— Тебя не видели? — поинтересовался он.

— Надеюсь. Я, во всяком случае, никого не заметил.

— Это довольно сложно, когда твой нос прижат к стене.

— Нортхэм обнаружил, что еще в состоянии смеяться.

— Помоги мне встать. У меня колени подгибаются.

— Саутертон поднял его на ноги.

— Ты завтракал?

— Нет.

— Ну, тогда можешь поесть со мной. — Саут кивнул на свободный стул. — Садись. — Он уселся на свое место и взял с серебряного блюда булочку с черникой. Разрезав ее пополам, он намазал одну половинку маслом и протянул ее Норту. — Ты не в том состоянии, чтобы сделать это как следует, а я, как ты знаешь, не терплю плохих манер за столом.

Они вспомнили случай, когда Саут, поспорив с Марчменом, вылизал дочиста миску со взбитыми сливками, и дружно рассмеялись.

— Знаешь, — признался вдруг виконт, — с тех пор я ни разу не ел взбитых сливок. Моя матушка присылает их мне на каждое Рождество, полагая, что я все еще люблю эту гадость. А я отправляю их Марчмену.

Норт, впервые услышавший эту историю, хмыкнул:

— Очень мило с твоей стороны.

Саут небрежно махнул рукой.

— По-моему, он доволен. Во всяком случае, он принимает подношение и возвращает пустую посуду. Матушка, благослови ее Бог, до сих пор ни о чем и не догадалась. — Он отодвинул остывшее яйцо и намазал маслом другую половинку булочки. — Ты видел Истлина?

— Вообще-то да.

Удобно откинувшись на стуле, Нортхэм приступил к рассказу об утренних событиях, начав с леденящих кровь воплей леди Баттенберн, но опустив все детали, касающиеся Элизабет. Саутертон снова доказал, что он истинный джентльмен, потому что не задал ни одного вопроса по поводу явных пробелов в повествовании друга.

— Итак, ты думаешь, что Джентльмен ускользнул через окно? — спросил он, когда граф закончил свой рассказ.

Хотя Нортхэм ничего подобного не думал, предположение Саута было ему на руку — оно могло послужить объяснением, с чего это ему вздумалось лазать по стенам замка.

— Я должен был убедиться, что это возможно.

Саут издал неопределенный звук, выражавший явное недоверие. Однако не стал утверждать, что могут быть и другие причины, вынудившие Нортхэма ползать по стенам наподобие паука.

— Просто позор, что ты не поймал этого мошенника, — заключил он. — Я бы не отказался получить свою табакерку назад.

— Это единственное, что меня заботит.

— Темная бровь Саута приподнялась.

— Неужели?

Своевременное появление Истлина избавило Норта от необходимости лгать. Маркиз, отворив без стука дверь, увидел занятых приятной беседой приятелей и вошел в комнату.

— Секретничаете? — протянул он. — Я искал тебя, Норт. Как ты сюда попал? — Он схватил с подноса булочку и, растянувшись на смятой постели, с удовольствием вонзил в нее зубы. — Я бы и сам охотно позавтракал в своей комнате. Но куда там! Меня втравили в безумную погоню за вором, который, я уверен, наслаждается сейчас завтраком в собственной спальне.

Саутертон и Нортхэм обменялись многозначительными взглядами.

— Нечего переглядываться, — проворчал Ист. — Впрочем, вы никогда не отличались хорошими манерами.

Этого Саут не мог ему спустить.

— Кто бы говорил? Что-то я не припомню, чтобы ты дожидался приглашения, прежде чем ввалиться сюда. А я, между прочим, мог бы сейчас принимать кого-нибудь куда более привлекательного, чем Норт — Он взглянул на Нортхэма. — Извини, Норт. Не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделся.

Истлин повернулся на бок и приподнялся, опираясь на локоть. Проглотив остатки булочки, он заметил:

— Если ты имеешь в виду леди Пауэлл, то вынужден тебя огорчить. Она прогуливается по саду под ручку с Радерфордом. Я видел их собственными глазами минут двадцать назад. Должен сказать, они выглядели как парочка голубков. — Нортхэм хмыкнул, посмеиваясь над Саутом, на лице которого отразилась досада. — Не удивлюсь, если они к этому моменту уже заблудились в лабиринте.

Саутертон буркнул в ответ что-то неразборчивое, вызвав у приятелей понимающие смешки.

— Думаю, тебе придется искать другую партнершу для охоты за сокровищем, которую устраивает барон, — злорадно продолжил Истлин. — Радерфорд едва ли откажется от соблазна пригласить леди Пауэлл. Тебе не следовало упускать свой шанс, Саут.

— Видишь ли, Ист, — помолчав, ответствовал виконт, — я не нуждаюсь в советах бедолаги, который сам оказался между Сциллой и Харибдой.

— Он имеет в виду миссис Сойер и леди Софию, — любезно пояснил Норт.

Истлин снова откинулся на постели.

— Я знаю, что он имеет в виду.

— Сцилла… кажется, она была нимфой или чем-то в этом роде, прежде чем ее заколдовали? — спросил Саут.

Нортхэм кивнул.

— Пожалуй, леди София больше подходит под описание Сциллы.

Истлин сел и, свирепо сверкнув глазами, раздельно произнес:

— Между прочим, я захватил с собой пистолет. — Это заявление повергло друзей в шок — Чертовски неудобная штука. — Он вытащил пистолет из-за пояса брюк и положил его на прикроватный столик.

— Проклятие! — с чувством произнес Саут. — Неужели ты не видишь другого способа выбраться из любовно го треугольника, кроме как стреляться?

— Осторожнее, — предупредил Истлин, упершись каблуками в спинку кровати. — А то как бы я не пристрелил тебя. — Его взгляд упал на перевязанные руки Нортхэма. — Что это с тобой? — удивленно спросил он.

Нортхэм вкратце повторил то, что уже рассказал Саутертону. У Истлина возникли те же сомнения, что и у виконта, но он тоже не стал задавать вопросов.

— Как я понимаю, твои поиски не дали результатов? — спросил Нортхэм, закончив свой рассказ.

— Никаких, — кивнул Ист. — Вообще-то я пришел сказать, что уезжаю в Лондон. Хорошо, что вы оба оказались здесь. Мою карету сейчас подадут.

— Ты будешь сообщать нам о своих отношениях с прежней и новой возлюбленными? — поинтересовался Саут.

Истлин вздохнул.

— Не удивлюсь, если сплетни дойдут к вам быстрее. Но я постараюсь держать вас в курсе своих амурных дел, поскольку в вашей жизни они, увы, отсутствуют.

Саут хмыкнул.

— Подожди минуту, я оденусь и провожу тебя.

Норт поднял руки с алыми пятнышками на кончиках пальцев, там, где кровь просочилась сквозь повязку.

— Надеюсь, ты поймешь, если мы распрощаемся здесь.

— Истлин кивнул, улыбнувшись:

— Я даже настаиваю на этом.

Нортхэм не удивился, обнаружив, что Элизабет продолжает делать все, чтобы не оставаться с ним наедине. Правда, теперь она действовала более тонко, и потому ее поведение не вызывало замечаний со стороны гостей. Во всяком случае, никто из них ни разу не высказался по этому поводу. Если раньше Элизабет тут же покидала кружок гостей, стоило там появиться Нортхэму, то теперь она выдерживала приличествующее время, прежде чем удалиться. Порой, когда он был занят разговором с бароном и баронессой, Элизабет даже присоединялась к ним и принимала участие в беседе. Дважды она сидела рядом с ним за столом, один раз справа, а другой — слева, и доказала, что может быть занимательной и приятной собеседницей, не делая никакой разницы между ним и соседом, сидевшим по другую сторону от нее.

Столкновение леди Баттенберн с Джентльменом послужило темой для многочисленных обсуждений, домыслов и преувеличений. Баронесса упорно утверждала, что вор показал себя истинным джентльменом, а если она и кричала, то только потому, что слишком огорчилась, когда он скрылся с ее любимым ожерельем. Были и такие, кто не сомневался, что Джентльмен пытался навязать баронессе более интимные знаки внимания, о которых она умолчала, но никто из них не решался заговорить об этом в ее присутствии.

Относительно личности вора строились разные догадки, но до персональных обвинений дело не доходило. Шепотом произносилось имя Саутертона, что снова привлекло к нему леди Пауэлл. Упоминались и другие имена, но в шутку, и никто не обижался. В сущности, тот факт, что Джентльмен, возможно, находится среди гостей, придавал Баттенберну особый статус. Всем было известно, что Джентльмен удостаивает своим вниманием только самое изысканное общество.

Нортхэм, далекий от того, чтобы заниматься сплетнями, держал свои предположения при себе. Хотя баронесса и дала описание вора, она слишком переволновалась, чтобы можно было полагаться на ее слова. К тому же она постоянно подвергала сомнению собственные утверждения. Охарактеризовав злоумышленника как высокого темноволосого мужчину, она заявила, что он наверняка носит каблуки и парик. Сообщив, что у него внушительная фигура, она тут же добавила, что его сюртук, возможно, подбит ватой на плечах и груди.

В общем, то ли высокий, то ли низенький. То ли стройный, то ли плотный. И так до бесконечности.

Вздохнув, Нортхэм отпустил поводья Лошадь замедлила шаг и двинулась через ручей, осторожно ступая по неровному дну. Перебравшись на другой берег, граф спешился и пустил кобылу пастись, а сам присел на берегу, задумчиво покусывая травинку. Это была не лучшая поза для размышлений, но поскольку прислониться спиной было не к чему, он решил, что сойдет и такая.

Вдалеке, на вершине холма, словно средневековая крепость, возвышался Баттенберн-Холл. Глядя на его серые стены, казавшиеся идеально гладкими в ярком солнечном свете, Нортхэм с трудом верил, что это именно он карабкался по ним. Но его пальцы, теперь защищенные мягкой кожей перчаток, еще хранили свидетельства того, что это ему удалось. Если Джентльмен проделал то же самое, у него, надо думать, хватило ума воспользоваться перчатками. Нортхэм поставил себе целью осмотреть руки всех гостей, но не обнаружил никаких признаков того, что кто-либо из них форсировал стены замка.

Мысли Норта снова обратились к дочери графа Роузмонта. Он не мог припомнить ни одного скандала, связанного с ее именем. Попытка разжиться какими-либо сведениями у Саутертона, после того как выяснилось, что его сестра знакома с Элизабет, ни к чему не привела.

Первый сезон леди Элизабет нельзя было назвать успешным. У нее было несколько поклонников, но ни один из них не решился сделать ей предложение то ли из-за нее самой, то ли из-за ее отца. Нортхэм имел все основания полагать, что перспектива предстать перед Уильямом Пенроузом, графом Роузмонтом, вселяла ужас в претендентов на руку его дочери. Выбор Элизабет, по всей вероятности, был весьма скромным и сводился к самым отчаянным и самым безрассудным из потенциальных женихов.

Знакомство Нортхэма с Роузмонтом ограничивалось редкими встречами в клубе «Уайте», членами которого они оба являлись, и наблюдениями за выступлениями графа в палате лордов. Роузмонт серьезно относился к своим обязанностям и активно участвовал в дебатах. Он был безупречно вежлив и придавал большое значение внешнему виду.

От полковника Нортхэм знал, что Роузмонт несколько лет жил вдовцом, прежде чем снова женился. Именно его вторая жена, красавица Изабел, младшая дочь графа Милфорда, вывела Элизабет в свет и опекала ее на балах и раутах того сезона. Нортхэм также знал, что молодая супруга Роузмонта шесть лет назад подарила ему наследника.

Отношения, существовавшие между Элизабет и ее отцом, нельзя было назвать простыми. Элизабет приезжала в Роузмонт дважды в год и проводила там несколько недель. Не избегала она и лондонского дома отца, как и его северных владении, которые изредка посещала. Неизменно почтительная, Элизабет никогда не перечила графу, что вызывало зависть многих отцов семейств, недовольных строптивостью своих дочерей. Поскольку она отличалась похвальной нравственностью и здравым смыслом, граф позволял ей проводить много времени в обществе добродушных и хлебосольных лорда и леди Баттенберн При всей внешней благопристойности сложившаяся ситуация озадачивала полковника Блэквуда. К тому же его беспокоило отчуждение, возникшее в последнее время между ним и Элизабет. Писала она ему теперь редко и еще реже навещала.

Полковника не обманули уверения Элизабет, отрицавшей наличие каких-либо сложностей в отношениях с отцом. Определенное напряжение между ними существовало еще с тех пор, как умерла ее мать, но Блэквуда больше всего беспокоило, что все это начинает сказываться и на его отношениях с Элизабет.

Был ли несчастный случай в Роузмонте причиной ее разрыва с отцом? Полковник явно не придавал большого значения этому событию. Он даже не счел нужным упомянуть о хромоте Элизабет, предоставив Нортхэму обнаружить это самому.

— Постарайся выяснить, что с ней происходит, — попросил он. — Я не могу избавиться от мыслей, что Элизабет грозит опасность.

Опасность. Довольно точное слово, решил Нортхэм. Несмотря на погожий день, он испытывал странное напряжение. Мышцы шеи и плеч сводило, на щеке подрагивал мускул. Нортхэм перевернулся на живот, выплюнул изжеванную травинку и сорвал другую, пообещав себе, что обойдется с ней более деликатно.

Он попытался представить себе, как объяснит положение вещей полковнику, используя выражения самой Элизабет. Не может же он в самом деле сказать: «Мне очень жаль, сэр, но дочь вашей любимой кузины весьма недвусмысленно аттестовала себя шлюхой». Нет, так не пойдет. Полковник будет прав, если продырявит его пулей за подобное известие.

Еще хуже — признаться в близости с Элизабет. «Я убедился в этом на собственном опыте, сэр». Но так ли это? Его опыт общения с доступными женщинами исчерпывался лагерными потаскушками. Нортхэм предпочитал с ними не связываться. В юные годы он сменил несколько любовниц, умных, изящных и искусных в постели, но все они по прошествии некоторого времени ему надоедали. При расставании он щедро обеспечивал каждую, что служило своего рода сигналом для множества других особ, обладавших аналогичной репутацией и решимостью не упустить свой шанс. Впрочем, ни одна из его любовниц не была у него на содержании, и ни одну из них он не считал шлюхой.

И тем более он не считал таковой Элизабет Пенроуз. Хотя она и приложила немало усилий, чтобы убедить его в этом, и даже великодушно предложила выход из неловкого положения, удалившись в гардеробную под надуманным предлогом. Однако не убедила.

Уверенный, что с его стороны не было принуждения, Нортхэм тем не менее понимал, что все произошло вопреки воле Элизабет. Правда, сражалась она не с ним, а с собой и, потерпев поражение, не обратила свой гнев на него. То, что он увидел в ее глазах, казавшихся нестерпимо яркими от слез, было отвращением к самой себе.

Конечно, Элизабет не утверждала, что через ее спальню проследовали толпы мужчин. Просто упомянула, что кто-то был. Как это она выразилась? Нортхэм задумался, припоминая. Ах да! «Вы не были у меня первым».

Он застонал, сожалея, что память в точности воспроизвела слова Элизабет Как он и опасался, выражение «не были первым» могло подразумевать как одного мужчину, так и по меньшей мере дюжину.

Нортхэм выпрямился, ощутив вдруг беспричинную злость. И настоятельное желание съездить кому-нибудь по физиономии. Выплюнув травинку, он свистнул, и его кобыла не спеша подошла к нему и стала рядом, пока он надевал шляпу и перчатки. Он нетерпеливо взлетел в седло и схватил поводья. Его воинственный настрой передался лошади, и спустя мгновение он во весь опор мчался через луг, пытаясь ускользнуть от демонов, терзавших душу.

— Кажется, мы с вами партнеры, леди Элизабет.

Обернувшись, Элизабет вынуждена была запрокинуть голову, чтобы посмотреть в лицо виконту Саутертону.

— Да, милорд. — Она тепло улыбнулась — Я умоляла леди Баттенберн дать вам в пару кого-нибудь более смышленого, но она была непоколебима. Должна предупредить вас, что я не сильна в разгадывании загадок.

— Это не важно, — любезно отозвался Саут. — Готов по спорить, что вы знаете все закоулки этого дома лучше, чем кто-либо другой из гостей и даже, возможно, некоторые слуги. А поскольку прислуга не участвует в игре, как и барон с супругой, ваша помощь в поисках сокровища может оказаться поистине неоценимой. — В его светло-серых глазах сверкнули искорки. — Кстати, что происходит? Баронесса на удивление неразговорчива, что ей вовсе не свойственно, а его светлость не произнес ни одного лишнего слова вчера вечером, хотя и находился в изрядном подпитии.

— Вы хотите сказать, что пытались напоить барона в надежде, что он проболтается?

— Неужели я напрасно старался?

Элизабет рассмеялась:

— Боюсь, что да. Харрисон способен проглотить немалое количество бренди без каких-либо неприятных для себя последствий. — Она похлопала виконта по руке сложенным веером. — Что же касается сокровища, я не представляю, где его искать. Я не имела никакого отношения к организации поисков, иначе меня исключили бы из числа участников.

Саутертон изобразил разочарование:

— В таком случае одна надежда на мои блестящие умственные способности. Придется напрячь серое вещество.

— Лучше напрячь воображение. Если, конечно, оно у вас есть.

Опешив, Саут секунду молчал, затем расхохотался. Его искренний добродушный смех разнесся по гостиной.

— Тише, — шикнула Элизабет, пытаясь сдержать улыбку. — Мы привлекаем внимание.

В другом конце комнаты леди Пауэлл резким движением раскрыла веер из слоновой кости и поднесла его к лицу, чтобы спрятать хмурую гримасу, с какой она наблюдала за попытками Саутертона сдержать очередной приступ смеха.

— Не удивлюсь, если у него начнутся судороги.

— Я тоже, — пробурчал Нортхэм, наблюдавший за виконтом с не меньшим любопытством. Впрочем, гораздо больше его интересовала Элизабет, чье настроение было полной противоположностью его собственному. Чем ласковее она улыбалась Сауту, тем сильнее ему хотелось что-нибудь сломать, начиная с веера леди Пауэлл и кончая шеей своего приятеля. А если в промежутке между тем и другим он заденет изящную челюсть Элизабет — что ж, тем лучше. Леди Пауэлл постучала по его плечу кончиком веера.

— Лучшая месть — это победа, вы не считаете? Нам ничего не остается, кроме как выиграть приз.

Нортхэм выразительно посмотрел на веер, выбивавший дробь у него на плече. Леди Пауэлл поспешно отдернула руку.

— Кажется, лорд Баттенберн готовится сообщить нам правила игры, — проговорил он, предлагая ей руку. — Может, подойдем поближе и послушаем?

Барон прочистил горло и подождал, пока стихнут разговоры. Он взгромоздился на ящик, специально принесенный в гостиную для этой цели, и теперь возвышался над собравшимися, нетерпеливо поглядывая на них. Впрочем, облаченный в яркий жилет цвета лаванды, желтые бриджи и накрахмаленную рубашку с жабо и небрежно повязанным галстуком, он привлек бы к себе внимание и без всех этих ухищрений.

— Итак, господа, — начал он приятным баритоном, — обещаю, что, если Джентльмен не опередит вас в погоне за сокровищем, ваши усилия будут щедро вознаграждены.