Приняв решение, Кенна отложила книгу. Она залезла в шифоньер красного дерева и выдвинула подряд все ящики, обнаружив то, что искала, в нижнем из них. Через несколько минут вместо девочки в комнате стоял разбойник под стать тому, что побывал здесь раньше.

«Сойдет, — решила Кенна, критично разглядывая себя в зеркале. — Правда, не слишком оригинально. Этот наряд во многом уступает костюму Клеопатры, который мы обсуждали с Ивонной незадолго до происшествия в башне, но вполне подходит для моих целей».

Чем дольше Кенна смотрела на себя, тем сильнее убеждалась, что даже Ивонна не узнает ее. Нижняя половина лица была закрыта черным шерстяным шарфом, а черная шляпа, похожая на ту, что надел Рис, оставляла в тени глаза. Черный бархатный камзол от старого костюма для верховой езды поверх белой льняной ночной рубашки, которая раньше принадлежала отцу, дополнил ее разбойничий наряд. Подол рубашки Кенна засунула под черные бриджи, которые в свою очередь заправила в сапоги. Бриджи и камзол были несколько маловаты, а сапоги жали, но Кенна поздравила себя с тем, что не выбросила их. То, что было сейчас на ней, являлось почти забытой частью ее гардероба. Она убрала вещи в самый дальний угол шкафа, когда дала слово, что прекратит дикие скачки верхом. Эти детали туалета она могла бы извлечь из шкафа давно — Кенна уже на следующий день пожалела о своем обещании, — если бы не обнаружила, что новый костюм не так уж сильно ограничивает ее свободу. Скоро она возобновила прогулки верхом, и лорд Данн с удовольствием отметил, что его дочь прекрасно держится в седле.

Кенна довольно улыбнулась, думая, как забавно будет увести Ивонну из-под самого носа брата и Риса. Забрав под шляпу непослушный локон рыжих волос она быстро вышла из комнаты.

Кенна уверила себя, что здравый смысл заставил ее выбрать проход для слуг, а не парадную лестницу. Вспомнив, сколько слуг, горничных, конюхов, грумов, поваров и прачек работают в Даннелли, она подумала, что ей повезло, ведь она не встретила никого из них.

Отведенная для слуг часть особняка представляла собой настоящий лабиринт. Если бы Кенна не изучила это крыло еще ребенком, то, вероятно, считала бы, что вся работа в Даннелли совершается по волшебству. Здесь были помещения для стирки, чистки обуви, точки ножей, глажения и вышивки. Рядом располагались отдельные кладовые для мяса, рыбы, овощей и вина.

Держась подальше от кухни и винного погреба — этим вечером весьма оживленных, — Кенна проскользнула из коридора в комнату, где обычно заправляли лампы. Оттуда она пробралась в другой коридор и торопливо зашагала на звуки музыки. Она чуть было не столкнулась с бегущим по своим делам лакеем и долго потом хихикала, глядя, как он мчится, не поднимая глаз.

Кенна легко затерялась в толпе гостей в большом зале. Оглядываясь по сторонам, чтобы ненароком не столкнуться с отцом, Кенна старательно держалась за спинами рыцаря и его прекрасной дамы, дьявола в красном одеянии, римского сенатора и двух пастушек. Косясь одним глазом на золотую пряжку, которая удерживала на плече тогу сенатора, Кенна наконец увидела отца и вздохнула с облегчением. Она не знала, как долго еще сможет хранить серьезность в обществе сквайра Биттерпенни. «В самом деле, — думала она, — старик мог бы сообразить и спрятать свой жирок под чем-то более основательным, чем тога и сандалии». Невнятно пробормотав слова извинения, Кенна отошла к стене и уже оттуда смотрела, как ее отец вывел на танец свою жену.

Если бы она сама не помогала лорду Данну выбирать костюм, то все равно легко узнала бы его. Ее отца отличала какая-то особенная осанка и манера поведения, которая делала других людей в его присутствии незначительными пигмеями. Но не высокий рост, который унаследовала и Кенна, или горделивое спокойствие, которое, к сожалению, ей не передалось, заставляли остальных смотреть на Роберта Данна с уважением и даже некоторой завистью. Утверждали, что его светлость обладает дьявольским везением: все, что попадало ему в руки, тут же начинало приносить доход. Поместья Данна были свободны от долгов, земли славились плодородием, слуги и крестьяне готовы были умереть за хозяина, а все его предложения в парламенте проходили без единого голоса «против».

Реальность, как знала Кенна, не имела никакого отношения к удаче, а заключалась в талантах ее отца. Он сам был кузнецом своего счастья и всего добился своими силами.

Кенна бросила взгляд на толпу и подумала, что здесь наверняка есть те, кто не может простить лорду Данну красавицы жены, но она знала, что есть и те, кто считал, что прелестной французской эмигрантке графине Викторине Дуссо невероятно повезло.

«Другой такой красивой и счастливой пары не найти», — гордо подумала Кенна. Лорд Данн нахмурился, выслушав предложение жены одеться пиратом, но затем шутливо поднял руки, когда Кенна и Ивонна горячо поддержали этот план. Сейчас, в синем бархатном камзоле, высоких, до бедер сапогах, с отделанной серебром шпагой на боку, он казался самим сэром Фрэнсисом Дрейком, ведущим свою леди по палубе корабля «Голденсинд».

Кенна слегка поправила шляпу. Глядя на Викторину и Роберта Данн, никто бы не подумал, что у этой пары уже есть взрослые дети. Викторина была непередаваемо изящна и грациозна, ее движения в танце настолько совпадали с движениями партнера, что создавалась иллюзия единого и неразрывного образа танцующих.

Кенну всегда восхищала элегантность Викторины. В платье, которое она скопировала с одного из портретов в галерее, Викторина Данн больше походила на леди елизаветинской эпохи, чем сам оригинал. Накрахмаленный белый воротничок непостижимым образом подчеркивал фарфоровую белизну кожи, одновременно придавая волосам золотистый оттенок. Ее платье было прошито золотыми нитями и буквально переливалось, когда Викторина делала па контрданса.

Кенна не помнила свою мать, но ей хотелось верить, что леди Катерина была такой же грациозной и обаятельной, как Викторина. А как могло быть иначе, ведь их обеих любил Роберт Данн. В конце концов — а Кенна считала, что она учла все обстоятельства, — ей повезло заполучить мачеху, совершенно непохожую на тех, что изображаются в сказках.

Кенна удивленно моргнула, заметив, что Викторина сбилась в танце. Но потом она увидела лицо своего отца, которое выражало нечто настолько личное, что девочка отвернулась в смущении.

— Необыкновенная женщина, вы не находите? — спросил у Кенны сатана.

Кенна подобралась. Увлекшись своими наблюдениями, она чуть было на облокотилась о его трезубец.

— Что? — пробормотала она. — О, вы имеете в виду леди Данн. Да, она бриллиант чистой воды.

— Разумеется. Ухаживал за ней когда-то, — признался сатана, размахивая трезубцем. — Отказала не раздумывая. Жалко. Для меня, конечно. Роберту чертовски повезло.

Желая как можно быстрее закончить этот разговор, Кенна буркнула что-то себе под нос, но, к несчастью, ее собеседник принял это за согласие его продолжить.

— Викторине тоже повезло. Тяжело ей пришлось. Видеть, как сначала муж отправляется на гильотину, а потом мать и отец! Кровожадная нация эти французы. Ей чудом удалось бежать. Как я понимаю, и она, и ее дочь чуть было не потеряли головы на плахе.

Кенна пожала плечами, не желая обсуждать Викторину с чужаком, тем более одетым в глупейший алый костюм с красной маской. Кроме того, этот человек был плохо информирован. Кенна могла бы сказать ему, что Ивонна никогда не подвергалась настоящей опасности, так как ее успели вывезти из Парижа до начала террора. А вот отказ Викторины последовать за дочерью в Англию мог стоить ей жизни. Ее вместе с мужем и родителями посадили в тюрьму, и она чуть было не разделила их страшную участь. Но этот дьявол прав в одном: спасение Викторины было настоящим чудом. И пока Ивонна благополучно жила в Англии, Викторина познала голод и холод, ужасающую нищету и постоянную угрозу смерти. Безопасная и спокойная жизнь в имении лорда Данна была для нее все еще в новинку, и Кенна, ощущая напряжение мачехи, никогда не обсуждала с той тюремное заключение или побег.

— Интересно, как она относится к нашей победе при Трафальгаре? — заметил сатана. — Невозможно понять, что думают эти эмигранты о поражении Наполеона.

Кенна рассвирепела. Три недели назад известия о победе при Трафальгаре и гибели адмирала Нельсона в одночасье заставили англичан радоваться и горевать одновременно. Но Викторине было все равно. Приход Наполеона к власти не спас ее первого мужа или родителей. Она относилась к его поражению так же, как любой британец. Кенну злило, что этот мужчина сомневается в лояльности Викторины к ее новой родине, но она не знала, что ему ответить.

— Не стану спорить, сэр, — хрипло пробормотала она. — Извините.

Не оставляя сатане выбора, Кенна обошла его и направилась к противоположной стене. Она снова оглядела танцующих и вздохнула с облегчением, когда обнаружила Ивонну, которая угощалась прохладительными напитками в компании мужчины в ярко-зеленом домино. Капюшон и маска не позволяли узнать его, но он казался довольно безобидным. Ивонна улыбалась, явно наслаждаясь его вниманием. Понимая, как жестоко уводить ее сейчас, особенно когда рядом нет ни Риса, ни Ника, Кенна решила немного подождать.

Наиболее удобным укрытием казалась картинная галерея. Кроме того, это было ее самое любимое место в Даннелли. Огромные гобелены с изображениями сцен из средневековых легенд и писанные маслом портреты предков семьи Данн придавали галерее какой-то неповторимый облик. Закрыв за собой массивную дверь, Кенна облегченно вздохнула. Очевидно, ни один из гостей не обнаружил эту комнату, так как в большом, облицованном белым мрамором камине огонь не горел. Кенна несколько минут ворошила угли, надеясь найти жар, прежде чем философски пожала плечами.

Галерея тянулась почти на пятьдесят футов и была разделена мебелью на три части. Когда в камине горел огонь, Кенна всегда устраивалась в среднем помещении, поближе к огню. Сейчас же, осознав, что ей суждено мерзнуть, где бы она ни села, она выбрала самый дальний от двери угол и устроилась на софе. Взглянув на часы, Кенна решила дать Ивонне еще тридцать минут. Возможно, к этому времени Рис или Ник вспомнят, что Ивонне нельзя оставаться в зале до полуночи, когда по традиции все снимут маски.

— Очень плохо с их стороны обещать позаботиться об Ивонне, а потом исчезнуть, — бормотала она себе под нос. — Я их не прощу.

Десять минут показались Кенне вечностью. Она с трудом боролась со сном. Устроившись поудобнее, она все же решила немного вздремнуть, успокаивая себя тем, что ее закрывает спинка софы.

Кенна не знала, сколько времени она спала, когда ее разбудил возбужденный шепот. Она почти забыла, где находится, и чуть было не выдала свое присутствие, попытавшись сесть. Непорядочно молчать, когда другие думают, что они одни, но когда не слышишь, о чем говорят, разве это подслушивание?

Разговор между мужчиной и женщиной велся тревожным шепотом и мог продолжаться очень долго. Покусывая нижнюю губу, Кенна пыталась представить, сколько времени уже прошло, и мысленно уговаривала гостей уйти. Со своего места она не видела часов на камине, и ей ничего не оставалось, как осторожно выглянуть под прикрытием спинки софы. Она сняла шляпу и медленно приподняла голову, бросив быстрый взгляд на каминную полку. В то же самое мгновение голоса стихли.

Думая, что ее обнаружили, Кенна поспешила изобразить на лице виноватое выражение и повернулась в сторону, откуда слышался шепот. Увиденное внезапно вызвало у девочки настоящую бурю самых разных чувств. Сначала Кенна испытала облегчение — мужчина и женщина не видели никого, слившись в поцелуе. Но тут же гнев и ярость захлестнули Кенну. Это Викторина, встав на цыпочки, припала губами к губам Риса.

У Кенны все болезненно сжалось внутри, и она еле успела зажать руками рот, чтобы не закричать. Это был поцелуй не друзей, а любовников, и она жалела, что уже достаточно взрослая, чтобы понять разницу. Маленькие ладони Викторины были скрыты в темных волосах Риса, а его длинные пальцы гладили ее спину.

Если бы на их месте были другие люди, Кенна спокойно перенесла бы это и, возможно, даже нашла бы ответ на мучающий ее вопрос: как при поцелуе люди не сталкиваются носами? Но супружеская неверность мачехи потрясла ее так, что она зажмурилась, совершенно забыв про носы. Буквально упав обратно на софу, Кенна уткнулась лицом в ладони, беззвучно рыдая. Через несколько минут она услышала звук открывающейся двери и осталась в галерее одна.

Всхлипывая, Кенна вытерла нос о рукав и села. Как могла Викторина, так подло поступить по отношению к ее отцу? Как мог это сделать Рис? Если бы она не видела все своими глазами, то никогда бы не поверила этому. И даже сейчас Кенна гадала, не галлюцинация ли это. Может быть, это всего лишь кошмарный сон? Но внутренний голос говорил обратное. Викторина целовала Риса, а тот пылко отвечал ей. Непонятно почему, но при этой мысли Кенне стало еще больнее, чем когда она думала об отце.

Нахлобучив шляпу, Кенна встала. Она должна уйти из галереи. На часах было уже десять минут первого. Рис и Викторина ушли вовремя, чтобы успеть к моменту снятия масок, и если Ивонна не сообразила укрыться в своей спальне, то ей уже ничто не поможет.

Забыв об осторожности, Кенна выбежала из галереи. Она пронеслась мимо бального зала, даже не взглянув в ту сторону. Смех и музыка не казались ей теперь такими веселыми, как это было час назад. Кенна проскочила мимо Хендерсона и выбежала на улицу. Она быстро шла мимо карет и экипажей, стоявших на подъездной дорожке, мимо тщательно подстриженной живой изгороди, мимо цветных фонариков, украшавших сад. Кенна двигалась словно во сне.

В какой-то момент она остановилась и оглянулась на Даннелли. Пятьдесят освещенных окон, казалось, плывут и танцуют в темноте, но Кенна знала, что виной тому ее слезы. Налетевший со стороны пролива холодный ветер пробрался под тонкий камзол, напомнив Кенне, что она слишком легко одета, хотя всего несколькими минутами раньше ей было ужасно жарко. Проклиная все на свете, Кенна повернулась и пошла в обратном направлении. Она не была готова к возвращению домой, но и не собиралась бесцельно бродить по парку.

Обойдя особняк, Кенна направилась к летнему домику. Некоторые из ее самых отчетливых детских воспоминаний были связаны именно с этим строением. Она объявляла себя принцессой, и сын садовника рвал для нее розы, а юный племянник старшего конюха держал пони около апельсинового дерева, воображая, что это конюшня. А когда дети уставали от этой игры — что случалось довольно часто, потому что Кенне было скучно в домике со своими куклами, — они исследовали скользкую каменистую тропинку, которая вела от задней двери летнего домика почти на сотню футов вниз к узкой полоске песка.

Прячась в кустах, они часами играли в пиратов или контрабандистов и искали сокровища в глубоких пещерах, куда можно было попасть с пляжа. Так, в благословенном неведении о грозящей им опасности, дети провели почти целое лето, пока их случайно не обнаружил в одной из пещер лорд Данн. Кенна до сих пор недоумевала, как отец смог незамеченным пробраться в пещеру и почему его одежда, в отличие от их, была подозрительно суха.

Тогда Кенна так и не успела узнать ответ на этот вопрос, потому что ее без промедления водрузили животом на колено отца и звучно отшлепали прямо в присутствии сына садовника и племянника старшего конюха. Гордость заставила ее молчать, и каждый шлепок отдавался ужасным эхом от стен пещеры. Когда с наказанием было покончено, ее стиснули в медвежьих объятиях и вынесли из пещеры. Друзья по несчастью, затихшие под суровым взглядом лорда Данна, следовали за ними. Насколько Кенна помнила, больше они вместе не спускались на тот пляж никогда.

Не сомневаясь, что летний домик заперт, Кенна машинально потянулась за ключом, который всегда лежал у притолоки над головой. Несмотря на свой рост, ей пришлось тянуться за ним, и когда она случайно задела рукой за дверь, та распахнулась. Удивившись, Кенна шагнула вперед, напрочь забыв о ключе.

Ей не нужен был свет. В домике было всего лишь две комнаты — гостиная и спальня, и Кенна знала всю обстановку наизусть. Даже с закрытыми глазами она смогла бы передвигаться по комнатам, не задевая мебели. Но еще до того, как она наткнулась на стол, Кенна осознала, что в домике кто-то был. И совсем недавно. Действительно, муслиновые чехлы с мебели сняты, а в воздухе вместо сырости пахло духами.

Чувствуя тугой комок в горле, Кенна заставила себя войти в спальню, понимая, чту ее ждет, но не в состоянии отказаться от возможности раз и навсегда подтвердить свои подозрения. Аромат духов здесь был сильнее, но он не отличался от запаха духов, которыми обычно пользовалась Викторина.

Дрожащей рукой Кенна провела по кровати. Ее худшие опасения подтвердились. Постель разобрана, но птички уже упорхнули, горько подумала Кенна, сжимая прохладные на ощупь простыни.

Ей стало дурно. Натыкаясь на стулья, она пробежала к задней двери летнего домика и успела спуститься на три ступени, прежде чем у нее началась рвота. Потом она долго сидела на лестнице, опустив голову на колени, и ждала, пока не пройдет вызванная тошнотой слабость.

Мало-помалу Кенна осознала, что очень холодно. Пронизывающий ветер с моря бил в лицо и сыпал колючие брызги на одежду. Вскоре ей показалось, что она окутана влажным, почти ледяным покрывалом. Кенна совсем замерзла, но возвращаться в теплую комнату летнего домика было выше ее сил.

«Я умру от холода, — решила Кенна, — а они поймут, что я все знаю, и устыдятся своего грязного обмана». На какой-то миг этот план показался ей замечательным, но очевидная глупость подобной мысли заставила Кенну рассмеяться. Правда, она не заметила, что смех получился грустным, сквозь слезы, что это истерика.

Неожиданно смех перешел в икоту. Стараясь унять ее и чувствуя странную пустоту в голове, Кенна прислушалась к ритмичному шуму волн. Белые гребни разбивались о скалы все выше и выше. Начинался прилив. Через несколько часов пляж исчезнет, а пещеры заполнит вода.

Желудок немного успокоился, и Кенна решила вернуться домой. В это мгновение ее внимание привлек далекий огонек. Вспыхнув, он быстро погас, и она даже подумала, что ей показалось. Но вскоре Кенна вновь заметила огонек, к которому присоединился еще один. Она устроилась поудобнее, ожидая продолжения. Через минуту огоньки снова зажглись.

Кенна прекрасно знала, что на море свет виден с далекого расстояния. Ей пришло в голову, что это огни с северного побережья Франции. Но, немного поразмыслив над природой света, Кенна решила, что стала невольным свидетелем доставки контрабанды. Подобное объяснение было намного более захватывающим.

Ей давно уже было известно о существовании контрабанды из Франции в Англию, и она долго считала, что эта профессия ничем не отличается от других. Одни мужчины были фермерами, или торговцами, или помещиками, другие — контрабандистами. К тому времени когда Кенна поняла свою ошибку, она уже знала, что отец закрывает глаза на подобное занятие. Он не одобрял контрабанду, но симпатизировал людям, в нее вовлеченным. Лорд Данн даже выступил в парламенте против высоких пошлин и ограничений на торговлю, которые подталкивали людей незаконно ввозить товар.

Но Кенна также знала, что симпатии отца не распространяются на то, чтобы разрешить контрабандистам использовать его земли как перевалочную базу. Поэтому она едва поверила своим глазам, когда в ответ на луч света над водой зажглась лампа на пляже всего в сотне футов от того места, где она сидела.

Кенна напрягла зрение, но так и не смогла разглядеть ни корабль, ни человека на берегу. Она удивилась предусмотрительности контрабандистов, выбравших ночь маскарада для осуществления своих планов на территории поместья Даннелли. И если бы Кенна случайно не увидела свет фонарей, они бы завершили свое дело незамеченными. С характерным для нее пренебрежением к опасности Кенна решила получше разглядеть этих людей.

С трудом спускаясь по узким ступеням, она не отрывала взгляда от огоньков на берегу. Отрезок пути по скользким камням потребовал от нее почти всего внимания, и она чуть было не пропустила момент, когда свет фонаря скрылся в пещере, которую она исследовала в детстве. Огни в проливе также исчезли и, хотя Кенна подождала несколько минут, так и не появились вновь.

Предположив, что контрабандисты скоро высадятся на берег, Кенна выбрала себе очень выигрышную позицию у входа в пещеру. Она терпеливо ждала, нервно покусывая нижнюю губу и потирая замерзшие руки. И когда ей показалось, что ожидание ни к чему не приведет, послышался плеск воды. Несколько минут спустя две темные фигуры вытащили на берег небольшую лодку, оставив ее на безопасном расстоянии от плещущихся волн. Кенна была уверена, что они тут же начнут переносить товар в пещеру, но люди вышли на пляж с пустыми руками.

Когда они исчезли в пещере, Кенна выбралась из укрытия и подбежала к лодке. Она была совершенно обескуражена, когда обнаружила, что лодка пуста. Что это за контрабандисты, которые не везут с собой ни одной бутылки французского вина или отрезов льняного полотна? Пытаясь найти решение новой загадки, Кенна приблизилась к пещере. Она старалась держаться ближе к скалам, чтобы ее не заметили. Из глубины доносились громкие голоса. Мысль о том, что она станет свидетельницей ссоры контрабандистов, наполнила Кенну страхом.

Для человека со стороны пещера казалась довольно маленькой. Но Кенна радовалась, что память не подвела ее, услужливо нарисовав все повороты и ответвления. То, что выглядело как коридор налево, на самом деле было тупиком. Кенна свернула направо и остановилась, когда оказалась рядом со входом в пещеру. Лампа, которой подавали сигналы с берега, стояла на каменном выступе, заливая все вокруг желтоватым светом. Пригнувшись, Кенна прижалась лицом к узкой щели между камнями.

Двое мужчин с лодки стояли к ней спиной, заслоняя собой того, кто встречал их на берегу. Затем один из этих людей наклонился, и, прежде чем он поднялся, Кенна увидела, что за ним стоят еще двое. И без того потрясенная событиями этого вечера, она чуть не лишилась рассудка, когда увидела даму в наряде елизаветинских времен, которую сопровождал разбойник.

— Зачем ты ответила на наш сигнал, если тебе нечего сообщить? — раздраженно спросил один из мужчин.

— Я думала, вы сможете что-нибудь рассказать мне, — тихо сказала Викторина.

Мужчина выругался по-французски и начал что-то требовать от мачехи Кенны. Познания девочки во французском ограничивались общими фразами, но она уловила достаточно, чтобы понять: он упрекал мачеху за глупость. Кенна почти пожалела ее и возмутилась равнодушием Риса. Внезапно мужчина перешел на английский:

— Ты не забыла, почему ты здесь? Вспомни, чту на другой чаше весов!

— Я не могу этого забыть, — сказала Викторина. — Но одного слова от вас будет…

— Ничего не будет, моя дорогая, — раздался чей-то голос.

Кенна вскрикнула, но ее не услышали из-за возгласа, вырвавшегося у Викторины. Это был лорд Данн, неожиданно возникший в пещере. Каким-то образом ему удалось проникнуть в нее так же незаметно, как много лет назад. Кенна посмотрела на подол платья мачехи. Он был сухим. Сапоги Риса покрывала грязь, но ведь он выходил на берег, чтобы подать условный сигнал. Видимо, они прошли сюда тем же путем, что и ее отец:

— Роберт…

Лорд Данн поднял руки, демонстрируя всем, что он хорошо приготовился к встрече. В каждой руке он держал по пистолету.

— Викторина, подойди сюда…

Женщина со страхом посмотрела на стоящих перед ней людей, затем, неуверенно взглянув на Риса, шагнула к мужу.

— Так ты не поверила мне, Викторина? — грустно спросил лорд Данн. — Эти мужчины лгуны, включая и того, от которого ты ждешь помощи.

Кенна задержала дыхание, когда ее отец направил оружие на Риса.

— Неужели ты ввязался в новую авантюру? Не ожидал, что ты способен предать свою страну ради мифического мирового порядка, который предлагает Наполеон. Не трудись отвечать. — Лорд Данн махнул пистолетом в сторону двух мужчин с лодки: — Их присутствие является достаточным доказательством. Я должен был бы убить тебя, но не могу. Следовательно, я обязан отдать тебя под суд, но гордость не позволяет мне опозорить свой дом. Я дам тебе возможность покинуть Англию, и это много больше, чем ты заслуживаешь.

Кенна зажала руками уши, не желая больше слышать ни слова. Все это глупые разговоры, и ей лучше не знать, о чем они. Рис продолжал что-то говорить, но она так и не услышала что. Викторина плакала, закрыв лицо руками, и Кенна решила, что она выглядит трогательно хрупкой. Видимо, об этом же подумал и отец, когда взглянул на жену. Его взгляд смягчился, и он не заметил, как один из французов молниеносно схватил фонарь и швырнул его на пол. Пещера погрузилась в кромешную тьму.

Кенна опустила руки. До нее донеслись выстрелы и крики боли. Потом раздался еще один выстрел, и наступила путающая тишина. Викторина выкрикнула имя мужа, и горло Кенны сжал спазм. Потребность найти отца побудила ее к действиям. В полной темноте она пробралась во внутреннюю пещеру, едва увернувшись от столкновения с одним из мужчин. Послышался шорох ткани, затем громкие протесты Викторины, которую оттаскивали от мужа.

— Найди фонарь, — приказал один из французов.

Кенна замерла, когда ее пальцы коснулись стекла фонаря. Кто-то пробирался по направлению к ней, шаря руками по земле. Кенна задержала дыхание, но тут чья-то рука коснулась ее плеча.

— Diable! Comment…[1]

Кенна схватилась за кольцо на крышке фонаря и изо всех сил ударила им в то место, откуда слышался голос. Француз завопил от боли, а лицо Кенны осыпал град осколков. Но торжество девочки было недолгим, так как человек успел схватить за край шарфа.

— Его светлость вызвал подкрепление, — прохрипел он, подтягивая Кенну к себе.

Кенна подумала, что он задушит ее, и приготовилась распрощаться с жизнью. Но противник использовал свою свободную руку, чтобы перебить ее ничем не выдающийся нос.

Что-то холодное и мокрое коснулось пальцев Кенны, и она сжала их. Через мгновение вода залила всю ее руку. Кенна застонала, не понимая, где находится. Ей показалось, что она ослепла, так как и при открытых глазах ее окружала темнота. Мало-помалу в ее памяти начали всплывать недавние события.

Пещера была пуста. Не доносилось ни звука, кроме тихого плеска воды.

— Папа! — Ответа не последовало, да Кенна и не ждала его. — Викторина! — Снова тишина.

И только попытавшись встать, Кенна поняла, что связана по рукам и ногам. Она задергалась, но веревки не поддавались. Вода снова подобралась к ее рукам и вновь отступила, но не более чем на несколько дюймов. Через минуту ее руки были уже полностью в воде. Кенна с трудом поднялась на колени и неуклюже поползла к стене. Вода следовала за ней по пятам. Кенна поскользнулась и, случайно задев перебитый и кровоточащий нос, чуть не потеряла сознания.

Хватая ртом воздух, Кенна проползла несколько метров на животе. Однако ее хриплые стоны сменились криком ужаса, когда она коснулась пальцами рукава рубашки. Она наткнулась на тело своего отца.