Глава 1

Она не собиралась нанимать его. Он знал, что рискует, обращаясь к ней с этой просьбой, но убедил себя, что шанс на успех у него есть. Теперь этого шанса не было.

Лукас Дирборн Кинкейд смотрел на свою будущую работодательницу, сидевшую на противоположном конце длинного стола. Уже бывшую, сказал он себе. Если бы он стоял, то смог бы увидеть неясные очертания ее облика, отражавшиеся в полированной поверхности стола из древесины темного ореха. Они создавали впечатление нежности и ранимости, которые в ней напрочь отсутствовали.

Люк строил догадки, в каком месте их разговора она утратила к нему интерес, если таковой вообще имел место. Он видел, что она думает о чем-то своем, но ее глаза ни разу не выпустили его лицо из поля зрения. Глаза у нее были необычайно красивы. Несмотря на всю важность разговора, он не мог этого не заметить. Они имели тот же голубой оттенок, что и сапфиры. Цвета были схожи, но в камнях, как ни странно, было больше жизни.

Его информировали — нет, предупредили, — что она не такая, как все. Некоторые при этом вертели пальцем у виска и пожимали плечами, пытаясь этими жестами выразить то, что, судя по всему, боялись облечь в слова. Другие просто качали головой, многозначительно поднимали брови и заявляли, что ему ни за что не получить у нее работу. Она никогда не наймет его, говорили они, давая понять, что проблема заключается в ней, а не в нем, но не вдавались в подробности.

Он никогда не пытался докопаться до сути. Он знал: излишнее любопытство рождает подозрение. Он заметил, что Чарлстон, несмотря на размеры и размах торговли, был недоверчив и сдержан в проявлении своих чувств. У него было ощущение, что город принял его, но лишь потому, что обществу хотелось знать в лицо врага, затесавшегося в его ряды.

Ведь он был янки.

— Брай Гамильтон не могла понять, почему он решил, что она наймет постороннего человека. Тем более янки. Кто-то в городе явно решил поразвлечься и поэтому направил Лукаса Кинкейда в «Конкорд». Наверняка здесь не обошлось без пари:

«Как скоро он вернется с поджатым хвостом?» Она легко представила себе сумму, поставленную на кон. Ей пришло в голову, что, наняв Кинкейда, она тем самым спутает все планы легкомысленных шутников Чарлстона.

От этой мысли губы Брай скривились в едва заметной улыбке, но она не могла рисковать «Конкордом», и на то у нее были свои причины. Ее улыбка исчезла, словно ее никогда и не было.

Лукас прищурился, пораженный. Улыбка осветила ее лицо, и он воспрял духом, но тут же понял, что она предназначалась не ему. Взгляд ее холодных глаз был отстраненным, и, судя по всему, она на мгновение забыла о его присутствии.

Но он не терял надежды.

— Вы сами убедитесь, что я толковый работник, мисс Гамильтон, — произнес Люк. Впрочем, он уже это говорил.

— Вы это уже говорили, — ответила Брай. — И не один раз. Она с интересом наблюдала, как он смущенно заерзал в кресле, и поняла, что поставила его в неловкое положение. Возможно, было бы лучше, если бы он стоял и мял в руках шляпу, а не барабанил нервно пальцами по подлокотникам.

— Откуда вы родом, мистер Кинкейд?

— Из Нью-Йорка.

— Города?

— Вы знаете другое место под названием Нью-Йорк? — Он несмело улыбнулся, и его мрачное лицо преобразилось, как будто по нему скользнул солнечный лучик.

Брай нахмурилась, и ее лоб прорезала морщинка. Она не ожидала увидеть у него улыбку. Только что он не знал, куда деваться от смущения, и вот уже улыбается. Он быстро провел пальцами по густым темно-каштановым волосам, что, на ее взгляд, было более уместно, чем выбивать барабанную дробь по подлокотникам.

— Нью-Йорк-Сити, — тихо повторила она. — И что же такое случилось в Нью-Йорк-Сити, если вы решили поискать работу на рисовой ферме Каролины?

Люк знал, что, она слегка хитрит, называя «Конкорд» фермой. Это была одна из самых больших плантаций, уцелевших после войны. Гамильтонам удалось сохранить землю и не распродать ее по кусочкам, чтобы заплатить налоги. Однако они не смогли удержать ее в своих руках. Брай Гамильтон, возможно, и управляла «Конкордом», но не владела им.

— Ничего не случилось, — пожал плечами Люк. — Я уже много лет там не живу. В последние годы я работал на фермах в Мэриленде, на плантациях в Виргинии и в других местах. Строил в Атланте и Ричмонде.

— Строили? — решила уточнить она. — Или реконструировали?

Люк не мог не уловить некоторого сарказма в ее голосе. От него не ускользнуло и сожаление, промелькнувшее на ее лице, словно его короткий ответ о многом ей сказал.

— Вы можете называть это как угодно, — снова пожал он плечами. — Но я не «саквояжник» (Так называли северян, пытающихся разбогатеть и занять свое место в обществе на Юге после войны 1861 — 1865 гг. — Здесь и далее примеч. пер), мисс Гамильтон. У меня нет желания наживаться на несчастьях других, да и никогда не было.

Брай слегка прищурила глаза. Можно ли ему верить? Его внешний вид ей ни о чем не говорил. Он неплохо постарался, но видно было, что он не купается в золоте. Одна из пуговиц — на его сюртуке отличалась по цвету от трех других, а нитка, которой она была пришита, чем-то напоминала рыболовную леску. Манжеты на рукавах обтрепались, а воротничок лоснился от частого употребления. Рубашка была чистой, но ткань истончилась от постоянных стирок. Поношенные ботинки свидетельствовали о длинных переходах. Возможно, пыль на них была бы менее заметна, если бы он не старался так тщательно смахивать ее. Она затаилась во всех швах и трещинах, а на поверхности остались отпечатки пальцев.

Брай вспомнила, что Адди, прежде чем впустить его в кабинет, осторожно взяла у него шляпу с потемневшей от пота тульей и держала ее двумя пальцами, словно ее оскорбляло само прикосновение к ней. Брай не удивится, если домоправительница сожжет ее еще до того, как он покинет этот дом.

— Я все умею делать вот этими руками, — продолжал Люк. Он посмотрел на них и поэтому не заметил ужаса на лице Брай, когда она сделала то же самое. — Я могу отремонтировать все, что угодно, а если это не поддается ремонту, то построить заново.

Брай с трудом оторвала взгляд от его рук. Ее привлекла не только старая татуировка на пальцах. Он заставил ее посмотреть на него другими глазами, чего она избегала с самого начала их разговора. Он заставил ее увидеть в нем мужчину — мужчину с квадратными, коротко подстриженными ногтями, широкими ладонями, гибкими пальцами, обладающими достаточной силой, и крепкими костяшками суставов, которые отчетливо выделялись, когда сама рука превращалась в сокрушительное оружие.

Руки Брай соскользнули со стола и улеглись на колени. Одна из них непроизвольно сжалась в кулак. Ладонь была влажной, напряженной, костяшки пальцев побелели.

— И именно этим вы занимались на тех фермах, где вам приходилось работать?

— Да, мэм. Я научился многим полезным вещам. Я умею сажать деревья и собирать урожай. Но больше всего я силен в строительстве.

— Похоже, вы действительно мастер на все руки. — У Брай снова появилась возможность подивиться тому, как спокойная, слегка кривоватая улыбка Лукаса преображает его вполне обычное лицо, придавая ему определенное обаяние. — Я забавляю вас, мистер Кинкейд?

Откинувшись на спинку кресла, Лукас удивленно заглянул в ее сапфировые глаза.

— Нет, мэм.

Брай Гамильтон никак нельзя было назвать забавной. Он вспомнил вдруг свою бабушку, которая навсегда заняла свое место в его сердце. Не зная, как Брай расценит его слова о бабушке — примет их за комплимент или рассердится, — Люк решил держать свои воспоминания при себе.

— Почему вы выбрали Юг? Уверена, что работы полно и на Севере или на Западной железной дороге.

— Я был на Западе и строил мосты для Тихоокеанской компании. Работал в Филадельфии и Питсбурге.

— Похоже, вы не задерживаетесь долго на одном месте.

— Да, это так.

— Тогда я едва ли смогу на вас положиться.

— Я еще никогда не оставлял работу незаконченной, мисс Гамильтон, если вы этого боитесь. Я заканчиваю работу и лишь потом отправляюсь в другое место.

Слова Лукаса прозвучали убедительно. Он говорил об этом серьезно. Для него это был вопрос чести. Брай незаметно встряхнула головой, напоминая себе, что не должна позволить ему убедить себя. Что для нее его честь? Она не собирается нанимать янки. Никто не может требовать этого от нее.

Брай вздрогнула, внезапно вспомнив о том, что есть один человек, который может потребовать этого от нее. Теперь она поняла, что ее сознательно поставили в дурацкое положение. Но она постарается держать себя в руках.

— Должна сказать вам, мистер Кинкейд, что вы зря потратили время, явившись сюда. Уверена, что у моего отчима есть причины, чтобы нанять вас. У мистера Оррина свои представления о жизни в «Конкорде». Боюсь, что очень скоро вы, как и он, будете чувствовать себя рыбой, вытащенной из воды.

Лукас стал медленно подниматься с кресла.

— Не понимаю, — развел он руками, хотя все прекрасно понимал: она выгоняла его. — Я не знаю вашего отчима и почему он так нуждается в соотечественниках, как вы изволили заметить.

— Фостер, — машинально подсказала ему Брай. — Оррин Фостер — это мой отчим и хозяин плантации. Вам ведь об этом рассказали, не так ли?

Лукас колебался, не зная, как лучше ответить. Пожалуй, лучше признаться. Ложь опасна.

— Я никогда не встречался с вашим отчимом, — заявил он. — Но я слышал, что «Конкордом» владеет янки. Вы правы, утверждая, что именно поэтому я надеялся найти здесь работу. Но в мои планы не входило стать для мистера Фостера веселым компаньоном.

Она едва заметно улыбнулась.

— Веселым компаньоном Оррину служит бурбон. Виски; если нет бурбона. А если нет виски, то и мадера.

— Для шторма сгодится любой порт.

Брай удивленно посмотрела на Лукаса. Ей бы не пришло в голову сделать подобное сравнение. Его глаза оставались непроницаемо-серыми, как замерзшее озеро, рассеянная кривая улыбка исчезла с загорелого лица.

— Да, — кивнула она, внимательно наблюдая за ним. — Любой порт. Кстати, мистер Кинкейд, а как вы относитесь к алкоголю?

— Довольно спокойно.

— Значит, вы человек воздержанный?

— В некоторых вещах.

Только теперь Брай почувствовала, что его взгляд проникает через барьер, который она возвела между ними. Он был пытливым и обезоруживающим, и Брай стало не по себе. Кровь отхлынула от ее лица, а по спине побежали холодные мурашки.

Шагнув вперед, Лукас протянул руку, чтобы поддержать ее. Брай посмотрела на нее с отвращением. Она вдруг показалась ей змеей, выскочившей из ниоткуда. Брай потянулась к ящику стола, чтобы достать ключ.

Люк отдернул руку, и она безвольно повисла вдоль тела. Он отодвинулся от стола и спокойно стоял на месте, слегка повернув к ней раскрытые ладони.

— Не надо тянуться за ружьем, — саркастически заметил он. — Я не имел в виду ничего плохого. Просто мне показалось, что вы можете упасть.

— Я не держу ружье в ящике, — отпарировала она. Сейчас, когда расстояние между ними увеличилось, Брай снова стало легче дышать. — Здесь у меня только нож для вскрывания писем. — Отперев ящик, она вынула нож, рукоятка которого была инкрустирована цветами и завитушками, а лезвие по форме напоминало стилет.

Не спуская глаз с мужчины, стоявшего напротив нее, Брай медленно сжала пальцы на рукояти ножа.

— Вы не хотите присесть, мистер Кинкейд?

— Да, мэм„ — ответил — Люк и в ту же секунду плюхнулся в кресло.

Брай осталась стоять.

— Я уверена, что вы меня не испугались, — заявила она. — Просто у вас очень быстрая реакция.

Слишком уж она сдержанная, решил Люк. Сколько ей? Двадцать четыре? Двадцать пять? В таком случае она примерно на шесть или семь лет моложе его. Тогда почему же, глядя на нее, он все время вспоминает свою бабушку? Наверное, потому, что Джулия Дирборн была последней женщиной, которую он пытался обмануть. Она не угрожала ему ножом для вскрытия писем. Когда он старался убедить ее, что мыл за ушами, где скопилось немало грязи, она хватала его за шиворот и его отношения с раковиной становились настолько тесными, что однажды он чуть не захлебнулся.

— У вас проблемы с шеей? — спросила Брай.

На губах Лукаса появилась растерянная улыбка, и он быстро опустил руку на подлокотник кресла

— Нет, мэм. Я просто задумался. Может быть, вы подскажете мне другое место, где я смогу найти работу? — Он задал этот вопрос очень серьезным тоном, чтобы она поверила, что он действительно на мели. Если он сможет устроиться по соседству с «Конкордом», его это вполне устроит. У него появится возможность иногда наведываться сюда, чтобы разузнать все, что его интересует. — Ведь война уже давно закончилась.

— Извольте объясниться.

У Люка возникло ощущение, что еще не все потеряно. У него словно гора свалилась с плеч. Впервые с того момента, как его впустили в этот огромный кабинет, Лукас Кинкейд позволил себе немного расслабиться. Он представил себе, что лениво сидит в этом кресле, откинув голову на спинку и перекинув ногу через подлокотник. Вслед за этой мыслью всплыла и другая, которая до этой минуты пряталась где-то в потаенных уголках сознания, а сейчас рвалась наружу. Откинув голову на спинку кресла, он незаметно изучал Брай Гамильтон и размышлял о том, что могло бы случиться, если бы он встал, обошел стол, протянул ей руку и она оказалась бы в его объятиях.

— Я вам не враг, — проговорил он. — Я — янки, что правда, то правда, но это не означает, что я вам враг.

— Для меня янки и враг — одно и то же. Он отметил про себя, что она свято верила в то, что говорила, и переубедить ее будет нелегко.

— И поэтому вы продолжаете воевать, — подвел он итог. — Ваши слуги разбежались. Ваша земля больше не принадлежит вам. Иногда мне кажется, что ваш главнокомандующий генерал Ли говорил только за себя, когда сдавался Гранту.

— Так оно и было.

Лукас задумчиво покачал головой:

— Значит, вы считаете, что никто в округе не возьмет меня на работу?

— Во всяком случае, не в этих местах. Каролинцы настроены более решительно, чем жители Джорджии, Виргинии или Мэриленда.

— Большинство людей становятся более уступчивыми, когда речь заходит об их нуждах и их выборе. По-моему, вы в большой нужде. Возможно, я чего-то не понял и у вас есть выбор. Может быть, я стою в длинной очереди ожидающих получить у вас работу? Это так?

— Похоже, вас дезинформировали, — ответила Брай, — В мои планы не входило нанимать работников этим летом. Скорее всего это чья-то неумная шутка. Кому-то показалось забавным направить вас ко мне. Мне жаль, что вы зря потратили время; и я попрошу Адди покормить вас и дать вам денег на обратную дорогу. Это все, что я могу для вас сделать, мистер Кинкейд.

Лукас не намерен был отступать. В его планы это не входило.

— Значит, это неправда, что вы ищете кого-нибудь, кто мог бы построить новую конюшню?

Глаза Брай вспыхнули, и ему показалось, что она сейчас соврет, но этого не случилось.

— В «Конкорде» всегда найдутся неотложные дела. Ну хорошо… — Она вздохнула. — Я действительно хотела построить новую конюшню. Некоторые строения нуждаются в ремонте, в других надо заменить полы, поставить новую изгородь. Там подштукатурить, здесь подкрасить, заменить кирпичную кладку… — Постепенно голос Брай становился мягче, но она старательно избегала встречаться взглядом с Лукасом. — Здесь очень много работы, мистер Кинкейд.

— И ни одна из них не предназначена для меня.

— Совершенно верно. У вас есть семья? Есть люди, которые от вас зависят?

— И да и нет. Во всяком случае, это не то, о чем вы думаете. Я не работаю, мисс Гамильтон, и, следовательно, голодать буду только я.

— Значит, у вас нет детей?

— Детей нет. Нет жены. Но у меня в Нью-Йорке мать и шесть тетушек. Мари — моя мать. — Он загнул один палец. — Далее по порядку: тетя Нэнси, тетя Лиззи, тетя Мэгги, тетя Лаура, тетя Ливия и тетя Маделин.

«Как много женщин, — вздохнул про себя Лукас, — и это тогда, когда война унесла так много мужчин».

— Когда вы видели их в последний раз?

— Полгода назад.

Это обстоятельство ее несколько удивило. Он перечислил большое количество мест, где он работал, и у нее создалось впечатление, что он должен был отсутствовать гораздо дольше.

— Вы не считаете, что вам давно пора вернуться домой? — невольно вырвалось у нее.

— Я как раз на пути туда. — Заметив ее вопросительный взгляд, он быстро добавил: — У меня проблема с финансами. Я должен заработать денег на обратную дорогу.

— Значит, у вас нет никаких сбережений?

— В данный момент — нет. Я игрок, мисс Гамильтон. Последнее время мне не везло. Я надеялся, что вы возьмете меня на работу и я выну из колоды туза. Похоже, все складывается не так, как мне бы хотелось.

Люк стал медленно подниматься, стараясь не вспугнуть ее. Нетерпеливым взмахом руки она усадила его обратно в кресло и задала вопрос, который он не расслышал, и ей пришлось его повторить

— Я спросила вас — хороший ли вы игрок?

— Вы хотите узнать, выигрывал ли я больше, чем проигрывал?

— Именно так.

— Пока что я не успел проиграть последнюю рубашку, — хмыкнул Люк, ткнув себя в грудь. Он увидел, как она нахмурилась, и проследил за ее взглядом. Он совсем забыл, что эта рубашка не была его собственной, во всяком случае до недавнего времени. Он купил ее у прачки, и она обошлась ему в два доллара. — Я, кажется, говорил вам, что сейчас у меня полоса невезения, — с тяжелым вздохом произнес он.

— Удивительная полоса невезения, как я успела заметить.

— Да, но все еще может измениться к лучшему. Так всегда бывает. Во всяком случае, я бы не считался хорошим игроком, если бы полагался только на удачу.

— Хотите сказать, что мошенничаете? Люк был уверен, что не услышал осуждения в ее тоне. Если она и была о нем низкого мнения, то не выдала себя и намеком.

— Лучше сказать — я искусный игрок.

Брай без колебаний, приняла его замечание, понимая, что здесь подразумевается нечто большее. По крайней мере она надеялась на это. Выйдя из-за стола, она направилась к окну, уверенная, что он не отрывает от нее глаз, но не стала утруждать себя тем, чтобы убедиться в этом. Она даже замедлила шаг.

Отдернув тяжелые бархатные шторы, она закрепила их с обеих сторон, и лучи солнца залили кабинет. Оррин всегда держал окна зашторенными. Он боялся, что солнце погубит обивку на диванах и креслах с высокими спинками. Солнце заиграло на темно-вишневом Дамаске и высветило кожаные корешки книг на полках. Конечно, по-своему он был прав, так как именно он заплатил за новую мебель, после того как солдаты растащили старую на дрова. Он также сделал новые полки, расставив на них новые книги, после того как те же самые солдаты растащили их бесценную библиотеку. У Брай не хватало духа бороться с этой его причудой, хотя она сильно подозревала, что отчима меньше всего беспокоит состояние мебели и книг. Скорее всего солнечный свет мешал ему, когда у него случались запои некогда он после их окончания с трудом приходил в себя.

А сейчас Брай намеренно раздвинула шторы на втором окне и перешла к третьему. Она подставила лицо солнечному свету и откинула голову так, чтобы тепло коснулось ее стройной шеи. Закрыв глаза, она наслаждалась приятным ощущением.

— Ответьте мне: вы лучший игрок или лучший мастер на все руки? — спросила она, наконец.

Люк повернулся в кресле, чтобы как следует рассмотреть ее, но увидел только ее профиль.

— Вы будете удивлены, узнав, что я лучший рабочий во всем Чарлстоне. Что же касается карт, то есть несколько человек, равных мне. Если я буду все время выигрывать, то это может скоро наскучить, мэм.

Она кивнула, довольная, что он не лжет.

— Я бы предпочла, чтобы вы, обращаясь ко мне, называли меня «мисс Гамильтон». — Слуги называли ее «мисс Брай» или «мисс Бри», но она не могла позволить Лукасу Кинкейду такой фамильярности. Даже если она наймет его — в чем Брай сильно сомневалась, — ее мнение о нем не изменится. — Никто в «Конкорде» не называет меня «мэм».

— Как пожелаете. — У Люка появилась надежда, что в его судьбе могут произойти счастливые перемены. — Это потому, что вы мне немного напоминаете… — Он замолчал, не зная, стоит ли ей говорить об этом.

— Кого? — заинтересовалась она.

— Мою бабушку.

Сначала Брай показалось, что она неправильно его расслышала. Его бабушку! Неужели он мог такое сказать? Она видела, как он вжался в кресло, словно стараясь укрыться от нее.

Смех Брай был громким и раскатистым, как ружейный выстрел. От удивления Люк вытаращил глаза и повернулся в кресле, чтобы убедиться, что она не собирается на него напасть. Нет, она смеялась. Смеялась громко. Нельзя было даже предположить, что такой сильный, здоровый звук выходил из столь хрупкого тела, заставляя его сотрясаться. Глаза от смеха превратились в щелочки, лицо раскраснелось, а на ресницах висели слезы. Она перевела дух и снова закатилась от хохота.

Люк вскочил с кресла, когда Брай, вытащив из кармана носовой платок, стала вытирать слезы.

— Даже объяснить не могу, что меня так рассмешило. — Брай подошла к столу и села на свое место. — Полагаю, что эта необычная аналогия. — Она подняла руку, когда он попытался что-то сказать. — Пожалуйста, ничего не объясняйте. Не думаю, что мне хочется знать подробности.

Люк поудобнее устроился в кресле, довольный, что может держать свои мысли при себе. В этот момент она совсем не напоминала ему Нану Дирборн. Глаза Брай Гамильтон блестели, омытые недавними слезами, капельки которых все еще висели на ресницах. Лицо по-прежнему оставалось пунцовым. Улыбка уже не была такой широкой, но затаилась где-то в высоких скулах и уголках полных губ. Она засунула носовой платок в тесный обшлаг рукава, оставив только кружевной уголок.

Брай опустила руки под стол. Люк был уверен, что она сложила их на коленях, сжав в кулаки.

— Помнится, мы говорили о ваших успехах в картах, — проронила она, снова оглядывая его одежду и стараясь придать своему лицу беспристрастное выражение. — Может, вас заинтересует маленькое пари?

— Я ищу настоящую работу, мисс Гамильтон.

Брай продолжала сомневаться. Она не доверяла Лукасу Кинкейду.

— Скажите, как вы узнали, что я собираюсь строить новую конюшню?

И хотя Люка удивил такой резкий переход, он посчитал, что у нее есть на это свои причины.

— В городе ходят слухи, что вы хотите организовать здесь конный завод, чтобы разводить породистых лошадей. Вам нужно построить загоны, беговые дорожки… Люди ошибаются?

— Нет, не ошибаются. Просто я не обсуждала этот вопрос с большим количеством людей. Даже с Рэндом. — Брай произнесла эти слова так тихо, будто говорила для себя, а не для него, и вовсе не ждала от него ответа. — Если вы были откровенны со мной, заявив, что никогда не встречались с моим отчимом, тогда остается совсем мало лиц, которые знали о моих планах. — Она внимательно посмотрела на него.

— Остин Типпинг.

— Я не сочла нужным посвящать его в свои планы, чтобы они не стали предметом пересудов в городе. Ему наверняка кажется, что он таким образом мне помогает. Так это он прислал вас сюда, мистер Кинкейд?

— Он меня не отговаривал, скажем так.

— Вполне естественно. — Брай прекрасно понимала, о чем думает Остин. Он надеялся извлечь для себя выгоду из всех усовершенствований, которые она намеревалась произвести в «Конкорде». В последнее время Остин и Оррин часто о чем-то совещались, но она не пыталась что-то узнать, потому что так ей казалось безопаснее. Она догадывалась, что они строят за ее спиной какие-то планы, но делала вид, что ее это не интересует.

— Мистер Типпинг посоветовал вам поговорить непосредственно со мной или с моим отчимом?

— Он сказал, что я должен поговорить с вашим отчимом, но, когда я немного порасспрашивал людей, у меня создалось впечатление, что я должен обратиться именно к вам. В городе бытует мнение, что вы единственная, кто принимает здесь решения.

— Мистер Фостер уезжает в город сегодня вечером, — проговорила она, — чтобы присоединиться к моей матери. В это время года практически все жители Чарлстона перебираются к родственникам, живущим в верховьях Купер-Ривер, так как здесь наступает малярийный сезон и очень опасно оставаться в низовьях реки, где расположены рисовые плантации, такие, как «Конкорд».

Еще несколько недель назад, незадолго до того, как Рэнд отправился в Южные моря, мать Брай умоляла ее уехать из «Конкорда», но она отказалась. Ее решение было основано на том предположении, что отчим уедет вместе с матерью. Когда же этого не случилось, было слишком поздно менять планы, да к тому же он мог подумать, что она его боится. Пусть уж он лучше остается в «Конкорде», где достаточно места для того, чтобы пореже попадаться друг другу на глаза. Кроме того, для ее матери будет лучше пожить вдали от него. К тому времени как он появится, она уже успеет залечить свои раны.

На днях Оррин заявил, что собирается переселиться в их летний домик. Брай вздохнула с облегчением, надеясь, что к тому времени матери там уже не будет.

— Если мистер Фостер уезжает сегодня, тогда вы…

— Я остаюсь здесь, — прервала его Брай. — К тому же это вас не касается. Вы должны вернуться в Чарлстон.

Лукас подумал о долгой обратной дороге. Он не надеялся, что она предложит ему лошадь, так как не смог бы вернуть ее обратно. Еще раньше он сказал ей, что у него нет денег, и она, все всякого сомнения, не забыла об этом. Люк потер рукой заросший щетиной подбородок. Оррин Фостер едва ли предложит ему место в маленьком двухколесном экипаже.

— Вы еще ничего не сказали о пари, — напомнил он. — Возможно, я не приму его.

— Я сомневаюсь в этом, мистер Кинкейд. «Уж очень она самоуверенная, — подумал Люк, — и слишком уверена во мне». Ему это совсем не нравилось.

— Ну хорошо, мисс Гамильтон, — решился он. — В чем же состоит ваше пари?

— Минуточку. — Она подняла руку, призывая его к молчанию.

Люк посмотрел на ее руку: пальцы тонкие и длинные, запястье изящное. И все же это была рабочая рука. Кожа покрасневшая и потрескавшаяся. Похоже, она часто обходилась без перчаток, не тратя времени на их поиски.

Склонив голову набок, Брай вопросительно смотрела на Лукаса. На его лице появилась загадочная улыбка. Под такой улыбкой могло скрываться все, что угодно. Она казалась искренней, немного смущенной, но Брай она оставила равнодушной. Это могла быть заученная улыбка игрока, ведь Лукас в этом деле здорово поднаторел.

— Что вы знаете о сокровищах Гамильтонов — Уотерстоунов? — спросила Брай.

Вопрос был поставлен так, что Люк не мог не ответить на него.

— Я слышал это предание, — пожал он плечами. — Это ведь предание? Миф?

— Расскажите, что вам известно.

— Два английских пирата по имени…

— Капитаны.

— Что?

— Они были капитанами. Это большая разница. У них были письма с печатями от королевы Елизаветы, разрешавшие им охотиться за испанскими судами.

Очевидно, Брай Гамильтон относилась к этой истории весьма серьезно. К тому же она была Гамильтон. Его предупредили об этом, когда он наводил справки. По мнению тех, кого он расспрашивал, именно мифическим наследством объяснялись многие семейные странности. «Вы знаете, она Гамильтон… Одна из тех Гамильтонов…»

— Капитаны, — повторил Люк. — Джеймс Гамильтон и Генри Уотерстоун. — Когда она не прервала его, Люк понял, что правильно назвал их имена, и продолжал; — Они захватили сокровища испанского правительства, которые предназначались для папы римского. Не думаю, что они сразу вернулись в Англию.

— Они не вернулись.

— Они захватили и другие корабли?

— Да. С сокровищами.

— И прятали их где-то на необитаемых островах…

— Именно так мы и думаем.

— Разве у вас нет карты? — Люк замолчал, пытаясь вспомнить, что ему говорили об этом. — Разве нет какой-нибудь зацепки? Двух зацепок? Со стороны Гамильтонов и со стороны Уотерстоунов?

— Значит, вы верите тому, что говорят люди?

— Я не сказал, что верю. Просто послушал и принял к сведению.

— Вам рассказывали что-нибудь еще?

— Говорили, что ваш брат отправился на поиски сокровищ. Рэндалл, кажется?

— Рэнд, — поправила она. — Просто Рэнд. Он уехал сразу после окончания войны. В мае он приезжал сюда на две недели.

Ее брат так долго охотится за сокровищами, что она уже начала сомневаться в том, что они действительно существуют. Возможно, поэтому ответственность за управление «Конкордом» легла на ее хрупкие плечи? Может, ее брат просто не хочет получить свою часть наследства? Или тому виной пьянство Оррина Фостера? Впрочем, могут быть и другие причины, заставляющие Брай поступать так, а не иначе.

И хотя Лукас не стал критиковать Рэнда Гамильтона, он не сделал ни малейшего усилия, чтобы придать своему лицу нейтральное выражение. Крепко сжатые челюсти и холодный блеск серых глаз лучше всяких слов свидетельствовали о том, что разговор о сокровищах не оставил его равнодушным.

— Вы недостаточно знаете моего брата, мистер Кинкейд, поэтому не делайте поспешных выводов. Он уехал с моего благословения, как это бывало уже не раз.

«Она была почти ребенком, когда брат уехал впервые, — подумал Лукас. — Сколько ей тогда было? Пятнадцать? Самое большее шестнадцать».

— Значит, он верит в существование сокровищ? — спросил он.

— Конечно, — последовал уверенный ответ. Брай внимательно посмотрела на Лукаса, решая, насколько ему можно доверять. — Вы не первый охотник за сокровищами, мистер Кинкейд, который надеется добыть их с моей помощью. Некоторые даже предлагали мне руку и сердце, лишь бы сократить путь к богатствам Гамильтонов — Уотерстоунов.

От удивления брови Люка поползли вверх.

— Я ищу работу, мисс Гамильтон, а не сокровища! И уж разумеется, не брак. — Он заметил, как она вздрогнула. — Думаю, что путь, о котором вы говорите, никак не связан с путями невесты.

На этот раз его слова возымели действие. Ее губы изогнулись в едва заметной улыбке. Легким, почти королевским, наклоном головы Брай дала понять, что оценила его юмор.

— Я тоже верю, что сокровища существуют, — призналась она. — И уж если кому-то суждено их найти, так это будет мой брат.

— Другие тоже пытались?

— На протяжении трехсот лет предпринималось много попыток. Со стороны моих предков и со стороны предков Уотерстоунов. Обе семьи никогда не работали вместе. У каждой из них была своя карта, составленная человеком, который спрятал сокровища. Генри Уотерстоун убил его, чтобы он не выдал тайну.

— Похоже, вы не сомневаетесь, что это был один из Уотерстоунов.

— Это потому, что я Гамильтон. Естественно, Уотерстоуны винят нас — или по крайней мере винили, пока последний из них не был убит несколько лет назад.

— От рук Гамильтонов?

Брай не обиделась. Вопрос был резонным, учитывая многолетнюю вражду между двумя кланами.

— Я не знаю, — вздохнула она. — Просто кто-то пытался заполучить карту, имевшуюся у Уотерстоунов.

— А она существует?

— Я никогда ее не видела, если вы это имеете в виду. Но почему бы ей не существовать? Наша ведь существует. — От Брай не ускользнуло его удивление. Он явно не ожидал, что она так много ему откроет. — Человек, который вычертил карты, служил на корабле Уотерстоуна картографом. Когда он понял, что после захоронения сокровищ его уберут как ненужного свидетеля, он составил к этим картам указатели. Джеймс и Генри были скорее конкурентами, чем друзьями, и, картограф рассчитывал на то, что уж если они из жадности утаили львиную долю сокровищ от королевы, то дальше сделают все, чтобы это неслыханное богатство не попало в руки соперника. Компаньоны, не доверяя друг другу, согласились с его планом, согласно которому никто из них не будет знать точного местонахождения сокровищ. Лишь считав информацию с обоих указателей, можно было обнаружить клад.

— Картограф надеялся таким образом себя обезопасить. Он и вообразить не мог, что пираты…

— Капитаны, — поправила Брай.

— …Он и вообразить не мог, что капитаны договорятся между собой, не поставив его об этом в известность. Он передал им указатели, и они преспокойно избавились от него.

— Он дал им то, что они просили. Довольно странная причина для убийства, вы не находите? — Брай тяжело вздохнула и продолжила: — Сначала Генри планировал вернуться в Англию и лишь через несколько лет отправиться на поиски сокровищ. Картограф рассчитывал, что компаньоны никогда не покажут друг другу свой указатель. Дело осложнилось еще и тем, что Уотерстоун не смог удержать все в секрете. Слухи о сокровищах достигли ушей королевы. Было совершено покушение на жизнь капитана Гамильтона, а позже и на жизнь его сына. Сын Джеймса, Хенли, купил землю в одной из колоний и привез туда из Англии своих детей. Это еще больше отдалило обе семьи друг от друга. Гамильтоны делали все возможное, чтобы никто не узнал о сокровищах. А Уотерстоуны не могли ничего предпринять, находясь под неусыпным оком королевы и ее наследников.

— Пока последний из них не был убит…

— Они так и не научились держать язык за зубами.

— Чего не скажешь о вас, Гамильтонах, — хмыкнул Лукас, — которые рассказывают о сокровищах совершенно незнакомым людям.

— Мне кажется, что одному из нас надо перестать делать вид, что он не знает, по какой причине вы явились сюда.

«Так она уверена, что я приехал сюда из-за сокровищ?» — удивился про себя Лукас. Но ему это и в голову не приходило. Даже слушая рассказы самых разных людей о сокровищах, он и мысли не допускал, что это будет связано с его появлением здесь. Для него это был просто миф, и не более того. Он никогда не интересовался семьей Гамильтонов, которая ведет свой род от капитана Джеймса Гамильтона. Черт возьми, он даже не знал, что Джеймс Гамильтон существовал на самом деле.

— Я просто ищу работу, — снова повторил Люк. Брай и не ожидала услышать от него ничего другого.

— Как хотите, мистер Кинкейд, но, пожалуйста, не заблуждайтесь насчет моего доверия к вам. Уверяю вас, что это не так. — Помолчав, она добавила: — Что же касается указателя, то не думайте, что он здесь. Рэнд хранит его в безопасном месте, но не в «Конкорде». Время от времени моему отчиму втемяшивается в голову его найти, и он принимается за поиски. Если он решил втянуть вас в это дело, то в ваших же интересах сразу отказаться от него. Вы не найдете указатель здесь.

— Я и не собираюсь искать, — обескураженно проговорил Люк.

Он видел, что она не поверила ему, но решил не тратить больше сил, отрицая свое участие в этом сомнительном деле.

— А что сталось с указателем Уотерстоунов? — спросил он.

— Боюсь, что и его здесь тоже нет. Тот, кто убил последнего из Уотерстоунов, завладел им.

— Значит, один из указателей находится у вашего брата?

— Я не говорила, что он у него. — Если Оррин подослал к ней этого человека с определенными целями, то он просчитался. Ему бы следовало найти кого-то более умного и не столь простодушного, как Лукас Кинкейд. В данной ситуации Остин Типпинг был бы ему гораздо полезнее. — Он спрятан в безопасном месте, и никто, кроме моего брата, не сможет его найти.

Этот факт объяснял долгое отсутствие Рэнда.

— Когда вы ожидаете его возвращения?

— Это невозможно предугадать, но мне почему-то кажется, что его отсутствие продлится дольше, чем обычно. — Она улыбнулась, вспомнив о Клер и о том, как Рэнд следил за ней взглядом, хотя она не могла его видеть. Ведь Клер была слепая. — На этот раз он взял на борт пассажирку, мисс Банкрофт, племянницу спонсора этого путешествия, герцога Стрикленда. Рэнд помог ей найти отца и брата. Мне кажется, что восемь месяцев — вполне разумный срок, чтобы он появился здесь. Однако не исключаю и год.

— А если он и на этот раз не привезет сокровища?

— Тогда он снова поедет их искать. Я ведь уже говорила, что для него это очень важно.

— А для вас это не важно?

Брай положила ладони на стол. Какое-то время она смотрела на растопыренные пальцы, обдумывая ответ. Наконец она откровенно призналась:

— Это важно для брата, а значит, и для меня. Мне они вовсе не нужны. Он думает, что ищет их для нас всех, но он единственный, кто в них нуждается. — Она поднялась, опираясь ладонями о стол. — Рэнд воображает, что сокровища позволят ему выкупить «Конкорд» у отчима.

— Такое может случиться?

— Оррин ненавидит Рэнда. Я не знаю, захочет ли он продать ему нашу плантацию даже за все сокровища мира. А Рэнд думает, что Оррин не устоит перед столь высокой ценой. На его месте я бы не была в этом так уверена.

— Следовательно, сокровища не помогут вашему брату купить то, что он хочет?

— Некоторая вероятность все же существует. Эта земля принадлежит Гамильтоном. Во всяком случае, принадлежала до конца войны, пока налоги не вынудили нас продать плантацию моему отчиму. И тогда моя мать вышла за него замуж. Она купила время, мистер Кинкейд, понимаете? Купила время, чтобы Рэнд мог спокойно искать сокровища. Купила время для меня, чтобы я могла ухаживать за поместьем. Все можно починить, только не разбитое сердце нашей матери, которая принесла себя в жертву, отдав руку этому чудовищу. Вот почему мне так хочется выкупить «Конкорд». Двести пятьдесят лет назад эта земля была известна как «Хенли». Я хочу, чтобы она снова стала так называться.

Лукас слушал ее и никак не мог взять в толк, какое он имеет к этому отношение. Он вопросительно посмотрел на нее.

— Я вас найму, но вы вернете мне «Конкорд».

Глава 2

Несколько минут Люк ошарашенно молчал. Он даже не моргал, настолько был потрясен этим предложением. Мысли проносились в его голове, сменяя одна другую. Вопросы, много вопросов, и главный был такой: кто из них сошел с ума?

— И как вы это себе представляете? — наконец выговорил он.

Взгляд Брай скользнул к крепкой деревянной двери. Не скрывается ли за ней Оррин? Из всех помещений дома ее отчим выбрал это и устроил здесь свой кабинет. Визитеров, включая жену и падчерицу, он рассматривал как правонарушителей и строго их наказывал. Из своего опыта Брай знала, что подслушать разговоры, ведущиеся в кабинете, невозможно. Кроме тех моментов, когда Оррин, круша мебель, бегал по комнате в поисках спрятанной бутылки, Брай никогда ясно не слышала, что там происходит. Даже когда там играли в карты, Брай не могла разобрать ни слова. Она слышала отдельные ругательства, но не могла точно определить, от кого они исходят — от Оррина или от его гостей.

Зная, что ее не могут услышать, Брай тем не менее не считала себя в безопасности.

— Давайте уйдем отсюда, мистер Кинкейд, — предложила она.

Лукас решил, что она намеревается вывести его в холл и указать на дверь. Определенно, она еще раз хорошо взвесила свое опрометчивое предложение и сейчас хотела, чтобы он был как можно дальше от «Конкорда» и от нее. Он вышел вслед за ней в холл и, не дожидаясь ее напутственных слов, сразу свернул налево, к входной двери.

Она остановила его, изящным взмахом руки указав в противоположном направлении:

— Сюда, пожалуйста. Посмотрим на реку.

Брай вывела его на террасу, задержавшись на мгновение, чтобы бросить взгляд на захватывающую дух картину садов, воды и неба. Она никогда не уставала от этого пейзажа и готова была бесконечно любоваться им, но, принимая во внимание плебейский вкус Лукаса Кинкейда, решила не терять зря времени.

Лукас задержался на веранде дольше, чем Брай. Цветы на ухоженных клумбах испускали дивный аромат и радовали глаз обилием красок. Радужные листья бегонии красиво сочетались с цветами абрикосового, персикового, и желтого оттенков. Розовые гвоздики росли в тени под высокими дубами. Розы, камелии, лилии вносили свою лепту в это буйство красок. Гордые георгины, лаванда и дельфиниум, посаженные кругами, походили на изящные маникюрные коробочки.

Оглянувшись, Брай увидела, что Лукас стоит на краю террасы, обхватив одной рукой толстую белую колонну и согнув левое колено, словно волшебный вид сада остановил его, когда он хотел сделать шаг. Его лицо скрывалось в тени. Густые темно-каштановые волосы казались темнее, чем недавно в кабинете, а в серых глазах отражалось буйство красок.

Он смотрел на сад и текущую за ним реку, и выражение его лица сказало Брай, что он, так же как и она, способен наслаждаться красотой. Пристыженная, она отвернулась, немного постояла, поджидая его, а затем двинулась вперед, на этот раз гораздо медленнее, пока не услышала за спиной его шаги.

Лукас повел рукой, как бы охватывая этим жестом всю землю:

— Я понимаю, почему вы хотите вернуть это поместье своей семье, но не знаю, чем я могу помочь вам в этом.

— Я пока не готова давать объяснения, — ответила Брай. — Вы должны понять, что мы с вами только что познакомились. Я еще не решила, можно ли вам доверять.

Люк искоса взглянул на нее;

— Интересно почему?

— Вы могли заключить соглашение с моим отчимом.

— Вы опять за свое! Может, вы мне скажете, какую работу я выполняю для него?

— Ищете указатель.

Люк не торопился с ответом. Ему хотелось все обстоятельно обдумать, а пока он просто вдыхал нежный запах лаванды, исходивший от ее волос. Странности ее характера не особенно его беспокоили. Проведя детство и юность в окружении матери и шести теток, он привык к тому, что женщины часто ведут себя непредсказуемо. Он относился к этому спокойно, и его это не раздражало.

Люк не сразу уразумел, что она что-то ему говорит. Он встряхнул головой, отгоняя от себя образ Наны Дирборн.

— Мистер Лукас, у вас такой вид, словно вы съели что-то кислое.

Лукас постарался сосредоточиться на запахе лаванды, и постепенно черты его лица разгладились.

— Со мной все в порядке.

Брай не стала настаивать. Она указала на беседку, расположенную справа от них на берегу реки. Она стояла в окружении сосен, и их иглы ковром лежали по всему ее периметру.

— Здесь было первое строение, воздвигнутое Хенли. Его сожгли тори во время революции и никогда больше не восстанавливали. Мой дедушка построил на этом месте новую беседку.

Они спустились к реке. Воды Купер-Ривер бились о берег, аккомпанируя их шагам. Брай свернула к беседке и, подойдя к ней, поднялась по ступеням. Доски скрипели под ее ногами и прогибались под Люком.

— Эти ступени надо заменить, пока кто-нибудь не провалился, — озабоченно произнес Люк.

Он огляделся. Пол был покрыт плесенью, крыша протекала и во время дождя беседку заливало водой. Брай перехватила его взгляд.

— Да, крыша нуждается в ремонте, — вздохнула она.

— В ремонте? Я бы снес все строение и построил его заново.

— Мы не можем себе этого позволить. Оррин никогда не пойдёт на такие расходы.

Взгляд Люка соскользнул с лица Брай и перенесся в пространство за ее спиной. Раскидистые ветви сосен ограничивали кругозор, но его острый взгляд подметил все детали, говорившие о ветхости дома. Он разглядел заплатки на крыше, которые не совпадали с первоначальным материалом. Стекла, вставленные вместо разбитых, были гораздо толще и плохо пропускали солнечный свет. Внушительные колонны на веранде сверкали свежей краской, но Люк помнил их шероховатость под своей ладонью. Если содрать с них краску, можно обнаружить следы пожара или зарубки от топора. Он мысленно вернулся в дом, прошел по длинному холлу и вспомнил, что стены в некоторых местах были подштукатурены, хотя там требовалось произвести полный ремонт. Он вспомнил двойные двери кабинета, которые с трудом открывались из-за переноса и многочисленных слоев краски. Сам кабинет был недавно заново обставлен — ковер и обивка на мебели еще не выгорели под солнечными лучами, но книжные полки уже начали проседать под тяжестью книг. Когда Брай раздвинула шторы, он увидел небольшую лужицу на одном из подоконников.

Он машинально начал прикидывать фронт работ, необходимый для того, чтобы отремонтировать «Конкорд» и вернуть ему прежнее величие. Разумеется, на это потребуется много денег. Денег Оррина Фостера. Если верить слухам, когда-то «Конкорд» был прекрасен, как Золушка на балу у принца, но наступили тяжелые времена, и принцесса превратилась в замарашку.

— По моему мнению, мистеру Фостеру следовало бы заняться благоустройством поместья, а не разводить цветочки.

Брай проследила за его взглядом и обнаружила, что он рассматривает дом.

— Мой отчим думал, что сможет создать здесь что-то вроде коммуны, жизнь в которой будет основана на милосердии. Это просто утопия, по крайней мере для этих мест. Мой отец и братья пахали, как рабы. Милосердие должно быть у человека в крови.

— Возможно, оно проявится в следующем поколении, — вздохнул Люк.

Брай улыбнулась краешком губ. Он что, считает, что в ней нет ни капли милосердия? Наверное, он обвиняет ее в отсутствии гостеприимства? Может, ей стоило сразу указать ему на дверь, вместо того чтобы слушать его вранье о поисках работы? Конечно, она бы сразу наняла его, не будь он янки. Печальная правда заключается в том, что здесь хронически не хватает рабочих рук, но его нью-йоркское произношение всколыхнуло ее память, выплеснув на поверхность массу воспоминаний, как море выталкивает из своих недр обломки корабля во время шторма.

— Простите, если я вас чем-то обидела, — проговорила она.

— Когда вы называете людей, работающих в «Конкорде», рабами, это действительно меня обижает.

— А как же я должна их называть?

— Слугами. Ведь они и есть слуги, разве не так?

— На плантации и в поместье работали все виды слуг, мистер Кинкейд. Например, домашние слуги, такие как Адди и Джеб, управляющие Эб и Джордж и другие. Они почти члены нашей семьи, и к ним относятся с уважением и даже с любовью. Все они добросовестные работники, а самых сильных из них, самых лучших и красивых мои братья называли индейцами… Вы ничего не знаете о нашей довоенной жизни. Вам надо получше узнать ее, прежде чем делать какие-то выводы.

Брай поставила его на место, даже не повысив голоса. Он хотел было возразить, но какое-то движение слева привлекло его внимание.

— Что это… — Он не успел закончить вопроса, так как из-за дерева вылетел всадник на лошади и поскакал вдоль реки. Комья грязи летели из-под копыт коня и с шумом плюхались в воду. Солнечные лучи, проникая сквозь листву деревьев, поблескивали на шкуре животного, придавая ему голубовато-черный блеск и увеличивая размеры всадника. Лукас повернулся, чтобы лучше рассмотреть несущегося мимо них коня. Земля дрожала от стука копыт, и пол беседки ходил ходуном. Ветви деревьев, низко склоняясь, затрудняли движение и всадник отводил их хлыстом, еще больше путая животное. Лицо человека на коне было красным от злости. С его губ брызгала слюна, когда он понукал коня:

— Лети как ветер, проклятый мешок с овсом! Вперед!

Лошадь пронеслась между стволами двух деревьев, расположенных так близко друг к другу, что Люк, как ему показалось, не просунул бы там даже плечи. Лошадь и всадник просочились в эту щель так же легко, как вода сквозь сито.

Лукас шумно вдохнул воздух, только теперь обнаружив, что все это время не дышал.

— Я никогда не думал… — начал он, но Брай рядом с ним уже не было. Обернувшись, он увидел, как мелькнули тонкие лодыжки и красиво очерченные икры, когда она, задрав юбки, сбегала со ступенек. Она помчалась через лужайку, топча цветы на клумбах, а подол ее кремового, в розовую полоску, платья задрался до самых колен, позволяя видеть кружево нижних юбок.

Обруч, обвитый красной лентой, соскользнул с ее головы, и крутой локон повис у виска, словно ухо бассета. Сейчас она уже не напоминала Люку Нану Дирборн.

Руководимый скорее любопытством, чем каким-то более благородным чувством, Лукас бросился в погоню. Он совсем забыл, что ботинки, которые он носил, были не его — или, во всяком случае, стали таковыми совсем недавно. Они были ему маловаты, натирали пятки и ужасно скользили по сосновым иглам. Догнать Брай было труднее, чем он ожидал, тем более что она бежала легко и быстро.

Он не знал, куда она направляется, пока не увидел кусок стены на старом каменном фундаменте. Трудно было определить, какое строение возвышалось когда-то на этом фундаменте. Это мог быть сарай, мастерская или кухня. Стены были почти полностью разрушены, и руины заросли высокой травой.

Люк догнал Брай и прислонился к стене, чтобы перевести дух. Брай не могла позволить себе такой роскоши. Встав на камень, она смотрела в сторону леса, прикрыв глаза от солнца. Люк взглянул на ее ноги и отметил, что они весьма стройные. Когда он снова перевел взгляд на ее лицо, Брай уже не смотрела на лес, а наблюдала за ним. Расправив юбку, она прикрыла ноги. Сейчас она уже не походила на женщину, которая бежала по лужайке, сверкая голыми коленками. Люк протянул ей руку, и Брай спустилась с камня.

— Почему мы здесь? — спросил Люк.

— Я здесь потому, что отчим собирается убить Аполлона. Я не успела остановить его. А зачем вы здесь, не знаю.

Люк проигнорировал ее грубость. Возможно, она мстила ему за то, что он рассматривал ее ноги.

— Это был мистер Фостер…

Это был не вопрос, а скорее утверждение. Люди узнавали Оррина по его поведению. Даже когда Брай знала, что он грубо себя поведет, он и тогда умудрялся дать ей понять, что она его недооценила.

— Да, — ответила она. — Хозяин «Конкорда».

— И часто он так ездит?

— Вы хотите сказать — пьяным?

Люк не знал, что Фостер пьян, но поверил Брай на слово.

— Я думал, что он контуженый.

— Контуженый? Вы правильно подметили. А лошадь — моя. Но в данный момент это ничего для него не значит. Раньше он никогда не осмеливался делать это.

— Вы думаете, что он снова прискачет сюда?

— Он уже не может остановиться. Эта стена служит для него вызовом. Пусть бы лучше он сломал шею себе, но скорее он сломает шею Аполлону.

Их внимание привлек стук копыт. Как и предсказывала Брай, ее отчим верхом на Аполлоне вырвался из леса и поскакал к стене. Фостер, припав лицом к гриве коня, безжалостно нахлестывал его по крупу. Животное громко ржало и, разбрызгивая пену, летело вперед.

Размахивая руками и призывая Аполлона, Брай бросилась им навстречу.

— Будь ты проклята, Брай! — закричал Фостер, увидев ее. — Я раздавлю тебя, дьявольское отродье!

Брай остановилась. Капли пота выступили у нее на лбу и верхней губе, тело сотрясала крупная дрожь. Аполлон вихрем налетел на нее и сбил с ног.

Она услышала крик Люка, только когда упала на траву. Брай чувствовала, как дрожит под ней земля. Перевернувшись на бок и выпутавшись из юбок, она вскочила на ноги. Отчим продолжал гнать коня к стене. Она знала, что сейчас произойдет.

Ей уже давно казалось, что в ней притупились все чувства, но однако, следя за тем, как Аполлон несется навстречу своей гибели, она поняла, что с прошлым еще не покончено. Сердце ее пронзили боль и неизбежность потери.

Она наблюдала за происходящим как бы со стороны. Она не могла пошевелить рукой или закричать, а только смотрела, как Аполлон мчится вперед. Крепкие мускулы коня напряглись и лоснились на солнце. На лице сидящего на нем Оррина было написано упрямство, свойственное дуракам и пьяным.

На их пути стоял Кинкейд. Он припал к каменной стене, сбросив с себя сюртук, и его вылинявшая рубашка белым пятном светилась на солнце. Мышцы его были напряжены, он изготовился к прыжку, словно хищник, выслеживающий свою жертву.

Внезапно он прыгнул. Его прыжок был похож на грациозный прыжок снежного барса, дополненный безошибочной точностью сокола. Аполлон заржал и сменил направление, проскакав вдоль стены, вместо того чтобы перепрыгнуть через нее. Люк вцепился в Оррина и стащил его с седла, а лошадь поскакала дальше, постепенно замедляя бег.

Легкие Брай наполнились воздухом, и силы вернулись к ней. Пошатываясь, она подошла к тому месту, где на земле мутузили друг друга отчим и Лукас Кинкейд. Было трудно поверить, что они оба находились в сознании.

— Отпусти его, Оррин! — приказала она. — Он спас тебе жизнь.

— Он пытался меня убить! — прорычал Оррин. Брай склонилась над ними и, ловко уклоняясь от катавшихся по земле тел, попыталась схватить отчима за воротник, но промахнулась. Она сделала еще одну попытку, и на этот раз ей удалось помочь Лукасу пригвоздить отчима к земле. Перекинув ногу через толстый живот Оррина, Лукас уселся на него верхом. Оррин начал вырываться, но Лукас не собирался его отпускать.

— Аааооох! — Воздух, вырвавшийся из желудка Оррина, был пропитан запахом алкоголя и перебродившей пищи. Если бы Лукас чиркнул спичкой, эта смесь могла бы загореться. — Я не могу дышать, — стонал Оррин.

— Я тоже не могу, — пробурчал Лукас, отворачиваясь.

— Ты сдавил мне легкие.

— Дыши другим местом.

— Меня сейчас стошнит!

Эта угроза подействовала, и Люка как ветром сдуло с живота Оррина, которого тут же начало рвать, да так сильно, что ветхая рубашка Люка покрылась зелеными пятнами, и он засомневался, выдержит ли она еще хоть одну стирку. Два доллара пропали.

Лукас отряхивал панталоны, когда у Оррина начался новый приступ рвоты.

Неожиданно Фостер нанес ему сильный удар в челюсть. У Лукаса перехватило дыхание, в глазах потемнело. Брай, не выдержав, в ярости налетела на отчима и принялась пинать его ногами. У Люка двоилось в глазах, и он видел, как две Брай начали колошматить Фостера куском обвалившейся штукатурки. «Ей легче, — подумал он, увидев, как Фостер закрывает голову руками, — она не одна, их две».

Наконец Лукас пришел в себя. Брай сидела рядом, поддерживая его за плечи и похлопывая по щеке. Ему показалось, что на ее лице промелькнуло сочувственное выражение. Впрочем, взгляд ее сапфировых глаз оставался бесстрастным, а нижняя губа была сердито поджата. Он подумал, что она решила не демонстрировать своих эмоций, чтобы ему не взбрело в голову то, чего не было и в помине.

Он приоткрыл глаза, и Брай тут же убрала руку с его щеки.

— Отлично, — заметила она удовлетворенно. — Как ваша челюсть? Не сломана?

Лукас подвигал челюстью из стороны в сторону.

— Не сломана, — ответил он, хотя с ней было не все в порядке. Он никак не мог вспомнить, когда Фостер нанес ему удар. Лукас повернул голову туда, где лежал Фостер, и у него все поплыло перед глазами.

— Вам лучше смотреть на меня, — посоветовала Брай. Лукас усмехнулся:

— Если позволите.

Он заметил, что Брай не покраснела, как это происходит с большинством женщин. Она даже не допускала мысли, что кто-то посмеет с ней заигрывать. Улыбка Лукаса исчезла. Стараясь не двигать головой, он скосил глаза в сторону Фостера, но увидел только его раздвинутые ноги и толстый живот.

Его грудь вздымалась и резко опадала, из горла вылетали громкие звуки, и от этих звуков сотрясалось его огромное тело. Ноги Фостера при этом оставались неподвижными.

— Предсмертные хрипы? — испуганно спросил он.

— Храп.

— Он храпит? — удивился Лукас, осторожно приподнимаясь на локте, чтобы получше рассмотреть Фостера. — Значит, вы не убили его?

— На этот раз нет.

— Жаль.

Брай кинула на него острый взгляд. Он что, говорил об этом серьезно? Не зная, что ответить, она решила промолчать.

— Вы можете сесть?

Оттолкнувшись от земли, Лукас принял сидячее положение. Голова больше не кружилась. Он покрутил плечами, затем проделал то же самое с шеей. Все было в порядке. Случайно его взгляд упал на стену. С земли ее высота показалась ему весьма значительной.

— Вы вели себя как герой, — проговорила Брай, проследив за его взглядом. — Вы спасли моего коня.

Краешком глаза Люк увидел, что Аполлон мирно пасется на поляне, время от времени тихо пофыркивая.

— С вашим конем все в порядке? — спросил Люк.

— Насколько я могу судить, сидя здесь, похоже, в порядке. Но я пока не пыталась подойти к нему близко.

— Ваш отчим загнал коня. Его бы надо хорошенько обтереть.

— Я этим и займусь, как только вы встанете на ноги. Люк понял ее намек и, быстро вскочив, протянул ей руку.

— Я забыл, что вы самостоятельная женщина, — хмыкнул он, когда Брай не сделала ни единого движения, чтобы помочь ему подняться. Слава Богу, что она не схватилась за нож и не расценила его вежливость как угрозу. Правда, у нее не было под рукой ножа для вскрывания писем, но, судя по тому, как она обошлась с Фостером, Брай была женщиной изобретательной.

— Мне пришлось научиться стать такой, — нахмурилась она. Люк услышал горечь в ее словах и понял, что она получила жестокие уроки в прошлом. Он смотрел, как она отряхивает платье. На лифе было пятно от травы, такие же пятна были на рукавах и на уровне колен. Волосы ее растрепались, локон над правым ухом выбился, и ей приходилось время от времени его поправлять. По правде говоря, она выглядела восхитительно. Удивительно, как эти травяные пятна смогли преобразить холодные глаза, сурово сжатый рот и недоверчивый взгляд, превратив ее в милую, очаровательную женщину.

Люк не сразу заметил, что она смотрит на него как-то странно. Он оглядел себя, а затем вопросительно посмотрел на нее.

— Вы свистите.

Неужели? А он и не заметил. Но, судя по сложенным в трубочку губам, это могло быть правдой. Мотив крутился у него в голове, и он понял, что насвистывал «Боевой гимн республиканцев», а это едва ли могло понравиться Брай.

— Простите, больше не буду.

— Постарайтесь найти другую мелодию, — проворчала она и направилась к Аполлону.

Лукас поспешно схватил со стены сюртук и бросился за ней.

— А как мистер Фостер? — спросил он.

— Проспится, — бросила она на ходу. — С ним все будет в полном порядке. — В ее голосе слышалась уверенность, которая, как понял Люк, была подкреплена опытом.

— Он не рассердится?

— На меня, вы хотите сказать? Сомневаюсь. Не больше, чем обычно. Если он вообще об этом вспомнит.

— Вспомнит? Он что, настолько пьян?

— Он почти всегда так пьян, мистер Кинкейд. А сейчас оставайтесь здесь и помолчите, чтобы я могла подойти к Аполлону. Он вас боится. Вы же прыгнули на него.

Люк остановился и с удовольствием наблюдал за тем, как она шла, покачивая бедрами. Брай нежно погладила коня, нашептывая бессмысленные ласковые слова, подбадривая и успокаивая. Сначала большой черный жеребец шарахнулся от нее, недовольно фыркнул, но Брай не отступала. За ней стоит понаблюдать и, может быть, взять кое-что на вооружение, решил Люк.

Брай крепко вцепилась в уздечку. Когда конь попытался вырваться, она притянула его к себе. Зная, как жестоко Фостер обошелся с Аполлоном, Брай решила не применять к нему грубую силу, а постараться уговорить. Она гладила нос и челку жеребца, подставив ладонь под его рот. Аполлон лизнул ее руку, надеясь получить угощение.

— Чуть позже, — пообещала она. — Когда мы вернемся в конюшню, я тебя угощу.

Аполлон фыркнул, недовольный пустыми обещаниями.

— Сладкий овес, — проворковала Брай. — Возможно, яблоко. — рука ее в это время продолжала гладить взмыленную шею коня. — Успокойся, — шептала она. — Со мной ты в безопасности. Я не позволю ему снова сесть на тебя.

Ослабив уздечку и продолжая поглаживать Аполлона, Брай осторожно продвигалась к седлу. Если Аполлон сейчас не примет ее, то уже не примет никогда. Он еще не забыл грубого обращения Фостера. Люк предложил ей свою помощь, но она отказалась, продолжая обхаживать жеребца. Когда он, наконец, успокоился, Брай, подобрав юбки, поставила ногу в стремя. Животное заржало и шарахнулось в сторону, но Брай уже сидела в седле.

Она всегда ездила как мужчина, но сейчас ей мешало платье. Даже не глядя на Люка, она знала, что он с интересом наблюдает за ней. Ей была невыносима мысль, что сейчас она похожа на торт с кремом. Собрав юбки, она перекинула их через седло. Аполлон танцевал под ней, пытаясь сбросить. Покончив с юбками, Брай ухватилась за уздечку обеими руками и решительно пришпорила коня. Он немедленно подчинился и поскакал вперед. Конюшни находились в дальнем конце усадьбы, и Брай направилась туда.

Люк наблюдал за ними, и на губах его играла нежная улыбка. Он посмотрел на Фостера — тот погрузился в глубокий сон. Солнце стало садиться, и тело Оррина оказалось в тени. Сейчас его дыхание было ровным, да и вообще во сне он выглядел на удивление мирным человеком.

— Не этого ты заслуживаешь, ублюдок, — процедил Люк сквозь зубы и перешагнул через него.

Брай была уже в конюшне. Люк думал, что она отчитывает конюхов, но она спокойно чистила Аполлона. Она раскраснелась, и по всему было видно, что работа доставляет ей удовольствие.

— Неужели вам некому помочь? — удивился Люк.

— Я послала рабочих присмотреть за Оррином.

Люк вспомнил двух парней, попавшихся ему навстречу.

— Решили таким образом их наказать?

— Я не виню ребят за то, что случилось. Только мне под силу с ним справиться, а я в тот момент была занята с вами.

— Значит, во всем вы обвиняете меня?

— Если вам так хочется принять вину на себя, не возражаю.

Повернувшись, Брай взяла с полки щетку и бросила Люку. Он поймал ее на лету, но не сдвинулся со своего места в дверном проеме.

— Я наказан? — спросил он. — Или вы просите помощи?

— Выбирайте любой вариант.

— И все же?

— Хорошо, я ценю любую помощь.

Он вошел в стойло и закрыл за собой дверь. По виду Брай он сразу понял, что это ей совсем не понравилось. Это касалось только его или вообще любого мужчины? Он демонстративно снова открыл дверь.

— Это на тот случай, если ваш зверь захочет вырваться на свободу, — объяснил он.

— Дайте ему кусочек яблока — и вы подружитесь. Люк отломил кусок яблока и протянул Аполлону. Жеребец покосился на него и ткнулся носом в ладонь.

— Как вам удается с ним справляться? — спросил Люк.

— С кем?

— Вы сказали, что вы единственная, кто может справиться с вашим отчимом. Как вы это делаете?

— Теперь я вижу, что вы не оценили мой отвлекающий маневр.

Люк усмехнулся. У нее, оказывается, было чувство юмора.

— Я надеялся на больший успех, когда вы растянулись на земле.

— Вы бы заговорили по-другому, если бы вам часто приходилось прибегать к подобному способу.

«Слава Богу, пролетело, — подумал Люк, — она не обиделась».

Он подошел к коню и принялся его чистить.

— Так как же вы все-таки с ним справляетесь?

— Стараюсь не спускать с него глаз. Если его хулиганство не подавить в зародыше, то придется прибегнуть к оружию.

— Вы серьезно?

— Вполне. Вы же сами видели, как он опасен. Мне приходится играть роль няньки, мистер Кинкейд.

— А ваша мать? Помнится, вы говорили, что он собирался уехать к ней сегодня.

— Похоже, это произойдет только завтра. Моей матери лучше держаться от него подальше.

— И, однако, вы не едете с ним в Чарлстон? Брай ничего не ответила, хотя ее мысли работали в том же направлении.

— Вы пообедаете с нами, мистер Кинкейд? — спросила она. — У нас все по-простому. Вам уже поздно возвращаться в город. Переночуете в одной из старых хижин рабов. Вам будет там удобно. А утром… кто знает? Возможно, Оррин предложит вам покататься с ним верхом.

— Вы говорили, что наймете меня.

— Я передумала.

Джеб показал Люку, где он может помыться. Негр был таким высоким, что ему приходилось наклоняться, входя в дом.

— Я прикажу Марте и девушкам прибраться здесь. Они стелить вам чистое белье, если уж вы останетесь на ночь. — Изогнув широкую бровь, Джеб изучающе смотрел на Лукаса.

— В чем дело? — спросил Люк.

Джеб внезапно вспомнил о своих обязанностях. Он подошел к умывальнику и налил в него воды, затем наполнил кувшин

— Не вижу смысла, — пробурчал он себе под нос.

— В чем?

— Иногда я говорить сам с собой. Не обращайте внимания. Люк огляделся. Домик состоял из двух комнат. В той, где он находился, были камин, стол с тремя стульями, умывальник и дровяная печь. На ней стояло несколько кастрюль. Люк заглянул в другую комнату. Там стояла кровать с голым матрасом. Она не располагала лечь на нее, но выбор у Люка был небольшой: копна соломы в конюшне или твердая земля где-то между «Конкордом» и Чарлстоном.

— Должен я? — продолжал бормотать Джеб. — Совсем не знать. Надо поменьше слушать. Просто меня разбирать любопытство. — Он с интересом посмотрел на Люка. — Почему мисс Бри пригласила вас обедать в Большой дом, а на ночь поселила в хижину?

— Наверное, потому, что я янки?

Джеб фыркнул.

— Было бы гораздо проще, если бы она пустила вас на ночь в дом. — Он изогнул кустистые брови, и в его черных глазах появилось что-то заговорщицкое. — Хотите знать, что я думаю? — неожиданно сказал он.

— Я уже спрашивал об этом.

— Подгнило что-то в Датском королевстве.

Люк захлопал ресницами. Джеб цитировал Шекспира! Но прежде чем он успел спросить, откуда у него такие познания, старик, согнувшись, вышел из хижины.

Люк скинул сюртук и аккуратно повесил его на стуле. Сняв рубашку, он взял мыло и начал отстирывать травяные пятна. Повесив рубашку сушиться, тщательно умылся. Его занятие было прервано появлением молодых негритянок. Они сразу принялись наводить в хижине порядок, время от времени лукаво поглядывая на Люка. Самая молоденькая из них захихикала, когда он, схватив мокрую рубашку, попытался натянуть ее на себя.

Одна негритянка была высокой, вторая маленькой и приятно-округлой. Две другие были очень похожи на Джеба. Они работали быстро, и вскоре жилище стало вполне уютным. Девушки отскоблили пол, налили свежей воды, кровать застелили чистыми простынями, а на прикроватную тумбочку положили какой-то сверток.

— Мисс Бри сказала, чтобы вы это наделив — объявила дочь Джеба и убежала.

Люк развернул узел и, присвистнув, почесал в затылке. Несмотря на то, что девушка предупредила его, он был готов обнаружить в свертке змею, а не эту роскошную одежду.

Люк взял лежавший сверху летний сюртук и, приложив его к себе, решил, что он будет ему впору. Панталоны были сшиты из той же ткани, что и сюртук. Нижнее белье было шелковым, а белая рубашка — из тончайшего батиста. Брай — если это она подбирала одежду — прислала ему и коричневые высокие ботинки, и черный атласный жилет.

Закрыв дверь от непрошеных посетителей. Люк быстро переоделся, не переставая удивляться, что одежда сидела на нем как влитая, как будто была сшита на заказ. В хижине не было зеркала, и Люк, посмотрев на свое отражение в окне, остался весьма доволен собой. В таком виде не стыдно идти на обед в Большой дом.

На этот раз он подошел к дому со стороны реки. Брай сидела на веранде и пила лимонад. Она слегка вздрогнула, когда он стал подниматься по широким ступеням.

— О, мистер Кинкейд! — произнесла она быстро придя в себя. — Я не слышала, как вы подошли.

Люк подумал, что она вздрогнула вовсе не оттого, что он ее напугал, а оттого, что надел этот костюм. Возможно, ей и хотелось, чтобы он надел все эти вещи, но она не была готова к тому, чтобы увидеть его в них. Лукас Кинкейд не принадлежал к тому типу мужчин, которые не задумываются о своей внешности. У него были мать и полдюжины теток, которые не упускали случая напомнить ему, что он красив. Он принимал это как должное, хотя и не особенно им верил. Мать его приятеля говорила сыну те же самые слова, хотя у того было лошадиное лицо. Но когда Нана Дирборн подтвердила мнение его матери, он не расценил это как лесть. Она заявила ему, что его можно назвать красивым, но он не должен из-за этого распускать перья, как павлин.

— Я вас правильно понял? — спросил он. — Вы хотели, чтобы я надел этот костюм, не так ли?

— Вы меня поняли правильно. Можете считать его своим.

— Спасибо. Хорошая одежда.

— Сначала я хотела предложить вам одежду Дэвида, но потом вспомнила о сундуке, куда мама сложила вещи Шелби. Хотите выпить? Лично я предпочитаю лимонад.

Люк заметил, что на столе стоял второй стакан. Кивнув, он взял его.

— Не хотите присесть?

Люк сел на плетеный стул. Их разделял только маленький столик, на котором стоял кувшин с лимонадом. Он пил лимонад и надеялся, что она расскажет что-нибудь о Дэвиде и Шелби, но Брай молчала. Он не знал подробностей их смерти, кроме того, что они и их отец не дожили до конца войны. Из всех мужчин в этой семье выжил только Рэнд. Брай и Элизабет смирились с потерями.

Поставив стакан на стол, Брай взяла веер и начала обмахиваться им, задрав голову, чтобы воздух охлаждал ее стройную шею.

— Хотите веер? — спросила она Люка. — Представляю, как удручающе действует на вас такая жара.

— Какое-то время я работал на Юге, мисс Гамильтон, и привык к жаре.

— Мой отчим ее ненавидит.

— Это потому, что он слишком много пьет. Как он себя чувствует? Он составит нам компанию за обедом?

— О да. Правда, у него на голове шишка.

— Он знает, откуда она?

— Он получил ее, когда вы пытались его убить.

Глава 3

— Когда я пытался его убить? — изумленно переспросил Люк. — Помнится, вы говорили, что он и не вспомнит об этом.

— Помилуйте, мистер Кинкейд! Вы должны более внимательно относиться к своим словам. Вы выразились так, будто действительно намеревались его убить.

Люк поднял стакан. Она снова подловила его! А ведь он считал себя продувной бестией. Возможно, ему пора пересмотреть свое мнение о себе.

Улыбаясь, он откинулся на стуле, довольный установившимся между ними взаимопониманием. Легкий ветерок с реки принес запах роз, который смешивался с нежным запахом лаванды, исходившим от ее волос.

Так же как и он, она сменила одежду, вычесала из волос застрявшие там травинки, и обруч, поддерживающий прическу, был теперь голубым, а не красным. Даже под сильными взмахами веера ни один волосок не выпал из ее прически. На ней было муслиновое платье с рисунком в голубой и белый цветочек. Жакет был оторочен тремя оборками из той же ткани, что и платье. Голубые цветочки не очень сочетались с ее глазами, но оттеняли их цвет и придавали им загадочность.

Она смотрела на реку, казалось, забыв о его присутствии. Из-под опущенных ресниц Лукас изучал ее нежный профиль, сожалея о том, что не может прочесть ее мысли. Холодное лицо Брай ничего не выражало.

На ее щеках был слабый румянец, но Люк полагал, что это — следствие духоты, но никак не смущения или, не дай Бог, возбуждения. У нее были полные губы, сейчас слегка приоткрытые и еще влажные от лимонада. Они представлялись ему более терпкими и менее сладкими, чем выпитый ею лимонад, хотя ему очень хотелось, чтобы он ошибался.

— Снова ваша бабушка? — спросила она, повернувшись к нему. — У вас довольно странное выражение лица.

— Нет, в данный момент я думал о другом, а вот сейчас, когда вы о ней заговорили, я вспомнил, что она сидела так же, как и вы. С такой же надменностью. В этом вы очень на нее похожи.

— Кажется, мне начинает нравиться ваша дорогая Нана.

— Она никогда не была «моей дорогой Наной». Она с трудом меня выносила.

— Жаль. Бабушки для того и существуют, чтобы идти к ним, когда никто тебя не понимает.

— У вас были такие бабушки?

— Мать моей матери умерла, когда я была еще подростком. Бабушка Гамильтон умерла незадолго до того, как мои родители решили пожениться. Я никогда не знала ее. Но у меня была няня-негритянка Комати, и в ней было все то, что мне хотелось видеть в бабушке. Моему отцу пришлось принять ее, когда он женился, так как моя мать ни за что не хотела переезжать в «Хенли» без нее. Отец говорил, что ему всегда приходилось считаться с ней, и она не одобряла, что у них долго не было детей. «Дай моему ребенку побольше ребятишек, — говорила она, — иначе ты потеряешь ее, маета Эндрю. Попомни мои слова». Случайно или следуя ее совету, мой отец произвел на свет Дэвида, Рэнди, Шелби, и только спустя несколько лет появилась я, чем няня была очень недовольна. «Надо было сначала родить девочку, — говорила она. — Не знаю, о чем ты думал, рожая этих хулиганов». Отцу казалось, что она никогда не будет довольна им, но он ее уважал. А мы с братьями так просто обожали нашу няню. Она была строгой, но любящей и рассказывала нам замечательные истории об Африке. Она была христианкой. Мы приносили ей птиц с поломанными крыльями, раненых животных, и она всегда их вылечивала. Она старалась держать молодых хулиганов в узде, но со мной у нее это плохо получалось.

Отпивая лимонад, Люк постарался спрятать улыбку. Какой бы необузданной стала эта женщина, если бы не умелое воспитание няни Комати?

— И как же вы испытывали ее терпение? — спросил он.

— Я ни в чем не отставала от братьев. А у вас есть сестры, мистер Кинкейд?

— Нет.

— Тогда вам не понять, какими трудными и невыносимыми Мы были.

— Мне бы хотелось, чтобы вы меня просветили, — улыбнулся он.

Бран задумалась. Что бы ей рассказать? Она не делала секрета из своей семьи, просто ей редко выпадала возможность о ней поговорить. Последний визит Рэнда всколыхнул воспоминания, в которые она предпочла бы не углубляться. Вспоминать прошлое побудил ее не Рэнд, а его спутница Клер Банкрофт, которая умела забрасывать человека вопросами, не дожидаясь ответов, и Бран оставалось слушать саму себя.

Лукас Кинкейд мало походил на нее. Он был человеком наблюдательным. Он смотрел на вещи просто, но с явным любопытством, что Брай находила весьма интересным. Он не осторожничал, но был всегда настороже и, по всей вероятности, замечал гораздо больше, чем выносил на обсуждение. Это означало, что он мог быть человеком осторожным, если ему это было надо. Взгляд его не был непроницаемым — в глубине его глаз она видела искорки смеха и явный интерес к ней. И хотя он сидел, лениво развалившись на стуле, ум его усиленно работал.

— Я следовала за своими братьями повсюду. Эти хулиганы не хотели брать меня с собой, но у них не было выбора. Я знала слишком много, но никогда не ябедничала. Когда они взяли меня в свою компанию, то никакими посулами или угрозами нельзя было заставить меня выдать их секреты. Моя мать была в отчаянии от того, какое влияние они на меня оказывали, и няня тоже. Она постоянно учила их, как нужно обращаться с младшей сестрой, от чего они страдали еще больше, чем от моего присутствия. Как только няня поворачивалась к нам спиной, я снова бежала за ними. Рэнди однажды предложил отхлестать меня ремнем, за что няня сильно отругала его. Вечером того же дня она нашла меня привязанной к дереву, с лицом, расписанным индиго и желтой охрой. Братья сказали, что мы играем в игру «Пленение индейской принцессы». А они тем временем сели в ялик и поплыли вверх по реке подглядывать за гувернанткой Эмили Типпинг. Няня грозилась оставить меня там навсегда, чтобы отучить от излишней доверчивости. Это был последний раз, когда я так легко попалась в ловушку, придуманную для меня братьями.

— Я впервые пожалел, что у меня нет сестры, — расхохотался Лукас.

— Значит, вы неверно истолковали мои слова.

Лукас хотел возразить, но в этот момент дверь на веранду открылась и вошла Адди.

— Обед подан, — доложила она. — Он уже спускается по лестнице и выглядит так, будто готов всех съесть. Вам лучше поторопиться.

— Спасибо, Адди. Мы сейчас придем. Не заставляй мистера Фостера ждать.

Адди ушла, и Брай встала со стула. Лукас вскочил, протягивая ей руку, но она не оценила его порыва.

— Сюда, мистер Кинкейд, — только и сказала она. Люк шел на полшага позади нее, глядя на ее прямую спину и гордо поднятую голову. Вспоминая о выходке мальчиков, он улыбался.

Когда Брай и Люк вошли, Оррин Фостер уже сидел во главе длинного стола орехового дерева. Он слегка привстал, приветствуя падчерицу. Это стоило ему больших усилий, и он снова плюхнулся на стул, который заскрипел под его тяжестью.

— Я сижу справа от Оррина, — прошептала Брай. — Садитесь напротив меня. — Оррин в это время раскладывал на коленях салфетку. — Мистер Фостер, — обратилась она к нему, — полагаю, вам будет приятно познакомиться с мистером Кинкейдом. Это тот самый человек, который спас вам жизнь.

Глаза Фостера широко открылись. В них не было и намека на вчерашнее неумеренное пьянство. Глаза его не были красными, а веки набрякшими. Правда, они слегка припухли, но это было скорее результатом крепкого, продолжительного сна. Взгляд его зеленых глаз вцепился в гостя.

— Кинкейд, говоришь? Это не один из тех проклятых Кинкейдов из Саммервилла? Тех самых, которые всегда пытались всучить мне негодную конину?

Брай вспыхнула и вопросительно посмотрела на Люка.

— К моей семье это не имеет никакого отношения, — ответил Люк, с удовольствием наблюдая, как Брай расслабилась. — Насколько я помню, никто из членов нашей семьи никогда не торговал кониной.

— Рад это слышать. — Бросив салфетку на стол, Фостер встал и протянул ему руку. — Никогда не любил этих Кинкейдов! — заявил он. — Всегда хотели получить побольше денег за всякое барахло. Я прекрасно знал цену их товару, и для меня их предложения были просто оскорбительными. — Он отпустил руку Кинкейда. — Садись, мой мальчик. Мы обедаем попросту, без всяких церемоний. Миссис Фостер обычно следит за моими манерами. Но ее сейчас нет. А мою падчерицу они мало беспокоят, правда, Брай?

Брай слабо улыбнулась и села на стул, отодвинутый для нее Люком. Прежде чем разложить на коленях салфетку, она дождалась, когда сядет он, а затем подала знак Адди нести обед.

Лукас был поражен открытым, приветливым выражением лица Оррина Фостера. Его лицо было круглым, улыбка широкой на щеках горел румянец. Он выглядел вполне здоровым.

— Так вот тот самый человек, который спас мне жизнь? — спросил Фостер, опускаясь на свое место. — Могли бы сделать это поаккуратнее, — добавил он, почесывая затылок. — У меня на голове шишка.

Лукас чуть не опрокинул тарелку с супом. Оррин Фостер помнил даже больше, чем ожидала от него Брай!

— Я думаю, это шишка от удара о землю, — пояснил он,

— Совершенно верно, — согласился Оррин. — Какого черта вы здесь делаете?

— Я уже говорила тебе, что мистер Кинкейд приехал в «Конкорд» в поисках работы, — вмешалась Брай.

— Да, она мне это говорила, но я ей не поверил.

— Это правда, — подтвердил Люк. — Я приехал искать работу. В городе только и говорят, что вы собираетесь строить новую конюшню. Вот я и подумал, что вам могут потребоваться рабочие руки.

— Не беспокойтесь, — поспешила встрять Брай, — я не наняла его.

— Это правда? — спросил Оррин, — Она не наняла тебя?

— Правда.

— Тебе не стоило спасать мне жизнь, мистер Кинкейд, в то время как моя падчерица изо всех сил старается лишить меня ее. — Его острый взгляд вонзился в Брай. — Я решил убить этого мерина, — пробурчал он. — Он опасный и непредсказуемый.

Брай чуть не подавилась супом.

— Это я убью тебя, Оррин, если ты еще хоть раз возьмешь Аполлона!

Оррин рассмеялся так, что у него ходуном заходила грудь, а на глазах выступили слезы.

— Понимаешь, о чем я говорю, Кинкейд? — спросил он, довольный собой. — Она только и делает, что угрожает мне. Предсказывать мою смерть — одно из ее любимых занятий.

— Каждый развлекается как умеет, — проговорила Брай, не повышая голоса.

Оррин вытер салфеткой глаза, затем снова разложил ее на коленях.

— Неужели вы думаете, что я не перескочил бы через эту Стену, мистер Кинкейд?

— Уверен, что никто бы не перескочил через нее. Особенно с того места, с которого вы пытались это сделать.

— Во всем виноваты эта дурацкая лошадь да выходки Брай.

Лукас промолчал.

— Однако мне помнится, что я упал с этой проклятой лошади прежде, чем она сделала прыжок. Это ты помешал мне, Кинкейд?

— Да.

— В таком случае ты спас мне шею.

— Рад стараться, сэр.

— Я вовсе тебя не благодарю. — Он сделал знак Адди забрать его тарелку. — Неси второе, — приказал он. — И налей мне вина. Того, что в буфете. Хочешь вина, Кинкейд?

— Не откажусь.

Адди открыла бутылку красного вина и налила немного Оррину. Он попробовал, остался доволен и подождал, когда Адди наполнит его стакан. После этого Адди налила вино Люку. Она хотела отнести бутылку обратно, но Оррин, похлопав по столу, приказал ей поставить вино рядом с ним. Адди вопросительно посмотрела на Брай.

Оррин перехватил взгляд служанки и сжал ее запястье. Он крепко держал ее руку, не причиняя, однако, боли, но всем видом давая понять, что может это сделать.

— Кто владеет «Конкордом», Адди? — вежливо осведомился он.

— Вы, мистер Фостер. — Лицо Адди посерело от страха.

— А кто здесь хозяин? — продолжал он.

— Вы.

— Прекрати, Оррин, — вмешалась Брай. — Всем и без того ясно.

— Ясно? — Он выпустил руку Адди, и та быстро отскочила в сторону. — Мистер Кинкейд, я вас нанимаю. — Оррин посмотрел на Брай с довольной улыбкой на лице.

Брай начала подниматься.

— Сядь, девочка! — рявкнул Оррин. — И обуздай свой нрав. Я знаю, почему ты так безобразно себя ведешь. Люк видел, что Брай еле сдерживает себя.

— Садись, — снова повторил Оррин. Колени Брай подкосились, и она упала на стул, сложив руки на коленях.

— Здесь я принимаю решения! — заявил Оррин. Он взял себе кусок мяса с блюда, которое перед ним держала Адди. — Ты думаешь, я не понимаю, почему ты не захотела нанять Кинкейда? Это потому, что мы сделаны с ним из одного теста. Ты знаешь это, Кинкейд? Она не возьмет тебя на работу, потому что ты янки! Она сказала тебе об этом или просто заставила тебя поверить, что у нас здесь нет работы?

— И то и другое, — ответил Люк. Он отрезал себе большой кусок мяса, впервые почувствовав, что проголодался. — Вы это говорите серьезно, сэр? Относительно работы? Вы не делаете это для того, чтобы…

— Чтобы позлить ее? — спросил Оррин. — Конечно, для этого. Думаю, что ей это не нравится. Уж такая она злобная натура.

Оррин залпом осушил стакан и налил себе второй.

— Так из каких же ты мест?

— Из Нью-Йорка. — Люк заметил, что Оррин никак не отреагировал на его сообщение. — Манхэттен. — Большой город, — заметил Оррин, жуя мясо, — хотя сам Я никогда в Нью-Йорке не был. А ты знаком с Филадельфией?

— После войны я какое-то время работал там.

— Мы никогда не говорим… — голос Оррина снизился до шепота, — о войне. — Он скосил глаза в сторону Брай. — Старожилы не любят говорить о ней.

— Понимаю. — Люк с симпатией посмотрел на Брай, но она сидела потупившись и, казалось, не слышала того, что говорили мужчины, это было весьма кстати, так как Люк все равно не знал, как извиниться перед ней. В конце концов, это не он вел себя так грубо, а ее отчим.

— Я сам из Филадельфии, — признался Оррин.

— Я там бывал.

— Не старайся встать со мной так быстро на короткую ногу. Завтра я уезжаю в Чарлстон. Брай может выгнать тебя без всяких угрызений совести.

— Неужели?

Оррин кивнул.

— Она сейчас как раз это обдумывает. — Оррин взял нож и дотронулся им до запястья Брай. — Подумай дважды, прежде чем прогнать мистера Кинкейда, — прорычал он. — Сначала о том, как ты меня разочаруешь, а во второй раз — о своей матери.

— Я понимаю, — едва слышно прошептала Брай. Удовлетворенный, Оррин кивнул.

— Если дело дойдет до этого, ты сможешь найти меня в Баттери, Кинкейд. Я не рассчитываю вернуться до ноября, но ты можешь обратиться ко мне за помощью в любое время.

Люк даже и вообразить себе не мог, что ему когда-нибудь придется обращаться к Фостеру, и, однако, ответил:

— Да, сэр. Спасибо. Мне бы хотелось точно знать, на какую работу вы меня нанимаете. В разговор вмешалась Брай:

— Я уже говорила отчиму, что вы не одобрили нашу новую конюшню.

— Вы считаете, что «Конкорд» нуждается в новой конюшне, Кинкейд? — спросил Оррин, игнорируя слова Брай.

— Да, если вы хотите организовать здесь конный завод. То, что у вас имеется, скоро развалится. Она только с виду кажется новой. Ее расширили, подлатали, покрасили, но фундамент изношен и крыша протекает. Вы должны держать ценных лошадей в сухом помещении. Ее, конечно, можно еще подлатать, как вы это сделали с домом, но через несколько лет она окончательно развалится.

— Вы обратили внимание на крышу? — спросил Оррин.

— И на ряд других вещей.

— Продолжайте.

— Я не обследовал ваш дом, но кое-что в вашем кабинете я бы подправил. К примеру, полки. Они могут рухнуть в любой момент. И по крайней мере одно из окон, чтобы спасти шторы от сырости.

— Вы считаете, что местные обвели меня вокруг пальца, когда я поручил им реставрировать дом?

— Я думаю, что у вас был плохой советчик.

— Ха! — Оррин ткнул пальцем в Брай. — А что я тебе говорил об этих парнях, с которыми мне пришлось иметь дело? Мошенники! Все как один. Как только они увидели мои зелененькие, им захотелось как можно скорее их заполучить. А теперь Кинкейд говорит мне, что вся работа загублена. Ведь ты это говоришь, Кинкейд? Я правильно тебя понял?

— Да.

— И что ты думаешь по этому поводу, Брай?

— Что тебя в очередной раз надули. Надули все, кто продавал тебе пиломатериалы, гвозди, краску и штукатурку. Тебя надули плотники, кровельщики и маляры. Не знаю, что сказать о драпировочных и обивочных материалах. Твой новый друг еще не высказался по этому поводу.

— Ну? — спросил Оррин, глядя на Люка.

— По-моему, они хорошего качества, но, откровенно говоря, я не эксперт в этом деле.

— А в чем же ты эксперт? — спросил Оррин, отпивая вино.

— Во всем остальном, пожалуй.

— А где еще ты работал?

Обед шел своим чередом и закончился внушительными кусками теплого яблочного пирога. Тем временем Оррин прикончил одну бутылку вина и приказал Адди принести вторую. Он слушал рассказы Люка о его путешествиях по югу и востоку и о работе, которую он там выполнял. Брай почти не принимала участия в разговоре, и ее отчиму это было только на руку. Ему давно не приходилось беседовать с северянами, и он был очень доволен. Он с трудом выносил свою жизнь в этих местах и часто говорил себе, что если бы еще раньше не пристрастился к бутылке, то непременно начал бы пить здесь от скуки.

— Могу сказать, что у вас будет здесь много работы с реставрацией дома и прочими постройками, но сдается мне, что вы носитесь по стране, как потерявшийся щенок в поисках мамы. Вы похожи на кочевника в пустыне.

Люк не представлял, что Оррин Фостер способен выразиться столь поэтично. Хотя в его словах и была доля правды.

— У меня есть рекомендации, — проронил Люк. Он увидел, что Брай обиделась из-за того, что он не сказал ей об этом. — Вы не первый удивляетесь тому, что я не задерживаюсь долго на одном месте, — добавил он.

— Ну и в чем причина? — спросил Оррин. — Вы от чего-то бежите? — Он посмотрел на Брай: — Что ты об этом думаешь? Он уголовный преступник? Возможно, ты поспешила, приглашая его на обед?

Прежде чем ответить, Брай дала Оррину возможность вволю посмеяться над своей шуткой.

— Не исключаю такой возможности, — ответила она. — Может, ему лучше сразу уйти?

— Мы еще не слышали его объяснений. К тому же он говорит, что у него есть рекомендации.

— Уголовный преступник может наврать все, что угодно, — заметила Брай. — И его рекомендации стоят не больше бумаги, на которой они написаны.

— Что ты скажешь в свое оправдание? — Оррин посмотрел на Люка поверх стакана. — Ты бежишь от закона или просто странствующая натура?

— Скорее последнее, сэр. У меня страсть к путешествиям. Мне нравится посещать новые места.

— Сдается мне, что здесь должен быть какой-то побудительный мотив. Твой отец тоже был скитальцем?

— Не знаю. Возможно. Он исчез еще до моего рождения.

— Ха! — воскликнул довольный Оррин. — Вот мы и докопались до причины! Ты скиталец, как и твой отец. Я всегда подозревал, что дети наследуют самое худшее.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся Люк.

Оррин снова налил себе вина. Он предложил налить Люку и громко рассмеялся, когда тот быстро прикрыл свой стакан рукой.

— Тебе не нравится это вино? Попросить Адди открыть другую бутылку? Что-нибудь сладенькое? — Он повернулся к домоправительнице, стоявшей у буфета: — Адди! Наш гость хочет сладкого вина. Открой другую бутылку.

— Нет, — запротестовал Люк. — С меня хватит.

— Глупости. Другую бутылку, Адди! Брай, помоги ей найти что-нибудь сладкое из наших запасов. — Он улыбнулся, довольный собой, когда Брай молча вышла из-за стола и направилась к Адди.

Проверив содержимое буфета и не найдя там ничего подходящего, они вышли из комнаты.

— Прекрасно, — проговорил Оррин, откидываясь на спинку стула. — У нас есть несколько минут, чтобы поговорить наедине.

Люк уже догадался, что Оррин был не просто бытовым пьяницей, а законченным алкоголиком. Он мог выпить много прежде чем его мозги окончательно перестанут работать. Он мог быть грубияном, но не фигляром, если, конечно, это не входило в его планы.

— Я не хочу, чтобы ты оставил ее с ублюдком, — неожиданно заявил он. — Возможно, именно так поступил твой отец, а возможно, и нет, но я не хочу, чтобы пример твоего отца повторился здесь.

Люк удивленно поднял брови:

— Сэр?

— Не надо звать меня «сэр»! Я хочу, чтобы ты женился на ней, если обрюхатишь ее. Я настаиваю на этом. Того же хочет и ее мать. Девчонка развязная, некрасивая и прямолинейная, иначе она давно бы вышла замуж. Никто из здешних мужчин ее не хочет. Время от времени ее навещает Остин Типпинг. Я прочитал ему ту же лекцию, что и тебе, так что ты не первый. Вы оба будете ухаживать за ней, но замуж она не хочет. Возможно, она раздвинет для тебя ноги. Она лакомый кусочек и хорошо об этом знает. Она только кажется тихоней, но характер у нее твердый.

У Люка чесались руки сунуть его лицом в тарелку с остатками пирога. Он мысленно представил себе шею Фостера под своей ногой, и желание медленно давить на его горло стало нестерпимым.

— Ты понял меня, Кинкейд? — Оррин грозно постучал пальцем по краю стола, чтобы привлечь к себе внимание собеседника. — Мне кажется, что ты недостаточно внимательно меня слушал.

— Я слушаю вас, сэр, — спокойно ответил Люк, — и все понял.

— Хорошо. — Большим пальцем Оррин указал в сторону коридора, где раздались легкие шаги женщин. — Как раз вовремя. — Когда дверь открылась, Оррин начал засыпать Люка вопросами: — Так где же эти рекомендации? Я бы хотел ознакомиться с ними, прежде чем уехать в Чарлстон.

Рекомендации лежали в старом сюртуке, но Люку не хотелось говорить об этом Оррину. Если отчим Брай узнает, что она дала ему чистую одежду, на ее голову посыплются новые обвинения.

— Я не захватил их с собой.

— Так где же ты их держишь?

— Возможно, они в его комнате, — подсказала Брай.

— В его комнате? Ты дала этому человеку комнату?

— Я велела Джебу подготовить ему домик надсмотрщика. Всего на одну ночь. По крайней мере я так рассчитывала. Сейчас, когда ты нанял его на работу, ему можно предоставить более удобное помещение.

— Я хочу посмотреть рекомендации, — настойчиво повторил Оррин.

Люк встал из-за стола.

— Я принесу их. Прошу прощения. — И он быстро вышел из комнаты.

Спустившись с крыльца, он остановился. Ветер с реки крепчал, и Люк был рад этому. Ему нужно было о многом подумать, а для этого следовало иметь ясную голову.

Он медленно шел по тропинке. Какого черта он влез в это дело? Он подумал о матери.

— Это ты во всем виновата, — пробормотал он. — И вы тоже, — добавил он, вспомнив тетушек.

Когда Люк вернулся, Брай все так же сидела за столом. Оррин стоял у буфетной стойки и выбирал себе сигару. Со стола было убрано, и Адди исчезла. Свет свечей придавал столовой иллюзию тепла. Приближался рассвет. Где-то вдалеке кричала сова, взяв на себя роль ранней пташки. Она гналась за мышью, и ее писк разносился по всему полю.

Люк протянул Оррину конверт.

— Положи на стол.. — Оррин продолжал копаться в коробке для сигар, выбирая себе подходящую.

Люк положил конверт туда, где раньше стояла тарелка Оррина. Он заметил, что Брай бросила на него взгляд, но не сделала ни одного движения, чтобы первой посмотреть содержимое. Возможно, Оррин ударил бы ее по руке.

— Отчим предлагает вам осмотреть дом, перед тем как вы ляжете спать, — произнесла Брай со знакомой холодностью в голосе.

— Как вам будет угодно.

— Это никак не связано с моими желаниями, мистер Кинкейд. Мне кажется, я дала вам это ясно понять.

Оррин с шумом захлопнул коробку. Он обнюхал сигару по всей длине, получая явное удовольствие от ее крепкого аромата.

— Великолепно! — улыбнулся он, отрезая конец сигары маленькими ножницами, прикрепленными к кармашку для часов.

— Могу я предложить вам сигару, Кинкейд?

— Не откажусь.

Люк взял сигарницу и выбрал себе сигару с меньшей тщательностью, чем это сделал Оррин. Фостер обрезал конец его сигары и поднес спичку. Табак был крепким, и Люк при первой затяжке чуть не задохнулся.

— Осторожнее, — предупредил Оррин, попыхивая сигарой. — Они сделаны специально для меня. К ним надо привыкать постепенно.

Люк внимательно оглядел присутствующих. Сквозь табачный дым он заметил, что Брай едва сдерживает улыбку. Неужели ее развеселило его позеленевшее от табака лицо? Злая женщина. Если бы он захотел, то мог бы поставить ее на место, послав ей одну из своих предостерегающих улыбок, но решил держать себя в руках. Если он сорвется, последствия могут быть непредсказуемыми.

Поставив на стол пепельницу, Оррин сел и, зажав в зубах сигару, вскрыл конверт.

— Можешь махать руками, Брай, — хмыкнул он, вынимая бумаги, и повернулся к Люку: — Она ненавидит сигарный дым. Как только я открываю коробку, они с матерью выходят из комнаты. Возможно, ваши рекомендации удержат ее на месте. А скорее всего она ждет, когда тебе станет плохо.

В ответ Люк закашлялся.

— Хочешь, я постучу тебя по спине, Кинкейд? — спросил Оррин, пробегая глазами первое письмо. — Здесь все в порядке. Может, ты сам написал его?

— Нет, сэр.

Оррин что-то пробубнил и быстро просмотрел другие письма. Сложив их все в конверт, он протянул его Люку.

— Кажется, все в порядке. Если хочешь, дай их Брай. Она может знать эти семьи. Пусть прочитает, пока я буду водить тебя по дому. — Он бросил на Брай холодный взгляд, заметив, что она встает. — Я знаю свой дом, — рявкнул он, — и могу обойтись без тебя!

— Я хотела прочитать рекомендации мистера Кинкейда в гостиной, — ответила Брай, принимая конверт из рук Люка.

— Хорошо. Дай нам всего минуту. Я сначала поведу мистера Кинкейда туда, а когда мы уйдем, можешь там располагаться.

Люк видел, что Брай хотела возразить, но промолчала.

Оррин хорошо был знаком с домом, хотя мало знал о нем. Люк подозревал, что его в первую очередь интересовал размер плантации. Когда Фостер впервые увидел «Хенли» — так он тогда назывался, — дом был полностью разорен солдатами. Янки, разграбившие его, нанесли ему значительный ущерб, но, к счастью, не сожгли до основания. Оррин смог приобрести дом и всю собственность по таким низким ценам, что можно было считать — он просто получил все это в подарок. Их совместное владение домом стало возможным благодаря браку Оррина с Элизабет. Тот факт, что Фостер купил его легально и даже с разрешения правительства, не уменьшал этого воровства, а еще больше усугублял печальную ситуацию.

Оглядывая дом и сознавая, что возводили его с любовью, а потом многие годы поддерживали в хорошем состоянии, Люк теперь понимал, почему Гамильтоны хотят вернуть его себе. Оррин мог восхищаться красотой дома, но он был для него чужим, и Оррин не ощущал родственной связи с ушедшими поколениями.

— «Конкорд» похож на женщину с хорошей фигурой. — Люк надеялся, что Оррин поймет, что он имел в виду. Они были на чердаке, и Люк показал ему на стропила и потолочные балки. — Старея, она все еще остается красивой. Она не может быть без возраста, но именно возраст делает ее интересной, а хорошая фигура определяет ее характер. Некоторые могут даже сказать, что она прелестнее, чем была в юности.

— Какой дурак это скажет? Только тот, кто забыл, что такое твердая плоть под твоими руками. — Приложив ладони к груди, Фостер растопырил пальцы. — Мне не нужна женщина с отвислыми сиськами.

Подавив вздох, Люк сделал вид, что его очень интересуют потолочные перекрытия. «Спасибо, мама, — подумал он. — Спасибо, Нэнси, Лиззи, Мэгги, Лаура, Ливия и Маделин. Спасибо вам всем».

— Вы получите обвислые сиськи, если будете продолжать косметический ремонт, не углубляясь в старинную архитектуру дома. При хорошей заботе этот дом переживет нас всех и никогда не выдаст своего возраста, за исключением тех случаев, когда ему будет выгодно показать свою ценность.

— Ты хочешь сказать, что через десять лет он будет дороже той цены, по которой я его купил?

— Я бы сказал, что он в десятки раз превзойдет свою первоначальную цену.

Оррин хитро прищурился и поскреб подбородок.

— Первоначальную цену? А те деньги, что я ухлопал на него после? И сколько денег ты предлагаешь мне ухлопать на него сейчас?

— Даже если вы с сегодняшнего дня не потратите ни единого цента, те деньги, которые вы уже вложили в ремонт дома, для вас навсегда потеряны. Однако если вы пожелаете, чтобы реставрация велась по всем правилам, то к ее завершению вы будете не в убытке, а в значительном выигрыше.

— Таким образом вы зарабатываете Себе на житье? Залезаете в карманы к людям и вытаскиваете их кошельки? Вы этим занимались в Филадельфии, Ричмонде и Атланте? Разве за воровство у нас больше не вешают?

— Вы читали мои рекомендации. Люди, на которых я работал, были мной весьма довольны.

— Я не говорю, что ты лжец, Кинкейд. Я использую свое право на осторожность. Ты же сам сказал, что местные рабочие меня обманули. Я доверяю тебе по двум причинам, и то наполовину. Первая та, что ты янки, а вторая — ты для моей падчерицы словно куриная кость в горле. Я распоряжусь, чтобы на твой счет перевели деньги, организую кредит на лесоскладе здесь и в Чарлстоне, но ты должен знать, . что я сам буду следить за всеми расходами. К тому же я проверю твои рекомендации. Если в них что-нибудь не так, скажи мне сразу. Не трать зря мое время и деньги. Ведь ты не хочешь быть не в ладах с законом, если этого уже не случилось?

— Я согласен с вами, мистер Фостер, — произнес Люк, которому хотелось вцепиться Оррину в горло.

— Что заставляет тебя думать, будто ты сможешь поладить с местными рабочими лучше, чем я? Им доставит удовольствие так же обвести тебя вокруг пальца, как они обвели меня.

— Поживем — увидим, — ответил Люк, которому не хотелось объяснять Оррину, что у него никогда не возникало подобных проблем. Ознакомившись с манерой поведения Фостера, он легко догадался, почему всем, кто имел с ним дело, доставляло удовольствие облегчать его карманы. — Сразу после войны вы неоднократно проводили здесь ремонтные работы, но тогда материалов не хватало, а цены скакали как бешеные. Сейчас настали другие времена.

— Ты плохо знаешь южан, если поверил им.

— А что привело вас сюда?

— Возможность и обстоятельства.

— А что удержало вас здесь?

— Не одни Гамильтоны привязались к этой земле. Я полюбил «Конкорд». — Он подошел к окну и постучал по стеклу, обращая внимание на расположенные за ним земли, — Здесь все мое, насколько видит глаз. Эту землю я никогда не покину.

Люку нечего было сказать на это. Дом околдовал его. Возводя стены, Хенли Гамильтон использовал кирпичи из корабельного балласта. Кирпичи были пригнаны так плотно, что для строительства дома понадобилось с полдюжины — если не больше — кораблей. В начале XVII века это было чуть ли не подвигом. Для Хенли Гамильтона и его семьи это был не просто дом. Это было их детище, которое они любили и на которое молились.

— Сколько? — спросил Оррин.

— Прошу прощения?

— Сколько, черт побери, ты с меня сдерешь денег?

Люк назвал цену, не задумываясь. Путешествуя по дому, он все время мысленно прикидывал, во что обойдется реконструкция особняка. Он назвал сумму, включающую и непредвиденные расходы, которые могут возникнуть. Если бы не его предусмотрительность, Оррин потом никогда бы не согласился выделить еще денег.

— Так много? — спросил Фостер, почесывая затылок.

— Чтобы все было сделано добросовестно. На другое я не согласен.

— Легко быть принципиальным, когда тратишь чужие денежки.

— Да, сэр, — согласился Люк.

— Хорошо. Ты их получишь. Но не думай, что ты умнее других. — Оррин начал осторожно спускаться по лестнице. — И помни, что я тебе сказал о своей падчерице. Она постарается вытянуть из тебя мои деньги, если увидит, что это возможно. Ей всегда нужны деньги. Помни мои слова, Кинкейд. Не позволяй ей затащить себя в постель, иначе ты попадешь к ней в сети.

Люку снова захотелось как следует врезать Фостеру, но он снова сдержался.

Брай лежала в постели и смотрела в потолок. Окно ее комнаты было распахнуто, и длинные легкие занавески вздымались под ветром и надувались, как паруса. Язычок пламени масляной лампы, стоявшей на ночном столике, колебался, несмотря на стеклянный плафон, защищавший его от ветра. В тенях, пробегавших по потолку, не было дружеских очертаний. Они были зловещими и не предвещали ничего хорошего.

— Смешно, — прошептала она, наблюдая, как аморфная тень сползла с потолка и побежала вниз по стене. Подобно чернильному пятну, она расплывалась, в ней появились трещины. Сначала это был паук, затем паутина. Брай повернулась на бок и закрыла глаза. Она постаралась думать о чем-нибудь приятном, чтобы поскорее заснуть.

Но приятные мысли не приходили.

Она встала с кровати, подошла к окну и села на подоконник, придерживая занавеску. Ее взору открылись сад и черная стена леса за рекой. Она легко различала сосны и ивы. По очертаниям крон и высоте она распознавала сушеницу, лавровые деревья и лавровишни. Брай высунулась из окна и увидела сельскохозяйственные строения. За ними, едва различимые в темноте, располагались хижины рабов.

Большинство из них пустовали, и их можно было бы снести, а мебель поставить в другие хижины, где она была нужнее. Оррин не позволял ей делать этого. Тот факт, что они пустовали, служил Оррину своеобразным напоминанием о военном триумфе северян. Это был и его триумф, хотя он никогда не носил военной формы и не принимал участия ни в одной из кампаний. Он нажил себе состояние, поставляя оружие и военную технику, что, по его мнению, было гораздо выгоднее, чем подставлять свою грудь под пули врага.

На плантации работало свыше сотни рабочих, большинство из них были негры. Половина из них жила в «Хенли» еще до войны, остальные приехали позже, в основном с соседних разорившихся ферм и плантаций. За крохотный надел земли и копеечное жалованье они работали на плантации «Конкорд». Оставляя себе немного риса или хлопка, они продавали остальное Брай. Они всегда могли отвезти свои товары на рынок, но Брай платила им справедливую цену, а поездка в город была им не по карману.

Дома, воздвигнутые на участках наемных рабочих, мало чем отличались от хижин рабов. И хотя условия жизни в них постепенно улучшались, там все еще было не так удобно, как при Хенли. Брай попросила Оррина, чтобы он разрешил рабочим в свободное от работы время самим построить для себя дома. К ее удивлению, он сразу согласился, но, поразмыслив, решил, что ни в одной семье не найдется столько денег, чтобы строить себе новое жилище. И все осталось по-старому.

Случайно Брай заметила, что со стен пустующих домов стали исчезать доски, а затем и полы. Оконные рамы тоже потихоньку начали растаскивать. Она и словом не обмолвилась об этом Оррину. Она не знала, как он поступит с рабочими, но подозревала, что у него есть свои суровые меры воздействия. Исповедуя аболиционистские взгляды, Оррин не желал менять существующее положение вещей и все реформы откладывал «на потом». В этом не было ничего хорошего.

Брай посмотрела на окна Лукаса Кинкейда: света там не было. Немногим раньше она слышала, как он тяжелыми шагами прошел в свою комнату. Должно быть, он сразу лег спать. Ей очень хотелось поговорить с ним и узнать, к какому решению они пришли с Оррином. Вернувшись с обхода дома, оба упорно молчали, словно это был великий секрет. Ей не хотелось задавать Оррину вопросы, и она, пожелав им обоим спокойной ночи, удалилась в свою комнату.

Шаги в коридоре привлекли ее внимание. Подняв голову, она прислушалась. Шаги были такие, как будто кто-то крался в ночи.

Накинув халат на ночную рубашку, она осторожно приоткрыла дверь. Ее взгляд встретился со взглядом Лукаса Кинкейда. Он приложил палец к губам.

— Я не собираюсь кричать, — обиделась она. — Куда вы идете?

— Плавать.

— Река там. — Она показала рукой за свою спину.

— Я знаю, где река. Я вижу ее из своего окна.

— И где же расположено ваше окно?

Он кивнул на соседнюю дверь.

— На этом настоял ваш отчим. Не хотите составить мне компанию?

Глава 4

— Составить вам компанию? — переспросила Брай, удивленно подняв брови. — Чтобы поплавать?

— Не бойтесь, я не собираюсь топиться. Хотите поплавать — присоединяйтесь ко мне, не хотите — дело ваше.

— Думаю, что нет.

— Как хотите. — Люк зашагал к выходу.

— Подождите!

Люк остановился и посмотрел на нее:

— Да?

— Вы действительно идете купаться?

Люк кивнул.

— Но уже поздно!

Не желая вдаваться в объяснения. Люк пожал плечами, повернулся и пошел по коридору. Желание нырнуть поглубже и поплавать, смыть с себя пот и грязь преследовало Люка с самого обеда, и он знал, что не заснет, пока не искупается. Игра в покер с Оррином на протяжении нескольких часов только усилила это желание.

Дойдя до лестницы. Люк оглянулся. Брай в коридоре не было, и дверь ее комнаты была закрыта. Его охватило разочарование. Подумав, он решил, что они могут поговорить и завтра. А сейчас он должен окунуться в глубокую холодную реку.

Люк быстро сбежал по лестнице.

Вернувшись в комнату, Брай села у окна. Подтянув колени к подбородку, она перебирала в памяти разговор с Люком и не могла решить, говорил ли он ей правду. Теплыми летними ночами ее братья тоже тайком убегали из дома, дождавшись, когда все улягутся спать. Их манила к себе река. Внимательно прислушавшись, она могла слышать их крики и плеск воды. Няня Комати всегда знала об их ночных побегах и предостерегала Брай, чтобы та не бежала за ними: «Иногда у мальчиков начинает бурлить кровь, и только холодная речная вода может их успокоить. Не мешай им, мисс Бри. Придет время, и твоя кровь тоже заиграет, и ты, как и братья, побежишь к реке».

Брай не понимала, почему в этих случаях она слушалась няню, полностью игнорируя ее советы в другом. Только став старше, она поняла, что няня была права. Дэвид в ту пору был почти взрослым мужчиной, влюбленным уже не в гувернантку очаровательной Эмили Типпинг, а в нее саму. Увлечения Рэнда и Шелби менялись каждое воскресенье — в зависимости от того, у какой из мисс была красивее шляпка. Их ужимки, имеющие целью привлечь внимание девушек, вызывали у Брай смех. Обычно это кончалось тем, что они привлекали внимание директора школы, и пока тот читал им нравоучение, предметы их обожания расходились по своим каретам в сопровождении более спокойных молодых людей.

Брай улыбалась, вспоминая детство. Внезапно она услышала легкую неторопливую походку Люка в саду, явно направлявшегося к реке.

Она вскочила и рывком сорвала с себя халат. Достав из шкафа первое попавшееся платье, она натянула его поверх ночной рубашки. Затем надела чулки и сунула ноги в туфли.

Не лихорадь в крови гнала ее к реке, а простое любопытство. Няню ее поведение наверняка бы огорчило.

Брай осторожно подошла к обрыву, под которым протекала река, высматривая Лукаса Кинкейда. Ночь была лунной, и ее глаза уже привыкли к темноте, так что ей казалось, она без труда увидит его.

— Мистер Кинкейд? — тихо позвала она. — Вы здесь?

Ответа не последовало. Случайный всплеск, похожий на всплеск рыбы в воде, заставил ее резко обернуться.

— Мистер Кинкейд? — позвала она снова и медленно пошла вдоль берега. Раз он ее не слышит, значит, что-то случилось. Сложив руки рупором, она крикнула громче: — Мистер Кинкейд!

— Вы решили разбудить весь «Конкорд»?

Напуганная раздавшимся за ее спиной голосом, Брай отшатнулась и чуть не свалилась в реку. Сильные руки подхватили ее за талию, не дав упасть. Улыбнувшись, Люк крепко прижал ее к себе. На какое-то мгновение Брай онемела. Но вдруг испустила громкий крик раненого животного.

Руки Люка немедленно разжались, но он оказался не столь проворен, чтобы избежать удара. Сцепив пальцы рук, она обрушилась на него с силой метательницы молота. Люк упал, а Брай по инерции пролетела вперед и скатилась в воду. На этот раз Люк не бросился ей на помощь. Он сел на траву и осторожно ощупал челюсть. Камни с плеском скатывались в воду, и вдруг он услышал сдавленные крики. Если она оказалась в воде — что ж, тем лучше, это послужит ей Уроком.

Люк языком пробежался по зубам. Они все были на месте, и ни один не качался. Он был уверен, что к утру у него на подбородке появится огромный синяк, и начал раздумывать над тем, как объяснить Оррину Фостеру его происхождение. Держась за челюсть, он все еще обдумывал эту проблему, когда Брай удалось вскарабкаться на берег.

Одежда ее промокла, туфли были полны воды и громко хлюпали, с волос и подола ручьями текла вода. Люк встал и протянул руку ладонью вперед, давая понять, что ей лучше к нему не подходить.

— Стойте, где стоите. У меня уже есть один синяк, и возникнут трудности с объяснением его появления. Я не хочу получить еще один такой же.

Собрав в руки подол, Брай начала отжимать его, и вскоре вокруг ее ног образовалась лужа. Оглядевшись, она увидела поваленное дерево и села на него, повернувшись к Люку спиной. Сняв туфли, она вылила из них воду, затем спустила чулки, выжала их и сунула в туфли.

Встав на ствол, она посмотрела на Люка. Он лежал на животе, уперев локти в землю и положив голову на руки. Его взгляд был устремлен на реку. Она не видела в темноте выражения его лица, но чувствовала, что он на нее зол.

Брай отжала волосы, и холодная вода полилась ей за шиворот. Отведя руку с волосами в сторону, она снова стала отжимать из них воду.

— Здесь неподалеку есть местечко Бо-Риваж, — заговорила она. — Там когда-то произошел большой скандал. Один человек нелегально вывез рабов на Север. Это было задолго до войны. Правда всплыла наружу, и о Грэме Денисоне — так звали того человека — судачил весь город. Его семья не могла выйти на улицу, а сам Грэм бесследно исчез.

Люк издал горлом какой-то звук, но даже не взглянул на Брай. Ее плечи поникли.

— Мне очень жаль, мистер Кинкейд, что я вас ударила, — смущенно проговорила она. — Я сделала это, не подумав. Просто… — Она пыталась подобрать слова, чтобы объяснить свой поступок. — Просто так получилось.

Люк верил ей. У нее не было времени на обдумывание. Ему бы хватило доли секунды, чтобы отскочить от нее. Нет, здесь что-то другое. Возможно, ее реакция объяснялась обычной паникой. Или ужасом.

— В мои намерения не входило пугать вас. Я был уверен, что вы слышите мои шаги.

Брай покачала головой. Она помнила его легкие шаги, когда он шел мимо ее комнаты. И он не ломился сквозь лес, а двигался осторожно. Однако она сомневалась, что он намеренно хотел ее испугать.

— Я вас не слышала, — ответила она. — Вы появились внезапно у меня за спиной. Я думала, что вы свалились с обрыва и утонули.

Она говорила это очень серьезно. Похоже, она волновалась за него, и это притупило ее бдительность.

— Я переодевался, — признался он, — и мне надо было где-то укрыться.

— Вы могли бы отозваться на мои крики.

— И вы бы бросились ко мне сквозь лес?

— Вы правы. Я могла бы так поступить.

— Я думал, вы вернулись в дом.

— Я передумала.

— Вам не следовало приходить сюда. Зачем привлекать к себе внимание, да еще так громко?

Брай посмотрела на свое платье. Оно было мокрым и прилипло к телу.

— У меня где-то здесь одеяло. — Люк оглянулся вокруг. — Я прихватил его с собой, уходя из дома.

Так вот почему он так долго не появлялся в саду. Брай тоже начала оглядываться в поисках одеяла.

Люк увидел его первым. Серое шерстяное одеяло было еле заметно среди груды серых камней. Вскочив на ноги. Люк подобрал его и расстелил на земле. Он заметил, что Брай приближается к нему с опаской. Тогда он протянул ей одеяло:

— Возьмите.

— А вы не хотите на него сесть? — спросила она, стуча зубами от холода.

Люк растянул одеяло в руках.

— Идите сюда, — позвал он. — Позвольте мне накинуть его вам на плечи.

Но Брай выхватила одеяло из его рук и закуталась без его помощи.

— Не хотите вернуться домой? — спросил он.

— Я х-х-о-о-ч-чу з-з-а-а-дать ва-ам несколько во-опросов, — ответила она, стуча зубами.

— Это позже. — Люк кивнул на темную опушку лесу. — Идите туда и разденьтесь. Потом бросьте мне платье — я повешу его на ветку. Так оно хоть немного подсохнет. Советую снять белье тоже, прежде чем завернуться в одеяло. Развести небольшой костер?

— Нет. Кто-нибудь может нас увидеть.

Люк не стал выяснять кто. Возможно, Брай знала, что Оррин не спит так крепко, как это кажется по его виду.

— Идите. Если, конечно, не хотите, чтобы я отвел вас домой.

— Нет.

Брай не хотелось оставлять мокрые следы в доме, что, не сомнение, вызовет ненужный интерес слуг и отчима. Оррин; планировал пораньше отправиться в Чарлстон, и у него на свежую голову может появиться масса вопросов. Если он каким-то образом узнает, что ночью она ходила к реке, то будет потом до конца жизни ее подкалывать.

Зайдя в лес, Брай сняла платье, но не бросила его Люку, как он велел, а, перекинув через руку, подошла к нему на достаточно близкое расстояние.

Скрывая улыбку, Люк взял платье и повесил на две параллельные ветки.

— Ну вот. — Он отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. С подола на землю медленно капала вода. — Где вы хотите сесть? — спросил Люк. — Вот и чудесно. — Он улыбнулся, заметив, что Брай уже нашла подходящее место на земле, устланной ковром сосновых иголок.

Люк сел на некотором расстоянии от нее.

— Вы согрелись? — спросил он немного погодя. Брай кивнула. Ее зубы перестали стучать, а по телу разлилось приятное тепло.

— Я действительно очень сожалею.

— Все в порядке. Могло быть и хуже.

— Моя одежда быстро высохнет, а у вас завтра будет синяк.

— Вы абсолютно правы.

— Что вы скажете?

— Скажу, что это случилось днем, а синяк появился позже. Что-нибудь придумаю.

— У вас есть братья?

— Нет.

— Значит, вы единственный ребенок и никогда не умели драться?

— Почему вы пришли к такому заключению?

— Мои братья часто дрались. Они любили друг друга, но иногда впадали в какую-то ярость. Они бросались друг на друга, сплетались в клубок на дороге и тузили друг друга, поднимая пыль. Няня, чтобы разнять их, выливала на них ведро холодной воды, а иногда и два. Они еще некоторое: время продолжали драться в грязи, а потом успокаивались. Имея братьев, ты учишься у них драться, а потом приходить к согласию.

— Думаю, вы правы, мисс Гамильтон. — Люк улыбнулся в темноте.

— К какому решению вы с Оррином пришли после обхода дома? — поинтересовалась она.

— Я назвал ему цену, необходимую для реставрации «Конкорда», и он с ней согласился.

— Правда? Люк кивнул.

— И какова же цена?

Если Оррин согласился лишь на незначительные затраты, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Люк назвал стоимость реставрации. Глаза Брай распахнулись от удивления, и она, не мигая, уставилась на него.

— Неужели это правда? — охрипшим голосом проговорила она.

— Клянусь. — Люк перекрестился.

Она улыбалась, не подозревая, какой эффект ее улыбка производит на Люка. В темноте она не видела сияния его глаз, не слышала, как сильно стучит его сердце. Она не знала, что его рот внезапно стал сухим, а в висках застучало. Брай закрыла глаза. Новость потрясла ее.

— Как это чудесно! — прошептала она.

Некоторое время Люк молчал, не доверяя своему голосу. Когда он наконец заговорил, его тон был таким же сухим, как и рот:

— Все вышло, как вы хотели, мисс Гамильтон. Сразу видна рука мастера! Вы умная женщина, надо отдать вам должное.

— Я должна чувствовать себя польщенной вашими словами о моем уме, но почему-то не уверена, что вы хотели сказать мне комплимент.

— Расценивайте это как комплимент. Спектакль, разыгранный вами за обедом, был мастерски срежиссирован. Я люблю театр и посещаю его в каждом городе, где мне приходилось бывать. Клянусь, что на всех сценах от Атланты до Нью-Йорка нет другой такой актрисы, как вы.

— Вы мне льстите.

— Я говорю правду.

— В таком случае мне приятно сознавать, что, если дела пойдут плохо, я смогу сделать карьеру актрисы. Кстати, мистер Кинкейд, если отчим догадается о моем участии, то этим дело и закончится.

— Не вижу причин рассказывать ему об этом. В конце концов я ведь получил работу.

— Так все-таки получили? — поддразнила она его.

— Определенно получил. Вы с самого начала знали, что ваш замысел увенчается успехом?

— Конечно, нет. Если бы я была в этом уверена, то вела бы себя совсем по-другому. Я вообще-то не сомневалась, что сумею заставить его взять вас на работу, но то, что он согласился с вашей оценкой проекта, — это гораздо больше, чем я могла ожидать. Я даже представить себе не могла, что он пойдет на такие расходы.

— В таком случае вы проделали хорошую работу, хотя и не верили в ее успех.

— Я и сейчас не верю. Главное, чтобы поверил Оррин. Я полагаюсь только на свою оценку. Я лучше всех знаю, что нужно сделать, чтобы реставрировать «Конкорд». Ваша стоимость работ совпадает с моей. Оррин доверяет вам, потому что у него нет выбора. Я доверяю вам, потому что верю. А кому вы отдаете предпочтение?

На этот вопрос Люк отвечать не стал. Она могла бы и сама догадаться.

— Почему отчим так ненавидит вас? — спросил он, меняя тему разговора.

— Он не ненавидит меня.

— Нет?

— Нет.

— Тогда…

— Он боится меня, и в этом все дело.

— Что, в его представлении, вы можете с ним сделать?

— Он сказал вам вчера.

— Разве?

— Он сказал, что я попытаюсь его убить.

— Вы считаете, он говорил это серьезно?

— Думаю, да. По крайней мере мне всегда так казалось.

— Но это же…

— Абсурдно? — заключила она, не поведя даже бровью. — Вы это хотели сказать?

Люк предпочел держать рот на замке. Разве вчера ему не хотелось сделать с Оррином Фостером то же самое? Ткнуть его мордой в тарелку с пирогом? Наступить ему на горло и задушить? Столкнуть с лестницы? Но когда дошло до дела, именно Брай с холодным спокойствием ударила его осколком камня величиной с кулак.

Возможно, Оррин имеет все основания судить о своей падчерице как о холодном и жестоком человеке. Лукас же почти не знаком с ней. А Оррин знает ее гораздо лучше. Вернее сказать — она знает его гораздо лучше.

— Где Оррин возьмет деньги? — спросила Брай, словно последнего разговора не существовало.

— Снимет со счета и организует кредит в Чарлстоне. Он сам будет следить за всеми расходами и не допустит лишних трат.

— Это многое усложняет, — прошептала Брай.

— Что именно?

Брай поняла, что высказала свою мысль вслух. Что он подумает, если узнает о ее планах?

— Работы в поместье не ограничиваются одним домом, — осторожно произнесла она.

— В названную мной сумму входит и ремонт конюшен. Брай очень надеялась, что так и будет. Деньги, которые потребуются Люку, составляют огромную сумму. Но есть вещи, которые ее отчим никогда не одобрит даже с санкции Другого янки.

— Надо провести кое-какие усовершенствования.

— Какие еще усовершенствования?

— Это вас не касается.

— Не касается? Но тогда как же я…

— Вам не придется отвечать за это. — Брай раздражал их разговор. — Вся ответственность будет лежать на мне. — Она поняла, что Люк обиделся. — Что с вами? Вы со мной не согласны?

— Я не позволю подвергать риску дело, за которое взялся. У меня договор с вашим отчимом, а не с вами.

— Как вы недавно правильно заметили, этот договор вы получили благодаря мне.

— И я благодарен вам за помощь, но это не значит, что я позволю вам манипулировать мной. Ваш отчим предупреждал меня, что вы будете требовать от меня денег. Ведь речь идет об этом, не так ли?

Брай промолчала.

— Он ожидал от вас чего-то в этом роде. Вы поступите правильно, если откажетесь от своих планов..

Брай уже просто не могла сидеть на месте и вскочила. В своей поспешности она наступила на один конец одеяла, узел под мышкой развязался, и не успела она опомниться, как одеяло сползло до талии.

Люк, все это время наблюдавший за ней, не мог отвести восхищенного взгляда от совершенной округлости ее грудей под мокрой, прилипшей к телу рубашкой.

Брай от смущения застыла на месте и испуганно посмотрела на него. Люк осторожно протянул руку и, не отрывая взгляда от широко распахнутых глаз Брай, поднял одеяло и крепко завязал узел на ее груди.

— Я не собираюсь передавать наш разговор Фостеру, — продолжил он как ни в чем не бывало. — И я сдержу свое обещание, если вы не вынудите меня его нарушить. Вы меня понимаете?

Прерывисто вздохнув, Брай кивнула.

На следующий день, рано утром, Оррин отбыл в Чарлстон. Брай отнеслась спокойно к тому, что Лукас поедет вместе с ним. Разве она не говорила ему, что он должен будет туда вернуться? Тогда он казался разочарованным, но, когда Оррин предложил ему ехать с ним, не стал отказываться. Лукасу в любом случае надо было на недельку туда съездить, чтобы встретиться с поставщиками и подписать с ними контракты. Кроме того, он должен был организовать бесперебойную и своевременную доставку стройматериалов.

Пока Оррин отдавал последние распоряжения слугам, Брай удалось перехватить Люка в коридоре.

— Не забудьте свой саквояж, — ехидно посоветовала она. Люк оторопел. За все утро она не сказала ему ни одного дружеского слова, и ему даже стало казаться, что она разыгрывает весь этот спектакль специально для отчима.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, нахмурившись.

— Вашу одежду. Не знаю, по какой причине вы посчитали возможным появиться вчера здесь в лохмотьях, но надеюсь, у вас есть приличный гардероб и вы привезете его сюда. Я не собираюсь постоянно снабжать вас одеждой моих братьев.

На Люке все еще был костюм из тонкого сукна, который она дала ему, чтобы он мог произвести благоприятное впечатление на Оррина. Брай права: у него в Чарлстоне есть другая одежда, он оставил ее на снятой им квартире, решив предварительно навести справки и придумать, под каким предлогом и в каком виде ему лучше явиться в «Конкорд». Несколько дней назад ему казалось, что главное — это завоевать ее доверие. Он успел много узнать о ней и сделал вывод, что скорее всего она его не оттолкнет, если он обратится к ней за помощью. Это не означало, конечно, что она предоставит ему работу, но хотя бы не укажет на дверь при их первом знакомстве. Оррин же, наоборот, считался человеком неуравновешенным и редко принимающим окончательное решение в делах, касающихся «Конкорда». Последнее слово всегда оставалось за Элизабет Гамильтон Фостер, матерью Брай. Люк выяснил, что вдова Эндрю Гамильтона до сих пор пользуется большим уважением. Она не была предметом сплетен — по крайней мере не в присутствии янки.

— Посмотрим, что можно будет сделать, — вздохнул Люк. — Но задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?

Люк повернулся и направился к двери. Оррин уже нетерпеливо звал его из, кареты.

— Подождите! — Брай ухватила его за рукав сюртука. Люк остановился и через плечо взглянул на нее.

— В чем дело? — удивился он.

— Значит, вы не игрок? — В голосе Брай прозвучало отчаяние, которое ей не удалось скрыть.

— Игрок, мисс Гамильтон, — улыбнулся Люк, глядя ей в глаза. — И всегда им был. — С этими словами он вышел за дверь.

Брай стояла в дверном проеме, наблюдая, как он идет к карете, и не смея окликнуть его под пристальным взглядом отчима. Она бы так и стояла в дверях, если бы ее не позвала Адди.

— В чем дело, Адди? — Она вошла в дом и закрыла за собой дверь.

— Вы выглядите взволнованной, мисс Бри. Что-то случилось?

— Нет, Адди, — проговорила она, положив руку на плечо служанки, — Просто у меня созрел один план.

Однако разработку этого плана пришлось отложить. Через несколько дней случилось несчастье — малярия уложила в постель троих рабов с плантации и одного ребенка. Брай наведалась к ним, захватив с собой лекарства и еду, хотя и знала, что это ни к чему не приведет. Одни почему-то умирали, несмотря на оказанную им помощь, другие выживали без всякого вмешательства с ее стороны. Брай обнаружила, что, занятая этими проблемами, она переставала думать о Лукасе. И поэтому выискивала себе все новую и новую работу.

Но не только малярия занимала сейчас ее мысли. Однажды ночью разразилась страшная гроза, и молния ударила в вековой дуб. Это дерево помнило еще первых европейцев, обосновавшихся на побережье Каролины. Крона красного, дуба раскинулась на сотню футов, а тень от него простиралась на вдвое большее расстояние. Его кряжистый серый ствол был толщиной в пять футов.

Ночью Брай проснулась от оглушительного грохота и выбежала на террасу. Вскоре к ней присоединились перепуганные Адди и Джеб. Они просидели там остаток ночи, слушая шум дождя и молча прощаясь со своим старинным другом. С первыми лучами солнца они смогли оценить размеры причиненного ущерба. Ствол дуба был аккуратно расщеплен на две части, и оставшаяся в земле половина была обречена на умирание. Он уже никогда не будет таким прекрасным и величественным, как раньше. Брай приказала спилить его.

Упавшее дерево погребло под собой маленький сарай, в котором хранились инструменты.

Крона дуба разрушила несколько домов надсмотрщиков, а одна из самых толстых ветвей пробила стену дома Лукаса Кинкейда как раз над изголовьем его кровати.

— Прошла словно нож через масло! — возбужденно воскликнул Джеб. — Если бы мистер Кинкейд был здесь… — Его голос сорвался.

— Да, — кивнула Брай, — если бы только он был здесь.

Вода затопила рисовые поля, и растения полностью скрылись под ней. Незадолго до начала грозы на нежных ростках риса были обнаружены личинки, приводящие к свертыванию листа. Рисовые плантации часто страдали от вредителей, и работающим на полях неграм приходилось неустанно бороться с ними.

Лукас Кинкейд вернулся в субботу, после десятидневного отсутствия. Брай увидела его стоящим у дома надсмотрщика и оценивающим ущерб, нанесенный ураганом. Она подъехала к нему на Аполлоне, но спешиваться не стала. Жеребец ткнулся Люку в плечо.

— Привет, — улыбнулся Лукас, поворачиваясь к ней. Он поднял вверх ладони, чтобы показать Аполлону, что они пустые. — Я не привез тебе никакого гостинца. — Для наглядности он вывернул еще и карманы. — Вы думаете, он понимает? — обратился Лукас к Брай.

— Не знаю. Он просто избалован — думает, что у всех для него есть угощение. — Брай достала из кармана маленькое яблоко, специально припасенное для жеребца. — Он любит, когда его гладят по носу, — добавила она, пряча яблоко.

— Похоже, у вас здесь был ураган, — произнес Люк, поглаживая коня по носу. — Как давно это было?

Брай задумалась: все дни для нее слились в один бесконечный день.

— Четыре… нет, пять дней назад,

Люк огляделся, не в силах понять, что же изменилось в окружающем пейзаже.

— Нет старого дуба, — подсказала ему Брай. — В него попала молния.

Брай с нетерпением ждала возвращения Люка, чтобы выяснить у него, что он имел в виду, когда сказал: «Задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?» Глядя на него сейчас, одетого в длинный черный сюртук, с темно-красным галстуком на шее, Брай поняла, что, если бы он явился к ней в таком наряде, она приказала бы слугам вышвырнуть его из дома. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки для верховой езды. Ни на сюртуке, ни на ботинках не было ни пылинки, что могло означать одно из двух: либо он очень заботится о своей одежде, либо Оррин одолжил ему карету, чтобы он мог вернуться в «Конкорд». Мысль о том, что он слишком заботится о своей наружности, почему-то начала ее раздражать.

— В чем дело? — спросил он, заметив, как пристально она рассматривает накрахмаленный воротник его белой рубашки.

— Как вы сюда добрались? — вежливо спросила она.

— В карете. Ваш отчим решил взять наемную карету, когда они с вашей матушкой будут готовы вернуться в «Конкорд».

Люк не мог понять, чем вызвано ее раздражение. Неужели она подумала, что он украл карету? Он поднял с земли свою фетровую шляпу с широкими полями, которую небрежно отбросил в сторону, прежде чем приласкать коня.

— Что еще пострадало? — спросил он.

Сейчас, по мнению Брай, Лукас выглядел как профессиональный игрок. Она могла легко представить его себе за карточным столом, когда он привычным жестом сдает карты. Ей определенно стоило попросить Адди выпроводить его вон, так как она все больше сомневалась, что этот человек сможет ей помочь.

Она встряхнула головой, отгоняя от себя тяжелые мысли, и поэтому не услышала его вопроса.

— Что?.. Простите… я не.

— Я говорю об ущербе. О его размерах.

— Разрушен сарай. Плотина и ворота шлюза нуждаются в ремонте, но это не имеет никакого отношения к урагану. Мне пришлось срубить дуб.

— Вам? — Люк посмотрел на то место, где совсем недавно возвышался старый дуб. Как же он не заметил отсутствия ветвей, закрывавших полнеба? Интересно, испытывает ли она чувство потери? В ее голосе не слышалось сожаления, когда она говорила о дубе.

— Мне жаль это дерево, — грустно проговорил он.

Брай пожала плечами.

Люк пристально посмотрел на нее. Что это — равнодушие или избыток эмоций, заставивший ее ответить таким странным образом? Не дождавшись вразумительного ответа, он спросил:

— А где то, что осталось от дерева?

— На лесопилке. Там, куда сваливают все бревна.

— Тогда я воспользуюсь им…

— Боюсь, что нет, — холодно возразила она. — У меня на этот счет свои планы.

Люк не стал больше задавать вопросов. Она все равно ему не ответит.

— Думаю, стоит заняться ремонтом этого дома. — Люк указал через плечо на домик надсмотрщика, где провел первую ночь. — Не будете возражать?

— Не буду, но не трогайте мой дуб.

— Вы не будете возражать, если я пока останусь жить в доме?

— Я бы возражала, но здесь не всегда считаются с моими желаниями. Разве Оррин не распорядился, чтобы вы жили в доме?

— Да, это так.

— Кстати, я категорически против, чтобы вы жили в комнате, расположенной рядом с моей. Вы можете занять бывшую комнату Рэнда. Она просторнее и гораздо удобнее.

— И находится в противоположном конце дома…

— Совершенно верно, — Брай тронула коня, но, прежде чем уехать, спросила: — Вы пообедаете со мной?

— Я не знал, что приглашен.

— Я приглашаю вас сейчас.

Обед проходил в молчаливой, напряженной атмосфере. Ничего не изменилось и в последующие три недели. Брай не вела себя невежливо, но и разговор не поддерживала. Когда в один из вечеров Люк предложил ей поиграть в карты, она посмотрела на него так, словно он оставил весь свой здравый смысл далеко за пределами этого дома.

Каждый день Люка был заполнен работой. Он имел доступ в любое помещение дома и с успехом пользовался предоставленной ему возможностью. Брай целыми днями пропадала на плантации и, случайно сталкиваясь с Люком, каждый раз удивлялась его трудоспособности.

Реставрация «Конкорда» продвигалась успешно. В распоряжении Люка была небольшая бригада умелых рабочих, которых собирали по всей плантации. Их рекомендовала ему лично Брай, и у Люка не было причин думать, что из желания устроить саботаж она предложит ему неумелых или лентяев.

Да, это были крепкие ребята. Они никогда не жаловались, вставали задолго до рассвета, чтобы успеть сделать основную работу, пока солнце не поднималось к зениту. Под руководством Люка они подняли крышу старого дома и заменили сгнившие перекрытия, и при этом ни одна из балок не свалилась им на голову. Они получили передышку на один день, когда пришлось дожидаться доставки красной черепицы, потому что бригада работала с опережением графика.

Брай, как и любая женщина на ее месте, постоянно пребывала в состоянии легкой паники: как бы чего не случилось. В день, когда поднимали крышу, она, сидя на Аполлоне, наблюдала за ходом работ, беззвучно шепча молитвы, чтобы их миновала всякая опасность, и заранее решала, что будет делать, если все-таки что-то случится. Она не думала, что Люк не сможет справиться с такой работой, просто сама работа казалась ей непосильной.

Она очень часто следила издалека, как он вместе с рабочими выгружал из вагонов доски. Иногда она видела, как, сняв шляпу, он вытирал со лба пот рукавом рубашки. Когда рубашки на нем не было, он вытирал пот платком, который держал в заднем кармане панталон. Сначала его белая кожа сверкала под лучами горячего солнца, затем постепенно начала покрываться загаром, который рельефнее подчеркивал его крепкие мускулы на груди, спине и руках.

При свете дня его волосы не были темного кофейного цвета как ей показалось при первой встрече. Когда он откидывал их назад, она видела в них оттенки пламенеющей осени. Этот жест повторялся довольно часто: когда он задумывался, когда ему было жарко, когда он был расстроен и — чаще всего рядом с ней — когда испытывал смущение.

Брай все это видела и понимала. Она сама испытывала какой-то дискомфорт, и это заставляло ее нервничать. Она старалась сохранять между ними дистанцию — не ради него, а в первую очередь ради себя самой. Она безжалостно давила в себе ростки любого чувства. Это было похоже на постоянное держание головы под струёй холодной воды. Бывали моменты, когда она начинала задыхаться.

Большинству таких моментов предшествовал взгляд серых глаз, направленный на нее, или улыбка — вопрошающая и понимающая. Брай уже подумывала о том, что стоит уехать в Чарлстон, чтобы сменить обстановку.

Лукас Кинкейд смущал ее отнюдь не своей внешностью, Он показывал ей детальные планы перестройки конюшни или перепланировки двора. Он раскладывал их перед ней на столе в кабинете. Другой бы человек устроил из этого целое представление, гордясь своим умом и талантом. Люку же просто требовалось ее одобрение.

— Разве Оррин уже не одобрил их? — спрашивала она.

— Мне не нужно одобрение Оррина. Я хочу, чтобы одобрили вы.

Сначала это заявление ее удивило, но потом она поняла, что он не льстит ей, а говорит вполне серьезно. Он знал, что ее беспокоит состояние конюшни, и поэтому пришел к ней за советом. Естественно, Брай одобрила его замыслы. Он сделал все так, как ей и хотелось. Она предложила несколько небольших изменений, и он принял те из них, которые улучшали его проект, и объяснил, почему другие не сработают. Она поблагодарила его, но не за проект, а за то, что он поделился с ней своими замыслами.

Позже она открыла, что у него есть еще и другие планы. Любопытство привело ее к Люку в комнату, когда он работал на крыше. Она решила устроить обыск, убедив себя в том, что, зная размеры искомые предметов, совсем не обязательно переворачивать все вверх дном. Так и случилось: она нашла их со второй попытки под кроватью.

Усевшись на пол, Брай еще раз внимательно изучила чертежи. Под первым оказалась планировка ландшафтного сада. Она узнала ранее существовавшие в «Конкорде» сады.

Планировка Лукаса поражала совершенной симметрией и классическими пропорциями декоративных садов, окружавших фруктовые. В местном масштабе только «Миддлтон-Плейс» мог похвастаться такой красотой. То, что предлагал Люк, не занимало и шестидесяти пяти акров от площади довоенных садов «Миддлтона», но он использовал каждую пядь земли, которая могла предстать взору. Прогулочные аллеи лучами расходились во всех направлениях; многочисленные водоемы отражали сияние голубого неба. Весной этот сад будет похож на фейерверк. В плане были обозначены тропинки, ведущие к лесистой части поместья, и места, где будут высажены рододендроны, падубы и глицинии; На краю леса, там, где стоят хижины рабов, были .размечены поляны, заросшие луговыми цветами. Он даже нарисовал те из них, которые пришли ему на ум. Брай узнала дикую герань, гиацинты, колокольчики, ромашки, мяту.

Она покачала головой, испытывая благоговение перед талантом человека, которого почти не знала. Он выбрал дикорастущие растения не наугад, а со знанием дела, так, чтобы они цвели и раскрашивали поля в разные цвета с весны до поздней осени.

Еще одна деталь не ускользнула от ее взгляда: на его проекте не было ни хижин, ни домов надсмотрщиков.

Брай просмотрела и другие чертежи. Они отражали детальное восстановление некоторых развалившихся домов, чтобы рабочие могли легко выполнять работу, сверяясь с его проектом.

Замечательно и неподражаемо!

Кто же этот Лукас Кинкейд на самом деле?

Брай пришла к заключению, что она никогда не узнает этого, если все время будет его избегать. Проблема состояла в том, что она не имела ни малейшего представления, как к нему подступиться. Ей потребовалось три дня, чтобы ее решить. Для начала она пригласит его в свою теплицу.

Люк даже не пытался скрыть своего удивления. Впрочем, другого Брай от него и не ожидала. Целых три недели со дня его возвращения она всеми способами избегала его. Очень трудно было допустить, что ей польстило то, что он посвятил ее в свои планы реконструкции, потому что поблагодарила она его сухо и вежливо и под каким-то надуманным предлогом быстро с ним распрощалась. Таким же тоном она благодарила его за обедом, когда просила передать ей соль.

— Мне бы очень хотелось посмотреть теплицу, — проговорил он. — Я видел это строение только снаружи.

— Я всегда запираю его на замок, — пояснила Брай. — Из-за дорогостоящего оборудования. Мне все время кажется, что туда может проникнуть какой-нибудь зверь и погубить мои эксперименты.

— Вы там экспериментируете? — удивился Люк.

— Да. С рисовой культурой. Опыты с хлопком мне никогда не удавались. — Она легко сбежала по ступеням веранды и остановилась, поджидая Люка. Он, казалось, колебался. — Идемте, — вежливо пригласила она.

Люк непроизвольно встряхнул головой, откидывая назад волосы. Он заметил ее улыбку, но не понял ее причины.

— Означает ли это, что вы меня простили?

— Простила вас?

— За ту ночь на реке… — Он не закончил фразы, так как ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание. — Мисс Гамильтон?

Брай мысленно увидела себя такой, какой она была в ту ночь: замерзшей, испуганной, в рубашке, прилипшей к телу, почти голой. Она все еще чувствовала его руки на своем теле, когда он завязывал на ней одеяло.

— Никогда не вспоминайте об этом. — Она снова испытала знакомое чувство, будто ее голову подставили под струю холодной воды. Постепенно страх прошел, и она облегченно вздохнула.

Они продолжили свой путь.

Глава 5

По дороге к теплице Люк упорно хранил молчание. Брай этого, похоже, не заметила. Люк удивлялся ее способности отметать все неприятности, чтобы не портить себе жизнь. Как ей это удавалось? Люку еще никогда не приходилось строить дома, где бы не было мест для содержания всякого хлама, накопившегося на протяжении жизни хозяев. Это мог быть чердак или кладовка под лестницей. Люди складывали туда вещи, в которых они больше не нуждались. Иногда это было то, с чем им по каким-то причинам было жаль расставаться.

А главное, там хранились предметы, не предназначенные для чужого глаза.

Размышления Люка были прерваны, когда Брай открыла дверь. Распахнув ее, она остановилась на пороге, жестом приглашая его войти. Он сразу оценил честь, оказанную ему. Это место было ее святыней. Он не думал, что она многих приглашала сюда.

Воздух здесь был густым и влажным, напоенным ароматом цветущих растений. Теплица была небольшой по размеру. Через запотевшие стекла видно было голубое небо. Повсюду стояли кадки с пальмами и магнолиями.

— Я рада, что зашла сюда, — призналась она. — Самое трудное — поддержание здесь нужной температуры. Если я не буду за ней следить, то рассада погибнет.

— Чем еще вы здесь занимаетесь? — поинтересовался Люк. Помимо горшков на скамье, здесь были неглубокие тазики, наполненные водой и камнями, из которых торчали нежные зеленые побеги. На рабочем столе стояли микроскоп, множество мензурок, лежали какие-то инструменты и пачка бумаги, промокшая от влаги.

— Тем, чему научил меня брат. Рэнди был естествоиспытателем. Вы знали об этом?

Люк покачал головой:

— Я думал, он занимается поисками сокровищ Гамильтонов — Уотерстоунов.

— Это так, но он не собирался заниматься этим всю жизнь. Поиски сокровищ и приключения всегда влекли Шелби. Дэвид должен был унаследовать плантацию. Но Рэнд собирался стать естествоиспытателем. Он проучился два года в Оксфорде. А где учились вы, мистер Кинкейд?

В этот момент Люк рассматривал образец на стекле микроскопа и ответил не задумываясь:

— Принстон. — Его рука дрогнула, когда он услышал свой ответ. Он медленно выпрямился и посмотрел на Брай.

— Вы выглядите слишком довольной, — хмыкнул он, — словно застали меня на месте преступления. Вы могли бы задать мне этот вопрос в любое другое время.

— Я задала его сейчас.

— Я вам ответил. Что еще вы хотите знать?

Бравады у Брай поубавилось, и ее голос сейчас звучал слегка устало:

— Почему вы здесь, мистер Кинкейд?

— Я думал, моя работа говорит сама за себя.

— Она говорит только о работе и ничего о вас лично.

— Разве? Странно. — Обдумывая ответ, он оглядел теплицу. — Ваша работа говорит мне о многом. — Он не стал дожидаться ее ответа, да его бы и не последовало. — Она говорит мне о том, что является самым важным в вашей жизни: ваша семья. Ваша земля. Ваша собственность. — Он внимательно посмотрел на Брай. Она стояла, опустив руки и слегка вздернув подбородок. — Вы интеллигенты. Более того — вы умны. Вы хотите изменить природу вещей, хотя это очень трудно. Вы не относитесь свысока к людям, которые работают на вас, и не терпите дураков. — Он помолчал и с улыбкой добавил: — Возможно, за исключением вашего отчима. Мне продолжать?

— Если это доставит вам удовольствие.

— Вы не избегаете ответственности и берете на себя решение трудных вопросов. Более того, вы способны принять решение в экстремальных ситуациях. Тот факт, что вы остались в «Конкорде», когда здесь свирепствует малярия, говорит о том, что вы самоотверженны, или бесстрашны, или от кого-то скрываетесь. Могу сказать одно…

— Ни слова больше, — прервала его Брай. — Я достаточно наслушалась.

Люк не стал продолжать свою мысль. Лицо Брай побледнело. Она прикусила нижнюю губу, словно пытаясь справиться с волнением. Однако ее глаза ничего не выражали. Если и говорят, что глаза — это зеркало души, то к глазам Брай это не имело никакого отношения. Люк отвернулся, обрывая тонкую нить напряжения, возникшего между ними, и бросая ей спасательный круг:

— Расскажете мне о ваших экспериментах? Прошло некоторое время, прежде чем Брай смогла заговорить:

— Я пытаюсь вывести теплолюбивый сорт риса. Рэнд говорил, что такое вполне возможно. Вы когда-нибудь слышали о Грегоре Менделе?

— Нет.

— Десять лет назад он опубликовал свою работу о законах наследственности. Если вам интересно, вы можете найти его книгу в нашей библиотеке. Но боюсь, она вас не заинтересует. Там сухая статистика, и не всякий ее осилит.

— Вы совершенно правы, — ухмыльнулся Люк. — Спасибо, что не сказали, что я не пойму там ни единого слова.

— Я не хотела…

— Знаю, что не хотели. Просто к слову пришлось. Продолжайте, я буду рад узнать о вас побольше…

Брай подошла к столу, на котором стояли тазики с рассадой риса.

— Я не уверена, что рисовая культура сможет прижиться в этих местах, если каждое растение не станет более продуктивным. Для сборки хорошего урожая требуется много рабочих. После войны на всех плантациях ощущается нехватка рабочих рук. Урожаи риса падают.

— В этом нет ничего удивительного. Условия стали ужасными. Вода доходит до лодыжек. Появились змеи. Пауки. Москиты. И ко всему прочему — малярия.

— Вы думаете, я об этом не знаю? Кроме того, возникла жесткая конкуренция с западными штатами. Они используют у себя технику, что совершенно невозможно в этих местах, где сплошные болота. Скоро «золоту» Каролины наступит конец. Моей семье неоднократно приходилось подстраиваться под изменения на рынке. Мы попытали счастья в выращивании индиго. Я хотела осушить землю и посадить хлопок, а в других местах — персиковые сады. Я надеюсь, что настанет время — и мы будем разводить здесь породистых лошадей. А пока я исследую способы повышения урожайности рисовой культуры. Вы были правы, сказав, что я хочу изменить природу вещей. Если мне удастся вывести сорт, требующий всего несколько рабочих рук для его выращивания и сбора урожая, тогда мы будем продолжать заниматься рисом. Если нет… — Брай развела руками, — тогда не будем?

Люку не пришлось изображать удивление, так как Он действительно был удивлен.

— И давно вы этим занимаетесь? — спросил он.

— Почти шесть лет. Именно шесть лет назад Рэнд построил для меня эту теплицу. Вскоре после этого управление плантацией легло на мои плечи. До войны у нас были управляющий и надсмотрщик над рабами, которые занимались всеми делами. Мой отец и Дэвид знали каждый дюйм земли, но к тому времени, как здесь появился Оррин, их уже не было в живых. Какое-то время Оррин тоже пытался управлять плантацией, но нам повезло, что он быстро потерял к этому интерес.

Люк заметил, что в голосе Брай не было горечи. Это была простая констатация фактов. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать, когда в их семье появился Оррин. Взяв в руки один из горшков со скамьи, Люк провел пальцами по нежным росткам.

— Это не рис, — покачал он головой, поднося горшок к носу. — Пахнет укропом.

— Правильно. Я выращиваю зелень. Няня Комати всегда использовала огородную зелень в качестве приправы, а, кроме того, и в качестве лекарственных растений. У нас до сих пор есть небольшой огород, за которым ухаживают дочери Джеба. Я выращиваю некоторые травы из-за их аромата, а из других завариваю успокоительный чай. — Эти слова машинально сорвались с языка Брай, и она не придала им значения, пока не встретилась с пристальным взглядом Люка. — Звучит довольно глупо, не так ли? — смущенно проговорила она.

— Наоборот, — улыбнулся он. — Очень мило.

Брай подняла на него глаза. Люк стоял совсем рядом; и она не могла потом вспомнить, как это случилось. В его поведении не было ничего угрожающего, и, однако, у Брай сильно забилось сердце. Она продолжала смотреть на него, не в силах отвести взгляда.

— Можно я поцелую вас, мисс Гамильтон?

Глаза ее широко распахнулись. Она не сказала «да». 0на не сказала «нет», а только спросила:

— Почему вам захотелось меня поцеловать?

— Для этого есть причина. Мне тоже хочется изменить природу вещей.

Люк ожидал, что Брай отпрянет» ил и отвернет голову. Когда она не сделала ни того ни другого, он склонился к ней. Ее губы были нежными и сухими. Несмотря на влажную жару теплицы, они были прохладными. Они слегка раскрылись навстречу его поцелую. Он нежно поцеловал ее сначала в верхнюю губу, затем в нижнюю. Поцелуй длился всего мгновение.

Брай не сдвинулась с места, лишь слегка качнулась в сторону Люка. Она даже не подняла рук, чтобы обнять его. Это движение навстречу ему было мимолетным, но оно вызвало в ней волну стыда и… желание, чтобы он повторил свой поцелуй. Ничего подобного она раньше не испытывала.

— Ты не хочешь сделать это снова?

— Не сейчас. Мне пора идти. Перерыв в работе слишком затянулся. Наверное, меня уже разыскивают. Я сам найду выход.

Брай кивнула и посмотрела, как он уходит. Убедившись, что он не собирается вернуться, она опустилась на пол и закрыла лицо руками. Плечи ее опустились, но глаза оставались сухими. Слезы облегчили бы ей душу.

Она не видела его до обеда. Он помылся и сменил рабочую одежду. Его волосы слегка завивались над воротником и были влажными. По его виду нельзя было сказать, что он занимался тяжелым трудом, и только удовлетворение, написанное на его лице, говорило о том, что день для него не пропал даром. Когда он легко и непринужденно опустился на стул, Брай оглядела себя. Она не переоделась к обеду, а сняла только фартук.

Стараясь не привлекать к себе внимания, она спустила рукава, которые днем закатала до локтей, заправила в прическу выбившиеся локоны и расправила воротник платья.

Люк взглянул на нее с еле заметной усмешкой, и она, сдвинув брови, посмотрела на него, подумав, что он хочет что-то сказать. Но он сделал вид, что не заметил ее хмурого лица.

— Вы закончили прихорашиваться? — невинным тоном спросил он.

От удивления Брай раскрыла рот, не зная, что ответить.

Она могла бы ему нагрубить, но это выглядело бы глупо, и она продолжала сидеть с открытым ртом, словно птенец в гнезде.

— Может, Адди стоит покормить вас прямо с блюда? — В его голосе была откровенная насмешка. — Или вы предпочитаете, чтобы вас кормили с ложечки?

Брай резко захлопнула рот и сердито зыркнула глазами на Адди, когда та захихикала. Но служанка продолжала широко улыбаться.

— Вы всегда озвучиваете свои мысли, мистер Кинкейд?

— В вашем присутствии мне трудно сдержаться. Я немного несдержан, а вы к тому же меня подстрекаете.

— Значит, виновата во всем я?

Люк пожал плечами и приступил к еде.

— Как вам будет угодно, хотя я не это имел в виду. Помнится, я говорил вам, что недостаточно дисциплинирован. Думаю, что бесполезно меня перевоспитывать — я останусь таким, какой я есть.

Брай опять не смогла найти достойный ответ и не придумала ничего лучше, чем схватить стакан с водой и залпом его осушить. Поставив стакан на стол, она храбро взглянула на Люка.

— Вы, кажется, ждете, что я что-нибудь скажу? — задиристо проговорила она.

— А разве вы не собираетесь это сделать?

— Нельзя заставлять человека высказывать его сокровенные мысли.

— Сокровенные? — удивился Люк.

— Не придирайтесь к словам. Я просто хотела сказать, мистер Кинкейд…

— Люк, — поправил он.

— Что?

— Мое имя Люк. Вы очень меня обяжете, если будете обращаться ко мне по имени. Нана Дирборн всегда так меня называла.

— Мне почему-то казалось, что она называла вас Лукас.

— И Лукас тоже.

— Пусть будет Люк, — вздохнув, согласилась Брай.

— Королевский ответ, мисс Гамильтон, — усмехнулся он. — Страшно подумать, что вы могли бы натворить, сидя на троне со скипетром в руке.

— Вы смеетесь надо мной?

— Да. — Люк улыбнулся еще шире. — Смеюсь. Обезоруженная его признанием, Брай — в который уже раз! — не нашлась что ответить. Сейчас она даже не помнила, с чего начался их разговор, и решила больше к нему не цепляться.

Брай не сразу ощутила, что обед прошел в дружеском молчании. Она даже вообразить себе не могла, что такое могло бы произойти три недели назад или даже вчера. Это было больше того, на что она могла рассчитывать, и, уж конечно, больше того, чего она ожидала от него.

— Адди, — обратился Люк к домоправительнице, указывая на кусок персикового пирога на своей тарелке. — Это восхитительно! Это вы его испекли?

— Нет, Элси Браун, — ответила Адди. — Это ее фирменное блюдо.

— Она может им гордиться. Непременно скажу ей об этом.

— Она будет довольна. Масса Эндрю всегда ее хвалил, и мальчики тоже. Они часто таскали пирог у нее из-под носа, а она делала вид, что не замечает этого. Но с тех пор никто уже не хвалил ее персиковый пирог. — Сдвинутые на переносице брови и взгляд, брошенный в сторону Брай, говорили сами за себя.

Когда Адди вышла из столовой, Брай смущенно произнесла:

— Кажется, я стала забывать, чему учил Нас отец. Он всегда давал людям понять, что ценит их работу. Оррин, естественно, не делал ничего подобного, и я тоже перестала хвалить своих слуг. Хорошо, что Адди напомнила мне об этом.

Люку хотелось узнать, какую роль Элизабет Фостер играла в те дни в «Конкорде», но Брай никогда не говорила о своей матери, и Люк решил пока не затрагивать эту тему.

— Адди давно с вами? — спросил он, кладя себе на тарелку второй кусок аппетитного пирога.

— Сколько я себя помню. Она родилась в этих местах. После войны ее муж уехал на Север. Он хотел найти там работу и присылать ей деньги. Прошло уже шесть лет, а от него нет никаких вестей.

— Почему она не поехала с ним?

— Нелегко покидать обжитые места — помнится, Адди выразилась именно так. Я знаю, что она любила Даррела. Думаю, она разрывалась между желанием уехать с ним и остаться здесь.

— Значит, он бросил ее?

— Адди в это не верит, и я тоже.

— У вас есть какие-нибудь подозрения?

— Я подозреваю, что Даррел мертв. Я никому об этом не говорила, даже Адди.

— Мертв?

— Вы что, не понимаете значения этого слова или хотите, чтобы я вам его разъяснила? — сердито спросила Брай и тут же об этом пожалела. — Простите, — извинилась она, хотя тон ее оставался холодным. — Я не хотела…

Люк поднял руку, останавливая ее;

— У меня и в мыслях не было не доверять вам. Простите, что прервал вас.

У Брай не было причин сомневаться в его искренности.

— Возможно, вам это покажется странным, но мне бы хотелось закончить свою мысль.

— Продолжайте.

— Что вы знаете о Клане?

— Не много. Он проявляет активность в этих местах? Брай кивнула:

— Насколько я знаю, его штаб-квартира находится в Джорджтауне. Белые боятся чернокожих. Если возникают беспорядки или у кого-то украли деньги, тут же раздается призыв к возмездию, и не успеваете вы опомниться, как кого-то находят мертвым — и у этого мертвого всегда черная кожа!

— Вы думаете, что нечто подобное произошло и с мужем Адди?

— Вполне возможно, — пожала плечами Брай, избегая его взгляда,

Ему было интересно узнать; что же все-таки случилось, но он подумал, что рано или поздно она сама все расскажет.

Она молчала так долго, что он потерял всякую надежду. Наконец она заговорила:

— Оррин. Ему не нравилось, что Даррел уезжает.

— Почему?

— По общему мнению, Даррелл лучше всех в Каролине разбирался в лошадях. Мой отец доверял ему, а другие плантаторы пользовались его советами на аукционах. Вы не поверите, но, когда Оррин женился на моей матери, в «Хенли» оставались только старые клячи и мулы, так как лучших лошадей конфисковали солдаты как с этой, так и с другой стороны. Мне удалось спасти Аполлона, но…

— Но он мерин.

— Совершенно верно. — Брай не заметила, что на ее губах появилась улыбка. — Оррин больше интересовался лошадьми, чем плантацией. Он узнал о Дарреле, потому что другие плантаторы пытались его выкупить. Это поставило моего отчима в трудное положение. С одной стороны, ему надо было увеличить Даррелу жалованье, что ему совсем не нравилось, а с другой — считаться с его мнением, что нравилось ему еще меньше. Когда Даррел решил уехать из «Конкорда», возможно, приняв предложение северянина, которого он мог встретить на аукционе, Оррин решил, что его предали.

— Он так и сказал?

— Что вы, никогда! Он долгое время ворчал, пил больше обычного, а потом внезапно успокоился. Перед отъездом Даррела он был почти весел. Помнится, мама спрашивала его, не нашел ли он человека, который мог бы заменить Даррела. Он ответил, что не нашел. Это показалось мне странным. Добродушие никогда не было характерной чертой Оррина. — Брай отставила тарелку с недоеденным куском пирога. — Боюсь, я тогда не придала этому особого значения. Откровенно говоря, я даже не понимала, что происходит. Прошло шесть лет, и у меня было время подумать над этой историей.

— И никаких доказательств у вас нет? — заинтересованно посмотрел на нее Люк.

— Естественно. Не могу с уверенностью сказать, является ли Оррин членом Клана, но скорее всего все же является. Моему отчиму всегда хотелось быть похожим на , других землевладельцев и принадлежать к их классу. По этой причине он мог вступить в Клан — чтобы его признали настоящим южанином. И в то же время он мог скрывать этот факт от матери и от меня, так как его поступок противоречил бы всеобщему мнению о вреде рабства. Он любил поразглагольствовать о том, каким прекрасным станет «Хенли», когда он наведет здесь порядок.

— Значит, вы считаете, что он мог быть заинтересован в смерти Даррела? И даже заказать его убийство?

— Да. Именно заказать. Сам бы он никогда не стал убивать — гораздо легче поручить это кому-то другому.

Они замолчали, когда дверь открылась и в столовую вошла Адди. Она быстро собрала посуду и удалилась.

— Она никогда не говорила с вами об этом? — спросил Люк, когда шаги Адди затихли в глубине дома.

— Нет. Полагаю, ей легче думать, что Даррел просто бросил ее. Если она узнает мою точку зрения, то сразу поймет, что работает на убийцу своего мужа, и для нее это будет катастрофой. Лучше уж ей ничего не знать. Во всяком случае, я не собираюсь делиться с ней своими соображениями. Надеюсь, что и вы не сделаете этого. Тем более что, как я уже говорила, у меня нет никаких доказательств и вряд ли они когда-нибудь появятся. Даже если я припру Оррина к стенке, это все равно ничего не даст.

Люк кивнул, соглашаясь.

— Пойду, пожалуй, прогуляюсь, — проговорил он. — Не хотите пойти со мной?

— Нет, спасибо. Мне еще надо проверить счета и составить список дел на завтра.

— Два прекрасных повода, чтобы не оставаться со мной наедине.

— Да, вы угадали.

Люк засмеялся и поднялся со своего места. Подойдя к Брай, он отодвинул стул, помогая ей встать из-за стола.

— Меня восхищает ваша способность во всем со мной соглашаться.

Брай быстро вышла из столовой, стремясь укрыться в спасительной тишине кабинета. Люк понимал, что она заставила себя смириться с его присутствием, но теперь он видел и другое — она постепенно проникалась к нему доверием. Недаром ведь она была столь откровенна с ним сейчас.

Прогуливаясь, он прошел мимо рисовой мельницы и вскоре неожиданно вышел к реке. Больше часа он сидел на берегу, упиваясь прохладным ветерком и наблюдая, как в домах рабочих плантации зажигались огни.

Люк не знал, была ли это просто его фантазия, однако его не покидало чувство, что он наконец-то вернулся домой. С первых дней работы в «Конкорде» он позволил себе роскошь вообразить, что работает на себя, а не на работодателя. Он думал о реконструкции дома и строительстве конюшни, руководствуясь не только соображениями целесообразности, но и собственными желаниями. Такого чувства он раньше никогда не испытывал и не мог решить, стоит ли ему испытывать его сейчас.

Он проанализировал все, что Брай рассказала ему об Ор-рине Фостере, затем вспомнил все, что знал об этом человеке по рассказам других и исходя из своего опыта. Люк подумал о матери, о своих тетушках и тех людях, которые снабдили его информацией, результатом чего стало его появление в этих местах. Узнали бы Оррина Фостера все эти люди? А если бы узнали, как бы они поступили?

Он вернулся в дом, не переставая размышлять на эту тему. Было бы неплохо еще раз осмотреть кабинет, решил он, но, проходя по коридору, увидел под его дверью свет. Брай все еще была там.

Люк на цыпочках прошел несколько шагов и открыл дверь в Музыкальный салон. Это помещение он посещал редко, а Брай, судя по всему, никогда сюда не заглядывала. Время от времени он видел, как Адди или кто-нибудь из слуг полировал поверхность рояля и сметал пыль с мебели. В комнате стояли две софы и несколько кресел эпохи королевы Анны. Здесь было достаточно места, чтобы добавить еще ряд кресел на случай концерта или сдвинуть стоявшие кресла в сторону, чтобы превратить ее в танцевальный зал. Акустика здесь была не очень хорошей, но помещение вполне подходило для небольших музыкальных вечеров.

Выдвинув стульчик, Люк сел к роялю, поднял крышку и легко пробежал пальцами по клавишам. Они были тугими, и ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы извлечь из них звук.

Он размял пальцы и начал играть гаммы. Потом перешел к упражнениям, постепенно усложняя их. Его пальцы стали более гибкими, и клавиши теперь поддавались легче. Люк попытался сыграть один из простейших этюдов Шопена, но все время останавливался, вспоминая нужные музыкальные ноты. Тогда он закрыл глаза, и играть стало легче.

— Кто позволил вам сюда войти?

Люк вздрогнул. Он не слышал, как дверь открылась, но сразу узнал напряженный голос Брай. Открыв глаза, он посмотрел в ее сторону. Как долго она здесь стояла? Обратилась ли она к нему, как только вошла сюда, или какое-то время наблюдала за ним?

— Я не знал, что надо было спрашивать разрешение, — спокойно ответил он. — Если это для вас так важно, то позвольте напомнить, что ваш отчим разрешил мне заходить во все помещения.

Брай покраснела, уцепившись за косяк.

— Но не пользоваться всем, что есть в этом доме! — отчеканила она. — Этот инструмент — мой. Вы не смеете трогать его. Я вам это запрещаю.

Руки Люка упали на колени. Он смотрел, как она вцепилась в косяк и как побелели костяшки ее пальцев. Она дрожала от гнева. Он не придал значения ее словам, но ее тон был резким, несколько истеричным, и он подумал, что ее одолевают какие-то мучительные воспоминания.

Он поднялся, осторожно закрыл крышку рояля, стараясь не касаться пальцами полированной поверхности, и посмотрел на Брай.

— Прошу прощения, — буркнул он.

Брай хотела сказать, что прощает его, но слова застряли в горле, а ноги приросли к полу.

Люк подошел к двери, но она стояла там, не давая ему пройти.

— Ваш отчим дал мне разрешение воспользоваться одной из вещей в его доме, — произнес он ровным тоном.

— Но не моим инструментом, — прошипела Брай.

— Нет, не инструментом. Вами.

Брай чуть не лишилась сознания, когда смысл его слов дошел до нее.

На этот раз, когда он шагнул к двери, она отскочила в сторону.

— Спокойной ночи, Бри.

Люк проснулся от диссонирующего звука клавиш, по которым били наугад. Что происходит в Музыкальном салоне, если даже в его спальне эти «аккорды» казались такими громкими и невыносимыми?

Он сел в кровати. Это наверняка Брай. Никто, кроме нее, не смел дотрагиваться до рояля.

Люк быстро надел панталоны и заправил в них подол ночной рубашки. Он мельком взглянул на себя в зеркало — да, вид весьма непрезентабельный. Пригладив волосы, Люк вышел из спальни.

Только дойдя до Музыкального салона, он спросил себя, зачем ему это надо. Обычно он действовал по принципу:

«Главное — ввязаться в драку, а там как получится». Вот и теперь он направился в сторону салона, не зная, что его там ждет.

Дверь была открыта, и Люк остановился на пороге. Вид Брай на коленях перед стульчиком для рояля потряс его.

Вцепившись одной рукой в стульчик и держа во второй кусок толстой ткани для полировки мебели, она с такой силой терла стул, с какой обычно чистила Аполлона. Черное дерево блестело под ее рукой.

Закончив полировать ножки и сиденье, она отклонилась назад, чтобы посмотреть на дело своих рук. С того места, где стоял Люк, ему не было видно, насколько хорошо была выполнена работа, но, по всей вероятности, Брай она не удовлетворила. Она снова принялась полировать стул, на этот раз прикладывая еще больше усилий, словно хотела себя наказать.

Наконец со стулом было покончено, и Люк подумал, что теперь она успокоится. Рояль уже был надраен до блеска. Свет лампы отражался на его черной поверхности, как лунный свет в ночном пруду.

Люк понял, что какофония звуков, сорвавших его с постели, объяснялась просто — Брай полировала клавиши.

В ожидании, когда Брай отбросит тряпку и решит, что работа закончена, Люк продолжал стоять на пороге. То, что он увидел дальше, повергло его в изумление.

Брай снова стала полировать рояль, на этот раз начав с крышки. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до середины рояля, затем двинулась вдоль него, натирая бока и ножки. Затем снова подняла крышку и другой тряпкой протерла клавиши. Люку показалось, что она издавала какие-то хриплые, невнятные звуки. Он не мешал ей, пока она снова не встала на колени в ту позицию, в которой он ее застал. Когда она опять принялась за стул, нервы его не выдержали.

Хотя его шаги гулко раздавались по комнате. Люк был уверен, что она его не слышит. Даже когда он сел на корточки рядом с ней, она не почувствовала его присутствия. Она продолжала драить стульчик. Люк видел, как напряглись мышцы ее рук под тонкой материей ночной рубашки и ходуном ходили плечи.

На щеках Брай горел лихорадочный румянец. Черты ее лица неестественно затвердели. Челюсть дрожала так, что Люк стал опасаться за ее зубы.

— Мисс Гамильтон, — тихо позвал он. Она продолжала делать свою работу и даже не повернулась к нему. Ее глаза были сфокусированы на одной точке.

— Бри, — позвал Люк громче.

Брай продолжала полировать стульчик.

— Бри! — закричал Люк, положив руку ей на плечо.

Люк был совершенно не готов к тому, что она может броситься на него. Брай, оказывается, обладала недюжинной силой.

Ее атака была такой бешеной, что Люк потерял равновесие… Он мог бы повалить Брай на пол, придавить своим телом и блокировать удары, крепко схватив ее за руки.

Пальцы Брай скрючились, словно когти, и она вцепилась в Люка. Только благодаря тому, что ее ногти были коротко подстрижены, она не смогла нанести значительного ущерба его лицу. И однако ей удалось расцарапать до крови его шею и плечо.

Хоть это и было больно, Люк решил не обращать внимания на царапины. Колено Брай было нацелено ему в пах, и он старался не подпускать ее к себе. Ему пришлось приложить всю свою силу, чтобы защитить себя. Брай, казалось, вся состояла из рук и ног и обладала несокрушимой энергией.

Она дралась, извивалась, молотила его кулаками, словно взбесившийся баран, двинула его головой под подбородок так что у него лязгнули зубы. Он почувствовал во рту вкус крови.

Люк перевернулся на бок и попытался удержать ее одной рукой и ногой, но она извернулась и впилась зубами ему в плечо.

От боли у него брызнули слезы из глаз. Он громко выругался, когда она снова попыталась его укусить. Это все, что ему оставалось делать, чтобы сдержаться и не ударить Брай.

Люку удалось перевернуться и подмять ее под себя. Воздух с шумом выходил из ее легких, и он чувствовал на лице ее горячее дыхание. Вцепившись ему в плечо, она старалась сбросить его с себя, но он оказался сильнее. Тогда она попыталась выбраться из-под него, но он, напрягая все силы, крепко держал ее. Он блокировал ее со всех сторон, и она уже, похоже, не понимала, где верх, где низ, но все равно продолжала сопротивляться…

Наконец ее дыхание стало хриплым и неровным. Она еще сопротивлялась, но уже без прежней силы. Люку представлялось, что он пригвоздил к полу бабочку, умирающую на его глазах, и это видение не доставляло ему удовольствия.

Он не испытывал никакого удовлетворения оттого, что смог справиться с Брай, и ему даже в голову не приходило отомстить ей за нанесенные ему раны.

Он понял, что наконец укротил ее, и ему даже показалось, что именно этого она и ждала. В какой-то момент она посмотрела на него осмысленным взглядом, и этот взгляд умолял остановить ее.

Он сжимал ее руками и ногами, и его хватка была крепкой и безжалостной. И хотя Брай не могла сейчас оценить этого, но должна была в конце концов почувствовать, что опасность ей не угрожает. Так думал Люк, пока не обнаружил, что ее тело расслабилось.

Скатившись с Брай, он несколько минут лежал на полу, отдыхая. Он ждал, что Адди, Джеб или кто-то из слуг Появятся в дверях. Но либо они слишком крепко спали, либо им вообще было запрещено вмешиваться.

— Бри?

Лоб ее покрылся испариной. Щеки продолжали пылать. Люк придвинулся к ней ближе. Вытащив из панталон подол ночной рубашки, он осторожно вытер ей лицо. Ресницы Брай затрепетали, но она не сделала ни одного движения, чтобы отодвинуться от него.

Он нес ее на плече, как мешок с картошкой, но раз уж у него хватило сил ее поднять, надо было донести ее до спальни, боясь, что она очнется и с новой силой набросится на него, Люк быстро взбежал по лестнице. Дверь ее спальни была слегка приоткрыта, и он распахнул ее ногой. Лампы в комнате не горели, но в окно светила луна, и он легко нашел ее кровать.

Он положил ее на скомканные простыни и быстро отошел в сторону. Оттуда он заметил, что юбка Брай задралась, обнажив бедра, и они в лунном свете отливали голубоватым блеском. Со стоном, похожим на рычание. Люк опустил, ее юбку до щиколоток. Хватит с него и того, что он помнил изгиб ее бедер, когда нес ее сюда.

Люк зажег масляную лампу на прикроватном столике и подкрутил фитиль, чтобы яркий свет ее не беспокоил. Часто, проходя мимо ее комнаты, он замечал, что по ночам из-под двери просачивается свет. Поначалу это его беспокоило, так как он думал, что она работает или читает допоздна. Однажды он даже сказал об этом Адди, но та заверила его, что Брай всегда спит с зажженной лампой. Она уже много лет спит со светом.

Люк не стал расспрашивать служанку, сколько именно лет это продолжается. Со времен детства? С войны? Со дня приезда Оррина Фостера? Он не посмел тогда спросить Адди, как не посмел и потом спросить об этом Брай, поэтому сейчас решил оставить свет, чтобы она чувствовала себя комфортно.

Осторожно закрыв дверь, он направился в свою комнату залечивать раны.

В последующие несколько дней Брай не приходилось искать предлога, чтобы избегать Люка. Она была чрезвычайно занята. На рассвете она уезжала на поля, чтобы проверить, как идет подготовка к уборке сентябрьского урожая. Наемные рабочие приезжали целыми партиями, чтобы помочь с уборкой риса, но Брай все же волновалась, хватит ли рабочих рук, чтобы справиться с таким урожаем.

И хотя она не делилась своими опасениями с Люком, его рабочие, кажется, тоже разделяли ее беспокойство. Один за другим они приходили к ней и говорили, что их освободили от строительных работ, чтобы помочь ей на плантации.

Занятая работой на полях, Брай иногда появлялась дома только к вечеру. Она не искала общества Люка, даже если он в это время обедал. Она сразу поднималась к себе в комнату и принимала горячую ванну, заранее приготовленную Адди. Иногда она ела, сидя в ванне, а иногда валилась в постель, едва успев раздеться, и засыпала мертвым сном.

Брай спала крепко, без сновидений и была этому очень рада. Она открыла, что на протяжении дня могла не только легко избегать Лукаса Кинкейда, но и не думать о нем, но что-то в глубине души не давало ей покоя.

Ее воспоминания о том, что случилось в Музыкальном салоне, были весьма смутными. Перед мысленным взором Брай проплывали неясные картины, словно она смотрела альбом, где фотографии были расположены как попало.

На одной такой картине она лежала поперек стройного тела Люка. На другой — стояла на коленях у рояля. На следующей — пыталась дотянуться до середины его поверхности. Она вспомнила, что видела свое отражение в полированной крышке. Она вспоминала себя, придавленную, как скалой, сильным телом Люка. Затем снова себя, с лицом, уткнувшимся ему в плечо. Она даже ощущала вкус его ночной рубашки у Себя во рту. Но самым страшным было воспоминание о той какофонии звуков, которая вырывалась из-под ее руки.

Очень часто Брай обнаруживала, что сидит на Аполлоне далеко от дома, изо всех сил зажав уши руками. Звуки, раздававшиеся в ту ночь в Музыкальном салоне, до сих пор не смолкли в ее голове.

Работа притупляла боль. Когда-то ее отец собрал пятьсот тысяч фунтов риса. Брай надеялась получить сейчас хотя бы половину того урожая. Это победа нового сорта, выведенного ею; несмотря на все возникавшие на ее пути преграды.

Утром пятого сентября Брай объявила, что урожай готов к сбору. Мужчины и женщины, вооруженные большими серпами, вышли на поля. Они шли аккуратными широкими рядами, и их серпы взлетали и опускались, словно маятники. Издалека они напоминали армию на марше.

Скошенный рис укладывался рядами для просушки на всю ночь. Утром женщины, двигаясь вдоль поля, связывали растения в снопы, а мужчины продолжали работать серпами. Вдоль края полей двигались телеги, на них укладывали снопы, чтобы отвезти их на рисовую мельницу. Когда один из возниц заболел, Брай сама заменила его.

Люк, наблюдавший за ней с верхнего этажа дома, в конце концов не выдержал. Отбросив молоток, он побежал к мельнице. Брай в это время разгружала телегу, на которой лежали снопы.

Он встал на ее пути, и Брай налетела на него, так как из-за высокого снопа не видела ничего вокруг. Выхватив из ее рук связанные колосья, он понес их на мельницу.

Люк бросил свой сноп в общую кучу и, когда разогнулся, увидел, что Брай поднимает очередной сноп. Он выругался.

— Хватит! — рявкнул он и кивнул в сторону тенистого дуба. — Оставайтесь там, пока не разгрузят телегу. Потом я отвезу вас туда, где вы оставили Аполлона, а сам поеду на поле.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но, испугавшись его сердитого взгляда, решила промолчать. Она могла его отбрить, но он очень надеялся, что она постесняется рабочих. Он видел, как сначала посуровело, а потом смягчилось ее лицо.

— Хорошо, — ответила наконец Брай и, повернувшись, направилась к развесистому дубу, однако прошла мимо и поднялась на террасу. Это было так похоже на нее — нарушать условия соглашения. Он покачал головой, когда увидел, что чуть позже она вышла из дома вместе с Адди и Мартой, держа корзинки с сандвичами для рабочих. Пока Адди раздавала еду, Брай и Марта качали насосом воду, чтобы напоить всех желающих.

Когда телега освободилась, Брай взобралась на козлы. Люк уже сидел там и держал вожжи. Он хлестнул лошадей, и телега тронулась.

День был тихим и солнечным. Лицо Брай скрывалось под шляпой с широкими полями, какие давно уже вышли из моды. Колесо телеги попало в колею, и Брай ухватилась руками за шляпу, чтобы она не слетела.

— Вам следует покрепче завязать ленты, — посоветовал Люк. Брай промолчала.

— Как хотите, — пожал плечами Люк.

Телегу трясло, и рука Брай невольно касалась руки Люка. Время от времени она отпускала шляпу и цеплялась за борта телеги. Установившееся между ними молчание вполне устраивало Люка, но Брай потянуло на разговор.

— Вам не стоило оставлять свою работу и приходить сюда.

— Возможно, не стоило.

— Тогда зачем…

— Это должно быть очевидным даже для вас, — сердито прервал ее Люк. — Я пришел вам на помощь, потому что мне этого хотелось. С вашим урожаем я лишился всех рабочих, к тому же мне было больно смотреть, как вы изображаете из себя Геркулеса. Я думал, что вам будет приятна моя помощь. Если вы будете продолжать работать в том же духе, вас надолго не хватит.

— Это урожай, — пояснила она. — Всем приходится туго.

Люк остановил лошадей и повернулся к ней. Брай попыталась отодвинуться, но он, ухватив за подбородок, развернул к себе ее лицо и заглянул в глаза.

— Меня беспокоит отнюдь не это. — Он оторвал взгляд от ее глаз и посмотрел на губы. — Почему я должен вам это объяснять? — И он поцеловал ее.

Глава 6

Брай не закрыла глаза. Она даже не шелохнулась. Прикосновение его губ было легким. И вдруг, крепче взяв ее за подбородок, он приник к ее губам долгим поцелуем. Брай оставалась все в том же положении, ухватившись за борта телеги с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Голова у нее закружилась, и перед глазами все поплыло.

Люк не спешил. Здравый смысл подсказывал ему, что он не должен на нее давить. Брай не отвечала на его поцелуи, а просто позволяла ему себя целовать. Он слегка отстранился от нее, испугавшись, что она увидит его вымученную улыбку и догадается, как сильно он ее хочет.

Люк открыл глаза и увидел, что она настороженно разглядывает его.

— Вы никогда не закрываете глаза? — спросил он.

— Только когда сплю.

— Но не во время поцелуя?

Брай не знала, что ответить, и, хотя не отвела взгляда, положение ее было не из легких, так как она испытывала к Люку сильное влечение. Она молча покачала головой.

Между темными бровями Люка появилась маленькая складка. Он рассеянно провел рукой по ее волосам.

— Брай?

Она подняла голову. Солнце падало на широкие поля ее шляпы, оставляя лицо в тени.

— Ты ведь целовалась раньше, не так ли?

— Конечно.

Люк не поверил этому «конечно».

— И тоже в теплице?

— Не думайте, что вы единственный мужчина, который домогался меня по настоянию Оррина. Или вы придерживаетесь другого мнения?

Люк онемел, и нежная улыбка исчезла с его лица. Брай вскинула голову и с вызовом посмотрела на него:

— Что вас так удивляет, мистер Кинкейд? Тот факт, что мой отчим обращается со мной как с вещью, или то, что я допускаю это? Всего неделю назад вы говорили мне об этом, уходя из Музыкального салона. Забыли?

— Нет, не забыл.

— Может, вы думаете, что я об этом забыла? Простите меня, но я не собираюсь ничего забывать только для того, чтобы не ставить вас в неловкое положение.

— Вы должны знать, что я весьма сожалею о своих словах.

— Должна знать? Разве вы не сказали мне тогда правду? Разве мой отчим не делал вам такого предложения?

— Это не имеет значения.

— Вы опоздали со своими извинениями.

— Вы не дали мне возможности извиниться, вы меня избегали.

— Не валите с больной головы на здоровую. Если ваша совесть не давала вам покоя, то вы могли бы найти способ извиниться передо мной.

Люк знал, что она права. Он скосил на нее глаза и заметил на ее лице удовлетворенную улыбку. Она достигла своей цели, поставив его в неловкое положение.

Телега, поскрипывая, катила по ухабистой дороге. Все внимание Люка было сосредоточено на том, чтобы не попасть в глубокую колею. Впереди и справа от них он видел снопы риса, уложенные по краям жнивья. Повсюду мелькали разноцветные косынки женщин, вязавших снопы. Люк поискал глазами жеребца Брай, думая, что он привязан к одному из деревьев, но его нигде не было видно.

— Где вы оставили Аполлона?

— Джон уехал на нем домой.

— Чтобы поставить его в конюшню?

— Нет. Джон уехал к себе домой. Он заболел и не мог идти. Я заберу Аполлона позже, когда мы закончим это поле.

Люк решил, что спорить с ней бесполезно и лучше просто не спускать с нее глаз, чтобы она опять не начала работать, доводя себя до изнеможения.

С наступлением сумерек он почувствовал, что силы его на пределе. Поясница разламывалась от боли. Женщины, работавшие рядом с ним, весело щебетали и пели, не прерывая работы. Люк же давно потерял к уборке урожая всякий интерес.

Брай медленно ехала на телеге, оглядывая ряды снопов. Хорошо зная, как трудно укладывать снопы на телегу, она дважды предлагала Люку поменяться местами, но он каждый раз отказывался. Он не мог допустить, чтобы она занималась этим тяжелым трудом.

Им пришлось оставить телегу на краю дороги и последнюю милю идти пешком до жилища Джона. Брай намеревалась отправиться туда одна, но Люк ничего не хотел слушать.

Она ускорила шаг. Дорога была ей знакома, и сгущающиеся сумерки не служили помехой. Даже когда тропа сузилась настолько, что они уже не могли идти рядом, она все так же уверенно продвигалась вперед. Только почувствовав, что Люк отстал, она остановилась.

— Джон раньше работал в усадьбе, — пояснила она. — Оррин счел его слишком спесивым и выгнал из дома. Долгое время Адди посылала меня к нему с какой-нибудь провизией. Мне кажется, она боялась, что Джон не сможет позаботиться о себе. Но оказалось, что он хорошо справляется с трудностями. Мы с ним решили не говорить об этом Адди, чтобы не лишать ее удовольствия. К тому же мне самой нравилось его навещать.

Дом Джона мало чем отличался от других домов надсмотрщиков, но был побелен и смотрелся как новый. Темный плющ обвивал его со всех сторон, вился вокруг окон и доползал до самой трубы, напоминая потоки крови из открытой раны.

Сквозь незанавешенное окно пробивался свет лампы. Кроме этого мерцающего огонька, ничто не указывало на то, что дом обитаем.

— Джон живет один? — спросил Люк. Брай кивнула. Раздалось негромкое фырканье. Это Аполлон, привязанный к столбу, приветствовал свою хозяйку.

— Оставайтесь здесь, — приказала Брай. — Скорее всего у него малярия. Вы можете заразиться.

— А как же вы?

— Я провела в этих местах всю свою жизнь и ни разу не заболела. Трудно сказать, как отреагирует на инфекцию голубая кровь янки. — Хорошо, я буду ждать вас здесь.

Он стоял за ее спиной на маленьком крылечке и, как только она открыла дверь, вошел следом. Она бросила на него сердитый взгляд, но он просто пожал плечами. Возможно, она бы отругала его, но в это время из комнаты раздался стон.

Джон лежал на спине и тихо постанывал. Его лицо и грудь блестели от пота.

— На дворе есть насос, Люк. Принесите воды.

Не сомневаясь, что ее просьба будет немедленно выполнена, Брай подошла к кровати. Когда Люк вернулся с полным кувшином, она уже расправила постельное белье и приготовила тряпку, чтобы смыть с больного пот.

— У нас есть нужное лекарство. Адди знает, где оно хранится. Берите Аполлона и скачите домой. Вам не надо возвращаться. Пусть приедет Джеб или кто-нибудь из слуг.

— Я вернусь, — твердо заявил Люк. — С вами все будет в порядке?

В ответ Брай только подняла бровь.

— Задание понял, — отчеканил Люк. — Я скоро вернусь. Он вернулся через час — с лекарством и с Адди.

— Разве я мог остановить ее? — пожал плечами Люк, заметив, что Брай бросила недовольный взгляд на служанку.

Так как Адди уже заняла ее место около кровати, Брай не удостоила Люка ответом.

— От него осталась одна тень, — закручинилась Адди, склоняясь над Джоном. — Он ел то, что я ему присылала?

Люк и Брай обменялись взглядами. Джон, конечно, был болен, но если он и напоминал тень, так только темным оттенком своей кожи. Он был крепко сложенным, сильным, мускулистым мужчиной. Похоже, он был готов съесть не только то, что присылала ему Адди, но гораздо больше.

Адди поставила на пол корзину с лекарствами, кастрюлькой бульона и прочей едой. Сняв влажную тряпку с головы Джона, она снова намочила ее и положила ему на лоб.

— Уходите, — проворчала она, не глядя в их сторону. — Оба. Я сама о нем позабочусь. Мисс Бри, меня пока заменит Марта. Только не позволяйте ей нарушать установленный мной порядок.

— Все будет так, как ты скажешь, — улыбнулась Брай. — Утром я пришлю кого-нибудь проведать вас обоих.

— Спасибо за доброту. — Адди начала вытирать лицо и шею Джона. — Уходите, — снова повторила она. — Боюсь, что ванна, которую я приготовила для мистера Кинкейда, уже остыла.

Люк бросил на Брай вопросительный взгляд и тихо рассмеялся, когда она отвернулась. Он вышел из дома и направился к кобыле, на которой приехала Адди.

— Думаю, кобылу надо оставить здесь. Она может понадобиться Адди, если ночью что-то случится.

— Хорошо, — согласился Люк и подошел к Аполлону. Он взлетел в седло, прежде чем Брай успела опомниться. — Я не собираюсь идти пешком, — сообщил Люк. — Да и вы, полагаю, тоже. Залезайте, — приказал он, протягивая ей руку.

— Это просто смешно, — заупрямилась она. — Я поеду домой на телеге.

— Телега уже дома. Я прислал грума забрать ее. Давайте вашу руку.

Так как Люк разговаривал с ней равнодушным тоном, Брай повиновалась. Она протянула руку, и он без всяких усилий посадил ее на жеребца позади себя.

— Вам придется за меня держаться, — улыбнулся он. Брай осторожно ухватилась за полы его сюртука.

— Не будет ли вам удобнее сидеть по-мужски?

Конечно, так было бы удобнее, но Брай стеснялась сказать об этом.

— Мне потребуется помощь, — наконец решилась она. Люк завел руку за спину и поддерживал ее, пока она переносила ногу на другой бок Аполлона. Широкая юбка позволила ей легко справиться с этой задачей.

— Я готова.

— Вам все же надо за меня держаться, — посоветовал Люк.

— Хорошо, — неохотно согласилась она и обвила руками его талию.

Люк ударил пятками по бокам Аполлона, и конь неторопливой рысью поскакал к дому.

— Неужели меня действительно ждет ванна? — спросил Люк.

— Холодная как лед, — последовал ответ из-за его спины.

— Я не стану думать о вас хуже из-за этих проблесков доброты, — хмыкнул Люк. — А так как вам ваши добрые дела по отношению ко мне не доставляют никакого удовольствия, я постараюсь как можно меньше думать о вас.

— Мне бы хотелось, чтобы вы вообще обо мне не думали.

— Боюсь, что это невозможно, — ответил Люк после некоторого раздумья.

Как раз в это время Брай собиралась покрепче ухватиться за его талию, но, услышав столь откровенный ответ, выпрямилась и разжала руки.

— Это из-за того, что сказал вам Оррин? — спросила она. — Я знаю, что вы слышали, как он называл меня шлюхой. И это он не постеснялся сказать мне в лицо. Могу себе представить, что он говорит за моей спиной.

— Брай! — Тон Люка предостерегал ее от дальнейших рассуждений на эту тему.

— Вы же сами мне сказали, что такой разговор имел место. Он ведь разрешил вам использовать меня, разве не так?

— Брай, неужели вы не можете выбросить это…

— …из головы? — закончила она его фразу. — И сделать вид, что я ничего не слышала? Уверена, что могу. — Она рассмеялась, но смех ее не был веселым. — Моя мать одобрила бы ваше поведение. Возможно, вы встречали ее в Чарлстоне? — Люк не успел ответить, потому что Брай снова заговорила: — То же самое произошло и во время визита мистера Стюарта. Он врач и следит за здоровьем Клер Банкрофт. Рэнд был вынужден привезти его сюда. На этом настоял крестный отец Клер. У Рэнда просто не было выбора. Мне несколько дней удавалось избегать Стюарта, так как я знала, что Оррин имел с ним приватную беседу. На публике он держался прилично, но когда мы оставались одни, он вел себя так, как ему подсказал Оррин. Когда я попросила его оставить меня в покое, он обозвал меня шлюхой и другими грязными словами, так же как и мой отчим, когда сердился на меня. Брай не замечала, что тело Люка напряглось.

— Что? — спросила она. — Будете отрицать? Как вы можете это отрицать, если Оррин сделал вам такое же предложение?

— Что же случилось тогда? — спросил Люк. — Стюарт набросился на вас?

— Нет. Я бы не стала так характеризовать его поведение. С таким же успехом я могу сказать, что вы набросились на меня, когда захотели поцеловать. Я закричала, и Рэнд прибежал мне на помощь. После этого Стюарт больше ко мне не приближался.

— Могу себе представить, — пробурчал Люк.

— Вот и хорошо. Теперь вы знаете, что может с вами сделать Рэнд.

— Что вы ему рассказали?

— Я просто сказала, что Стюарт хотел меня поцеловать.

— Но не сказали, что он обозвал вас шлюхой и что Оррин натравил его на вас?

— Нет, этого я ему не рассказывала.

— Почему?

— Он бы убил Стюарта, а затем добрался бы и до Оррина. Люк кивнул. Этим объяснялось, почему Оррин все еще жив. Брай поступила так, чтобы обезопасить брата, но отнюдь не Фостера или Стюарта.

— Вы никогда не говорили об этом вашей матери?

— Нет.

— Потому что не хотели доставлять ей неприятности?

— Если бы я так сказала, это было бы неправдой.

— А в чем же состоит правда?

— В том, что я хочу домой.

Люк лежал в ванне, которую Адди приготовила для него. Вопреки предсказаниям Брай вода была еще достаточно теплой, и он испытывал неописуемое блаженство. Каждый мускул его тела ныл от усталости. Он никогда не боялся тяжелой работы, но никогда и не работал на рисовом поле. Завтра он даже не сможет доползти до стола, чтобы позавтракать, и, уж конечно, с трудом опустится на стул.

Люк посмотрел на свои ладони. Кожа на них была воспаленной и покрылась волдырями. Спасибо Брай, что принесла ему перчатки.

В желудке Люка заурчало. Прошло уже много часов с тех пор, когда Брай принесла ему кусок персикового пирога.

Носком ботинка Брай постучала в комнату Люка. Когда ответа не последовало, она взяла поднос в одну руку, а другой открыла дверь и шагнула через порог.

В спальне на прикроватном столике горела масляная лампа. Она давала достаточно света, чтобы Брай смогла увидеть, что Люк спит.

Она надеялась найти его в постели, а не в ванной. Стараясь не смотреть в его сторону, Брай поставила поднос на стол и оглянулась.

— Рассматриваете меня? — ухмыльнулся Люк, открывая один глаз.

Брай застыла на месте. Она была в шелковой амазонке для верховой езды. Блузка у горла была расстегнута, а волосы цвета меда перевязаны на макушке зеленой ленточкой.

— Все еще рассматриваете меня, — удовлетворенно заметил он. — Жаль, что я не могу рассказать об этом вашему брату, чтобы он расквасил вам нос.

Она заморгала, но когда заговорила, он понял, что она его не слушала.

— Вы улыбались, — заявила она таким тоном, как будто уличала его в неблаговидном поступке.

— Да?

— Во сне.

— Возможно.

— Улыбались!

— Значит, улыбался. Ага! Вспомнил. Я думал о персиковом пироге.

— Неужели о пироге? — удивилась она.

Люк похлопал себя по животу, разбрызгивая воду.

— Так оно и было.

На лице Брай появилось подобие улыбки.

— Трудно представить такое. Не припомню, чтобы я когда-нибудь думала о персиковом пироге, хотя очень его люблю, — Внезапно вспомнив одну из причин, по которой она пришла, Брай указала Люку на поднос: — Я принесла вам обед.

— Спасибо.

Губы Брай зашевелились.

— Что-нибудь еще? — спросил Люк.

Да, была и другая причина, но Брай пока не была готова ее обсуждать. Ее взгляд скользнул по лицу Люка, затем по шее и, наконец, остановился на плече. Не объясняя своих намерений и еще толком не зная, что собирается делать, Брай решительно подошла к ванне.

— Брай! — изумился Люк, но она его как будто не слышала. Он сел, подтянув ноги к подбородку. — Пожелайте мне приятных сновидений и уходите, — нахмурился он. Вода начала остывать, но пока была вполне терпимой. Брай опустилась на колени рядом с ванной.

— Где ваша губка? — спокойно спросила она. — Ах вот она. А мыло?

Люк нащупал кусок мыла под правой ногой. Он достал его и протянул Брай.

Намочив губку, Брай приказала:

— Наклонитесь вперед.

Люк повиновался.

— Вот так, хорошо. Вы сами не дотянетесь до спины.

Люк не спорил с ней, но только потому, что не мог четко сформулировать свою мысль. Она намылила ему плечи и стала тереть их губкой. Затем начала водить ею по его спине, пока ее рука не коснулась воды и должна была опуститься ниже. Его кожа покрылась мурашками от ее прикосновений.

Люк поднял голову и, медленно распрямившись, посмотрел в высокое зеркало, висевшее на противоположной стене. Он поймал в нем отражение Брай, трудившейся над его спиной. Ее глаза были зажмурены, губы крепко сжаты. Судя по ее виду, она не получала ни малейшего удовольствия от того, что делала. «Так какого же черта она это делает?» — удивленно подумал Люк.

— Теперь я сам. — Он протянул руку за губкой. — С вас вполне достаточно.

«Более чем достаточно».

Брай вскочила на ноги и вытерла руки о юбку, отчего на ней остались грязные пятна, так как юбка была пропитана пылью.

— Я не шлюха! — выкрикнула она и скрылась за дверью. Люк от изумления открыл рот и долго не мог прийти в себя.

В последующие три дня Люк ее не видел. Он знал, что Брай намеренно его избегала. Он постепенно начинал понимать, что любое недоразумение между ними приводило к тому, что она исчезала на несколько дней. Это не означало, что она куда-то уезжала, — просто она становилась недосягаемой и недоступной. Она никогда не покидала «Конкорд», но создавалось впечатление, что она просто испарялась.

Состояние здоровья Джона оставалось прежним. Адди воспряла духом, но боялась говорить об этом вслух, чтобы не сглазить.

— Вы пришли вслед за мисс Бри, — улыбнулась она, разгружая корзину с едой, которую принес Люк. — Может, вам не стоило приходить сюда, после того как она сама уже здесь побывала?

— Мне хотелось самому увидеть, как у Джона идут дела.

— Разгружать телегу — ужасно тяжелая работа, — хихикнула Адди.

— Ужасно тяжелая, — согласился он, все еще ощущая, как болит каждая клеточка его тела. — Но я пришел поговорить не об этом.

Адди оторвалась от корзинки и посмотрела на него. В глазах ее светились любопытство и понимание.

— Вы с мисс Бри снова поссорились, — утвердительно кивнула она.

— Я не знаю, — ответил Люк, пожимая плечами.

— Может, мисс Бри в ссоре сама с собой? — Адди опять захихикала.

— И часто это бывает?

Адди вздохнула:

— Не чаще и не реже, чем с каждым из нас.

— У нее это получается довольно легко. — Люк вытащил стул из-за стола, развернул его спинкой вперед и оседлал, широко расставив ноги.

— Она сейчас здесь? — спросил он.

— Вы, должно быть, разминулись в ней в лесу.

— Я — нет. Скорее всего она увидела меня и спряталась.

Это сообщение заставило Адди задуматься. Она открыла рот, намереваясь что-то сказать, но передумала и снова занялась продуктами.

— Адди, я пришел поговорить с вами. Скажите, почему Бри так поступает?

— Это надо спрашивать не у меня.

— Тогда у кого?

— Никто вам не ответит.

— А прячется ли она и от остальных людей тоже? — спросил Люк, решив зайти с другого бока.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы она уезжала из «Конкорда»?

— При мне ни разу.

— Это должно вам о чем-то говорить.

— Вы хотите сказать, что она никогда не покидает плантацию?

— Только тогда, когда у нее нет выбора. — Адди, поджав губы, отвернулась от него, наверное решив, что наболтала лишнего.

— Кого она избегает в Чарлстоне?

Адди подошла к плите, где варился бульон из цыпленка, сняла крышку с горшка, понюхала и помешала.

— Адди, — позвал Люк.

Адди так резко повернулась к нему, что ее юбки взметнулись вверх.

— А сейчас послушайте меня, мистер Кинкейд! Я считаю вас хорошим человеком, так же как и все остальные, кто работает здесь, но это не значит, что я буду рассказывать вам то, что мисс Бри должна рассказать вам сама. И никто здесь этого не сделает. Если вам что-то надо узнать, спросите у нее. — Адди подняла руку, чтобы предотвратить его следующий вопрос. — Забудьте все, что рассказал вам о ней мистер Фостер. У меня могут быть большие неприятности, но должна вам сказать, что я никогда не слышала хоть слова правды из уст этого человека. Последний человек, который поверил ему, уехал отсюда весь в синяках.

— Вы говорите о докторе Стюарте? — спросил Люк.

— Кто назвал вам это имя? — несказанно удивилась Адди.

— Брай.

Несколько долгих минут Адди переваривала это сообщение.

— Тогда она, возможно, расскажет вам и то, что никогда не сойдет с моих губ. Если это произойдет, постарайтесь отнестись к ней с пониманием.

Адди снова крепко сжала губы. Люк поднялся, размышляя, сможет ли вытащить из нее еще хоть несколько слов.

— Еще одна вещь, Адди, — умоляюще произнес он, забивая пустую корзинку. — Это касается рояля.

— Вы не должны играть на нем! — быстро ответила Адди. — Мисс Бри это не нравится.

Люк понял, что никто в доме не слышал, как он играл на рояле. Отсюда следовало, что они ничего не знают о странном поведении Брай в ту ночь.

— Хорошо, — согласился он. — Но почему?

Морщинка между бровей Адди разгладилась, и на лице появилось задумчивое выражение.

— Брай с ее отцом все время играли на рояле. Думаю, вреда не будет, если я скажу вам об этом. Она любила своего папочку. После обеда они играли часами. В те дни дом был наполнен музыкой. Только музыка спасала ее от братьев-разбойников, которые часто досаждали ей. Сейчас музыка уже не доставляет ей удовольствия, поэтому вам лучше не подходить к роялю.

— Я это запомню, — кивнул Люк. — Спасибо, Адди.

Она пожала плечами и отвернулась. Когда дверь за Люком закрылась, Адди уголком фартука вытерла слезы.

— Не хотите сыграть несколько партий в покер? Люк поднял взгляд от книги, которую читал. В дверях кабинета стояла Брай с колодой карт в руке и лениво тасовала ее.

— Чему вы удивляетесь? — спросила она. — Вы же знаете, что я умею играть.

— Меня удивляет то, что вы снова со мной заговорили.

— Но я вас не видела.

— А почему?

— Наверное, потому, что вы были слишком заняты. Вы что, намеренно избегали меня?

Люк отложил книгу и встал.

— Я не устаю удивляться вашей железной логике.

— Превосходно сказано. — Она подняла вверх колоду карт. — А теперь, может, сыграем?

— На что?

— На пенни.

— Это не делает игру интересной.

— Больше я не могу себе позволить.

— Но у вас есть шанс выиграть. — Люк помог ей сесть за карточный столик. Темное дерево было тщательно отполировано, однако на столешнице были видны следы от сигар и темные круги от стаканов. — Вы принимаете это во внимание? — спросил Люк, садясь напротив.

— Мистер Кинкейд, если я выиграю, значит, вы вовсе не игрок.

— А вы уверены, что я хороший игрок?

— Не имею ни малейшего представления. Я только знаю, что сама играю плохо. — Она сдала ему и себе по пять карт. — Фишки в ящике комода.

Люк достал фишки и раздал им по пять фишек стоимостью пять долларов каждая. Он положил одну фишку на середину стола и ждал, пока Брай сделает то же самое.

— Вы тоже должны поставить одну фишку на кон, — напомнил он.

— Что? — Она перестала изучать карты и посмотрела на него. — Ах да, конечно, — Она небрежно сдвинула фишку, присоединяя ее к его ставке.

Люк улыбнулся про себя. Он догадался, почему Брай хотела играть на пенни. Ей никогда не приходилось играть по-крупному. Он бросил еще одну фишку.

— Две карты, пожалуйста, — попросил он. Брай дала ему две карты, а себе взяла три.

— Вам придется поставить еще фишку, — подсказал Люк, с усмешкой глядя на нее и смиряясь с тем, что ему предстоит очень долгая игра.

Люк выиграл подряд шесть партий.

— Вы уверены, что хотите продолжать? — спросил он. — На вашем месте я бы остановился.

— Согласна.

Откинувшись на спинку стула и вытянув под столом длинные ноги, он спросил:

— Кто научил вас играть в покер?

— Братья.

— А вы уверены, что они хотели, чтобы вы научились? Вы когда-нибудь выигрывали у них?

— Они бы не посмели…

— Брай, — ласково проговорил Люк, — вспомните, как вы играли в плененную индейскую принцессу. Они привязали вас к дереву.

Брай кивнула, и ее сапфировые глаза широко распахнулись.

— Действительно привязали. — Брай рассмеялась, вспомнив, какой наивной она тогда была. — Все эти годы я даже ничего не подозревала. Я просто думала, что лишена таланта и удачи в играх. Рэнду придется за это ответить.

— Лучший способ отомстить ему — это научиться хорошо играть. — Люку понравилось, с каким вниманием она впитывала эту информацию. Лицо ее стало задумчивым. — Если хотите, я вас научу.

— Хочу. Ух, с каким удовольствием я обыграю Рэнда!

— Прекрасно. — Люку было странно слышать, что она может получить удовольствие от чего-то. — Начнем с того, что мы сыграем несколько полных партий.

Люк оказался терпеливым учителем. Братья Брай обучили ее правилам игры, но не потрудились объяснить, как следует играть, для того чтобы выиграть. И она плохо разбиралась в картах.

— Что слышно о Джоне? — спросил Люк,

— Вы хотите отвлечь меня? — поинтересовалась Брай, не спуская глаз с карт.

— Да, хочу. Было бы неплохо, если бы вы научились вести беседу во время игры. Это произвело бы большое впечатление на вашего брата.

— Правда? — Она подозрительно посмотрела на него. Люк кивнул.

— Хорошо. Я разговаривала с Джебом после обеда. Он меня заверил, что малярия почти отступила. После кризиса Джон хорошо спал. Вы не должны думать, что вам придется работать вместо него.

— Я так и не думаю, — пожал плечами Люк. — Я это делаю по собственному желанию.

— Я говорила вам, что очень ценю вашу помощь? — спросила Брай, изучая карты.

— Весьма немногословно. Но мне кажется, вам не обязательно тереть спину любому мужчине, который работает на вас. — Люк заметил, как Брай побледнела. — Вы не ожидали, что я заговорю об этом?

— Я надеялась, что вы забудете.

— Но я ведь никогда не предлагал вам это делать, — произнес Люк и тотчас же понял, что не имеет права так поступать с ней. — Я не прав. Я не прав, — добавил он быстро.

— Вы легко признаете свои ошибки, не так ли?

— Не очень легко, но иногда это необходимо. Особенно в тех случаях, когда я не прав.

— Этому научила вас ваша бабушка?

— Господи, нет! — Люк удивился своей горячности. — Нана Дирборн никогда не ошибалась.

— Понимаю.

— Мать учила меня, что большинство ошибок совершаются от недопонимания. Она бы вам понравилась. — Люк указал на ее руку: — Покажите мне ваши карты.

— Я предпочла бы сначала увидеть ваши.

Люк раскрыл карты.

— Три дамы.

Брай положила на стол свои карты.

— Три валета, — вздохнула она.

— Сожалею. — Люк дотянулся до горки фишек на середине стола и сгреб их к себе.

— Не так быстро, — встревожилась Брай. — У меня тоже три карты.

Сдвинув фишки в ее сторону. Люк с интересом наблюдал, как она их собирает.

— Мне немного жаль вашего Рэнда, — проговорил он.

— Лучше жалейте себя. Он не будет меня обвинять. Он обвинит вас, что научили меня играть.

На лице Брай появилась озорная улыбка. Она явно была довольна собой. Он выиграл следующую партию, потом выиграла она. Сыграв еще четыре партии, они решили, что пора сделать перерыв.

— Завтра вечером я дам вам возможность отыграться, — пообещал Люк.

Брай подошла к письменному столу.

— Вы еще не видели моих денег. Я проиграла просто фишки. — Открыв средний ящик стола, она вынула из него маленький кожаный кошелек. Люк внимательно наблюдал за ней. — Вы считаете, что я не в состоянии оплатить свои долги?

— Меня больше беспокоит нож для разрезания писем, который может оказаться у вас под рукой.

Его тон был таким сухим, что Брай не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

— Я не собираюсь его доставать, — пробурчала она после некоторого раздумья.

Люк рассмеялся и быстро пригнулся, когда она запустила в него кошельком. Кошелек перелетел через его голову.

— Проворный человек поймал бы его, мистер Кинкейд. — Опередив Люка, она схватила кошелек.

Держась на расстоянии, она вынула из кошелька нужную сумму.

— Долги надо платить.

Люк боролся с искушением усадить ее к себе на колени, чтобы почувствовать округлость ее ягодиц и упругость бедер. Другие женщины, которых он знал, не только приветствовали это, но и ждали, что он именно так и поступит. Только дурак мог подумать, что Брай об этом мечтает. Он равнодушно собрал со стола деньги и сунул их в карман.

Брай снова села, на этот раз рядом с ним.

— Как вам кажется, мой отчим хорошо играет в покер? — спросила она.

— Лучше, чем вы.

— Это не самый хороший способ оценки его игры.

— Верно. — Выгнув бровь, Люк наблюдал за ее реакцией. — Не надо принимать оскорбленный вид. Я совершенно с вами согласен. Ладно. Если вы говорите серьезно, то должен вам сказать, что он играет чуть лучше среднего игрока. У меня не было времени проверить его умение. Мы сыграли с ним несколько партий здесь, в «Конкорде», и примерно с дюжину в Чарлстоне. Мы с ним играли, когда ему было скучно.

— А вы видели, как он играет с друзьями?

— Только один раз. Я принес ему на подпись заявку на стройматериалы, и меня провели в гостиную, где он играл с приятелями. На столе лежала куча денег, и, когда я уходил, она уже была подвинута к вашему отчиму.

— Он жульничал?

— Нет, насколько я видел.

— Он был пьян?

— Он пил, но я не могу сказать, чтобы он был пьян. Невосприимчивость Оррина к спиртному просто поразительна.

— Вы можете его обыграть?

Глаза Люка сузились. Хотя Брай не двигалась. Люку вдруг показалось, что она качнулась к нему и ее сапфировые глаза сверкнули ледяным блеском. Он постарался ответить осторожно, чтобы не попасть в ловушку.

— Возможно.

— Возможно? — Брай нахмурилась. — Это не ответ.

— Зато честно. Если вы хотите узнать, могу ли я выиграть у вашего отчима одну партию, я вам снова отвечу: «Возможно». Могу ли я выиграть у него все партии? Нет. Могу ли выиграть большинство партий? Да. Но можно гарантировать, что я выиграю единственную партию? Нет.

— Некоторое время назад вы называли себя хорошим игроком.

— Да, называл. Но я также знаю, что мастерство не по нутру даме по имени Фортуна. Если она сделает ставку на Оррина, то, как бы я ни старался, она будет держать меня за столом, пока я не проиграю последнюю рубашку. Вы понимаете, о чем я говорю? Игра не может называться игрой, когда исход известен. — Он посмотрел на совершенный овал лица Брай. Единственное, что выдавало ее разочарование, была нижняя губа, которую она покусывала. — Надеюсь, вы раскроете мне смысл ваших вопросов? У вас что-то на уме, как мне кажется.

— Вы угадали. Но я, еще не готова поделиться этим с вами. — Она поднялась — Не хотите ли выпить, мистер Кинкейд?

— Хочу. Помнится, мы договорились, что вы будете звать ; меня Люк.

— Хорошо. — Брай подошла к горке орехового дерева, где Оррин держал свою выпивку, открыла дверцу и провела пальцем по этикеткам бутылок. — Виски годится?

— Виски — это прекрасно!

Кивнув, она достала бутылку.

— Чего я не могу вспомнить, так это когда я позволила вам называть меня Брай. Особенно Бри.

— Вы позволили мне, Бри.

Когда она повернулась к нему с бутылкой виски и двумя стаканами. Люк заметил на ее лице улыбку, которую она не успела скрыть.

— Должно быть, вы были проклятием жизни вашей бабушки? — хмыкнула она.

— Был.

Брай растерялась. В голосе Люка не было и намека на юмор.

— Простите. Я не хотела…

— Все в порядке. Это сущая правда.

Брай налила в стакан Люка виски побольше, а себе поменьше.

— Почему вы жили у нее?

— Мать отправила меня к ней. Нана Дирборн сумела убедить ее, что так будет лучше для меня.

— Вам хотелось к ней переехать?

— Определенно нет. — Люк взял стакан и сделал глоток. Приятное тепло растеклось по жилам. — Я не мог отговорить мать от этого шага. Когда я понял, что и ни одной из моих тетушек не удастся ее переубедить, мне пришлось согласиться. И я поехал. Но я даже представить себе не мог, что меня там ожидает. Она полностью поработила меня за те восемь лет, что я прожил в ее доме. Когда мне исполнилось шестнадцать, я вернулся к матери, и она позволила мне остаться у нее до поступления в колледж. На этот раз мне и самому хотелось уехать, — добавил Люк, предвосхищая вопрос Брай. — Мать здорово сэкономила на моем образовании.

— Каким образом? — спросила Брай. Она села и, подняв стакан, посмотрела сквозь него на Люка. — Простите… Это меня не касается, ведь так?

— Не знаю, — пожал плечами Люк. — Я не думал над этим, но поскольку я гость в вашем доме, то, мне кажется, вы должны знать некоторые подробности моей жизни.

— Насколько я помню, вы говорили Оррину, что ваш отец умер. Ваша мать вышла замуж во второй раз?

— Нет. Она содержала в городе пансион. Мои тетки жили вместе с ней.

— У вас, должно быть, был большой дом, чтобы разместить всю вашу семью да еще гостей.

— Достаточно большой.

Брай вздохнула и отпила виски.

— Вы знаете, а мне жаль вашу бабушку. Семь дочерей — и ни одна не захотела с ней жить.

Люк посмотрел на стакан Брай. Она выпила мало, чтобы алкоголь не затуманил ей голову. Он решил больше не рассказывать ей о Нане Дирборн и ждал, когда она закончит расточать сожаления в ее адрес. Поставив стакан, он взял карты, перетасовал их и раздал ей и себе по пять карт.

— В чем дело? — удивилась Брай, — Я думала, мы на сегодня закончили.

— Давайте играть не на деньги, — предложил Люк. — Я кое-что придумал.

Брай не взяла свои карты.

— Я не буду играть, пока не узнаю, чем рискую.

— Если выиграю я, вы расскажете мне, зачем приходили в мою комнату несколько ночей назад. Если выиграете вы. То можете задать мне любой вопрос, какой захотите.

Он дал ей время осмыслить его предложение. Выпив залпом виски, она поставила стакан на стол и взяла карты так, чтобы Люк не смог в них заглянуть.

— Принимаю ваше пари, — согласилась она.

Люк видел, что она не шутила.

— Две карты, — попросила Брай.

Он сдал ей две карты, не взяв себе ни одной.

— Должно быть, вы уверены в себе, — заметила она.

— Уверен. — Он раскрыл карты и заявил счет:

— Сорок очков.

— Прекрасно. — Она повернула развернутые веером карты к Люку, чтобы он видел, что у нее одни трефы. Взяв бутылку, Брай снова налила себе виски.

— Для храбрости? — спросил Люк. — Ведь вы выиграли пари.

Брай пропустила его слова мимо ушей и сделала большой глоток. Она почувствовала, как ее щеки вспыхнули жаром.

— Разве вы не говорили, что результат — это еще не свидетельство мастерства? — спросила она,

— Вы знали, что выиграете?

— Нет, я была уверена, что выиграете вы. Причина, по которой я приходила в ту ночь в вашу комнату, заключалась в том, что я хотела задать вам вопрос, который собираюсь задать сейчас.

Люк был заинтригован.

— И? — спросил он.

— И… — Брай допила виски. Ее пальцы так сильно сжали стакан, что казалось, он сейчас треснет. — Мне хотелось бы знать, не желаете ли вы на мне жениться?

Глава 7

Брай катала пустой стакан в потных ладонях.

— Я даже готова заплатить вам за это. Я найму вас на работу. Ведь вы приехали в «Конкорд» в поисках работы? Я предлагаю вам работу.

— Жениться? — потрясенно повторил Люк. — Жениться на вас?

— Да. Что толку, если вы женитесь на ком-нибудь еще? — Внезапно Брай посетила мысль, которая не приходила ей в голову раньше. — Может, у вас кто-то есть? Вы как-то обмолвились, что не женаты, но мне не пришло в голову спросить вас, есть ли у вас невеста или возлюбленная.

Она предлагала ему простой выход из положения. Даже указывала путь к отступлению. Ему оставалось только соврать.

— Нет, — ответил он. — У меня никого нет. Люк посмотрел на пустой стакан в ее руках, затем перевел взгляд на бутылку. Брай перехватила его взгляд.

— Я не пьяна! — рассердилась она. — Я давно обдумывала это предложение, а не выдумала его сейчас под действием виски. Сказать по правде, мне надо было выпить, чтобы задать вам этот вопрос, не более того. Мой мозг не затуманен.

— Позвольте мне самому судить.

— Как хотите. — Поставив стакан на стол, Брай зажала руки между коленями. — Мне кажется, здесь очень жарко. Могу я открыть окно?

— Это действие виски, — сухо произнес Люк.

— У меня мало опыта в пьянстве. Я говорю, конечно, о себе. Я знаю, как спиртное действует на Оррина. — Взяв со стола карты, она развернула их веером и стала обмахивать лицо. — У меня лицо действительно красное, или мне это кажется?

— Действительно красное.

— Это плохо. Но вы еще не ответили на мое предложение.

Люк поднялся.

— Я думаю, что нам лучше выйти на террасу. Свежий воздух пойдет вам на пользу. — Встав за стулом Брай, он ждал, когда она поднимется. Он предложил ей руку, и она без колебаний приняла ее. «Вероятно, девица слегка пьяна», — подумал Люк.

Он довел Брай до одного из больших плетеных кресел и только тогда отпустил ее руку. Стараясь сохранить чувство собственного достоинства, Брай медленно опустилась в него.

— Почему вы улыбаетесь? — спросила она. — Не надо прятать улыбку. Я не настолько окосела, чтобы не заметить ее.

Люк и не собирался скрывать свою улыбку. Он улыбнулся еще шире.

— Я надеюсь, что вы в здравом уме и твердой памяти?

— Конечно. А почему вы спросили?

— Потому что вы сели в это кресло как королева на трон, и если к тому же вы заговорите со мной повелительным тоном, то боюсь, я начну кланяться, а потом упаду к вашим изящным ножкам.

— Не думаю, чтобы королева демонстрировала вам свои изящные ножки, — хмыкнула Брай. — Во всяком случае, вы не говорили мне об этом. Позвольте предложить вам сесть. — Брай царственным кивком указала ему на стоящее рядом кресло.

— Благодарю вас, — галантно склонился в поклоне Люк. Он лениво развалился в кресле, положив руки на широкие подлокотники, и выглянул в окно. В саду летали светлячки, то вспыхивая зеленым огоньком, то исчезая, как свет далеких звезд.

— Вы еще не забыли о моем предложении? — поинтересовалась Брай. Она оставила свой царственный тон, и в ее голосе слышалась серьезность юной девушки.

— Не забыл. — Люк надеялся, что забыла она. — Я должен дать ответ сегодня?

— Не кажется ли вам, что долги надо платить незамедлительно?

— Иногда я допускаю отсрочку. Особенно когда знаю, что мой партнер — человек слова. — Люк перевел взгляд на Брай: — Позвольте мне обдумать ваше предложение.

Брай кивнула. Он не отказал ей сразу, и тот факт, что он решил все обдумать, вселял в нее надежду.

— Вы не спросили меня, сколько я буду вам платить. У меня есть сбережения, но, может быть, сумма, которую я предложу, покажется вам недостаточной,

— Меня не интересуют ваши деньги, Брай.

— А должны бы. Я хочу, чтобы вы относились к этому как к работе.

— Тогда будет справедливо платить мне столько же, сколько вы платите другим рабочим.

— Мое предложение поставило вас в тупик, мистер Кинкейд… Люк? Надеюсь, вы не рассчитываете на близость со мной? Это совсем не входит в мои планы.

Люк пожалел, что не прихватил с собой виски. Добрый глоток этого напитка был бы сейчас весьма кстати.

— Вы спросили меня, не соглашусь ли я жениться на вас, насколько я понял?

— Вы поняли совершенно правильно. — Брай облегченно вздохнула. — Мы будем мужем и женой без всякой близости. Многие люди так поступают.

— Не думаю, что они подходят к браку так по-деловому, Они стоят у алтаря с ожиданием, что их союз будет союзом сердец и умов.

Брай обдала Люка холодным взглядом.

— Вы, должно быть, романтик? — проговорила она.

— Думаю, что да.

— А я нет!

— Я пришел к такому же выводу.

— Тогда вы должны понимать, чего я хочу.

— Пока весьма приблизительно.

— Вы что, тупой, или виски сделало вас таким?

— И то и другое. Повторите мне снова, что именно вы от меня хотите.

— Чтобы вы женились на мне. Брак будет носить временный характер. В контракте будет такая оговорка. Вы сможете развестись со мной, выбрав для этого любой предлог. Меня не заботит моя репутация, а люди поверят во все, что вы им скажете.

— Почему они это сделают? Ведь я чужой человек в ваших краях.

— Люди знают меня или по крайней мере думают, что знают. Я не собираюсь их разочаровывать. Хотя все это не имеет значения. Я в любое время дам вам развод.

— Зачем тогда вообще жениться, если заранее думать о разводе?

— Потому что, будучи моим мужем, вы сможете спасти «Конкорд».

— И как же я это сделаю?

— Вы выиграете его у Оррина за карточным столом. Даже серьезность ее тона не остановила Люка от громкого смеха.

Брай не испугала его реакция.

— Я говорю серьезно! — обиделась она. — Вы сможете это сделать! Надо только постараться заставить его принять пари.

— Для этого не хватит виски по всем штате. Он не пойдет на это.

— Пойдет. Я сделаю так, что пойдет.

— Хорошо. Но я не могу дать вам никаких гарантий. Даже вы сумели меня обыграть.

— Я не буду возражать, если вы смошенничаете с Оррином.

— Благодарю за разрешение, но мне казалось, что южане гордятся своим кодексом чести.

— Это было в давние времена.

Люк опять не смог удержаться от смеха.

— Возможно. Допустим, я выиграю «Конкорд». Что тогда?

— Вы сделаете очень благородный жест и перепишете его на меня.

Люк откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

— Да… — протянул он мечтательно, — представляю себе эту картину. Дарственная лежит на столе рядом с выигрышем. Чернила на наших подписях еще не высохли. Тронутая моим на редкость благородным поступком, вы бросаетесь мне на шею и крепко целуете в губы. — приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на реакцию Брай. Улыбка на ее лице была откровенно скептической. — Это будет прекрасный поцелуй, — продолжал он. — Вы хорошо научитесь целоваться за пятнадцать лет нашего супружества. — Люк продолжал искоса наблюдать за Брай. Она вжалась в кресло и побледнела. — Хорошо, пусть будет двенадцать лет, — решил уступить Люк.

— Я думала, что это можно сделать в течение года.

— Почему бы вам не подождать возвращения вашего брата?

— Я ждала. Я ждала много лет. Настало время действовать самой.

— Но вы же верите, что он отыщет сокровища?

— Да. Когда-нибудь. Я не хочу от него зависеть.

— Вы предпочитаете зависеть от меня?

— Я не буду зависеть от вас. Это будет просто ваша работа.

— Копите деньги для ставки, если вы собираетесь втянуть Оррина в игру.

— Для этого у меня есть деньги.

— Значит, вы давно планировали эту затею?

— Нет. Я сберегла немного денег от выручки за прошлогодний урожай. Они предназначались для ремонта мельницы и амбара. Шлюзный затвор также нуждается в ремонте. Оррин не знает, что у меня есть деньги. Если бы я сказала ему об этом, он прибрал бы их к рукам и потратил на свои прихоти.

— Значит, вы решили использовать его деньги против него же самого?

— Это мои деньги. Я работала, но он никогда не платил мне за это, а я никогда этого не требовала. — Брай потерла виски. — У меня начинает болеть голова. Если вам хочется думать, что я украла у него деньги, пусть будет так. Моральная сторона дела меня не волнует.

— Я не собираюсь читать вам нравоучения. Некоторое время Люк наблюдал, как Брай массирует себе виски, потом решил вмешаться.

— Идите сюда, — позвал он.

— Не поняла…

— Идите сюда. Возьмите подушку и сядьте рядом со мной. Я сниму вашу головную боль. Думаю, так будет справедливо, так как, судя по всему, именно я ваша головная боль.

— Нет, — улыбнулась она. — Это действие виски. Люк похлопал по сиденью своего кресла:

— Садитесь сюда. Обещаю, что вы не пожалеете.

Но Брай пожалела об этом, как только поднялась. Ноги ее не держали. С большой осторожностью она преодолела короткое расстояние до Люка. Он взял у нее подушку и положил на сиденье перед собой. Брай, не удержавшись, плюхнулась в кресло.

— Откиньтесь назад и закройте глаза. Она сделала, как ей было ведено.

— Сейчас я положу свои руки вам на плечи, — предупредил Люк.

— Хорошо. — От его прикосновения она слегка сжалась. — Это напоминает мне то, что врач делал с Клер.

— Клер? — Люк слегка надавил ей на плечи, затем начал массировать ей основание шеи.

— Подруга Рэнда, — пояснила Брай. — Клер Банкрофт. Я говорила вам о ней.

Люк припомнил, что она упоминала о Клер в связи с доктором Стюартом и ее здоровьем.

— Да, когда вы говорили о ее здоровье, — согласился он. — У нее частые головные боли?

— Я этого не знаю. Возможно. Я вспомнила о ней, потому что вы попросили меня закрыть глаза и сказали, что будете делать. Рэнд почти все время делал Клер массаж. Он был в этом большим мастером. Доктору Стюарту не удавалось помочь ей.

— Клер слепая?

— Разве я не говорила вам об этом? Впрочем, может, и нет. Когда вспоминаешь Клер, это не первое, что приходит на ум. Если Рэнд человек умный, каким я его считаю, он женится на ней. Я уверена, что он ее любит.

— Представляю, — вздохнул Люк. Его пальцы массировали ее шею, и постепенно он почувствовал, как мышцы ее расслабились.

— Что представляете?

— То, что вы устанавливаете некоторую связь между любовью, браком и умом.

— Не делайте поспешных выводов. Я говорю о Рэнде. Это было бы хорошо только для него.

— Значит, он человек весьма романтичный.

— А вы сомневаетесь? Он сейчас в южных морях, ищет сокровища. Он убедил себя, что поступает практично, и даже разработал некую теорию поисков, но я считаю моего брата самым настоящим романтиком.

— Он рыцарь, ищущий приключений, — произнес Люк. — Все романтики, так или иначе, своего рода рыцари.

Он начал массировать ей голову, и иголки, которые впивались ей в мозг, исчезали одна за другой.

— Вы говорите так, словно разбираетесь в этом, — сердито пробурчала она.

Люк положил ладони ей на голову и развернул ее лицом вперед. Его пальцы снова начали массировать ей голову.

— Я читал «Дон Кихота», — ответил он. Брай поверила в то, что он читал этот роман, но сомневалась, что он нашел там ответы на интересующие ее вопросы.

— Вам не приходило в голову, что вы знаете обо мне очень мало? — спросил он.

Было немного странно сознавать, что их мысли работали в одном направлении.

— Я знаю, что рискую, — ответила Брай. — Так же рисковала моя мать, когда решила выйти замуж за Оррина.

Люк не стал уточнять, выиграла или проиграла Элизабет Гамильтон. Несомненно, она выиграла право остаться в «Хенли», но можно ли назвать все эти годы жизни с Фостером выигрышем?

— Я видел фотографии вашей матери в гостиной, — признался Люк. — А также ее портрет в Музыкальном салоне. Она очаровательная женщина. Наверняка у нее был выбор, но она почему-то выбрала Оррина.

— Она красавица, — улыбнулась Брай. — У нее было из кого выбрать, но, как вы правильно заметили, она выбрала Оррина. Разве можно было предугадать, что другой будет лучше? Он мог оказаться еще хуже Оррина. При той информации, которой моя мать располагала, она сделала лучший выбор.

— Точно так же сейчас думаете и вы?

— Да. Именно так и думаю.

Люк понял, что ему не изменить ее решения, а поэтому сменил тему разговора:

— Я, кстати, заметил, что среди всех фотографий в гостиной нет ни одной фотографии вашего отчима.

— Это его желание. Он даже не стал фотографироваться на свадебную фотографию.

— Я не видел и его портрета.

— Время от времени он заводит разговор о портрете, но до сих пор не пригласил ни одного художника. Такой портрет можно было бы давно сделать. Он никогда не был таким красавцем, как мой отец. Но раньше отличался приятной наружностью. — Улыбка Брай стала мягче, а она сама — совсем сонной. — Мне кажется, головная боль прошла, — прошептала она.

— Если вам это только кажется, то вставать еще рано.

Брай и не смогла встать. Силы покинули ее, а ноги не слушались. Люк взял ее на руки и сонную понес в спальню.

— Вы делали это прежде? — спросила она, с трудом поднимая тяжелые веки.

— Только один раз.

— Мм… — сонно промычала она и уронила голову ему на плечо.

Она проснулась только утром.

— Почему ты не разбудила меня? — Отбросив одеяло, Брай вскочила с кровати.

— Я бужу вас сейчас, — ответила Марта. — Мистер Люк сказал, что если вы не появитесь до десяти, то я должна разбудить вас.

Брай посмотрела на часы над камином.

— Ты же знаешь, что я поднимаюсь рано! — в сердцах воскликнула она.

Марта кивнула. Брай поднималась раньше верх в доме.

— Он сказал, что погода на вас подействовала.

— Виски, — перевела для себя Брай:

— Что вы сказали, мисс Бри?

— Ничего. — Брай не заметила, что говорит вслух. Она оглядела спальню и обнаружила, что ее ждет горячая ванна, для которой у нее не было времени. — Приготовь мою амазонку, Марта. Я помоюсь над тазом.

Марта разложила на кровати костюм для верховой езды, и Брай сразу отпустила ее. Ей не терпелось поскорее выйти из дома, и она, быстро умывшись и натянув костюм, сбежала по ступеням. В холле она задержалась, чтобы узнать о здоровье Джона.

— Я как раз иду на кухню, чтобы приготовить ему побольше еды, — ответила Адди. — Он совсем исхудал. Если вы ищете мистера Люка, то он уехал к Джону, чтобы меня заменить.

У Брай испортилось настроение. Ей захотелось немедленно найти Люка и потребовать ответа.

— С вами все в порядке, мисс Бри? — тревожно спросила Адди. — Мистер Люк сказал, что вы будете неважно выглядеть сегодня.

— Мне совершенно не нужен мистер Кинкейд! — фыркнула Брай и выскочила за дверь, чтобы избежать лишних вопросов.

Аполлон весело заржал, увидев хозяйку, и быстрым галопом поскакал по дороге, ведущей на плантацию. Брай направила коня к дальним полям, где урожай риса еще не собран, и обнаружила, что он уже перезрел. Затем она обследовала шлюзы и каналы и составила перечень строений, требующих ремонта.

Она объехала сады, хлопковые поля и берегом реки вернулась домой. Она везде высматривала Люка, но его и след простыл.

Брай пинком распахнула дверь кабинета. Ее охватило такое раздражение, что она от злости стукнула ногой по полу.

— Он избегает меня…

— Простите?

Брай подняла голову. Люк стоял у письменного стола, на котором были разложены чертежи.

— Вы избегаете меня! — сварливо процедила она.

— Избегаю? Я все время был здесь.

— Утром вы ходили к Джону Уитни.

— Это было утром. Я ждал вас к завтраку. Когда вы не пришли, я понял…

— Вы велели Марте меня не будить.

— Вы меня в чем-то обвиняете? Может вам лучше войти?

Брай вздернула подбородок и вошла в кабинет, закрыв за собой дверь. Она старалась не обращать внимания на широкую улыбку Люка.

— Лучше бы вы не вмешивались, — процедила она сквозь зубы. — Марта и без вас разбудила бы меня.

— Тогда прошу прощения. — Люк заметил, что Брай выжидающе смотрит на него. — Я должен добавить что-то еще? Разве моего извинения не достаточно?

Брай нахмурилась, но, заметив, что Люк наблюдает за ней, постаралась придать своему лицу равнодушное выражение.

— Боюсь, я не знаю, чего еще вы от меня ожидаете, — вздохнул Люк.

— Вы хотите сказать, что забыли о моем предложении?

— Вовсе нет, — пожал плечами Люк, садясь за стол. — Но я не особенно уверен относительно вас. Мне хотелось бы еще раз это услышать. И на этот раз без алкоголя. Я должен быть уверен, что это именно то, чего вы хотите.

— Что ж, если это доставит вам удовольствие, — пожала плечами Брай после минутного раздумья. Она подошла к столу и встала перед ним. — Я спрашивала: не согласитесь ли вы жениться на мне?

— Тогда мой ответ — да. Да, я женюсь на вас. Может, вы присядете?

— Мне и так хорошо. — Однако, нащупав позади себя подлокотники кресла, она медленно опустилась в него. — Вы понимаете, что это будет легально?

— Догадываюсь. Легально, но не по-настоящему.

— Совершенно верно: легально, но не по-настоящему.

Люк заметил, что она осталась довольна, когда он подчеркнул эту разницу. Она была бы менее довольна, если бы до нее дошло наконец, что он так ничего и не понял.

— Хотите выпить?

— Нет!

Взгляд Люка скользнул по перчаткам, которые Брай оставила на столике у двери. Она пришла сюда прямо с улицы, совсем не ожидая увидеть его здесь. Значит, она хотела поработать над чем-то.

— У вас тут какие-то дела?

— Дела могут подождать.

Люку понравился ее ответ. Брай редко позволяла себе отдохнуть. Она всегда была в движении: то ловила Аполлона, то носилась на нем вдоль берега реки, то работала в поле наравне с рабочими. И вот сейчас она сидит перед ним, неудобно устроившись в кресле и пытаясь что-то выудить из него.

Она была необыкновенно хорошенькой. Колечки блестящих волос цвета меда обрамляли ее лицо словно нимб. Ее кожа была чистой, цвета сливок, губы — розовыми, манящими. У нее были тонкий носик и игривые ямочки на щеках. Длинные ресницы таили в себе какую-то загадку, подчеркивая цвет ее удивительных сапфировых глаз.

Брай расстегнула жакет и распахнула его, позволяя ему увидеть блузку, через которую просвечивала шелковая рубашка. Чувствовалось, что она интуитивно сознает, что он любуется ею и с удовольствием вдыхает исходящий от нее запах свежего сена и легкой дорожной пыли.

— Вы рассматриваете меня? — невинно спросила она.

— Да. Мне кажется, вам давно пора к этому привыкнуть. — Люк заметил, что взгляд ее стал холоднее. — Вам не нравится, когда я говорю вам комплименты?

— Вы просто мне льстите.

— А если нет? Я испытываю удовольствие, глядя на вас, и тут уж ничего не поделаешь. Кстати, неужели вы всерьез думали, что я откажу вам?

— Не знаю, — ответила Брай. С легким вздохом она откинула голову на спинку кресла и стала рассматривать ряды книг над головой Люка. — Я старалась не думать об этом.

— Может, вы хотите взять свое предложение обратно? Вы можете сделать это в любой момент.

— Нет. Вам приходилось передумывать?

— Часто. Но я не изменю своего решения, если вы на самом деле этого хотите. — Он заметил, как она с облегчением вздохнула. — А когда состоится наша свадьба?

— Я думаю, мы поженимся в декабре, когда мама и Оррин вернутся из Чарлстона. Зимние месяцы — сезон приемов, и у моей матери будет достаточно времени сделать все необходимые приготовления. Она будет этому только рада.

— А она не попытается отговорить вас?

Брай задумалась: реакцию ее матери было трудно предсказать.

— Она будет довольна, что я, наконец, выйду замуж, — медленно произнесла она. — Она желает этого с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и восемь прошедших лет были для нее долгим ожиданием, но я не уверена, что она положительно отнесется к моему выбору.

— Из-за того, что я янки?

— Не ей бросать в меня камни. Разве вы забыли, что она вышла замуж за Оррина? Скорее, она может возражать из-за того, что у вас нет денег. Это ее огорчит. К тому же она не особенно обрадуется, когда я сообщу ей, что мы будем жить здесь.

— Разве не Оррин будет недоволен, что мы останемся в «Конкорде»? — удивился Люк.

— Он не захочет, чтобы мы уезжали. Вы ему понравились, и он доверил вам ремонт дома. И хоть Оррин едва меня выносит, он прекрасно знает, что один не справится с хозяйством. Сейчас это будет уже четвертый урожай, от которого мы получили прибыль. У нас дела идут лучше, чем у наших соседей, и Оррин этим весьма кичится.

— Тогда он не будет возражать, что мы станем жить под его крышей, — заключил Люк. — Но он может не одобрить наш брак?

— Его никто не будет спрашивать.

— Это не ответ на вопрос. — Люк не стал говорить, что Оррин относится к Брай как к своей собственности. Он всем предлагает ее, словно она вещь, которая ему принадлежит. Он порочит ее, наговаривает на нее, но она занимает все его мысли. Люк пришел к заключению, что Оррин боится ее и в то же время его к ней тянет. Трудно найти слова, чтобы описать его отношение к падчерице. — А он не попытается воспрепятствовать нашему браку?

Брай задумалась.

— Оррин может быть… мстительным.

— Он собака на сене. Голова

Брай дернулась.

— Что?!

Ее реакция удивила Люка. Он был уверен, что она правильно истолкует поговорку.

— Вы прекрасно знаете, что он вас хочет

— Да, — задумчиво протянула она. — Я ведь вам говорила: я ему нужна, чтобы управлять плантацией. Вот почему он не станет возражать, если мы останемся здесь.

Люк покачал головой. Он считал, что должен рассказать ей о своих подозрениях.

— Это не единственная причина. Он хочет вас для себя… как мужчина хочет женщину.

Брай в бешенстве вскочила с кресла.

— Вы ошибаетесь! Он никогда… никогда… — Она проглотила недосказанные слова вместе с комком, подступившим к горлу. Ее начала бить дрожь.

Люк поднялся и обошел стол, направляясь к ней. Но остановился, увидев, что она попятилась к двери.

— Нельзя быть такой наивной! — упрекнул он ее. — Или есть что-то такое, о чем вы запрещаете себе думать? — Произнеся эти слова, он сразу понял, что попал в точку. — К тому же вы говорили, что ваша мать избегает осложнений. — Ему показалось, что, если бы Брай не вцепилась обеими руками в дверь, она бы заткнула себе уши.

— Вам сказал об этом Оррин? — спросила она охрипшим голосом. — Это он вам сказал?

— Он выразился несколько по-другому. — Люк подошел к горке с напитками.

— Я не буду пить.

— Сейчас вам это необходимо. — Он налил в стакан немного виски и протянул ей. — Возьмите. Обещаю, что это дойдет вам на пользу.

— Надеюсь, вы не собираетесь управлять моей жизнью?

— Мне бы такое никогда и в голову не пришло.

Разжав пальцы Брай, Люк вложил стакан ей в руку. Присев на край стола, он наблюдал, как Брай медленно поднесла стакан к губам, но, едва смочив губы, поставила его на стол.

— Может, вам лучше присесть? — предложил Люк. Брай отошла от двери и опустилась в кресло.

— Мне очень жаль, Бри. — Люк интуитивно понимал, что зашел слишком далеко, но ему хотелось во всем разобраться.

— Я никак не могу понять, почему вы до сих пор не раскусили Оррина, — проговорил он.

Брай издала странный звук горлом, отдаленно напоминавший смех.

— Мне казалось, что я знаю его очень хорошо. Вам известно, что он бьет мою мать?

— Нет, я этого не знал, — ответил Люк, но Брай по выражению его лица поняла, что он догадывался.

— В начале их совместной жизни это случалось редко. Но в последнее время скандалы участились. Последний раз это было перед приездом Рэнда. Мама всем говорила, что упала с лестницы. Это было правдой, но она отрицала участие в этом Оррина.

— Он столкнул ее?

— Я этого не видела. Адди была где-то поблизости, и она говорила, что слышала, как они ссорились, а затем мать упала, но она тоже не видела Оррина. Возможно, он и толкнул ее, но в его намерения не входило столкнуть ее с лестницы.

— Вы спрашивали об этом Элизабет?

— Да, но она придерживалась первоначальной версии. Рэнду тоже ничего не удалось из нее вытянуть. Она долгое время была прикована к постели, и доктору Стюарту пришлось даже лечить ее. — Брай взяла стакан и сделала глоток. Виски теплом разлилось по ее телу, но нервная дрожь все еще не отпускала. — Рэнд догадывался о том, что происходит на самом деле, но что он мог сделать? Если бы он вмешался, то положение матери только ухудшилось бы. Он знал, что скоро уедет и не сможет ее защитить.

— Поэтому он возложил ее защиту на вас?

— Я сама взяла на себя эти обязанности, — уточнила она. — Рэнд предлагал нам с матерью ехать с ним, но я отказалась. Мама ни за что бы не покинула «Конкорд», а я не могла оставить ее одну. К тому же «Конкорд» переходил в мое управление. Рэнд плохо разбирался в хозяйстве. Он считал, что это просто его работа, и пытался выполнять свои обязанности. Я попросила Клер убедить его, что он ошибается. Ей это удавалось лучше, чем мне.

— А что скажет ваш брат? — спросил Люк; — Он примет меня?

— Нет, — тряхнула головой Брай, — пока не убедится, что я счастлива.

— А вы будете счастливы?

— Я смогу разыгрывать из себя счастливую женщину, пока он будет здесь. Я должна его убедить.

— Понимаю, — ответил Люк, внимательно наблюдая за ней. — Вы уже продумали, каким способом будете его убеждать? Думаю, ему потребуется больше доказательств, чем ваши слова и приклеенная улыбка. Не уверен, что вам удастся его одурачить. — Люк взял у нее пустой стакан. Его пальцы намеренно коснулись ее пальцев, и она быстро отдернула руку. Он немедленно указал ей на это: — Вот в этом-то все и дело. Вы боитесь ласки и в то же время будете пытаться убеждать всех, что ваш брак Настоящий. Вы не можете все время убегать от меня, как от прокаженного. Вам надо еще раз обдумать ваше предложение и не настаивать на нем до тех пор, пока вы не научитесь нормально относиться к моим прикосновениям. Вам никого не удастся убедить в достоверности нашего брака, и в первую очередь вашу семью.

— Я попробую научиться, — нахмурилась Брай, понимая, что он прав.

— Господи, Бри! Вы только послушайте себя! Вы говорите это таким тоном, словно я заставляю вас пойти на панель. Это была ваша идея, а не моя. — Брай продолжала сидеть вжавшись в кресло, и Люк, посмотрев на нее, безнадежно махнул рукой: — Ничему вы не научитесь. Это не вызов, а констатация факта. Вам придется придумать что-нибудь другое, чтобы осуществить свой план.

Люк направился к двери, и только тут Брай осознала, что он уходит от нее.

— Нет! — закричала она, вскочив на ноги. — Я смогу это сделать! Я смогу!

Люк остановился и, повернувшись, посмотрел на нее.

— Одних обещаний здесь недостаточно, — покачал он головой.

Брай кивнула и подошла к нему. В ней не было сейчас ее обычной настороженности. Поколебавшись с секунду, она встала на цыпочки и обвила руками его шею. Ее тело самым естественным образом прижалось к нему. Она заглянула ему в лицо.

— Это только начало, — нравоучительно проговорил Люк. Он просунул руки ей под амазонку и крепко обнял за талию. Ее тело напряглось, а губы крепко сжались. — Вы думаете, люди этого не заметят? — Он крепче прижал ее к себе и приказал: — Дышите.

Она задышала, и он почувствовал, как вздымается ее грудь. Она, должно быть, тоже почувствовала это, так как снова затаила дыхание.

— Вы знаете. Бри, если бы какая-то другая женщина так затаила дыхание, я бы расценил это как комплимент. С вами же это больше похоже на оскорбление. Дышите — или вы умрете от удушья.

Брай втянула в легкие воздух.

— Я собираюсь поцеловать вас, — произнесла она, зажмурившись.

— Хочу надеяться, что у вас это получится.

Чтобы не передумать, она быстро приблизила губы к его губам. Его губы были теплыми, но и только. Она дотронулась до его верхней губы, затем до нижней, как раньше это делал он. Его рот оставался неподвижным.

— Вы тоже должны действовать, — обиделась она.

— Я не актер. Но постараюсь пойти вам навстречу. Продолжайте меня целовать.

Снова дотронувшись до его губ, Брай почувствовала, что форма его рта изменилась. Он открыл рот и слегка втянул в себя ее губы. Она не отдалась этому поцелую, а просто сконцентрировала на нем все свое внимание. Она вникала во все мелочи: как раскрылись его губы, как склонилась голова, насколько нежен был его рот. Она все это повторила вслед за ним и, когда он провел языком по ее верхней губе, не отпрянула, как сделала бы раньше.

Люк приоткрыл один глаз и увидел, что она изучающе смотрит на него.

— Может, вам лучше закрыть глаза? — предложил он.

— Зачем? Так мне будет труднее думать.

— Возможно. Но так поступают большинство женщин. — Не думаете же вы, что нам часто придется выставлять напоказ нашу нежность?

— Не думаю, поскольку это все равно никого не убедит, что мы счастливы в браке.

— Вы так считаете?

— Ласки тайком — вот как это называется.

— Ласки тайком, — повторила она, глядя на него с подозрением.

— Примерно так. — Люк бросил осторожный взгляд направо, затем налево и крепко поцеловал Брай в губы. — Будем делать вид, что нас застали врасплох.

— Мы не допустим, чтобы нас застали врасплох, — рассердилась она, не понимая, что он хочет этим сказать.

— А как же иначе? Это делается примерно так. — Он быстро посмотрел поверх ее головы и снова поцеловал ее. — Мы спрячемся за угол дома, когда подумаем, что нас якобы никто не видит.

— Вы совсем запутали меня, — проворчала, нахмурившись, Брай.

На это Люк и надеялся.

— Я имела в виду, что в действительности мы будем целоваться, потому что кто-то за нами наблюдает. Так? А мы будем делать вид, что никого не замечаем.

— Да, — ответил Люк, радуясь, что она правильно его поняла. — В этом-то и вся идея. Объятия в коридоре… — Он снова наклонил голову, и на этот раз она подставила ему свои губы. Люк решил, что смог бы полюбить вкус виски, если бы всегда пил его подобным образом. Раздвинув языком губы Брай, он провел им по ровному ряду ее зубов. Он чувствовал, как дрожали ее руки, когда она обнимала его за шею. Люк слегка приподнял голову. — Позади конюшен… — Он поцеловал уголки ее рта. — На телеге… — Он крепче поцеловал ее, и на этот раз Брай, слегка изогнувшись, прижалась к нему. Она копировала каждое его движение. Люк снова приоткрыл один глаз и увидел, что глаза Брай закрыты. — У стены разваливающегося строения…

Голова Брай дернулась. Оттолкнув Люка, она вырвалась из его объятий. Лицо ее было бледным, глаза сердито блестели.

— Нет! — закричала она. — Никаких потаенных мест!

— Брай! — Люк стоял, опустив руки, и растерянно смотрел, как она идет к столику за перчатками. — Не уходи, Брай.

— В этом есть какая-то угроза? — спросила она, бросив на него взгляд через плечо.

— Думай что хочешь, но не покидай этот кабинет, не рассказав мне все.

Брай бросила перчатки на стол. Они упали с резким звуком, напоминавшим звук хлыста.

— Что еще ты хочешь узнать? Каждый из нас играет свою роль. На сегодня с практикой покончено.

— Здесь есть что-то еще… — протянул Люк.

— Ничего.

— Нет, что-то здесь есть.

— Хватит, Люк!

— Возможно, это был поцелуй?

— Да… Нет. — Брай поняла, что оба ответа одинаково невыгодны для нее. Если она скажет «да», тогда она должна признать, что поцелуй для нее не был игрой. Ответив «нет», она вызовет подозрение, что причина заключается в другом.

— Нельзя ли оставить все как есть?

— На этот раз нельзя. Это как-то связано со стеной. Бри? Именно поэтому вы меня оттолкнули? Потому что я сказал что-то о стене? Это было тем самым местом?

— Там было льдохранилище.

Вряд ли так можно было объяснить тот ужас, с которым она отшатнулась от него.

— Как давно это было? — спросил он.

— Десять лет назад

— До окончания войны или после нее?

— До.

«Ей тогда было пятнадцать лет», — подумал Люк.

Это было в конце войны. Армия Шермана вышла в тыл южан. Маленькие отряды изменников рыскали по Югу в поисках пропитания. Люк знал, что отец Брай погиб в Виксберге, а Шелби — в Манассасе. В конце войны Рэнд все еще сидел в нью-йоркской тюрьме. О Дэвиде пока не было сказано ни слова. До сегодняшнего дня Люк думал, что Дэвид погиб где-то далеко от «Конкорда». Но кто тогда управлял плантацией? Конечно, Брай. Она была еще слишком мала для этого.

— Как умер ваш брат Дэвид? — спросил Люк.

— Янки.

— Здесь, в «Конкорде»?

— Здесь, в «Хенли». — Глаза Брай были сухими, голос ровным. — Это место называлось «Хенли», когда он умер. Это был его дом. — «С тех пор он перестал быть нашим домом. Для всех, кто уцелел», — подумала она. — Они пришли в поисках лошадей и свежего мяса. Они получили все, что хотели. У нас не было времени, чтобы что-то спрятать. Мы не знали, что они рядом, а потом уже было поздно.

— Брай? — Она посмотрела ему в глаза и уже не отводила взгляда. — Дэвид был убит в льдохранилище?

— Нет. Он был застрелен наверху, защищая мою мать, В льдохранилище изнасиловали меня.

Люк никак не отреагировал на ее сообщение. Ни сострадания, ни насмешки не появилось на его лице. Даже удовлетворения, что он, наконец, выудил из нее ответ, не было на нем. Он просто принял это, как принимал многое, относящееся к ней: как цвет ее глаз, очертание рта или тот факт, что она, так же как и он, любит персиковый пирог.

Нахмурившись, Брай изучала его. То, что он никак не отреагировал, сводило ее с ума, и, однако, это же удерживало в комнате.

Раньше ей хотелось уйти. Сейчас это походило бы на мелодраму, да и просто было глупо. То, что он не осудил ее и не отмахнулся брезгливо, удерживало ее на месте. Он смотрел на нее, похоже, ожидая услышать подробности.

— Вы ждете, чтобы я что-нибудь сказала? — спросила она.

— Если хотите, — пожал он плечами.

— У меня такое впечатление, что мы говорим о погоде.

— Люди очень часто реагируют на погоду.

Брай старалась держать себя в руках, хотя чувствовала, как к глазам подкатывают слезы. Она заморгала. Ее ресницы стали мокрыми и тяжелыми. Люк вцепился пальцами в край стола. Черты его лица смягчились.

— Мне кажется, что я хочу все рассказать вам, — прошептала Брай.

Люк не узнал бы ее голоса, если бы не видел, что ее губы шевелятся. Он был тяжелым, вымученным и звучал как наждачная бумага, сдирающая древесное волокно. Люк снова сел за стол и скрестил ноги. Он не предложил ей сесть, а предпочел дождаться, когда она сама примет решение. Брай засунула руки в карманы жакета.

— Их было семеро, но только трое из них пришли в льдохранилище. Не знаю, что они хотели там найти. Оно было пустым. В то время лед было не достать. Джеб приказал мне спрятаться там. Он считал, что это безопасное место. Они нашли меня за дверью. Не помню, чтобы я кричала, когда они схватили меня. Я только помню огромного черного паука, ползущего по двери. Если бы я закричала, он бы бросился на меня.

Люк кивнул, хотя догадывался, что она не кричала, потому что боялась, как бы кто-нибудь не прибежал на ее крик. Кто из домашних мог противостоять троим вооруженным янки? Они были безоружны, и им грозила бы смерть.

— Я дралась с ними. Для меня это было очень важно, хотя я знала, что слабее их. — Скопившиеся на ресницах слезинки потекли по ее лицу. Она продолжала, не обращая на них внимания: — Первым должен был стать самый молодой из них. Другие его подбадривали. Мне кажется, ему вовсе не хотелось делать это. Никогда прежде он не был с девушкой. Они это знали и поэтому толкали его ко мне. Они говорили, что я для него подарок. — У Брай перехватило дыхание, и она зажала рот рукой. Взгляд ее был пустым. Казалось, она до сих пор не верила, что все это происходило с ней.

Глава 8

— Она твой подарок, Огайо! Давай, поимей ее! — Огайо попятился от девушки. Она дралась и царапалась, как кошка, которой наступили на хвост. Он видел, что Дэниелс и Джордж уже начинают терять терпение. Им не нужна была эта борьба. Они все уже устали от борьбы.

— Уж не боишься ли ты ее? — Дэниелс подпрыгнул на одной ноге, когда девушка несколько раз ударила его. — О Господи, Джордж, неужели ты не можешь покрепче держать ее? Готов поклясться, что у нее под юбками еще пара ног!

Вдохновленный представившейся ему картиной, Дэниелс вырвал ее у своего приятеля, сгреб в охапку и перекинул через руку. В следующее мгновение она оказалась перевернута вверх ногами. Юбки закрыли ей руки, раздающие во все стороны тумаки, и упали на лицо. Она неистово извивалась, пытаясь вырваться. Не имея возможности опереться на что-нибудь, она уткнулась в землю головой. Сверху Дэниелс подтвердил, что у нее только две ноги.

На ней не было кринолина и нижней юбки. Их берегли для особых случаев и не надевали по будням. Ее нижняя рубашка сбилась на талии. Под рубашкой были длинные панталоны из плотной ткани. Взгляды мужчин приковались к пучку кудрявых рыжих волос, торчавших из разреза в штанах, который при каждой ее попытке вырваться расходился все шире.

— Мать родная! — прошептал Дэниелс, заглядывая в разрез. — Вы видели что-нибудь подобное? Розовая, как лепесток розы.

Брай, услышав это, попыталась сдвинуть ноги. Грубая рука проникла в разрез панталон и ухватила пучок волос. Она напряглась, когда шершавый палец, скользнув по лобку, раздвинул ей плоть и проник в нее. Она до крови закусила губу.

Дэниелс поднес палец к носу и понюхал. Закатив глаза, он сообщил своим приятелям:

— Залах, пьянящий, как духи. Должно быть, это амброзия. Хочешь понюхать, Огайо? Она такая же девственная, как и ты. Кому, как не тебе, поиметь ее первым!

Почувствовав, что ее держат только одной рукой, девушка снова начала вырываться. Дэниелс не смог с ней совладать, и она упала на землю.

Она встала на колени, оперевшись руками о землю, но тяжелый сапог придавил ее к полу. Это был не Дэниелс, который в тот момент закрывал дверь, оставив по ту сторону последние лучи позднего зимнего солнца. Сапог принадлежал самому большому из трех мужчин, и тяжесть его веса давила на нее, не давая ей подняться.

— Давай, Огайо! — позвал Дэниелс. — Чего ты ждешь? Может, у тебя плохо с головкой?

Огайо был не в силах отвести взгляда от девушки. Она напряглась, пытаясь сбросить с себя Джорджа. Она была достаточно сильной, и ей удалось приподняться на несколько дюймов. Она взглянула на него через плечо. Последнее, что Огайо видел, перед тем как Дэниелс закрыл дверь, были два блестящих, молящих сапфировых глаза.

— Ну? — потребовал Дэниелс. — Мы с Джорджем не собираемся ждать тебя целый день. Если хочешь, бери ее сейчас. Не хочешь — я сделаю это сам. — В доказательство своих слов Дэниелс направился к тому месту, где была девчонка. Он опустился рядом с ней на колени и дотронулся до ее плеча. — Давай перевернем ее. Нам придется держать ей ноги, если мальчишка захочет ей вставить.

Джордж держал ногу поднятой, пока Дэниелс переворачивал ее на спину, затем снова поставил ее на грудь девушке. Они все слышали, как воздух с шумом вышел из ее легких. Чтобы помочь Дэниелсу, Джордж тоже встал на колени, но с противоположной стороны. Не сговариваясь, они придавили ей руки и плечи коленями и раздвинули ей ноги.

— Тебе лучше лечь между ее ног, мальчик, — посоветовал Дэниелс. — Но если ты не хочешь, я вспашу это чистое поле сам.

Девушка вырывалась, но ее пятки молотили только воздух. И чем сильнее она мотала ногами, тем шире они раздвигались. Постепенно силы ее иссякали. Ее насильники были гораздо выносливее. Под покровом темноты мальчик наконец осмелился встать на колени между ее ног.

— Представь, что это твой штык, — инструктировал Дэниелс. — Делай так, как нас учили. Твердо, быстро и глубоко. Она только поблагодарит тебя за то, что все произошло так быстро, и почти не почувствует боли.

— Дэн прав, — кивнул Джордж. — Черт, она даже не кричит! — удивился он, но на всякий случай закрыл ей рот рукой. — Ну, действуй! Не удивлюсь, если ей это даже понравится

Как это ни странно, но она была даже рада, что потная рука зажала ей рот. Она не хотела кричать, но все же громко вскрикнула, когда мальчик погрузился в нее. Ей казалось, что крик вернет ее к реальности и развеет этот жуткий кошмар. Но все же она пыталась сдержать крик и инстинктивно вцепилась зубами в руку Джорджа.

Выругавшись, он отдернул руку.

— Проклятие! Она вырвала из меня целый кусок мяса! — Он прижал укушенную руку к груди, и кровь сразу залила его рубашку.

Правая рука ее онемела оттого, что Джордж давил на нее коленом. Прошло несколько минут, и она почувствовала, что его колено сползло с ее руки. К пальцам начала поступать кровь, она осторожно ими пошевелила и наконец сумела сжать в кулак. Не теряя ни секунды, она, собрав все силы, обрушила свой кулак на раскачивающуюся над ней голову Огайо. Удар пришелся ему в щеку.

Он промолчал, так же как и она молчала, пока он насиловал ее.

— Что за черт! — закричал Дэниелс, увидев, что она снова начала наносить удары. — Джордж! Ради Бога, помоги! Она ударила мальчика!

Джордж выругался и, перехватив в воздухе ее руку, крепко придавил к земле.

— Думаю, он уже кончил, — пробормотал он. Схватив Огайо за шиворот, Дэниелс оторвал его от девушки и поставил на ноги.

— Теперь твоя очередь держать эту взбесившуюся кошку, — сказал он мальчику. — Тебе повезло, что она не лишила тебя мужского достоинства.

Увидев, что между ее ног ложится Дэниелс, она собрала последние силы и снова начала сопротивляться. Но силы были слишком неравны.

Сейчас ей было совсем плохо. От него разило перегаром и зловонным запахом давно не мытого тела.

Он вдавил ее в землю так, что у нее онемела спина. Толчок. Еще толчок. Отвернувшись, чтобы не задохнуться от исходящих от него, она до крови кусала губы. Грубая рука забралась под лиф платья и вцепилась в нежные груди.

Колено Джорджа соскользнуло с ее руки. Раз она затихла под Дэниелсом, то уже нет необходимости крепко ее держать. Гораздо приятнее держать грудь, чем плечо.

— Кончай быстрей, Дэн! Я сделаю то же самое и даже больше.

Красномордый, тяжело дышавший Дэниелс фыркнул:

— Не думаю. Открывай счет, Джордж. Я поимею ее двадцать раз, вот увидишь.

Огайо видел, как дергалось тело девушки с каждым ударом тела Дэниелса. Когда Джордж начал считать, Огайо вырвало.

— О Господи, — проворчал Дэниелс. — Убирайся отсюда, мальчик, если тебе противно на это смотреть.

Огайо отполз к двери, и его снова стошнило. Он прислонился к стене и отер пот со лба.

Оглушительный выстрел поверг всех в шок. Он эхом отдался в пустых стенах льдохранилища и еще долго звучал у них в ушах.

— Пресвятая Дева Мария… — прошептал Дэниелс, внезапно осознав, что он ранен. — Джордж…

Предупреждение прозвучало слишком поздно: следующая пуля вонзилась Джорджу в подбородок и, пройдя через нёбо, застряла в мягких тканях мозга. Он умер прежде, чем упал на землю.

Отбросив револьвер, девушка с силой оттолкнула от себя Дэниелса и начала извиваться, пытаясь выбраться из-под него. Огайо не сделал ни малейшего движения, чтобы ей помочь. Как только звуки выстрелов стихли у нее в ушах, она услышала его плач.

— Огайо, где ты? — простонал Дэниелс. Глаза его блестели от слез, а рот наполнился кровью. Он с трудом перевернулся на спину и ощупал рану на шее. Кровь выходила из нее толчками с каждым биением его сердца. — Огайо!

Держась за стену, мальчик с трудом поднялся и распахнул дверь. Сумеречный свет хлынул в темное помещение. Он равнодушно посмотрел на тех, кого еще недавно считал своими друзьями, и отвернулся

Девушка смотрела на него остановившимся взглядом. Она не шелохнулась, когда он шагнул к ней, и не подняла руки, чтобы прикрыть себя. Она была беззащитна и в то же время дерзка.

Они одновременно увидели револьвер. Он лежал на земле, там, куда она бросила его. Она не сделала попытки до него дотянуться. Не спуская с нее глаз, мальчик подошел и, подняв оружие, засунул его за широкий кожаный ремень — именно туда, где она нащупала его.

— Я скажу остальным, что они сбежали, — спокойно произнес мальчик. — Никто тебя не тронет. — С этими словами он вышел на улицу. Лицо его осунулось, и теперь он походил на маленького старичка.

Брай внезапно обнаружила, что сидит в кабинете, в кресле, поджав под себя ноги, руки сложены на коленях, пальцы сжаты в кулаки. Чтобы проверить, служат ли они ей, она медленно их распрямила, пробежала ими по юбке, расправляя смятые складки.

Люк сидел на банкетке у ее ног. Ему было неудобно так сидеть, но он оставался в таком положении, ожидая продолжения рассказа.

— Когда янки ушли, за мной пришел Джеб. Мы вырыли неподалеку яму и опустили туда их тела. Затем отвезли Дэвида на кладбище и похоронили. Я рассказала матери, что со мной случилось. Она прижала меня к себе и стала баюкать, словно младенца, тихо напевая мне колыбельную. Двое мужчин ворвались в наш дом… в ее собственную спальню. Дэвид убил одного из них. Другой убил Дэвида. — Голос Брай был напряженным, она с трудом выталкивала из себя слова. — Мать сказала, что до нее никто не дотронулся. И еще она сказала, что, если бы это произошло, она бы себя убила. — Брай посмотрела на Люка. — Мне тоже следовало бы так поступить? — спросила она. — Я должна была убить себя?

Какое-то время Люк не мог говорить. Он выслушал ее рассказ без комментариев и вопросов, но сейчас, когда надо было дать ей ответ, у него пропал голос. Ярость перехватила дыхание, мешая ему говорить.

Не доверяя голосу. Люк покачал головой, потом, прокашлявшись, с трудом выдавил:

— Нет. Вы не должны были себя убивать.

— Но…

— Нет! — прервал он ее с нежностью в голосе. — Ваша мать говорила так, словно это она пережила позор, после которого не смогла бы жить. Все, что случилось, случилось с вами, Брай. Причем не с вашего согласия, а против вашей воли. Вы сумели себя защитить. — Люк заглянул ей в глаза. — Знает ли еще кто-нибудь, кроме Джеба, что вы застрелили тех солдат?

— Адди.

— А ваша мать?

Брай покачала головой.

— Рэнд?

— Нет!

— О, Бри, мне кажется, что брат понял бы вас. Он бы захотел видеть их убитыми.

Брай закусила губу.

— Вы защищали себя, — настойчиво повторил Люк. — Этот мальчик практически вложил оружие вам в руку. Он позволил вам сделать то, что ему следовало бы сделать самому, но он не смог их убить. К тому же, если бы вам захотелось застрелить его, он, возможно, даже не остановил бы вас, если бы вы прицелились ему в голову.

— Мне часто кажется, что это случилось с кем-то другим, а не со мной. Я уже не знаю, что и думать. Поначалу мне снились кошмары. Я не обращала на них внимания даже тогда, когда просыпалась вся в слезах и меня колотила дрожь. Когда страхи прошли, я стала убеждать себя, что это только сон и не более, что он не имеет никакого отношения к моей реальной жизни. Возможно, я убила только одного из них, того, кого звали Огайо. И в своих кошмарных снах я делала это часто. Мне казалось, что, кроме него, там больше никого и не было. Мне также казалось, что вообще ничего не произошло или что они изнасиловали какую-то другую девушку, а я просто наблюдала, слишком испуганная, чтобы что-то предпринять.

Брай не осознавала, что по ее щекам потоком катились слезы, пока Люк не вложил ей в руку свой носовой платок. Он был мятым и мокрым, и Брай подумала, что, наверное, Люк неоднократно давал его ей. Было что-то привычное в том, как она мяла его в руке, лишь потом прикладывая к глазам.

Люк наблюдал, как она странно пользовалась платком — сначала сжимая его в комочек, а затем прикладывая к глазам и щекам. Он понял, что ей редко приходилось плакать и в этом деле у нее слишком мало опыта.

— Я не часто плачу, — проговорила Брай, словно прочитав его мысли.

Она обратила внимание, что Люк сидит без сюртука, а одно плечо его белой рубашки было таким же мятым и мокрым, как и носовой платок, который она сжимала в руке. Она смутно припоминала, как вскакивала с кресла и утыкалась лицом в его грудь, цепляясь пальцами за рубашку. Очевидно, с ней случилась истерика, потому что сейчас она с трудом могла вспомнить последовательность своих действий.

Оглядев себя, Брай посмотрела на дверь. Ее перчатки для верховой езды до сих пор лежали на столе. Она вспомнила, что стояла там, когда начала свой рассказ, но никак не могла вспомнить, как оказалась в кресле.

Она протянула Люку носовой платок.

— Оставьте его у себя на этот раз, — улыбнулся он. «На этот раз». Значит, он уже несколько раз вкладывал платок в ее руку?

— Мне кажется, я слишком много говорила, — вздохнула она.

— Вы сказали столько, сколько вам было необходимо. Ни больше и не меньше.

— Вы не будете… вы не будете рассказывать об этом?

— Нет, — качнул он головой, отметая ее страхи. — Я никому не расскажу. — По ее лицу он видел, что ей хочется поверить ему, но она боится. — Вы не заметили, как сюда заходила Адди?

Брай повернула лицо к двери, словно надеясь увидеть там Адди.

— Нет… — неуверенно протянула она.

— Она заходила сказать, что обед готов. Мне кажется, она не ожидала увидеть вас здесь. — Он помнил удивление в черных глазах Адди, когда она распахнула дверь. Как раз в это время Брай рыдала у него на плече, а он утешал ее. Обеспокоенная, Адди устремилась вперед, но застыла на месте, когда Люк махнул ей рукой, после чего она удалилась. — Я думаю, она поняла, что здесь происходит, — проговорил Люк.

— Она не сможет этого понять. Я сама ничего не понимаю.

— Просто вы раньше никогда не плакали.

— Я даже не знала, что могу плакать.

Люк поднялся и протянул Брай руку, помогая ей встать.

— Я провожу вас в вашу комнату. Вы умоетесь, переоденетесь, и через полчаса мы встретимся в столовой.

Она покорно кивнула, но, заметив легкую улыбку на его лице, добавила:

— Вы не должны обольщаться. Я никогда больше не буду такой покорной.

— Я и не надеялся на это, — засмеялся Люк.

Ожидая в столовой Брай, Люк нетерпеливо посмотрел на часы. Она появилась как раз в тот момент, когда он убирал их в карман.

— Я опоздала? — озабоченно спросила она.

— Вовсе нет. Я пришел всего три минуты назад.

Брай улыбнулась. Ей было не так трудно снова увидеться с ним, как она воображала. Он правильно поступил, дав ей только полчаса, и она подозревала, что он сделал это нарочно. Дай он ей больше времени — и она стала бы опять избегать его и встретилась бы с ним лишь через несколько дней.

Марта подала обед, и Брай обнаружила, что аппетит у нее не пропал. Когда Люк бросал на нее взгляды, она смущалась, и это было единственное, что мешало ей чувствовать себя непринужденно. А Люк не мог отвести взгляда от ее вымытого и посвежевшего лица. За исключением припухших век и небольших красных пятен на щеках, ничто не говорило о том, что она недавно плакала. Поймав его взгляд, она быстро опускала глаза, но затем снова посматривала на него из-под опущенных ресниц. От этого ее взгляда у него перехватывало дыхание.

За столом они почти не разговаривали, и только когда им подали десерт. Люк нарушил молчание:

— Мне бы хотелось поговорить с вами о Джоне Уитни.

Брай недоуменно посмотрела на него. Из всех тем, которые он мог бы выбрать, эта была самая неожиданная.

— О Джоне? Почему о нем?

— Конкретнее — о его доме.

— А что с его домом?

— Я навещал его днем, и это дало мне возможность получше рассмотреть его дом. Я заметил, что крышу недавно починили.

— Правда?

— Для нее использовали то же покрытие, что и для крыши этого дома.

— Думаю, вы ошиблись. Скорее всего это тот материал, который вы меняете.

— Есть и такой, но нового больше. К тому же он использовал новые гвозди.

— Гвозди — они и есть гвозди. Как вы можете их различить?

— Не так сложно отличить новые гвозди от старых. На крыше дома Джона сияли новые гвозди.

— Но почему вы решили, что они принадлежат вам?

— Я узнал коробку, которая стояла на прикроватном столике Джона. На прошлой неделе я провел инвентаризацию и обнаружил недостачу.

— Джон Уитни не вор!

— Я и не обвиняю его в этом. Возможно, он получил их с вашей помощью.

— С моей?

— Когда я увидел отремонтированный дом Джона, мне пришло в голову осмотреть и другие дома в «Конкорде». Я был несказанно удивлен, обнаружив, что во многих домах тоже производился ремонт. Бри, я прав в том, что увидел?

— Я не знаю. Откуда мне знать?

— Почему вы не сказали мне, что хотите помочь им отремонтировать их дома на деньги Оррина?

— Я никому не помогала.

— Помогали. Вы намекали мне на это в первый же вечер нашего знакомства. Вы говорили о некоторых перестройках, правда лишь намеками. Вы держали рот на замке, потому что знали, что я не буду помогать вам в осуществлении ваших планов.

Брай молчала.

— Это опасно, Бри. — Наклонившись к ней. Люк взял ее руку, но она ее выдернула и положила на колени. — Это очень опасно. Что будет, если Оррин узнает об этом?

— Что он может узнать?

— Вы не боитесь, что это кончится плохо для них, да и для вас тоже?

— Оррин ничего не узнает, — упрямо повторила она.

— Сейчас вы можете отрицать это сколько угодно. Меня это мало беспокоит. Я все видел своими глазами. Мне не нужны ваши подтверждения.

— Тогда зачем вы затеяли этот разговор?

— Потому что я боюсь за вас.

— Боитесь за меня? После того, что я вам сегодня рассказала, вы все еще сомневаетесь, что я могу за себя постоять?

— Это не одно и то же. Это две совершенно разные вещи.

— Не понимаю, на что вы намекаете.

— Прекрасно понимаете. Оррин может причинить вам боль, наказав Джона, Адди, Марту и всех других, кому вы помогли. Не поверю, что вы не думали об этом. Вы можете подвергать риску себя, но не должны рисковать другими.

— Какое отношение все это имеет к вам?

— Позвольте мне помочь вам, Бри. Я могу дать вам некоторое количество старого материала, аккуратно сняв его с крыши. Я покажу арендаторам, как починить трубы при помощи нового раствора и кирпичей и сделать это незаметно для нетренированного глаза.

— Я помню, как вы мне однажды пообещали ничего не рассказывать Оррину, пока то, что я сделаю, можно будет от него утаить. Я права? Можете ли вы сейчас сделать вид, что не заметили всех этих изменений?

— Нет, не могу, — без колебаний ответил Люк. — И вы это знаете не хуже меня.

Люк замолчал, и Брай уже решила, что разговор окончен, но он внезапно спросил:

— Как вы отнесетесь к тому, чтобы мы поженились через неделю?

Брай непонимающе уставилась на него.

— В отсутствие ваших и моих родственников. Подальше от Чарлстона, там, где нас никто не знает. Это можно сделать в суде или маленькой церквушке.

— Но почему… — Вдруг ее осенило. — Это будет ценой вашего молчания? — спросила она. Люк, нахмурившись, не ответил.

— А если я соглашусь, где гарантия, что после женитьбы вы не потребуете от меня чего-нибудь другого?

— Не потребую.

— А почему вы решили сделать это так быстро?

— Так будет спокойнее для нас обоих.

— И это все?

— Все.

— И вы ничего не расскажете Оррину о другом деле?

— Ни единого словечка! — поклялся Люк, хотя ему и в голову не приходило рассказывать что-либо Оррину.

— Хорошо. Мы сможем пожениться, как только соберем урожай. Возможно, будет гораздо разумнее поставить мою семью перед фактом, чем сообщать им о нашем решении.

Люк был такого же мнения.

— Вы, конечно, понимаете, что, втягивая меня в это дело, вы никогда не затащите меня к себе в постель?

От громкого хохота, которым разразился Люк, Брай чуть не подпрыгнула. Увидев ее испуг, он засмеялся еще громче.

— О, Бри! Мне даже в голову не приходило заставлять вас делить со мной постель.

Люк все еще смеялся, когда она вышла из комнаты.

Сбор урожая был закончен через два дня, оставалось только обмолотить и очистить рис. Когда все это было сделано, рис насыпали в бочки, погрузили на пароход и отправили на рынок. Урожай, собранный в «Конкорде», оценивался в двести тысяч фунтов. Конечно, это было меньше, чем в довоенные годы, но гораздо лучше, чем можно было ожидать.

Вечером тридцатого сентября, кому случалось проехать или проплыть мимо «Конкорда», могли слышать звуки веселой музыки, песни и смех по случаю окончания уборки урожая.

Брай сидела на ступенях террасы, подтянув колени к подбородку. Рядом с ней лежала нераскрытая книга. В надвигающихся сумерках ее платье из красного шелка было похоже на разлившееся по полу красное вино.

Люк намеренно хлопнул дверью, и Брай, вздрогнув, оглянулась.

— Я думала, вы отдыхаете, — удивилась она. — Когда после обеда вы закрылись в кабинете, я решила, что больше вас не увижу.

Люк подошел к ней и поднял книгу.

— «Алиса в Стране чудес», — прочитал он. — Нравится?

— Мне рекомендовала ее Клер. — Брай взяла книгу из его рук и положила к себе на колени. — У нее больше книг, чем платьев. Так по крайней мере говорил Рэнд. Ей читают книги Катч и доктор Стюарт.

— Кто такой Катч? — спросил Люк, прислонясь к большой белой колонне.

— Помощник Рэнда. Он отпустил негров еще до Декларации. Мой отец тогда дал вольную Джебу.

— И Джеб предпочел остаться здесь?

— Вам кажется это странным? Вы читали «Хижину дяди Тома»?

— Дважды.

— Не все похожи на Симона Лигри. — Брай отвернулась и стала смотреть в сад. Вдалеке слышалась музыка и громкие голоса. — Вы что-то хотите у меня спросить?

— Вам следует знать, что я сделал все необходимые приготовления, — проговорил Люк, наблюдая за выражением ее лица, но оно оставалось невозмутимым. — Мы можем пожениться хоть завтра.

Брай в ответ кивнула.

— Когда после того вечера вы ни словом не обмолвились об этом, я подумала, что, возможно, вы все же решили подождать.

— Я ждал. Ждал больше двух недель. Это гораздо дольше, чем мне бы хотелось. Я предположил, что вам не захочется покидать «Конкорд», пока урожай не будет отправлен на рынок.

— Да. Надо было решить много дел, которые я не могла передоверить другим. Никто, кроме меня, не смог бы назначить настоящую цену за урожай. Так какие же приготовления вы сделали?

— Мы можем пожениться с Саммервилле. Он недалеко от Джорджтауна, и вам не придется оставлять дом более чем на один день.

В последние годы Брай уезжала из «Конкорда» только на соседние плантации. Маловероятно, что она может встретить в Саммервилле знакомых. Фамилия Гамильтон довольно часто встречается в этих краях. Сомнительно, чтобы ее каким-то образом связали с «Конкордом».

— Хорошо, — решилась она. — К какому часу я должна быть готова?

— Мы отправимся сразу после завтрака. Я найму карету. У вас есть какие-нибудь возражения?

— Какие возражения? Выходить за вас замуж вообще или именно завтра?

— И то и другое.

— Я не изменила своего решения. А вы?

— Я тоже.

Брай кивнула. Она не ожидала другого ответа, но все же ей не были понятны причины.

— Я не могу понять причин, по которым вы пошли на это.

— Не можете?

Брай покраснела и была рада, что сумерки скрывают ее Смущение.

— Рискую показаться смешной, но хочу снова напомнить вам, что мы не будем спать в одной постели.

— Я помню. — Оторвавшись от колонны, Люк спустился по ступеням и сел рядом с ней. Он взял книгу, которую она вертела в руках, и положил на ступеньку. — Но у нас будут «моменты украдкой». Ради этого стоит жить.

Робкая улыбка Брай словно магнит притягивала к себе Люка. Склонившись к ней, он припал к ее губам. Она ответила на его поцелуй и робко положила руки ему на плечи. Он притянул ее к себе и снова поцеловал, вложив в этот поцелуй всю свою страсть. Она не стала вырываться, когда его язык коснулся ее языка.

Легкий скрип двери не прервал их поцелуя. Джебу пришлось дважды кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание.

Прикрыв плечом Брай, Люк оглянулся.

— В чем дело, Джеб? — нахмурился он.

Джеб не ответил. Вытянув шею, он пытался разглядеть Брай.

— У вас все в порядке, мисс Брай? — озабоченно спросил он. — Вы не хотите, чтобы я отстегал его кнутом и выгнал вон, как я поступал с другими?

Брови у Люка поползли вверх. Он недоуменно переводил взгляд с Джеба на Брай.

Брай выпрямилась. Отпустив шею Люка, она взглянула на Джеба;

— Все в порядке, Джеб. Не надо выгонять мистера Кинкейда.

— Хочу предупредить вас, мистер Люк, что вам это не понравится, — с легкой угрозой в голосе произнес Джеб.

— И кто же был тот последний несчастный, с которым ты так круто обошелся? — хмыкнул Люк.

Краем глаза он увидел, что Брай отчаянно закрутила головой. Джеб ее намеков не заметил — или не хотел замечать?

— Это был мистер Остин Типпинг.

— Он шутит. Джеб, не говори таких вещей. Мистер Кинкейд может тебе поверить.

— Мистер Кинкейд ему верит, — засмеялся Люк. — Возможно, за исключением той части, которая касается кнута.

— Ну-у… — протянул Джеб. — Допустим, я только собирался его проучить. Я был в коридоре, когда мисс Бри выгоняла его из комнаты.

Люк взял Брай за подбородок.

— Это правда? — удивился он. — Вы выставили мистера Типпинга за дверь? В это трудно поверить…

— Да, — подтвердила она. — И не один раз.

— Наверное, мистер Типпинг онемел от изумления, когда вы указали ему на дверь, — сказал Люк, а Джеб разразился громким смехом.

— Так оно и было, мистер Люк! Мисс Бри, я пришел напомнить вам, что вы приглашены на праздник, который мы устраиваем на старой пристани. Мы все будем праздновать окончание уборки урожая. Наверное, вам и здесь слышно, как кричат эти дураки. Я просил их вести себя потише

— Да, Джеб, мы с удовольствием присоединимся к вам. Но мы должны отпраздновать кое-что еще. Я выхожу замуж за мистера Кинкейда.

Джеб от удивления раскрыл рот.

— Это правда?

— Правда, — ответил Люк. — Мисс Бри и я завтра утром уезжаем в Саммервилл.

— В Саммервилл? — переспросил Джеб подозрительно. — Мисс Бри, вы хотите сказать, что ваша мать не знает об этом? Вы не собираетесь сыграть свадьбу в Чарлстоне в присутствии вашей семьи и друзей?

— Я знаю, что делаю, — буркнула Брай, вставая и разглаживая складки платья.

Джеб нахмурился:

— Вы отдаете себе отчет в том, что собираетесь сделать, мистер Люк?

— Хороший вопрос, Джеб. В данный момент я собираюсь увести мисс Бри подальше от любопытных слуг.

Люк взял Брай за руку и увел ее прежде, чем Джеб сумел осмыслить эту потрясающую новость.

Праздник продолжался до рассвета. К этому времени Люк, уже мало что соображая, начал обниматься с самыми выносливыми участниками торжества. Он всех называл своими братьями и то и дело пускал по кругу очередную кружку с вином.

— Я пил не много, — ответил он на вопрос Брай. — Но часто.

Когда она рассмеялась, услышав это явно абсурдное заявление, он подмигнул ей и попросил сохранять спокойствие.

К тому моменту, когда они завтракали, карета уже стояла у крыльца. Люк узнал в кучере скрипача, игравшего на вчерашнем празднике.

— Тед будет править лошадьми, — шепнула Брай, когда Люк протянул руку за вожжами.

Вокруг них собралась небольшая толпа, и все желали им счастья. Люк помог Брай сесть в карету и, устроившись на противоположном сиденье, потер виски — после вчерашнего праздника голова у него разламывалась. .

— Улыбайся, — велела она, — и маши рукой. Поехали, Тед.

Люка клонило в сон, и он то и дело тер глаза, чтобы не заснуть.

— Можешь спать, если хочешь, — проговорила Брай. — Я не возражаю. Я разбужу тебя, когда мы прибудем на место.

— Ценю твою заботу, но постараюсь не заснуть хотя бы до окончания церемонии. — Увидев, как затряслись плечи Теда, Люк проворчал: — А ты, кучер, перестань смеяться, иначе мы опрокинемся.

Несмотря на благие намерения. Люк все же заснул, и Брай разбудила его, когда они приехали в город. Он стряхнул с себя сонливость и показал Теду дорогу к епископальной церкви, где должно было состояться венчание.

Их уже ждали. Люк вынул из кармана лицензию и, протягивая ее священнику, краем глаза заметил удивленное выражение на лице Брай. Она не ожидала от него подобной оперативности. Он мог бы ей сказать, что носит лицензию в кармане уже целую неделю, и главное для него было запомнить, в карман какого сюртука он ее положил. Сегодня утром Джеб помог ему найти этот документ.

Церемония была короткой. У священника было суровое лицо, но голос добрый и благожелательный. Видно было, что этот обряд доставляет ему удовольствие. Его речь изобиловала комплиментами и была полна значения.

Брай даже не вспомнила о кольцах, пока не настало время ими обменяться. Ее рука слегка дрожала в широкой ладони Люка, когда он торжественно надевал ей кольцо. Она удивилась, обнаружив, что кольцо оказалось ее размера. Похоже, Люк отнесся к этому мероприятию достаточно серьезно.

Услышав, как у нее за спиной шепчутся жена и дочь священника, она посмотрела на Люка и встретила его внимательный взгляд. В глазах его светилась нежность. Она и не знала, что плачет, пока он не провел пальцем по ее щеке. Слезинка, которую он снял, блестела на его пальце почти так же ярко, как и бриллиант на ее кольце.

Тед ждал их, и его лицо расцвело в улыбке, когда они появились на пороге церкви. По указанию Люка он отвез их в ресторан Миллера, где Люк заказал праздничный обед, а сам наскоро перекусил в карете.

Когда подали десерт, Брай попросила завернуть ей в салфетку кусок торта.

— Для Теда, — объяснила она Люку. — Я не собираюсь класть его себе под подушку, если ты об этом подумал.

— Ты не можешь знать, о чем я думаю, — ухмыльнулся он, — но могу сказать только, что это не имеет никакого отношения к торту. Я все время думаю, какая же ты сегодня хорошенькая.

— Я не спрашивала тебя, о чем ты думаешь, и не желаю этого знать.

— И тем не менее я хочу, чтобы ты знала.

— Тогда спасибо, — ответила Брай, не смея поднять на него взгляд.

Люк поднялся и протянул ей руку. Когда она встала, ее шелковое платье мягко зашуршало. Платье было скромного фасона, отделанное неяркой вышивкой, но цвет его подчеркивал необычайный сапфировый оттенок ее глаз. В ушах у нее были сережки с маленькими жемчужинами, а у ворота брошь в виде камеи. Ее наряд был очень простым, но смотрелась она в нем великолепно. Люк не мог оторвать от нее глаз и был уверен, что и другие мужчины не остались равнодушны к ее красоте.

Его подозрения подтвердились, когда они вышли из ресторана и увидели Теда, разговаривающего с незнакомым человеком. Завидев их, мужчина приподнял шляпу в знак приветствия и быстро удалился.

— Кто это был, Тед? — спросил Люк, подходя к карете.

— Один из моих знакомых по аукционам. Разве вы не заметили его? Он тоже обедал в ресторане.

— Что он хотел?

— Просто расспрашивал о лошадях. Слышал о планах мисс Бри создать у себя в поместье конный завод. Интересовался, ее ли он видел в ресторане. Надеюсь, вы не возражаете, что я поговорил с ним? Не думаю, что причинил вам вред. Слух о вашем венчании уже распространился по городу.

Люк посмотрел на Брай. Ее лицо было бледнее обычного.

— Тед прав, — пожал плечами Люк, усаживаясь рядом с ней в карету. — Мы ведь не собирались делать из этого тайну, правда?

— Нет, конечно, но мне хотелось самой рассказать маме о нашей свадьбе. А ты написал своей семье?

— Я написал письма моей матери и каждой из тетушек. Одного письма было бы вполне достаточно, но им доставит радость, если каждая получит свое, — это даст им возможность обменяться впечатлениями. Я по-разному написал им о тебе. Они постараются составить общий портрет.

— Не думаю, что обо мне можно рассказывать много интересного. Что ты им написал?

— Да так, разные пустячки. Цвет твоих глаз… волос… О том, как у тебя появляется между бровей морщинка, когда ты о чем-то задумываешься. — Люк улыбнулся, увидев, что Брай поднесла палец ко лбу и стала разглаживать морщинку. Он взял ее руку и поцеловал. — Ее уже там нет. — Он положил ее руку к себе на бедро, словно это было в порядке вещей. Морщинка появилась снова, но на этот раз он не стал говорить о ней. — Одной из них, тете Нэнси, я написал, что ты держишься на лошади как амазонка. Тетя Лиззи будет знать, что тебе чужды условности и ты скачешь по полям, задрав юбки.

— Тебе не стоило… — покраснела Брай.

— Стоило, — прервал он ее. — Я написал о твоей прелестной улыбке и царственной осанке. Тетя Маделин узнает в этом себя. Я написал им, как ты сделала мне предложение. — Увидев испуганное выражение на ее лице. Люк добавил: — Конечно, я покривил против правды, но это так романтично, и им понравится. Они все полюбят тебя, особенно мама и тетя Лаура.

— Почему ты хочешь, чтобы они полюбили меня? Какое это имеет значение, если…

— Потому что ты мне нравишься, — улыбнулся он. — К тому же, если я дам им повод волноваться, они тут же примчатся сюда.

— Разве это плохо?

— Это будет похоже на второе вторжение Уильяма Шермана.

Брай не помнила, чтобы она когда-нибудь смеялась, если речь заходила о войне. Могла ли она засмеяться сейчас? Ей это казалось кощунственным, словно она тем самым оскорбляла память своего отца и братьев. Но нежность и подчеркнутый ужас, с которым Люк говорил о своих родственницах, вызывали у нее смех. Может, она уже пришла в себя после всего случившегося?

Карета, попав в колею, подскочила, а вместе с ней и Брай. Когда она снова опустилась на сиденье, то оказалась всего в нескольких дюймах от Люка. Она подозрительно взглянула на него.

— Тед, — позвал Люк. — Будь осторожен. Моя жена думает, что мы с тобой сговорились, чтобы у меня был повод посадить ее на колени.

— Слушаюсь, сэр.

Каретные фонари бросали на лицо Брай мягкий золотистый свет. Она не отодвинулась, когда взгляд Люка задержался на ее лице. Когда же его взгляд переместился на губы, она невольно их облизнула. Жест был безыскусным и неосознанным, а потому особенно соблазнительным.

Повернув к себе ее лицо. Люк ласково погладил ей щеку. Кожа была теплой и нежной, как лепестки розы, согретой лучами солнца.

— Ты мне нравишься, — шепнул он.

— Я начинаю думать, что этот так и есть, — ответила она спокойно. — Ты тоже мне нравишься.

Когда смысл ее слов дошел до нее, она простодушно улыбнулась.

Люк рассмеялся.

— Мы можем стать друзьями, Бри, — проговорил он. — В нашем контракте ничего не говорится о дружбе.

Сейчас Брай не хотелось думать о контракте, который дней десять назад они вместе составили. Он отражал все ее виды на будущее, но не предусматривал их права быть друзьями.

— Согласна. Было бы странно обсуждать пункт, которого там нет.

— Я думаю то же самое. Не скрепить ли нам наш пакт?

Брай вспомнила, как ее братья и их друзья скрепляли пакт о дружбе.

— Ты хочешь скрепить его кровью?

— Я думаю, поцелуя будет достаточно, но если ты предпочитаешь…

— Нет, — поспешила заверить она. — Поцелуя будет достаточно. — Она украдкой бросила взгляд на Теда и спросила; — Так, как мы практиковали раньше?

Люк привлек ее к себе, и она, положив руки ему на плечи, осторожно прикоснулась губами к его рту.

Люк сжал кулаки, борясь с желанием заключить ее в объятия. Это может подождать. Пока достаточно и того, что она, прижавшись к его губам, запустила свой язык ему в рот, как кошечка, пробующая сметану. Открыв рот пошире, он втянул в него ее язык. Ее пальцы вцепились ему в шею, и она тихо застонала.

Он прикоснулся к ней только тогда, когда решил отстранить ее от себя. Но сделал это с большой неохотой.

— У меня появилась надежда, что ты когда-нибудь позволишь мне разделить с тобой твою постель.

Глава 9

Брай закрыла глаза, пытаясь осмыслить значение слов, произнесенных Люком.

Внезапно она рассердилась и, открыв глаза, уставилась на него:

— Я думала, что ты меня правильно понял… Я говорила тебе…

— Ты говорила, что не склонна делить со мной мою постель. Но ты ничего не говорила о том, чтобы разделить твою.;

— Естественно, нет! Не вижу в этом никакой разницы.

Люк посмотрел на Теда. Было похоже, что тот не прислушивается к их разговору, но Люк на всякий случай понизил голос,

— Ничем не могу тебе помочь. Бри. Тебе не кажется, что среди слуг пойдут разговоры, если мы первую же брачную ночь проведем в разных спальнях?

— У нас нет никакого брака!

— Я-то не нуждаюсь в напоминании, но вот ты, возможно, забыла о своем решении претендовать на таковой.

— Мама и Оррин не спали в одной спальне, тем не менее никто не сомневался в их браке.

Эта информация не сбила Люка с толку.

— Но в начале их брака они спали вместе, разве не так?

Брай медлила с ответом. Ей пришло в голову, что она может сейчас соврать, но ведь со временем он все равно узнает правду.

— Да, — неохотно согласилась она. — Но нам не обязательно следовать их примеру.

— Есть неписаные правила, и ты можешь не знать о них, пока их не нарушишь. Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы кто-нибудь из слуг рассказал матери или Оррину, что мы спим в разных спальнях?

— Значит, ты все решил заранее?

— Конечно, — подтвердил Люк.

— Мне не нравится, когда ты загоняешь меня в тупик.

— Я этого не делаю. — Люку хотелось обнять ее, но, подумав, он отказался от этой мысли. Он хотел ее успокоить, только и всего, но она могла расценить это как агрессию. — Если перспектива делить со мной постель слишком тебя пугает, я могу остаться в своей комнате и делать вид, что постоянно тебя навещаю. Может, таким образом мы решим нашу проблему.

Брай тут же обнаружила, что ей теперь дышится легче и думается яснее. Наверное, дело в том, что Люк перестал загонять ее в угол?

— Ты можешь спать в соседней комнате, — проговорила она, помолчав. — В той, которую Оррин предлагал тебе в первую ночь, когда ты приехал в «Конкорд».

— Бывшая комната нянюшки Комати?

— Да. Мы откроем дверь, соединяющую комнаты, и сделаем вид, что ты ею пользуешься.

— Или скажем, что ты храпишь по ночам и не даешь мне спать, — предложил Люк свой вариант.

— Я не храплю, — обиделась Брай.

— Откуда ты знаешь? — заинтересованно спросил он

— Ну хорошо. Но среди слуг начнутся разговоры…

— Слуги могут говорить все, что угодно, но твоя мать захочет узнать правду. Или она, или Оррин могут потребовать от нас объяснений.

Откинувшись на сиденье, Брай посмотрела на видневшиеся вдали окна «Конкорда». Чем ближе они подъезжали к дому, тем ярче светились окна ее родного дома.

— Неужели ты будешь одним из тех мужей, которые всегда правы? — спросила Брай с тихим вздохом.

— О Господи, надеюсь, что нет!

Он сказал это с таким жаром, что Брай рассмеялась.

— Отлично. Не уверена, что ты бы мне нравился, если бы это было так. — Она искоса взглянула на него. — И не думай, будто ты нравишься мне сейчас. Я пока не решила, как буду относиться к тебе в дальнейшем.

— Я так далеко и не загадываю.

Брай фыркнула и сосредоточила внимание на приближающемся доме, пытаясь изобразить довольный вид и по возможности избегать стычек с мужем в первый день своего замужества.

Адди хлопала в ладоши и хихикала, как маленькая девочка, когда Люк, взяв Брай на руки, перенес ее через порог. .Когда он собрался поставить ее на пол, Брай вцепилась ему в шею и указала глазами на длинную лестницу.

— Раз вы это дело начали, сэр, так уж доведите его до конца.

Джеб потянул Адди за руку..

— Не стой на дороге, — ухмыльнулся он. — Мистер Люк отнесет мисс Бри прямо в спальню.

Адди смотрела, как Люк несет Бри вверх по лестнице. Когда они скрылись за поворотом, она, приложив уголок фартука к повлажневшим глазам, сказала Джебу:

— А теперь мы можем наслаждаться горячим чаем и пирожными.

— Прекрасная идея! — обрадовался Джеб. — Мы никогда себе не простим, если не сделаем этого.

Как только они оказались одни, Брай отпустила шею Люка.

— Поставь меня на пол! — приказала она. Люк с готовностью подчинился.

— Ты могла бы сказать мне об этом, когда мы подходили к лестнице.

— Могла бы, — согласилась Брай, разглаживая платье. По причинам, ей непонятным, она дышала с трудом. — Но ты не заслужил такого снисхождения. Или ты уже устал, бедняжка?

— Я таскал бревна, могу потаскать и тебя.

В подтверждение своих слов он, легко подхватив Брай, перекинул ее через плечо и понес через весь коридор в спальню. Брай издавала странные звуки, но он не обращал на них никакого внимания. Закрыв ногой дверь, он подошел к кровати, опустил ее на постель и быстро отступил, опасаясь, что она запустит в него чем-нибудь тяжелым.

И вдруг он услышал ее смех. Она хохотала от души, ее глаза сияли, красивое лицо раскраснелось, и, судя по всему, она получила большое удовольствие. Люк понял, что странные звуки, которые она издавала, когда он ее нес, не означали возмущение, а были попыткой сдержать смех, распиравший ее.

Такая реакция поставила его в тупик, и это сразу отразилось на его лице. Брай снова расхохоталась.

— Ты ведешь себя нахально, Кинкейд, — проговорила она, успокоившись.

Черные брови Люка поползли вверх.

— Я?

— Перекинуть меня через плечо? Не каждый бы до этого додумался. Ты ведь не хотел, чтобы я разозлилась, правда? Пожалуйста, ответь мне, для чего ты это сделал?

— Сказать по правде, миссис Кинкейд, я вообще не думал о твоей реакции. По моему мнению, ты весьма самодовольна, и я просто хотел сбить с тебя спесь. Мне и в голову не приходило тебя злить, но, если бы это случилось, я бы не удивился.

— Мне следовало бы отругать тебя, но я не стану этого делать. Это слишком утомительно. Но не думай, что я всегда буду такой податливой!

— Сомневаюсь, что в ближайшее время в твоем характере произойдут какие-либо изменения. Ты наверняка останешься прежней.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. — Люк лег на кровать рядом с ней, положив руки на грудь и сцепив пальцы в замок.

— Что, по-твоему, ты сейчас делаешь? — спросила Брай, повернув к нему голову.

— Способствую твоему выздоровлению.

— Ты меня провоцируешь. — Подняв руку, она указала на дверь за их головами. — Твоя кровать в той комнате.

Люк поцеловал ее и улыбнулся.

— Ты исцелилась, — поставил он диагноз. Не в силах удержаться от смеха, Брай продолжала, махать рукой в сторону двери.

Люк поднялся с постели, взял лампу с прикроватного столика и направился к двери. Ключ торчал в замке. Он повернул его и нажал на ручку. Затем через плечо посмотрел на Брай. Перевернувшись на живот, она внимательно наблюдала за ним.

— Не надо делать вид, что она не открывается, — проворчала Брай. — Я в любой момент могу проверить это сама.

— Пожалуйста, — ответил он, жестом предлагая ей подойти к двери.

Брай даже не пошевелилась. Она была уверена, что он блефует.

— Люк, не дразни меня. Открой дверь.

Он снова повернул ключ, несколько раз нажал на ручку, затем толкнул дверь. Она не открывалась.

— Это уже не смешно, — буркнула она.

Люк промолчал. Когда Брай подошла к нему, он поднял лампу повыше, чтобы она могла видеть, что делает. Она сделала все то же самое, что и он, — и с тем же результатом.

Расстроенная, Брай ногой толкнула дверь. На двери это никак не отразилось, а вот ногу себе она зашибла.

— Черт! — выругалась она. — Черт! Черт! Черт!

— Что прикажете теперь делать? — спросил Люк.

— Ты должен войти в комнату со стороны коридора. Дай мне зажечь другую лампу, прежде чем ты унесешь эту.

Брай зажгла лампу и, выпроводив Люка, села в большое кресло и сняла ботинки. Не прошло и минуты, как он вернулся. Брай быстро опустила платье и встала.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас проблемы и с другой дверью?

— Нет, если ты не хочешь это слушать.

— Это просто невероятно!

Выбившийся из прически локон упал ей на глаза. Нетерпеливо сдув его, она последовала за Люком. Брай толкала и пинала дверь и продемонстрировала Люку весь свой запас ругательных слов.

— Тише, — осадил он ее. — Адди и Джеб еще не легли. Они могут тебя услышать.

Брай прислонилась к двери и, закрыв глаза, стала массировать виски.

— Ты сможешь открыть эти двери утром? — спросила она.

— Я могу открыть их и сейчас, если тебе угодно.

— Мне угодно, но стук вызовет массу вопросов, отвечать на которые у меня нет сил. Ты можешь спать на полу в моей комнате.

— Спасибо, но я предпочитаю спать в собственной постели. До Брай дошло, что они не могут обсуждать такие вопросы в коридоре. Оттолкнувшись от двери, она схватила Люка за рукав и потащила к себе в спальню. Когда они снова оказались за закрытой дверью, она набросилась на него:

— Раньше ты приводил мне массу доводов, по которым тебе не хочется спать в своей постели!

— Тогда у меня была альтернатива — спать с тобой в твоей постели. В мои планы не входило спать на полу. Соседняя комната могла бы стать компромиссом, но теперь у нас нет другого выхода.

— Тогда на полу буду спать я.

— Прекрасно.

Челюсть Брай слегка отвисла, когда она услышала его ответ.

— Ты это серьезно? — недоверчиво спросила она. — Ты хочешь сказать, что позволишь мне спать на полу? — Я хочу сказать, что позволю тебе делить со мной эту постель. Все остальное — на твое усмотрение. — Он подошел к кровати и поставил лампу на стол. — На случай если ты решишь ко мне присоединиться, какую сторону ты предпочитаешь?

— У меня нет предпочтительной стороны. Я сплю, раскинув руки и ноги во все стороны.

Люк видел, что она пытается отпугнуть его этим признанием. Однако образ Брай с раскинутыми на постели руками и ногами вовсе не представлялся ему неприятным.

— Я приложу все усилия, чтобы тебе не помешать, — пообещал он.

— В этом нет необходимости. — Подойдя к кровати, Брай начала стаскивать с нее одеяла.

Она устроила себе постель на полу рядом с камином и, проведя по ней ладонью, решила, что ее ложе получилось достаточно мягким.

Услышав звук сбрасываемых ботинок, Брай через плечо посмотрела на Люка. Он уже снимал с себя сюртук.

— Ты ведь не собираешься раздеваться здесь? — буркнула она.

— А где же мне раздеваться? Не волнуйся, я останусь в подштанниках.

Брай быстро отвернулась и для надежности закрыла глаза.

— Разве у тебя нет ночной рубашки? — спросила она.

— Она в моей комнате.

— Я принесу ее тебе.

— Не смеши меня. Во-первых, если ты помнишь, я не смог открыть дверь моей комнаты, а во-вторых, мы ведь не собираемся спать вместе. Не смотри на меня — и через минуту я буду под одеялом.

Однако минутой дело не обошлось. Скрипя зубами, Брай начала мысленно отсчитывать секунды, когда услышала, как он моется под ее умывальником и тщательно складывает свою одежду, в чем она не видела особой необходимости. Она повернулась только тогда, когда под ним заскрипел матрас. Пока он натягивал на себя простыню, Брай успела заметить его обласканные солнцем плечи и грудь. Во рту у нее пересохло, и она с трудом выдавила из себя:

— А как, по твоему мнению, должна переодеваться я?

— Что? — Люк приподнялся на локте. — Простыня сползла с его плеча, приоткрыв грудь. — Ты говоришь, словно у тебя во рту камни. Ты, случайно, не отрабатываешь дикцию?

— Я отрабатываю терпение, — четко ответила она. — Отвернись.

— Может, мне задуть лампы?

— Нет! — Чтобы усилить значение этого слова, Брай даже замахала руками. — Я сама с ними разберусь!

Люк кивнул. Его огорчила его забывчивость — ведь он знал, что Брай не может спать в темноте. Он молча смотрел, как она подошла к прикроватному столику, сняла стеклянный абажур с одной из ламп, вытянула губы, словно для поцелуя, и слегка дунула. Пламя заколебалось и погасло. Затем она привернула фитиль второй лампы.

— Ты не должен поворачиваться, — раздраженно проворчала Брай. Взяв с постели подушку, она бросила ее к себе на одеяла. — С тебя хватит и одной. А сейчас повернись ко мне спиной.

Люк почувствовал себя дрессированной собачкой Брай, а не ее мужем. Хорошо еще, что она не приказала ему стоять на задних лапах и служить. Он перевернулся на другой бок с такой скоростью, что она смутилась. Звук, вырвавшийся из его горла, был чем-то средним между ворчанием и смехом.

— Что это было? — спросила она, кружась на одном месте в тщетной попытке расстегнуть на спине маленькие перламутровые пуговки.

— Ничего.

— Надеюсь, не храп? Может, ты уже захрапел?

— Я не храплю, и хорошо об этом знаю.

Брай перестала трудиться над пуговицами. Он сказал ей, что у него нет жены, невесты и даже возлюбленной, и ей не приходило в голову, что у него могли быть случайные связи с другими женщинами. У нее испортилось настроение.

— Ты знал многих женщин? — тихо спросила она.

— Разумеется! Нана Дирборн. Моя мать. Тетя Нэнси. Тетя…

— Я не о них говорю! Я имею в виду совсем других женщин.

— Тогда мне хотелось бы знать, что ты подразумеваешь под словом «многих»?

— Больше двух, — ответила Брай. Она увидела, что он стал поворачиваться в ее сторону. — Лежи как лежал! Я пока еще не справилась с пуговицами.

— Позволь мне помочь тебе. У меня в этом деле есть некоторый опыт. Еще тогда, когда я носил короткие штанишки, я помогал женщинам расстегивать и застегивать пуговицы.

— Ты снова говоришь о своих тетушках? — рассмеялась Брай.

— Удивительно, как быстро ты догадалась. Иди сюда. Я обещаю держать глаза закрытыми.

Брай не знала, может ли она ему доверять, но все же подошла к кровати и, сев на самый краешек, услышала, как он придвигается поближе к ней.

— Всего несколько пуговиц, — предупредила она. — С остальными я справлюсь сама.

— Как хочешь. — Он расстегнул первую пуговицу и быстро закрыл глаза. — Ты действительно хочешь знать о других женщинах?

— Нет, — ответила Брай, поеживаясь от нежного прикосновения его пальцев. — Полагаю, что глупо об этом спрашивать. А вот что мне действительно хочется знать — был ли ты когда-нибудь влюблен?

— Ага! Это совсем другой вопрос. — Люк нащупал вторую пуговицу и тоже расстегнул ее. — Это была мисс Абигайл Честерфилд. Я был безумно в нее влюблен.

Брай захотелось увидеть его лицо, и она Начала поворачиваться.

— Мои глаза все еще закрыты, — на всякий случай предупредил он.

Но не это было причиной, почему ей захотелось посмотреть на него. Она чуть не сказала ему об этом, но придержала язык, сама не понимая причины своего поведения. Ей надо вести себя осторожно, иначе Люк обвинит ее в романтичности.

— Расскажи мне о мисс Честерфидд, — попросила она. Люк рассмеялся:

— Она подбила бы тебе оба глаза, если бы ты назвала ее так. Эбби — единственное имя, на которое она отзывалась. Она была лучшим игроком в поло на Уотер-стрит. Все мальчишки с нашей улицы были влюблены в нее.

— Сколько тебе было лет?

— Шесть.

— А ей?

— Тринадцать. Она занимала все мои мысли, пока я жил у Наны Дирборн. Вот поэтому я и решил, что влюблен. Я думал о ней больше, чем Джек, а Джек был моим лучшим другом.

— Да, это пример настоящей любви, какую только можно вообразить. Ты когда-нибудь видел ее после этого?

Люк закончил расстегивать пуговицы. Она встала с постели, и он открыл глаза. Она стояла перед ним, придерживая. ворот платья. То один рукав, то другой сползал с ее плеч, и он был рад, когда она отступила в тень и вернулась в свое гнездышко у камина. Он повернулся к ней спиной и натянул на себя одеяло.

— Ты когда-нибудь видел ее снова? — повторила Брай. Она сняла платье, положила его на стул и надела ночную рубашку. Наконец она забралась под одеяло.

Голос Люка был слегка хриплым, когда он ей ответил. Он чувствовал себя человеком, чье любопытство удовлетворяется созерцанием эротических снов. Шелест шелка и батиста были для него пыткой.

— Я видел ее, — произнес он. — Я пошел посмотреть на нее, как только распаковал вещи. Она держала на руках одного младенца, а второй цеплялся за ее юбку. Она ждала своей очереди в парикмахерскую. Она все еще очень хорошенькая. В тот день я потерял из-за нее два доллара.

Высунув голову из-под одеяла, Брай взглянула на спину Люка.

— И каким же образом ты потерял свои деньги?

— Играл в поло. — Люк повернулся лицом к Брай и посмотрел на нее. — Ты думаешь, я играл ради своего удовольствия? — спросил он.

— Не вижу здесь никакого удовольствия.

Брай все еще продолжала устраиваться в постели. Взбив подушку, она сунула под нее руку и закрыла глаза.

— Бри?

— Угу.

— И все-таки в этом есть удовольствие.

Брай ничего не ответила. Прежде чем заснуть, она еще долго слышала его взволнованное дыхание.

Адди постучала в дверь ее спальни. Ответа не последовало, и тогда она прижалась к ней ухом. В комнате было тихо. Нахмурившись, она посмотрела на Марту, держащую поднос с завтраком.

— Даже не знаю, что и думать, — вздохнула Адди. — Мисс Бри никогда не спит так долго.

— Возможно, она утомилась?

— Скорее всего. — Адди широко улыбнулась. — Давай подождем.

Внезапно дверь распахнулась, и показалась взлохмаченная голова Люка. Адди и Марта через его плечо увидели крепко спящую Бри, раскинувшуюся в центре постели. Рядом с кроватью на полу лежала гора одеял. Одна нога Брай свисала с края кровати; рука была откинута на то место, где спал Люк. Ее волосы были рассыпаны по обеим подушкам, а голова повернута в их сторону, чтобы они могли видеть сладкую, удовлетворенную улыбку на ее полураскрытых губах.

— Вот это да, мистер Люк, — прошептала Адди. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Бри. — Вот это да!

— Расцениваю это как комплимент, — хмыкнул Люк. Он посмотрел на поднос, который держала Марта. — Забираю наш завтрак. До встречи, леди. — Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы забрать поднос из рук Марты. Когда он завладел им и стал закрывать дверь. Марта прошептала ему вслед:

— Она утомлена до изнеможения. Мой мужчина тоже доводил меня до такого состояния.

Люк усмехнулся и закрыл дверь. Он сел на край постели, поставив поднос на стол.

— Можешь открывать глаза. Бри. Ты смогла убедить их! Я чуть было и сам не поверил тебе. — В паху у него болело, и он отодвинул от себя руку Брай. — Вставай, — скомандовал он.

Подойдя к столу, он снял крышки со всех блюд, стоящих на подносе, насладился их ароматами и хлопнул в ладоши, предлагая Брай присоединиться к нему.

Невыспавшаяся Брай с трудом села в постели. Вкусный запах еды щекотал ей ноздри. Она провела рукой по спутанным волосам и откинула их назад. Сонным взглядом она уставилась на Люка, когда он начал размахивать перед ее носом кусочком бекона.

— У тебя разве нет рубашки? — спросила она, стараясь не смотреть на его грудь. Он развалился на кровати, голый по пояс, и нетерпеливо взирал на поднос с едой, который поставил между ними.

— Доброе утро, миссис Кинкейд, — сказал он и кивнул на стул, куда Брай повесила свое платье.

— Она под стулом, — пояснил он. Брай посмотрела в ту сторону, а когда снова повернулась к нему, чуть не ударилась об него лбом.

— Я сказал: доброе утро, миссис Кинкейд… — Люк поцеловал ее легким поцелуем, надеясь, что она еще не пришла в себя и не ударит его.

— Я полагала, что этим нужно заниматься, когда кто-нибудь за нами наблюдает, разве не так?

— Будем считать это репетицией. Для представлений у нас впереди уйма времени, хотя начало было весьма удачным. Я даже не ожидал, что ты с такой скоростью переберешься с пола на кровать. Ты слышала, как Адди постучала в дверь?

— Я слышала их шаги на лестнице. — Взяв тарелку, Брай положила себе яйца и кусочек бекона. — Я чутко сплю, — соврала она, принимаясь за еду. Правда заключалась в том, что она всю ночь не сомкнула глаз. Она не привыкла спать на полу, и теперь у нее болели плечи и спина.

— Значит, ты не испытывала неудобств от того, что спала на полу?

— Нет. — Брай взяла кусочек теплого бисквита. — Вовсе нет. Однако ты должен непременно починить обе.

— Я займусь этим после того, как мы проведем здесь необходимое количество времени. Адди и Марта уверены, что мы еще долго не захотим покидать нашу комнату. — Люк, сдаваясь, поднял руки, когда увидел, как рот Брай сжался, а глаза сузились при виде невинного выражения на его лице. — Твоя блаженная улыбка ввела их в заблуждение. Если тебе хотелось уйти отсюда до полудня, то не надо было переигрывать. Скажи мне, о чем ты на самом деле думаешь?

— Я не собираюсь раскрывать свои карты. — Брай гордо вскинула голову и занялась едой.

— Я вот все думаю, мистер Люк… — начала Адди. Люк оторвался от работы — он стоял на лестнице, соскребая краску с деревянных панелей, — потянулся и расправил плечи.

— О чем, Адди?

— О комнате нянюшки Комати.

— И что же ты о ней думаешь?

После того как Брай отправилась на верховую прогулку, Люк вытащил из тайника ключи, подходящие к обеим дверям, и открыл их — как он и обещал своей жене. Адди не могла знать о его невинной хитрости.

— Мне кажется, вам с мисс Бри необходимо дополнительное пространство, — задумчиво произнесла она, скрестив руки под фартуком. — Мистер Оррин и миссис Элизабет каждый имеет по большой комнате, а вы живете тесно.

Люк слез с лестницы и сел на ступеньку. Положив на колени скобель, он приготовился выслушать Адди.

— Продолжай.

— Раньше комната мисс Бри была детской. Она не очень большая. Но рядом с ней бывшая комната нянюшки Комати. А что, если из нее сделать гардеробную? Мы можем вынести постель нянюшки и убрать из вашей комнаты шкаф. Марта собирается развесить там вашу одежду.

— Звучит разумно, — согласился Люк. Он улыбнулся, представив реакцию Брай. — Вы говорили об этом с Брай?

— Нет, сэр. Она еще не вернулась домой, а мне бы хотелось решить этот вопрос до обеда,

— Чудесно, Адди. Давайте приступайте, но только сами не таскайте тяжелые вещи. Мои рабочие вам помогут. А что касается Бри, то не лучше ли нам сказать ей об этом вечером? Например, когда вы подадите десерт? Зачем портить себе обед?

Люк постарался сделать так, чтобы Брай до обеда не заходила к ним в комнату. Когда Адди наконец сообщила ей об их решении, Брай с открытым ртом застыла на стуле. Она взглянула на Люка, но он беспомощно пожал плечами. Взгляд его серых глаз был невинным и озорным одновременно.

— Ты мог бы ее отговорить, — прошипела Брай, когда Адди вышла из столовой. — Ты хотя бы пытался?

— Никакие возражения не пришли мне в голову. Да и что я мог сказать? «Нет, Адди, не делай этого, потому что моя жена хочет, чтобы я спал на кровати ее нянюшки»?

— Простого «нет» было бы вполне достаточно. Тебе совершенно не обязательно с ней объясняться.

— Может быть, ты бы и не стала этого делать, а я не смог.

Брай оттолкнула тарелку с яблоком, запеченным в тесте.

— Ну и что нам теперь делать? Ты подумал об этом? Не могу же я сказать ей, чтобы она все вернула на свои места!

— Разумеется, нет. — Люк посмотрел на ее десерт. — Ты собираешься это доедать?

Брай покачала головой. Он придвинул ее тарелку: к себе.

— Тебя ничто не волнует, — рассердилась она-

— Волнует. Вот только аппетит остается неизменным. — Чтобы спрятать улыбку, он положил в рот большой кусок яблока.

— Я так и знала, что ты не захочешь оставить мою постель

— Я все еще хочу делить ее с тобой. — Люк бросил на Брай многозначительный взгляд.

Брай отклонила его предложение и продолжала отклонять его еще несколько вечеров. Всего за неделю медового месяца у нее появились тени под глазами и постоянные боли в пояснице, что не ускользнуло от внимания Адди.

Когда Адди застала ее спящей в гардеробной, она поняла, что больше молчать не может. Брай проснулась, когда Адди поправила на ней одеяло.

— Сколько сейчас времени? — сонно спросила Брай.

— Часы в холле пробили половину двенадцатого. Может, хочешь перебраться к себе на кровать и ляжешь пораньше спать?

— Нет, мне и здесь хорошо.

Адди с пониманием посмотрела на нее.

— Возможно, ты не разделяешь моего мнения, но ведь это мистер Люк виноват в том, что ты не высыпаешься. Если бы миссис Элизабет была здесь, она сказала бы тебе, что ты не обязана каждую ночь ложиться под него.

Смущенная, Брай закрыла глаза и тихо застонала. Она не могла рассеять сомнения Адди или заставить ее замолчать.

— Мне кажется, что мистер Люк должен проявить сознательность, но все мужчины теряют голову, когда видят тебя. Нас всех расстраивает, что он так долго держит тебя в постели. Будь его воля, он бы не выпускал тебя из нее целый день. — Адди похлопала Брай по плечу. — Полежи здесь еще немного. Я попрошу Дженни приготовить тебе ванну и добавить туда соли, чтобы снять усталость. Мистер Люк ушел к Джону. Если хочешь, я поговорю с ним сама, когда он вернется.

Брай не знала, что делать с переполнявшими ее чувствами. Она была тронута и смущена беспокойством Адди. Ей хотелось смеяться от такого заблуждения и плакать от отчаяния, потому что она ничего не могла ей объяснить.

Открыв глаза, Брай взяла Адди за руку и пожала ее в знак признательности.

— Ничего не говори мистеру Люку. Сейчас я замужняя женщина, Адди. У меня есть способы усмирить моего мужа.

— Мистер Люк не «Конкорд», — буркнула Адди. — И он не Оррин Фостер. Зря ты полагаешь, что справилась с мистером Люком. Скорее он сам подомнет тебя под себя.

Слова Адди совсем не понравились Брай, и она нахмурилась.

— Не заставляй себя думать об этом, — вздохнула Адди, вставая. — Пойду позабочусь о ванне.

Было уже поздно, когда Люк вошел в их спальню. Он ожидал, что опять увидит ее спящей на полу. Только раз ей удалось отвоевать постель, но, как только он лег рядом с ней, она моментально проснулась и ушла спать на пол. Сейчас он обнаружил ее в гардеробной, сидящей в ванне по самые плечи.

Остановившись на пороге. Люк дождался, когда она обратит на него внимание. Ее глаза медленно открылись. Их взгляд был мягким и рассеянным. Веки были тяжелыми. Густые ресницы добавляли синевы под темными кругами ее запавших глаз.

— Я не хотел будить тебя, — смутился Люк, откашлявшись, чтобы прочистить голос. — Я просто не ожидал найти тебя здесь.

— Неужели уже так поздно? — Брай привыкла к тому, что он приходит в их комнату за полночь. Она редко спала, когда он приходил, но всегда притворялась спящей. — Мне пора вылезать.

Люк снял полотенце и протянул ей. Он сделал вид, что не замечает, что она еще глубже опустилась в ванну. Капельки воды сверкали на ее плечах.

— Тебе нужна помощь?

— Нет. — Она вытерла лицо и запоздало добавила: — Спасибо.

Люк ожидал именно такого ответа, и все же он несколько разочаровал его. При посторонних Брай никогда не допускала оплошностей, когда же они были одни, она вела себя неуверенно и настороженно. Люк направился к выходу, но она остановила его.

— Я подумала, — начала она тихо, — что если ты хочешь… если ты хочешь… ну, я подумала, что вытерплю это.

— Вытерпишь? Ты полагаешь, что я этого хочу от тебя? Чтобы ты терпела? — Люк вышел, хлопнув дверью.

Он был уже в постели, когда Брай вошла в комнату. Горела всего одна лампа, и ее фитиль был привернут именно так, как это делала она. Такая забота тронула ее. Он ни когда не требовал, чтобы она гасила лампу, и та горела всю ночь.

Затянув пояс халата, Брай подошла к кровати. Люк лежал на боку, спиной к ней.

— Ты рассердился? — виновато произнесла она. Он промолчал, и тогда она спросила: — Ты спишь?

Люк повернулся на спину и посмотрел на Брай.

— Нет и нет!

Он протянул к ней руки:

— Иди сюда.

Впервые Брай не колебалась. Она дала ему руку и позволила затащить себя на постель. Там она села, скрестив ноги. Ее халат распахнулся, и он видел ее колени, обтянутые тонкой тканью ночной рубашки. Мокрые волосы курчавились на висках.

— Ты доверяешь мне, Брай?

— Ты же знаешь, что да. — Она сидела с закрытыми глазами, слегка откинув голову назад. — Я говорила тебе об этом в первый же день нашей встречи.

— Тогда ты доверяла моей способности реконструировать дом, — напомнил он ей. — Мне хотелось бы знать, доверяешь ли ты мне во всем остальном.

— Я попросила тебя жениться на мне.

— Ты это сделала для того, чтобы вернуть «Конкорд».

— Тогда я не понимаю, о чем ты говоришь. В чем еще я должна тебе доверять?

— Доверять как мужчине.

— Я не понимаю.

— Понимаешь, — шепнул Люк, склонившись к ее уху. Пальцы Брай сжались в кулаки, на ресницах повисли слезинки.

— Я боюсь, — простонала она. — Я все еще боюсь.

Люк кивнул, притянул ее к себе и положил подбородок ей на голову.

— Я не хочу, чтобы ты боялась меня. Я не сделаю тебе больно. Спи сегодня со мной. Раздели со мной постель. У тебя больше не будет причин проводить ночь в одиночестве на полу. Я не трону тебя.

Люк поцеловал ее в висок. Ее кожа была теплой и нежной. Он обвел языком контуры ее уха и почувствовал, как она вздрогнула.

— Во всем этом есть определенное удовольствие, — прошептал он. — Когда ты будешь готова, я докажу тебе это.

— А что, если я никогда не буду готова?

— Будешь.

Отстранившись от нее, Люк принялся расчесывать ей волосы.

Вскоре она расслабилась, и он, сняв с нее халат, уложил в постель. Она зарылась в одеяла, которыми он ее накрыл, и не шевельнулась даже тогда, когда он, перегнувшись через нее задул лампу и лег рядом. Впервые со дня свадьбы Бран заснула раньше своего мужа.

Они только сели завтракать, когда Джеб сообщил, что Оррин и Элизабет возвращаются.

Брай вскинула голову и испуганно взглянула на Люка.

— Рано для них, — удивилась она.

Люк кивнул.

— Возможно, они узнали о нашей свадьбе?

Люк придерживался такого же мнения. Он подошел к Брай и помог ей подняться.

— Все будет хорошо, — шепнул он.

— Ты не можешь этого знать.

— Я только повторяю то, что ты сама мне говорила.

— Я могла ошибиться. Дай мне руку, ноги меня не слушаются.

Брай в сопровождении Люка вышла на террасу. Она стояла на верхней ступеньке и смотрела, как карета сворачивала с дороги и выезжала на подъездную аллею. Карета двигалась довольно быстро, и даже на таком расстоянии Брай смогла определить, что она не просела под грузом, который обычно возила с собой ее мать.

— Мама, должно быть, очень хотела поскорее нас увидеть. Она взяла с собой совсем мало багажа.

Люк стоял рядом с ней, пока карета не остановилась у Крыльца. Теперь уже ничего не могло удержать Брай. Вырвавшись из рук Люка, она стремглав кинулась к матери.

Первым из кареты вышел Оррин. Его лицо было красным, в глазах сверкала ярость. Встреча с падчерицей не обрадовала его. Он повернулся, чтобы помочь Элизабет выйти из кареты, но обращался только к Брай.

— Надеюсь, ты сумеешь ее успокоить, — рявкнул он. — она не перестает реветь с тех самых пор, как мы узнали эту новость. Господи, ты же знаешь, что я не переношу женских слез! Мне надо скорее выпить.

Элизабет Гамильтон вышла из кареты. Ее лицо было залито слезами и бледно до синевы. Она была очаровательной миниатюрной женщиной с аристократическими чертами лица. У нее были маленькие руки, узкие плечи и осиная талия. Она осторожно ступила на землю и упала в объятия дочери. Карие глаза матери смотрели на дочь, не узнавая ее.

— Мама? — Брай похолодела от нехорошего предчувствия. Она посмотрела на Оррина, прося объяснений. Состояние Элизабет не могло быть столь ужасным только из-за того, что ее дочь вышла замуж. — Что с ней случилось, Оррин? — Но Оррин уже вбегал по лестнице. — Что ты с ней сделал?! — закричала Брай.

— Ничего, будь я проклят! — прошипел Оррин и, оттолкнув Люка, скрылся в доме.

Люк сбежал по лестнице. Брай и Джеб поддерживали Элизабет с двух сторон.

— Я доведу ее, мисс Бри, — проговорил Джеб. — Отпустите ее. Я доведу ее до спальни. Хотите, чтобы я послал Теда за доктором Эдвардсом?

— Я не знаю. Мама, тебе нужен доктор? Ты больна? Может, Оррин тебя избил?

Элизабет покачала головой. Даже от такого усилия ее колени подогнулись. Джеб поддержал ее, но Люк, отстранив его, поднял Элизабет на руки.

— Все в порядке, Джеб. Я отнесу ее. Помоги кучеру выгрузить сундуки и пошли Теда за доктором. Бри, идем со мной.

Брай не стала задавать вопросов, а побежала вперед открывать двери и, войдя в спальню матери, откинула одеяло на ее постели. Она сидела у кровати, пока не пришла Адди и Люк не выставил ее в коридор.

— Сейчас ты ничего не сможешь для нее сделать, — сурово произнес он. — Она ничего не соображает. Не уверен, что она узнает тебя.

Брай кивнула. Ее била дрожь, и озноб пробегал по телу. Чтобы согреться, она скрестила руки на груди.

— Что с ней случилось? Я никогда не видела ее такой. — Внезапно ее осенило: — О Господи, нет! Только не это!

Брай резко повернулась и выбежала из комнаты. Люк, стараясь идти неслышно, двинулся за ней. Прыгая через две ступени, она спустилась в холл и распахнула дверь кабинета Оррина. Он сидел в глубоком кресле, намереваясь выпить. Брай выбила стакан из его рук. Бурбон залил ему брюки, а стакан упав на пол, разлетелся на мелкие осколки.

— Посмотри на меня, будь ты проклят! — закричала она. — Это Рэнд? Это именно то, что ты скрываешь от нас? Это Рэнд?

Оррин повернулся к ней, и его губы сложились в презрительную ухмылку, а глаза, пока еще ясные, с вызовом смотрели на нее.

— И хорошо, что избавились, скажу я тебе. От Рэнда, от этого черного ублюдка, который отправился с ним, и от всех прочих идиотов. Они все погибли. Их корабль разбился. Проклятое семя Гамильтонов больше не существует!

— Нет! — закричала Брай. — Ты говоришь так, чтобы причинить матери боль! Ты врешь, чтобы нам обеим было больно!

Люк наслушался достаточно. Он молча вошел в комнату и обнял Брай. Она сначала сопротивлялась, но потом затихла, уткнув лицо ему в шею. Люк не спускал глаз с Оррина.

— Это правда? — спросил он.

Оррин кивнул. Он больше не смеялся, а молча наблюдал за Брай и Лукасом Кинкейдом.

— Новость достигла Чарлстона вчера вечером. Думаю, что все сегодняшние газеты опубликуют ее. Мы не стали ждать их выпуска. Я сам навел справки у властей. Крушение произошло во время шторма у южноамериканского побережья. Уже установили, чье это судно. Все люди, выброшенные на берег, были мертвы. Ходят слухи, что они возвращались домой.

Брай дрожала, и Люку никак не удавалось успокоить ее.

— Идем, — шепнул он. — Я отведу тебя наверх.

Брай спала все оставшееся утро и большую часть дня, равнодушно принимая заботы Люка. Она слышала, как он беседовал с доктором Эдвардсом, но не проявила к их разговору ни малейшего интереса. Она ела, когда он приносил ей еду, и пила когда он подносил к ее губам стакан с водой. Спокойным серьезным тоном он рассказывал ей о состоянии матери но, несмотря на то что Брай внимательно слушала его, Люку казалось, что его голос просто перекатывался через нее как набегающая волна, и ни одного слова не дошло до ее сознания.

Люк обедал с ней в их комнате. Брай спокойно отнеслась к тому, что он сообщил Оррину об их браке. Она не спросила его о реакции отчима, а Люк не счел нужным рассказывать о том, как Оррин размахивал пистолетом перед его носом.

Брай онемела от горя. Боль затаилась в ее сердце. Ее ногти впивались в ладони, но она не осознавала этого. Мысли с трудом приходили ей в голову — или не приходили вообще. Прояснение наступало, когда в ней возникало желание действовать, но она так ничего и не предпринимала.

Люк лежал в постели, наблюдая за ней. Брай сидела скорчившись на подоконнике, подтянув к подбородку колени и прислонившись головой к раме. Она сидела лицом к нему, но его не видела. Ее кожа блестела и просвечивала, как внутренняя часть жемчужной раковины. Несмотря на холодный ветер, вздувавший занавески, она была в одной ночной рубашке. Ее пальцы беспрестанно теребили ленточку, поддерживающую ворот.

— Ты собираешься провести там всю ночь? — спросил Люк.

Брай покачала головой, и ее волосы рассыпались по плечам.

— Я жду, когда ты уснешь. Мне предстоит бессонная ночь, и я не хочу тебя беспокоить.

— Ты сейчас беспокоишь меня. Иди ко мне.

Брай не могла решить, стоит ли подчиниться предложению Люка. Она встретилась с ним взглядом — его зрачки были большими и черными. Какое-то непонятное чувство толкнуло ее к нему. Она медленно подошла к кровати и, когда Люк откинул одеяло, приглашая ее, легла рядом с ним.

Опершись на локоть. Люк заглянул ей в глаза:

— Мне так жаль, Брай.

Она кивнула. Ее рот был сухим, рука поискала его руку и вцепилась в нее. Он не сопротивлялся, когда она, подняв его руку, положила ее к себе на грудь. Она наблюдала за ним, боясь, что он не поймет, а у нее не было сил объясняться.

— Ты уверена, Бри? — спросил он. — Это не должно служить наказанием.

— Я хочу пройти через это снова, — прошептала она. — Даже если я не получу удовольствия, я хочу пройти через это снова.

Глава 10

Ладонь Люка накрыла ее грудь, и ее сосок затвердел. Он осторожно провел пальцами по ее ребрам, и они пробежали по коже, как пять отдельных ручейков воды, остановившись под грудью.

Люк спустил одеяло до ее талии. Свет луны и бледно-серые тени очерчивали контуры ее шеи и узких плеч. Рубашка окутывала ее тело, как осенняя паутина; ее рот напоминал запекшуюся рану. Она смотрела на него глазами, которые сейчас, в темноте, казались черными.

Он взял в ладони ее лицо и держал его так бережно, как будто это был хрустальный сосуд. Его пальцы скользили по раковине ее уха, разглаживали уголки рта. Нагнувшись, Люк разгладил губами маленькую складку между ее бровями. Он покрывал поцелуями ее волосы, виски, холодные щеки.

Легким прикосновением он заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Его взгляд остановился на слабо пульсирующей жилке на ее шее.

— Ты дышишь? — шепотом спросил он.

Кивок Брай был едва заметным. Люк улыбнулся и придвинулся ближе, вытянувшись рядом с ней. Его плоть была большая и твердая, была налита кровью и распирала подштанники. Ее нельзя было принять ни за что другое. От взгляда Люка не ускользнуло, как удивленно расширились глаза Брай.

— С этим разберемся позже, — улыбнулся он. — Я вообще могу даже не использовать его.

В ее глазах все еще проглядывало беспокойство, но на губах появилась слабая улыбка. Она медленно отодвинулась от него.

— Никогда нельзя предугадать, что ты скажешь.

— Я и сам на себя удивляюсь. — Люк спрятал улыбающееся лицо у нее на плече, затем провел пальцем по ее ключице и, когда она выгнулась дугой, поцеловал ее в подбородок.

— Мы просто репетируем, — пояснил он и поцеловал ее в губы. Он водил по ним языком, и она постепенно уступала ему. Он пробовал ее на вкус. Ее слюна по вкусу напоминала мед. Он провел языком по ее белым зубам, поцеловал уголки ее губ, подбородок, впадинку за ухом, затем снова вернулся к губам, целуя их все настойчивее и глубже.

Брай вцепилась пальцами в простыню и едва дышала. Казалось, что Люк своим весом выдавил весь воздух из ее легких, а его рот втянул его в себя. А он ведь почти не прикасался к ней. Он не пытался стащить с нее рубашку и не наваливался на нее всем телом. Он удерживал ее на месте только силой своих поцелуев, которые мало чем отличались от их тренировок.

Люк лег рядом с ней и оперся на локоть, чтобы лучше видеть ее лицо. Глаза Брай были плотно закрыты. Он прошелся пальцами по всей длине ее напряженной руки и остановился на сжатом кулаке.

— Посмотри на меня, — тихо попросил он. Она открыла глаза. Его темные волосы распались на отдельные пряди, и он по привычке приглаживал их рукой. Кривая ухмылка выдавала его смущение, а глаза серебрились в лунном свете. Выражение его лица было слегка насмешливым, но Брай понимала, что если он и насмехается над кем-то, то только над собой.

Разжав кулак, Брай прижала ладонь к губам Люка, не давая ему заговорить.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — прошептала она. Взяв ее руку, Люк перецеловал все пальцы.

— Как ты не понимаешь? Если я буду думать, что принуждаю тебя, то не получу от этого никакого удовольствия;

— Но…

— Я не один из них.

Брай не надо было спрашивать, кого он имеет в виду. Это были Огайо, Дэниелс и Джордж.

— На этот раз я буду держать глаза открытыми.

Люк сел. Не касаясь Брай, он перевалился через нее на другую сторону постели и протянул ей руку.

— Ну, если ты так настаиваешь…

Брай дала ему руку и встала с постели. Ее рубашка при этом задралась до самых бедер, и Люк не мог оторвать глаз от ее ног. Внезапно Брай осознала, что ей не так уж неприятно ощущать на себе его взгляд.

Люк повел ее к окну. Он сел на подоконник, туда, где совсем недавно сидела она. Обхватив ее за талию, он подтянул ее к себе и усадил между бедер. Его ноги поддерживали ее, и ей казалось, что она сидит в удобном знакомом кресле. Ее спина покоилась на его груди.

Они долго сидели на подоконнике, и он время от времени терся подбородком о ее волосы. Его дыхание было ровным и легким, и через некоторое время она успокоилась и тоже задышала ровнее.

— Я наблюдал за тобой, — признался Люк, — когда ты сидела здесь. И знаешь что? Мне хотелось присоединиться к тебе, и в то же время я не мог отвести от тебя глаз. Ты необыкновенно хорошенькая. Бри.

— Это так важно?

— Не знаю. Просто ты такая, как есть. Я тебе не льщу.

Повернув голову, она заглянула ему в глаза;

— Я не возражаю, чтобы ты мне льстил.

— Лгунья! Ты это ненавидишь.

Он откинул назад ее голову и жадно, без предупреждения поцеловал в губы. Когда ее удивление прошло, она сама поцеловала его и вдруг заерзала в его объятиях. Прервав поцелуй, он посмотрел на нее. Ее глаза потемнели.

Это была его маленькая победа.

Брай прижалась к нему, и он стал гладить ее волосы и шептать ее имя. Его голос проникал ей под кожу и опускался вниз, к самому интимному месту.

С каждым прикосновением его руки кожа ее становилась все горячее. От его поцелуев мурашки пробежали по ее телу, и она, забыв о своих страхах, прижалась к нему так тесно, что никакая сила не смогла бы вырвать ее из объятий Люка.

Он осторожно развязал ей ворот рубашки и спустил ее вниз, обнажив грудь и соски цвета темной розы. Грудь была безупречной формы, и соски, затвердевшие от желания, были похожи на два нераспустившихся бутона.

— Положи мою руку к себе на грудь, — попросил Люк. Брай смущенно зажмурилась, но потом, пересилив себя, взяла его ладонь и приложила к своей груди.

— Посмотри на нее, Брай.

Наклонив голову, Брай посмотрела на его руку. Пальцы Люка были длинными, сильными и загорелыми.

— Это моя рука, — прошептал он. — Моя.

Брай кивнула. Она не могла бы ее спутать ни с какой другой. Она видела, как эта умелая рука держала молоток, поводья Аполлона, тасовала карты, лохматила его волосы. Она помнила маленький шрам на суставе безымянного пальца. Это была красивая рука. Нежная. Надежная. Сильная. Она поднималась в командном жесте, когда он хотел подчеркнуть важность момента. Она массировала его висок, когда он о чем-то крепко задумывался.

Сейчас эта рука держала ее грудь с такой нежностью, что у нее перехватывало дыхание.

— Я знаю твою руку, — ответила она.

— А эту?

Брай смотрела, как он поднимает вторую руку и кладет ей на бедро. Пальцы этой руки собрали ткань ее рубашки и подтянули к коленям,

— Я знаю и эту руку.

— Прекрасно, — улыбнулся Люк, поглаживая ее по внутренней стороне колена. Она вздрогнула от неведомого доселе ощущения.

Его пальцы заскользили вдоль ее бедра, сначала по внутренней части, затем по наружной, от колена до изящной ступни. Его поглаживания были легкими, но с каждым разом становились все увереннее.

Она догадалась, что он преследовал определенную цель, и эта цель находилась между ее бедрами.

Наблюдая за его рукой, Брай испытывала беспокойство, но ни звука протеста или возмущения не сорвалось с ее губ.

— Что ты хочешь? — прошептал он.

— Большего.

Брай сняла руку Люка со своей груди и позволила ей заняться изучением ее тела. Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала его восставшую плоть, распиравшую его подштанники и упиравшуюся ей в ягодицу. Она попыталась отодвинуться от него, но Люк крепко прижал ее к себе.

— Подожди, — прошептал он хрипло. — Подожди еще немного. — Проговорив это, он ослабил объятия, позволяя ей самой решать, уйти или остаться.

Случайно или намеренно, она еще теснее прижалась к нему. Издав то ли стон, то ли короткий смешок, он уткнулся лицом в ее душистые волосы.

Брай спиной почувствовала, как его грудь задрожала от смеха, и улыбнулась. Люк ласкал ее груди, и она почувствовала, как по телу ее разлилось тепло. Ее щеки вспыхнули, ресницы опустились, она закрыла глаза и покорилась его опытным рукам.

Брай вдруг представила, что она положила себя на алтарь любви, и с удивлением отметила, что не испытывает никакого стыда. Ей нравилось сознавать, что она вызывает желание в этом мужчине. И она получала странное удовольствие от того, что сама желала его.

— Согни ноги в коленях, — проговорил Люк, продолжая гладить ее живот. — Вот так. Еще немного.

Брай поудобнее угнездилась между его бедер, закинув руки ему на плечи и вцепившись в шею. Люк обнял ее за талию, и она замерла в ожидании.

— Откройся для меня, — попросил он.

Раньше Брай никогда бы не пришло в голову, что она сможет сделать нечто подобное. Сейчас она не задумываясь раздвинула ноги, выполняя его просьбу.

Он положил руку ей на лобок. Ее тело напряглось, дыхание участилось. Люк продолжал держать там руку, пока она не расслабилась и не раздвинула ноги еще шире.

Его пальцы погрузились в рощицу шелковистых волос, затем проникли в самое интимное место. Там было влажно, тепло и вязко, словно в горшке с медом. Люк подавил в себе желание поднести пальцы ко рту, чтобы попробовать ее влагу на вкус. Он нежно погладил ее заветный бугорок, и она содрогнулась от желания.

Полученное удовольствие не было единственным чувством, которое испытала в этот момент Брай. Перед ее внутренним взором проплыло видение другой руки, грубо раздвигавшей ей ноги, других пальцев, бесстыдно вторгшихся в ее тело. Боль воспоминаний, стыд и унижение — все это вдруг всколыхнулось в ее душе. Она задрожала, заново переживая испытанный однажды страх, но вместе со страхом неожиданно пришла спасительная мысль, что теперь ей не стоит бояться, что рядом с ней Люк и он никогда не обидит ее. И в следующую минуту она, забыв о пережитом однажды ужасе, сосредоточилась на том, что сейчас происходило с ней. Она извивалась в его руках и стонала от наслаждения, какого никогда еще не испытывала. И вдруг из глубины ее тела выплеснулся наружу фонтанчик горячей жидкости. Брай застонала и задергалась в руках Люка.

Ее тело сотрясалось, словно от электрических разрядов, и она никак не могла с ним совладать. И неожиданно она осознала всю степень наслаждения, которое доставил ей Люк, и закричала, не в силах сдерживать радость. Она смеялась и плакала и все теснее прижималась к восставшей плоти Люка.

Когда Люк ввел в ее интимное место два пальца, она начала ритмично двигаться, то поднимаясь, то опускаясь, и горячие волны снова разлились по ее телу, а разряды становились все сильнее. Она терлась затылком о его шею и плечи. Ее тело изогнулось дугой. Она слышала у себя за спиной тихий счастливый смех Люка и чьи-то крики, которые раздавались где-то рядом с ней. И только спустя несколько мгновений она поняла, что это кричит она сама, повторяя все время его имя. То неизведанное наслаждение, которое она сейчас испытывала, она называла словом «Люк».

Люк держал Брай, наблюдая, как тело ее сотрясал оргазм. Вот оно содрогнулось, освобождаясь, и Брай затихла. Ее руки отпустили его шею и тяжело упали вниз, а дыхание постепенно успокаивалось. Он потерся подбородком о ее волосы и нежно погладил по щеке.

Он прижал голову к холодному стеклу, закрыл глаза и приказал себе не желать того, что пока еще не могло осуществиться. Он вспомнил то, что она уже дала ему: запах волос, нежный изгиб плеч, полураскрытый рот, шорох трущейся о его тело ночной рубашки. И главное — ее доверие. Она доверяла ему и поэтому подчинилась его умелым и ласковым рукам.

— Люк? А как же ты?

Ее ягодицы все еще чувствовали его плоть — твердую, горячую, прожигающую ее насквозь. Брай положила на него руку. Даже сквозь ткань она ощущала, как он напряжен.

— Не думай об этом, — ответил он.

Брай не убрала руку, но, выпрямившись, отодвинулась от его груди. Она внимательно посмотрела ему в лицо. Лунный свет заострил его черты, брови и непокорная прядь, упавшая на лоб, казались теперь темнее. Его глаза были закрыты, но на лице не лежала печать безмятежности. Брай видела его спящим. Она знала, как выглядит это лицо, когда оно не напряжено и его ничто не беспокоит. Сейчас это было совсем другое лицо. Он сдерживал себя, не имея возможности испытать ту же радость, какую только что подарил ей.

Она доверяла ему, но, похоже, теперь он перестал доверять самому себе. .

— Я знаю, что должно произойти, — произнесла дол она. — То, что ты сделал со мной, было для меня неожиданным, но ведь это не все, Люк. Я не боюсь. Теперь уже не боюсь. Я не испугаюсь, если ты войдешь в меня.

Он открыл глаза и встретился с ее серьезным взглядом.

— А ты понимаешь, что наша близость узаконит наш брак? — спросил он.

— Я так не думаю, потому что шансов на это практически нет. Мне кажется, ты здесь долго не задержишься.

— Почему ты так решила?

— Я с самого начала была в этом уверена. Здесь какая-то тайна, какая-то интрига. «Я гость», — однажды сказал ты. Сначала я думала, что Рэнд найдет сокровища, но теперь их не будет, а это единственное, что могло тебя удержать.

— Ты ошибаешься.

— Может, это и к лучшему, — продолжала Брай, не обратив внимания на его реплику. — Ради твоей же пользы. — К горлу ее подступил комок. — Теперь уже нет никакой надежды найти их. Все пропало.

Люк заключил жену в объятия и положил ее голову к себе на плечо.

— Ты сможешь оплакать Рэнда сейчас? — спросил он. — Ты чувствуешь, что сможешь оплакать его по-настоящему?

Эти слова открыли ворота шлюза, и эмоции, так долго сдерживаемые, затопили ее и вырвались наружу неудержимым потоком слез. Она только сейчас ощутила горечь утраты, и боль стеснила ее грудь. Эта боль была так сильна, что она чувствовала ее пальцами, которыми судорожно цеплялась за рукав Люка.

Она чувствовала ее щекой, куда он поцеловал ее. Она засела и во лбу, когда Люк поправил упавший на него локон. Воспоминания нахлынули на нее, и она погрузилась в них, заливаясь слезами. Она вспомнила, как ребенком бежала за братом через сад к реке и выкрикивала его имя, умоляя ее подождать. Именно Рэнд научил ее плавать. Рэнд придумал игру под названием «Плененная индейская принцесса». Рэнд приходил к ней в спальню ночью, когда она просыпалась с криком после страшного сна. И именно Рэнд построил для нее теплицу и научил ее всему, что знал сам. Она помнила шелковистость его каштановых волос и не мола забыть дразнящий блеск его карих глаз. Она знала очертания и длину тонкого шрама на щеке, полученного от сабли янки. Она всегда ощущала рядом его надежное плечо.

И, наконец, она помнила, какой глубокой любовью любила своего брата. Боль в горле, в глазах и в сердце была невыносимой. Она была острой, жалящей и тяжелой, словно чья-то сильная рука вонзила в ее тело нож. Но какой бы ни была эта боль, она готова была вечно терпеть ее, чтобы боль не давала ей забыть о любимом брате.

Она будет жить, и она всегда будет помнить его. Люк взял жену на руки и отнес в постель. Она вцепилась в него изо всех сил, и ему пришлось приложить усилие, чтобы снять ее руки со своей шеи. Он дал ей носовой платок и накрыл ее одеялом.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с графином и стаканом. Плеснул в стакан немножко бренди и протянул Брай, она оттолкнула его руку.

— Выпей, — попросил он. Взяв стакан за донышко, он поднес его к ее губам.

Сначала Брай едва смочила губы, но потом сделала большой глоток. И сразу тепло разлилось по ее телу.

— Молодец, — похвалил Люк и допил остатки. — Тебе надо выспаться, а затем мы обо всем поговорим.

Она легла, и Люк лег с ней рядом. Ее веки опухли и покраснели от слез.

— Спасибо, — пробормотала она, засыпая.

Этого бы не случилось, если бы он не заснул. Во сне он был так же уязвим, как и Брай. Он двигался внутри ее, все еще не в силах осознать, как он туда попал. Кровать скрипела, одеяло свалилось на пол, простыни сбились в комок.

Люк открыл сонные глаза и обнаружил себя нависшим над Брай. Внутри у нее было горячо и так тесно, что он с трудом двигался в ней. Брай охотно принимала его, но ничего не делала, чтобы ему помочь.

Люк затих, спрятав лицо в густой массе ее волос. Сегодня они пахли лавандой. Брай обвила его ногами, упершись пятками ему в поясницу.

— Не стоит, Брай… — прошептал он, не поднимая головы. Но она не отпускала его, обнимая руками и ногами, и ему казалось, что он лежит в колыбели. Приподнявшись на локте, он попробовал освободиться из ее объятий. Но Брай не хотела отпускать его.

— Брай, я больше не могу…

Она притянула к себе голову Люка и поцеловала в губы. Ее язык погрузился к нему в рот, и она повторила все те движения, которым он обучал ее не так давно.

Их языки сплелись. Ее рот был влажным, горьким и сладким — сладким от выпитого бренди. Он хотел ее, хотел всегда, с самого первого дня их встречи, но что-то, чему он не мог найти объяснений, побуждало его сдерживать свои чувства.

Он поднял голову, стараясь уклониться от ее поцелуев.

— Я сделал тебе больно?

— Нет, — ответила Брай и улыбнулась, увидев, как он облегченно вздохнул.

— Ты такая тесная…

— Все в порядке. Я ведь говорила тебе, что не боюсь. Не бойся и ты.

От ее застенчивой улыбки сердце его затрепетало. Он нежно ее поцеловал.

На сей раз Брай не была пассивной. Ее тело повторяло его движения, изгибалось навстречу, и она все теснее льнула К нему. Люк своим весом давил на нее, но эта тяжесть была ей приятна. Прикрытая со всех сторон его телом, она чувствовала себя в полной безопасности.

Она целовала его плечи, покусывая разгоряченную кожу. Ее ладони гладили, изучая, твердые мышцы у него на спине. Его бедра были узкими и мускулистыми. Она пробежала рукой по его позвоночнику, затем погладила ягодицы. Застонав, он еще глубже погрузился в нее.

Блаженство разлилось по телу Брай. Она закрыла глаза и еще крепче вцепилась в его плечи. Ее тело извивалось под ним, спина выгибалась, пятки упирались в его бедра, грудь прижалась к его груди. Затвердевшие соски горели, отчего по телу ее пробегала дрожь.

Люк в последний раз изогнулся над ней, хриплым криком и содроганием тела извещая об освобождении. Некоторое время он лежал неподвижно, затем просунул руку между их слившимися телами и, глядя в лицо Брай, стал медленно поглаживать ее интимное место. И от этой ласки она получила такое же удовольствие, которое только что он получил от нее.

— Бри, — шептал он. — Милая, милая. Бри.

Брай снова не хотела отпускать его от себя. Ей хотелось продлить их близость. Сейчас он был для нее самым дорогим человеком на свете. Она решила сказать ему об этом, но он, угадав ее желание, приложил палец к ее губам.

— Утром ты опять начнешь во всем сомневаться, — проговорил он. — Но помни, что в этом нет ничего постыдного.

— Я буду помнить об этом.

Поцеловав ее в последний раз, он вышел из нее и лег рядом.

— Я не хочу, чтобы наступало утро, — прошептала она.

— Я тоже.

Утро, конечно, наступило; Оно было серым и ненастным. Брай лежала с закрытыми глазами, не решаясь посмотреть на Люка. Но любопытство пересилило, и она протянула руку, чтобы убедиться, что он рядом. Кровать была пуста. Люк исчез.

Брай вскочила с кровати и направилась в гардеробную. Мочалка и полотенце Люка были еще влажными, и это говорило о том, что он был здесь совсем недавно. Смотрел ли он на нее спящую? Трудно ли было ему ходить, не разбудив ее?

Брай посмотрела на свое отражение в зеркале над комодом. Кажется, она совсем не изменилась, если не считать румянца на щеках, блеска в глазах и слегка опухших век. Все было как всегда, и изменилось только одно: ее брат погиб, а она вернулась к жизни, чтобы до конца своих дней оплакивать его.

Элизабет Гамильтон Фостер сидела в постели, когда Брай, постучав, вошла в ее комнату. На матери были ночная рубашка и атласный халат пурпурного цвета с разбросанными по нему фигурками китайцев. Воротник и от полы рукавов были ярко-желтого цвета. Ее волосы, все еще волнистые, имели такой же каштановый оттенок, как и у ее среднего сына. На висках виднелись седые пряди, которые казались скорее серыми, чем серебряными, как несколько недель назад.

Руки, державшие чашку с чаем, слегка дрожали. Увидев дочь, Элизабет поставила чашку на столик и улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными.

— Брай, иди ко мне. Садись рядом. — Элизабет похлопала по краю постели и протянула дочери руку.

Брай осторожно села, боясь, что малейшее ее движение причинит боль худенькому телу матери.

— Мама. — Брай взяла руки матери и нежно пожала их. Глаза Элизабет наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они повисли на ресницах и побежали по щекам.

— Дай мне носовой платок, — попросила она. Брай дала платок, и Элизабет промокнула глаза и вытерла щеки.

— Ты будешь допивать чай? — спросила Брай.

— Нет. Ты уже завтракала?

— Пока нет. Я решила сначала повидаться с тобой. Вчера…

— Вчера я даже представить себе не могла, что смогу справиться с таким горем. Но вот я проснулась и все еще жива, а сына нет. — Глаза Элизабет были сейчас сухими, но лицо — таким же белым, как носовой платок. — Мне жаль, что я не могу утешить тебя, Брай. — Элизабет погладила дочь по щеке. — А как ты, дорогая? Как у тебя дела?

— Мне очень грустно, мама. Ужасно грустно.

Элизабет кивнула и отвернула край одеяла. Брай положила голову матери на колени. Элизабет гладила дочь по голове, плечам и спине, стараясь утешить ее.

— Рэнд делал то, что хотел, Брай. От этой мысли мне становится легче.

— Мне кажется, что, если бы он так не стремился найти сокровища, мы смогли бы уговорить его остаться в «Конкорде» и он бы продолжил свою исследовательскую работу.

— Ты бы его не уговорила. Вы не смогли бы управлять плантацией вдвоем. Никто из вас не пошел бы на уступки, у вас схожие темпераменты, и вы бы просто передрались.

Мать была права: Брай чуть не ударила брата в их последнюю встречу. Они опять поскандалили по поводу ее замужества и его отъезда из «Конкорда». Кроме всего прочего, существовал еще Оррин. Рэнд так и не научился жить с ним под одной крышей.

— Тебе никогда не приходило в голову, что сокровища Гамильтонов — Уотерстоунов проклятые? — спросила Брай. — Ведь никого не осталось в живых из семьи Уотерстоунов. А Рэнд — последний из Гамильтонов по мужской линии, который мог бы продолжить род и сохранить фамилию.

— Проклятые? — Элизабет откинулась на подушках и закрыла глаза. — Я всегда так думала. Твой отец часто смеялся надо мной, но не смог переубедить меня. Пока я росла, мне нравилось слушать рассказы о них. Тогда для меня это было красивой сказкой, а когда я вошла в семью, стало реальностью.

— Теперь с этим покончено, мама. По крайней мере так считает Оррин. Сокровищ больше нет, а потому и нет связанной с ним проклятой тайны.

— Брай, — Элизабет дотронулась до руки дочери, — следи за своей речью.

— Но это ведь правда? Нет ни тайны, ни сокровищ. Мы всё потеряли, так же как и Уотерстоуны. Пора покончить со всем этим. Пусть поисками занимаются другие.

— Почему это тебя так волнует? — спросила Элизабет. — Может, он здесь именно поэтому? Может, по этой причине вы и поженились?

Брай резко села и посмотрела на мать. Во рту у нее пересохло.

Элизабет протянула руку к дочери и расправила темно-фиолетовое платье на ее коленях, которое Брай надела по случаю траура.

— Оно стало узко тебе в плечах, — огорчилась Элизабет. — Осмелюсь предположить, это из-за того, что ты наверняка работала не покладая рук во время последнего урожая. У тебя сейчас плечи, как у дочери фермера. Я попрошу Адди привести к нам портниху. Тебе надо заказать новые платья. Твои уже давно вышли из моды.

— Мама, мне неприятно говорить о моде, урожае и моей фигуре. Я действительно фермерская дочь, и отец гордился бы этим.

— Я тоже горжусь тобой, Брай, — ответила Элизабет, комкая в руках носовой платок.

— Я знаю, что ты гордишься мной. Извини, если обидела тебя, но я не хочу, чтобы ты вмешивалась в мои дела. Его имя Лукас Кинкейд. Это Оррин сказал тебе о нашем браке?

— Да. Вчера. Наверное, сразу после того, как мистер Кинкейд проинформировал его об этом. — Элизабет промокнула глаза носовым платком, хотя они были сухими. — Как ты могла? Ни слова нам не сказала! Абсолютно ни единого словечка. Чарлстон расположен не на краю света, Брай. Ты могла бы послать кого-нибудь с сообщением. Мне так хотелось быть в эту минуту рядом с тобой! — Взгляд Элизабет упал на живот Брай. — Ты беременна?

— Нет! — возмутилась Брай.

— Ты не должна обижаться на меня за этот вопрос. И на других тоже. Поспешность и секретность твоего брака породили множество слухов. Я ждала, что ты приедешь ко мне, и мы могли бы обсудить все детали.

— Ты же хотела, чтобы я вышла замуж мама. Я думала, ты будешь довольна.

— Что ты знаешь об этом человеке? — Элизабет не могла заставить себя выговорить слово «муж». — Оррин сказал мне только, что это тот самый человек, которого он нанял восстановить «Конкорд». Может ли это быть правдой, Брай? Ты вышла замуж за простого рабочего?

— Люк такой же рабочий, как Микеланджело — резчик по камню.

Брай встала с постели и подошла к окну. Она отодвинула шторы и закрепила их. Комната Элизабет выходила окнами в сад. Перед мысленным взором Брай предстал изумительный ландшафтный план, который он видела на чертежах у Люка. Ей не хотелось пока говорить об этом с матерью.

— Это не имело бы значения, если бы он даже был матросом, — бросила Брай, отвернувшись от окна. — Ведь я продолжаю оставаться фермерской дочкой.

— По собственному выбору, — уточнила Элизабет. — Исключительно по собственному выбору. Ты давно могла бы уехать отсюда. После окончания войны Остин несколько раз просил твоей руки. Ты жила бы в «Хай-Пойнтс» и была бы настоящей леди. Его сестра уступила бы тебе свое место. Неужели ты так любишь «Конкорд», что не можешь с ним рас статься?

— Жить где-то еще? — прошептала Брай. — И ты это говоришь после того, как принесла себя в жертву, чтобы спасти «Хенли»? Да, «Хенли». Мы оказались бессильны, когда Оррин захотел сменить название, но это не значит, что «Хенли» не остался в наших сердцах. Почему я должна была уехать отсюда, мама, после того как ты спасла для нас «Хенли»?

Элизабет закрыла лицо руками и разрыдалась. Брай бросилась к матери и, крепко обняв, прижала ее к, себе. Она баюкала ее, гладила по голове, шепча слова любви и утешения. Убедившись, что Элизабет слышит ее, она произнесла:

— Люк хороший человек, мама. Я думаю, ты скоро сама убедишься в этом. Я не знаю, почему он женился на мне. Возможно, из-за этих сокровищ, хотя он и отрицает это. Сейчас это не имеет значения, да и никогда не имело. Я вышла за него замуж, не думая о последствиях.

Элизабет осторожно высвободилась из объятий дочери.

— Ты так сильно любишь его?

Раньше Брай испугал бы этот вопрос. Сейчас она ответила не задумываясь:

— Да. Я люблю его очень сильно. Вытри слезы, мама. Ты будешь выходить сегодня из комнаты?

Элизабет покачала головой.

— Хорошо. Тогда я принесу свой завтрак сюда.

— Тебе не хочется быть вместе со своим мужем?

— Люк уже позавтракал и отправился на стройку. Когда почувствуешь себя лучше, я покажу тебе то, что он уже сделал. Оррин принял правильное решение, наняв Люка, несмотря на то что я возражала. Он говорил тебе об этом?

— Говорил. — Элизабет внимательно вгляделась в лицо Брай, но не увидела там ничего, что бы вызвало ее подозрения — Я хотела вернуться немедленно, когда узнала, что вы с мистером Кйнкейдом будете жить в одном доме. Я говорила Оррину, что он поступил плохо. Я надеялась, что он будет жить в гостевом доме. Но Адди сказала мне, что он живет здесь.

— Да. Но ведь все шло хорошо. Разве Адди не говорила тебе об этом?

Элизабет решила не подвергать дочь дальнейшей критике.

— Иди за своим завтраком. Я заранее предупредила Адди, что не хочу ничего, кроме чая, а сейчас у меня вдруг появился аппетит. Принеси мне что-нибудь легкое. Ты знаешь, что я люблю.

Вскоре Брай вернулась в спальню матери и обнаружила, что Элизабет сидит за столиком рядом с камином. Слуга разжег в нем несильный огонь, которого было вполне достаточно, чтобы прогреть комнату и вернуть тепло и цвет на впалые щеки матери.

Брай поставила поднос на стол. На завтрак были горячие лепешки, овсяная каша и маленькие сосиски. Комнату наполнил аромат горячего кофе.

— Тебе не кажется, Брай, что это не легкий завтрак? — спросила Элизабет, оглядывая стол.

— Мне кажется, это то, что ты любишь, мама. Съешь столько, сколько сможешь. — Брай отрезала себе кусочек лепешки и полила его сиропом. — Рэнд любил горячие лепешки. Ему всегда хотелось иметь на корабле такого повара, как Элси.

— Он выкрал бы ее из «Конкорда», если бы Джеб тоже пожелал уехать, — улыбнулась Элизабет. — Слава Богу, у него хватило ума остаться здесь.

— Боюсь, что его удержала здесь морская болезнь, мама, — сухо заметила Брай. — Что пишут газеты?

— Там не приводятся детали. По крайней мере я не нашла их там и знаю только то, что мне рассказали. Я была в шоке что корабль разбился. Будет лучше, если ты спросишь об этом Оррина. Он наводил справки.

— Можно ли ему доверять?

— Брай, я знаю, что ты не любишь его, но он твой отчим. Мне бы хотелось, чтобы ты относилась к нему с большим уважением.

Это был старый довод, обсуждать который Брай сейчас не хотела.

— Хорошо, — ответила она, — я поговорю с ним, но сначала расскажи мне, что ты знаешь об этом. Это случилось у мыса Горн?

Элизабет кивнула:

— Обычно Рэнд описывал эти воды как вероломные. Высокие волны, частые штормы. Корабль развалился на части и пошел ко дну.

— А тела? Их опознали?

— Я не знаю. Было найдено носовое украшение… трехглавый пес.

— Хорошо, мама. Я поняла. Многие знали, что эта деталь служила украшением корабля Рэнда. А что известно о Клер? Мертвая женщина среди погибших членов команды была бы обязательно замечена.

— О ней я ничего не слышала. Но, Брай, не забывай, что Рэнд мог возвращаться без нее.

— Мы должны известить о несчастье ее дедушку в Лондоне. Он должен узнать об этом от нас.

— Да, ты права. Я поговорю с Оррином, и мы решим, как лучше это сделать. В газете должно появиться сообщение. Может, ты пошлешь кого-нибудь в Чарлстон купить несколько номеров? Как зовут дедушку Клер?

— Эван Маркем. Герцог… — Брай нахмурилась, вспоминая, — какого-то графства. Я постараюсь вспомнить. Наши соседи-плантаторы вернутся из Чарлстона лишь через несколько недель. Ты будешь заказывать службу по Рэнду? Я думаю, что мы с Люком официально объявим о нашем браке в ноябре, хотя все и без нас узнают об этом.

Элизабет была вынуждена согласиться. Устраивать прием по случаю бракосочетания Брай и Люка было бы сейчас неуместно. Однако ее беспокоила репутация дочери.

— Придумаем что-нибудь, — проговорила она. Брай хотелось отговорить мать от этой затеи, но она знала, что та все равно поступит по-своему.

В дверь громко постучали; мать и дочь повернули головы.

— Войдите! — крикнула Элизабет. В комнату вошел Люк.

— Люк! — Брай поспешила ему навстречу и встала на цыпочки, подставляя губы для поцелуя. Губы Люка были холодными, такими же, как и его глаза.

— Это мой муж, мама. Лукас Кинкейд. Люк, это моя мать;

Люк слегка склонил голову, но подходить к Элизабет не стал.

— Рад познакомиться с вами, — вежливо произнес он и повернулся к Брай: — Мне надо срочно с тобой поговорить.

— Но…

— Срочно.

— Хорошо. Извини, мама. — Брай вышла с Люком в коридор и закрыла дверь. — Что ты себе позволяешь?..

— Сегодня утром твой отчим решил прогуляться по плантации. Он натолкнулся на дома, которые мы недавно отремонтировали. Теперь он в курсе дела, что случилось в его отсутствие.

Глава 11

— Оррин посетил дома арендаторов? — не поверила Брай. — Сегодня утром? Как это могло случиться? Он никогда не ходил на фермы, даже тогда, когда я просила его об этом. К тому же он не встает раньше десяти.

— Кажется, он вообще не ложился спать.

Брай помассировала виски.

— Он пьян? — спросила она.

— Он пил с той минуты; как приехал. Тебе лучше знать пьян ли он.

— Как ты узнал, что он был на фермах?

— Я встретил его, когда он возвращался. Он пригласил меня в свой кабинет и учинил форменный допрос по поводу ремонта. Я взял всю ответственность на себя.

— Люк! — Руки Брай сжались в кулаки. — Тебе не следовало этого делать. Оррин воюет со мной, а не с тобой.

— Так не должно быть. Я рассказал тебе все это для того чтобы ты ничего не сочиняла, когда он станет задавать тебе те же вопросы. Скажи ему правду.

— Правду?

Люк кивнул. Он повел ее по коридору, подальше от комнаты матери, и, остановившись, прислонил к деревянной стенной панели. Упершись руками в стену так, что она оказалась в кольце его рук, он наклонился к ней.

— Ты знаешь, где мне хотелось бы сейчас оказаться? — спросил он нежным, слегка охрипшим голосом.

Сглотнув, Брай покачала головой. Его серые глаза притягивали ее к себе. Ей хотелось утонуть в их глубине.

— Люк, это ведь не…

Он приложил палец к ее губам.

— Возможно, это своего рода намек.

— Намек?

Склонившись, Люк поцеловал ее долгим поцелуем.

— Ты хочешь трахнуть ее прямо здесь?

Услышав голос отчима, Брай вздрогнула и оттолкнула себя Люка.

Он выпрямился, но перед этим не отказал себе в удовольствии поцеловать ее в щеку.

— Следуй моему совету, — шепнул он. Оррин засопел, и в этом сопении слышались отвращение и раздражение.

— У тебя есть стыд, дочь? Твой брат погиб совсем недавно. Сейчас у нас траур. Если уж ты так распалила Кинкейда, что он не может терпеть, поимей совесть, уведи его в спальню.

У Брай перехватило дыхание, и ее щеки покрылись румянцем.

— Замолчи, Оррин, — угрожающе произнес Люк.

— Я разговариваю не с тобой. Наши дела тебя не касаются.

— Ты разговариваешь с моей женой. Все, что касается ее, касается и меня.

— Она не нуждается в твоей защите. Она сама знает, что делать и говорить. Скажи ему, Брай.

Брай оглядела красное лицо Оррина и его мятую одежду. Он стоял, прислонившись плечом к стене. Она видела, что он едва держится на ногах.

— Ты пьян, Оррин, — процедила она. — И я не вижу необходимости разговаривать с тобой сейчас. — Краем глаза она видела, как задрожал подбородок отчима. Она вспомнила совет Люка. — Я ценю, что муж встал на мою защиту, и могу это только приветствовать.

Не спуская глаз с Брай, Оррин кивнул в Сторону Люка:

— Он сказал тебе, что я был на фермах?

— Да.

— И что ты об этом думаешь?

— Брай думает, что этот разговор может подождать до тех пор, пока ты не протрезвеешь, — ответил за нее Люк.

Внимание Оррина сразу переключилось на Люка, и он разразился громким смехом.

— Уж не считаешь ли ты, что несколько стаканов бурбона лишили меня здравого смысла? Он только проясняет мозги, Кинкейд. У меня в голове полная ясность, и я знаю, что она приложила свои прекрасные ручки к этому делу.

— Ты, похоже, не расслышал, что я сказал тебе внизу. Я предложил тебе продать снятые с этого дома материалы испольщикам. Некоторые из них заплатят наличными. Другие примут участие в ремонте этого дома, чтобы отработать свой долг. Они отработают за каждую доску, каждый гвоздь, каждый кирпич. Ты заработаешь на материале, который можно было бы выбросить на свалку. Что же касается некоторых новых материалов, хотя их не так уж и много, то и здесь ты получаешь выгоду. У меня все это отражено в бухгалтерских книгах, и ты можешь их просмотреть.

— И просмотрю, будь я проклят! Я не дурак, и тебе не провести меня, Кинкейд! Лучше признайся сам, а то тебе не поздоровится. Я сумею найти подтирки на каждой странице, учти! Я знаю, как следует вести счета и заполнять бухгалтерские книги.

Если бы Брай не стояла так близко к Люку, она бы не заметила, что при этих словах он напрягся. Она взяла его под руку, отвлекая внимание Оррина на себя.

— Ты знаешь мое отношение к неграм. Я не желаю делать для них слишком много, — бушевал Оррин.

— Это не было актом благотворительности, — ответила Брай. — Ни один здравомыслящий человек не назовет тебя добрым. У тебя все? — нетерпеливо спросила она.

— Думаю, тебе пришлось заставить ее пошире раздвинуть ноги, прежде чем ты решил принять всю вину на себя, — ехидно произнес Оррин, повернувшись к Люку.

Брай даже не вздрогнула от его грубости и, когда Люк шагнул к нему, повисла на его руке.

— Нет! — вскрикнула она. — Не надо!

Самодовольно улыбаясь, Оррин оттолкнулся от стены. Он стоял, слегка пошатываясь, но все-таки сохранял равновесие.

— Положите гроссбух на мой стол, — приказал он, проходя мимо них. Вдруг он обернулся и посмотрел на Люка: — Мой тебе совет: держи ее в руках. Она сделает тебя своим цепным псом, если ты сам не посадишь ее на цепь.

Брай держала мужа за руку, пока не услышала, как Оррин вошел в свой кабинет.

— Люк, с тобой все в порядке? — тревожно спросила она. Люк был в таком состоянии, что не смог ответить сразу. Наконец он утвердительно кивнул. Брай развернула его к себе и застыла пораженная. Ей и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь увидит на его лице такое странное выражение. Она ожидала увидеть огорчение, ярость, все, что угодно, но сейчас ни одно из этих определений не подходило. В его лице было что-то зловещее.

— Люк. — Она потянула его за рукав.

Его взгляд наконец остановился на ее лице, и он погладил ее по щеке.

— Нам нельзя здесь разговаривать, — шепнул он. — Встретимся в беседке через час.

— Хорошо, — ответила она, но не сдвинулась с места. Его теплая ладонь лежала у нее на щеке, и Брай прижалась к этой ладони. Наклонившись, он поцеловал ее в губы.

— Через час, — повторил он.

Он направился к лестнице, но, прежде чем спуститься, остановился и оглянулся. Брай смотрела ему вслед.

— Не бойся. Бри, — улыбнулся он. — И извинись за меня перед своей матерью.

Через час начал моросить дождь. Брай, подняв юбки, осторожно пробиралась к беседке, глядя себе под ноги. Вдруг сильные руки подняли ее, и она оказалась в объятиях Люка. Он усадил ее на скамью, продолжая держать за талию.

— Лишилась дара речи? — хмыкнул он, видя, что она удивленно смотрит на него.

— Нет. Неужели ты думаешь, что замужество лишило меня возможности передвигаться самостоятельно?

— Идет дождь, — пожал он плечами. — А ты оказалась на моем пути.

— Значит, я должна поблагодарить тебя, что ты меня не затоптал?

Он усмехнулся и прислонился лбом к ее лбу.

— Тебе определенно повезло. — Он поцеловал ее в нос и распрямился.

Дождь усилился, и крыша беседки начала протекать. Тяжелые капли упали на его голову и плечи. Одна из них повисла на кончике носа Брай. Он смахнул ее.

— Давай найдем место посуше, — предложил Люк. Они пересели на другую скамью. Устраиваясь поудобнее, Брай случайно подняла голову и заметила движение в одном из окон. Кто-то закрывает его из-за дождя? Брай повернулась к Люку и встретила его внимательный взгляд. Интуиция подсказала ей, о чем он сейчас думает. т

— Укромное местечко, правда? — спросила она. — А ты знаешь, что кто-то наблюдал за нами из окна, когда ты нес меня сюда на руках?

— Мне это доставило огромное удовольствие.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Но это правда. Я знаю, что там кто-то был. Уверен, что это Оррин.

— Это комната моей матери.

— И все же там был Оррин.

— Пусть так. А раньше? Когда мы были в холле и ты целовал меня? Оррин наткнулся на нас. Тогда я подумала, что это произошло случайно, а сейчас подумала, что ты слышал его шаги на лестнице. Это тоже был «момент украдкой»?

— Да. И все же я сказал тебе правду. Мне действительно доставляет удовольствие тебя целовать.

Сложив руки на коленях, Брай смотрела на них, раскачиваясь взад-вперед.

— Брай.

Она подняла голову. Каких слов он от нее ждет?

— Это совсем не то, что я ожидала, — проговорила она наконец. — Когда мы репетировали — это одно дело, но сейчас, когда… — Голос ее сорвался, и она беспомощно пожала Плечами.

— Последняя ночь все изменила. — Люк предлагал ей свой вариант, но она его отвергла.

— Нет! — Брай сердито зыркнула на него. — Нет, — повторила она снова, теперь уже более мягким тоном, стараясь сохранить спокойствие. — Что могло измениться? Для тебя что-нибудь изменилось?

— Нет! — заявил он с такой искренностью, что невозможно было усомниться, что он говорит правду. — Для меня ничего не изменилось, Брай. — Люк наблюдал за выражением ее лица. Она была обижена и смущена.

Слова, которые могли бы доставить ей удовольствие, вертелись у него на языке, но так и не сорвались с него. Он проглотил их вместе с непривычной болью в сердце.

Брай вздернула подбородок. В ее сапфировых глазах была озабоченность.

— Правда ли то, что ты сказал Оррину? — спросила она. — Ты можешь отчитаться за все материалы и привести доказательства, что он получит от этого выгоду?

— Да.

— Каким образом?

— Я начал вести бухгалтерский учет расходов и платежей сразу же после того, как понял, что случилось с моими запасами стройматериалов. Я знал, что ты не захочешь принимать от меня помощь, но не мог рисковать. У меня было мало времени, чтобы как-то скрыть ремонт в домах арендаторов. Я сделал все, что мог, и люди, работающие на меня, помогли мне в этом. Но нам не удалось довести дело до конца. Я надеялся, что у меня в запасе есть еще неделя.

— Мой отчим никогда не проявлял интереса к фермерам и их домам. Никогда, Люк. Я не отказывалась от твоей помощи. Я просто думала, что она не потребуется. — Брай передернула плечами. — О Господи! Как я могла быть такой самоуверенной! Вот мы и попали в беду. Я так была увлечена тобой, что не замечала ничего вокруг. А теперь Оррин все знает.

— Он только думает, что знает, — уточнил Люк. — Счета приведут его к другому заключению.

— Но смогут ли они его убедить?

— Надеюсь, что да. У меня есть некоторый опыт в бухгалтерии. У моей матери… — Люк запнулся, колеблясь, — был пансионер. Он взял меня к себе учеником. Я работал на него все лето, пока школа была закрыта. Я не претендую на роль большого эксперта в этой области, к тому же не знаю, насколько сам Оррин в этом разбирается.

Брай вспомнила реакцию Люка на слова Оррина и сказала ему об этом.

— Я был удивлен.

— Нет, это было не просто удивление. Там было что-то еще. Словно это дело для тебя чрезвычайно важно.

— Разумеется, для меня это важно. Я подсунул фальшивые счета человеку, который утверждает, что ему ничего не стоит уличить меня во лжи. Мне пришлось все это делать очень быстро, чтобы успеть до того, как он начнет просматривать счета.

— Ты врешь мне. — Брай подозрительно смотрела на него. — Только не надо ничего объяснять! Я этого не требую. Значит, у тебя были свои причины.

Люк промолчал. Он не мог сказать ей правду и не хотел добавлять новую ложь к той, что была уже сказана. Она была права в том, что бухгалтерский талант Оррина представлял для него особый интерес.

Брай прислонилась к перилам беседки.

— Похоже, нам остается только ждать, как будут развиваться события дальше. Если Оррина удовлетворит твой отчет, нас всех могут ожидать несколько последствий.

— Ты хотела сказать — никаких последствий?

— Несколько, — повторила она. — Это будет своего рода местью. Оррин не поверит ни в твою, ни в мою невиновность. Он решит, что мы его перехитрили, и будет жаждать крови.

— Я принимал это во внимание, но надеялся, что ошибся.

— Ты не ошибся.

Люк почувствовал, что Брай дрожит.

— Хочешь мой сюртук?

— Нет, спасибо. Я дрожу не от холода.

— Тогда мою руку?

— Да.

Люк положил руку на перила на уровне ее плеча, и Брай прижалась к ней. Вместе им было очень уютно. Что-то связывало их. Они сидели молча, боясь нарушить тишину, а когда заговорили, то оба одновременно.

— Говори первым, — предложила Брай. — Я еще не сформулировала свою мысль.

— В том, что я собираюсь сказать, нет ничего приятного, — предупредил он.

— Выкладывай быстрее.

— Я задавался вопросом, почему твой отчим решил прогуляться по плантации, если делать это не в его правилах. К тому же надо принять во внимание, что он отправился туда немедленно по возвращении в «Конкорд». Если отбросить случайность, то этому может быть только одно объяснение: кто-то донес ему о том, что произошло здесь в pro отсутствие.

— Я склоняюсь к такому же выводу, но мне не хочется в это верить.

— Понимаю. В такое поверить трудно. А у тебя нет предположений, кто это может быть?

— Нет. Мне даже больно думать об этом.

Люк стал перечислять возможных подозреваемых: Джеб, Дади, Марта, Элси. Еще были Тед со своими друзьями-конюхами и бригада, работавшая в доме. К ним можно добавить и испольщиков, чьи дома они ремонтировали. Джон Уитни. Любой из них мог доложить Оррину. Но с таким же успехом им можно было доверять. Люк понимал, почему Брай было трудно поверить в предательство.

— Джеб? — спросил, не выдержав, Люк.

— Нет. Ему пришлось бы предавать всю свою семью. Вы ведь отремонтировали дома и двух его дочерей. Элси промолчит по той же причине.

— Марта? Возможно, она завидует своим сестрам?

— Она счастлива за них.

— Адди.

— Она презирает Оррина. Она никогда не будет ему доносить.

Люк назвал помощницу Элси по кухне и девочку, которая время от времени помогала Марте со стиркой. Брай тут же отвергла их кандидатуры. Точно так же она отмела предательство Теда и других конюхов. Она полагала, что рабочим также можно доверять, и не могла себе представить, чтобы кто-то из тех, чьи дома они отремонтировали, могли выдать ее Оррину. И меньше всего — Джон.

— И все же кто-то ведь донес Оррину! Как бы тебе ни было тяжело это сознавать, но это так.

— Но почему именно сейчас? — удивилась она.

— Осмелюсь предположить, что это уже не в первый раз. Ты лучше знаешь своего отчима. Подумай о том времени, когда Оррина не было в «Конкорде». Что происходило, когда он возвращался?

Брай задумалась,

— Я никогда не совершала ничего столь же грандиозного, как ремонт этих домов, но однажды я утаила немного денег от дохода, и он обнаружил это.

— Сразу?

— Нет. Через несколько недель после того, как приехал домой. Но я поступила очень глупо, Люк. Оррин всегда пытался разузнать тайну Гамильтонов. Ему кажется, что сокровища спрятаны где-то здесь. Я должна была предвидеть, что он найдет мой тайник.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Во время одного малярийного сезона я организовала школу для детей арендаторов.

— И что с ней случилось?

— Клан. Слава Богу, никто не пострадал, но однажды ночью прискакала дюжина всадников и сожгла старую хижину, где я учила детей. Мне ее не жаль. Жаль учебников, карт и прочих школьных принадлежностей, которые действительно представляли ценность.

— Ты подозреваешь, что Оррин предупредил кого-то из Клана?

— Да, но я никогда не могла себе представить, что кто-то из наших может предупредить Оррина. Я просто предположила, что он сам случайно обнаружил мои деньги, и решила быть более осторожной. До твоего приезда я никогда не развивала кипучей деятельности и с подозрением относилась к новым людям. Я сама тщательно подбирала тебе бригаду рабочих. Для меня было важно, чтобы они были профессионалами. Кажется, я подвергала их опасности. Если с ними что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.

— Нет ничего проще, чем обвинять себя, Брай. Подождем, что скажет Оррин по поводу счетов. Тогда и придумаем, как защищаться.

— Я не хочу вовлекать тебя во все это, — нахмурилась она.

— Я сам себя вовлек.

— Чтобы помочь мне.

— Не только. У меня в этом есть свой интерес.

Брай не стала уточнять, что это за интерес, а Люк не счел нужным объясниться. По молчаливому согласию они перестали обсуждать свои проблемы и просто сидели, слушая шум дождя и наслаждаясь обществом друг друга.

Брай казалось, что после всего, что произошло с ними предыдущей ночью, она не сможет спать в одной комнате с Люком. Но пока она старалась не думать об этом.

Когда она вышла из гардеробной, Люк уже уютно устроился в самом центре постели, и теперь не имело значения, с какой стороны кровати она ляжет — Люк все равно в ней останется.

С улыбкой глядя на нее, он похлопал руками по обеим сторонам и произнес:

— Готов лечь, куда прикажешь.

— Думаю, на пол ты не готов перебраться? — проронила она.

— Ты этого хочешь?

«Хочу ли я? — спросила она себя честно и ответила: — Нет». Она хотела быть с ним в одной комнате и в одной постели.

— Я лягу справа.

Люк кивнул и поднял одеяло. Брай обошла кровать и легла рядом с ним. На ней была белая ночная рубашка с бледно-желтыми ленточками, стягивающими ворот. Перед тем как загасить лампу, Люк успел заметить желтый бантик, поэтому, без труда найдя его в темноте, потянул за ленту, и бант развязался.

Брай удивленно смотрела на него. Опершись на локоть, он наблюдал за ней.

— Неужели ты думала, что я не захочу тебя снова? — спросил он. — Когда днем ты уснула в беседке, я пожалел, что это не случилось здесь.

Брай вспомнила, что она проснулась, когда дождь кончился. Ее голова лежала у Люка на коленях. Он накрыл ее своим сюртуком и осторожно перебирал ей волосы, вынув гребни из слоновой кости и шпильки и отложив их в сторону. Он помог ей поправить прическу, прежде чем они направились к дому. В награду он не потребовал от нее поцелуя, и Брай решила, что причина заключается в том, что в данный момент за ними никто не наблюдает. Она огорчилась, что он не поцеловал ее.

— Если хочешь, скажи «нет», Брай. — Он растянул ворот ее рубашки и спустил с одного плеча. — Даже представить себе не могу, что я сделаю, если ты скажешь «нет».

Брай замурлыкала от удовольствия, когда его губы прижались к ее шее.

— Я брошусь в реку, — пообещал он с угрозой.

— Ты хороший пловец, Люк, и вряд ли утонешь.

Поцеловав ее в ушко, он ответил:

— Я бы не стал кончать жизнь самоубийством. Просто постарался бы привлечь твое внимание.

— Все мое внимание и так принадлежит тебе. — Брай взяла в руки его лицо. — Я не собираюсь говорить «нет». — И нежно поцеловала его.

Он пробормотал что-то, когда ее губы прикоснулись к его губам. Руки ее обвились вокруг его шеи, сцепившись в замок. Она посасывала его губы, осторожно раздвигая их. Ее язык играл с его языком, поглаживая, сплетаясь и втягивая в себя. Никто сейчас не наблюдал за ними. Этот поцелуй был ради них самих. Она мечтала о таком поцелуе, но не представляла, как много он для нее значит.

Отпустив шею Люка, она погладила его мускулистую спину. Ее пальцы скользнули под резинку его подштанников. Издав тихий стон, он языком пощекотал ей губы, шею, вызвав у нее тихий смех. Она вскрикнула, когда его рот коснулся ее груди.

Через ткань рубашки он ласкал ее сосок. Брай извивалась под ним, вцепившись в его волосы. Когда его зубы прикусили сосок, она дернула его за волосы.

— Ты хочешь снять с меня скальп? — засмеялся Люк. Брай разжала пальцы и, покраснев, отвела взгляд. Взяв в ладони ее лицо. Люк повернул его к себе, стал целовать ее брови, нос, губы…

— Давай избавимся от этой рубашки, — предложил он. — Ради того чтобы ощутить твою обнаженную грудь, я готов пожертвовать своими волосами. Ты можешь вырвать их все

— Ты говоришь ужасные вещи, — проворчала Брай. Люк стянул с нее рубашку и отбросил ее в сторону. Брай попыталась прикрыть грудь, но он перехватил ее руки.

— Когда-нибудь мы займемся этим в дневное время. Возможно, у реки, в тени раскидистых сосен. Там будет достаточно солнца, чтобы твоя кожа загорела, а я бы смог полюбоваться каждым изгибом твоего тела.

— Ты сумасшедший.

— Я полон надежды.

В ответ Брай только покачала головой; Она позволила уложить себя на спину, и Люк накрыл ее своим телом. Его рот посасывал ее сосок, пока тот не затвердел. По телу пробегали волны блаженства.

Ее пальцы вцепились в простыни, когда губы Люка остановились в ложбинке между ее грудями. Она еще крепче сжала простыни в руках, когда его голова сдвинулась ниже и он пробежал языком по ее ребрам и добрался до плоского живота.

Брай прерывисто вздохнула. Ей стало казаться, что ее кожа натянулась от прикосновений его горячих губ. Люк подвел руки ей под ягодицы, приподнял их и стал целовать треугольник темно-рыжих волос. Его тело сотряслось от возрастающего желания.

— Люк?

Он, раздвинув ей ноги, губами и языком ласкал складки ее интимного места.

— Люк! — Пятки Брай вдавились в матрас, и она попыталась оттолкнуть его. — Нет! Я не могу! Что ты…

Он передвинулся вверх и лег на нее, перенеся часть веса на локоть. Его твердая, налитая кровью плоть уперлась ей в живот.

— Не двигайся, — прошептал он охрипшим голосом.

— Я не хочу.

— Я знаю. — Он тяжело дышал. — Я знаю, — повторил он, закрыв глаза. — Прости. Я не подумал о тебе и о том, к чему ты готова и чего хочешь.

— Это две разные вещи.

— Быть готовым к чему-то и хотеть этого. Это совсем разное. Ты должен был предупредить меня о своих намерениях.

— Может, мы оставим это на следующий раз? — предложил он.

— Как хочешь.

— Хорошо. — Отпустив ее, он попытался подтянуть подштанники. Восставшая плоть мешала ему это сделать. Брай тихо рассмеялась.

— Позволь мне помочь тебе. — Волосы ее упали ему на живот, когда она приступила к выполнению трудной задачи. Наконец она справилась с резинкой и подняла к нему улыбающееся лицо. — В следующий раз вместо резинки мы используем шелковую ленточку. С ней будет гораздо проще.

В ответ Люк только выгнул бровь. Поймав его свирепый взгляд, Брай попыталась отодвинуться от него, но он не отпустил ее от себя. Он готов был приковать жену к постели.

Она притянула Люка к себе и начала целовать его лицо и шею. Ее язык сделал широкий круг вокруг его ключицы. Он уложил ее на спину и накрыл своим телом. Она раздвинула ноги и, согнув колени, обхватила его поясницу.

Брай изучала его лицо, тяжелую челюсть, пульсирующую жилку на виске, пронзительный взгляд серых глаз, неотрывно смотревших на нее.

Он вошел в нее, и его тело напряглось, приспосабливаясь к ее ритму.

— Ведь так хорошо? — спросил он. — Скажи мне — хорошо?

Он начал двигаться внутри ее, все время ускоряя темп и проникая все глубже. Тело Брай стремилось ему навстречу каждый раз, когда он углублялся в нее. В их движениях было что-то неистовое. Необузданная страсть. Жар соединившихся тел. Твердые мускулы его спины играли под ее пальцами. Ее пятки упирались ему в бедра. На теле выступил пот. Кожа горела.

Бедра Люка вздымались и опадали над ней, кожа стала ей тесна, как бывает тесна одежда. Освобождение приближалось. Его тело содрогнулось, из горла вырвался хриплый крик, руки еще крепче сжали Брай, но через несколько мгновений разжались. Он уткнулся лицом в ее шею.

Брай погладила его по голове. Ей было тепло и уютно в его объятиях, и она не торопилась его отпускать.

— Я раздавил тебя? — спросил он. Брай покачала головой. — Ты даже говорить не можешь.

— Я просто не хочу говорить.

— Тогда, может, позволишь сказать мне?

Приблизив губы к ее уху, он рассказал ей о своих намерениях.

Брай проснулась в объятиях Люка и посмотрела на него. Он лежал на боку. Прядь волос упала ему на лоб, и сейчас его лицо казалось более молодым, чем было на самом деле.

Когда Люк открыл глаза, Брай высказала вслух первую пришедшую ей в голову мысль:

— Я даже не знаю, сколько тебе лет.

— Тридцать один год.

— Возраст Рэнда, — вздохнула она, и сердце ее сжалось от боли. Она тяжело сглотнула.

— Поплачь, если хочешь. Бри.

— Я не хочу. Во всяком случае, не сейчас. Я разбудила тебя?

— Нет. — Он посмотрел на висевшие над камином часы. — Мы спали меньше часа.

— Ты был таким же солдатом, как и Рэнд?

— А кем был он? Офицером?

— Да. Служил в кавалерии.

— Ну а я не был офицером.

— Где же ты служил?

— Везде, где во мне нуждались.

— Ты не хочешь говорить об этом?

— Я служил там, куда меня посылали. Я был инженером, Брай. Я строил железнодорожные мосты, чтобы армии и оружие продвигались вперед как можно быстрее. Если мосты захватывала другая сторона — южане, — я взрывал их.

— Ты пошел добровольцем?

— Я предпочел выбирать сам. Это лучше, чем получить назначение.

— Рэнд не любил говорить о войне.

— Он был добровольцем?

— Да. Так же как Шелби и мой отец. Дэвид тоже пошел бы, но мы нуждались в нем здесь. Этого Люк и ожидал.

— Я был призывником, Брай. Первые два года войны я еще учился в школе. В июле 1863 года я оказался в Нью-Йорке, где навещал мать и тетушек. В самом начале марта конгресс начал составлять списки призывников, В это лето колесо лотереи закрутилось во всех районах, и призывной комитет объявил набор мужчин на военную службу. Население было весьма недовольно этим. За триста долларов у тебя могли найти любую болячку и выдать белый билет. Но это только для богатеев, а бедным пришлось идти на войну.

— К какой категории принадлежал ты?

— Я был бедным, но друг моей матери предложил за меня заплатить.

— Ее пансионер?

Люк не понял сразу и нахмурился:

— Пансионер?

— Да. Тот человек, который учил тебя бухгалтерии.

Лицо Люка прояснилось.

— Да, именно он. Он очень хорошо к нам относился. Я знаю, что моя мать просила за меня.

— И ты не отказался от его предложения?

— Нет. — Люк видел, что Брай старается задавать вопросы равнодушным тоном, но у нее это плохо получалось.

— Я и не ждал, что ты это одобришь, — вздохнул Люк. — Свобода обошлась мне гораздо дороже, чем три сотни баксов. Я узнал, что никакие права человека не смогут мне дать ответа, из-за чего я должен рисковать своей жизнью.

Брай помолчала.

— Мой отец, Шелби и даже Рэнд… они так рвались на двоенную службу, что мне трудно понять, почему ты поступил иначе.

— Они были убеждены, что сражаются за правое дело

Брай непонимающе покачала головой.

— Я не был одинок в этом. Бри, хотя у каждого были свои причины. В тот июль в городе не раз возникали мятежи. Тысячи мужчин принимали в них участие. Они начались с протеста против призыва, а закончились кровавой схваткой. Телеграфные провода были обрезаны. Транспорт не ходил. Вербовщиков убивали или сжигали. Дома грабили. Мятежники избивали полицейских железными прутьями, дубинками и камнями. Люди забирались на крыши, чтобы оттуда сбрасывать камни на головы полицейских. Это продолжалось много дней.

Были подняты войска. Два вооруженных корабля стояли в Гудзоне и Ист-Ривер, чтобы защитить банки от разграбления. Баррикады, подобные тем, что строились в Париже во время французской революции, перекрыли все улицы. Сражался каждый дом, каждый человек.

В какой-то момент толпа стала избивать негров. Христианский приют для цветных был атакован и сожжен. Двум сотням детей удалось убежать, пока тысячи мятежников штурмовали главный вход. На улицах ловили цветных мужчин и женщин, их били, а чаще убивали.

Брай содрогнулась.

— Ты хочешь знать, был ли я одним из них? — спросил Люк.

— Мне даже в голову не приходило, что ты мог оказаться одним из них, — тихо ответила Брай. — Я только пытаюсь представить, какой там был ужас.

— В конце концов мятеж был подавлен и город поставлен на колени. Что случилось дальше, не поддается описанию.

Люк лег на спину и уставился в потолок, рассмеявшись сухим, хриплым смехом.

— Ты, наверное, удивляешься, как нам удалось выиграть войну? Я могу высказать тебе только собственные соображения. Причиной тому было не наше желание, а его полное отсутствие. Мы хотели, чтобы все поскорее закончилось.

— Именно по этой причине ты и пошел в добровольцы? Тебе хотелось поскорее покончить с этим?

— Да. Частично. Пойми меня правильно, Брай. Я всегда считал важным сохранение Соединенных Штатов, но во время мятежа я решил не рисковать своей жизнью. Двенадцать тысяч людей были убиты во время уличных боев — и ради чего? Месяц спустя вербовка продолжалась, и никто не посмел протестовать. За меня уже была внесена плата, поэтому я мог избежать воинской службы. Таковы были правила. Но я сделал собственный выбор. Возможно, тебе покажется смешным, но это было крайне важно для меня самого. Я боролся за свою свободу.

— И ты ее получил? — спросила Брай.

— Я не знаю. Хочется верить, что получил, пусть даже в малой степени.

— А почему ты поступил в инженерные войска?

— Потому что я знал эту работу. Я не меткий стрелок, но я умею взрывать мосты. Ты считаешь меня трусом, Брай?

— Нет!

— Но когда я тебе сказал, что согласился за плату уклониться от военной службы…

— Я не понимала. Я думала…

— …что я трус, — закончил за нее Люк. — Все правильно. Я и сам думал над этим. Каждый человек задумывается, какой путь выбрать, когда сталкивается с подобным выбором.

— Ты должен ходить с высоко поднятой головой, Люк. Ты поступил, как тебе подсказала совесть. Разве имею я право судить тебя?

— Ты должна судить обо мне по моим поступкам. Они говорят сами за себя.

— Мое мнение так важно для тебя. Люк?

Люк задумался. Каким бы ни было ее мнение, сам он никогда не изменит своего, но он хотел быть уверен, что она всегда будет на его стороне.

— Да, — ответил он, наконец. — Важно.

В его ответе прозвучала убежденность, и это ее тронуло. Брай открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но Люк остановил ее:

— Давай спать, Бри.

Она улыбнулась: он всегда знал, когда остановить, чтобы она не сморозила какую-нибудь глупость.

— Ты обещал, что постараешься никогда не раздражаться — прошептала она.

Люк тихо рассмеялся. Он заснул только после того, как услышал ровное дыхание своей жены.

Прошло три дня, и наконец Оррин вызвал Люка и Брай к себе в кабинет и заявил, что счета в их бухгалтерских книгах в полном порядке. Он сообщил им эту новость рано утром, как только поднялся и еще не успел сделать ни одного глотка спиртного. Тон Оррина был вежливым, поведение дружелюбным. Он поздравил Люка с качественной работой и с тем, что тот сумел извлечь выгоду из старых досок и шифера, которые могли бы просто отправить на свалку, Оррин делал вид, что не замечает Брай. У нее создалось впечатление, что отчиму было очень важно похвалить Люка в ее присутствии.

Странность этой аудиенции не давала ей покоя. Она без конца анализировала ее и наконец пришла к выводу, о котором позже сообщила Люку;

— Он ничего не забыл и не простил. Тебе надо подумать, как отблагодарить его за его любезность.

Люк подумал и в этот же вечер пригласил Оррина сыграть в карты. Он сознательно позволил Оррину выиграть у него в этот вечер и в три последующих. Только на пятый день он стал потихоньку отыгрываться.

В начале ноября плантаторы и их семьи начали возвращаться на свои плантации. Они приезжали из своих летних домов, расположенных в верховьях Купер-Ривер, и с островов, протянувшихся вдоль побережья. За ними двигались целые караваны повозок с багажом. Некоторые семьи по дороге домой останавливались в «Конкорде», чтобы немного отдохнуть и развлечься. Оррин сетовал, что его дом превратился в караван-сарай, но на самом деле был рад гостям и оказывал им радушный прием.

Так как Элизабет все еще не оправилась после смерти сына, в обязанности Брай входило развлекать женщин и детей. Мужчины часто наведывались в кабинет Оррина и выходили оттуда, едва держась на ногах. Жены относились к этому философски, а дети смеялись.

Эти визиты были для Брай одновременно облегчением и тяжелой нагрузкой. Она была рада, когда гости уезжали и в доме наступала тишина. Она с нетерпением ждала ночи, чтобы, лежа в объятиях Люка, рассказать ему, как прошел день. Он позволял ей говорить все, что приходило на ум, а когда ее мысли возвращались к брату, что происходило довольно часто, он слушал ее очень внимательно и не сердился, если ей хотелось поплакать.

Поминальная служба по Рэнду была запланирована на третье воскресенье ноября. Это утро было памятно тем, что Элизабет Фостер впервые со дня своего возвращения из Чарлстона вышла из дома. Войдя в церковь под руку с мужем, она выглядела хрупкой, как старинный фарфор. В уголках ее глаз появилась тонкая сеточка морщинок. На фоне черного атласного платья и черной шляпки ее кожа казалась прозрачной. Рядом с ней Оррин выглядел краснощеким здоровяком. И никто не догадывался, что у него больная печень.

Люк видел, как серьезно отнеслась к этой службе Брай. Церковь была переполнена, народ стоял даже во дворе. Казалось, что Элизабет находит утешение и силу в количестве собравшихся людей, которые пришли отдать дань ее сыну и оказать уважение ей самой. Она не проронила ни слезинки и достойно приняла соболезнования.

Объявление о браке Брай и Люка было сделано в тот же день, когда все вернулись в «Конкорд» на поминальный обед. Оррин и Элизабет вели себя так, будто не было ничего необычного в том, что они сообщили о свадьбе в этот горестный день.

— Ты заметил, как смотрели на мой живот? — хихикнула Брай. Она сидела у окна, расчесывая волосы. Время было позднее, и все гости давно разъехались.

Люк вышел из гардеробной с полотенцем на бедрах. На его плечах посверкивали капли воды.

— Туда могли смотреть только женщины. Мужчины же, как я заметил, смотрели на твою грудь.

— Люк!

— Это правда. Они… — Он замолчал, увидев, как вдруг изменилось лицо жены. Она прильнула к окну и нетерпеливо позвала его. Он подошел к ней и посмотрел в ту сторону, куда она показывала. Зарево освещало ночное небо.

Глава 12

Послышался звон разбитого стекла.

— Моя теплица! — закричала Брай и метнулась в гардеробную. Люк бросился за ней.

— Я с тобой! — Он быстро натянул панталоны и рубашку. Брай выбежала из комнаты. Он догнал ее в коридоре, где она разговаривала с матерью.

— Мы с Люком сами разберемся, мама. Оставайся в своей спальне.

Элизабет схватила дочь за руку с удивительной для ее хрупкости силой.

— Не оставляй меня!

Люк пробежал мимо Брай и, прыгая через три ступени, сбежал с лестницы и выскочил на улицу. На западе полыхало в трех местах. Ярко-оранжевое, красное и желтое пламя освещало ночное небо. Люк уже сделал несколько шагов в ту сторону, но остановился, услышав знакомые голоса, доносившиеся из дома. Он оглянулся и увидел Брай и Оррина, стоявших в дверях. Он подошел к ним.

— Слава Богу, что ты здесь, — произнес Оррин, следя за приближением Люка из-за плеча Брай. — Может, тебе удастся образумить ее. Скажи ей, чтобы она не смела брать мои ружья. Она может себя убить.

Обойдя Оррина, Люк подошел к камину и снял со стены два дробовика.

— Они заряжены? — обратился он к Брай.

— Всегда. В ящике стола есть еще дробь.

Люк легко нашел ее и, вернувшись к двери, протянул Брай дробовик.

— Надеюсь, ты умеешь с ним обращаться? — спросил он.

— Получше тебя, — фыркнула она.

— Ты что-нибудь знаешь об этих пожарах? — спросил Люк Оррина.

— Ничего я не знаю, будь я проклят! — прорычал тот.

— Он не хочет говорить тебе. Люк. Это Клан. — Брай выбежала на террасу.

— Это правда? — спросил Люк, направляясь к двери.

— Откуда мне знать, черт возьми! — Оррин посмотрел на лестницу. — Возвращайся в свою комнату, Элизабет! Это дело тебя не касается.

— Брай убежала, Оррин. — Лампа, которую Элизабет держала в руке, освещала ее лицо и бросала причудливую тень на стену.

— Я должен ее догнать.

— Ну, вот видишь, Кинкейд, — развел руками Оррин. — Моя жена тоже считает, что место Брай — здесь. Посторонись, дай мне пройти. Советую тебе догнать свою жену и вернуть ее домой.

Люк нагнал Брай около конюшни. Аполлон был уже оседлан, и Люк быстро оседлал второго коня. Спустя несколько секунд они уже мчались во весь опор.

— Забудь про теплицу! — на ходу крикнула Брай. — Нам надо поскорее добраться до ферм.

Они гнали коней в сторону пожара, видневшегося из-за верхушек деревьев. Халат Брай развевался на ветру. Черты ее лица обострились.

— Джон! — закричала Брай. — Это горит дом Джона! Они перешли на шаг, когда достигли леса, за которым находился дом Джона. Сквозь деревья им было видно, что дом целиком охвачен пламенем.

Выехав на открытое место, Брай выхватила дробовик.

— Джон! Где ты, Джон?

Спешившись, она побежала к дому. Люк устремился за ней. Жар не позволял подойти к дому, но Брай казалось, этого не понимала. Она надеялась услышать голос Джона.

— Назад, Брай! — крикнул Люк, отсекая ей дорогу к дому.

— Джон! Мы должны найти Джона!

Люк исследовал пространство перед домом. Вся земля была взрыта копытами лошадей. Кое-где встречались и следы людей, но их было очень мало.

Позади них рухнула часть крыши, и к небу взметнулся столб искр, осветив дорогу, ведущую к лесу. В этом свете Люк заметил странно примятую траву и след, который тянулся в северо-западном направлении. Он сразу все понял. Джона волокли по земле.

— Садись на лошадь, Бри! — приказал он.

— А как же Джон?

— Они забрали его с собой.

Брай приторочила дробовик к седлу и вскочила на Аполлона. Они пришпорили коней и поскакали в ту сторону, куда вел след.

Вдали за деревьями полыхал еще один пожар.

— Это церковь. Они сожгли церковь!

Конь Люка мчался как ветер, Аполлон от него не отставал. Достигнув леса, они придержали лошадей и начали осторожно пробираться между деревьями. У Брай защемило сердце, когда она представила, как ночные всадники волокли Джона сквозь кусты ежевики и по корням деревьев.

Было слишком темно, и вскоре они потеряли след. Тогда они развернули лошадей в ту сторону, где полыхала церковь. Лес стал редеть. Наконец они выехали на открытое пространство и погнали коней галопом.

Люк насчитал пятерых всадников. Одетые в белое, с капюшонами на головах, они казались лесными духами — правда, духами, хорошо вооруженными. Их лошади образовали круг, внутри которого были мужчины, женщины и несколько детей, и все они со страхом смотрели на своих мучителей.

Всадники увидели Люка и Брай, когда те выскочили прямо на них с дробовиками в руках.

Люк и Брай пустили лошадей шагом и стали медленно продвигаться вперед. Детей было гораздо больше, чем им сначала показалось. Родители собрали их в круг, защищая своими спинами. Рядом с пленниками на земле лежал человек, над которым склонилась женщина. Пламя вспыхнуло с новой силой, и Люк узнал Адди и Джона Уитни.

Брай остановила Аполлона в нескольких шагах от всадников и прицелилась в одного из мужчин в капюшоне.

— Немедленно убирайтесь с моей земли! — крикнула она. — Мне бы не хотелось проливать кровь.

Несколько лошадей затоптались на месте, но никто из всадников не покинул группы. Фигура, в которую целилась Брай, медленно подняла правую руку ладонью вперед.

— К вам это не имеет никакого отношения, Брай! — крикнул в ответ незнакомец. — Уезжайте отсюда.

— Вы сожгли мою теплицу. Это моя земля.

— Разрешите с вами не согласиться. Это земля Фостера. С трудом верится, что вы могли забыть об этом. Мы будем иметь дело с ним и с этими неграми. Ни вы, ни ваш муж не должны вмешиваться. Возвращайтесь домой и ведите себя разумно, если, конечно, не хотите присоединиться к нам. Хотя для этого вы едва одеты.

Не обращая внимания на взрыв смеха, Брай снова прицелилась.

— Вы уже достаточно натешились этой ночью. Хватит терроризировать этих людей. Убирайтесь. — В голосе Брай прозвучала угроза.

Люк прицелился в человека, стоящего рядом с вожаком. Лошадь его замерла как вкопанная, и ружье не дрожало в его руке. Всадники отступили на пару шагов, тесня своих пленников. Люк мог успеть выстрелить трижды, прежде чем кто-нибудь из них схватится за оружие. Он был готов убивать их всех, если они окажут сопротивление. Всадники сбились в тесную кучу и начали о чем-то шептаться, а вожак стоял в стороне, прислушиваясь к их разговору. Почувствовав, что его приспешники готовы взбунтоваться, вожак взмахнул рукой и поскакал к реке. Бандиты последовали за ним, и через минуту на поляне остались только негры и Люк с женой.

Они не опускали ружья, пока всадники не исчезли из виду.

— Адди, — позвал Люк, подъезжая к ней, — как Джон?

— Едва жив, мистер Люк. У него от веревок раны на запястьях, вывернуто плечо, раны на животе и ногах. — В черных глазах Адди стояли слезы, — Они волокли его. Волокли его! Потом ему удалось вскочить на ноги, и он бежал за лошадьми. Ему так хотелось жить, мистер Люк! Мой Джон хотел жить.

— Нельзя терять времени, Адди. Я сейчас помогу вам обоим взобраться на лошадь, но сможешь ли ты править ею?

Адди не имела ни малейшего представления, как это делается, но решительно заявила:

— Я смогу, мистер Люк. Я обязательно смогу.

Брай взяла на себя заботу о женщинах и детях и отвела подальше от горящей церкви, туда, где проходила дорога, ведущая к усадьбе. Прежде чем уйти, она проследила за тем, как Люк усадил на свою лошадь Адди и Джона. Джон еле держался в седле и то и дело заваливался на бок, но Адди, прижав его к себе одной рукой, в другую взяла вожжи и храбро пустилась в путь.

Брай направилась со своей группой к Большому дому, а Люк остался с мужчинами. Клан захватил в плен три семьи. У каждой дом был заново отремонтирован, и вот теперь они остались без крыши над головой.

Люк посмотрел на охваченные ужасом лица негров и подумал о людях, так вероломно захвативших их в плен. У него не дрогнула бы рука перестрелять их всех до единого.

— Я бы мог спокойно убить их, — сказал он Брай несколько часов спустя. Они сидели на кухне и пили кофе. — Я до сих пор сожалею, что не сделал ни одного выстрела.

Брай сидела в обычной позе, подтянув колени к подбородку. Ее кофе стоял на столе нетронутым.

— Помнится, ты говорил, что не относишься к числу метких стрелков, — произнесла она и сразу поняла, что своим замечанием его обидела. — Извини, я плохо соображаю.

— Ты устала, тебе надо поспать.

— Мне совсем не хочется спать, да я и не уверена, смогу ли вообще заснуть.

Перед глазами Брай неотступно стояло изувеченное, покрытое синяками тело Джона, содранная на животе кожа и кровоточащие руки. Они с Адди устроили его по возможности удобно в одном из домов надсмотрщиков. Джеб и Элси принесли кипяченой воды, чистые простыни и бинты и помогли Адди перевязать Джона.

Брай понимала, что Джон пережил сильный стресс, и очень беспокоилась за него. Боль, которую она видела в его глазах, казалось, совсем не имела отношения к ранам. Его черные глаза налились слезами, когда Адди опустилась на колени рядом с его кроватью.

— Я даже и не подозревал, что Джон так сильно любит ее, — проговорила задумчиво Брай. — Он не спускает с нее глаз.

— Она останется с ним?

— Да. Я дам ей свое ружье.

— Ты считаешь это хорошей идеей?

— Не знаю. Я боюсь оставлять ее одну без всякой защиты.

— Бри, ты знаешь, что с ней сделают, если она будет целиться в белого человека. Как ты смотришь на то, чтобы с Джоном остался я?

— А ты этого хочешь?

— Конечно. Мне Джон нравится, и Адди тоже. Я, правда, не думаю, чтобы Клан предпринял сегодня ночью вторую попытку, но все же лучше мне остаться с ними.

Брай взяла в руки чашку и, держа ее в ладонях, о чем-то задумалась. Люк, казалось, читал ее мысли.

— Если ты и вправду считаешь, что я плохой стрелок, то могу тебя заверить, что в этом плане наметились некоторые улучшения.

— Значительные?

— Весьма. Могу я предположить, что ты хоть немного опасаешься за мою жизнь?

— Ты можешь предполагать все, что угодно. Люк внимательно посмотрел на нее.

— Ну хорошо. Я не хочу, чтобы ты умирал, — улыбнулась она.

— Какое своеобразное сострадание. — Люк едва сдерживал смех.

— В конце концов, ты пока еще не выиграл «Конкорд».

— Но мы ведь не договаривались о сроках… Брай улыбнулась и отпила кофе.

— Ты не будешь возражать, если я подежурю с тобой? Люк задумался.

— Я не хочу, чтобы ты шла туда со мной ночью, — ответил он наконец.

— Не надо мне указывать, что я должна или не должна делать. Я сама принимаю решения. Без меня они просто тебя убьют. Ты и сам должен это понимать.

— Оррин предупредит нас. Думаю, в его намерения не входит, чтобы кто-нибудь из нас пострадал.,

— Возможно, но он ведь не смог взять ситуацию под контроль. Ты видел, что они сделали с Джоном. Я бы не хотела думать, что мой отчим отдал соответствующий приказ. Вероятнее всего, он небрежно бросил фразу типа: «Им следует преподать урок». Ты узнал кого-нибудь из них?

— Да. Мне кажется, что я встречался с ними раньше. Возможно, даже обменивался рукопожатиями. Они гостили в «Конкорде». Если я не ошибся, ты целилась в Остина Типпинга.

— Что его выдало?

— Ботинки. Я обратил на них внимание, когда он о чем-то с тобой шептался.

— И ты обратил внимание на его ботинки? — недоверчиво спросила Брай.

Люк пожал плечами. Он мог бы ей сказать, что прежде всего он заметил, с каким восхищением тот смотрел на Брай.

— А как ты его узнала?

— По лошади. Я узнала всех по их лошадям: Сэм Дэниелс, Уильям Адкинс, Франклин Арчер, Джим Полинг. Вечером ты обменивался с ними рукопожатиями. Моя мать и я принимали от них соболезнования по поводу гибели Рэнда. Они были искренними в тот момент. Даже этот ублюдок Остин. То, что они сделали с Джоном и другими, с их церковью и домами, явилось для меня полной неожиданностью. Они, я уверена, не хотели причинить зло мне, просто они считают, что негры должны знать свое место. Они не приняли закон об отмене рабства. И все чернокожие для них не более чем рабочий скот.

Брай смахнула накатившие на глаза слезы.

— Понимаю. — Люк поставил чашку на стол. — Иди сюда. — Он похлопал себя по коленям.

Брай ни минуты не колебалась. Ей давно хотелось оказаться в его объятиях. Она перескочила со своего стула к нему на колени так быстро, словно пролетела по воздуху, обняла его за шею. Вдруг ей показалось, что в коридоре раздались чьи-то шаги. Она посмотрела на дверь.

Люк улыбнулся:

— Там никого нет, Бри. Я знаю это точно. Оррин спал в кабинете, когда я зашел туда, чтобы повесить ружье. Не думаю, что он скоро проснется. Я заглянул в комнату твоей матери. Она спала в кресле, должно быть, дожидалась тебя.

— Я должна пойти к ней, — вздохнула Брай, но не сдвинулась с места. Объятия Люка были такими уютными, что ей не хотелось их покидать. — Чуть позже, — решила она.

Люк кивнул. Он втягивал в себя легкий запах дыма, исходивший от волос Брай, уткнувшейся ему в шею. Это напоминало ему, что они еще не все обсудили.

— А как же твоя теплица, Бри? Ты утверждаешь, что нападение Клана не было направлено против тебя лично. Как же тогда рассматривать их действия в отношении теплицы?

— Я не уверена, что в этом надо обвинять Остина, — ответила она после некоторого раздумья. — Скорее всего это дело рук Оррина. Я сразу пойму это, когда утром осмотрю землю вокруг теплицы. Если ее подожгли всадники, там будет множество следов. Но я не думаю, что это они. Скорее всего тут действовал один Оррин.

— Он мог это сделать?

— Ему только надо было убедиться, что рядом никого нет. У него было время и возможность ее поджечь. Возможно, ты не заметил, но он не всегда был рядом с матерью. — Я видел, что он часто заходил в свой кабинет. Люк тогда подумал, что Оррин ходит туда, чтобы принять очередную порцию спиртного. Сейчас, оглядываясь назад, Люк вспомнил, что Оррин иногда с кем-то уединялся. Наверняка у него была тесная связь с людьми, которые напали на фермеров. Оррин использовал поминки, чтобы наладить связь с Кланом.

— Ты ведь ожидала что-то в этом роде, не так ли?

— Конечно. Я говорила тебе, что отчим весьма кровожаден — Брай вспомнила искалеченное тело Джона и содрогнулась. — Но я даже подумать не могла, что эта его жажда крови приведет к подобной трагедии.

— Ты думаешь, на этом он успокоится?

— На некоторое время. Пока ему снова не покажется, что я подрываю его авторитет.

— Но ты ведь действительно подорвала его авторитет.

— Да, ты прав. К сожалению, в случившемся есть и моя вина.

— Я не это хотел сказать. Ты не несешь ответственности за действия Оррина.

— Ты сам только что подтвердил это, Люк. Я знала, чем рисковала, и знала, на что он способен.

— Но это мог сделать кто-то еще?

— Но ведь не дети же.

— Родители могут на все пойти ради своих детей. Я развозил их сегодня по домам, Брай. Никто из них тебя не винит. Их интересует то же, что и меня: кто их предал? Подумай хорошенько над этим. Кто-то ведь доложил Оррину обо всем, что произошло в его отсутствие. Только так он мог узнать о наших делах.

— Я подумаю над этим.

— Я пойду сейчас к Джону. Почему бы тебе не лечь спать?

— Я иду с тобой. Ты не должен говорить мне об опасности. Ты уже не раз говорил мне об этом. Я только проведаю маму и сменю эту пропахшую дымом одежду. Подожди меня, я быстро. И не вздумай меня отговаривать!

На следующий день, за завтраком, Оррин выслушал отчет Брай о причиненном ущербе. Сегодня Элизабет впервые спустилась в столовую. Люк немного опоздал, но пока никто не принимался за еду. Напряжение между Брай и отчимом было крепче желе заливного цыпленка на их бутербродах.

— Из того, что мне рассказали, — начал Оррин, — я понял, что Клан нанес мне большой ущерб.

— Они чуть не убили Джона, он может умереть, — проговорила Брай. — Сегодня утром он был очень плох.

Оррин хлопнул кулаком по столу. Брай с Люком даже не вздрогнули, но они заметили, как дернулась голова Элизабет.

— Откуда тебе знать, как он себя чувствует? — прорычал Оррин. — Ты видела его?

— Адди дежурит у его постели.

— Это ты распорядилась, чтобы его положили в дом надсмотрщика? — сердито спросил Оррин.

— Это я ей разрешила, — неожиданно вмешалась Элизабет. Все трое удивленно воззрились на нее. — Я хотела посоветоваться с тобой, Оррин, но ты спал у себя в кабинете, а я знаю, как ты не любишь, когда тебя будят. Я думала, ты не будешь возражать. Ведь Джон — один из лучших рабочих в «Конкорде», и все его уважают.

— Хватит, Элизабет! — рявкнул Оррин.

— Они остались с нами, потому что сами так захотели, — невозмутимо продолжила Элизабет. — Мне кажется, ты должен быть рад этому. Ты ведь знаешь, что у нас не хватает рабочих рук.

— Ты закончила, Элизабет? — с угрозой произнес Оррин. Элизабет потупилась. Ее руки, сложенные на коленях, дрожали, и она сжала их в кулаки.

— Хорошо, — процедил Оррин и, взяв вилку, стал тыкать ею в Брай, чтобы сделать свою речь более убедительной. — Как только он встанет на ноги, пусть убирается отсюда куда хочет. Эта стычка с Кланом послужит тебе хорошим уроком, Брай. Им не нравится, когда нянчатся с неграми. Я не хочу, чтобы они опять свалились на наши головы и наделали новых бед в «Конкорде». В следующий раз все может закончиться гораздо хуже.

— С трудом верится, что это тебя беспокоит, — фыркнула Брай и почувствовала, как Люк толкает ее ногой. — Ты даже не потрудился вмешаться! Люку и мне могла понадобиться твоя помощь, но ты предпочел отсидеться в доме!

— Моя помощь? — Оррин даже не потрудился скрыть своего удивления. — И что бы вы хотели, чтобы я делал?

— То же, что и мы. Обратил бы их в бегство. — Брай отодвинулась от Люка, когда он попытался снова наступить ей ногу. — Мама правильно говорит — нам надо удерживать рабочих в «Конкорде». Твоя обязанность — защищать их, а не…

Черная бровь Оррина поползла вверх.

— Что «не…»? — тихо спросил он.

«Не приказывать Клану терроризировать их», — хотела сказать Брай, но, решив последовать предупреждению Люка, ответила:

— А не игнорировать их.

Оррин ничего не ответил, но по его виду нетрудно было догадаться, что он понимает, какой ответ ей хотелось ему дать. Он повернулся к Люку:

— Что скажешь, Кинкейд? Тебе действительно нужна была вчера моя помощь?

— Это поставило бы вас в затруднительное положение, сэр. Сказать по правде, я не нуждался даже в помощи Брай.

Заметив, что Брай бросила на мужа сердитый взгляд, Оррин широко улыбнулся.

— Правильно говоришь. Уже понял, как трудно ею управлять? Тебе следовало отослать ее к матери. Кстати, ты знаешь, как здесь, на Юге, делаются дела? Клан держит все законы в своих руках. Это тебе не Нью-Йорк.

— Я не знал, что законы можно нарушать, — пожал плечами Люк. Взяв вилку, он приступил к еде. Его примеру последовали Элизабет и Брай.

— Это все их отвратительный кодекс, — проворчал Оррин. — Он нигде не записан, и мне понадобилось некоторое время, чтобы это понять. И тогда я пришел к выводу: если ты сделаешь для негров что-то хорошее, то тем самым навлечешь беду на себя и свою семью. Здесь невозможно что-то держать в секрете. Они всегда узнают. Я прав, Брай? Разве Клан не узнал о твоей школе?

Брай ответила не сразу. Уж она-то отлично понимала, каким образом Клан узнал об этом.

— Да, — ответила она. — Они узнали.

— Многие плантаторы этой части Юга все еще уклоняются от исполнения законов и выделяют вольнонаемным рабочим сорок акров земли и мула, если они решили заняться фермерством. Но у нас такой вариант не пройдет. — Оррин откусил бутерброд, запив его большим глотком вина. — Это не значит, что я разделяю их мнение. Существует много людей, которые не согласны с методами Клана, но считают его существование необходимым. Я никому не навязываю своего мнения, да его и не примут во внимание, потому что я янки.

Люк чувствовал, что сейчас Оррин говорил правду, не упоминая, однако, о своей роли в налете на «Конкорд». Люк не был готов предъявить Оррину обвинение — у него пока не было фактов, при помощи которых можно было бы загнать его в угол.

Они с Брай обследовали теплицу и выяснили, что ее поджигали два человека. Они натаскали в нее опилок и тряпок, облили их маслом для ламп и подожгли. Когда огонь достаточно разгорелся, от жара лопнули стекла. Люку никогда не забыть тоску в глазах Брай, когда она бродила по пожарищу, пытаясь отыскать хоть одно уцелевшее растение. Весь ее многолетний труд сгорел в огне.

— Я даже представить себе не мог, продавая строительные материалы, что это может привести к таким последствиям, — сокрушался Люк. — Возможно, кто-то донес им, что вы получили от этого значительную прибыль, и они захватили тех, кто отремонтировал свои дома. Или они решили, что вы одобрили этот ремонт, тогда как на самом деле вы отобрали кирпичи и строительный материал.

Оррин задумался, затем безнадежно махнул рукой:

— Вы правы, но лучше не вмешиваться в дела Клана, иначе это может для нас плохо кончиться.

— Я разговаривала с Остином, — вмешалась в разговор Элизабет. Она не отрывала глаз от тарелки, но чувствовала, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней. — Я уже много лет знаю, что Остин является членом Клана. Полагаю, что он даже помогал создавать эту организацию.

— Мама! — Брай от потрясения чуть не выронила вилку. — Ты никогда об этом не говорила! Как ты могла узнать об этом?

Впервые за долгое время на бледных щеках Элизабет появился слабый румянец. Подняв голову, она посмотрела на дочь:

— Рэнд рассказал мне о Клане. Несколько лет назад Остин предлагал ему присоединиться к ним.

— Рэнд? Но он…

— Я же не сказала, что он присоединился, — просто ему предлагали. Мы с ним мало говорили на эту тему. Рэнда не заинтересовало предложение Остина. Остин, кажется, принял это к сведению. Во всяком случае, ему известно, что Рэнд редко бывает дома и от него не стоит ждать реальной помощи

— Остин Типпинг, — повторил Оррин, сокрушенно покачивая головой. — Будь я проклят! Только вчера он был в моем доме, принося соболезнования.

Брай смотрела на отчима, удивляясь его способности делать вид, что он только сейчас об этом узнал. Она открыла рот, затем закрыла его. Потом ее губы снова зашевелились, но в это время Люк под столом наступил ей на ногу.

— Прошу меня простить, — проговорила она, — но мне надо проведать Джона.

— Я проведаю его сама, — вдруг заявила Элизабет. — Почти всю ночь ты провела на ногах. Едва ли тебе удалось поспать хоть пару часов. Почему бы тебе не пойти к себе в комнату и не отдохнуть? Я схожу туда вместо тебя.

Брай согласилась, но не потому, что слишком устала, а потому, что это было важно для матери. Элизабет почти не выходила из своей спальни, оставаясь вялой и безучастной ко всему на свете. Черты лица ее заострились, кожа была сухой и бледной.

— Спасибо, мама, — улыбнулась она. — Я ценю твое предложение.

Люк встал и помог подняться сначала Элизабет, затем Брай. Когда женщины ушли, он снова сел за стол и принялся за еду.

— Как насчет нескольких партий в покер? — небрежно спросил он.

— Ты читаешь мои мысли! — воскликнул довольный Оррин, поднимая стакан с вином.

Брай потерла щеку. По ее телу пробежали мурашки. Закрыв глаза, она снова потерла щеку.

Улыбаясь, Люк водил указательным пальцем по ее бровям и носу. Затем поцеловал ее в висок.

— Ты не хочешь, чтобы я поспала подольше? — прошептала она.

— Правильно.

— Я нужна маме? — спросила она, потягиваясь.

— Нет. Мне.

Глаза Брай широко открылись. Сейчас она уже окончательно проснулась, но ее голос все еще был сонным и хриплым.

— Тебе?

— Угу. — Он наблюдал, как ее щеки заливает румянец. За несколько прошедших недель он хорошо изучил ее тело и знал, что этот румянец берет свое начало в ложбинке между грудями. Сейчас Брай была закутана в халат цвета выдержанного бургундского вина. Халат облегал ее грудь как панцирь. Волосы цвета меда обрамляли лицо, и Брай выглядела одновременно соблазнительной и недоступной. — Мне нужен твой совет, — сказал Люк.

— Совет? — Брай захлопала ресницами. — Я думала, ты хочешь… ну это…

Люк посмотрел в окно, потом снова на Брай. Ночь уже вступала в свои права, но сумерки продлятся еще долго. Идея разделить с Брай постель, видеть ее обнаженное тело, окутанное сумерками, конечно же, приходила Люку в голову.

— Мне нравится ход твоих мыслей, миссис Кинкейд.

Брай поджала губы. Толкнув Люка в грудь обеими руками, она села в кровати.

— Ты не знаешь, о чем я думаю, — пробурчала Брай, переводя взгляд на часы над камином. — Уже вечер? Как же долго я спала! — Она пробежалась пальцами по взлохмаченным волосам, пытаясь пригладить растрепанные кудри.

Люк удержался от своей обычной ухмылки и постарался погасить блеск в глазах. Пока руки жены заняты, он может успеть сорвать поцелуй с ее губ. Ее рот был теплым и сладким, и ему было дозволено продлить поцелуй дольше, чем он мог надеяться. Затем Брай, просунув пальцы между их губами, слившимися в поцелуе, легонько оттолкнула его.

— Ты что-то говорил о совете, — холодно произнесла она. — Твои поцелуи прекрасны, но они не прочищают мне мозги.

— Расцениваю это как вызов.

— О каком совете идет речь? — уже серьезно заговорила она, прислонясь к спинке кровати.

— В субботу вечером Оррин приглашает меня поиграть в карты с ним и несколькими его друзьями.

— Где?

— Наверное, здесь.

— Они не всегда играют здесь. Иногда играют в доме Остина. Иногда у Сэма. У них нет никакой системы. Обычно место игры — это дело случая.

— Разве имеет значение, где состоится игра?

— Может иметь, особенно если они решили заманить тебя в ловушку. Я думаю, тебе безопаснее оставаться здесь, чем ехать на другую плантацию. Ты знаешь остальных игроков? Оррин называл их имена?

— Конечно же, твой друг Остин.

Брай нахмурилась. Раньше она никогда не спорила с ним, но сейчас решила настоять на своем:

— Он мне не друг. И никогда им не был. Дэвид собирался жениться на его сестре Эмили. Остин никогда серьезно не ухаживал за мной. Он знал, что я была изнасилована. Он почему-то считал, что я буду счастлива стать его любовницей. Он сделал мне предложение совсем недавно. — Брай заметила, как Люк напрягся. Ее голос смягчился. — Это Оррин заморочил тебе голову достоинствами Остина?

— По правде говоря, твоя мать. Я только что вернулся от Джона. Твоя мать все еще там. Она очень много рассказывала мне об Остине. Несмотря на то, что он сделал с Джоном, твоя мать рассматривает его поведение как издержки молодости. Она уверена, что он для тебя лучшая партия, чем я.

— Моя мать не в себе. Люк. Это единственное, что я могу сказать в ее защиту. Она пока еще не может рассуждать здраво. Я не знаю, как долго это продлится. Даже Оррин делает ей скидку. До известия о смерти Рэнда он никогда бы не позволил ей так откровенно высказываться, как она делала это сегодня утром. Он определенно запретил бы ей навещать Джона.

Люк задумался. Раньше ему как-то не приходило в голову, что Элизабет мыслит более ясно и она гораздо умнее, чем думают ее дочь и муж. Но он не стал ничего говорить об этом Бран. Надо получше присмотреться к Элизабет.

— Я мало уделял ей времени, — вздохнул Люк. — Мне хочется узнать ее получше.

Брай даже не старалась скрыть свою радость. Она с благодарностью пожала ему руку;

— Спасибо. Ты очень добр. А сейчас назови мне имена тех, кто будет принимать участие в карточной игре.

— Все они были у нас вчера, — ответил Люк. — Сэм Дэниелс, Уильям Адкинс, Фрэнк Арчер, Джим Полинг.

— Господи!

— О чем ты подумала? Они хотят отнять мои деньги или мою жизнь?

— Для подобных предположений ты слишком весел, — проговорила Брай, и улыбка исчезла с ее лица.

— Что, по-твоему, они планируют?

— Откуда мне знать? Именно поэтому ты пришел ко мне? Ты ожидал получить у меня ответ, касающийся их намерений? Этого я знать не могу. Но мой тебе совет: откажись играть с ними, где бы ни состоялась игра.

— Не вижу в этом смысла,

— Смысл есть. Если они решили тебя убить, они это сделают.

— А что, если в их намерения входит просто отобрать у меня деньги? Мне кажется, они принадлежат к тому сорту людей, которые считают, что это послужит мне хорошим уроком. Но одновременно у меня появится возможность выиграть «Конкорд». Ведь именно на это ты надеялась, не так ли?

— Надеялась, но не таким способом, — задумчиво произнесла Брай. — Я ожидала, что смогу направить игру в нужное русло. Я бы тщательно отобрала гостей, и, уж конечно игра состоялась бы в нашем доме.

— И ты смогла бы это устроить?

— Конечно. Раньше мне приходилось заниматься подобии вещами. Не часто и всегда по просьбе отчима, но я все организовывала для него.

— Значит, ты хочешь, чтобы я отказался от этого предложения?

— Да.

— А если я все-таки его приму?

Брай закрыла глаза, и перед ее мысленным взором всплыли остатки сгоревшей теплицы.

— Я не знаю, — прошептала она, внезапно почувствовав боль в груди. — А ты хочешь?

— Да, — ответил Люк, погладив ее по щеке. — Я хочу сделать это.

Брай поднесла его руку к губам и поцеловала в ладонь.

— Бри… — Люк притянул ее к себе и заключил в объятия. — Все будет хорошо, — пообещал он. — Вот увидишь. Все будет просто замечательно.

Брай не знала, как он это сделал, но он заставил ее поверить ему. Нежный голос и крепкие объятия изгнали ее страхи. Для полной убедительности он зацеловал ее так, что она сдалась.

— Ты не видела Люка? — спросила Брай Марту, когда они встретились на черной лестнице, ведущей в кухню. — После обеда он остался с Оррином, а потом куда-то исчез.

Марта покачала головой. В руках у нее была гора постельного белья, и она придерживала ее подбородком.

— Может, он пошел навестить Джона? — предположила она.

— Я только что от него. Моей матери там тоже нет.

— Если они ушли вместе, то, возможно, сейчас гуляют в саду.

Время для прогулки было позднее, но Брай решила, что Марта права. Возвращаясь от Джона, она не заметила никого на дорожках сада, но она специально и не приглядывалась.

— Спасибо, Марта. — Легко сбежав по лестнице, Брай прошла на террасу.

В серебристом свете луны она увидела две фигуры, медленно прогуливающиеся по выложенным гравием дорожкам. Она помахала им рукой, но они ее не заметили. Решив не мешать им, Брай опустилась в плетеное кресло, развернув его так, чтобы ей был виден весь сад. Даже ночь не могла скрыть красоту симметрии в любовно распланированном саду. Тщательно подстриженная живая изгородь была глубокого серо-зеленого цвета. Последние отцветающие розы казались почти черными. Прихваченные морозцем осенние цветы сверкали омытые призрачным лунным светом.

Сквозь неумолчный шум реки, несущей свои воды в океан, Брай услышала другой звук, менее отчетливый. Она без труда определила его, так как слышала его на протяжении многих лет: этот легкий звенящий звук был смехом ее матери.

Элизабет Гамильтон Фостер смеялась.

На открытом воздухе смех этот звучал еще мелодичнее. Брай откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Несколько минут спустя раздался хруст гравия: мать с Люком приближались к веранде. Они остановились на верхней ступеньке и сразу заметили ее.

— Я не сплю, — сообщила она. — На сегодня с меня достаточно.

— Я думала, ты ушла в свою комнату сразу после обеда, — удивилась Элизабет. — Мне казалось, ты плохо себя чувствуешь.

— Уже хорошо. — Брай открыла глаза. Она не могла знать, что даже в полумраке веранды ее глаза сверкали. — Я наконец выспалась и пришла в себя. Марта сказала, что вы гуляете в саду. Как давно ты не гуляла, мама!

— Твой муж предложил мне прогуляться и был столь любезен, что вызвался меня сопровождать. Ты знаешь, что он собирается внести некоторые изменения в общий вид сада?

— Нет, — удивилась Брай, хотя хорошо помнила чертежи, которые нашла в его комнате. Он так и не поделился с ней своими планами, а она не сочла нужным начинать этот разговор. — И что же это за изменения?

— Бассейн с подсветкой. Дикие цветы. Лабиринты. Экзотические рыбки в пруду. Все продумано великолепно, Брай! У меня даже появилась мысль, что, когда все будет закончено, мне не захочется проводить лето в Чарлстоне. Будет гораздо приятнее оставаться здесь и каждый день любоваться цветами.

Энтузиазм матери передался и Брай, вызвав на ее губах улыбку. Она избегала смотреть на Люка.

— Звучит восхитительно, мама.

— О да. — Элизабет подошла к дочери и, наклонившись, поцеловала ее в щеку. — Спокойной ночи, дорогая, — улыбнулась она и направилась к двери. Проходя мимо Люка, она остановилась и слегка сжала ему руку.

— Ты не хочешь ознакомиться с моей планировкой сада? — спросил он.

— Хочу.

— Идем. — Взяв Брай за руку, он повел ее в Музыкальный салон. Подняв полированную крышку рояля, он вынул свернутые в трубочку чертежи. — Этих чертежей Элизабет не видела. Пока мы гуляли, я сделал для нее несколько набросков. — В подтверждение своих слов он вынул из кармана несколько листов бумаги. Закрыв крышку рояля, он снова взял Брай за руку и повел к лестнице, но вдруг остановился. — Подержи-ка их. — Люк сунул ей в руки чертежи, а затем прижал ее к стене и целовал так долго, что у нее перехватило дыхание.

Удивленная и польщенная, Брай чуть не свалилась с лестницы. Но он не дал ей упасть, крепко ухватив за локоть. Затем, подхватив жену на руки, быстро взбежал по лестнице и ногой распахнул дверь в спальню.

Лампа в комнате не горела, и Брай не стала звать слуг, чтобы зажечь ее. Шторы на окне были задернуты. Как только дверь за их спинами захлопнулась, чертежи выскользнули из ее дрожащих рук. Люк оттолкнул их ногой и прижал жену к двери. Она встала на цыпочки, и его губы быстро нашли чувствительную ямку за ее ухом. Чтобы не упасть, она вцепилась в его сюртук.

Ее потрясла сила его страсти, и она рванулась к нему в нетерпеливом ожидании. Ее сердце рвалось из груди и так сильно стучало, что ей казалось, будто стук его разносится по всему дому.

Люк расстегнул маленькие пуговки на лифе, и платье соскользнуло с ее плеч. Он уткнулся лицом в изгиб ее шеи и крепко прижал Брай к себе.

У нее перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, — шепнула она и закрыла глаза. Люк поднял голову и, прищурившись, попытался в темноте рассмотреть ее лицо. Оно было искажено страстью.

— Брай, ты этого хочешь?

Она кивнула. Ей не хотелось говорить, но она должна была сделать это признание:

— Я все рассказала матери.

Его брови поползли вверх. Он обхватил ладонями ее лицо.

— Ты рассказала своей матери?

— Да. Да. Я это сделала.

Брай не могла отвести от него взгляда. Радужная оболочка его глаз отливала серебром. Дрожь пробежала по ее телу. В темноте она заметила, как сверкнули в улыбке его белые зубы. Похоже, он понимает причину ее дрожи. Она судорожно вздохнула, и в этот момент он поцеловал ее.

Поцелуй был глубоким, страстным. Его язык проник внутрь ее рта. Он коленом раздвинул ей ноги. Между ног у нее было влажно и горячо. Вот если бы он упал на колени к ее ногам, задрал ее юбки и погрузился в эту влажную глубину…

Эта мысленная картина так потрясла ее, что у нее подкосились ноги и она начала медленно спадать на пол. Люк не дал ей упасть. Он взял ее руки и положил их к себе на плечи. Он дышал тяжело и хрипло.

— Все хорошо. Бри?

Она кивнула и, жадно припав к его рту, услышала, как он застонал. Он приподнял ее и крепко прижал к себе. Ее груди набухли и вылезли из корсета. Ей до боли хотелось, чтобы он дотронулся до них.

Он расстегнул еще несколько пуговиц на ее платье и спустил его до талии.

— Не двигайся, — приказал он, направляясь к прикроватному столику, чтобы зажечь лампу.

Брай стояла там, где он оставил ее. Он зажег лампу и повернулся к ней. Его лицо было в глубокой тени, однако она чувствовала, что его взгляд ощупывает ее тело. Он пошел и начал жадно целовать ее губы, шею, плечи. Брай с трудом сдерживала рвущееся наружу рыдание. Взгляд Люка упал на ее шелковый корсет.

— О Господи! — удивленно произнес он. — Ты носишь «броню»?

— Ты правильно сказал, — улыбнулась Брай.

Корсет, сделанный из китового уса, поддерживал ее спину. Благодаря ему осанка у нее была королевской. Но в то же время он стеснял ее, затруднял дыхание.

— Я буду рада освободиться от него.

Это входило и в планы Люка.

— Повернись.

Брай повернулась лицом к двери и оперлась об нее руками. Прикосновения Люка вызывали у нее дрожь. Она не могла дождаться, когда он, наконец, избавит ее от одежды. Он снял с нее платье и начал развязывать шнуровку корсета. Он ловко справился с этой задачей и, наконец, освободил ее от «брони».

Брай постанывала от удовольствия, когда Люк, задрав ей сорочку, начал массировать кожу, на которой остались следы от корсета. С каждым поглаживанием он все ближе подбирался к ее груди и набухшим соскам.

Когда он наконец взял в руки ее грудь, Брай оторвалась от двери и прижалась к нему. Он ласкал ее, гладил, целовал ее волосы, уши, виски, нежные щеки.

Сжав ее в объятиях, Люк шептал ее имя. Наконец он подхватил ее на руки и отнес на постель. Встав на колени, он снял с нее туфли и чулки. Опершись на локти, Брай с интересом наблюдала, как он задрал отделанный кружевом подол ее сорочки и его руки скользнули к бедрам, чтобы снять с нее панталоны.

Она осталась в одной прозрачной сорочке. Ее тело просвечивало сквозь тонкий батист. Взгляд Люка скользил по ее прекрасной формы грудям.

Бросив быстрый взгляд на ее промежность, он посмотрел на Брай, вопросительно изогнув бровь.

Рот ее приоткрылся. Горячая волна омыла тело. Голова откинулась, и она отдала себя во власть Люка.

Он положил ее ноги себе на плечи и, подложив ладони Ц под ягодицы, сдвинул Брай на край постели. Ее рубашка задралась до самой талии.

Первое прикосновение его рта заставило Брай вцепиться в одеяло. Согнутые в локтях руки распрямились, и она упала на постель. Было что-то утонченное в интимных ласках его губ, языка и зубов. Места, которых он касался, горели жарким пламенем.

Еще не зная, чего она хочет, Брай потянулась к Люку. Но в это время его язык снова вошел в нее, на этот раз еще глубже, и она забыла обо всем. Ее рука повисла в воздухе, затем безвольно упала на живот. Вцепившись пальцами в сорочку, она задирала ее все выше.

Брай прикусила губу, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Его рот был горячим, язык чуть-чуть шершавым. Брай сильнее прикусила губу и почувствовала во рту кровь. Его рука легла ей на грудь и погладила сосок. Ощущение было столь приятным, что она вздрогнула. Она была напряжена, и тело уже не подчинялось рассудку: пальцы ее сжались, голова металась по подушке, плечи вдавились в матрас, а спина выгнулась дугой. И вдруг ее тело содрогнулось, и она закричала, не в силах больше сдерживаться. Она испытала наслаждение, какого никогда еще не испытывала. Люк, не отрывая взгляда от Брай, поднялся с постели и быстро скинул с себя одежду.

Брай немного смутилась, увидев его обнаженным, но, тем не менее, с любопытством разглядывала его мужскую плоть, горячую и набухшую. Она несмело дотронулась до нее пальцем. Люк вздрогнул. Тогда она взяла в ладонь тяжелую мошонку, и из горла Люка вырвался громкий стон. Сомкнув пальцы вокруг тугого ствола, она провела ими вверх, сначала осторожно, затем, поймав его одобрительный взгляд, сделала это более уверенно.

— Он не сломается, — хмыкнул Люк и, обхватив рукой ее руку, показал, как она должна действовать. Под его руководством она быстро поняла, что от нее требуется, и, судя по реакции Люка, смогла доставить ему удовольствие.

Глаза Люка были закрыты, поэтому он не видел улыбку жены на ее лице. Когда он почувствовал, что вот-вот кончит, он схватил Брай за руку.

— Я хочу войти в тебя, — произнес он. — Сейчас покажу, как именно. — Он лег на спину и посадил ее себе на бедра, раздвинув ей ноги. — Садись на него. Пусть он будет внутри тебя.

Сидя верхом на Люке, Брай наклонилась над ним, подставляя его рукам и губам свои груди. Он ласкал ее соски, пока она не начала на нем подпрыгивать, тяжело дыша от возбуждения.

Она до сих пор не могла поверить, что вот так, безбоязненно отдается мужчине. После всего, что она пережила несколько лет назад, Брай была уверена, что не подпустит к себе ни одного мужчину. Но ведь тогда она еще не была знакома с Люком…

Она поцеловала Люка в губы. Медленно. Нежно. Оторвавшись от его губ, она потянулась к нему и прошептала:

— Я всегда буду тебя любить.

Ее тело поднималось и опускалось, позволяя Люку проникнуть глубже. Мышцы внутри ее сокращались, подчиняясь заданному им ритму. Память, унаследованная от миллионов поколений женщин, позволяла ее телу проделывать это без всякого напряжения.

Люку хотелось содрать с себя кожу. Она стала ему тесна, он задыхался в ней, как в панцире, судорожно глотая воздух. Он вцепился в ягодицы Брай. Голова его была откинута назад, жилы на шее напряглись. В висках стучала кровь.

Люк еще глубже вошел в нее. Худенькое тело Брай трепетало над ним, но, охваченный страстью, он даже не замечал этого.

Люк не отличался красноречием. У него не было потребности объясняться ей в любви или шептать ласковые слова. Он отдавал ей всего себя, и это было высшим проявлением его чувств. Наконец он, освободившись от семени, без сил вытянулся на постели.

Брай издала звук, похожий на стон. Люк повернул голову и посмотрел на нее.

— Ты что-то сказала? — спросил он.

— Нет.

Лицо Брай было безмятежным. Глаза сияли, губы опухли от поцелуев. У основания ее шеи был небольшой засос. К его паху прилила кровь, и он снова почувствовал желание.

Перевернувшись на бок. Люк оперся на локоть.

Брай почувствовала его движение и посмотрела на него. Поняв значение его взгляда, она выскользнула из его объятий и встала с постели. Люк напоминал сытого кота, который не отходит от еды, размышляя, сможет ли он осилить еще одну порцию. Схватив скомканную сорочку, Брай прикрыла грудь и живот. Выгнув бровь. Люк с интересом рассматривал то, что она оставила неприкрытым: красивые бедра и округлые ягодицы.

Брай подняла руку в предупреждающем жесте, на случай если он вновь захочет наброситься на нее. Она обогнула кровать и быстро пробежала в гардеробную, чувствуя спиной, что Люк не отводит от нее глаз. «Если он сломает себе шею, это послужит ему хорошим уроком», — думала она, склонясь над раковиной, чтобы остудить холодной водой разгоряченные щеки. Встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, Брай должна была признать, что она довольна… удовлетворена… ну и конечно, счастлива.

Люк поудобнее устроился в постели, накрылся одеялом и положил руки под голову. Он прислушивался к плеску воды в соседней комнате, и вскоре ему стало казаться, что Брай что-то слишком уж долго занимается своим туалетом. Он стал подумывать о том, что, наверное, стоит предложить ей помощь, чтобы она поскорее вернулась к нему в постель. Он уже было открыл рот, чтобы высказать свое предложение, когда она появилась на пороге в свежей льняной рубашке.

— Ты зеваешь? — удивилась она.

Люк не стал говорить, что хотел предложить ей свои услуги в качестве горничной. Дело в том, что, когда она появилась в дверном проеме, похожая на портрет женщины эпохи Возрождения, излучающая мягкий золотистый свет, его челюсть отвисла. Он не зевал — он от изумления открыл рот.

Когда она подошла к нему, он с шумом выдохнул воздух приподнял одеяло, приглашая ее к себе. Брай охотно нырнула в постель и уютно устроилась рядом с ним. И тут вдруг обнаружила, что он успел надеть нижнее белье. Это ее разочаровало.

— Моя броня, — сухо проговорил он. — На всякий случай.

Брай улыбнулась.

— Не погасить ли нам лампу? — спросила она.

Люк прикрутил фитиль, и они снова прижались друг к другу. Брай пристроила голову на плечо Люка и погладила его обнаженную грудь.

— Ты помнишь наше свидание в беседке? Шел дождь, и мы сидели на скамейке, пережидая его,

Люк отлично помнил этот день.

— Гм… Это был день после… день, следующий за тем, когда мы впервые…

— Разделили постель?

— Совершенно верно.

— Ты должен знать, что тогда я наврала тебе. Ты предположил, что все изменилось для меня, после того как мы провели вместе ночь. А я ответила, что ничего не изменилось.

— Так это была ложь?

— Да. Ты выглядел несколько самонадеянным. Это и породило мою ложь, по крайней мере частично. Мне не хотелось думать, что ты был особенно внимателен ко мне, потому что где-то рядом был Оррин, наблюдавший за нами. Эти «моменты украдкой» задевали мое самолюбие. В тот день утром я сказала маме, что люблю тебя, и не для того, чтобы ее успокоить, а потому, что это было правдой. Я просто не могла сказать об этом тебе, не зная, как ты ко мне относишься.

— И что же изменилось?

— Изменилась я. Я как-то сказала Рэнду, что только разыгрываю эмоции. Я в совершенстве владела искусством пантомимы. Но все это я переняла у других, и это не отражало моих настоящих чувств. В этом деле у меня не было никакого опыта. Но мне очень хотелось узнать, что в подобных ситуациях испытывает человек. — Брай помолчала. — Единственным чувством, которое я испытывала все эти годы, была боль, а удовольствия были не для меня. Мне казалось, что мою жизнь проживал кто-то другой, а я наблюдала за ним с балкона, никогда не появляясь на сцене. — Брай приподнялась, чтобы лучше видеть в темноте лицо Люка. — ~ Все так и было, пока не появился ты. Ты вернул меня к жизни. И причиной тому была не постель. Это не главное, хотя и великолепно. Я помню, как ты спрыгнул со стены, спасая Аполлона, и это было в первый день нашей встречи. Потом ты спас меня. Ты терпеливо слушал мою болтовню о теплице и опытах над рассадой. — Ее голос понизился до шепота: — Ты выслушал… ты выслушал мой рассказ об изнасиловании и принял его спокойно, сумев успокоить и меня. Ты умный, талантливый, благородный и терпеливый. К тому же мне ужасно нравится твоя кривая усмешка.

— Кривая?

— Совершенно верно.

— Могу себе представить.

— Не думай, что взамен я ожидаю признания в любви от тебя. В тот день, когда я врала тебе, ты тоже сказал, что в тебе ничего не изменилось. Не думаю, что ты мне лгал тогда. Ведь так?

— Да, Брай, я не лгал.

Брай с минуту молчала, собираясь с силами.

— Я немного разочарована, но не собираюсь расстраиваться. Я сама определила условия нашего брака. Сама захотела, чтобы он был фиктивным. Я не вправе обижаться, если твое отношение ко мне не изменилось. — Слезы набежали на ее глаза, но она не дала им пролиться. — Мы говорили уже о твоем желании уехать из «Конкорда», и ты должен знать, что я не собираюсь удерживать тебя здесь насильно. И не буду делать ничего, чтобы добиваться твоей любви.

— Ты и не сможешь ничего сделать, — спокойно ответил Люк.

Брай промолчала, обескураженная.

Люк вытащил руку из-под головы жены, лег на бок и, опершись на локоть, сказал:

— Посмотри; на меня. — Она не повернулась к нему, и тогда он взял ее за подбородок и развернул к себе. — Посмотри на меня.

Брай подняла на него глаза. Темнота скрывала его черты, но она великолепно помнила их, особенно серые глаза.

— Слушай меня внимательно. Бри. Я хочу быть уверен, что ты поймешь все, что я скажу.

Серьезность, с какой Люк произнес эти слова, отозвались в ней холодной дрожью, пробежавшей по ее телу. Она не знала что он ей скажет, и со страхом ждала его признания.

— Ты ничего не сможешь изменить в моем сознании, потому что я давно люблю тебя. Я не лгал, когда ты задала мне вопрос в беседке. Занятие с тобой любовью — а именно так это называется — ничего не изменило во мне. Что бы ты ни придумала, чтобы заставить меня на тебе жениться, это не имело бы значения, если бы я тебя не любил. Я не знал, что вышло бы из нашего брака, ведь ты была так решительно настроена против него, но я решил рискнуть.

Брай почувствовала, что сейчас расплачется от облегчения.

— Бри? Ты слушаешь меня?

Она кивнула.

— Ты плачешь?

Она покачала головой.

— Дыши глубже. — Он дотронулся пальцами до ее глаз. Они были мокрыми. — Просто дыши.

Брай несколько раз глубоко вздохнула.

— Я так люблю тебя, — призналась она, покрывая нежными поцелуями его брови, виски, уголки рта, подбородок. — Почему ты не говорил мне об этом раньше? — спросила она, успокоившись.

— Ты бы мне не поверила, — вздохнул он. — Ты была очень подозрительно настроена ко мне. Ты ведь знаешь, что это так, Бри. Ты бы решила, что я хочу впутать тебя в какие-нибудь темные делишки.

— Это не так…

— Ты тогда ничего не знала о любви. Ты ведь сама призналась, что только разыгрывала чувства, а мне этого не надо. Я решил быть терпеливым и подождать, пока ты выбросишь из головы все глупости и сердце твое не откроется для меня.

Брай улыбнулась: теперь ее сердце открыто и переполнено любовью к нему.

Вскоре они заснули, устроившись на одной подушке и соприкасаясь щеками.

Люк брился, когда в гардеробную вошла Брай. Он искоса наблюдал за ней. Она зевнула так широко, что ее глаза превратились в щелки, затем потянулась, подняв вверх руки. Ее короткая сорочка поднялась, обнажив треугольник рыжих волос.

Рука Люка дернулась, бритва прочертила тонкую кровоточащую полоску на его щеке.

— О, ты порезался, — посочувствовала ему Брай и засыпала ранку кровоостанавливающим порошком.

Во взгляде Люка, который она поймала в зеркале, плескался смех.

— Жена залечивает боевые шрамы своего мужа, — хмыкнул он.

Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку.

— Позвольте дать вам совет на будущее, мистер Кинкейд. Складывайте оружие, когда я вхожу в эту комнату. Иначе когда-нибудь вы отрежете себе нос, и от вашей красоты ничего не останется. — Смеясь и пританцовывая, она выпорхнула из гардеробной.

Завтрак подали в комнату Элизабет. Оррин еще не проснулся, и они могли насладиться обществом друг друга в спокойной обстановке, не завися от его непредсказуемого настроения.

— Скажи мне, Брай, что ты думаешь о садах Люка? — начала разговор Элизабет.

Вопрос матери застал Брай врасплох, и ее рука, в которой она держала вилку, застыла в воздухе.

— Я их еще не видела, — смущенно призналась она. — Я хотела… но мы…

Она замолчала, покраснев, когда увидела, что мать и Люк с улыбкой смотрят на нее. Мать выглядела довольной, впрочем, и Люк тоже. Брай под столом толкнула его ногой.

— Мама, Оррин приглашает Люка поиграть в карты в субботу вечером. — Брай быстро сменила тему разговора. — Что ты думаешь по этому поводу?

Положив вилку на стол, Элизабет откинулась в кресле и аккуратно вытерла рот салфеткой. Это не было демонстрацией хороших манер — ей нужно было время, чтобы обдумать ситуацию.

— Возможно, твой отчим хочет доставить Люку удовольствие. Он очень переживает с тех пор, как обвинил Люка в воровстве.

— Это он тебе сказал? — спросила Брай.

— Другими словами, но смысл был такой.

— Вспомни, какие слова он говорил на самом деле.

— Боюсь, я не смогу точно их воспроизвести. Если тебе угодно знать, он во всем обвиняет тебя. Оррин уверен, что Люк действовал по твоей указке, если он вообще замешан в этом деле.

Люк чуть не подавился. Брай похлопала его по руке.

— Похоже, тебя так же поразила благожелательность Оррина, как и меня, — произнесла она с улыбкой. Брай повернулась к матери:

— Как ты думаешь, Оррин не собирается подстроить Люку какую-нибудь ловушку?

— Ловушку? Едва ли. Скорее всего он хочет опустошить его карманы. — Элизабет посмотрела на Люка: — У вас есть деньги?

— Немного. Возможно, мне придется отказаться от игры.

— Я дам вам в долг.

Брай и Люк изумленно уставились на Элизабет.

— Я сэкономила немного денег. Оррин выделяет мне определенную сумму на карманные расходы. Я готова потратить их на стоящее дело.

— Что вы называете «стоящим делом»? — спросил Люк.

— Мои сады. Если вы выиграете, используя мои деньги, разве Оррин сможет возразить против перепланировки садов за мой счет? Это будет данью памяти Рэнда. Как ты считаешь, Брай?

— Это было бы чудесно, мама! — Она посмотрела на Люка и встретила его одобрительный взгляд. — Но тут есть один настораживающий момент. Люк не уверен, что игра состоится здесь. Мне бы не хотелось, чтобы он отправился к Остину или Уиллу, особенно после того, что Клан здесь натворил.

— Одно никак не связано с другим. Не все друзья Оррина . являются членами Клана. Тебе не кажется, что они должны успокоиться на какое-то время? Они заключили с тобой перемирие?

— Никакого перемирия не существует. Оррин считает, что у него есть причина сердиться на меня, и это он подсказал Клану, как надо меня проучить. У него нет доказательств, что я действую ему во вред, мама, но он знает, как нанести мне болезненный удар. Издеваясь над неграми, он тем самым издевается и надо мной. Он так же легко может расправиться и с тобой, как расправился с Джоном Уитни. — Глаза матери наполнились слезами. Брай жалела свою мать, но должна была сказать ей все. — Он ведь бьет тебя, мама?

Элизабет вытерла слезы и покачала головой:

— Нет. А если бы и бил, то тебя это не касается. Во всем виновата я сама. Мне нужно вести себя с большей ответственностью.

Люк кивнул, привлекая к себе внимание Элизабет и тем самым лишая Брай возможности продолжить свою мысль. Его серые глаза хмуро оглядели Элизабет, и, когда он заговорил, было видно, что эта мысль давно не дает ему покоя.

— Оррин злится на Брай, потому что она вышла за меня замуж. Это никак не связано с продажей строительных материалов испольщикам и ремонтом их жилищ. Он не смог сдержать свою ярость и решил отыграться на мне и Брай.

Элизабет подняла голову, в ее карих глазах по-прежнему блестели слезы, но, когда она посмотрела на Люка, в ее взгляде сквозила неуверенность.

— Вы ведь знали об этом, не так ли? — спросил Люк.

Элизабет смущенно кивнула, пряча глаза.

— Мама… — начала Брай, но Люк жестом остановил, не спуская глаз с ее матери.

— Вы всегда знали, Элизабет, о чувствах Оррина к вашей дочери?

— Я не хочу, чтобы вы говорили об этом, — заволновалась сдан. — Пожалуйста, Люк, не огорчай ее.

— Я огорчаю тебя, — спокойно ответил Люк. — Твоя мать с этим знанием много лет — возможно, с самого начала ее брака с Оррином.

— Не с самого начала, — поправила его Элизабет, — а через год или около того. Вскоре он уже не мог скрывать это. Я видела, как он смотрел на нее, как его глаза следили за ней, когда она проходила мимо. Его раздражало, что она его ненавидит, но, мне кажется, это было для него и облегчением. Ее ненависть удерживала его на расстоянии. Он боролся со своей страстью.

Брай качала головой и тихо стонала; Элизабет продолжала:

— Он завел привычку оскорблять ее, называя гулящей девкой и прочими подобными словами. Он стал больше пить, поздно вставать. Утратил интерес к делам. Стал играть в карты. Брай не помнит то время, когда он не был грубым и злым, но такое время было, пусть даже недолго. Возможно, галантность и внимание, которые он проявлял ко мне, были притворством, но все это было. Когда я встретила Оррина Фостера, я горевала по мужу, сыновьям, дому и… — она печально посмотрела на Брай, — по моей дочери. Во время своего недолгого жениховства он был необыкновенно добр ко мне. Даже в своей печали я не могла этого не заметить, и, возможно, этим он и привлек меня к себе.

— Вы хотели спасти дом, — понимающе кивнул Люк.

— И свою жизнь, — проговорила она, хотя это признание далось ей с большим трудом. — Это было во время войны. Горожане взбунтовались, начали грабить дома плантаторов и убивать живущих там хозяев. Люди были напуганы, а я просто пришла в ужас. Засуха спалила урожай, и у меня не было денег, чтобы заплатить налоги и выдать зарплату рабочим. Мой единственный оставшийся в живых сын был одержим идеей, что наше будущее зависит от сокровищ, которые он должен найти, а свою дочь я вообще перестала узнавать.

Когда Оррин вошел в мою жизнь, я увидела путь к спасению всех нас, но Рэнд был категорически против нашего брака, а Брай металась, не находя себе места. Другого выхода из той ужасной ситуации я не видела. Эта плантация была наследством моих детей. Я думаю, мотивы, которыми я руководствовалась, были не такими уж глупыми.

Брай встала, подошла к матери, опустилась перед ней на колени и обняла за тонкую талию.

— Мама, мы никогда не думали о тебе плохо. Рэнд признал, что ты сделала это ради нас. Клер убедила его в этом, и он все понял.

Элизабет погладила дочь по голове. Ее последний ребенок. Слезы набежали на ее глаза, и они засверкали, как алмазы.

— Разве не моя вина в том, что Оррин тебя обижает? ~ спросила Брай. — Ты рассказывала, что он пьет, играет в карты, делает другие ужасные вещи, но ни словом не обмолвилась о том, что он тебя бьет. И ты все это прощаешь, чтобы защитить меня. Вы оба боролись за меня. Может, я неправильно выразилась, но причиной всех ваших конфликтов была я.

— В этом нет твоей вины. Какая вина в том, что свалилось на твои плечи? Ты его не соблазняла. К чести Оррина надо сказать, что он сам страдает от своей привязанности к тебе. — Увидев недоверие в глазах дочери, Элизабет добавила: — Я знаю, в это трудно поверить, но у Оррина есть моральный кодекс. Он посчитал для себя позором домогаться своей падчерицы. Ему не хотелось так страстно желать тебя, Брай, но он ничего не мог с собой поделать. Он никогда не играл на своих чувствах, разве не так?

— Нет, — быстро ответила Брай. Люк удивленно поднял брови.

— Пока вы обе не договорились до того, что Оррин святой, позвольте мне заметить, что Оррин всегда играл на чувствах к Брай, и от этого всем было только хуже. Оррин годами оскорблял вас обеих, и вы с этим мирились, думая, что каждая из вас защищала другую. Он нанес вред вашему здоровью и вашей психике.

Брай отошла от матери и, нахмурившись, посмотрела на мужа.

— Это Оррин, — заявила она. — Вот почему ты здесь. Ты всегда говорил, что твой приезд сюда никак не связан с сокровищами. Ты приехал в «Конкорд» из-за Оррина Фостера. Ты ведь был знаком с ним раньше, не так ли? Или слышал что-то о нем. Вот почему ты спрашивал о семейных фотографиях и время от времени задавал о нем вопросы. Разве я не права? Вот почему ты собираешься уехать от меня. Когда ты утрясешь все свои дела с Оррином, ты меня покинешь.

— Ты закончила? — спокойно спросил Люк.

Карие глаза Элизабет внимательно следили за ними.

— Это выше моего понимания, — пожала она плечами.

— Совершенно верно. — Люк улыбнулся ей. — Простите нас. Нам лучше поговорить наедине, — предложил он Брай. — Хочешь прогуляться или перейти в другую комнату?

Брай посмотрела на мать, прося совета.

— Прими предложение прогуляться, дорогая. Прогулка всегда освежает мозги.

Покончив с завтраком, Люк поднялся, и они, выйдя на веранду, спустились в сад. Брай шла за Люком, пока не поняла, что он направляется к конюшне.

— Мы поедем верхом? — удивилась она. — Почему ты не сказал об этом сразу? Я бы переоделась.

— Потому и не сказал. Ты можешь ехать в женском седле.

— Я не люблю…

— Тогда делай, как хочешь.

— А что, если мы кого-то встретим?

— Разве ты не та женщина, которая всего несколько дней назад скакала через поле в одной ночной рубашке и халате?

Брай нечего было возразить на это.

Как только они оказались далеко от дома. Люк пустил свою лошадь легкой рысью. Аполлон занервничал, но Брай быстро его успокоила. Она оглянулась на дом, но увидела сквозь деревья только крышу, сверкающую в лучах утреннего солнца. Воздух был напоен свежестью, небо сверкало голубизной. Но ничто не могло улучшить ее настроения. Ей казалось, что над ее головой повисла черная туча. В любой момент она могла обрушить на нее дождь, град или…

— Скажи, ради небес, что сейчас творится в твоей голове? — спросил Люк.

Как странно, что он упомянул небеса, мрачно подумала она, и именно в то время, когда ей стало казаться, что молния пронзит ее сердце.

— Ты специально завез меня так далеко от дома, чтобы никто не мог слышать моих криков? Я же сказала, что не буду удерживать тебя. Если любовь ко мне — недостаточная причина, чтобы остаться, то другой я просто не могу придумать.

Люк понял, что она на грани истерики, и спокойно ответил:

— Я привез тебя сюда не для того, чтобы выслушивать твои крики или скрыться от посторонних глаз. Просто я хочу поговорить с тобой наедине. То, что ты сейчас услышишь, должно остаться между нами. Это не предназначено для чужих ушей.

— Моя мама…

— Ничьих ушей, — настойчиво повторил Люк. — Ты меня понимаешь?

Брай неохотно кивнула.

— У тебя есть сомнения в том, что я люблю тебя?

— Нет.

— Хорошо. Тебе приходило в голову, что если я уеду на какое-то время, то рано или поздно вернусь обратно?

Такое не приходило ей в голову. Никогда. Наоборот, она убедила себя, что если он уедет, то это навсегда. Она смотрела на него, потрясенная тем, что сама не смогла додуматься до столь очевидной истины.

— Я не твой отец, не Шелби и не Рэнд. Если я уезжаю, то возвращаюсь назад. Помни об этом, Бри.

— Они говорили то же самое. Совершенно теми же словами.

У Люка перехватило дыхание и защемило сердце.

— Прости. Я понимаю, что они были в этом уверены, как уверен и я. Но они говорили эти слова вам в пение потому что не знали, как обернется дело. Я же еду не на войну и не пускаюсь в далекое плавание. Я всего лишь еду в Нью-Йорк вместе с твоим отчимом.

— Значит, я права и твое появление здесь как-то связано с Оррином?

— Да.

— Ты можешь сказать мне, что это за дело?

— Что именно ты хочешь знать?

Брай задумалась. По правде говоря, ей вообще ничего не хотелось знать, но она все же спросила:

— Для начала я хочу знать, почему ты должен уехать в Нью-Йорк вместе с Оррином?

— Я дал обещание.

— Кому? — Задав вопрос, она уже знала ответ: — Твоей матери и теткам?

— Совершенно верно.

— Значит, я была права, когда говорила, что ты давно знаешь Оррина?

— Нет. Именно это и затруднило мою задачу. Даже сейчас я не совсем уверен, что Оррин — тот самый человек, который мне нужен.

— Вот почему ты хотел найти его фотографию… Чтобы отослать ее в Нью-Йорк?

— Да. Я сделал несколько набросков его портрета, но прошло уже одиннадцать лет с тех пор, как моя мать и тетки видели его. Он мог сильно измениться за это время, а его волосы могли поредеть или поседеть.

— Но Оррин Фостер не такое уж распространенное имя.

— Возможно.

— Не мог бы ты рассказать мне обо всем поподробнее?

— А ты уверена, что хочешь знать?

— Нет, не уверена. Но это не значит, что я не должна знать. Разве ты привез меня сюда не с этой целью? Мне бы хотелось, чтобы ты меня не щадил. Во всяком случае, не в том, что для тебя важно.

Прошло несколько минут, пока Люк, наконец, заговорил. Он говорил под горячее дыхание их лошадей и отдаленный шум реки.

— Хорошо. Но прежде ты должна узнать и кое-что другое

Интуитивно Брай поняла, что Люк сначала расскажет о себе и, лишь поведав ей тайну своей жизни, поделится с ней своими проблемами.

— Я тебе однажды говорил о пансионере моей матери.

— Человеке, который нанял тебя, чтобы помочь со счетами?

— Да. Это был лишь повод, чтобы снабжать меня карманными деньгами. Я действительно работал на него, но он не нуждался в моих услугах. У него было для этого достаточно служащих. А для меня это было своего рода учебой, отвлекающей от улицы и влияния разных бандитских группировок. Мать настаивала на том, чтобы я поступил в колледж. Но эта перспектива меня не воодушевляла. Мою жизнь с матерью и тетками нельзя назвать обычной. Они были, как бы это получше выразиться, свободомыслящими. Я даже представить себе не мог, как бы я жил с этим в университете или с Наной Дирборн, человеком строгих правил. О своих чувствах я не мог рассказать матери и теткам. Это бы их обидело. Я винил их в том, что они поставили меня в такие обстоятельства и в то же время старались держать меня подальше от них.

Люк украдкой бросил взгляд на Брай. Она сидела, склонив голову набок. Ее брови сошлись на переносице, и она, затаив дыхание, ловила каждое его слово.

— Тогда я был к ним несправедлив, но не понимал этого. Улица предоставляла мне другие возможности. Я знал, что смог бы заработать себе на жизнь и добиться влияния в определенных кругах. Я научился хорошо играть в карты и добывать деньги другими способами. Моя мать знала это, знали и тетки. Посовещавшись, они решили, что пора обратиться к мистеру Моррисону.

— Пансионеру, — уточнила Брай. Люк не подтвердил ее предположение, и она решила, что он не расслышал. — Ты ведь говоришь о пансионере своей матери, не так ли? — спросила она.

— Да, — ответил Люк, не глядя на нее. — О том человеке, который был нашим пансионером. — Глубоко вздохнув. Люк продолжил: — Брай, мистер Конрад Моррисон был больше чем просто пансионер. Дело в том, когда у него было настроение, он приходил к нам и заказывал комнату.

— Никак не могу понять, что ты пытаешься мне втолковать — пожала плечами Брай. — К чему все эти загадки? Неужели ты не можешь выражаться яснее?

— Конрад Моррисон не арендовал комнаты у моей матери Он арендовал женщин. Моя мать была «мадам», а мои тетушки — проститутками. Теперь ты понимаешь, что я хотел сказать?

Глава 13

Брай закрыла глаза и резко осадила Аполлона. Она хотела откровенности, и она ее получила.

— Это ужасно, и я не в силах сразу это осознать, — призналась она. — Я никогда не слышала о таких вещах, а уж тем более не предполагала, что это может иметь отношение к тебе.

Люк кивнул. Они находились в пятидесяти ярдах от реки. Он указал в направлении, где виднелись огромные скалы, освещенные лучами солнца. Подъехав к ним, они спешились и привязали лошадей. Сняв туфли и чулки, Брай села на выступ скалы и опустила ноги в теплую воду. Люк нашел выемку в камне, образованную водой и ветром, и устроился там.

— У тебя, наверное, сотня вопросов, — произнес он.

— Больше сотни. Но я хочу, чтобы сначала ты рассказал мне то, что я должна знать.

Она посмотрела на Люка. Опершись на локти, он сидел, вытянув перед собой скрещенные ноги. Сюртук он снял, ворот рубашки расстегнул.

— Начни с того, кем в действительности тебе приходилась Нана Дирборн.

— Она была моей бабушкой. Моя мать — ее единственный ребенок. Я не бастард. Бри. В шестнадцать лет, моя мать убежала из дома, чтобы выйти замуж за Патрика Кинкейда. По прошествии положенного срока она родила меня, а через несколько месяцев после этого Патрик скрылся. Однажды он ушел на работу и не вернулся. Именно так рассказывает об этом моя мать. Ни записки, ни писем. Она долго ждала его, надеясь, что он все же вернется. Затем прошел слух, что он уплыл на пакетботе в Китай, но мать долго не хотела в это верить. Подавив в себе гордость, она вернулась к моей бабушке. Нана предложила ей взять меня на воспитание с условием, что нога моей матери никогда не перешагнет порога ее дома. Мать отказалась. Она вернулась в город на Файв-Пойнт, где арендовала жилье и зарабатывала нам на жизнь, работая прислугой у богачей. Это длилось до тех пор, пока ее не изнасиловал один из нанимателей. — Люк заметил, как Брай сжалась, но продолжал: — Ее уволили, когда она попыталась обратиться к властям. Ее нежелание уйти без скандала навсегда лишило ее места прислуги. Она работала в салунах и игорных домах на Файв-Пойнт, но там для нее было опасно, да и платили ей гроши. Спустя какое-то время мать обнаружила, что беременна.

Вынув ноги из воды, Брай подтянула их к груди и положила на них подбородок. «Беременна»! Она вспомнила, как ужасно боялась этого после изнасилования.

— С тобой все в порядке, Бри?

— Продолжай.

— Мадам Рестелл сделала ей аборт. Я не помню всех подробностей. Бри. Что-то я узнал от матери, что-то рассказали мне тетки. Мадам Рестелл посоветовала матери обратиться к Флоре на Грин-стрит. Флора содержала преуспевающий бордель. Она очень придирчиво отбирала для него девушек и клиентов. У нее была дочь, которая училась в престижной частной школе и ничего не знала о профессиональной деятельности своей матери. Моя мать явилась к ней, держа меня на руках. Может, это сыграло свою роль, но Флора взяла ее к себе и даже разрешила мне жить вместе с матерью.

— Ты вырос в борделе, — констатировала Брай. Она высказала это вслух, потому что никак не могла поверить в этот факт.

— Да. У Флоры. До тех пор пока Нана Дирборн не забрала меня к себе. Нэнси, Лиззи, Мэгги, Лаура, Ливия и Маделин были ближайшими подругами матери, пока она жила у Флоры, а я их считал своими тетками. Они решили, что так для меня будет лучше. Мать отослала меня к бабушке. Об этом я рассказывал тебе раньше. К тому времени как я снова вернулся к матери, у нее уже был ее собственный бордель — «Рубиновая звезда». Всем девушкам, которые работали на нее, были присвоены имена по названиям драгоценных камней: теперь моими тетушками стали Берилл, Топаз, Изумруд, Гранат, Жемчуг и Опал.

— Неужели это все правда? — потрясенно воскликнула Брай.

— Я не мог бы такое выдумать, — вздохнул Люк.

— Тебе известно, что в сокровищах Гамильтонов было семь драгоценных камней? Не совсем тех, что твои тетушки использовали для своих имен… гм-м… в своей профессии. Камни Гамильтонов назывались «Семь сестер».

— В Нью-Йорке есть очень дорогой бордель, который называется «Семь сестер». Моя мать хотела дать именно такое название и своему борделю, но хозяйка отказалась продать его.

— В «Рубиновой звезде» есть своя элегантность, — проговорила Брай.

— Бри, она выбрала это название, потому что «Красный фонарь» просто убил бы Нану Дирборн.

— Да?

— Да, — сухо ответил Люк. — Однако клиенты придерживались того же мнения, что и ты. «Рубиновая звезда» пользуется чрезвычайным успехом. Моя мать наладила деловые контакты с известными людьми. Она вкладывает свои деньги в разные предприятия, следуя советам своих покровителей. Банкиры счастливы брать у нее деньги в долг и вкладывать их. Она владеет акциями многих прибыльных компаний, таких, как Северо-Восточная железная дорога. Она владеет сотнями акров земли северной части Центрального парка, и при ее уме и удачливости она, возможно, станет миллионершей еще до того, как минует десятилетии. Моя мать не только достигла успеха Флоры, но и превзошла его во много раз за последние пять лет. Но она не кричит об этом на каждом углу. Она давно сменила свое имя на Руби Дирборн, и большинство людей не знает, что когда-то она носила совсем другое имя. Все, чем она владеет — земли акции и сертификаты, — записано на имя Мэри Кинкейд.

— Значит, ты богат?

— В твоих словах я слышу разочарование.

— Не думаю, что я смогу к этому быстро привыкнуть.

— Не старайся привыкать к этому. Богата моя мать, а не я. И хотя она собирается отписать мне часть своего состояния, в последнем письме она угрожает, что лишит меня всего, если я не займусь бизнесом.

Брай долго молчала, обдумывая все, что он ей рассказал.

— Но каким образом все это связано с моим отчимом? — спросила она наконец. — Я все еще не понимаю.

— Имя Конрад Моррисон что-нибудь говорит тебе?

— Я впервые услышала его сегодня, когда ты… — Он замолчала, о чем-то задумавшись.

— Был какой-то Моррисон из Нью-Йорка, который… — Ее голос сорвался, и морщинка между бровями углубилась. — Прости. Я не могу вспомнить.

— В этом нет ничего удивительного. Тебе было четырнадцать-пятнадцать лет, когда он покончил жизнь самоубийством Его сталелитейные и чугунолитейные заводы были проданы по частям в счет долгов кредиторам и перестали носить его имя. Он всегда благосклонно относился к моей матери. Это по его совету она организовала свое заведение. Когда она ушла от Флоры, он всячески опекал ее, а потом помог создать хорошую клиентуру, направляя к ней богатых людей. Имея деловую хватку, он помог ей сделать правильные инвестиции. Не даже с его помощью поначалу у нее не все получалось, и ей пришлось вложить в бизнес много собственных денег. Она даже давала взятки местным властям. Потом ей пришлось нанимать врачей, покупать мебель, платить «крыше».

— И поэтому она не могла заплатить за твое освобождение от военной службы, — сделала вывод Брай, вспомнив его рассказ.

— Не совсем так. Это было время, когда инвестиции не приносили доходов, когда пришлось давать более крупные взятки чем раньше. Но дело даже не в этом. Она обратилась за помощью к мистеру Моррисону главным образом из-за того, что я просил не покупать мне «белый билет». Она пришла к нему за советом. Он уже помог ей отвлечь меня от улицы и бандитов и был рад спасти меня еще и от войны.

— Должно быть, он был очень привязан к тебе?

— Думаю, да. Я абсолютно уверен, что он любил мою мать. Набравшись мужества, я однажды спросил его, не хочет ли он на ней жениться. Я думал, он меня отругает, а он неожиданно согласился. Что-то в его голосе подсказало мне, что он уже просил ее руки. Моя мать отвергла его предложение. Я никогда не спрашивал ее об этом, но зато спросил своих теток. По их общему мнению, она отказала ему, потому что слишком его любила.

К глазам Брай подступили слезы, и одна из них скатилась по щеке.

— Не потому ли он и убил себя? — спросила она.

— Ты слишком романтична, Бри. Нет, я уверен, что с любовью его смерть не связана. Мистер Моррисон покончил с собой, пока я воевал. Дело шло к окончанию войны, и я тогда был в штате Теннесси. Я не знал о его смерти, пока спустя несколько месяцев письма не настигли меня в Виргинии. Тронутый мольбой матери и теток, я уволился из армии и вернулся домой.

— Мне очень жалко твоего мистера Моррисона, Люк, но я все же не могу понять, какое отношение к вам имеет Оррин. Вы все из Нью-Йорка, а он приехал сюда из Филадельфии.

— Я уже говорил тебе, что у мистера Моррисона было много клерков, которые вели бухгалтерский учет на его предприятиях. Все они подчинялись одному человеку. Этот человек украл целое состояние и был достаточно умен, чтобы представить дело так, будто Моррисон проиграл все свои компании в карты. Для железнодорожных рельсов нужны были сталь и чугун, производимые на его заводах. Однако заказы не выполнялись. Инвесторы потребовали вернуть им деньги. Кредиторы накинулись на него. Моррисона больше потрясла потеря его доброго имени, чем состояния.

— И поэтому он убил себя?

— Его убийца сделал все, чтобы люди поверили в это.

— Его убийца? Но…

— Было высказано предположение, что Моррисон использовал «ремингтон», когда решил застрелиться. Один выстрел в висок.

— И?..

— А Моррисон пользовался только «кольтом». У него был контракт с Кольтом, согласно которому он поставлял ему необходимое сырье. Он никак не мог использовать «ремингтон».

— Люк, он горевал по своему доброму имени и утрате всех компаний. Он покончил с жизнью, потому что не мог ясно мыслить.

— Он не использовал револьвер «ремингтон», Бри. К тому же мистер Моррисон был левшой. А выстрел был произведен в правый висок.

— Так бы и сказал с самого начала. Если это было убийство, тогда почему решили, что это самоубийство?

— Полиция посчитала, что будет легче поймать убийцу, если он решит, что все сошло гладко. К тому же в полиции сомневались, что он мог сбежать. Но даже тогда, когда стало ясно, что он исчез из Нью-Йорка, они не захотели обнародовать правду.

— Если все считали, что мистер Моррисон покончил жизнь самоубийством, почему ты пришел к другому выводу?

— Его нашла моя мать. Тело было еще теплым, когда она наткнулась на него. Мои тетки ждали ее в карете за углом его дома. Они видели, как кто-то бежал по переулку. Позже, когда они дали его описание полиции, оказалось, что он похож на его главного бухгалтера. Им понадобилось время, чтобы сопоставить все показания и проверить то, что рассказала им моя мать. К тому времени когда они признали, что это было убийство, а не самоубийство, он успел скрыться.

— Это был Оррин?

— Имя бухгалтера Моррисона было Уолтер Уингейт. План грабежа под видом растраты определенно принадлежал ему, но здесь были замешаны еще два человека. Они оба погибли, может быть, от руки Уингейта, хотя доказать это невозможно, если сам Уингейт не признается в этом. Я нашел след одного из них в Питсбурге и другого — в Атланте. На поиски ушло два месяца. Два года назад мне показалось что я напал на след Уингейта в Саванне. Я провел там несколько месяцев, но не смог его обнаружить. В конце концов, я восстановил в памяти все предпринятые шаги и заново проанализировал информацию. И вдруг я понял, где он может скрываться. И тогда я приехал в Чарлстон, а из Чарлстона — в «Конкорд».

— Значит, Оррин Фостер — на самом деле Уолтер Уингейт?

— Я так думаю. Мне нужно увезти его в Нью-Йорк, чтобы это доказать. Мои тетки могут обвинить его в убийстве Моррисона, а в полиции все еще не закрыто дело о растрате.

— Растрата, — выдохнула Брай. — Если мой отчим — Уингейт, тогда «Конкорд»…

— Он заплатил налоги по «Хенли» деньгами, украденными у Моррисона. Это только небольшая часть того, что он украл. Банковские счета Оррина и его инвестиции дадут полную картину. Я знаю, что он потратил какие-то деньги на ремонт «Конкорда» и вздыхал из-за каждого истраченного доллара, но все, что он затратил, — лишь малая часть того, что он украл.

— У тебя есть доказательства? — спросила Брай. — Ты видел его счета?

— Я искал их по всему дому, в каждой комнате, даже в его кабинете. Мне так и не удалось найти их. У него нет сейфа или потайных ящиков в столе.

— Он мог взять их с собой, когда ездил в Чарлстон.

— Я думал об этом, но такое маловероятно.

— Может быть, он время от времени перепрятывает их. Иногда он переворачивает свой кабинет вверх дном, а иногда другие комнаты в доме. Я думала, что он ищет карту сокровищ Гамильтонов. Сейчас же я понимаю, что дело совсем в другом. Наверное, Оррин забывает, куда прячет свои бумаги, и боится, что мы с мамой на них наткнемся.

— Возможно, ты и права.

— Люк, а как все это отразится на «Хенли»? Сможет ли Оррин претендовать на него?

— Уверен, что нет.

Брай избегала смотреть на Люка.

— Мне бы твою уверенность, — пробурчала она. — А как же ты. Люк? Как ты оказался замешан во все эти дела?

— Мэри Кинкейд. Все мои тетки, за исключением Лауры, сразу поддержали ее. Мать сразу сделала правильные выводы, но должна была в целях безопасности держаться в стороне. — Люк глубоко вдохнул прохладный осенний воздух. — Когда я вернулся домой, Уингейт был уже далеко, а полиция так и не смогла расследовать это дело.

У Моррисона не было никаких родственников. Он был один как перст. Может, поэтому он так привязался к моей матери. Она и ее подруги стали его семьей. Моя мать всеми силами старалась смыть пятно позора с его имени. Когда она поняла, что полиция ничего не предпринимает, она обратилась за помощью к сыщикам Пинкертона. Расследование длилось до моего возвращения. Детективы Пинкертона обобщили всю собранную ими информацию и передали ее мне. С тех пор прошло почти девять лет, а я все еще занимаюсь поисками, которые и привели меня сюда.

Склонив голову, Брай изучала Люка, словно это было произведение искусства, привлекающее своей оригинальностью, но ничего не дающее для души. Она решила перевести разговор на другую тему.

— Ты принял приглашение Оррина на субботу?

— Я его принял и не собираюсь от него отказываться. Ты слышала, что сказала Элизабет? Она даст мне денег сделать ставку.

— Не знаю, должна ли она так поступать. А что, если об этом узнает Оррин?

— Я не собираюсь рассказывать ему об этом, по крайней мере заранее. А ты?

— Конечно, нет.

— А твоя мать тем более ему не скажет. — Люк выжидающе посмотрел на жену. — Ну а ты? Ты не хочешь добавить денег в общий котел?

— Я хотела это сделать. Люк, но теперь передумала. Скажи, разве Оррин имеет право играть на деньги, которые ему не принадлежат? Если он купил «Хенли» на украденные деньги наследники мистера Моррисона и его кредиторы могут заявить на них свои права. Тебе приходило это в голову?

— Да. Еще раньше, чем тебе. Мне кажется, что сначала надо вернуть вам плантацию, а уж потом думать об остальном. Не забывай, еще надо доказать, что Оррин и Уингейт — одно и то же лицо. На это уйдет время, а при отсутствии серьезных доказательств, лишь основываясь на свидетельствах Руби и ее шести «драгоценных камней», это может никогда не случиться.

— Ты думаешь, что судьи не захотят выслушивать твою мать и теток?

— Они проститутки, Бри, я ведь уже говорил тебе об этом.

— Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобными случаями. И все-таки мне кажется, что профессия, которую они себе выбрали, не делает их менее достойными людьми. Скорее наоборот, как мне представляется. Ты сам сказал, что благоразумие очень ценится в их профессии. Хороший адвокат может сыграть на этом.

— Возможно. Однако не забывай, что ты не сможешь взять «Хенли» под свой контроль, пока в этом деле не будет поставлена точка.

— Если вдобавок ко всему на карту будет поставлена и твоя жизнь, я в этом принимать участия не стану.

— Хорошо.

— Значит, ты не…

— Я использую деньги твоей матери и все свои сбережения, — оборвал ее Люк. — Решение принято.

— Я хочу покататься одна, — бросила она, увидев упрямое выражение на лице Люка.

Люк не стал помогать Брай взобраться на Аполлона и стоял, устремив взгляд за реку.

В субботу вечером Брай, стоя на террасе, смотрела, как Люк уезжает на Аполлоне. Оррин уехал в карете несколькими минутами раньше.

— Не понимаю, почему Люк не мог поехать с ним в карете.? — пожала плечами Элизабет. — Уверена, что ехать вместе гораздо безопаснее для обоих.

— Так захотел Оррин, — ответила Брай. — Он решил, что если у одного из них возникнет нужда оставить игру раньше то второму не придется тоже уезжать.

— Не ожидала от Оррина подобной заботы, — удивилась Элизабет.

— Если Оррин и проявляет заботу, то только о себе. Он не верит, что Люк — умелый игрока или считает, что у него не хватит денег, чтобы продолжить игру. Он хочет быть уверен, что сможет остаться, когда Люка обчистят другие.

— Брай, ты не можешь этого знать. — Элизабет посмотрела на плотно сжатый рот дочери и решила сменить тему. Надеюсь, вы помирились с Люком?

— Мы и не ссорились, мама.

— Почему же вы тогда не разговариваете?

— Мы разговариваем.

— Редко. А когда разговариваете, то голос у тебя такой официальный и безразличный, словно вы видите друг друга в первый раз. Это длится уже несколько дней. Даже Оррин это заметил.

Брай вошла в дом и придержала дверь для матери.

— Могу себе представить, как Оррину хочется обыграть Люка. — Пожалев мать, Брай добавила: — Я просила Люка не уезжать, но он настоял на своем. Мне известны причины, из-за которых он решил уехать, но я беспокоюсь за него и поэтому одолжила ему Аполлона, чтобы под ним была хорошая лошадь на случай опасности. Я сделала все, что могла.

— Ты пожелала ему счастливого пути?

— Я вышла его проводить.

— Но ты говорила с ним? Пожелала ему удачи? Сказала, что любишь его?

Ничего подобного Брай не говорила. Только ее глаза умоляли его остаться в «Конкорде», и то лишь тогда, когда он повернулся к ней спиной. Отвечая сейчас матери, Брай покачала головой.

— О, Брай, никогда не отпускай его, не сказав, что ты его любишь.

— А ты пожелала удачи Оррину за счет Люка? — Брай подошла к лестнице, но вдруг остановилась и посмотрела на мать. — Я думала, что смогу натравить Люка на Оррина, чтобы получить, что хочу. Я ошиблась, мама. Нельзя манипулировать людьми и заставлять их делать то, что тебе хочется. Сегодня на карту поставлено гораздо больше, чем деньги для твоих садов.

Дом Франклина Арчера находился в двенадцати милях от «Конкорда». Он владел плантацией в пятнадцать акров пахотной земли, пастбищем, большим каретным сараем и конюшней, чему завидовало большинство плантаторов. Высокая арочная галерея служила входом в дом. Когда Оррин и Люк приехали, старый дворецкий проводил их в кабинет Арчера.

Остин Типпинг поднялся, когда Оррин и Люк вошли в комнату, и тепло приветствовал их. Он был высоким, стройным мужчиной, с изящными руками и длинными пальцами. Протянув одну руку Оррину, а вторую Люку, он встряхнул их в крепких рукопожатиях.

— Наливайте себе, — предложил он. — Фрэнка позвали наверх отрегулировать какой-то семейный вопрос. Он теперь сожалеет, что не отправил жену с дочерьми к своей матери.

— Именно по этой причине я не захотел, чтобы игра состоялась в «Конкорде», — засмеялся Оррин. — Нам бы пришлось иметь дело с Брай, подслушивающей весь вечер у двери и под любым предлогом заходящей в комнату, чтобы удостовериться, что Люка не обманывают. — Он хлопнул Люка по спине. — Разве я не прав, Кинкейд? Брай не доверяет мне и считает, что я тебя непременно обману.

— Не знаю, как насчет денег, сэр, — покачал головой Люк, — но, как мне кажется, она боится, что вы лишите меня жизни.

Остин Типпинг рассмеялся первым. Смех его был искренним, и Люк улыбнулся в ответ. Оррин тоже засмеялся, но его смех был пронизан фальшью. Никто не стал развивать эту теми Люк приготовил выпивку для себя и Оррина и сел за стол напротив Остина. Чуть позже к ним присоединился Фрэнк Арчер. Он поместил свое тело на стул рядом с Люком и издал долгий страдальческий вздох.

— Кто-нибудь сдаст эти проклятые карты? — заныл он капризно, изогнув густую бровь.

Остин взял со стола колоду и начал тасовать.

— А что Уилл? — спросил он. — Придет?

— Придет, как только приедет, — ухмыльнулся Франклин. Оррин открыл коробку с фишками и раздал их игрокам кто сколько просил.

— А как насчет Сэма и Джима?

— Я слышал, что Джим растянул связки, — ответил Фрэнк. Он нетерпеливо барабанил по столу толстыми пальцами, похожими на сосиски. Когда Оррин придвинул к нему его фишки, Фрэнк разделил их на мелкие кучки и снова стал барабанить по столу. — Что же касается Сэма, то я ничего не слышал о его отказе, поэтому думаю, что он придет.

Остин раздал карты и бросил взгляд на кучу фишек на середине стола. Вишневое дерево было отполировано до такой степени, что фишки отражались в нем как в зеркале.

— Вы готовы? — Он покосился на Люка: — Надеюсь, Оррин сказал вам, что это дружеская игра? Никаких ограничений, кроме совести каждого джентльмена. Вы меня поняли?

— Я понял, — ответил Люк.

Первые семь партий прошли в обстановке взаимной вежливости. Люк выиграл одну партию, остальные — Остин. Франклин добродушно посмеивался над своей проклятой невезучестью; Оррин переживал проигрыш молча. Они прервали игру дважды: когда приехал Сэм и когда подали прохладительные напитки.

Все началось сразу после того, как кто-то высказал сожаление, что Уилл не присоединился к ним, когда игра пошла всерьез.

Люк немедленно почувствовал, как накалилась атмосфера. Что-то едва уловимо изменилось в манере их поведения. Сэм то и дело сдвигал брови, настороженно следя за игроками. Оррин пил мало. Он часто подносил стакан ко рту, делал маленькие глоточки. Люк заметил, как он, подойдя к буфету, налил в свой бурбон воды значительно больше, чем обычно.

Постукивание Франклина по столу менялось в зависимости от карт в его руке. Вскоре Люк догадался, что это условный знак. Они мирились с раздражающим постукиванием своего друга, потому что он давал им знать, какие карты у него на руках. Если карты были хорошими, он барабанил пальцами. Если у него были шестерки или семерки, он стучал указательным пальцем по краю стола. Франклин переставал барабанить только тогда, когда начинал блефовать. Здесь требовалось все его внимание.

Остин был весьма умелым игроком, но не обломал свои зубы за карточными столами в борделе Флоры. С шести лет Люк имел возможность наблюдать за самыми зубастыми карточными акулами Нью-Йорка. Пока его мать работала наверху, он приносил в заднюю комнату выпивку, зажигал сигары, открывал новые колоды карт. Его присутствие не мешало игрокам, и иногда ему даже платили. Они прозвали его Маленькая Удача и любили, когда он стоял рядом. Иногда его поднимали с постели среди ночи и просили пойти к игрокам, надеясь, что он своим присутствием увеличит выручку. Люк, в свою очередь, перенимал опыт у лучших карточных мастеров Нью-Йорка. Однажды он сидел на коленях Джорджа Джеймса, который выиграл подряд двадцать три партии. Он видел Джесопа Фицджеральда, евангелиста из Нижнего Манхэттена, который, блефуя, выиграл человеческую душу и семьсот долларов. Маленькая Удача был свидетелем того, как Джек Фаин обвинил Эдмунда Беннинга в мошенничестве и разрядил в него свой пистолет. Этот инцидент убедил Мэри Кинкейд, что ее сыну лучше жить с бабушкой. На следующий день Нана Дирборн забрала его с Грин-стрит.

Люка мало беспокоило умение Остина вести игру. Его способность манипулировать картами была неотъемлемой частью его натуры. Главное заключалось в том, что Остин, Сэм, Франклин и Оррин объединились и играли против него одного. Один из них мог проиграть, но все вместе они должны были выиграть.

Люк ничем не дал понять, что догадался об их мошенничестве. Вряд ли кому-нибудь из них понравится, если он займется разоблачением, да и ему самому не хотелось идти на конфронтацию с ними. Разряженный пистолет Джека Фаина не выходил у него из головы. Догадайся он раньше об их мошенничестве, он бы меньше проиграл. Ему потребовалось немало усилий, чтобы сделать вид, что он ничего не замечает. К тому же ему совсем не хотелось, чтобы они раньше времени распознали в нем искусного игрока.

Разговор во время игры не исключался. В конце концов, ведь это была дружеская игра. Они обсудили президентство Гранта, последний урожай, предстоящую свадьбу дочери Франклина, а также капитана Мэтью Вебба, который в августе переплыл через Ла-Манш. Они сходились во мнениях по многим вопросам, и особенно в том, что касалось Вебба. Сэм назвал его заплыв «дурацкой затеей».

Между ставками, сдачами карт, объявлениями мастей сам по себе возник разговор о Клане. Люк присоединился к разговору, понимая, что этого от него ожидают. Он задавал разные вопросы об этой организации, словно никогда не встречался с всадниками в капюшонах. Ему охотно отвечали, объясняя, что Клан призван защищать собственность белых.

— Государственные чиновники предали нас, — объяснил ему Сэм. Все, кроме Оррина, с ним согласились. — Слишком много цветных пришло в офисы после выборов 1868 года. Урожай риса падает. Эти чертовы негры ничего не делают.

— Сэм, ты играешь или нет? — спросил Оррин. Сэм изучил карты.

— Играю. Каков кон?

— Три доллара.

— Кладу еще два. — Он бросил две фишки, аккуратно сложил перед собой карты и продолжил развивать свою мысль:

— Как я уже говорил, их не заставишь рыть канавы или чинить дороги. Даже когда ты им платишь хорошие деньги, они все равно пропивают их. Напившись, они ведут себя отвратительно, в частности, начинают приставать к белым женщинам. Клан держит их в узде. Я правильно говорю, Оррин?

— Не знаю, что и ответить, после того как он пытался установить порядок на моей земле. Сожгли мои строения, чуть не убили человека, который работает на меня.

— Заглядывай вперед, Оррин, — рассмеялся Сэм. — Впредь негры не будут тебя обворовывать.

— Возможно, — сухо ответил Оррин. — Что ты думаешь по этому поводу, Кинкейд?

— Я думаю, что я, обанкротился. — Люк бросил на стол карты и увильнул от ответа, демонстративно встав из-за стола. Он догадывался, какими взглядами обменивались за его спиной игроки. Они определенно пытались склонить его на свою сторону.

После отпора, данного Люком, игра продолжалась, но теперь за столом почти не разговаривали. Игра стала более напряженной, а разговоры более сдержанными. После полуночи Сэм, извинившись, улегся на кушетку рядом с камином и сразу уснул. Игра продолжалась с четырьмя участниками.

Люк начал выигрывать. Гора денег упорно росла и росла бы и дальше, если бы Франклин не заявил, что с него хватит. Чем меньше Люк выказывал беспокойства о результатах игры, тем тревожнее становился Оррин. Люк заметил, что он время от времени бросал злобные взгляды на Франклина и спящего Сэма, упрекая их за то, что они его покинули. Остин продолжал играть, пока часы в холле не пробили три. Тогда он с трудом встал из-за стола и отправился на поиски кофе.

Люк посмотрел на лежавшие перед ним горки фишек.

— Более чем достаточно, чтобы отреставрировать сады Элизабет, — удовлетворенно отметил он. — Я могу уезжать. Если хотите, поедем вместе.

Глаза Оррина были красными от напряжения, но взгляд оставался вполне осмысленным.

— Что? — переспросил он.

— Я собираюсь уехать.

— Что ты там говорил об Элизабет?

— Она субсидировала мою игру, — небрежно бросил Люк. — ~ Она знала, что у меня может не хватить денег и предупредила меня, что вы все очень серьезно относитесь к вашей дружеской игре. — Люк сделал ударение на своих последних словах сопроводив их знаменитой кривой усмешкой. — Как и следовало ожидать, Элизабет оказалась права. Мне пришлось бы распрощаться с вами еще до того, как уснул Сэм, если бы она мне не помогла. Я ведь не сделал ничего плохого, приняв их. Она очень настаивала, и они пойдут на благое дело.

Оррин тихо выругался, когда Франклин рассмеялся.

— Кинкейд, ты испытываешь мое терпение, — прорычал с угрозой Оррин.

— Выходит, ты играл против своих же денег? — хмыкнул Остин.

— Не понял, — посмотрел на него Люк;

— У Элизабет нет ни единого собственного пенни, кроме тех денег, которые я выдаю ей, — ответил Оррин. — Все деньги, которые у нее есть, принадлежат мне.

Сэм принял сидячее положение и высказал свою точку зрения:

— Раз ты даешь ей деньги, Оррин, не значит ли это, что они уже принадлежат ей? У нас еще остался бурбон? У меня голова раскалывается.

Остин налил в стакан бурбона и протянул его Сэму.

— Одним словом, вдрызг пьяный, вот как ты себя чувствуешь, — заметил он.

Сэм не обиделся. Поблагодарив Остина, он осушил стакан и с трудом поднялся на ноги.

— Конечно, в этом есть что-то неприличное, — бросил он. — Словно ты играл с собственной женой или сам с собой. Здесь какая-то нелепость.

— Ты всегда можешь попробовать отыграться, — предложил Люк, взяв в руки карты. — Я легко расстанусь с твоими деньгами. Только я полагаю, что все, чем владеет Элизабет, принадлежит и тебе — независимо от того, даешь ты ей это или нет.

— То же самое я говорю и своей жене, чтобы она не морочила мне голову, — рассмеялся Франклин.

Глаза Оррииа превратились в щелочки, и он внимательно наблюдал, как Люк тасует карты.

— Какую ставку ты предлагаешь? — спросил он. — Наверное, у тебя есть что-то на уме.

— Ставлю все это против того, что ты имеешь, — объявил Люк, указывая на гору фишек перед собой.

— Мне представляется это несправедливым. Ты можешь снова выиграть. У тебя в два раза больше фишек.

— Я понимаю твою нерешительность, — кивнул Люк. — Все это кажется тебе подозрительным, так как тебе неизвестны мои мотивы. Мой дядя Морри посоветовал бы тебе немедленно выйти из-за стола. Он всегда давал мне такой совет, когда ставка вызывала у меня сомнения.

— Совет дяди Морри звучит разумно, — ухмыльнулся Оррин. — Ты когда-нибудь пользовался им?

— Нет. У меня не хватало духу уйти, но я никогда не осуждал тех, кто это делал.

Люк начал снова тасовать колоду. Несколько карт упало на стол. Он подобрал их и засунул обратно.

— Вы уронили одну карту. — Остин Типпинг встал на корточки рядом со стулом Люка и поднял карту. Он протянул ее Люку, но в последний момент не удержался и перевернул. Это была четверка треф. Он отдал карту Люку и поднялся.

— Мы все можем согласиться на равные ставки, — предложил Люк.

— И ты готов к тому, что проиграешь больше, чем имеешь? — спросил Оррин. — Не думаю, что твой дядя Морри посоветовал бы тебе такое.

— Может, и нет. Он был чрезвычайно осторожен. Говорят, он был осторожен и в бизнесе, но уж коли речь зашла о его состоянии, то здесь, по моему мнению, он не был слишком осторожен.

Густая бровь Франклина поползла вверх. Он вернулся к столу и сел.

— Значит, у вас есть состоятельный дядя, Кинкейд? Оррин убедил нас, что Брай Гамильтон сделала плохую во всех отношениях партию. Ты знал о дяде, Оррин? Янки умеют делать деньги.

— Он тоже умеет делать деньги. Он вымогает эти деньги у меня за реставрацию «Конкорда». — Улыбка Оррина была натянутой, глаза хитрыми. — И это не изменилось даже тогда когда он стал моим зятем. Сейчас он работает меньше, а получает больше. Думаю, ты сильно преувеличиваешь, Фрэнк, или просто неправильно меня понял. — Оррин снова обратил свой тяжелый взгляд на Люка. — Значит, Кинкейд, ты наследник состояния дяди Морри? — с сарказмом спросил он.

— Дядя Морри не имеет ко мне никакого отношения, — ответил Люк, не спуская взгляда с лица Оррина. — Он был другом нашей семьи и умер, задолжав многим людям. Мне нечего наследовать. Даже такой осторожный человек, как Конрад Моррисон, умудрился потерять все свои деньги.

Люк видел реакцию других при упоминании имени Моррисона. Сэм тихо присвистнул. Остин опустился на стул. Франклин еще сильнее забарабанил пальцами по столу. Но Люка интересовала только реакция Оррина, и он был вознагражден за свое терпение. Грубое лицо Оррина побледнело до синевы. Прежде чем он успел взять себя в руки и придать своему лицу равнодушное выражение, его глаза сказали, что это имя ему знакомо.

Оррин резко выпрямился на стуле, его рука, потянувшаяся к стакану с бурбоном, дрожала. Он осторожно поднес стакан к губам и сделал большой глоток. Когда он, наконец, заговорил, его голос был твердым:

— Что ты хочешь?

— «Конкорд».

— Это невозможно.

Люк пожал плечами. Франклин перестал барабанить, пальцами.

— О чем он, черт возьми, говорит, Оррин? Похоже, он хочет выиграть у тебя «Конкорд»?

Сэм поднялся с кушетки. Он сразу протрезвел, услышав их разговор.

— Ты это серьезно, Кинкейд? — спросил он. — Разве тебе не говорили, что у нас просто дружеская игра?

Остин Типпинг переводил взгляд с Оррина на Люка

— Меня никогда особенно не беспокоило, что «Хенли» перешел в руки янки. Тебе, Оррин, это известно, потому что я никогда не делал из этого секрета. Если бы Кинкейд был верным сыном Юга, это бы убедило меня принять его сторону. Однако он такой же янки, как и ты, да к тому же женился на женщине, обещанной мне. В довершение всех обид он называет эту свинью своим дядей Морри. На твоем месте я бы принял предложенную им ставку. Если Кинкейд выиграет, то он получит «Конкорд». А что он предлагает на случай твоего выигрыша, Оррин? У него на столе недостаточно денег, чтобы заполучить «Конкорд». У твоей жены их тоже нет.

Оррин вопросительно посмотрел на Люка.

— Ну? — спросил он. — Остин прав. Какова твоя ставка?

— Можно попросить у вас листок бумаги и ручку? Франклин положил перед Люком лист бумаги, поставил на стол пузырек с чернилами и протянул ему ручку.

Люк сложил листок пополам и, прикрываясь рукой, что-то быстро написал. Когда чернила высохли, он протянул его Оррину.

— Прочитай это, а потом я скажу тебе свои условия.

Оррин не сразу взял листок в руки. Что-то его удерживало. «При любом исходе выход один», — думал Оррин. То, что лежало на столе, не имело сейчас никакого значения. Имело значение только то, что произойдет позже. Оррин знал, что он заключает пари с мертвецом.

Подтянув записку к себе, Оррин медленно взял ее в руки, раскрыл и прочитал: «Уолтер Уингейт». Оррин постарался сохранить на лице равнодушное выражение. Никто за столом не должен догадаться, как гудит у него в ушах и как сильно бьется сердце. Однако все видели, как он покраснел от самой шеи и ослабил узел галстука. Через несколько секунд его лицо вновь побледнело.

Он тщательно сложил записку и сунул ее в карман жилета.

— Очень хорошо, — повернулся он к Люку. — Я тебя слушаю, хотя не знаю, что ты хотел сказать своей запиской. Для меня она не имеет никакого смысла.

— Ты не собираешься рассказать нам, что в ней, Оррин? — спросил Франклин.

— Кинкейд? — обратился Оррин к Люку, игнорируя слова Франклина.

Люк перестал тасовать карты и положил их на стол.

— Я готов навсегда уйти из твоей жизни, — спокойно заявил он. — Если выигрываешь ты, то «Конкорд» остается твоим, а я уезжаю в Нью-Йорк. Один. Тем самым я дарю тебе жизнь.

Сэм стукнул стаканом по столу, расплескав бурбон по полированной поверхности.

— Что, черт возьми, написал тебе Кинкейд? — спросил он.

— А если выиграешь ты? — спросил Оррин с убийственным спокойствием.

— Ты получаешь мое молчание.

— Значит, ты предлагаешь молчание в обмен на «Конкорд»? Я правильно тебя понял?

— Да.

— Молчание о чем, Кинкейд? — спросил Сэм. — Оррин, я думаю, что тебе не стоит соглашаться. Это имеет какое-нибудь отношение к Клану? Да или нет? Вы, янки…

— Отстань, Сэм! — рявкнул Оррин. — Я знаю, что делаю.

Люк заметил, как трое мужчин обменялись взглядами.

— Мне интересно, — Остин повернулся к, Люку, — что это значит: «возвращаюсь в Нью-Йорк один»?

— Так и будет, — подтвердил Люк.

— Значит, ты бросишь Брай?

— Я разведусь с ней.

— Она знает об этом? — спросил Оррин.

— Нет.

Остин Типпинг вздохнул с явным удовлетворением, чем привлек к себе внимание Оррина.

— Думаю, тебе надо согласиться, — посоветовал он.

— Ты так говоришь, потому что на кону не твоя плантация.

— Тоже верно. — Остин посмотрел на Люка: — Сколько партий?

— Одна.

— Кто сдает?

— Бросим жребий.

Сэм вытер носовым платком полированную поверхность стола и сунул его в карман.

— Кто-нибудь из нас может сдать, — предложил он. — Пусть это будет нейтральная сторона.

— Я согласен, — кивнул Оррин. «Их трудно назвать нейтральной стороной, — подумал Люк. — Особенно если карты будет сдавать Типпинг».

— Кто выбирает сдающего? — спросил он.

— Бросим жребий, — предложил Остин. Он кивнул на колоду карт, лежавшую на столе перед Люком. — Можно взять? Люк придвинул к нему колоду.

— Они все перетасованы.

— Я-то заметил. — Вежливо улыбаясь, Остин разложил карты веером. — Кто будет тянуть первым? Оррин? Кинкейд?

— Пусть он. — Люк указал на Оррина.

— Тяни. — Остин повернул колоду к Фостеру. Оррин вытащил третью с края карту. Сначала он посмотрел на нее сам, затем показал остальным.

— Десятка червей. — Остин развернул карты к Люку. — У тебя есть возможность вытащить карту покрупнее.

«Как бы не получилось хуже», — подумал Люк. Он вытащил карту из середины колоды, показал ее всем и только потом посмотрел сам. Но выражение лиц игроков уже сказало ему все.

— Семерка пик. Тебе выбирать сдающего, Оррин.

— Я выбираю Типпинга.

Люк кивнул. Другого он и не ожидал. Он взмахнул рукой, и Остин начал раздавать карты. Люк сделал вид, что полностью поглощен выпивкой, однако краем глаза наблюдал, как Остин манипулирует картами, перемешивая их. Когда Остин остановился и приготовился вытащить первую карту, Люк крепко схватил его за запястье.

— Вы не возражаете, если я вас прерву?

— В чем дело? — прорычал Оррин. — Ты что…

— Сдавая, Остин случайно засветил мне последнюю карту. Будет несправедливо, если я буду ее знать, а ты нет.

Остин нахмурился:

— И что это за карта?

— Десятка червей. Та самая карта, которую ты вытащил раньше.

— Это правда, Остин? Ты засветил ему карту?

— Если я это сделал, то, как говорит Кинкейд, случайно.

— Покажи ее мне, — попросил Оррин. Весь его вид говорил, что Остин Типпинг ничего не делает случайно.

Лицо Оррина выражало подозрение. Он привык всегда чувствовать себя аутсайдером, даже когда находился в кругу друзей. Сэм по-прежнему был убежден, что молчание Оррина как-то связано с Кланом.

Остин медленно поднял колоду и держал ее так, чтобы все могли видеть последнюю карту.

— Теперь у нас с Оррином равные возможности. Сдавайте, джентльмены, — предложил Люк.

Глава 14

В кармане его сюртука лежали выигрышные карты — или то, что могло стать выигрышем. Он спрятал эти карты сразу после того, как партия была сыграна, и прежде, чем их успели вернуть в колоду. Он был уверен, что никто не заметил его ловкости рук. Если вспомнить, сколько он проиграл в эту ночь, это была его маленькая победа. Он гордился тем, что сумел их обмануть.

Было слишком темно, чтобы сейчас разглядывать карты. По небу плыли тяжелые тучи, и луна то и дело скрывалась в облаках. Он подозревал, что, вернувшись в «Конкорд», обнаружит, что карты меченые. Как он умудрился не догадаться об этом с самого начала?! Ответ пришел неожиданно: он недооценил своих партнеров и их представлений о «дружеской игре».

Он размышлял над тем, что сделает, когда увидит карты. Ему придется вызвать на дуэль каждого из них и стреляться на расстоянии двадцати шагов. Мысль, которая пришла ему в голову вызвала у него улыбку. Он понял, что не знает, существует ли еще у джентльменов Юга дуэль чести или этот обычай ушел из их жизни после Гражданской войны.

Слишком многое изменилось в последнее время. Он нащупал в кармане карты. Он должен был выиграть последнюю партию. Те трюки, которые они проделывали, очень смахивали на банальный грабеж. Ему нет места в их играх.

Он был всего в миле от «Конкорда», когда за его спиной раздался выстрел. Он упал на землю, выпустив из рук вожжи.

«Похоже, у них вообще нет чести», — подумал он. И умер.

Подходя к дому, Люк услышал бравурную мелодию Гайдна, Звуки так быстро сменяли друг друга, что казалось, им не терпелось вырваться на свободу и они, вылетев из Музыкального салона, заполнили собой все пространство перед домом.

Он поднялся на веранду и посмотрел на часы. Было около шести часов утра. По дороге он размышлял, будет ли кто-нибудь ждать его возвращения, и сейчас ему не терпелось узнать, кто же встречает его музыкой.

Из-под двери Музыкального салона выбивались желтые полоски света. Он не стал стучать, предупреждая о своем приходе, а просто распахнул дверь и… застыл, пораженный.

За роялем сидела Брай.

Она не видела его. Лицо ее было сосредоточенным, глаза закрыты, на нежных щеках горел румянец, кожа сказочно светилась в свете канделябра. Пухлые губы были плотно сжаты, Лоб прорезала глубокая складка.

Потоки музыки, казалось, окутывали ее. Ее голова, словно метроном, покачивалась в такт мелодии, а пальцы быстро бегали по клавишам.

Это была музыка, которую она давно похоронила в себе. Мелодия радости, страсти и гармонии. Но ничто не смогло ее уничтожить. Она сохранила эту музыку в своей душе, даже не догадываясь об этом.

Под аккомпанемент легкого стаккато Люк бесшумно подошел к роялю. Он стоял, наблюдая за ней, и вдруг понял, что она досталась ему в награду. И еще он подумал, что не заслужил такого счастья.

Внезапно пальцы Брай замерли на клавишах. Еще не открыв глаза, она уже знала, что он здесь.

— Люк! — Чуть не опрокинув стул, она вскочила из-за рояля и бросилась к нему. — Я знала, что это ты! Я знала? ~ Она встала на цыпочки и, обняв его за шею, крепко поцеловала в губы.

Люк притянул ее к себе. Она снова с ним. Его музыка. Его радость. Его страсть и гармония. Неистовость ее объятий была хорошо знакома ему. Он целовал ее, а в ушах все еще звучала ее музыка.

Откинувшись назад, Брай взяла в ладони его лицо и заглянула ему в глаза. В них стояли слезы.

— Ты плачешь? — прошептала она. — Почему ты плачешь?

— Музыка, — ответил он. — Во всем виновата музыка.

— Она предназначалась тебе. Понимаешь, я весь вечер не находила себе места. Все эти долгие часы ожидания были для меня мукой, и вдруг я обнаружила себя здесь, сидящей за роялем. Впервые за многие годы я почувствовала в себе музыку — музыку и страх. Но как только я дотронулась до клавиш, страх исчез, исчез навсегда. Вот что ты дал мне.

Он слушал ее слова и соглашался с тем, что она сказала ему, но не потому, что действительно дал ей что-то, а лишь потому, что она сама считала это правдой.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Мне так жалко, что я отпустила тебя без доброго напутствия. Даже мама упрекала меня за это. — Взяв Люка за руку, она подвела его к креслу у камина, в котором горел слабый огонь. Брай подбросила в него полено. — Погрейся у камина, — предложила она. — У тебя такие холодные руки. Я сейчас приготовлю тебе горячий чай.

Люк предпочел бы, чтобы она посидела рядом с ним, но она уже направлялась к двери, стараясь не смотреть на него и упорно избегая разговора о событиях минувшей ночи.

Он стоял у камина, потирая озябшие руки, когда она вернулась с подносом и налила им по чашке чаю. Люк взял чашку и повернулся спиной к огню, а она села в кресло и приподняла подол платья, чтобы согреть озябшие ноги.

Он бросил взгляд на ее туфли — они были мокрые.

— Куда ты ходила ночью? — небрежно спросил он. Удивленная вопросом, Брай проследила за его взглядом.

— Ах да, мои туфли. Я ходила прогуляться к реке. Мои пальцы устали от игры, и я решила немного отдохнуть. Прогулка пошла мне на пользу.

Поставив чашку на поднос. Люк сел перед ней на корточки снял с нее туфли и стянул мокрые чулки. Затем он принялся растирать ей ноги, чтобы согреть их, и Брай благодарно вздохнула.

— Я думал, ты уже давно лежишь в постели.

— Мама ушла к себе в спальню еще до полуночи. Адди тоже куда-то исчезла. Джеб и Элси разошлись по своим комнатам еще засветло.

— Значит, они пропустили твой концерт?

— Полагаю, что да. Во всяком случае, никто не пришел поинтересоваться, что за шум я тут подняла.

— Они много потеряли.

Выпрямившись, Люк взял чашку и сделал несколько глотков, наблюдая за Брай. Он понял, что она сдерживает себя, чтобы не спросить его об исходе игры, и решил ее помучить.

Взгляд Брай обратился к окну. Шторы были раздернуты, но на улице было так темно, что она видела в стекле лишь свое отражение.

— Ты ничего не говоришь об Оррине, — наконец не выдержала она. — Он вернулся вместе с тобой?

— Когда я уезжал, он оставался у Франклина.

— Наверное, им надо было обсудить деловые вопросы?

— Возможно, — равнодушно пожал плечами Люк. Допив чай, он поставил чашку на поднос. — А теперь спать!

— Ты ничего не хочешь рассказать мне?

— Рассказать — что?

— О результатах игры. Ты заставляешь меня нарушить слово, которое я себе дала.

— Какое слово?

— Что я не буду тебя ни о чем спрашивать, а сделаю вид, что меня это совсем не интересует. Мне только хотелось, чтобы ты вернулся живым и невредимым. Я говорю правду. А сейчас, когда ты вернулся, меня гложет любопытство, и это несправедливо, что ты меня мучаешь. Ты мог бы сказать, чем кончилась игра и почему Оррин не приехал вместе с тобой. — Люк открыл рот, но она быстро заговорила: — Нет-нет, я ничего не хочу знать! Я передумала. Меня абсолютно не интересует результат.

— Почему тебя не интересует результат? Я бы обязательно поинтересовался.

— Ты имеешь на это право. Ты рисковал. Мне же оставалось только волноваться.

— Не одна ты волновалась. Мне тоже пришлось поволноваться. Они пытались завербовать меня в свой Клан. Я этого от них не ожидал и не имел ни малейшего представления, чем для меня может обернуться мой отказ. Но они быстро оставили меня в покое, увидев, что я уклоняюсь от этого разговора.

— Они хотели, чтобы ты присоединился к ним? — удивилась Брай. — Разве они забыли, что совсем недавно ты целился в них из ружья?

— Этот инцидент даже не обсуждался. Может быть, они решили, что я действовал по твоему приказу. Открытым текстом они, конечно, об этом не говорили, но, насколько я понял, они хотели узнать, что я думаю по этому поводу. Но поскольку я для них чужак, они действовали очень осторожно.

— Невероятно! А что было дальше?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Нет, не надо ничего рассказывать. Для меня это не имеет никакого значения. Главное, что ты здесь и ты не пострадал. — Она остановилась у рояля и загасила свечи в канделябре. — Правда, если бы ты мне хоть как-то намекнул… Намек я бы приняла. Таким образом я бы не нарушила данное себе слово и была бы к тебе более доброй, когда мы придем в спальню.

Подавив зевок, Люк взял ее за руку:

— Бри, если твое «более доброй» означает, что ты дашь мне немного поспать, тогда я расскажу тебе кое-что.

— Другая женщина на моем месте обиделась бы за такие слова, я же просто их никогда не забуду.

— Ничего себе утешение, — хмыкнул Люк. — В мои намерения не входило тебя обижать. Если тебе нужен намек, то загляни в карман моего сюртука.

Брай взглянула на спокойное лицо Люка и запустила руку его карман. Нащупав там сложенный листок бумаги, она вынула его и аккуратно расправила. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы узнать небрежный почерк отчима.

«Прошу считать сегодняшний день днем выплаты всех моих долгов Лукасу Дирборну Кинкейду. Согласно этому документу сегодня, тридцатого числа ноября месяца, собственность, известная как „Конкорд“, в прошлом „Хенли“, переходит во владение Бран Гамильтон Кинкейд, дочери моей жены Элизабет Гамильтон Фостер. Указанная собственность включает в себя плантации риса, домашний скот, амбары, надворные постройки, фермы арендаторов и сам особняк. Для поддержания собственности в должном состоянии я выделяю ей сумму в восемь тысяч долларов.

Делаю это по собственной воле, без всякого давления с чьей-либо стороны.

Оррин Фостер.

Перед лицом Господа и в присутствии свидетелей:

Остин Типпинг. Сэмюел Дэниелс. Франклин Арчер и др.»

Брай посмотрела на Люка. Ее руки дрожали.

— Это правда? — потрясение произнесла она.

— Я сразу понял, что намек тебя не удовлетворит. Да, это правда.

Брай повисла у Люка на шее, смеясь и плача одновременно. Прежде чем поцеловать ее, он взял из ее дрожащих рук документ и положил в карман.

Они поднимались по лестнице в их спальню, когда с улицы донеслись громкие крики. Брай остановилась и испуганно посмотрела на Люка. Он обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Пойду посмотрю, что там случилось, — проговорил он. — Жди…

Но Брай больше ждать не хотела. Она и так ждала его всю ночь. На этот раз она будет рядом с ним.

— По крайней мере позволь мне пойти первым. — Люк выбежал в холл, Брай следовала за ним по пятам.

На востоке разгоралась заря. Поднимающееся из-за горизонта солнце окрасило облака в розовые и красные цвета.

На веранде они столкнулись с Тедом и другими конюхами. Тед и Джордж были чем-то сильно взволнованы. Джордж молодая копия своего кузена Теда, явно нервничал, ожидая, когда Тед наконец заговорит.

— Это хозяин, — произнес Тед. — Он мертв, — подтвердил Джордж, ударив себя кулаком по бедру. — Это так же верно, как то, что я стою перед вами в ночной рубашке. Его лошадь вернулась одна. Она заржала, и я проснулся. Я подошёл к кабриолету, но он был пуст. Я разбудил Теда, и мы пошли искать хозяина. Мы нашли его на дороге, в миле отсюда. Сначала мы подумали, что он пьян и просто заснул. Но он оказался мертвым. Мы с Тедом принесли его сюда, и Тед велел вам все рассказать. Он посмотрел на кузена.

— Думаю, ты все уже рассказал. — На лице Теда появилась ласковая улыбка. Он повернулся к Брай: — У него и правда от страха душа ушла в пятки, но все, что он рассказал, так и есть. Мистер Фостер мертв. Похоже, у него в груди застряла пуля.

Ноги Брай подкосились, в глазах потемнело. Люк поддержал ее, обняв за талию.

— Где он? — спросил Люк. — Куда вы положили его?

— Мы положили его в кабриолет. — Джордж отчаянно замотал головой. — Тед прав, я очень испугался. Мы оставили его в кабриолете и поспешили к вам.

Люк, удостоверившись, что Брай твердо стоит на ногах, снял руку с ее талии.

— Ведите меня, — приказал он.

Он шел за конюхами, чувствуя спиной, что Брай идет за ним — правда, на этот раз медленно и неуверенно.

Тело Оррина Фостера лежало на сиденье. Даже на расстоянии Люк разглядел темное пятно на его сюртуке. Подойдя к Оррину, он расстегнул пуговицы и увидел, как из-под левого соска медленно струится кровь.

Люк посмотрел на Брай. Ее лицо было бледным, черты заострились. С губ её сорвался тихий стон.

— Тед, Джордж, распрягите кабриолет, и пусть один из вас отведет лошадь в конюшню, а другой поможет мне отнести мистера Фостера в дом.

— Я помогу, — вызвался подошедший Джеб. — Я услышал шум, и Элси велела мне пойти посмотреть. Вот уж не думал, что увижу такое! Мисс Бри, возвращайтесь домой. Ваша мать должна узнать о случившемся. Но сначала мы с мистером Люком приведем его в порядок. Не дело, чтобы она увидела его таким. Какой-никакой, а он ее муж.

Брай переводила взгляд с Джеба на Люка.

— Пойду попрошу Адди приготовить простыни. — Она направилась к дому, низко опустив голову. Слезы застилали ей глаза. Неужели она плачет по Оррину Фостеру? Или это что-то еще, чего она пока не понимает?

Воспользовавшись моментом, когда все смотрели вслед Брай, Люк сунул руку в карман сюртука Оррина и вытащил записку с его настоящим именем: «Уолтер Уингейт». Спрятав ее в карман, он отошел в сторону, пока конюхи выпрягали лошадь,

— У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — обратился Люк к Джебу.

— Полно. Слишком много людей хотели ему отомстить. Но я не знаю, кто направил на него карающую десницу Господа.

Вдруг в кабриолете раздался глухой стук.

— Осторожнее, — нахмурился Люк.

— Мы здесь ни при чем, — ответил Тед. — Что-то упало с сиденья. — Он оглядел пол и присвистнул. Нагнувшись, он поднял отделанный серебром «ремингтон»,

— Мистер Люк, посмотрите, что я нашел. — Тед протянул ему револьвер.

Люк сразу узнал его. Точно такой же он видел в Нью-Йорке. В полиции ему показывали «ремингтон», из которого застрелили Конрада Моррисона. Это был тот же самый револьвер или его двойник. На рукоятке из слоновой кости рельефно выделялись пять звездочек и флаг Соединенных Штатов. Таких револьверов было изготовлено всего около ста штук. Их укладывали парами в ящики из древесины орехового дерева, выложенные внутри черным бархатом. «Ремингтонами» награждали офицеров, проявивших себя в боях в Вест-Пойнте. После войны эти револьверы заняли достойное место в коллекциях оружия многих плантаторов-южан, но Моррисона оружие не интересовало, и в результате каким-то образом один из револьверов попал в руки Уолтера Уингейта.

В своих поисках по дому Люк никогда не натыкался на ящичек орехового дерева. Сказать по правде, он его и не искал. Ему даже в голову не приходило, что Оррин Фостер будет держать дома свидетельство своего преступления.

— Вы думаете, он застрелился? — спросил Джордж у Люка. — Мне кажется странным, что кто-то мог его убить и оставить оружие. Должно быть, что-то их спугнуло. Это «кольт»?

— «Ремингтон», — ответил Люк. — Вы когда-нибудь видели его прежде?

— Я никогда не видел у хозяина оружия, — пожал плечами Джеб.

Трое парней непонимающе смотрели на Люка. Он не стал устраивать им допрос. Засунув револьвер в карман панталон, он повернулся к Джебу:

— Давай отнесем его в дом. Найдется у вас что-нибудь в конюшне, что можно использовать в качестве носилок?

Конюхи быстро смастерили импровизированные носилки из жердей и конской попоны.

Брай ждала их в холле. Она придержала дверь, пропуская их в дом. В комнате по обеим сторонам кровати и на камине горели лампы. Ванна была наполнена водой, а рядом на стуле лежала стопка полотенец. Кровать была застелена свежими простынями, на которых будут обмывать тело.

— Я не могу найти Адди, — проговорила Брай, когда Люк с Джебом внесли тело. — Ее нет ни в ее комнате, ни у Джона. Элси ушла на кухню готовить завтрак. Она сказала, что у нее много дел.

— Мы встретили ее, — кивнул Джеб. — Она говорит, что ей надо подготовиться к поминкам.

Брай не могла сообразить, что ей дальше делать. Она смог пела, как Люк с Джебом кладут Оррина на кровать. Если бы он не был таким неподвижным, можно было бы подумать, что он просто пьян.

— Мне кажется, надо послать за доктором Эдвардсом, — проговорила Брай. — А также позвать шерифа. Я не знаю…

— Я уже послал Теда за ними, — прервал ее Люк. Он вытащил из брюк револьвер. — Ты когда-нибудь раньше видела эту штуку?

Брай удивленно раскрыла глаза:

— Никогда. Где вы его нашли?

Понимая, что он здесь лишний, Тед, извинившись, ушел. Когда они остались одни, Люк рассказал жене, где они нашли револьвер и о его возможном владельце.

— Кто мог знать, что он у него есть? — спросил Люк.

— Почему ты думаешь, что кто-то мог знать? Разве недостаточно, что о нем знал Оррин? Ведь он сам застрелил себя, разве не так?

Люк видел, что Брай очень хочется в это верить.

— Давай подождем, что скажут врач и шериф, — предложил Люк. — Кстати, ты еще не рассказала Элизабет о случившемся?

— Я не успела…

— Я попрошу Марту и одну из ее сестер, чтобы они обмыли и одели тело. А потом мы вместе пойдем к твоей матери.

— Как скажешь.

— Мне нужно сделать эскиз лица Оррина. Это поможет при опознании.

— Хорошо. — Они вышли в коридор. — Может, это дело рук Клана? — предположила Брай.

— Не знаю. — Люк и сам подумывал об этом. — За столом ходили всякие разговоры. Возможно, они решили, что Оррин их предал. Может, это как-то связано с нашей ставкой? Мы с Оррином обсуждали ее при всех. Я не стал говорить ему в присутствии его друзей, что знаю его настоящее имя. — Люк вынул из кармана записку и показал ее Брайн

— Я дал ему это, — пояснил он.

— «Уолтер Уингейт», — прочитала Брай. — Следовательно, ты дал ему понять, что знаешь, кто он на самом деле?

— Это вынудило его решиться на последнюю игру. Он не стал отрицать этого факта, но и не хотел, чтобы о нем узнали другие. — Люк спрятал записку.

— Я не виню тебя, Люк, ни в чем. Сколько раз мне самой хотелось его… — Она не договорила, но по ее виду нетрудно было понять, что она имела в виду. — Ты знаешь, как он пугал меня? Думаю, он и сам догадывался, что я могу его пристрелить. Однажды я уже направляла на него пистолет. Я взяла его на мушку в присутствии мамы, Рэнда и Клер. Это случилось после того, как Оррин застрелил одного из наших негров. Я вполне могла его убить. Меня остановил Рэнд, но ведь он мог этого и не делать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Брай смахнула с глаз слезы.

— Ладно, давай займемся делом. Попроси кого-нибудь, чтобы Марту прислали в комнату Оррина. Я буду ждать тебя около спальни мамы. Должно быть, она крепко спит, если не слышала всего этого шума.

Люк поцеловал Брай в заплаканные глаза.

— Я вернусь через несколько минут, — пообещал он. Брай проводила его до двери, затем, вернувшись в комнату, достала из шкафа новый костюм и туфли, чтобы Марта обрядила Оррина. Она заметила «ремингтон», лежавший на прикроватном столике, там, где Люк оставил его. Брай долго смотрела на него, потом, взяв его в руки, открыла патронник и пересчитала пули: четыре штуки. Две израсходованы. Если они обе были использованы сегодня ночью, значит, это не самоубийство. Оррин не мог выстрелить в себя дважды.

Брай положила револьвер на столик и склонилась над Оррином, чтобы осмотреть его тело. Она нашла только одно входное отверстие, расположенное под левым соском. Неужели он смог дважды нажать на курок? Нет, это исключено. Значит, был кто-то другой… Брай не позволила себе закончить свою мысль.

Выходя из комнаты, она в дверях столкнулась с Люком. ;

— Я думал, ты ждешь меня у комнаты матери, как мы и договорились, — удивился он. Лицо Брай было бледным, сапфировые глаза огромными. — Что-то случилось?

— Я приготовила его одежду. — Она видела, что Люк ждет от нее объяснений, но ничего больше не добавила. Они вместе направились в спальню Элизабет.

Люк осторожно постучал в дверь, но ответа не последовало. Он посмотрел на Брай, ожидая указаний. Она постучала громче, затем нажала на ручку и открыла дверь. В комнате было темно, лишь узенькая полоска света пробивалась сквозь неплотно задернутые шторы. Брай разглядела на кровати смутные очертания женского тела. Она подошла к окну и раздвинула шторы.

Люк увидел чью-то спящую фигуру в кресле-качалке. Адди!

Он молча указал на нее Брай.

— Вот уж не думала, что найду ее здесь! — нахмурилась она. — Постарайся осторожно разбудить ее. Люк. Она выглядит такой измученной, А я разбужу маму.

Рядом с камином стоял трехногий стул, затянутый материей с розочками. Люк подвинул его к креслу и дотронулся до запястья Адди.

— Адди! Пора вставать.

Она зашевелилась и, выдернув руку, спрятала ее в складках платья.

Люк растерянно посмотрел на Брай. Она так же безуспешно пыталась разбудить свою мать. Люк склонился над Адди и принюхался. От нее несло перегаром!

Он страшно удивился, потому что она практически не употребляла спиртных напитков. Даже во время праздника урожая Адди пила очень мало. Люк обратил внимание на ее платье. Адди была худенькой, и тем не менее это платье было ей явно маловато. Расцветка платья была неброской, но ткань дорогой. Оно никак не могло принадлежать ей.

Люк осторожно потряс Адди за плечо. Ее реакция его поразила: она резко выпрямилась и с ужасом уставилась на него. Прежде чем Люк успел ее успокоить, она вскочила на ноги и начала размахивать кулаками. Ему с трудом удавалось увернуться от ее ударов.

— Адди! — позвала ее Элизабет с постели. Ее голос со сна был хриплым, но строгим. — Успокойся! Брай с Люком пришли нас разбудить.

Адди наконец окончательно проснулась. Испуг уступил место смущению. Она медленно опустилась в качалку, не произнеся ни слова, что было на нее совсем не похоже.

Люк перехватил удивленный взгляд Брай и повернулся к Элизабет, которая уже удобно устроилась на кровати и сидела как королева на троне. Ее ночная рубашка с атласными ленточками, завязанными бантиком у горла, была аккуратно расправлена. Сейчас она поправляла прическу, убирая со лба растрепавшиеся во время сна пряди.

Брай залезла к матери на кровать и легла ей под бочок. Подол ее юбки задрался, обнажив голые ноги. Элизабет нахмурилась.

— Где твои туфли и чулки, Брай? В доме слишком холодно, чтобы ходить босиком.

Люк не слышал ответа жены. Он не отводил взгляда от Адди, которая забралась в кресло с ногами, поджав их под себя. Но прежде чем они исчезли под платьем, он успел заметить голые пальцы. Он оглядел комнату в поисках туфель и чулок.

— Почему Адди здесь? — спросила Брай.

— А почему ты об этом спрашиваешь? — ответила вопросом на вопрос Элизабет, вздернув подбородок. — Если что-то случилось, говори прямо.

Но Брай была еще не готова рассказать матери о последних событиях. Склонившись к ней, она поцеловала ее в щеку и сразу почувствовала запах алкоголя. Откинувшись назад, она, вопросительно посмотрела на Элизабет.

Мать поджала губы, в ее карих глазах появился холодок. Брай молчала, не решаясь ее расспрашивать. Она впервые столкнулась с такой проблемой. Раньше Элизабет никогда пила.

— Мы с Люком приносим свои извинения, что разбудили тебя, мама. И Адди тоже. Теперь уж ничего не поделаешь. У нас новости, которые не могут дольше ждать.

— Это связано с Рэндом? — спросила Элизабет. — От него есть вести? Я никогда не верила… — Она замолчала, потому что Брай медленно покачала головой. — Скажи мне, что случилось?

— Это Оррин. Его застрелили.

— Застрелили? — удивленно спросила Элизабет. Она начала подниматься с постели, но Брай остановила ее. — Я должна пойти к нему. Адди! Ты слышала? Ты должна мне помочь. Нам нужны бинты и мазь. Надо поставить компресс. Ты знаешь, как это делается. — Она внимательно посмотрела на дочь: — Ты не сказала, где его застрелили. Вы послали за доктором Эдвардсом?

— Он мертв, мама. Пуля попала прямо в сердце.

— В сердце? Но… — Плечи Элизабет поникли, а на лице появилось выражение недоумения. Она сжала руку дочери, словно стараясь найти у нее силы. — Кто? Остин? Это была дуэль? Оррин всегда был о себе высокого мнения. Он считал себя джентльменом по происхождению. Ему даже в голову не приходило, что других это может раздражать. Я никогда не говорила ему об этом — он бы расценил это как посягательство на его честь. — На глазах Элизабет появились слезы. Смахнув их, она посмотрела на Люка: — Может, все это из-за карт, Люк?

— Я не знаю. Когда я уехал, Оррин оставался у своих друзей. Я уже объяснил Брай, что там возникли некоторые подозрения из-за моей ставки. Все почему-то подумали, что это как-то связано с Кланом.

Элизабет решительно откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

— Мои сады не стоят такой жертвы. Я хочу пойти к нему; Кому-нибудь пришло в голову занести его тело в дом?

— Да, мама, — ответила Брай. — Люк и Джеб отнесли тело» в его комнату. Марта готовит его к похоронам.

— Я должна сделать это сама. — Элизабет взяла со стула халат и, надев его, туго завязала пояс. — Идем, Адци. Ты мне поможешь. Марте никогда не, приходилось этим заниматься.

Адди с трудом встала с кресла, словно ее удерживала какая-то невидимая сила. Она быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони и последовала за Элизабет к двери. На пороге она остановилась и оглянулась на Брай, Она хотела что-то сказать, но Элизабет взяла ее за руку и вывела в коридор.

Дверь за ними захлопнулась, и наступила тишина. Брай повернулась к Люку.

— Я боюсь, — призналась она. — Люк, мне кажется, она могла… — Ее голос пресекся. То, о чем она думала, было слишком страшно, чтобы облечь это в слова. Она беспомощно смотрела на мужа. — Что нам теперь делать? Шериф… доктор Эдвардс… они уже в пути. Если мама заговорит с ними, они могут подумать… — Брай опустилась на кровать, подложив под спину подушку, которая еще хранила запах матери.

Люк встал со стула и стал обходить комнату по периметру, открывая дверцы шкафов и ящики комода. Он остановился около кровати, задумчиво посмотрел на нее и вдруг, опустившись на колени, начал шарить под ней. Его рука наткнулась на маленький графинчик. Вытащив его, он увидел, что там осталась только треть жидкости. Открыв пробку, он поднес его к носу.

— Виски. — Закрыв графин, он поставил его на стол.

— Именно так я и подумала, — с горечью проговорила Брай.

— То же самое было и у Адди, — заметил Люк. У Брай защемило сердце. Она прошептала имя Адди, словно боялась произнести его вслух.

Люк продолжал шарить под кроватью, забираясь все глубже, пока рука не коснулась другого предмета. Он не стал его вытаскивать. Поднявшись с пола, он подошел к окну. На щеках его играли желваки.

— Был момент. Бри, когда я подумал на тебя, — неожиданно признался он.

Брай, широко раскрыв глаза от удивления, смотрела на мужа

— Когда Тед и Джордж сказали, что Оррин мертв и я осмотрел рану, мне пришла в голову мысль, что это могла совершить ты. Подол твоего платья был вымазан в грязи, туфли и чулки промокли. Ты выходила из дома незадолго до моего возвращения. Я подумал, что ты могла убить Оррина и вернуться домой перед самым моим приходом. Ты хорошая наездница. Кроме того, знаешь более короткую дорогу к дому. Конюхи не выдадут тебя. Они сделают все возможное, чтобы тебя защитить.

— Значит, все-таки подумал?

— И сразу отогнал от себя эту мысль.

— Тогда почему ты говоришь мне об этом сейчас?

— Только потому, что твое поведение говорит об обратном. Тот факт, что твоя мать и Адди напились, еще ничего не значит. Элизабет никак не могла заснуть и попросила Адди посидеть с ней. Одна из них предложила выпить, чтобы поскорее заснуть. Это самое простое объяснение.

Брай хотелось верить в это. Мысль о том, что мать могла накачать себя спиртным для храбрости, чтобы отнять у Оррина жизнь, была невыносима. А уж то, что они праздновали его убийство, вообще казалось чудовищным.

— В твоих словах есть логика. Но у меня тоже был момент, когда я подумала, что убийство совершил ты.

Люк бы сильно удивился, если бы она его не подозревала.

— Продолжай.

— Он убил человека, который относился к тебе как к сыну. Так что мотив вполне потянет. С твоих же слов, ты оставил игру раньше Оррина. Думаю, Франклин и Сэм тебя поддержали. Раньше я никогда не видела этого револьвера, и мы оба отлично понимаем, что он не принадлежал ни Сэму, ни Остину, ни Франклину. Мне пришло в голову, что ты мог привезти его из Нью-Йорка с единственной целью — убить Оррина. Ты тоже хороший стрелок.

— Таким образом, у нас достаточно подозрений, чтобы поделиться ими с шерифом. — Люк привычным жестом пригладил волосы. — Позволь мне самому урегулировать это дело. Бран. Старайся говорить как можно меньше и следуй моим указаниям. Мне будет гораздо труднее остановить твою мать, поэтому ей лучше не вмешиваться. Она не должна привлекать к себе внимания. Кроме того, Адди — она должна быть вне подозрений, Бри. Иначе они просто ее повесят.

— Что ты собираешься сейчас делать? Люк уклонился от ответа.

— Забери свои туфли и чулки из Музыкального салона, спрячь их подальше и иди к матери. Если на Адди все еще платье Элизабет, попроси ее переодеться. Ты сможешь это сделать?

— Да, но как же ты?

Люк крепко поцеловал ее в губы и почувствовал, как тело ее расслабилось.

— Об этом позже, — отмахнулся он. — Иди. Я скоро к тебе присоединюсь. Мне надо поговорить с Джебом до приезда шерифа.

— В револьвере только четыре пули, Люк. Я проверила, когда ты вышел из комнаты. Если одна из них сидит в Оррине, то где же другая?

Люк не знал, что на это ответить.

— Я рад, что ты сказала мне об этом, — наконец произнес он.

Кивнув, Брай подошла к зеркалу и оправила платье. В зеркале она видела, как Люк взял со стола графин и переставил его на прикроватный столик. Брай только сейчас сообразила, что нигде не видела стаканов. Значит, Элизабет и Адди пили прямо из графина? Представив себе эту картину, она пришла в отчаяние. Потом, махнув рукой на все эти мелочи, быстрым шагом вышла из комнаты.

Как только Брай ушла и ее шаги стихли в холле, Люк заглянул в шкаф Элизабет. Здесь он нашел платье Адди, мокрое до самых коленей и с прилипшей травой. Ее туфли и чулки были такими же грязными и мокрыми. К подошвам прилипли комья земли и прелая листва. Рядом висело еще одно платье, в котором Элизабет была вечером за обедом. Он ощупал подол — на пальцах осталась влага.

На дне шкафа Люк обнаружил туфли Элизабет. Внутри их лежали скомканные чулки. Не возникло бы никаких подозрений, если бы женщины аккуратно развесили свои платья, но, судя по всему, они в тот момент плохо соображали.

Люк поднес оба платья к окну и в предрассветном сумраке обследовал их более тщательно. У Адди на рукаве было пятно, похожее на кровь. Такое же пятно он нашел и на рукаве платья Элизабет, ближе к запястью. Под платьем он обнаружил нижнюю юбку, кружевной подол которой был оторван. Для чего? Чтобы перевязать рану? Он вспомнил, как Адди прятала руки. Четыре пули вместо шести. Возможно, она ранена?

Собрав всю мокрую одежду и обувь. Люк положил их на одеяло. Встав на колени, он пошарил рукой под кроватью и вытащил оттуда ящичек, на который наткнулся раньше. Он был размером девять на двенадцать дюймов и глубиной три дюйма. Повернув его к свету. Люк увидел, что он сделан из ореховой древесины и весь захватан. Техника снятия отпечатков пальцев была разработана сравнительно недавно и требовала большого мастерства. Люк не знал, сумеет ли шериф справиться с задачей или это доступно полицейским только крупных городов. Но он знал главное — отпечатков на ящичке было слишком много, чтобы можно было утверждать, что все они принадлежат Оррину Фостеру.

Открывая медную защелку, Люк добавил к другим и свои. Выложенная черным бархатом внутренность ящичка, где должны были лежать два «ремингтона», была пуста. Закрыв крышку, Люк бросил его на груду одежды, потом, подумав, завернул в платья вместе с обувью и направился к двери, по пути прихватив графин с виски.

Подойдя к комнате Оррина, он ногой постучал в дверь. Ему открыла Брай. Увидев кучу одежды в руках Люка, она побледнела.

— Тихо, — шепнул он. Поверх ее головы Люк видел Элизабет и Марту, склонившихся над телом Оррина. Никто из них не обратил на него внимания.

Где Адди?

— Переодевается.

Хорошо. Ты можешь вывести твою мать и Марту на несколько минут?

— Но…

— Придумай что-нибудь. Мне надо всего несколько минут.

— Хорошо. Подожди здесь.

Люк быстро проскользнул в соседнюю комнату и стал ждать. За стенкой слышались голоса — это Брай пыталась выпроводить мать и Марту из комнаты. Люк вытащил из свертка с одеждой ореховый ящичек и сунул под мышку. Когда в комнате наступила тишина, он вошел в спальню Оррина.

Тело уже обмыли. Простыня закрывала его до талии. Пулевое отверстие на покрытой густыми волосами груди было теперь мало заметно. Рана была маленькой, темной и скорее походила на третий сосок, а не на след от пули. Окровавленная одежда Оррина валялась на полу. Обойдя ее. Люк подошел к постели.

Простыней, прикрывавшей Оррина, он стер отпечатки пальцев с поверхности ящичка. Затем, держа его краем простыни, чтобы не оставить своих отпечатков, он поднес его к свету, чтобы убедиться в том, что хорошо протер всю поверхность.

Сев на кровать, Люк протянул ящичек Оррину, словно ожидая, что тот приподнимется и возьмет его. Продолжая держать его углом простыни. Люк взял сначала правую руку Оррина, затем левую и нанес ими десять отпечатков пальцев, расположив их таким образом, как будто Оррин открывает ящичек. Он сделал еще несколько отпечатков на крышке и вокруг замка и внимательно оглядел свою работу. Удовлетворенный результатом. Люк засунул его в ящик прикроватного столика.

Управившись с ящичком, он взял револьвер. На нем не было четких отпечатков, поэтому он вложил его в правую руку Оррина и сжал его пальцы.

— Я не сделаю той же ошибки, какую однажды сделал ты, — прошептал он тихо. — Я-то знаю, что ты правша.

Положив револьвер на столик. Люк поднялся с кровати.

— Жаль, что этого не случилось раньше, ублюдок! — презрительно процедил он и вышел за дверь.

Было десять часов, когда приехал доктор. Сразу вслед за ним прибыл и шериф Джозеф Аллен. Люк проводил шерифа в комнату Оррина и обнаружил там доктора Эдвардса, Элизабет и Брай, стоящих у кровати покойного. Доктор протянул шерифу руку.

— Рад снова видеть вас, шериф, но лучше бы не при таких обстоятельствах. — Эдвардс понизил голос и кивнул на Элизабет. — Это ужасно. Сначала Рэнд, теперь Оррин. Конечно, вы знаете и о судьбе других членов семьи. Я начинаю думать, что над этой семьей висит проклятие.

Подавив тяжелый вздох, доктор почесал за ухом. Это был высокий человек с седеющими волосами и глубоко посаженными глазами. Его густая борода была совершенно седой, а губы едва виднелись из-под пушистых усов. Он кивнул в сторону тела:

— Смотрите сами.

Прежде чем подойти к постели, Аллен поздоровался с Элизабет и Брай. Оррин был одет в свой лучший вечерний костюм, руки его лежали вдоль тела.

— Я был бы очень признателен, если бы леди ушли. Вам незачем видеть, как я буду производить осмотр тела.

Брай молча взяла мать за руку и вывела ее из комнаты. Как только женщины удалились, шериф расстегнул у покойника сюртук и рубашку.

— Парень, которого вы послали за мной… Как его там?

— Тед, — ответил Люк.

— Да, Тед. Он сказал, что Оррин получил пулю в грудь.

— Верно.

Эдвардс стоял в ногах кровати, скрестив на .груди руки, и наблюдал, как шериф ощупывает рану.

— Рана едва заметна. Чистая и аккуратная. Пусть пуля остается в теле. Нет нужды ее вынимать.

— Где это произошло?

Аллен застегнул на Оррине рубашку и сюртук и выпрямился. Засунув руки в карманы панталон, он стал раскачиваться на пятках. Пробыв четыре срока в качестве шерифа, Аллен знал почти всех в своем округе. Если он с кем-то не был знаком лично, то узнавал все об этом человеке от своих осведомителей. Его дружелюбие располагало к нему людей. Он посмотрел на Люка, ожидая ответа на свой вопрос.

— Мы не знаем. Где-то между домом Франклина Арчера и нашим.

— Это примерно двенадцать миль.

— Возможно, ближе к нашему дому, но мне не удалось найти никого, кто слышал бы выстрел. Он ехал в кабриолете. Лошадь сама привезла его домой.

— Трудно поверить, что она сама нашла дорогу.

— Я тоже подумал об этом.

Аллен посмотрел на револьвер, лежавший на столике.

— Тед сказал мне, что его нашли на полу кабриолета.

— Совершенно верно.

Шериф взял в руки револьвер и стал его рассматривать. Он даже подкинул его на ладони, чтобы определить вес, затем открыл патронник и, высыпав на ладонь все пули, направил револьвер на Эдвардса. Доктор вздрогнул, хотя знал, что оружие не заряжено.

— Вы что, решили уложить меня рядом с Оррином, черт бы вас побрал? Опустите револьвер.

Аллен прицелился в Люка.

— Ну, что скажете, док? Такое расстояние? Ближе или дальше?

— Пока не могу сказать.

— Во время войны вам приходилось лечить раненых. Должны же быть у вас какие-то соображения?

— Ну, скажем, ближе. — Доктор почесал бороду. — Гораздо ближе.

Аллен направил дуло револьвера себе в грудь.

— Так? — Доктор кивнул.

Аллен посмотрел на доктора, затем на Люка:

— Вам придется меня убедить.

Глава 15

— Покажите ему. — Доктор Эдвардс махнул рукой в сторону шерифа. — Покажите ему то, что вы показывали мне.

Люк колебался. Это дело касалось исключительно семьи, и здесь лучше не спешить. Они могут решить, что он выскочка, а ему хотелось, чтобы на него смотрели как на человека, защищающего интересы семьи, членом которой он стал.

Достав из кармана расписку Оррина, Люк протянул ее шерифу.

— Это было написано во время игры в доме Арчера.

Аллен взял бумагу, развернул ее и углубился в чтение. По его лицу невозможно было определить, что он думает по этому поводу. Прочитав расписку, он повернулся к доктору:

— Вы хотите сказать, что Фостер застрелил себя из-за потери «Конкорда»?

— Я не так уж часто виделся с Фостером. Накладывал ему гипс, когда он сломал ногу, спрыгнув с забора. Пару раз лечил его печень. Два раза приводил его в чувство, когда он отравился алкоголем и чуть не отправился на тот свет. Я не могу сказать, как бы он поступил, потеряв «Конкорд». Но если бы дело коснулось Элизабет, здесь я с уверенностью могу сказать, что — он пустил бы себе пулю в сердце.

Аллен долго изучающе смотрел на доктора.

— Из этого я делаю вывод, что вы все еще влюблены в нее.

На щеках доктора Эдвардса появился румянец.

— Я этого и не отрицаю. Я счастливо женат на моей Харриет почти тридцать четыре года, но осмелюсь заметить, что вряд ли найдется в нашем округе мужчина моего возраста, который бы не восхищался Элизабет Дентон. Она была в расцвете своей красоты, когда выходила замуж за Эндрю Гамильтона, и этот ее поступок разбил многие сердца.

— Но никто ведь не застрелился тогда, — заметил Аллен.

— Но многие подумывали об этом, — покачал головой Эдвардс. — У нас не хватило мужества сделать это, а Фостер мог так поступить.

Шериф посмотрел на покойника, но его застывшее лицо не могло помочь ему разгадать эту загадку.

— Скорее всего он направил бы револьвер себе в голову, — предположил шериф.

— Может, он и хотел, — пожал плечами доктор, — но в последний момент передумал. Может, револьвер выстрелил, когда он опускал или поднимал его. Боюсь, мы так и не узнаем, что произошло на самом деле.

Шериф снова начал рассматривать револьвер.

— Расскажите мне о вашей карточной игре, — попросил он Люка.

Люк, тщательно обдумывая каждое слово, изложил события того вечера, стараясь говорить только о том, что могли подтвердить Арчер, Типпинг и Дэниелс. Он не упомянул о записке с именем Уолтера Уингейта, которая вынудила Оррина отказаться от «Конкорда». Он преподнес все так, чтобы шериф подумал, что Оррин сделал это, сильно напившись.

— Я играл с Оррином в карты несколько раз, — задумчиво произнес шериф. — Возможно, я уходил слишком рано, потому что при мне он никогда не напивался до такой степени, чтобы ставить на кон свою собственность. Но зато я видел, как это делали другие. Вы подстрекали его?

— Не так, сэр. Он спросил, что я хочу получить в случае выигрыша.

— И вы пожелали «Конкорд»?

— Да. Я не ожидал, что он согласится, и был очень удивлен, когда меня поддержали его друзья. — Люк надеялся, что другие игроки не вспомнят о записке, которую он передал Оррину. Они не захотят обсуждать дела Клана с шерифом или, если шериф тоже связан с Кланом, не захотят выставлять себя дураками, рассказывая, что пытались завербовать в него Люка. — Послушайте, шериф. Оррин не был в восторге от того, что я женился на его падчерице. Он нанял меня реставрировать поместье. Он предоставил мне такую возможность, потому что я янки, и это единственное, что нас связывало. Откровенно признаюсь, что я не мог уважать и любить его, потому что он издевался над своей женой и падчерицей, а кроме того, довел «Конкорд» до такого состояния, что на его восстановление потребовалось много средств и времени.

— Вы воспользовались тем, что он был в нетрезвом виде?

— Он был достаточно трезв, чтобы подписать бумагу! — Люк взял у шерифа расписку и сунул ее в карман сюртука. — Не было никакого принуждения.

— Не думаю, что вы могли воспользоваться этим. — Аллен взял револьвер, провел пальцем по пяти звездам на его ручке из слоновой кости. — Никогда не видел ничего подобного. А вы?

— Нет, — легко соврал Люк. — Никогда до сегодняшнего вечера.

— Значит, вы не знали, что Оррин прихватил его с собой?

— Нет. Если припомните, мы ехали по отдельности. У Оррина в кабинете была целая коллекция оружия. Вы можете сами убедиться в этом, хотя, насколько я понимаю, оно в действительности принадлежало первому мужу Элизабет.

— Я ее видел, хотя подобного револьвера там не было. — Он посмотрел на Эдвардса: — А что вы скажете, док? Вам Оррин когда-нибудь показывал этот револьвер?

— Нет. Но я уже такой видел. Во время войны. Я лечил офицера-янки, у которого был такой револьвер. Я спросил о его происхождении и узнал, что их обычно выдают парами, хотя у него был всего один. «Ремингтонами» награждают офицеров за храбрость.

Аллен посмотрел на револьвер, затем на Оррина. — Тогда он определенно не принадлежал Эндрю Гамильтону или его мальчикам. Его не выдавали солдатам генерала Ли. — Он положил «ремингтон» на столик, где уже лежали четыре пули. Затем повернулся к Люку и доктору и задумчиво посмотрел на них: — Не возражаете, если я осмотрю дом? У меня есть вопросы к миссис Фостер и мисс Брай. Ну и, конечно же, я должен допросить негров. Они всегда все узнают первыми. Может случиться, что кто-то из них знает об этом револьвере. Может, они знают, кто и когда стрелял из него раньше. Я обнаружил четыре пули вместо шести.

— Вы можете допрашивать негров, но я настаиваю, чтобы вы оставили в покое Элизабет. Она уже сказала мне, что никогда не видела этого револьвера.

Аллен колебался, решая, должен ли он применить власть. Откровенность Люка нашла отклик в его душе. «Я не мог уважать и любить его…» Аллен испытывал те же чувства. У него не было особого желания искать убийцу, тем более что поиски могли привести к одному из игроков. Лучше не трогать таких людей, как Арчер, Типпинг или Дэниелс, если он не хочет повредить своей политической карьере. Оррин Фостер не принадлежал к числу влиятельных людей, к тому же теперь уже ничего не изменишь. Нет смысла задавать вопросы и его вдове. Проще всего поддержать версию доктора Эдвардса или связать смерть Оррина с другим янки — Лукасом Кинкейдом.

— Насколько я понимаю, Кинкейд, вы получили все, что хотели, когда Оррин подписал эту бумагу?

— Да, сэр.

— Значит, у вас не было причин его убивать?

— Никаких, шериф.

Аллен кивнул.

— А вы, док? Вы готовы поклясться, что Фостер сделал это сам?

— Такое вполне возможно… Я думаю, так и было. Пожалуй, он действительно сделал это сам.

— И все-таки я должен поговорить с неграми. Может, начнем с Джеба? Он служит в доме, не так ли?

— Вы можете задавать ему любые вопросы, — сказал Люк.

— Я слышал, что вскоре после гибели Рэнда у вас произошла стычка с Кланом? Может, смерть Оррина как-то связана с этим? Может, ему захотели отомстить.

— Оррин не имеет никаких дел с Кланом, — соврал Люк. — Они уничтожили теплицу моей жены, и Оррина это очень разозлило. Плантаторы не могли выбрать его в качестве своей мишени.

В словах Люка была логика, но не было правды. Аллен знал, что Оррин был как-то связан с Кланом, иначе он не стал бы играть в карты с его членами.

— Позовите сюда Джеба. Я хочу поговорить с ним наедине.

Люк и доктор ожидали в кабинете, пока шериф допрашивал Джеба. Эдвардс сидел за массивным письменным столом Оррина и пил чай из чашки тонкого фарфора. После каждого глотка он со звоном опускал чашку на блюдце. Это действовало Люку на нервы.

— Я сделал это исключительно для Элизабет, — вдруг заявил Эдвардс.

— Что именно, сэр?

— Все, что в моих силах. Оррин вел себя с ней как настоящий ублюдок. Не сосчитать, сколько раз со дня их свадьбы меня приглашали полечить растяжение связок или вывернутую ключицу. Брай всегда посылала за мной Джеба. Обычно я делал вид, что мое появление в доме не имеет никакого отношения к Элизабет. Я как бы приходил с официальным визитом. Так было лучше для нее, иначе Оррин начал бы ей мстить. Я мог защитить ее только так. Элизабет очень гордая женщина и сгорела бы от стыда, если бы узнала, что мне известно о том, как он обращается с ней. Она всегда говорила, что ее синяки и ушибы — это результат ее неуклюжести. Думаю, она просто забыла, что я знал ее еще тогда, когда она была самой грациозной и неутомимой в танцах девушкой. Ее никак нельзя было назвать неуклюжей.

Допив чай, доктор поставил чашку на блюдце.

— Кроме того, она была первоклассным стрелком. — Увидев удивление в глазах Люка, доктор спросил: — Вы ведь не знали об этом, не так ли? Отец научил ее стрелять. Он брал ее с собой на охоту. У нее глаз такой же острый, как нюх у гончей. Конечно, по прошествии стольких лет и при отсутствии практики она наверняка утратила свои былые способности. — Доктор не смотрел на Люка, и казалось, он говорит сам с собой. — Шериф не знает Элизабет так, как знаю ее я. Он слишком молод для этого, но он хороший парень и честно выполняет свой долг. Его не выбрали бы на четвертый срок, если бы он не знал, как с честью выйти из любой ситуации. Надеюсь, что все обойдется. Наши люди желают Элизабет только хорошего. — Доктор внимательно посмотрел на Люка. — Не думаю, чтобы вы были о ней другого мнения.

Люк молчал, подбирая нужные слова.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, — наконец выговорил он, стараясь оставаться равнодушным.

— И правильно делаете. Я просто болтаю. Вы можете забыть все, что слышали.

Скрипнула дверь, и мужчины повернули головы. На пороге стояла Брай.

— Мама наконец заснула, — устало произнесла она. — Можно я присоединюсь к вам?

Доктор и Люк поднялись со своих мест.

— Конечно, дорогая, — улыбнулся Эдвардс. Люк указал ей на свой стул.

— Хочешь чаю? Я позвоню, чтобы принесли еще одну чашку.

— Нет, спасибо.

Брай внимательно вгляделась в лицо мужа. Он, казалось, отнесся спокойно к тому, что она пришла сюда. Его лицо было безмятежным. Ей внезапно представилось, что они сидят за столом и играют в карты. Он уже сыграл партию в покер с доктором, шерифом и вот теперь играет с ней. По его лицу нельзя было понять, какие карты у него на руках и как прошли предыдущие партии. Она села на стул, где раньше сидел ее муж. Он стоял рядом, положив руку ей на плечо.

— Мы ждем шерифа, — пояснил он. — Он беседует с Джебом, пытаясь выяснить, видел ли кто-нибудь из них «ремингтон».

— Редкое оружие, — прокомментировал Эдвардс.

— Вы думаете, он прихватил его у Франклина? — спросила Брай. — Надеюсь, шериф догадается спросить об этом?

— Аллеи — парень въедливый, — хмыкнул доктор. — Он уже отцепится от Джеба, пока не выяснит все, что ему нужно.

Они замолчали, заслышав шаги в коридоре. В комнату вошел шериф, держа в руках деревянный ящичек. Он слегка удивился, увидев Брай.

— Мисс Брай, не уверен, стоит ли вам находиться здесь…

— Теперь я миссис Кинкейд, шериф, и если мой муж не будет возражать, то я останусь. — Она посмотрела на Люка, ища поддержки.

— Моя жена может слушать все, что вы собираетесь сказать. Когда вы уйдете, я все равно ей все расскажу, поэтому нет смысла отсылать ее отсюда.

— Как вам будет угодно.

Шериф поставил ящичек на стол. Эдвардс подался вперед чтобы получше рассмотреть его, но шериф жестом его остановил.

— Джеб убедил меня, что никогда раньше не видел «ремингтон», но признался, что видел этот ящичек. Он натыкался на него в разных местах, но никогда не брал его в руки, зная, что он принадлежит Оррину. Ему вовсе не хотелось вызывать гнев хозяина. — Аллен посмотрел на Брай: — А вы когда-нибудь его видели?

— Никогда, — уверенно ответила она и посмотрела ему в глаза. — Где вы нашли его?

— Джеб провел меня по тем комнатам, где он его видел: Музыкальный салон, одна из гостевых спален, гардеробная Оррина. Не найдя его там, мы решили тщательно осмотреть комнату Оррина и обнаружили этот ящичек в его ночном столике. — Шериф нажал на защелку, и крышка открылась. — Подойдите ближе.

Доктор привстал со стула и заглянул в ящичек. Брай, встав, сделала шаг к столу. Люк последовал за ней. Все трое смотрели на выложенную черным бархатом внутренность ящичка. Там было два углубления. Аллеи вытащил из-за ремня «ремингтон» и положил его в одно из углублений. Револьвер свободно поместился в нем.

Шериф закрыл крышку и поочередно оглядел каждого из собравшихся, затем снова перевел взгляд на ящичек.

— Я думаю, вам всем хочется знать об отпечатках пальцев на полированной поверхности. Присмотритесь повнимательнее, и вы их увидите. Насколько я понимаю, кроме меня, этот ящичек трогал еще один человек. Я считаю своим долгом сообщить вам, что этим человеком был ваш отчим, миссис Кинкейд. Не знаю, как вы отнесетесь к моим словам, но я склонен принять точку зрения доктора Эдвардса. — Оррин застрелил себя сам. Доктор считает, что мистер Фостер расстроился из-за потери «Конкорда», но, думаю, больше всего — из-за потери Элизабет. Даже я, который знал вашу мать совсем мало, нахожу эту причину убедительной. Весь округ переживал, когда во время войны «Хенли» был разграблен северянами. — Он посмотрел на Люка. — Прошу простить меня, если я вас обидел.

— Никаких обид. Продолжайте.

— Многих из нас опечалило известие, что «Хенли» превратился в «Конкорд» (Конкорд — договор, соглашение (англ.).) Для некоторых это стало петлей на шее. Впервые это выражение использовал ваш брат Рэнд, миссис Кинкейд.

— Рэнд обладал своеобразным чувством юмора, — проговорила Брай, но воспоминания заставили ее улыбнуться. Люк обнял ее за плечи. — Рэнд не питал любви к Оррину.

— Я это знаю, — кивнул Аллен. — Если бы Рэнд был сейчас здесь, то в первую очередь я заподозрил бы в убийстве Оррина его.

— Вы противоречите себе, — удивился Люк. — Вы ведь только что заявили, что Оррин убил себя сам.

— Совершенно верно. Именно так я и сказал. Теперь мне абсолютно ясно, что Оррин умер от собственной руки. Но что касается пропавшей пули, то мы так и не узнали, в кого Оррин ее выпустил. Конечно, я еще поговорю с Франклином, Арчером и другими. Однако боюсь, им нечего будет добавить, и поэтому мой вывод остается в силе. — Шериф снова поднял крышку ящичка. — Есть еще кое-что, что я хотел бы вам показать. — Он вынул револьвер, положил его на стол и .пробежал ногтем по краю подкладки, пока не обнаружил отверстия. Он попытался просунуть в него два пальца. — Под подкладкой лежат какие-то бумаги. Я еще не смотрел их, поэтому не имею ни малейшего представления, что Оррин здесь прячет. Я хочу, чтобы мы просмотрели их вместе. — Шериф засунул пальцы поглубже, пошевелил ими и наконец вытащил какие-то документы. — Полагаю, вы пожелаете первой ознакомиться с ними, — сказал он, отдавая их Брай.

Рука Брай дрожала, когда она протянула ее за бумагами.

— Здесь есть еще какие-то бумаги, — произнес Аллен. — Было бы хорошо, если бы…

— Вот, — прервал его Эдвардс. Он вытащил из ящика стола нож для вскрытия писем. — Позвольте мне. В конце концов, я хирург. — И прежде, чем кто-либо успел его остановить, он действуя ножом как скальпелем, вспорол подкладку. — Готово. — Он извлек на свет с дюжину пожелтевших листков, лежащих на дне ящичка. — Возьмите их, Брай. Похоже, это счета Оррина.

Так оно и оказалось. В бумагах, которые они нашли, Оррин скрупулезно записывал все расходы и поступления, перечислял участки земли, принадлежащие ему, их расположение и доходы, которые он от этого имел. Скользнув по ним взглядом, Брай передала их Люку, который, в свою очередь, разложил бумаги на столе, чтобы Аллен и Эдвардс смогли внимательно рассмотреть их.

— Боже милостивый! — потрясение выдохнул Эдвардс. — Посмотрите на эти деньги! Брай, ты знала об этом?

Брай покачала головой, сраженная тем, что предстало ее взгляду. «Но ведь это принадлежит другому», — мелькнула у нее мысль, и она почувствовала, как сжалось сердце. Шериф и доктор были уверены, что все эти несметные богатства принадлежат ее матери. Только она и Люк знали, что это было состояние, украденное у Конрада Моррисона.

Эдвардс никак не мог прийти в себя и взывал к Богу, закатив глаза к потолку.

— Сдается мне, что Оррин Фостер был гораздо богаче, чем он это показывал, — сделал вывод шериф. — Вот уж не думал, что он такой скрытный!

— Скупой, — процедила Брай, — и трусливый! Отчим думал, что если мы с мамой узнаем про это, то будем требовать от него денег.

— Он был прав? — спросил Аллен, повернувшись к ней.

— В какой-то мере. Здесь всегда нужно было что-нибудь подремонтировать, а Оррин рассматривал плантацию как вложение капитала, которое будет приносить прибыли. Но ему этого показалось мало, — добавила Брай, указав на бумаги.

Шериф переводил взгляд с Люка на Брай.

— Было бы интересно узнать о пропавшем револьвере, но думаю, что мне здесь больше делать нечего. Я удовлетворен — своим расследованием. Вы идете, док?

Эдвардс с трудом встал со стула и поднял с пола свой саквояж. Открыв его, он оглядел содержимое и, вынув маленький пузырек из коричневого стекла, передал его Люку.

— Это настойка опия. Для Элизабет, если у нее заболит голова и она не сможет уснуть. Накапайте ей несколько капель,

— Хорошо, — кивнул Люк, протягивая руку за пузырьком.

— И вы тоже можете принять ее, — улыбнулся доктор, обращаясь к Брай. — Вам надо отдохнуть. — И хотя Брай пообещала принять лекарство, он был уверен, что она не выпьет ни капли. «Такая же упрямая, как и ее мать», — подумал он. — Всего хорошего. Сейчас я займусь своими делами, а позже снова загляну к вам.

— Спасибо, док. — Люк пожал ему руку. Взяв саквояж, доктор направился к двери.

— Только после вас, шериф.

Когда мужчины ушли. Люк поставил на стол пузырек и сел на стул.

— Иди ко мне, Бри, — попросил он, раскрывая объятия. Она уютно устроилась у него на коленях. — Когда ты увидела все эти бумаги, тебе, наверное, захотелось сказать, что они принадлежат другому человеку?

— Такая мысль приходила мне в голову. Как ты догадался?

— Я хорошо тебя знаю. Ты не ожидала увидеть такое богатство?

— Никогда. Ты говорил, что мистер Моррисон богат, но я не думала. Что до такой степени… Я знаю, что янки гораздо богаче южан. Но здесь столько денег, что у меня голова кругом идет. Что мы будем со всем этим делать, Люк? Мы не можем оставить это у себя, ведь все принадлежит наследникам Моррисона.

— Я ведь говорил тебе, что у него нет семьи. Возможно, у него есть какие-то дальние родственники, но они не заявят своих прав на наследство.

— А кредиторы?

— Все долги выплачены после продажи его заводов.

— Почему ты не сказал шерифу, что Оррин на самом деле Уолтер Уингейт?

— Это только осложнило бы ситуацию. Никто не должен знать, кто на самом деле Оррин Фостер. Я сообщу матери и теткам, что нашел его.

— Но ведь они хотят обелить имя Моррисона! Они потребуют от тебя доказательств, что это не было самоубийством.

— Они предпочтут урегулировать этот вопрос между собой, а не выносить его на публику. Я думаю, они пойдут на это, когда рассмотрят альтернативу.

— Какую альтернативу? — спросила, нахмурившись, Брай. Люк внимательно наблюдал за ее лицом.

— Я не убивал Оррина Фостера.

Выражение лица Брай не изменилось.

— Но если бы я сказал, что Оррин — это Уолтер Уингейт, все бы сразу подумали, что это сделал я.

Морщинка между бровями Брай стала глубже.

— В своем завещании Конрад Моррисон назвал своего единственного наследника, и этот наследник я, Бри.

— Ты?

— Он относился ко мне как к сыну, я ведь тебе говорил.

— Но почему ты не рассказал мне об этом завещании раньше?

— По нескольким причинам. Во-первых, я не ожидал, что когда-нибудь найду эти деньги. Я не знал, что было в этом ящике. Бри. До сегодняшнего вечера я его никогда не видел, а ведь я обыскал весь дом, чтобы найти хоть что-нибудь, что говорило бы о прошлом Оррина. Когда ты попросила меня выиграть у него «Конкорд», Я получил возможность вернуть хоть что-нибудь и себе. Мне не нужны были деньги, мною руководило желание отобрать у него хоть что-то.

Брай понимающе закивала.

— Возможно, я действовал бы по-другому, если бы не встретил тебя. Ты заставила меня забыть о деньгах. Возврат тебе твоей собственности стал для меня большей наградой, чем если бы я получил ее в свое пользование.

Брай с сомнением смотрела на него.

— Это правда. И последняя причина, по которой я ничего не рассказал тебе, следующая: я играю в покер лучше тебя хотя бы потому, что умею владеть своим лицом. Сегодня ты чуть все не испортила. Ты, можно сказать, телеграфировала свои мысли шерифу и доктору. Если бы они сумели их прочитать, меня бы сегодня же заключили в тюрьму. Шерифу, судя по всему, просто не хотелось вникать в это дело. Он занялся расследованием исключительно ради тебя и твоей матери. Но не ради меня, потому что ему было бы трудно доказать мою непричастность к убийству.

— Это свидетельствует о том, что убийство совершил кто-то другой, — задумчиво проговорила Брай. — Если ты невиновен и это не самоубийство, то виноват кто-то другой. Моя мать? Адди? Я?

— Я этого не делал, так же как и любая из вас.

— Я знаю. Но тогда кто же убил Оррина?

— Ты слышала слова шерифа… — Люк замолчал, потому что Брай покачала головой, отказываясь принимать эту версию. — Я не знаю. И это правда. Я нашел ящик под кроватью твоей матери и положил его в прикроватный столик Оррина, надеясь, что его там найдут. Я ничего не знал о бумагах и сомневаюсь, что о них знали твоя мать и Адди. Возможно, из револьвера стрелял кто-то из них. Может, они обе. Может, ни та ни другая. Они знают, что случилось, но я даже вообразить себе не могу, чтобы они раскрыли этот секрет. А ты как считаешь?

— Нет. Они никогда нам не расскажут.

— Тогда давай оставим все как есть.

Брай задумчиво кивнула и прижалась лбом к плечу Люка. Он притянул ее к себе, и она затихла в его объятиях. Он взял ее на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Задернув шторы, чтобы солнечные лучи не тревожили их покой, он лег рядом с ней, и они крепко заснули, сжимая друг друга в объятиях.

Спустя две недели после похорон Оррина Адди и Джон Уитни покинули «Хенли». Раны Джона уже затянулись, и никакая сила не могла заставить его остаться в доме, где он чуть не распрощался с жизнью. Брай не удивило, что Адди присоединилась к нему. Ее только поразило, что мать так спокойно отнеслась к отъезду негритянки. Брай казалось, что после смерти Оррина Элизабет еще больше стала нуждаться в Адди.

Брай стояла в домике Джона, который он покинул всего несколько часов назад, и решала, что ей теперь делать. Она попросит Марту убрать здесь и проветрить постель. В воздухе стоял легкий запах лекарств. Он не был неприятным, но напоминал ей о страданиях Джона.

— Тут можно оборудовать хорошую школу для детей, — услышала она за спиной голос Люка. — Элизабет мне сказала, что ты наверняка направилась сюда.

— Пожалуй, ты прав.

— Можно снести стену между комнатами, и здесь будет очень просторно. Я попрошу фермеров сколотить столы и скамейки для детей. И ты будешь их учить.

Люк угадал: Брай всегда хотела учить детей.

— Мне кажется, я сумею убедить маму помочь мне. Джеб тоже сможет принять в этом участие.

Брай вошла в спальню и огляделась. Ее взгляд упал на что-то разноцветное, лежавшее на прикроватном столике, и она подошла ближе, чтобы рассмотреть, что это такое. Сначала ей показалось, что она видит миниатюрный портрет, но потом поняла, что это карты. Брай позвала Люка, стоявшего в дверях.

— Посмотри, что я нашла. Должно быть, Джон забыл их. — Взяв небольшую стопку карт в руки, она разложила их веером.

Три королевы и две четверки — все с маленькой дырочкой посередине.

— Что ты думаешь по этому поводу? — спросила Брай. Люк узнал карты и сразу понял, как они сюда попали.

— Брось их. Бри. На них печать смерти.

Элизабет сидела в кресле-качалке, закрыв глаза. Она наслаждалась музыкой. В ее воображении возникла картина, как Брай сидит за роялем, а рядом стоит Эндрю и переворачивает нотные страницы для своей дочери. С одобрительной улыбкой он смотрит, как пальцы Брай легко бегают по клавишам, разыгрывая трудные пассажи. Ей хотелось бы видеть его в чем-нибудь другом, а не в форме, которую она сама ему сшила, но ничего другого она вспомнить не могла. Он с гордостью носил форму, сшитую руками жены.

— Мама? — Пальцы Брай перестали бегать по клавишам, и последние звуки музыки повисли в воздухе. — Тебе плохо?

Люк повернул голову и посмотрел на Элизабет. Она была спокойной, умиротворенной. На щеках играл румянец. Слабая загадочная улыбка освещала ее лицо. Слезинки, похожие на крошечные бриллианты, висели на темных густых ресницах.

Элизабет открыла глаза и посмотрела на дочь и зятя.

— Я не мертвая, — проговорила она.

Люк усмехнулся, а Брай пришла в ужас.

— Какие страшные вещи ты говоришь, мама!

— Ведь ты не хочешь видеть меня мертвой? — Краем глаза Элизабет видела, что улыбка Люка стала еще шире. Он по крайней мере не носится с ней, как Брай со своими рисовыми зародышами.

— Мама!

Элизабет не смогла удержаться от смеха.

— Тебя очень легко разыграть, Брай. Нам с Люком это доставляет удовольствие.

— Не будьте столь жестоки, Элизабет. Брай в отличие от меня всегда вас прощает…

— Значит, мне придется вымаливать у вас прощение. Тебе ведь это нравится, Брай, не так ли? ~ смутилась Брай.

— И это все, что ты можешь сказать? — Элизабет широко улыбалась, наслаждаясь смущением дочери. Она встала, подошла к Брай и поцеловала ее в щеку.

— Я буду переворачивать страницы для тебя, как это делал папа, — проговорила она.

Брай кивнула, слишком растроганная, чтобы ответить. Она подвинулась, давая место матери на скамейке.

Брай заиграла «Оду радости». Люк не смог усидеть на месте и присоединился к ним.

В комнате было тепло и уютно. В камине потрескивал огонь, вплетая в музыку свою мелодию. Холодный дождь бил по стеклам, в которых, как в зеркале, отражались силуэты Люка, Брай и Элизабет, заключенных в круг света.

В воздухе еще веяло Рождеством. Пахло елкой, которую Джеб поставил несколько дней назад, свечами и омелой. Рождество отпраздновали в узком кругу. Причиной тому были не недавние похороны Оррина — просто за последние недели их посетило множество народа.

Когда весть о смерти Оррина достигла соседних плантаций и Чарлстона, к ним потянулся бесконечный поток сочувствующих. Они приносили свои соболезнования — и умирали от любопытства. Первыми гостями были Остин Типпинг с сестрой. Затем Сэм Дэниелс и Франклин Арчер. Доктор Эдвардс с женой стояли рядом с Элизабет, пока она принимала соболезнования. В течение целой недели после похорон друзья приходили посидеть с Элизабет, стараясь ее развлечь. Самые деликатные воздерживались от вопроса, что стало причиной смерти Оррина и какое наследство оставил он своей вдове.

Интерес к последней игре Оррина был необычайный. Люк ничего не отрицал и не подтверждал. Он посмеивался про себя, когда его бывшие партнеры по карточной игре по очереди отводили его в уголок и с интересом спрашивали, знал ли он о размерах состояния Оррина. Типпинг, например, выглядел просто больным, задавая этот вопрос, и Люк подозревал, что он не мог простить себе, что ему не удалось заполучить Брай.

Слегка встряхнув головой, Люк отогнал воспоминания и стал наблюдать, как легко руки Брай двигались по клавишам. В ее исполнении была красота, грация и сила.

Элизабет, судя по ее улыбке, восхищалась дочерью. Когда прозвучали последние аккорды, она не удержалась и воскликнула:

— Браво, дорогая! Браво! — Потом повернулась к Люку: — Спасибо.

— За что? Ведь я даже не помогал переворачивать страницы.

— Вы помогли Брай вернуться к музыке. Для меня это лучший подарок. Если бы не вы, Брай сейчас бы не играла.

— Не думаю, что я… — начал Люк, теребя волосы.

— Не имеет значения, что вы думаете, — перебила его Элизабет. — Важно, что думаю я. Господь благословил нас в тот день, когда вы приехали в «Хенли». Я не требую от вас объяснений, почему вы это сделали, но вы познакомились здесь с Брай. Возможно, вы приехали под предлогом восстановления дома, но вы сделали гораздо больше. Вы возродили женскую душу. Перестаньте делать вид, что вам неприятен комплимент благодарной матери. Вот так-то лучше. Я ценю ваше внимание. Должно быть, на вас повлияла ваша любимая Нана Дирборн. Брай рассказывала мне, как высоко вы ее цените.

Люк чуть не расхохотался, но сделал вид, что закашлялся. Он не смел взглянуть в сторону Брай. Если бы он увидел ее невинное личико, то не смог бы сдержаться.

— Да, мадам, — с трудом выговорил он, — Нана оказала огромное влияние на мою жизнь.

Элизабет кивнула, удовлетворенная ответом. Встав со скамейки, она подошла к чайному столику.

— Есть нечто такое, что я хочу рассказать вам обоим, — произнесла она, наливая себе чай. Она предложила чай Люку и Брай, но те дружно завертели головами. — Я хотела рассказать вам об этом раньше, но обещание и осторожность не позволяли мне это сделать. Сегодня я получила письмо от Адди и могу рассказать вам, как все произошло.

— Ты знаешь, где находится Адди, мама?

— Нет. — Элизабет вернулась в свое кресло-качалку. — А если бы и знала, то не сказала бы ни про нее, ни про Джона. Они не просили меня хранить молчание, но я дала себе клятву, что эта тайна уйдет вместе со мной. — Она отпила чай.

Лицо ее было задумчивым.

— Однако некоторыми вещами я могу поделиться.

— Тебе не надо ничего объяснять, мама.

— Я знаю, но я так хочу. — Поставив чашку на блюдце, она пригласила их обоих за свой столик. — Я не спрашиваю, как вам удалось заставить шерифа поверить, будто Оррин сам убил себя, но подозреваю, что вы это сделали, думая, что его убила я.

Брай попыталась возразить, но Люк взял ее руку и крепко сжал.

— Это правда, Элизабет. Доктор Эдвардс очень помог нам.

— Он все еще влюблен в меня. — На щеках Элизабет появился легкий румянец. — Но он не был бы таким любезным, если бы заподозрил Адди. Он член Клана.

— Клана? — удивилась Брай. — Но как ты…

— Оррин мне рассказал. Он знал слишком многое о наших друзьях и соседях и получал странное удовольствие, рассказывая мне о них. Полагаю, тем самым он надеялся изменить мое отношение к ним, заставить меня меньше их уважать. Сказать по правде, я не осуждала их, но давно перестала высказывать Оррину свое мнение о наших соседях. Ему так хотелось войти в их круг, что он использовал все мои комментарии, чтобы втереться к ним в доверие. Как Оррин ни давил на меня, Я не рассказывала ему о многих вещах, да и тебе тоже. — Элизабет посмотрела на Брай. — Адди не была такой счастливой, как казалось.

— Адди? — удивилась Брай. — Он допрашивал Адди?

— Постоянно. Каждый раз, когда мы возвращались из Чарлстона, Адди была первой, кого он посещал. Ты не должна винить ее, Брай. У нее не было выбора. Даже после того, что Оррин сделал с ее мужем. Он угрожал ей Кланом. Судом Линча. Оррин счел себя оскорбленным, когда уехал Даррел. Он организовал его убийство и на протяжении многих лет угрожал Адди, что расправится и с ней.

— И ты знала все это? — Брай почувствовала, что задыхается. — Но ты никогда не говорила…

— Зачем? Она оставалась здесь только ради меня, потому Что догадывалась, что Оррин со мной сделает, если она уедет. Я хорошо тебя знаю, Брай. Ты не смогла бы смолчать. Ты бы непременно что-нибудь ему сказала; Ты мало чем отличаешься от Рэнда. Вы оба заводитесь со скоростью ветряных мельниц.

— Я бы сумела остановить его, — уверенно заявила Брай.

— Его уже остановили, — вздохнула Элизабет, вставая. Она подошла к камину и поворошила поленья. — Оррин получил информацию о ремонте домов фермеров от Адди. Она не могла знать, чем это обернется для нее. Когда Оррин из всех негров выбрал именно Джона, когда избил и протащил его по корням… когда он попросил Остина, Сэма и других сжечь церковь… когда он… — Элизабет замолчала. Ее рука так сжала кочергу, что побелели костяшки пальцев. — Это было уже слишком, — выдохнула она наконец. — Слишком невыносимо, чтобы терпеть.

Брай хотела подойти к матери, но Люк остановил ее.

— Дай ей закончить, — шепнул он. — Она хочет высказаться.

Положив кочергу, Элизабет повернулась спиной к огню.

— Я знала, что у Оррина где-то спрятан револьвер. О нем рассказал мне Джеб, когда впервые наткнулся на ящичек. В нем всегда лежал только один револьвер. Я узнала об этом вскоре после того, как вышла замуж за Оррина, но никогда не придавала этому большого значения, считая, что у каждого могут быть свои секреты. — Элизабет глубоко вздохнула и продолжила: — После того, что случилось с Джоном… — Ее голос сорвался. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла заговорить. — Нам потребовалось много времени, чтобы найти ящичек, и мы обнаружили его среди коллекции вин Оррина. Когда мы узнали, что Оррин будет возвращаться от Франклина один, без сопровождения Люка, то решили воспользоваться этим. Мы хорошо все продумали. Это был мой план. За день до игры я спустилась к реке, чтобы опробовать револьвер и заодно проверить, не разучилась ли я стрелять, Я не знала, что Адди следует за мной. Она думала, что я хочу убить себя. Мне пришлось посвятить ее в свой план.

— Но разве тебе не приходило в голову, что она может пойти к Оррину? — спросила Брай.

— Нет, такое мне в голову не приходило.

Люк понимающе кивнул.

— А она вовлекла Джона, ведь так? — спросил он.

— Да Я этого не предусмотрела. Конечно, они пытались отговорить меня, и я сделала вид, что им это удалось. Я даже отдала Джону ящик.

— Но без револьвера, — уточнил Люк.

— Совершенно верно. Револьвер я им не отдала. Когда Джон это понял, меня уже не было — я поехала навстречу Оррину. Я знала, что мне придется его ждать. Возможно, несколько часов. Джон и Адди без труда меня нашли.

— Мне казалось, что Джон слишком слаб, чтобы встать с постели, — удивленно произнесла Брай.

— Он смог дойти.

— Мы с Брай догадались, что Джон обо всем знал. Он оставил в своем доме несколько карт.

— Да. Три королевы и две четверки. Они были у Оррина в кармане сюртука. Вам, похоже, очень везло в тот вечер, Люк.

— Все должно было обернуться по-другому. Типпинг собирался сдать Оррину самые выигрышные карты, положив их предварительно в конец колоды. Я заметил это и стал внимательно следить за ним. Оррин делал вид, что не знает, что карты меченые. Он был уверен, что выиграет. Его друзья подыгрывали ему.

— Не сомневаюсь. Остин Типпинг пошел не в своего отца. Роберт был честным и благородным человеком, чего нельзя сказать об Остине. Мне всегда нравилась его сестра, но я рада, что наши судьбы не переплелись.

Брай совсем не интересовали Типпинги.

— Мама, — нетерпеливо вмешалась она, — рассказывай об Оррине. Что с ним произошло?

— Но ты ведь знаешь, что произошло. Его застрелили. — Видя, что Брай не удовлетворил ее ответ, Элизабет добавила: — У меня нет ни малейшего желания говорить тебе, кто это сделал. Я обещала Адди, что мы будем действовать вместе. Они с Джоном наверняка подозревали, что я нарушу свое обещание. Думаю, что именно поэтому Джон оставил карты там, где вы их нашли. Он хотел этим дать понять, что тоже был на дороге, ведущей от дома Франклина.

— Но револьвер был у тебя, — сказала Брай.

— В самом начале и, возможно, потом, но он упал, когда Джон пытался вырвать его из моих рук. Он лежал на земле у наших ног, и мы все трое хотели им завладеть. Лучше спроси себя, стоит ли тебе знать правду. — Элизабет посмотрела в глаза дочери. — Какое все это имеет значение, если на курок нажала я? У меня было такое намерение. Я взяла оружие. Адди и Джон были там, чтобы меня защитить. Если они и могли что-то сделать, то по чистой случайности. У меня же был план.

В комнате воцарилась тишина. Элизабет вернулась в кресло-качалку и спокойно продолжала пить чай. Брай изучала лежавшие на коленях руки и думала, как спасти мать. Люк переводил взгляд с жены на тещу и неожиданно понял то, чего не смог понять Оррин: бояться следовало совсем другую женщину.

— Куда уехали Джон и Адди? — спросила Брай.

— Далеко, — вздохнула Элизабет. — В безопасное место.

— Ты дала им денег?

— Да. Это единственное, что я могла для них сделать. Адди напишет мне, когда они с Джоном устроятся.

— Я скучаю по ней, — призналась Брай.

— Я тоже.

Брай встала, подошла к матери, села у ее ног и положила голову ей на колени. Элизабет гладила дочь по голове, перебирала ее волосы и мурлыкала колыбельную, которую Брай помнила с детства.

Люк тихо вышел из комнаты.

Брай зашевелилась во сне. Она потянулась, выгнув шею, спину, повела плечами. Проснувшись окончательно, она ткнула Люка в грудь и, приоткрыв один глаз, посмотрела на него. Его глаза были открыты и полны желания. Его взгляд ласкал ее.

Брай потянулась, как сытая кошечка. Люк рассмеялся низким негромким смехом.

— Я знал, что ты проснулась, — произнес он.

— Мне не хотелось просыпаться. — Брай уткнулась лицом в подушку. — У тебя очень пристальный взгляд.

Люк погладил ее по шее. Она подняла голову и начала осыпать поцелуями его плечо. Подняв подол ее ночной рубашки, он погладил ее ягодицы. Она почувствовала твердость его плоти, и это ее возмутило.

— Куда ты спешишь, янки? — недовольно проворчала она.

— Я проснулся гораздо раньше тебя.

— А я еще не проснулась. Лучше поцелуй меня.

Поцелуй был глубоким, нежным и бесконечным. Ничего от янки в нем не было. Его язык влился в ее рот, как сладкая патока, и, казалось, решил остаться там навсегда.

Он вошел в нее, заполнив ее собой, и двигался так медленно, словно время для них не существовало.

— Я все еще продолжаю любить тебя, — прошептала она. Эти слова он готов был слышать всю оставшуюся жизнь.

Он сказал ей об этом.

Они занимались любовью снова и снова. Дом жил своей жизнью, но им не хотелось покидать уютное тепло постели. Они слышали, как в коридоре Марта болтает с одной из своих сестер. На подносе с завтраком для Элизабет звякала посуда. В саду перекликались Тед и Джордж, выгуливающие лошадей. Из кухни доносился запах знаменитого пирога Элси.

— Мне не хочется сегодня вылезать из постели, — промурлыкала Брай.

— Ты даже не краснеешь, — хмыкнул Люк.

— У меня нет привычки краснеть. — Она снова сладко потянулась, и сползшая простыня обнажила ее грудь. Брай рассмеялась, заметив, что Люк сконцентрировал на ней свой взгляд. Оттолкнув его, она села.

— Покажи мне свои сады, — деловым тоном потребовала она. — Скоро наступит весна, а я так и не видела их.

— И все-таки ты их видела.

— Как ты узнал?

— Они лежали под моей кроватью в той комнате, где я жил раньше. Ты не скатала их в трубочку так туго, как это делаю я.

— Почему ты думаешь, что это я? Может, это была Адди?

— Адди могла наткнуться на них, но не стала бы их смотреть. Этого бы не сделали и Марта с Джебом. Что ты надеялась там увидеть?

— То, что увидела. Я отыскала их сразу после того, как ты показал мне план реставрации дома. Мне было интересно узнать, существуют ли они, и я пробралась к тебе в комнату.

— Ты могла бы меня попросить.

— Нет, не могла. Я не хотела, чтобы ты знал, что я ими интересуюсь.

— Чертежами или мной?

Брай наклонилась и поцеловала его в губы.

— А ты все еще не знаешь? Меня интересует и то и другое.

Она увидела на его лице знакомую кривую ухмылку. Он потянулся, чтобы ее обнять, но она быстро соскочила с кровати, встала на колени и запустила руку под кровать.

— Ты же говорила, что тебе совершенно не хочется двигаться? — удивился он.

Брай вытащила чертежи, бросила их на одеяло рядом с Люком, затем надела халат.

— Неси их к окну, — приказала она, игнорируя его голодный взгляд. — Ты покажешь мне, как это будет выглядеть, если смотреть на них из окна.

Они сели на скамью у окна, развернули перед собой план садов, и Люк стал рассказывать ей о своем видении прудов, лабиринтов, клумб. Он описал красочную палитру цветов, которые будут меняться круглый год.

Прижавшись носом к стеклу, Брай обозревала панораму, раскинувшуюся перед домом.

— Мы запустим в пруды экзотических рыб.

— Как пожелаешь.

— А мама каждую весну будет устраивать в саду приемы с бумажными фонариками, развешанными вдоль аллей, ведущих к реке.

— Но не этой весной, — уточнил Люк. — Только через несколько лет, когда сады наберут силу.

— А пока мы можем помечтать, — проговорила Брай. — Вон там мы будем любить друг друга. — Она указала на полянку из диких гераней.

— И там. — Он указал на поляну рододендронов.

— В пруду?

— В одной из аллей, — ответил Люк, сдвинув палец.

— Это уже лучше.

Смеясь, Люк скатал чертежи и, бросив их на пол, сел и усадил Брай между своих расставленных ног.

— Вчера вечером ты долго разговаривала с матерью, — произнес он. — О чем?

— Мы говорили о многих вещах. Нам обеим это было необходимо. Странно, что я могла так сильно любить ее и совсем не понимать. А как насчет твоей матери. Люк? Когда ты познакомишь меня с ней?

— Ты этого хочешь?

— Конечно, хочу, — обиженно ответила она. — Почему бы мне этого не хотеть?

— Я говорил тебе, кто она, Бри.

— Ты говорил, чем она занимается. Я хочу познакомиться с твоей матерью, Мэри Кинкейд. Ты ведь не стыдишься ее?

— Нет! Но я бы понял тебя, если бы ты не захотела с ней встречаться.

— Я хочу. Но вдруг она решит, что я не очень хороша для тебя? Она может подумать, что я вышла за тебя замуж исключительно ради денег.

— Вряд ли меня можно было назвать богатым человеком, когда я женился на тебе.

— Но ты богат сейчас. Или будешь богат, когда расскажешь моей матери, что все, унаследованное ею, по праву принадлежит тебе.

— Меня не волнует, если она все растратит. Бри.

— Но она может снова выйти замуж!

— Если такое случится, тогда и объясним ей, что к чему. А сейчас это не имеет значения. Моя мать удовлетворена, что Оррин оказался Уолтером Уингейтом. Со временем она заставит людей снова уважать Конрада. А сейчас ей не терпится встретиться с тобой.

— Правда?

— Так она пишет. Не будем откладывать вашу встречу на долгий срок

— Ты хочешь сказать, что мы поедем в Нью-Йорк?

— Я надеюсь, что она приедет сюда.

— Люк! — Брай повернулась и постучала пальцем по его груди. — Как давно ты знаешь об этом?

— Со вчерашнего дня. Ее письмо пришло с той же почтой, что и письмо Адди.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Вчера ты была занята разговором с матерью. Моя новость могла подождать.

— Но сегодня утром…

— Сегодня утром я не думал о матери. — Люк заключил Брай в объятия. — Тебе не хочется?..

Брай кивнула прежде, чем он договорил.

— Все время хочется, — ответила она. — Просто неприлично, как часто мне этого хочется.

— Тогда давай займемся приличными вещами.

Эпилог

Карета мирно катила по дороге, оставляя за собой облако пыли. Путь из Чарлстона в «Хенли» не был гладким, и время от времени колеса, попадая в колею, заставляли пассажиров подпрыгивать на своих местах. Чтобы не стукнуться головой о потолок, они крепко вцепились в мягкие сиденья.

— Вы оказали нам большую услугу, позволив сесть в вашу карету, — проговорила Мэри Кинкейд. — Мы горим желанием поскорее увидеть сына. Мы могли бы простоять на дороге несколько часов, если бы вы не предложили нам свою помощь. — Ее серые глаза были полны благодарности, когда она протянула руку мужчине, сидевшему напротив нее. — Я Мэри Кинкейд. А это мои сестры. — Она улыбнулась. — Во всяком случае, по духу.

Все шесть женщин одарили своего доброго самаритянина ослепительными улыбками, очень похожими на улыбку Мэри. Две из них были рыжеволосыми, три — брюнетками, а у Мэри Кинкейд волосы были цвета горького шоколада Их улыбки были открытыми, дружелюбными и слегка кокетливыми, несмотря на тот факт, что он путешествовал с женой.

— Ни моя жена, ни я не имели ни малейшего намерения оставлять вас на дороге. Ваше присутствие служит для нас хорошим предзнаменованием.

— Наше? — спросила Лиззи, поправляя кокетливую шляпку так как страусовое перо на ней, колыхаясь, щекотало ей щеку.

— Предзнаменованием? — спросила Ливия, подбирая юбки, чтобы Мэгги на них не села.

— Хорошим? — спросила Маделин с недоверием в карих глазах.

— Как такое может быть? — одновременно спросили Лаура и Нэнси.

Хорошенькое личико Мэри Кинкейд приняло извиняющееся выражение, хотя уголки ее рта растянулись в кривоватой усмешке.

— Пожалуйста, извините нас. Мы чрезмерно любопытны, как и все женщины. Просто ваше замечание нас удивило.

В карете было слишком тесно, но мужчина быстро решил этот вопрос, посадив жену себе на колени. Это вызвало нежный смех, обмен понимающими улыбками, и, что наиболее примечательно, со стороны женщины, сидевшей у него на коленях, не последовало ни единого возражения.

— Вы когда-нибудь слышали о тайне Гамильтонов и Уотерстоунов? — спросил он.

— Кажется, я слышала, — протянула Мэри. — Что-то, связанное с сокровищами. Мой сын писал мне об этом.

— В самом деле? Значит, вы знаете о «Семи сестрах»? — Он внимательно оглядел всех женщин странным загадочным взглядом, но так и не смог понять, что привело их в замешательство.

— Возможно, вам следует объясниться, — осторожно попросила Мэри. — Маловероятно, что мы знакомы с теми «Семью сестрами», о которых вы говорите. — Она даже представить себе не могла, что он может говорить о пользующемся дурной славой борделе в Нью-Йорке под тем же названием.

Он продекламировал:

Наступила тишина. Лиззи первой нарушила ее:

— Не очень-то лестно, не так ли?

Мэгги кивнула, но заметила:

— Там говорится, что одна была прекраснее другой.

— Он не говорит о моем сердце, — вступила в разговор Нэнси. — Готова поспорить, что вы не найдете сердца теплее моего.

Мужчина почувствовал, как все Взгляды устремились к нему.

— Возможно, тебе следует объяснить, — обратился он к жене.

— Я тоже так думаю. — Обняв мужа за шею, она посмотрела на женщин. Ее хорошенькое личико было оживленным, темные глаза сверкали. — Семь сестер — это семь драгоценных камней. Вот почему их сердца были холодными, как камни. Вообще-то это загадка, которая вводит в заблуждение и интригует. Мой муж разгадал загадку Гамильтонов. В последних ее строках говорится, что, когда все сестры объединятся, они будут посажены на их трон.

Маделин толкнула локтем Мэгги:

— На наш трон. Ты слышала?

Мэгги закатила глаза.

— Я как раз на троне, так же как и вы.

— Когда мой муж и я увидели вас — семерых, в великолепных платьях, сверкающих, как драгоценные камни, — мы просто не смогли проехать мимо. Ведь мы охотники за сокровищами. Были по крайней мере. Сейчас мы закрыли эту главу нашей жизни.

Юная жена посмотрела на мужа, ища подтверждения. Он улыбнулся

— Значит, вы нашли сокровища? — спросила Мэри. Его улыбка была загадочной, и он не дал прямого ответа на вопрос.

— Если бы мы знали, что нам представится возможность найти драгоценные камни прямо на дороге, ведущей в «Хенли», возможно, мы вообще не уезжали бы из дома.

— Он назвал нас драгоценными камнями, — заговорила Ливия польщенная его заявлением. — Тогда я была бы опалом.

Именно такое имя ей и дали в нью-йоркском борделе. Она захихикала, довольная своей шуткой, и тут же замолчала, когда Лаура бросила на нее взгляд, полный упрека. Мэри Кинкейд деликатно откашлялась.

— Вы сказали, что едете в «Хенли»? Но оно тоже является целью нашего путешествия. Насколько мне известно, до недавнего времени имение называлось «Конкорд».

— Я всегда знал его как «Хенли», — резко ответил мужчина.

Мэри заметила, что жена посмотрела на него с неодобрением, и осмелилась разъяснить:

— С недавних пор они опять используют старое название.

— Что влечет вас туда? — спросил он вежливо. — Вы что-то говорили о сыне?

— Да. О Лукасе. Он недавно женился. Я собираюсь познакомиться с моей невесткой. По слухам, она очень хорошенькая и воспитанная молодая женщина.

— Можно подумать, что наш Люк связал бы себя с недостойной женщиной, — встряла Нэнси.

— Да, но мне интересно, как она отнесется к нашему сюрпризу, — проговорила Лиззи.

— Я уверена, что она будет любезной, — заверила всех Мэри. — Это у нее врожденное. То же самое можно сказать и о ее дорогой матушке.

— Значит, ваш визит будет неожиданностью для них? — спросил мужчина.

— Да. А ваш?

— Еще большей неожиданностью. Скорее всего они думают, что мы погибли.

— Погибли? — удивилась Мэри Кинкейд.

— Наш корабль затонул у берегов Аргентины. Были найдены только его обломки.

— Но как вам удалось спастись? — хором спросили все женщины.

— По счастливой случайности мы не были на борту «Цербера», когда он пошел ко дну. Перед тем как покинуть южные моря, я продал свой корабль. После многих месяцев, проведенных в тропических водах, он стал непригоден для длительного путешествия, и на нем опасно было возвращаться домой. Ни я, ни моя жена, ни команда не хотели ждать, пока его починят. Мы оставили его на Таити и продолжили наше путешествие на вельботе.

Его жена продолжила рассказ:

— Капитан обещал отвезти нас домой и назвал цену, на которую мы согласились. Но он нарушил свое слово. Он сбивался с курса, и мне даже показалось, что на вельботе назревает бунт. Но что ни делается, все к лучшему. Нас миновал шторм, который потопил наш корабль. Мы узнали о нем только тогда, когда приплыли сюда. Люди были весьма удивлены, увидев нас. По городу ходили слухи один невероятнее другого. Мы уехали из Чарлстона при первой Возможности. Нам начало казаться, что нашим приключениям не будет конца.

— Включая и брак моей сестры с вашим сыном. По крайней мере теперь мы знаем об этом.

Рот Мэри слегка приоткрылся. Она быстро закрыла его затянутой в перчатку рукой, чтобы подавить возглас удивления.

— О Господи, — выдохнула она наконец. Краем глаза она видела, что ее дорогие подруги с трудом сдерживают любопытство, прикрываясь вежливыми улыбками. — Рэнд Гамильтон!

— Он самый. А это моя жена Клер.

— О Господи, — снова повторила Мэри. — Конечно же, Люк писал мне о вас. О вас обоих. Он писал, как горевала Брай, узнав о случившемся. Он даже боялся… — Мэри покачала головой, но вдруг улыбка осветила ее лицо. — Сейчас это не имеет значения, ведь правда? Вы оба живы. Это самое счастливое возвращение домой, и мы тому свидетели, Но может, вы теперь не захотите, чтобы мы ехали вместе с вами?

— И выбросим вас на дорогу? — спросила Клер. — Ну уж нет!

— Мой сын будет благодарен вам за помощь. Он искренне любит нас, но мы, как вы видите, немного болтливы.

— В «Хенли» достаточно места, — улыбнулся Рэнд. — Вам будет там очень удобно.

— Люк писал нам то же самое, — проговорила Мэри. — Однако не думаю, что мы должны были истолковывать это как приглашение. — Закусив губу, она с беспокойством выглянула в окно кареты, пытаясь рассмотреть поместье.

— До него еще несколько миль, — заметил Рэнд. Мэри Кинкейд расслабилась и несколько самонадеянно улыбнулась.

— Мать всегда волнуется за своего сына, — заявила она. — Думаю, вы прекрасно осведомлены об этом.

Да, Рэнд знал, что такое материнская любовь.

— Моя мать будет рада с вами познакомиться. Бри — тем более. Она даже не представляет, какие сокровища вот-вот свалятся на ее голову.

— А мы и правда сокровища, — захихикала Ливия. Она резко замолчала, когда Нэнси больно толкнула ее ногой.

— Кстати, о сокровищах… — начала Маделин.

— Да, о сокровищах, — подхватила Лаура. — Вы…

— Нашли их? — в один голос закончили Мэгги и Лаура, Клер засмеялась, и Рэнд с обожанием посмотрел на нее.

— Гораздо больше, чем вы можете себе представить, — ответил Рэнд с нежностью в голосе. — Но это совсем другая история.

Брай, скрестив ноги, сидела на кровати и расчесывала волосы. Она сделала неудачную попытку поправить ворот своей рубашки, когда та сползла, обнажив плечо.

Укоризненный взгляд Люка остановил ее. В его глазах она прочитала, что ему нравится смотреть на нее. Она хотела сделать ему замечание, но передумала. Его мальчишеская усмешка, слегка кривоватая, как всегда, обезоружила ее. Брай покачала головой:

— Надеюсь, у нас будут девочки.

Это сообщение отвлекло внимание Люка от ее плеча.

— Для того есть определенная причина?

— Если у нас будут мальчики с твоей усмешкой, то не жди от меня, что я смогу приучить их к дисциплине. В детстве они будут хулиганами, а в юности — мошенниками. Кто-то должен держать их в ежовых рукавицах, но только я на это не способна.

— Поэтому ты решила наказать меня красивыми маленькими девочками, чтобы я баловал их в детстве и сажал под замок, когда они станут молодыми женщинами? Пожалуй, это справедливо, — добавил он после некоторого раздумья.

Отбросив расческу, Брай распласталась на кровати и, подставив руки под подбородок, посмотрела на Люка.

— Ты не возражаешь, если наши дети будут девочками? — Спросила она.

— Мне нравятся девочки. — Он погладил ее по густой копне волос, спадавших с плеч. — А мы собираемся иметь детей?

— Я надеюсь. Вообще-то я не возражала бы и против мальчиков.

— Думаю, мы можем сразу заиметь и то и другое.

— Двойняшек? Но ведь это зависит не только от нашего желания.

Люк притянул жену к себе:

— Я готов дать тебе больше, чем ты пожелаешь.

— В самом деле? — Улыбаясь, она обняла Люка за шею.

— Похоже, ты меня недооцениваешь.

Люк решил доказать ей, что его высказывание не пустой звук. В уютном оазисе постели, абсолютно не подозревая о неведомой карете, прокладывающей свой путь к «Хенли», Люк и Брай занимались любовью, но любовь была их главным сокровищем.