Глава 14

— Убил их… убил их… убил…

Мерседес медленно покачала головой — то ли потому, что отказывалась верить этому, то ли чтобы стряхнуть с себя наваждение.

— Ты ошибаешься, — медленно произнесла она. Но сказано это было без особого убеждения. Она была слишком потрясена, чтобы защищаться. — Так, значит, ты пытался добраться до него в первую очередь из-за этого?

— Это он хотел до меня добраться, — сказал Колин. Он пристально посмотрел на нее. Ее била дрожь. Жар от камина уже не согревал ее, а лицо будто стянула ледяная маска. — Пока я сюда не попал, у меня вообще не было никаких подозрений или предвкушений.

— И тогда ты стал говорить со мной.

— А ты стала говорить со мной, — напомнил он ей. Колин глотнул вина. Он рассказывал эту историю всего несколько раз в жизни. Когда ему было восемь, Каннингтоны не поверили ему. Это заставило его молчать до двенадцати лет, пока он не поделился ею с Джеком Куинси. Позже он рассказал ее миссис Ремингтон. Совсем недавно он открылся Обри Джонсу.

Он редко рассказывал свою историю не потому, что это было тяжело вспоминать. Все случилось так давно, что сегодняшний Колин думал об этом, словно все произошло с кем-то другим. К сожалению, это было не так. События той ночи затрагивали именно его. Он молчал только потому, что с каждым новым рассказом они казались ему все менее реальными. И он боялся потерять связь со своим прошлым. Чем старше он становился, тем больше начинал понимать, почему Каннингтоны сразу же не поверили ему.

— Я сам видел, как убили моих родителей, — сказал он ровным голосом, лишенным всякого выражения. — Я видел, как упал с козел кучер почти сразу же, как остановилась карета. Они не сделали ни одного предупредительного выстрела. Не потребовали, чтобы он спустился. Он не был вооружен, а значит, не мог им ничем грозить. Его убили, потому что это заранее было решено.

Она молча, как зачарованная, смотрела на него. Колин даже не был уверен, что она его слушает. Но он продолжал.

— Отца вытащили из кареты. Он предложил им деньги, которые вез с собой. Он сказал им, что может отдать драгоценности моей матери. Пока он уговаривал их, мать успела передать мне свои серьги и затолкала меня подальше на сиденье. Она жестами показала, чтобы я притворился спящим, и я свернулся рядом с Декером.

Рассказывая об этом, Колин каждый раз снова ощущал трясущееся тельце своего младшего брата. Он тогда как бы впитывал в себя его дрожь, забившись вместе с ним в угол кареты и пытаясь, несмотря на ужас, не подавать никаких признаков жизни. И потом, на протяжении всей жизни, он иногда будет просыпаться по ночам с металлическим привкусом ужаса во рту. Он никогда не мог запомнить самого сна, всегда будившего его, но этого вкуса было достаточно, чтобы воскресить в памяти подробности той ночи.

— Отец еще был жив, когда они вытащили из кареты мою мать. Человек вырвал из ее рук Грейдона, бросил его мне и закрыл дверцу.

Колин, не ощущая никакого вкуса, залпом допил вино.

— Я отдал Грейдона Декеру. Грей проснулся и заплакал. Я приказал Декеру закрыть ему рот, чтобы он замолчал. Я боялся, что они убьют его, если он будет кричать. — Колин пожал плечами. — Раз уж они убили отца и мать, которые не причинили им ни малейшего зла…

Лицо у Мерседес было словно вылеплено из воска. Она сидела не шевелясь.

— Я припал к окну. Шторы были опущены, но мне все было видно в щелку. Фонари кареты не горели. Было темно, но это была не кромешная тьма. Небо разъяснилось, и взошла молодая луна. Их было трое. Двое из них спешились, а третий так и остался в седле. Двое явно выполняли указания того, что был верхом, хотя он почти ничего не говорил. Все трое были в шляпах, надвинутых на самые глаза, темные шарфы скрывали нижнюю часть лица.

Они взяли у отца кошелек. Сорвали с матери кольца и ожерелье. — Он помолчал, глядя в сторону. — Мы не были богаты, — продолжал он. — Серьги, которые я сжимал в кулаке, были, наверное, самым ценным украшением моей мамы. На нашей карете не было никакого герба. Вполне возможно, это был просто наемный экипаж. Кучер не состоял у нас на службе. Мы направлялись в гости к отцу моего отца, то есть к деду. Я никогда его прежде не видел. Несколько дней назад отец принял решение навестить его, всей семьей.

Мы останавливались на ночь в гостинице. Я помню, что он уже тогда засомневался в благоразумности нашего путешествия. Не то чтобы он думал о какой-то грозящей нам опасности. Он просто не был расположен мириться с отцом, с которым у него были сложные отношения. Это мать уговорила его принять решение пуститься в путь. — Неожиданная улыбка Колина показалась Мерседес странной на фоне его мрачного взгляда. — Он просто не мог ни в чем ей отказать. Она сказала ему, что его сыновьям пришло время познакомиться с дедом.

Колин отвернулся и подошел к камину. Мерседес дрожала, но не могла сдвинуться со своего места у постели. Он подправил кочергой поленья, и они разгорелись горячо и ярко.

— В тот вечер в гостинице были и другие постояльцы, но я не обратил на них внимания.

«Так вот почему сейчас он все замечает, — подумала Мерседес. — Вот почему он такой наблюдательный и зоркий. И почему внимательно изучает всех вокруг. Маленьким мальчиком он получил страшный урок и затвердил его на всю жизнь: никогда не терять бдительности. В жизни не бывает мелочей».

— Разбойники были там, в гостинице, — проговорила она.

Он вздрогнул от ее глухого голоса, дошедшего до него как бы издалека.

— Да, — сказал он. — Я думаю, они были там. И уже тогда наметили нас своими жертвами.

— И поехали за вами следом. Он кивнул.

— До ближайшего жилья было далеко. И они были уверены, что никто нас сразу не обнаружит.

Колин отставил кочергу. Никакие дрова не согреют сейчас Мерседес.

— Деньги, которые отдал им отец, не имели никакого значения. Они с самого начала знали, что убьют его. Ему выстрелили в спину, как будто он убегал от них. А он бросился к моей матери, чтобы защитить ее. Тогда один из них выстрелил. Мама налетела на них со страшным криком, она била их кулаками и царапалась. Наверное, она знала, что ее ждет смерть, и хотела умереть как можно скорее, чтобы над ней не успели надругаться. И тогда другой, не успевший выстрелить в отца, выстрелил в нее.

Колин помнил, как она падала и руки ее были простерты к его отцу. Они лежали совсем рядом, почти касаясь друг друга… Колин тряхнул головой и закрыл глаза, пытаясь стереть эту картину из памяти.

— Один из тех двоих предложил человеку в седле часть полученной добычи. И мне показалось, что он… — Это описание всегда как-то не давалось ему. А сейчас он нашел подходящее слово. — Он слегка отшатнулся. Будто его оскорбило это предложение. «Вы доказали, что можете сделать это, — вот что он сказал им в ответ. — Возьмите это себе на память». Он полез в карман своей куртки и вынул мешочек с монетами. Он бросил его разбойникам, и монеты зазвенели.

Тот, кто поймал деньги, спросил, что делать с детьми. Человек на лошади взглянул в сторону кареты. На мгновение мне показалось, что он заметил меня в окне и догадался, что я все видел. Я замер и сидел почти не дыша. И с ужасом ждал, что же он будет делать. Всадник просто покачал головой, сочтя нас не заслуживающими его внимания. Он

Развернул коня, подождал, пока те двое сядут в седла, и они ускакали.

Как только они удалились, Колин отважился выйти из кареты. Он бежал за ними до изнеможения, ослепленный слезами и гневом. Потом, обессиленный горем, вернулся к карете. Декер так и сидел, прижав к себе маленького братца. Колин вынул у него Грея из рук и помог спуститься на землю. И они сидели у тел своих родителей, пока их не обнаружили путники, ехавшие в первой же после них карете.

Мерседес подошла к окну. Ей захотелось посмотреть из комнаты на просторы Уэйборн-Парка. Но темнота за окном и свет от камина изнутри позволили ей увидеть лишь свое собственное отражение в оконном стекле. Когда же она посмотрела в глубь отражения, то увидела за своей спиной Колина, который смотрел на нее серьезным, сосредоточенным взглядом.

— Бывают всякие совпадения, — сказала она после некоторого молчания. — У нас и раньше случались разбойные нападения. Я не понимаю, почему ты думаешь, что мой дядя мог иметь к ним какое-то отношение.

— Я разговаривал с мистером и миссис Хеннпин и с другими людьми, которые помнят об этом, — возразил Колин. — Действительно, были и другие нападения, но только еще одно закончилось убийством. И в рассказах про ограбления, случившиеся до гибели моих родителях, всегда описывались двое разбойников.

— Правильно, и за убийство моих родителей судили тоже двоих, — сказала Мерседес.

— А я видел троих, — возразил он. — И так же было с твоими родителями.

Мерседес резко повернулась к нему. Ее платье закрутилось вокруг ног и медленно вернулось на место.

— Не знаю. Я не была там.

Он не слушал ее.

— Два разбойника на почтовой дороге, — продолжал он. — Удачливые в своем деле. Они привлекают внимание некоего младшего сына, завистливого человека, размышляющего о том, что вот его старший брат — граф — имеет все, о чем он, младший, может лишь мечтать. Его брат имеет поместье, титул, место в правительстве. У него красавица жена, женщина, которую молодой человек безуспешно пытался заполучить в жены и получил отказ. У графа есть дочь, но нет сына. И этот человек надеется получить в наследство собственность брата, если не помешает жена брата. Тянуть время ему невыгодно. У графа могут еще родиться дети, и если следующий будет мальчик, то младший брат графа уже не сможет претендовать на наследство.

Мерседес быстро закрыла глаза, чтобы не видеть говорящего. Кулаки ее непроизвольно сжались.

— Ты не можешь знать этого, — строго сказала она. — Нет доказательств.

И снова он не захотел слушать ее возражений.

— Этот молодой человек прибегает к услугам разбойников. Но ему нужно не только ограбление, но и убийство. Он хочет убедиться, что у них для этого достаточно храбрости, и устраивает им проверку. Они встречаются на маленьком постоялом дворе, где все время останавливаются проезжие и где они останутся незамеченными среди постояльцев. Он выбирает семью. — Колин вздрогнул. — Или, может быть, это делают они. Присутствие детей тоже важно — ведь этот человек знает, что брат редко выезжает без жены и дочери. И разбойники должны доказать ему, что они смогут справиться и с этим.

Колин сделал шаг к Мерседес. Она не двинулась с места.

— Они доказали это. Он позволил им взять все, что они отобрали, и дал им еще денег. Ведь его целью было не ограбление.

Колин взял руки Мерседес в свои. Они были ледяные. Он разжал ее влажные от холодного пота пальцы.

— Через полгода, — неумолимо продолжал он, — произошел точно такой же случай. Люди, которых уверили, что первый будет единственным, едва ли согласились бы сделать это еще раз. Разбойники, видимо, плохо представляли себе, кого они убили. Но вполне возможно, все закончилось бы для них благополучно, если бы они поостереглись так бурно отмечать успех своего дела в пяти милях от места своего преступления. Видно, они чувствовали себя в совершенной безопасности.

Мерседес покачала головой:

— Но они могли же сказать что-нибудь, прежде чем их повесили. Могли указать на того, третьего человека.

— Да, если бы знали, кто этот человек. Кроме того, они скорей всего не понимали его истинных целей. А может, они и говорили, но им просто не верили или не нашли никаких доказательств соучастия кого-то другого. Грабежи, которые они совершили до убийства, еще усилили их вину. Единственно, кто мог бы подтвердить их невероятную историю, так это дети. Но когда их арестовали, Грей был младенцем, Декера уже забрали из приюта, а я уже был в Бостоне. Ты была безответным четырехлетним ребенком. Да никто бы нас и не спросил.

Мерседес покачала головой и попыталась освободиться от его рук.

— Меня там не было, — напряженно произнесла она.

— Ты была. Спроси миссис Хеннпин. Я спрашивал ее. Она может подробно рассказать обо всем, что случилось тогда. Как она говорит, Бог дал тебе великую милость забыть все, что случилось в ту ночь.

Она резко прервала его:

— И только ты пытаешься бесцеремонно нарушить его волю.

Он молча проглотил ее слова.

— Почти целый год ты не разговаривала. Твоя тетя Джорджия не знала, что с тобой делать. Она приглашала докторов. Они или ничего не находили, или считали тебя опасно больной и советовали держать тебя подальше от Хлои и Сильвии. Миссис Хеннпин говорит, что ты большую часть дня проводила в северной башне и никто не решался тебя трогать. Но твой дядя явно смотрел на это иначе. Однажды он пошел за тобой следом в твою комнатку в башне. Никто не знает, что там произошло, но когда ты вернулась оттуда, ты вела себя так, будто этого года вообще не было.

Колин тихонько встряхнул ее за руки и удержал, когда она сделала слабую попытку вырваться.

— Это испугало твою тетю Джорджию, но миссис Хеннпин очень хотелось верить, что ты полностью излечилась. За исключением ужаса перед лошадьми, которого, как она уверяет, прежде у тебя никогда не было, и странных приступов, когда ты как бы засыпала наяву и настолько углублялась в себя, что не замечала никого вокруг, ты снова стала такой же, как раньше.

Мерседес стала снова вырываться, и Колин отпустил ее.

— Так и не нужно снова бередить все это. Зачем ты сейчас меня об этом расспрашиваешь? Мой дядя мертв. Он не может защититься против этих обвинений.

— А какая у него в этом надобность? — спросил Колин. — Когда у него есть ты?

Мерседес шлепнула его по лицу.

— Боже мой!

Она закрыла лицо руками, но не потому, что ожидала, что он ответит тем же. Она знала, что он этого не сделает.

Устыдившись своей несдержанности, она боялась смотреть ему в лицо.

Сосредоточенно глядя на ее опущенную голову, он мягко сказал:

— Я не говорил тебе этого до свадьбы, потому что боялся, что ты откажешься выходить за меня замуж. Всю свою жизнь ты брала на себя ответственность за других. Ты защищала от своего дяди сестер и братьев, прислугу да и сам Уэйборн-Парк. Ты защищала его и всегда винила во всем себя. И я поверил, что так оно и было. Сейчас я вижу, что все это не так.

— Я не защищаю его, — сказала она, и руки ее бессильно опустились. Ее серые глаза затуманились страданием. Она смотрела куда-то в одну точку за его плечами. — Я не верю тебе.

— Не важно, веришь ты или нет, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знала, что я этому верю.

— Но ведь ты не расскажешь об этом близнецам и Хлое с Сильвией? — спросила она, быстро глянув на него. — Ты не можешь быть таким жестоким.

Он почувствовал, как сжалось его сердце.

— Нет, конечно, я не собираюсь ничего им говорить. А если я сказал об этом тебе, то в этом нет никакой жестокости.

Она горестно усмехнулась:

— Прости меня, но я думаю иначе. Ты сейчас назвал моего дядю убийцей. Более того, ты сказал, что он убил моих родителей и что я всегда знала об этом. Если это доброта, то я молю Бога, чтобы мне никогда не пришлось узнать твоей жестокости.