилась, и на этот раз тихо охнула, затрепетав от наслаждения.
Она двигалась медленно, смакуя головокружительное чувство собственной власти. Ее руки ласково прошлись по его спине. Он не остановил ее, даже когда она прикоснулась к шрамам. Груди Лидии скользнули по его телу, и она почувствовала, как напряглись и затвердели его соски. Улыбнувшись, Лидия опустила лицо, очень нежно укусила его за плечо.
Натан наслаждался медленным ритмом любовной игры, пока не заметил ее загадочную улыбку. Издав глубокий гортанный звук, он крепко прижал ее к себе и рывком глубоко вторгся в ее плоть, потом еще и еще.
Лидия содрогнулась, запрокинула голову, вцепившись в плечи Натана. Закусив нижнюю губу, она сдержала крик наслаждения. Вместо нее об этом шумела вода, падая с утеса, шелестели папоротники и кричали незнакомые экзотические птицы.
Натан достиг наивысочайшего наслаждения одновременно с ней и еще долго не отпускал ее, прижавшись лицом к влажному изгибу шеи. Лидия не видела, как из-под его опущенных век выкатились и поползли по щекам слезы. Горло перехватил нервный спазм.
Натан осторожно поставил Лидию на ноги, наблюдая, как скрываются под водой ее великолепные груди. Он заметил, что и она смотрит на него. В ее взгляде были ожидание и некоторая настороженность. Интересно, что она хочет?
Лидия улыбнулась. Приподнявшись на носки, она легонько поцеловала Натана, потом взяла его за руку и повела за собой к каменистому берегу, где лежали их яркие повязки. Хантер обернул свое одеяние вокруг пояса, Лидия прикрыла груди и завязала ткань узлом под мышкой. При ходьбе лава-лава раскрывалась, обнажая ногу и бедро. Натан надел ей на шею ожерелье из диких орхидей. Он так пристально разглядывал ее, что даже смутил. Лидия отвела взгляд.
Они уселись на гладком плоском камне. Лидия перебросила влажные волосы через плечо и, расчесав их пальцами, заплела в одну толстую косу. Натан вытянул длинные ноги. «Что я делаю?» — мысленно спросил он себя, любуясь ее аристократическим профилем, гордой посадкой головы и нежной кожей. Ответ на вопрос не имел никакого смысла. Такой женщиной, как Лидия, он мог лишь любоваться издали, потому что был мерзавцем, сукиным сыном, вором, каторжником и убийцей. Подумав немного, Хантер добавил в свой послужной список еще две характеристики: похититель и лжец.
Во многих отношениях они были полными противоположностями. У него была черная душа, и чистая Лидия ослепляла его. Натан был не особенно добрым. У нее же было доброе сердце.
Лидия нарезала пищу и ела медленно, смакуя каждый кусочек. А Натан иногда забывал о том, что еду с его тарелки никто не будет воровать. Он спешно засовывал пищу в рот. Нередко он успевал очистить тарелку еще до того, как Лидия приступала к еде. Сейчас, когда прошлое почти полностью исчезло из ее памяти, Лидия жила сегодняшним днем. Одним днем жил и Натан. Но у него были другие причины: он ненавидел прошлое и боялся будущего, а поэтому жил только настоящим.
Хантер подозревал, что именно в этом заключается причина того, что они буквально вспыхивали, прикасаясь друг к другу. Другого объяснения он не находил. Весь опыт прошлой жизни не подготовил его к восприятию Лидии и к тому, что она была способна сделать с ним. Здесь, на покрытом тропической зеленью островке, затерянном в Тихом океане, она открыла для него такие глубины чувственного наслаждения, о существовании которых он не подозревал. Она щедро одаривала его любовью.
А он? Что в таком случае делал с ней он?
— Наверное, нет места на земле красивее, чем это, — с каким-то благоговением сказала Лидия, одарив Натана лучезарной улыбкой.
— Наверное. Значит, тебе не хотелось бы уезжать отсюда, а?
— А тебе?
Он и сам не знал, что ответить.
— Пожалуй, хотелось бы, ведь я именно такой человек, которого Господь изгнал из рая, Лидди. Я не мог бы остаться здесь навсегда. Я здесь чужой.
Ей было больно, когда Натан говорил о себе так, будто не ждал от будущего ничего хорошего. Видимо, удары кнута оставили неизгладимый след в его душе.
— Но ты — другое дело. Это твое место, ты здесь своя. Лидия прислонилась к нему спиной и сразу же оказалась в надежном кольце его рук.
— Мое место рядом с тобой, — сказала она. — Не забывай об этом, даже если я забуду.
Пройдя несколько миль по густому лесу, они добрались наконец до того места, где оставили свою одежду. Они шли по тропе, протоптанной местными жителями. Время от времени Натан нес Лидию на руках, потому что ее нежные ножки не привыкли ходить босиком.
Переодеваясь в обычную одежду, Лидия призналась, что ей этого вовсе не хочется.
— Как ты думаешь, — спросила она Натана, — что скажет миссис Уилсон, если мы появимся в деревне, одетые в лава-лава?
— Она не успеет вымолвить и слова, — ответил Натан, — потому что свалится замертво. А мистер Уилсон заметит, что, когда местные жители перенимают обычаи папалага, — это правильно, но нам, белым людям, не следует уподобляться самоанцам. — Натан так забавно изобразил мистера Уилсона, что Лидия рассмеялась.
Она сняла с себя лава-лава и стала надевать нижнее белье, включая корсет на китовом усе. Когда она повернулась спиной, чтобы Натан зашнуровал его, он, ни слова не говоря, сдернул корсет и забросил его на дерево.
— Неужели тебе и впрямь хочется носить это, Лидди? — спросил Натан. — Впрочем, если ты настроена и впредь терпеть муки, то я его достану.
Лидии приходилось видеть, как местные ребятишки влезали по высокому гладкому стволу, чтобы достать зеленые кокосовые орехи, но просить Натана забраться на пальму она не решилась. Даже если бы он и сумел это сделать, она умерла бы от страха за него.
— Ни один корсет не стоит сломанной шеи, — заявила она. — Пусть себе висит.
Натан усмехнулся. Он не стал предлагать потрясти ствол дерева или попробовать сбить корсет, бросив в него ботинком.
Когда они оделись, Натан подошел к Лидии сзади и обнял.
— Так, по-моему, значительно лучше. Я по крайней мере чувствую тебя, а не китовый скелет. — В подтверждение своих слов он провел кончиками пальцев по ее груди. Лидия прикрыла грудь руками.
— Ну вот, теперь все увидят, — почти простонала она. Натан озадаченно взъерошил волосы:
— Что у тебя есть груди? Уверен, это всем давно известно. — Он подобрал с земли яркую ткань. — Идем. Мы обещали вернуться в деревню до заката солнца. Если не поспешим, нас начнут разыскивать.
Последний вечер на Уполу Натан и Лидия провели в доме мистера и миссис Уилсон. Их дом, хотя и построенный из местных материалов, соответствовал пониманию приемлемого жилища, принятому у папалаги. Это была прямоугольная коробка с покатой крышей и четырьмя стенами, призванными защищать обитателей от постороннего глаза. В стенах вместо окон были проделаны четырехугольные не застекленные отверстия, а также входная дверь. По приказанию миссис Уилсон ее служанка, миловидная девушка с иссиня-черными волосами и бронзовым цветом кожи, приготовила для гостей ужин в европейском стиле — курицу с рисом. Они ели, сидя на неудобных стульях за накрытым по всем правилам столом, и вели нудный разговор. После ужина влюбленные вежливо откланялись. Не успели они пройти и десяти шагов, как дорогу им преградила девушка, которая прислуживала за столом.
— Идемте со мной, — пригласила она, весело улыбаясь. — Я хочу вас кое-чем угостить.
Фаамузами, так звали девушку, повела их по белому песку пляжа к пальмовой роще, где находилось ее жилище. Оно представляло собой осиное гнездо и было построено из вбитых в песок стволов пальм, промежутки между которыми составляли около пяти футов. Овальный дом был открыт со всех сторон, лишь сверху его прикрывала соломенная крыша. В жаркое время морской ветерок хорошо проветривал помещение, а когда шел дождь, отверстия в стенах закрывались циновками. Жилище поражало своей простотой и великолепно вписывалось в окружающий ландшафт.
Фаамузами представила гостей родителям, трем сестрам и двум братьям. Натана и Лидию угостили печеным таро с густым кокосовым кремом, который ели пальцами, не стесняясь их облизывать. Хантер наблюдал, как супруга смакует незнакомое кушанье. Ему вспомнилось, что она и его целует так же, как будто пробует на вкус. Он быстро отвел взгляд и встретился глазами с отцом Фаамузами, который одобрительно и с пониманием поглядывал на него.
Они сидели на циновках, разложенных на полу, и пили напиток под названием кава, который изготавливали из перечной травы, произрастающей на острове. Отец Фаамузами рассказывал истории из жизни островитян. Они узнали, например, что ни один белый мужчина, кроме Хью Уилсона, не допускался в их дом, потому что отец семейства опасался за своих дочерей. Для Натана было сделано исключение. Всем было известно, что он, кроме своей жены, ни на кого не смотрит.
Провожая Натана и Лидию в гавань, Фаамузами сказала:
— Один папалаги убил местную женщину. После этого отец стал особенно осторожен. Убийство было зверское. Ей с помощью острой ракушки перерезали вены на запястьях. Хотели, чтобы это было похоже на самоубийство. Глупо. Ни одна местная женщина так не сделает, потому что это противоречит нашим обычаям.
— Вы оказали нам большую честь, — вежливо сказала Лидия. — Спасибо. — Она ожидала, что и Натан поблагодарит островитянку, но он, извинившись, вернулся ненадолго в дом Фаамузами, а потом нагнал их, так и не дав Лидии никаких объяснений.
На борт «Эйвонлея» их доставила многовесельная лодка, которая скользила по поверхности океана наподобие водяного паука. Утром, когда они еще спали, «Эйвонлей» покинул гавань, чтобы преодолеть последний отрезок пути до Сиднея.
У Натана вошло в привычку бриться перед сном. Лидия, обычно наблюдая за ним, смущенно краснела. Она знала, что после этого последуют любовные игры — так было всегда. Однако на этот раз она не обращала на мужа внимания и о чем-то сосредоточенно думала.
— Что случилось? — вдруг спросил Натан, стирая с лица остатки мыльной пены. — Ты что-нибудь вспомнила?
— Она мне кого-то напомнила, — ответила Лидия.
— Кто? — удивился он, заметив, что Лидия еще не начала раздеваться.
— Фаамузами. Мне кажется, что я встречалась с ней раньше. Но ведь этого не может быть, не так ли? Я никогда не бывала в Самоа.
— Насколько мне известно, не бывала. Позволь побыть мне в роли горничной. — Он аккуратно снял с ее ножек туфельки. Потом сунул руки под ее юбку и спустил с ног чулки. — Ты привыкла пользоваться услугами горничной. Ты ничего о ней не помнишь?
Лидия покачала головой:
— Ничего.
— Она была немного похожа на Фаамузами. Такие же миндалевидные глаза, черные волосы, та же манера говорить. Возможно, тебе вспомнилась Пе Лин.
— Пе Лин, — медленно повторила Лидия. — Она была моей горничной?
— Больше. Если не считать Сэмюела, она была твоей самой большой защитницей.
— Если так, то она, наверное, помогла мне бежать с тобой?
— Нет, чего не было, того не было. Но она мне доверяла «По крайней мере раньше доверяла, — подумал он. —
Неизвестно, что она думает обо мне теперь».
Натан, конечно, написал Пе Лин письмо и постарался все объяснить в надежде, что она расскажет обо всем Сэмюелу. Однако он не знал, как она сама отнеслась к произошедшему. Ему хотелось это знать, потому что он был уверен, что реакция Лидии на правду, которая рано или поздно откроется, будет такой же.
— Расскажи что-нибудь о Пе Лин. Вдруг это поможет мне что-нибудь вспомнить.
Натан, снимавший с нее платье, опустил его на пол. Следом на пол упали панталончики.
— Я не так уж много о ней знаю. Только то, что однажды рассказал мне Сэмюел. У Пе Лин есть веские причины быть преданной тебе. Он говорил, что ты спасла ей жизнь.
— Должно быть, ты не так понял.
— Не думаю. Ты выкупила ее у одного моряка, который за деньги предлагал ее матросам. Тебе тогда было всего семнадцать лет, а Пе Лин была и того моложе. — Натан не сказал, что, когда жизнь Пе Лин была вне опасности, Сэмюел сразу же затащил китаянку к себе в постель. Он не имел намерения посвящать Лидию в семейные проблемы ее родителей. Со временем она все узнает сама. — Ты вела себя очень храбро.
Натан поцеловал супругу. Но не в губы, как она ожидала, а в плечо. Оттянув зубами широкую бретель ее сорочки, он открыл взгляду большой участок обнаженной кожи и немедленно устроил себе пиршество, покрыв всю эту часть нежными поцелуями. Лидия вздрогнула и беспокойно заерзала на постели.
Натан приподнял подол ее сорочки, обнажив ноги. Когда он поцеловал едва заметный шрам на ее колене, Лидия окончательно убедилась в том, что он ее обожает. Он разделся. Редко случалось, что Натан оставался голым, тогда как супруга была одета. Лидию это возбуждало. Она ждала, что теперь он снимет с нее сорочку. Но не тут-то было. Непредсказуемость его действий сводила ее с ума.
Он целовал ее груди сквозь тонкую хлопчатую ткань, неторопливо ласкал ее тело и остановился только тогда, когда услышал, как она начала постанывать.
Лидия запустила пальцы в его густую шевелюру и попыталась снова прижать его лицо к груди. Натан улыбнулся. На его щеках появились те самые ямочки, от вида которых у нее таяло сердце. Он покачал головой, отказываясь подчиняться.
— Скажи вслух, что я самая подходящая для тебя пара, — потребовал он.
Лидия еле слышно произнесла его имя.
— И это все? Только мое имя? Она быстро кивнула и зажмурилась.
Он повернул ее спиной к себе, и она почувствовала, как к ягодицам прикоснулась его возбужденная плоть. Натан, прервав долгий поцелуй, хрипло повторил:
— Скажи это.
— Ты самая подходящая для меня пара…
Натан рассмеялся, чувствуя себя победителем. У Лидии мурашки побежали по коже от удовольствия.
— Наклонись немного вперед, — глухо сказал он.
Она хотела возразить, но подчинилась, и Натан немедленно вошел в нее сзади. Лидия закрыла глаза, губы ее приоткрылись. Его руки нежно гладили ее тело от груди до бедер, не пропуская ни одного изгиба. Она испытывала новые захватывающие ощущения, и это было великолепно. Лидия млела от наслаждения. Его ритмичные движения участились, тело предельно напряглось, потом, содрогнувшись, расслабилось. Тяжело дыша, он опустился на бок и, положив руку на ее бедро, стал гладить бархатную кожу. От нежного прикосновения Лидия затрепетала. Натан хотел, чтобы она испытала такое же наслаждение, какое дала ему. Он понимал, что опередил ее. Лидия была близка к наивысшей точке, но не достигла ее. Его ласки стали настойчивее, интимнее. Прошептав ее имя, он проник в нее еще глубже и почувствовал, как содрогнулось ее тело. Он нежно прижал Лидию к себе, желая слиться с ней в единое целое.
Когда она повернула к нему лицо, он заметил на ее глазах слезы. Не успел он раскрыть рот и спросить, в чем дело, как Лидия сказала:
— Я так счастлива. — Уткнувшись щекой в его плечо, она вскоре заснула.
Когда Лидия проснулась, Натан сидел на мягкой банкетке возле бортового иллюминатора. Луч лунного света освещал его руки, оставляя в тени лицо. Уставившись в невидимую точку, он глубоко погрузился в свои мысли и даже не заметил, что Лидия наблюдает за ним.
Сначала она посмотрела на его руки. И, подумав о том, какую радость доставляют они, прикасаясь к ее телу, перевела взгляд на плечи. У него была гладкая кожа, плотно обтягивающая твердые, хорошо развитые мускулы. Лидия почти ощущала себя в объятиях этих рук, под их надежной защитой. Переместив взгляд чуть выше, она медленно обследовала его четкий профиль, римский нос, чистую линию скул.
Натан шевельнулся, и лунный свет на мгновение высветил его лицо. Блеснули серебристо-серые глаза хищника. Натан смотрел в ее сторону. Его взгляд был острый, чуть ли не сердитый, но потом на его лице появилась гримаса, словно от боли, и глаза снова оказались в тени.
Лидия села, закутавшись в простыню. Потом поднялась и, неслышно ступая босыми ногами, подошла к Натану. Он обхватил ее рукой и усадил рядом с собой.
— Извини, я заснула, — сказала Лидия. Он поцеловал ее с такой теплотой и нежностью, что у нее замерло сердце.
— Вот и хорошо. — Он не сказал, что давно наблюдает за ней и что эти мгновения были самыми тихими и спокойными за всю его жизнь. Нет, сожалеть о них он не намерен. — А ты давно проснулась?
— Недавно.
В каюте стояла тишина, а снаружи волна ритмично плескалась о борт «Эйвонлея», слышались шаги, кто-то танцевал, смеялся, раздавались аплодисменты. Лидия улыбнулась, Натан крепче сжал ее в объятиях.
— Там, кажется, веселятся вовсю, — сказала она. — Похоже, что им, как и нам, не хочется покидать этот остров.
— Возможно.
— Мне показалось, что Фаамузами сказала что-то такое, что тебя встревожило.
— Неужели? — переспросил он, притворившись, что не понимает, о чем речь.
— Да. Убийство на острове. А ты потом вернулся к ее отцу, чтобы расспросить об этом.
— Разве тебя это не встревожило?
— Конечно. Но я просто подумала… Нет, мне показалось, — тихо сказала она.
Натан обрадовался, что Лидия не заметила его облегчения. Он не хотел больше обсуждать убийство, не хотел думать о насильственной смерти той девушки. Не мог признаться, что не верит даже самому себе.
— Нам нужно устроить еще раз обряд венчания, — сказал Натан, перебирая пряди ее волос.
— Что ты сказал?
— Нужно повторить обряд венчания. В первую ночь на «Эйвонлее» ты сказала, что не помнишь, как нас венчали. Мы должны сделать это еще раз, прежде чем ехать в Баллабурн. В Сиднее есть церковь, которая, надеюсь, тебе понравится. И тамошнего священника я знаю. Отец Колган — близкий друг Бешеного Ирландца. Он с удовольствием нас обвенчает.
Лидия была так тронута, что утратила дар речи. У нее навернулись на глаза слезы.
— Я что-нибудь не так сказал? — спросил Натан, обеспокоенный ее молчанием. — Думаю, что ты не помнишь также, как я делал тебе предложение?
Она покачала головой. Говорить она не могла.
— Понятно… Ты выйдешь за меня замуж?
Он произнес эти слова с некоторой неуверенностью, и Лидия была благодарна. Ведь это означало, что ее муж не является самонадеянным типом, который абсолютно уверен в том, что покорил ее сердце.
— Я с радостью стану твоей женой, — ответила Лидия, накрыв рукой его руку. — Я хочу этого больше всего на свете.
Она говорит так, потому что не знает, какой он человек на самом деле. Не знает, что он обманул ее, что он ей лгал и продолжает лгать сейчас, почти не чувствуя угрызений совести. Почти. Натана немного успокаивало, что чувство сожаления и сочувствия он все-таки испытывает. Это говорило о том, что он не закоренелый мерзавец.
— Ты меня слышал?
Натан пожал ее руку и на мгновение закрыл глаза.
— Слышал.
«Он мог бы сказать, что любит меня», — подумала Лидия. Повернув голову, она поцеловала его. Лидии показалось, что она почувствовала у него на лице солоноватый привкус слез. Впрочем, вполне возможно, что это были ее слезы.
Потом они занялись любовью, и она на время забыла обо всем.
Взявшись за руки, они стояли у гакаборта «Эйвонлея». Судно готовилось к отплытию из гавани Апиа. На берегу собралась группа островитян, бегали и звонко смеялись дети. Один из мальчиков подбросил в воздух что-то белое, остальные с визгом пытались поймать этот предмет.
— Это воздушный змей? — спросила Лидия, которую заинтересовала забава ребятишек. — Я могла бы показать им, как лучше делать змея.
— Пожалуй, это не змей, — сказал Натан, вглядываясь в происходящее на берегу. — Не может быть… — пробормотал он и, на мгновение отлучившись, вернулся с капитанской подзорной трубой. — Черт возьми… Взгляни сама, Лидия.
— Силы небесные! — воскликнула она в ужасе. — Где они его взяли? — Она тут же вспомнила где и, смущенно покраснев, отдала подзорную трубу Натану. — Это все ты виноват.
Он попытался изобразить святую невинность, но глаза его искрились смехом. Предметом, за которым самозабвенно гонялись местные ребятишки, был корсет Лидии.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БАЛЛАБУРН
Глава 9
«Эйвонлей» отплыл из Сан-Франциско весной и четыре недели спустя оказался там, где стояла зима. Поздно вечером 28 июня впередсмотрящий с «Эйвонлея» заметил огонек единственной масляной лампы на маяке у входа в сиднейскую бухту. Лидия и Натан вместе с другими пассажирами стояли на палубе и наблюдали, как он по мере их приближения становится все ярче. Лидия была рада, что захватила с собой теплый плащ на подкладке, который всю дорогу провисел в гардеробе. Теперь он согревал ее, ведь было так холодно, что при дыхании изо рта вырывались клубочки пара.
Они остались на корабле на ночь. Судно бросило якорь в Уотсон-Бей, капитан не хотел рисковать. На рассвете было легче войти в сиднейский порт.
Лидия встала раньше Натана. Упаковав пожитки, она присела на краешек сундука, не в силах скрыть охватившее ее волнение.
Глядя на нее, Натан не мог удержаться от улыбки. Она приготовила его одежду, налила чистой воды. И если ей казалось, что он слишком медленно выполняет свой утренний ритуал, нарочито громко вздыхала.
Наконец они оказались на берегу, погрузили багаж в дилижанс, направляющийся по Южной дороге в Сидней. Лидии не терпелось увидеть свой новый дом, и она была готова ехать на крыше дилижанса вместе с багажом. Пассажиры отнеслись к подобному желанию с пониманием и уступили ей место возле окна, откуда она могла всю дорогу любоваться окрестностями.
Все, что она видела, ее радовало, удивляло и немного пугало. Натан чувствовал, что Лидия расстроена, и инстинктивно понимал причину этого.
— Дело не в твоей памяти, — прошептал он ей. — Просто ты никогда еще не видела ничего подобного. Представляешь, что думали люди, когда впервые увидели Ботани-Бей?
— Что это другой мир?
— Это преисподняя. — Он сказал это не со злостью, а просто констатируя факт. — Земля здесь сплошь из песчаника. Ты видела золотистые песчаные пляжи на берегу океана? Так вот: красивый золотистый цвет им придает выветрившийся песчаник. Местами он прикрыт тончайшим слоем плодородной земли. Для выращивания хлебных злаков, например, или огородных культур этого недостаточно.
Однако здесь растут, например, выносливые деревья с искривленными стволами, покрытыми толстой корой, и узкими серебристыми листьями, которые обладают, судя по всему, истинно австралийской жизнестойкостью. Есть здесь душистые эвкалипты с голубовато-зеленой листвой, благоденствуют капустные пальмы с грациозными, стройными стволами и шапками веерообразных листьев на макушке…
В гавани Джонсона, береговая линия которой была изрезана бухточками и заливами, виднелось множество быстроходных парусных клиперов. Дорога, по которой ехал их дилижанс, пролегала по берегу, огибая Роуз-Бей, Дабл-Бей и Вуллумулу-Бей. Странные, экзотические названия как нельзя более подходили для этой невиданной, непонятной земли.
Сам Сидней, кажется, отличался такой же жизнестойкостью, как и местная растительность. Поселившиеся здесь люди укоренились на этой земле, несмотря на то что у них почти не было шансов выжить. Теперь, через сто лет после появления первых поселенцев, Сидней уже не находился на грани выживания, а имел процветающую промышленность и торговлю и пользовался вполне заслуженной репутацией главного города Австралийского континента.
Натан и Лидия остановились в гостинице «Петти». Это было великолепное трехэтажное здание с широкими верандами, обнесенными решетками из кованого железа. Участок земли, на котором стояло здание, был огорожен металлической оградой. Два каменных столба обозначали главный вход.
Пока Натан регистрировался возле конторки администратора, а рассыльные вносили их багаж, Лидия окинула взглядом вестибюль.
— Бешеный Ирландец знает о вашем приезде? — спросил клерк, бросив на Хантера взгляд не сквозь очки, а скорее поверх них.
— Только разве если слухи здесь распространяются скорее, чем я предполагал. Мы только что прибыли.
Клерк глянул на Лидию, которая рассматривала висевшие по обе стороны камина картины.
— Так, значит, это она? — спросил клерк, удивленно вскинув брови. — Кто бы мог подумать, что Бешеный Ирландец… — Он замолчал, потому что Натан захлопнул тяжелый том книги регистрации, на странице которого лежала рука клерка, и сильно надавил. — Понял, я все понял, — пробормотал служащий, пытаясь высвободить руку. — Значит, она ничего не знает?
— Замолчи, Генри, или я, клянусь, сломаю тебе пальцы. Но буду делать это медленно.
Генри нервно улыбнулся. Лоб его заблестел от пота.
— Понял, не дурак. Мне ничего не известно о вашем пари. Совсем ничего.
Но Натан и после этого не освободил его руку, а, упершись локтем в переплет книги, подозвал Лидию.
— Это Генри Такер, Лидия. Он служит в «Петти» уже около четырех лет. Ведь так, Генри? — Клерк широко улыбнулся и кивнул. — Он позаботится о том, чтобы нам здесь было удобно.
— Уж будьте уверены, мэм, — пробормотал Генри.
— Вы очень любезны, мистер Такер, — сказала Лидия. — Я думаю, нам здесь понравится.
Натан убрал локоть с книги. Генри торопливо высвободил руку и подал ключи от апартаментов.
— Ваши комнаты выходят на веранду. Если что-нибудь окажется вам не по вкусу, скажите мне. Я мигом все исправлю.
Поднимаясь по лестнице, Лидия сказала:
— Мистер Такер очень гостеприимен. Вы с ним, наверное, хорошо знаете друг друга.
Натан пожал плечами.
— Одно время он работал у Бешеного Ирландца в Баллабурне. Теперь обслуживает скваттерократию.
— А что это такое?
— Скваттерократия? Это аристократия пастбищного скотоводства. Люди, которые в свое время самовольно захватили неосвоенные участки земли, чтобы разводить там овец, и разбогатели на этом. Скваттером обычно называют крупного землевладельца.
— Понятно. Значит, любезность мистера Такера объясняется тем, что у тебя есть деньги и ты занимаешь определенное положение.
— Наверное.
— А я-то думала, — тихо промолвила она, — все дело в том, что ты чуть было не сломал ему руку, прихлопнув книгой.
Церковь Святого Бенедикта, построенная из камня в готическом стиле, была одной из самых старых римско-католических церквей в стране. Ее шпиль возвышался над шпилями соседних церквей на Аберкромби-стрит и Георг-стрит. По будням помещение церкви использовалось под школу. Там Натан и нашел отца Колгана.
— Не следует прерывать занятия, — сказала Лидия, пытаясь удержать Натана. — Видишь, мы уже отвлекли их внимание.
Хантер почувствовал себя под прицелом двух дюжин любопытных глаз. Младшие дети уже громко обменивались впечатлениями и ерзали на стульях. Отец Колган хлопнул в ладоши, чтобы привлечь их внимание, и, отдав книгу старшему по возрасту мальчику, велел всем громко повторять вслух таблицу умножения.
— Натан, мальчик мой! — радостно воскликнул он, как только они вышли из класса. — Рад тебя видеть! Бешеный Ирландец начал уже сомневаться, что ты вообще когда-нибудь вернешься в Баллабурн. Я ему говорил, что Хантер слов на ветер не бросает. И вот ты вернулся, подтверждая мою правоту. — Отец Колган похлопал Натана по плечу. У священника были огненно-рыжие волосы и рыжие брови чуть более темного оттенка. Его зеленые глаза излучали дружелюбие. Нос был несколько приплюснут и свернут на сторону. Наверняка в результате кулачного боя. — Ты уже виделся с Бешеным Ирландцем? Ведь ты только что приехал из Баллаурна, не так ли?
Натан покачал головой:
— Нет, мы приехали из гостиницы «Петти». Но о моем приезде Бешеный Ирландец узнает еще до конца дня.
Отец Колган с улыбкой обратился к Лидии:
— Рад познакомиться с вами, дорогое дитя. Я мечтал встретиться с женщиной, которая сможет завладеть…
— … моим сердцем, — закончил за него фразу Натан. Он не знал, что хотел сказать отец Колган, но не хотел рисковать. Его уловка сработала. Внимание священника переключилось на другое.
— Значит, любовь? — улыбнулся он. — Зачем спрашивать? Я вижу это своими глазами. Кто бы мог подумать? Да еще такая красивая девушка! — Он легонько ткнул Натана под ребра. — Значит, ставка была поставлена на кон, а? Однако представь меня, дружище.
Натан так и сделал. Отец Колган горячо обнял Лидию. Девушка очень удивилась. Пока она ничем не заслужила столь теплого приема, разве что стала женой Натана Хантера. Возможно, за этим скрывалось нечто большее? Кто разберется в отношениях представителей этой самой скваттерократии?
— Мы с Лидией хотели бы обвенчаться здесь, святой отец, — сказал Натан.
— Обвенчаться? Но ты, кажется, назвал ее Лидией Хантер?
— Так оно и есть, — подтвердила Лидия. — Но я, видите ли, не помню обряда, и Натан подумал, что мне, возможно, захотелось бы повторить церемонию. Ведь вы сделаете это для нас, не так ли?
Отец Колган, продолжая улыбаться, остановил цепкий вопросительный взгляд на Натане.
— Лидия, — спросил Хантер, — ты позволишь нам с отцом Колганом поговорить наедине?
Этот вопрос застал ее врасплох, и после минутного замешательства она любезно согласилась:
— Пожалуйста. Я побуду с детьми. Кажется, они запутались в таблице умножения. Слышите? Семью восемь не шестьдесят три. — Лидия проскользнула в комнату, и мгновение спустя монотонное гудение голосов превратилось в слаженный хор.