Глава 9

Теперь им ничего не оставалось, кроме как пожениться. Все организационные вопросы взяли на себя друзья и знакомые.. Саутертон выхлопотал специальную лицензию на имя Нортхэма. Барон договорился с викарием, что церемония состоится в деревенской церкви. Леди Баттенберн поручила кухарке приготовить роскошный свадебный завтрак, вызвала из Лондона свою модистку, чтобы сшить Элизабет платье и приданое, и лично выбрала цветы для букетов и гирлянд. Норту и Элизабет оставалось только оповестить свои семьи. Ввиду срочности события сообщения были посланы с курьерской почтой.

Гости Баттенбернов неохотно покидали поместье, утешаясь тем, что оказались свидетелями самого интригующего события года. Все сошлись на том, что барон и баронесса устроили поистине незабываемый прием с множеством захватывающих развлечений, особенно в последним вечер.

За всей этой суетой жениху и невесте нечасто удавалось оставаться наедине. Однако ни один из них не возражал против этого обстоятельства, обнаружив, что не стремится обсуждать свое нынешнее положение.

Вечером накануне свадьбы они отправились на прогулку по парку. За ними на некотором расстоянии следовал Саутертон. Он пытался протестовать против навязанной ему роли дуэньи, но его аргументы вроде «что толку запирать конюшню, после того как лошадь украли» не встретили понимания.

Уже сгустились сумерки, и в лунном свете покрытые гравием дорожки казались белыми. Расставленные здесь и там фонари освещали полуразрушенные стены старинного аббатства, замыкавшего парк с запада. Было безветренно, но не душно. Вечерний воздух благоухал нежным ароматом роз, Время от времени в кустах раздавался шорох, когда испуганный фазан или кролик срывался с места в поисках укрытия.

— Пожалуй, я присяду на скамью, — громко объявил Саутертон. Его голос отразился эхом от руин. — Если, конечно, это вас интересует.

Элизабет выдавила слабую улыбку.

— Бедный лорд Саутертон, — произнесла она, глядя строго перед собой. — Для него это слишком обременительная задача.

— Найдется немало других, кто в большей степени заслуживает твоего сочувствия, чем Саутертон. — Нортхэм надеялся, что его слова прозвучат шутливо, но в них слышались обида и упрек.

— Ты имеешь в виду себя?

— Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Уверяю тебя, я этого не знаю. Да и откуда? Позволь напомнить, что мы не настолько хорошо знакомы. — Элизабет почувствовала, что один из камешков, хрустевших под ногами, попал ей в туфлю. — В любом случае я не склонна тебе сочувствовать.

Нортхэм пробормотал себе под нос что-то вовсе не разборчивое.

— Полностью с тобой согласна, — сказала она.

Он рассмеялся.

Его смех, как всегда, обезоружил Элизабет. Похоже, этот звук всегда будет слабым звеном в ее доспехах. Напряжение ослабло, и она полной грудью вдохнула вечерний воздух.

— Вы получили ответ от вдовствующей графини, милорд?

— Ты не могла бы называть меня Портом? — недовольно спросил он. — Или Бренданом? — Не получив ответа, он вздохнул. — Нет, моя мать слишком занята — она готовится к визиту к Баттенбернам и не может тратить время на переписку.

Элизабет бросил на него изумленный взгляд.

— Ты шутишь? — Но он вовсе не шутил. В лунном свете она явно видела его чеканный профиль и иронически приподнятый уголок рта. — Ты не возражаешь против ее приезда?

— Что толку возражать? Она все равно поступит по-своему. — Он повернулся к Элизабет и перехватил паническое выражение, мелькнувшее на ее лице. — Я мог бы успокоить твои страхи, — сказал он, — но, пожалуй, не буду этого делать. Саут неплохо ладит с моей матерью. Думаю, ты поймешь, что тревожишься напрасно, если с ним поговоришь.

— Лорд Саутертон не вынуждал тебя жениться, так что у нее нет причин думать о нем плохо.

Годы, проведенные под командованием полковника Блэквуда, научили Нортхэма выбирать время и место сражения. Он не желал ввязываться в этот спор, по крайней мере сейчас.

— А как твоя семья? — спросил он. — Ты получила какие-нибудь известия?

Камешек, попавший ей в туфлю, продвинулся дальше. Это мелкое неудобство пришлось весьма кстати, поскольку отвлекло Элизабет от более серьезных проблем.

— Отец сообщил барону, что он не приедет, — отозвалась она с напускным равнодушием.

— Понимаю.

— Не думаю, но с твоей стороны очень мило не задавать мне вопросов. — Она с преувеличенным усердием занялась своей шалью, поправляя узел на груди. — Харрисон согласился взять на себя роль посаженого отца. Ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.

— Тебя это устраивает? Твой отец не против?

Элизабет пожала плечами.

Нортхэм помедлил на гравийной дорожке. Элизабет тоже остановилась, оказавшись на полшага впереди него, но не обернулась.

— Независимо от обстоятельств нашей свадьбы, — проговорил он, — мне бы не хотелось, чтобы ты соглашалась на то, что тебя не устраивает.

— Будьте осторожны, милорд. Вы не знаете и половины того, что меня не устраивает.

Норт ласково коснулся ее локтя:

— Посмотри на меня, Элизабет. — Он ждал, глядя на блики света, игравшие в ее волосах, вдыхая аромат роз и слыша гулкие удары своего сердца. И гадая, что он будет делать, если она не послушается? К счастью, ему не пришлось отвечать на этот вопрос. Элизабет медленно повернулась. — Если ты имеешь в виду постель, то позволь заверить тебя здесь и сейчас, что я никогда не потребую того, что не будет дано мне по доброй воле. Я хочу, чтобы ты знала, что все будет зависеть от твоих желаний.

Элизабет не сводила с него глаз. Его искренность разрывала ей сердце, а от его наивности хотелось плакать. Вместо этого она тихо ответила:

— Ты ничего не знаешь о моих желаниях.

— Так расскажи мне.

— Я не могу этого сделать. Скажу только, что готова удовлетворить любой твой каприз в спальне. Можешь не беспокоиться по этому поводу.

Нортхэм вдруг обнаружил, что у него чешутся руки. Он даже представил себе, как размахивается и бьет ее по щеке. Она отшатнется и, возможно, упадет, но не опустит свой упрямо вздернутый подбородок и не выставит руку для защиты. Так и будет смотреть на него — не уступая, но и не защищаясь.

В такие минуты, как эта, Элизабет заставляла его бояться. За нее. За себя.

Элизабет перестала теребить концы шали и опустила руки.

— Похоже, у меня вошло в привычку испытывать твое терпение.

— Я пришел к тому же выводу.

— Она кивнула.

— Ты мог бы меня ударить?

Поставленный перед прямым вопросом, Нортхэм ощутил стыд, что позволил себе допустить такое, пусть даже в мыслях. Не менее обескураживающим было то, что он не сумел скрыть от нее эти мысли.

— Я никогда не подниму на тебя руку.

Он был так серьезен, что Элизабет не усомнилась в его искренности. Как и в том, что он не представляет, каким испытаниям могут подвергнуться его гордость и честь.

— Я могу дать тебе повод, — предложила она.

Нортхэм даже не улыбнулся.

— В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. — Он подставил ей локоть. — Прошу.

Элизабет решила, что тема закрыта, и не стала настаивать, поскольку высказала все, что считала важным. Она взяла его под руку.

— Скажи, Хэмптон-Кросс — это твое фамильное поместье?

— Одно из них. Но я предпочитаю его всем остальным.

— Твоя мать живет там?

— Нет. Она обожает Лондон. Теперь, когда все мои сестры замужем, дом слишком велик для нее одной, так по край ней мере она говорит. А когда она выбирается за город, то гостит в Стоунвикэме, где живет мой дед. Так что можешь не беспокоиться — она не будет вмешиваться в управление Хэмптон-Кроссом.

Элизабет не слишком поверила его словам.

— Чтобы мать добровольно отдала своего сына, да еще и ключи от замка? В таком случае она должна быть лучшей из свекровей.

— Думаю, она такая и есть, — беспечно отозвался Норт.

— Элизабет подозрительно прищурилась.

— Ты меня дразнишь?

— Он хмыкнул.

— Немного.

Элизабет обнаружила, что улыбается. И как ему это удается? Наверняка мать и сестры прощали ему все шалости и безбожно избаловали. Неудивительно, что он так уверен, что вдовствующая графиня ее примет.

Нортхэм поднял глаза и перехватил мелькнувшую на ее лице улыбку.

— О чем ты думаешь?

— У тебя удивительная способность превращать самые сложные проблемы в пустяки.

— Правда? Я очень много работал над этим.

— Я серьезно.

— Я тоже. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Кстати, нам, кажется, удалось избежать скандала.

Элизабет нахмурила лоб.

— У тебя было много скандалов?

— Этот был бы первым.

— У меня тоже. Но не может быть, чтобы все обошлось совсем без последствий.

Нортхэм усмехнулся, уловив в ее голосе разочарование.

— Последствия, конечно, будут, — согласился он. — Особенно для нас. Высший свет перемоет нам все косточки, но, думаю, через неделю они найдут себе другую тему для сплетен. — Он тяжело вздохнул. — А я тем временем попробую уточнить некоторые детали.

Элизабет пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он стоял спиной к фонарю, нависая над ней темным силуэтом. Казалось бы, ей следовало испытывать тревогу, но вопреки здравому смыслу она чувствовала себя на удивление спокойно в тени его высокой фигуры.

— Интересно, — сказала она. — Что за детали?

— Ну, — пожал плечами Норт, — несмотря на репутацию мадам Фортуны как талантливой предсказательницы и тот бесспорный факт, что ожерелье было найдено в моем чемодане, не думаю, что кто-нибудь и в самом деле поверил, будто Джентльмен — это я. Как справедливо отметила баронесса, я богат, как Крез, и хотя это не исключает меня из числа подозреваемых, но все же указывает на отсутствие мотива преступления. А что касается табакерки Саутертона, то, во-первых, едва ли бы я позарился на такую вещицу, а во-вторых, учитывая, что мы с Саутом друзья, у меня была масса возможностей завладеть ею раньше. Возникает закономерный вопрос: зачем мне понадобилось делать это сейчас?

— И правда, — заметила она с иронией. — Я задаю себе тот же самый вопрос.

Нортхэм в ответ только хмыкнул.

— Продолжай, — попросила она. — Ты меня просто заворожил ходом своих рассуждений.

Жаль, подумал Нортхэм, что она не видит сейчас его улыбки. Это сбило бы с нее спесь. Из авторитетных источников — а точнее, от знаменитой французской балерины — он знал, что эта улыбка способна вызвать в женской груди восторженный трепет. Достаточно вспомнить реакцию жены директора Хэмбрик-Холла — правда, это случилось раньше, чем Нортхэм узнал о воздействии своей улыбки на слабый пол и научился использовать ее только в крайних случаях. Тогда ему было всего двенадцать лет, и он был по-детски беспечен. Элизабет крупно повезло, что с тех пор он многое понял.

Прежде чем она заподозрила, что у него на уме, он заговорил:

— Золотые карманные часы с рубиновым брелоком, которые должны были служить призом победителю охоты за сокровищем, так и не были найдены. В моем чемодане их тоже не оказалось. По признанию леди Баттенберн, они не представляли особой ценности, но, безусловно, чего-то стоили. Не столько, разумеется, сколько табакерка Саутертона. Вряд ли гости Баттенберна считают меня настолько безумным, что бы вернуть табакерку и взять себе менее ценную вещь.

Элизабет внимательно слушала, не сводя с него пристального взгляда. Норт помолчал, собираясь с мыслями.

— Следует также отметить, что я, хоть и не являюсь Джентльменом, не могу доказать, что не брал ожерелья Луизы…

— Замечательно, — сухо проговорила Элизабет. — Я начинаю опасаться, что мое признание было не только несвоевременным, но и вообще неуместным.

Нортхэм издал низкий смешок.

— Что касается твоего признания, будто мы провели то утро — и ночь — вместе, то, боюсь, в это никто всерьез не поверил.

— Что? — Заявление Нортхэма повергло Элизабет в шок. — Не может быть! С какой стати я стала бы наговаривать на себя, не будь это правдой?

— Но ведь это неправда, — напомнил он.

— Конечно, неправда. Тем не менее мне не нравится, когда кто-то сомневается в моих словах.

Нортхэм вдруг подумал, что даже если он потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы постигнуть ее логику, едва ли у него что-нибудь получится.

— Ты должна пообещать мне, что никогда не будешь требовать, чтобы я вникал в твои умозаключения. Потому что мой бедный мозг просто не вынесет такой нагрузки.

— Какая заманчивая мысль! — улыбнулась Элизабет. — Ладно, давай я попробую вникнуть в твои умозаключения. Если ты, конечно, соизволишь мне их объяснить.

— Я бы не назвал это умозаключениями, — возразил Норт.

До чего же он может быть нудным в своем желании разложить все по полочкам! Элизабет нетерпеливо топнула ногой.

Нортхэм усмехнулся:

— Большинство гостей сочли твое заявление чрезвычайно романтичным. Видимо, они решили, что тебя подвигла на это любовь, а отнюдь не нарушение приличий, якобы имевшее место. — Даже в темноте он видел, как Элизабет открыла рот, а затем закрыла его, так ничего и не сказав. — Надо заметить, что тому в немалой степени способствовала твоя незапятнанная репутация. В общем, гости оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли не принять твоего чистосердечного признания, и это освобождает меня от обвинений в краже ожерелья. С другой — они склонны думать, что ты пожертвовала собой, чтобы меня выгородить.

Элизабет покачала головой, не в состоянии поверить тому, что слышит.

— Откуда такая снисходительность к моей персоне? Я бы не стала утверждать, что в свете это обычное явление.

— Согласен. Наверное, это потому, что все убеждены в твоих высоких моральных принципах. И потом, позволю себе заметить, у меня тоже имеются верные сторонники. — Один из этих сторонников, сладко спавший неподалеку, всхрапнул.

— Они дружно прыснули и зажали рты ладонями. Норт вздохнул. — И наконец, тот факт, что мы собираемся пожениться, пресек возможные сплетни в зародыше. Высший свет готов на многое смотреть сквозь пальцы, если соблюдены приличия. С его точки зрения, разумеется. Вот если бы один из нас пошел на попятную…

Улыбка Элизабет исчезла, как и желание смеяться. Лучше бы он не произносил последних слов. Она не нуждалась в напоминании, что ничего уже не изменишь.

— Я понимаю, — удрученно произнесла она.

Нортхэм почувствовал, что у Элизабет испортилось настроение, и задумался над причиной, с тоской поглядывая на яблоню. Хорошо бы устроиться под ней в его излюбленной позе — прислонившись спиной к стволу, скрестив руки и вытянув ноги, — тогда, возможно, ему удалось бы сочинить теорию, которая объясняла бы слова и поступки леди Элизабет Пенроуз. Его амбиции не простираются так широко, чтобы понять всех женщин. С него хватит одной, этой.

Он глубоко вздохнул. Да, судя по всему, озарение еще не скоро снизойдет на него, если такое вообще случится.

— Леди Пауэлл имеет несколько иное мнение относительно твоего признания.

Это сообщение мигом вывело Элизабет из задумчивости.

— Вот как?

— Она считает, что ты сама подсунула ожерелье в мой чемодан, чтобы поймать меня в ловушку и вынудить жениться. Слышала бы ты, как она восхищалась твоей ловкостью… Сравнивала тебя с Макиавелли.

— Леди Пауэлл не способна отличить Макиавелли от моей левой ноги.

— Ну, возможно, тут я что-то напутал. Но то, что она восхищалась тобой, — чистая правда.

— Не сомневаюсь. Лорду Саутертону следует быть настороже, а то как бы она не последовала моему примеру.

— Его камердинер уже проверил его чемоданы — дважды.