Брай уже просто не могла сидеть на месте и вскочила. В своей поспешности она наступила на один конец одеяла, узел под мышкой развязался, и не успела она опомниться, как одеяло сползло до талии.

Люк, все это время наблюдавший за ней, не мог отвести восхищенного взгляда от совершенной округлости ее грудей под мокрой, прилипшей к телу рубашкой.

Брай от смущения застыла на месте и испуганно посмотрела на него. Люк осторожно протянул руку и, не отрывая взгляда от широко распахнутых глаз Брай, поднял одеяло и крепко завязал узел на ее груди.

— Я не собираюсь передавать наш разговор Фостеру, — продолжил он как ни в чем не бывало. — И я сдержу свое обещание, если вы не вынудите меня его нарушить. Вы меня понимаете?

Прерывисто вздохнув, Брай кивнула.

На следующий день, рано утром, Оррин отбыл в Чарлстон. Брай отнеслась спокойно к тому, что Лукас поедет вместе с ним. Разве она не говорила ему, что он должен будет туда вернуться? Тогда он казался разочарованным, но, когда Оррин предложил ему ехать с ним, не стал отказываться. Лукасу в любом случае надо было на недельку туда съездить, чтобы встретиться с поставщиками и подписать с ними контракты. Кроме того, он должен был организовать бесперебойную и своевременную доставку стройматериалов.

Пока Оррин отдавал последние распоряжения слугам, Брай удалось перехватить Люка в коридоре.

— Не забудьте свой саквояж, — ехидно посоветовала она. Люк оторопел. За все утро она не сказала ему ни одного дружеского слова, и ему даже стало казаться, что она разыгрывает весь этот спектакль специально для отчима.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, нахмурившись.

— Вашу одежду. Не знаю, по какой причине вы посчитали возможным появиться вчера здесь в лохмотьях, но надеюсь, у вас есть приличный гардероб и вы привезете его сюда. Я не собираюсь постоянно снабжать вас одеждой моих братьев.

На Люке все еще был костюм из тонкого сукна, который она дала ему, чтобы он мог произвести благоприятное впечатление на Оррина. Брай права: у него в Чарлстоне есть другая одежда, он оставил ее на снятой им квартире, решив предварительно навести справки и придумать, под каким предлогом и в каком виде ему лучше явиться в «Конкорд». Несколько дней назад ему казалось, что главное — это завоевать ее доверие. Он успел много узнать о ней и сделал вывод, что скорее всего она его не оттолкнет, если он обратится к ней за помощью. Это не означало, конечно, что она предоставит ему работу, но хотя бы не укажет на дверь при их первом знакомстве. Оррин же, наоборот, считался человеком неуравновешенным и редко принимающим окончательное решение в делах, касающихся «Конкорда». Последнее слово всегда оставалось за Элизабет Гамильтон Фостер, матерью Брай. Люк выяснил, что вдова Эндрю Гамильтона до сих пор пользуется большим уважением. Она не была предметом сплетен — по крайней мере не в присутствии янки.

— Посмотрим, что можно будет сделать, — вздохнул Люк. — Но задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?

Люк повернулся и направился к двери. Оррин уже нетерпеливо звал его из, кареты.

— Подождите! — Брай ухватила его за рукав сюртука. Люк остановился и через плечо взглянул на нее.

— В чем дело? — удивился он.

— Значит, вы не игрок? — В голосе Брай прозвучало отчаяние, которое ей не удалось скрыть.

— Игрок, мисс Гамильтон, — улыбнулся Люк, глядя ей в глаза. — И всегда им был. — С этими словами он вышел за дверь.

Брай стояла в дверном проеме, наблюдая, как он идет к карете, и не смея окликнуть его под пристальным взглядом отчима. Она бы так и стояла в дверях, если бы ее не позвала Адди.

— В чем дело, Адди? — Она вошла в дом и закрыла за собой дверь.

— Вы выглядите взволнованной, мисс Бри. Что-то случилось?

— Нет, Адди, — проговорила она, положив руку на плечо служанки, — Просто у меня созрел один план.

Однако разработку этого плана пришлось отложить. Через несколько дней случилось несчастье — малярия уложила в постель троих рабов с плантации и одного ребенка. Брай наведалась к ним, захватив с собой лекарства и еду, хотя и знала, что это ни к чему не приведет. Одни почему-то умирали, несмотря на оказанную им помощь, другие выживали без всякого вмешательства с ее стороны. Брай обнаружила, что, занятая этими проблемами, она переставала думать о Лукасе. И поэтому выискивала себе все новую и новую работу.

Но не только малярия занимала сейчас ее мысли. Однажды ночью разразилась страшная гроза, и молния ударила в вековой дуб. Это дерево помнило еще первых европейцев, обосновавшихся на побережье Каролины. Крона красного, дуба раскинулась на сотню футов, а тень от него простиралась на вдвое большее расстояние. Его кряжистый серый ствол был толщиной в пять футов.

Ночью Брай проснулась от оглушительного грохота и выбежала на террасу. Вскоре к ней присоединились перепуганные Адди и Джеб. Они просидели там остаток ночи, слушая шум дождя и молча прощаясь со своим старинным другом. С первыми лучами солнца они смогли оценить размеры причиненного ущерба. Ствол дуба был аккуратно расщеплен на две части, и оставшаяся в земле половина была обречена на умирание. Он уже никогда не будет таким прекрасным и величественным, как раньше. Брай приказала спилить его.

Упавшее дерево погребло под собой маленький сарай, в котором хранились инструменты.

Крона дуба разрушила несколько домов надсмотрщиков, а одна из самых толстых ветвей пробила стену дома Лукаса Кинкейда как раз над изголовьем его кровати.

— Прошла словно нож через масло! — возбужденно воскликнул Джеб. — Если бы мистер Кинкейд был здесь… — Его голос сорвался.

— Да, — кивнула Брай, — если бы только он был здесь.

Вода затопила рисовые поля, и растения полностью скрылись под ней. Незадолго до начала грозы на нежных ростках риса были обнаружены личинки, приводящие к свертыванию листа. Рисовые плантации часто страдали от вредителей, и работающим на полях неграм приходилось неустанно бороться с ними.

Лукас Кинкейд вернулся в субботу, после десятидневного отсутствия. Брай увидела его стоящим у дома надсмотрщика и оценивающим ущерб, нанесенный ураганом. Она подъехала к нему на Аполлоне, но спешиваться не стала. Жеребец ткнулся Люку в плечо.

— Привет, — улыбнулся Лукас, поворачиваясь к ней. Он поднял вверх ладони, чтобы показать Аполлону, что они пустые. — Я не привез тебе никакого гостинца. — Для наглядности он вывернул еще и карманы. — Вы думаете, он понимает? — обратился Лукас к Брай.

— Не знаю. Он просто избалован — думает, что у всех для него есть угощение. — Брай достала из кармана маленькое яблоко, специально припасенное для жеребца. — Он любит, когда его гладят по носу, — добавила она, пряча яблоко.

— Похоже, у вас здесь был ураган, — произнес Люк, поглаживая коня по носу. — Как давно это было?

Брай задумалась: все дни для нее слились в один бесконечный день.

— Четыре… нет, пять дней назад,

Люк огляделся, не в силах понять, что же изменилось в окружающем пейзаже.

— Нет старого дуба, — подсказала ему Брай. — В него попала молния.

Брай с нетерпением ждала возвращения Люка, чтобы выяснить у него, что он имел в виду, когда сказал: «Задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?» Глядя на него сейчас, одетого в длинный черный сюртук, с темно-красным галстуком на шее, Брай поняла, что, если бы он явился к ней в таком наряде, она приказала бы слугам вышвырнуть его из дома. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки для верховой езды. Ни на сюртуке, ни на ботинках не было ни пылинки, что могло означать одно из двух: либо он очень заботится о своей одежде, либо Оррин одолжил ему карету, чтобы он мог вернуться в «Конкорд». Мысль о том, что он слишком заботится о своей наружности, почему-то начала ее раздражать.

— В чем дело? — спросил он, заметив, как пристально она рассматривает накрахмаленный воротник его белой рубашки.

— Как вы сюда добрались? — вежливо спросила она.

— В карете. Ваш отчим решил взять наемную карету, когда они с вашей матушкой будут готовы вернуться в «Конкорд».

Люк не мог понять, чем вызвано ее раздражение. Неужели она подумала, что он украл карету? Он поднял с земли свою фетровую шляпу с широкими полями, которую небрежно отбросил в сторону, прежде чем приласкать коня.

— Что еще пострадало? — спросил он.

Сейчас, по мнению Брай, Лукас выглядел как профессиональный игрок. Она могла легко представить его себе за карточным столом, когда он привычным жестом сдает карты. Ей определенно стоило попросить Адди выпроводить его вон, так как она все больше сомневалась, что этот человек сможет ей помочь.

Она встряхнула головой, отгоняя от себя тяжелые мысли, и поэтому не услышала его вопроса.

— Что?.. Простите… я не.

— Я говорю об ущербе. О его размерах.

— Разрушен сарай. Плотина и ворота шлюза нуждаются в ремонте, но это не имеет никакого отношения к урагану. Мне пришлось срубить дуб.

— Вам? — Люк посмотрел на то место, где совсем недавно возвышался старый дуб. Как же он не заметил отсутствия ветвей, закрывавших полнеба? Интересно, испытывает ли она чувство потери? В ее голосе не слышалось сожаления, когда она говорила о дубе.

— Мне жаль это дерево, — грустно проговорил он.

Брай пожала плечами.

Люк пристально посмотрел на нее. Что это — равнодушие или избыток эмоций, заставивший ее ответить таким странным образом? Не дождавшись вразумительного ответа, он спросил:

— А где то, что осталось от дерева?

— На лесопилке. Там, куда сваливают все бревна.

— Тогда я воспользуюсь им…

— Боюсь, что нет, — холодно возразила она. — У меня на этот счет свои планы.

Люк не стал больше задавать вопросов. Она все равно ему не ответит.

— Думаю, стоит заняться ремонтом этого дома. — Люк указал через плечо на домик надсмотрщика, где провел первую ночь. — Не будете возражать?

— Не буду, но не трогайте мой дуб.

— Вы не будете возражать, если я пока останусь жить в доме?

— Я бы возражала, но здесь не всегда считаются с моими желаниями. Разве Оррин не распорядился, чтобы вы жили в доме?

— Да, это так.

— Кстати, я категорически против, чтобы вы жили в комнате, расположенной рядом с моей. Вы можете занять бывшую комнату Рэнда. Она просторнее и гораздо удобнее.

— И находится в противоположном конце дома…

— Совершенно верно, — Брай тронула коня, но, прежде чем уехать, спросила: — Вы пообедаете со мной?

— Я не знал, что приглашен.

— Я приглашаю вас сейчас.

Обед проходил в молчаливой, напряженной атмосфере. Ничего не изменилось и в последующие три недели. Брай не вела себя невежливо, но и разговор не поддерживала. Когда в один из вечеров Люк предложил ей поиграть в карты, она посмотрела на него так, словно он оставил весь свой здравый смысл далеко за пределами этого дома.

Каждый день Люка был заполнен работой. Он имел доступ в любое помещение дома и с успехом пользовался предоставленной ему возможностью. Брай целыми днями пропадала на плантации и, случайно сталкиваясь с Люком, каждый раз удивлялась его трудоспособности.

Реставрация «Конкорда» продвигалась успешно. В распоряжении Люка была небольшая бригада умелых рабочих, которых собирали по всей плантации. Их рекомендовала ему лично Брай, и у Люка не было причин думать, что из желания устроить саботаж она предложит ему неумелых или лентяев.

Да, это были крепкие ребята. Они никогда не жаловались, вставали задолго до рассвета, чтобы успеть сделать основную работу, пока солнце не поднималось к зениту. Под руководством Люка они подняли крышу старого дома и заменили сгнившие перекрытия, и при этом ни одна из балок не свалилась им на голову. Они получили передышку на один день, когда пришлось дожидаться доставки красной черепицы, потому что бригада работала с опережением графика.

Брай, как и любая женщина на ее месте, постоянно пребывала в состоянии легкой паники: как бы чего не случилось. В день, когда поднимали крышу, она, сидя на Аполлоне, наблюдала за ходом работ, беззвучно шепча молитвы, чтобы их миновала всякая опасность, и заранее решала, что будет делать, если все-таки что-то случится. Она не думала, что Люк не сможет справиться с такой работой, просто сама работа казалась ей непосильной.

Она очень часто следила издалека, как он вместе с рабочими выгружал из вагонов доски. Иногда она видела, как, сняв шляпу, он вытирал со лба пот рукавом рубашки. Когда рубашки на нем не было, он вытирал пот платком, который держал в заднем кармане панталон. Сначала его белая кожа сверкала под лучами горячего солнца, затем постепенно начала покрываться загаром, который рельефнее подчеркивал его крепкие мускулы на груди, спине и руках.

При свете дня его волосы не были темного кофейного цвета как ей показалось при первой встрече. Когда он откидывал их назад, она видела в них оттенки пламенеющей осени. Этот жест повторялся довольно часто: когда он задумывался, когда ему было жарко, когда он был расстроен и — чаще всего рядом с ней — когда испытывал смущение.

Брай все это видела и понимала. Она сама испытывала какой-то дискомфорт, и это заставляло ее нервничать. Она старалась сохранять между ними дистанцию — не ради него, а в первую очередь ради себя самой. Она безжалостно давила в себе ростки любого чувства. Это было похоже на постоянное держание головы под струёй холодной воды. Бывали моменты, когда она начинала задыхаться.

Большинству таких моментов предшествовал взгляд серых глаз, направленный на нее, или улыбка — вопрошающая и понимающая. Брай уже подумывала о том, что стоит уехать в Чарлстон, чтобы сменить обстановку.

Лукас Кинкейд смущал ее отнюдь не своей внешностью, Он показывал ей детальные планы перестройки конюшни или перепланировки двора. Он раскладывал их перед ней на столе в кабинете. Другой бы человек устроил из этого целое представление, гордясь своим умом и талантом. Люку же просто требовалось ее одобрение.

— Разве Оррин уже не одобрил их? — спрашивала она.

— Мне не нужно одобрение Оррина. Я хочу, чтобы одобрили вы.

Сначала это заявление ее удивило, но потом она поняла, что он не льстит ей, а говорит вполне серьезно. Он знал, что ее беспокоит состояние конюшни, и поэтому пришел к ней за советом. Естественно, Брай одобрила его замыслы. Он сделал все так, как ей и хотелось. Она предложила несколько небольших изменений, и он принял те из них, которые улучшали его проект, и объяснил, почему другие не сработают. Она поблагодарила его, но не за проект, а за то, что он поделился с ней своими замыслами.

Позже она открыла, что у него есть еще и другие планы. Любопытство привело ее к Люку в комнату, когда он работал на крыше. Она решила устроить обыск, убедив себя в том, что, зная размеры искомые предметов, совсем не обязательно переворачивать все вверх дном. Так и случилось: она нашла их со второй попытки под кроватью.

Усевшись на пол, Брай еще раз внимательно изучила чертежи. Под первым оказалась планировка ландшафтного сада. Она узнала ранее существовавшие в «Конкорде» сады.

Планировка Лукаса поражала совершенной симметрией и классическими пропорциями декоративных садов, окружавших фруктовые. В местном масштабе только «Миддлтон-Плейс» мог похвастаться такой красотой. То, что предлагал Люк, не занимало и шестидесяти пяти акров от площади довоенных садов «Миддлтона», но он использовал каждую пядь земли, которая могла предстать взору. Прогулочные аллеи лучами расходились во всех направлениях; многочисленные водоемы отражали сияние голубого неба. Весной этот сад будет похож на фейерверк. В плане были обозначены тропинки, ведущие к лесистой части поместья, и места, где будут высажены рододендроны, падубы и глицинии; На краю леса, там, где стоят хижины рабов, были .размечены поляны, заросшие луговыми цветами. Он даже нарисовал те из них, которые пришли ему на ум. Брай узнала дикую герань, гиацинты, колокольчики, ромашки, мяту.

Она покачала головой, испытывая благоговение перед талантом человека, которого почти не знала. Он выбрал дикорастущие растения не наугад, а со знанием дела, так, чтобы они цвели и раскрашивали поля в разные цвета с весны до поздней осени.

Еще одна деталь не ускользнула от ее взгляда: на его проекте не было ни хижин, ни домов надсмотрщиков.

Брай просмотрела и другие чертежи. Они отражали детальное восстановление некоторых развалившихся домов, чтобы рабочие могли легко выполнять работу, сверяясь с его проектом.

Замечательно и неподражаемо!

Кто же этот Лукас Кинкейд на самом деле?

Брай пришла к заключению, что она никогда не узнает этого, если все время будет его избегать. Проблема состояла в том, что она не имела ни малейшего представления, как к нему подступиться. Ей потребовалось три дня, чтобы ее решить. Для начала она пригласит его в свою теплицу.

Люк даже не пытался скрыть своего удивления. Впрочем, другого Брай от него и не ожидала. Целых три недели со дня его возвращения она всеми способами избегала его. Очень трудно было допустить, что ей польстило то, что он посвятил ее в свои планы реконструкции, потому что поблагодарила она его сухо и вежливо и под каким-то надуманным предлогом быстро с ним распрощалась. Таким же тоном она благодарила его за обедом, когда просила передать ей соль.

— Мне бы очень хотелось посмотреть теплицу, — проговорил он. — Я видел это строение только снаружи.

— Я всегда запираю его на замок, — пояснила Брай. — Из-за дорогостоящего оборудования. Мне все время кажется, что туда может проникнуть какой-нибудь зверь и погубить мои эксперименты.

— Вы там экспериментируете? — удивился Люк.

— Да. С рисовой культурой. Опыты с хлопком мне никогда не удавались. — Она легко сбежала по ступеням веранды и остановилась, поджидая Люка. Он, казалось, колебался. — Идемте, — вежливо пригласила она.

Люк непроизвольно встряхнул головой, откидывая назад волосы. Он заметил ее улыбку, но не понял ее причины.

— Означает ли это, что вы меня простили?

— Простила вас?

— За ту ночь на реке… — Он не закончил фразы, так как ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание. — Мисс Гамильтон?

Брай мысленно увидела себя такой, какой она была в ту ночь: замерзшей, испуганной, в рубашке, прилипшей к телу, почти голой. Она все еще чувствовала его руки на своем теле, когда он завязывал на ней одеяло.

— Никогда не вспоминайте об этом. — Она снова испытала знакомое чувство, будто ее голову подставили под струю холодной воды. Постепенно страх прошел, и она облегченно вздохнула.

Они продолжили свой путь.