Терри ГУДКАЙНД
      МЕЧ ИСТИНЫ
      СЕДЬМОЕ ПРАВИЛО ВОЛШЕБНИКА,
      ИЛИ СТОЛПЫ ТВОРЕНИЯ
      КНИГА II
      Перевод с английского Н.Романецкого
      Анонс
      Зло становится все сильнее, все могущественнее. Слишком черны людские души, слишком многие мечтают о власти и богатстве - и готовы, во имя достижения собственной цели, служить ЛЮБОМУ ГОСПОДИНУ. Даже - Сноходцу Джеганю, чья армия захватывает все новые и новые земли - и почти не встречает сопротивления.
      КТО окажется столь чист душой, что не поверит в заманчивые посулы Тьмы? Только - юная сестра легендарного Ричарда Сайфера Дженнсен. Единственная, кому удалось ускользнуть от клинков наемных убийц. Та, перед которой лежит полный опасностей путь в сердце Д'Хары - ибо только там сможет она познать Седьмое Правило Волшебника.
      Глава 30
      Дженнсен и Себастьян скакали все дальше и дальше. Их путь пролегал неподалеку от тех мест, где оба уже побывали, когда Дженнсен искала путь к дому Алтеи. Всего один день прошел со времени того путешествия, но девушке казалось, будто это случилось давным-давно. Как много событий вместил этот день! Блеф, удачно разыгранный перед солдатами и офицерами; знакомство с капитаном Лернером; Себастьян в тюремной камере; уговоры недоверчивой Морд-Сит... И, как итог, - волшебник Рал на хвосте.
      А день уже близится к концу, и за оставшееся до наступления темноты время вряд ли удастся уехать далеко, и лагерь придется разбивать в открытом поле.
      - Нельзя разводить огонь, - сказал Себастьян, глядя на дрожащую Дженнсен. - Нас заметят за сотню миль, а мы разглядим противников только тогда, когда нам уже начнут скручивать руки.
      Безлунное небо раскинуло над ними звездный полог. Дженнсен раздумывала о том, что сказала ей Алтея: "Ты сможешь разглядеть ночью птиц только в случае, если они летят на фоне звезд". Сейчас на фоне звезд не было видно ни одной птицы, зато неподалеку трусили несколько койотов, осуществляя обход территории. При звездном свете они были легко различимы в этих пустынных краях.
      Негнущимися пальцами Дженнсен отвязала от седла спальник и растянула его на земле.
      - Интересно, где ты собрался набрать дров для костра?
      Себастьян расплылся в улыбке:
      - А мне и в голову не пришло. Дров-то и в самом деле днем с огнем не найдешь!..
      Дженнсен сняла седло с Расти, положила его на землю рядом с Себастьяном и внимательно огляделась. Даже при слабом свете звезд на плоской равнине не скроется никакое движение.
      - Мы заметим любого, кто пожелает приблизиться, - сказала она. Может, одному из нас стоит покараулить?
      - Нет. На этих просторах без огня мы будем незаметны. Лучше выспаться, тогда завтра будет легче.
      Лошадей привязали, а седла использовали под сидения. Развернув спальник, Дженнсен обнаружила внутри два белых узелка, которые она туда не клала. Развязав концы, она обнаружила в узелке пирог с мясом. Себастьян, открыв другой узелок, сделал в свою очередь точно такое же открытие.
      - Надо же, как Создатель о нас заботится! - заметил он.
      - Это Том положил, - улыбнулась Дженнсен, держа пирог на коленях.
      Себастьян решил не спрашивать, почему она так решила.
      - Это Создатель позаботился о нас с помощью Тома. Брат Нарев говорит: когда мы считаем, что кто-то побеспокоился о нас, на самом деле через него это сделал Создатель. Мы, в Древнем мире, верим: делая что-либо для другого, мы выполняем добрые дела Создателя. Именно поэтому нашим святым долгом является улучшение благосостояния ближних.
      Опасаясь, что ее слова можно воспринять как критику брата Нарева - или даже Создателя! - Дженнсен решила промолчать. Разве можно оспаривать слова такого великого человека, как брат Нарев?.. Ей не довелось сделать ни одного хорошего дела, похожего на те, что совершил брат Нарев. Она даже пирогом с мясом никого не угостила! И вообще доставляла людям одни проблемы - и матери, и Латее, и Фридриху с Алтеей, и многим другим. И если кто-то и действовал через нее, то уж точно не Создатель!
      Себастьян, похоже, угадал ее мысли по выражению лица, потому что мягко сказал:
      - Знаешь, почему я с тобой? Я верю, что таково желание Создателя, и уверен, что брат Нарев и император Джегань одобрят эту помощь. Мы боремся именно за то, чтобы люди могли заботиться друг о друге.
      Дженнсен отвела глаза от пирога с мясом. Лицо ее застыло: благородные устремления благородными устремлениями, но для девушки услышать такое - все равно что получить нож в спину.
      - Так вот почему ты мне помогаешь, - сказала она, вымученно улыбаясь. - Всего лишь из чувства долга...
      - Нет, - поспешно сказал Себастьян. Он подошел к ней и встал на одно колено. - Сначала, конечно... Но сейчас это уже никакой не долг...
      - Как будто я прокаженная, а ты...
      - Да нет же! - Он замолк, пытаясь найти слова. Дженнсен ждала.
      На лице Себастьяна вдруг заиграла нежная улыбка, а в голосе зазвучала горячая мольба:
      - Такой девушки, как ты, Дженнсен, я никогда не встречал. Клянусь, нет на свете никого прекраснее и находчивее тебя. С тобой я почувствовал себя... никем. Такого со мной еще не бывало...
      Несколько секунд Дженнсен смотрела на него с ошарашенным видом, потом пробормотала:
      - Никогда бы не подумала...
      - Мне нельзя было целовать тебя. Это была ошибка. Я - солдат армии, сражающейся против угнетателя. Вся моя жизнь посвящена народу, мой долг помогать людям. Я не должен желать женщину, подобную тебе
      Дженнсен никак не могла понять, почему он оправдывается. Ведь он спас ей жизнь...
      - А почему же ты поцеловал меня?
      Себастьян смотрел ей прямо в глаза, и, казалось, ему было невыносимо больно подыскивать слова.
      - Я не сдержался... Пытался устоять, и не смог... Я знал, что это ошибка, но мы оказались так близко... Я видел твои прекрасные глаза, твои руки обнимали меня... Мне ничего в жизни не хотелось сильнее... Я просто не справился с собой. Хотя и должен был. Извини!
      Дженнсен опустила глаза. Себастьян тут же надел привычную маску хладнокровия и вернулся к своему седлу.
      - Не огорчайся, - прошептала она. - Мне понравилось.
      Он обернулся:
      - Правда?
      - Я рада услышать, что это было не из чувства долга.
      От этих слов Себастьян улыбнулся, и напряжение, витавшее в воздухе, куда-то исчезло.
      - От долга другое ощущение, - сказал он.
      И они оба захохотали. Дженнсен показалось, что она смеется чуть ли не впервые в жизни. И как это было здорово!
      Она разделила пирог надвое и с аппетитом принялась за него, наслаждаясь букетом приправ и ароматом мяса.
      Что за чудо! Наверное, она слишком строго повела себя с Томом из-за Бетти. А он - добрый человек...
      Да-а, Том... С ним было легко. С ним она почувствовала свою значимость и уверенность в силах, тогда как с Себастьяном была робкой и скромной. И улыбки у них разные. У Тома она - от всего сердца, тогда как у Себастьяна непроницаема. От улыбки Тома любая девушка почувствует себя сильной и защищенной, а Себастьяна - беззащитной и слабой.
      Доев пирог и собрав крошки, Дженнсен, не снимая плаща, завернулась в спальник. Дрожа от холода, она вспомнила, как их согревала Бетти. В ночной тишине вернулась боль утраты, не дала заснуть, хотя усталость, накопившаяся за последние два дня, казалась едва ли не смертельной.
      Девушка не заглядывала в будущее. Впереди была лишь беспрестанная гонка - до тех пор, пока люди лорда Рала не схватят ее. Без матери и без Бетти Дженнсен чувствовала себя бесконечно одинокой. Когда они с Себастьяном ехали в Народный Дворец, где-то в глубине ее души теплилась безрассудная надежда на то, что возвращение туда, где прошло детство, так или иначе принесет благоприятное разрешение всех проблем. Надежда эта не оправдалась.
      И поэтому дрожала Дженнсен не столько от холода, сколько от унылого отчаяния.
      Себастьян осторожно придвинулся к ней, защищая от ветра. Мысль о том, что им двигает не только долг, согревала девушку. Она представляла себе, что он чувствовал тогда, прижимаясь к ней всем телом, вспоминался дурманящий поцелуй.
      Она припомнила, что Себастьян отпустил несколько комплиментов в ее адрес уже в день встречи. Якобы упавший со скалы солдат разбился, заглядевшись на красивую молодую женщину... Или это "правило Себастьяна": красота принадлежит красоте... Дженнсен никогда не доверяла словам, изрекаемым с такой легкостью.
      Но теперь он порой был косноязычен и неловок. Лицемерные речи, как правило, льются легко, зато идущее от сердца высказать всегда труднее. Слишком многое ставится на кон...
      Как здорово, что Себастьян - сильный человек, человек мира, - считает ее прекрасной! Ведь в сравнении с матерью она всегда чувствовала свою непривлекательность. И вот теперь есть человек, считающий ее прекрасной... Как это здорово!...
      Она представила, что случится, если он сейчас повернется к ней, снова обнимет, поцелует. Ведь сейчас им никто не мешает... Сердце Дженнсен бешено застучало, и она затаила дыхание.
      - Мне очень жаль твою козу, - прошептал Себастьян.
      - Я знаю, - отозвалась Дженнсен.
      - Она бы связала нас сейчас по рукам и ногам...
      - Я знаю, - повторила Дженнсен и вздохнула. Как бы она ни любила Бетти, сейчас нужно думать о
      другом. Однако она бы многое отдала, чтобы увидеть, как смешно виляет Бетти задранным хвостиком, радуясь встрече с подружкой... Нет, надо думать о другом!
      Дженнсен долго смотрела в темноту, потом подняла голову и спросила:
      - Они пытали тебя? Я так боялась...
      - Морд-Сит была близка к этому. Ты появилась очень вовремя.
      - А что ты почувствовал, когда она прикоснулась к тебе эйджилом?
      - Как будто меня ударило молнией, - ответил, подумав, Себастьян.
      Дженнсен вновь положила голову на заплечный меток.
      Интересно, почему на нее не подействовало оружие Морд-Сит?.. Наверное, Себастьяна тоже занимает этот вопрос, однако он промолчал. В любом случае, ответа у нее нет. И Нида тоже была удивлена - она считала, что действие эйджила распространяется на всех.
      Нида ошиблась.
      И было бы очень неплохо знать причину, почему она ошиблась.
      Глава 31
      Дженнсен проснулась, когда небо на востоке окрасилось в тусклый розовый цвет. Тело одеревенело, и она чувствовала себя совсем разбитой. Неплохо было бы поспать еще, но оставаться здесь, на открытом пространстве, смерти подобно... Дженнсен села и потянулась.
      В западной стороне небосвода все еще мерцали звезды. А на востоке, на фоне розового, четко виднелся черный контур плато. Постепенно в золотых лучах восходящего солнца там стал вырисовываться Народный Дворец. Дженнсен странно и неумолимо тянуло туда, но во дворце ее ждали только ужас и смерть.
      Беглецы быстро собрались, оседлали лошадей и приготовились к путешествию. Дженнсен прикрылась попоной, рассчитывая, что тепло Расти не позволит ей замерзнуть. Чтобы согреть озябшие пальцы, она то и дело похлопывала лошадь по шее. Второй пирог с мясом завернули в спальник, а спальник привязали к седлу - теплый бок Расти не позволит пирогу превратиться в ледышку.
      И начался тяжелый путь. Время от времени приходилось покидать седла и идти пешком, чтобы дать лошадям отдохнуть. Путешественники собирались скрыться за горами, торчащими из-за горизонта на западе. Погони пока не было - за спиной на многие мили растянулась пустая равнина.
      После полудня въехали в край низких холмов и оврагов, стала попадаться тощая растительность и низкорослые деревья. Казалось, нетронутая целина Азритских равнин от скуки решила слегка разнообразиться. Голодные лошади на ходу пытались сорвать лист кустарника или пучок сухой травы. Пирог с мясом был давно съеден.
      К вечеру пейзаж изменился еще больше, и путешественники поняли, что подъезжают к краю Азритских равнин.
      Подножия гор они достигли еще до наступления темноты. Между двумя скалами - выходом горных пород на поверхность - разбили лагерь. Место для привала было отличное: скалы защищали от ветра, а рядом раскинулась покрытая травой лужайка. Расседланные лошади сразу же бросились объедать молодые побеги.
      Дженнсен распаковывала вещи и доставала припасы, а Себастьян рыскал вокруг в поисках дров для костра. Вскоре он принес кучу длинных сухих веток, порубил их боевым топором и развел огонь рядом со скалой, там, где его будет труднее заметить. Потом он заботливо положил попону на плечи Дженнсен. Сидя у разгорающегося костра, она нанизывала на прутья кусочки соленой свинины и раскладывала их на камни вокруг огня. Себастьян уселся рядом.
      - Трудно было добраться до дома Алтеи? - спросил он после долгого молчания.
      Дженнсен вспомнила, что в суматохе последних двух дней так и не рассказала ему о событиях, произошедших за время его пребывания в тюрьме.
      - Мне нужно было пройти через болото, и я прошла. Ей совершенно не хотелось рассказывать о трудностях,
      страхах, битве со змеей, о том, как она чуть не утонула. Все осталось в прошлом. Главное - она победила. Себастьяну в ожидании пыток и смерти пришлось гораздо хуже. А Алтея и вовсе была вечным узником трясины.
      - Болото, - задумчиво сказал Себастьян. - Интересное место... Должно быть, там лучше, чем в этом пронизывающем холоде. За всю свою жизнь я ни разу не был в болоте.
      - Значит, на твоей родине, в Древнем мире, гораздо теплее?
      - Да нет, зимой бывает холодно, однако, конечно, не так, как здесь. Случается, идет дождь. Но снегопадов и такого пронизывающего холода, как в Новом мире, не бывает. Не представляю, как может возникнуть желание здесь жить...
      Дженнсен с трудом могла представить зиму без снега и холода. Она была озадачена самой возможностью существования такой зимы.
      - Где же еще нам жить? У нас нет выбора.
      - Понимаю, - коротко заметил он.
      - Зима уже на исходе. Ты и не заметишь, как придет весна, вот увидишь.
      - Надеюсь... Уж лучше оказаться в Очаге Владетеля... ты недавно упоминала об этой земле... чем на этих промерзших пространствах.
      - Я упоминала? Никогда я не говорила ни о каком Очаге Владетеля.
      - Да говорила же, говорила. - Себастьян мечом придвинул дрова поближе друг к другу, чтобы разгорелось пламя. - Во дворце, как раз перед поцелуем.
      Сноп искр взлетел в темноту. Дженнсен протянула к огню руки, согревая пальцы над весело играющим пламенем.
      - Не помню.
      - Ты же сказала, что там была Алтея.
      - Где?
      - В Столпах Творения.
      Дженнсен засунула руки под плащ, ее удивленный взгляд остановился на Себастьяне.
      - Нет, этого я не говорила. Алтея рассказывала мне вовсе не о землях, которые посещала.
      - А о чем же она тогда рассказывала? Дженнсен неопределенно махнула рукой, явно не собираясь отвечать на вопрос.
      - Да просто так болтала, ничего особенного. - Дженнсен убрала с лица прядь рыжих волос. - Столпы Творения - это такая местность?
      Кивнув, Себастьян перемешал мечом белые от жара угли.
      - Иначе ее называют Очаг Владетеля.
      - И что это значит?
      Себастьян пристально взглянул на спутницу:
      - Представь себе очень сильную жару. О такой иногда говорят: сегодня жарко, как в очаге Владетеля. Именно поэтому в народе так называют местность, которая на самом деле носит имя Столпы Творения.
      - Ты там был?
      - Шутишь? Я не знаю ни одного человека, который бы побывал там. Страшное место!.. Некоторые полагают, что это действительно царство Владетеля, в котором нет ничего, кроме смерти.
      - А где оно находится? Себастьян мечом указал на юг:
      - Это пустынное место в глубине Древнего мира. Люди часто очень суеверны в отношении таких заброшенных мест.
      Дженнсен следила за игрой пламени, пытаясь мысленно свести все воедино. Что-то неправильное, волнующее было во всем этом разговоре.
      - А почему оно называется Столпы Творения? Себастьян недовольно пожал плечами:
      - Говорят, это необитаемое место... - Он замолк.
      - А если там никто не был, то откуда все это известно?
      - Когда-то были люди, ходившие туда, или, по крайней мере, побывавшие поблизости. Они-то и поведали об этой земле. Ползли слухи, сведения накапливались. Это место - аналог ваших Азритских равнин...
      - Азритских равнин?
      - Да, там пустынно, как на Азритских равнинах, но всегда стоит жуткая жара. По окраинам этой бесплодной земли пролегает несколько торговых путей. Без специальной одежды, защищающей от палящего солнца и постоянных ветров, очень быстро изжаришься живьем. И без воды долго не протянешь.
      - И такая пустыня называется Столпами Творения?
      - Нет, это лишь начало пути. Чтобы попасть туда, нужно пройти сквозь эту пустыню, а там, в ее сердце, находится широкое ущелье, в котором еще жарче, просто смертельно жарко. Как в очаге Владетеля...
      - Так почему же все-таки ее называют Столпами Творения?
      Носком сапога Себастьян отправил обратно в пылающее сердце костра выкатившиеся из него угольки.
      - Говорят, на дне ущелья находятся высоченные каменные столпы. В честь этих вздымающихся каменных глыб и называется вся эта земля.
      Дженнсен перевернула прутики с соленой свининой:
      - Тогда название имеет смысл.
      - Мне доводилось видеть нечто подобное, но в других местах и гораздо меньшего размера. Стоят неровные каменные башенки. Будто стопки монет на столе... - Голос Себастьяна чуть дрогнул. - Говорят, там такое ощущение, словно весь мир вздыбился в знак благоговения перед Создателем. Некоторые полагают, что это святое место. Но поскольку там удушающе жарко, многим приходит на ум, что оно сотворено не одним Создателем. Каким-то образом оно связано и с Владетелем. Потому и Очаг... Кстати, помимо жары есть и другие причины не соваться туда. Говорят, там место потустороннего столкновения.
      - Созидание и разрушение, жизнь и смерть - вместе?
      Себастьян смотрел на Дженнсен, в его глазах плясали отблески пламени.
      - Таковы слухи...
      - Иначе говоря, люди считают, что это смертельное место пытается поглотить мир жизни?
      - Смерть всегда идет по пятам жизни. Брат Нарев учит, что зло в человеке притягивает тень Владетеля. Если мы вступим на путь зла, то привнесем его силу в мир жизни, и Владетель получит возможность свалить Столпы Творения, и мир рухнет.
      Холод этих слов пробрал Дженнсен до костей, будто к ней прикоснулась рука смерти. Будто ведьма наложила на нее тайное злое заклинание... Дженнсен не раз слышала от матери, что ведьмы никогда не открывают своих знаний, всегда утаивая самое важное.
      Было совершенно непонятно, зачем Алтея мимоходом назвала ее, Дженнсен, одним из столпов Творения. Тем не менее девушка была совершенно уверена: Алтея посеяла в ее голове этот росток - Столпы Творения - с вполне определенной целью. Вот только какова эта цель?..
      - А что случилось с Алтеей? Почему она не смогла помочь тебе?
      Вздрогнув, девушка отбросила тягостные мысли. Перевернула прутики с соленой свининой - она оказалась совершенно готовой, - прикинула, как точнее ответить на поставленный вопрос.
      - Алтея сказала, что однажды, когда я была маленькой, она уже попыталась мне помочь. Даркен Рал узнал об этом и отомстил ей. Он лишил ее дара. Теперь, даже захоти она, у нее нет возможности помочь мне, используя магию.
      - Похоже, сам того не понимая, Даркен Рал выполнил работу Создателя.
      От удивления Дженнсен отпрянула:
      - Что ты имеешь в виду?
      - Имперский Орден стремится убрать из мира магию. Брат Нарев говорит, что мы выполняем работу Создателя, ведь магия - это зло.
      - А ты как думаешь? Неужели ты тоже полагаешь, что дар Создателя может обернуться злом?
      - Весь вопрос в том, как магия используется! - Бесстрастный взгляд Себастьяна остановился на Дженнсен, но за бесстрастием скрывалась ярость. Разве магия используется для помощи людям? Разве помогает детям Создателя в преодолении трудностей? Нет! Ею пользуются исключительно в корыстных целях. Взгляни хотя бы на Дом Рала. Разве он существует для блага людей? Или для пыток и смерти?
      Последний вопрос прозвучал скорее как утверждение, которое Дженнсен не смогла бы опровергнуть, даже если бы пожелала от всей души.
      - Похоже, Даркен Рал выполнил работу Создателя, милосердно освободив Алтею от магии, - повторил Себастьян.
      Дженнсен положила голову на колени, слушая, как шипит поджаренная свинина. Алтея вовсе ни считала, что расправа над ней была милосердием. Наоборот, ей было мучительно больно остаться с одним лишь даром пророчества.
      Мать Дженнсен научила дочь рисовать Милосердие и говорила, что дар дается Создателем. В верных руках Милосердие тоже было магией. Даже несмотря на отсутствие дара у Дженнсен, этот волшебный символ несколько раз защитил ее. Конечно, люди могут совершать злые поступки, но девушке совсем не нравилась мысль, будто дар - это зло. Дар - это чудо!..
      Она мягко попыталась высказать свое мнение:
      - Ты рассказывал, что императору Джеганю помогают колдуньи - сестры Света, живущие при его дворе. Они ведь используют магию. Если магия - зло, то как же...
      - Они используют магию в наших целях, - резко сказал Себастьян. - И однажды она будет уничтожена во всем мире.
      - Но какой смысл? Если вы верите, что магия - зло, то почему позволяете себе пользоваться ею?
      Себастьян проверил готовность свинины на ближайшем прутике, снял кусок кончиком ножа.
      - Люди убивают друг друга мечами и ножами. Пожелай мы уничтожить мечи и ножи, чтобы остановить убийства, вряд ли бы мы добились поставленной цели одними словами. Отобрать ножи и мечи можно только силой, встав на защиту добра, остановив сумасшествие насилия. Зло прилипчиво. Мы должны использовать мечи и ножи в борьбе с этим злом. Только так восторжествует мир. Если не станет убийств, страсти людей остынут, и Владетель будет вынужден покинуть их сердца.
      Дженнсен отрезала кусочек шипящего мяса и подула на него:
      - Ив этих же целях вы используете магию?
      - Именно! - Себастьян прожевал свинину и, застонав от наслаждения, проглотил. - Мы хотим очистить мир от магии, но в борьбе за это нам приходится использовать ее, в противном случае мы попросту проиграем.
      Дженнсен тоже откусила сочный кусок и мычанием выразила свое согласие с мнением спутника о вкусе мяса. А проглотив, сказала:
      - Брат Нарев и император Джегань тоже считают, что ножи и мечи - зло?
      - Конечно, ведь предназначение этих предметов - калечить и убивать. Естественно, речь идет не о ножах для резки хлеба, а об оружии и, следовательно, орудиях зла. В конечном счете люди освободятся от бед, связанных с насилием, и тогда убийство и смерть останутся в прошлом.
      - Ты хочешь сказать, что оружия не будет даже у солдат?
      - Нет, солдаты должны быть всегда вооружены - для защиты свободных и миролюбивых людей.
      - А разве люди не могут защитить себя сами?
      - От чего? Смертоносное оружие будет только у солдат.
      Дженнсен недоверчиво наклонила голову:
      - Солдаты запросто убили мою маму. Могли убить и меня.
      - Это были солдаты зла. Наши солдаты сражаются только за добро, защищая людей, но не порабощая их. Когда мы разгромим войска Д'Хары, наступит мир. И тогда... - Себастьян нагнулся к Дженнсен. - Разве ты не понимаешь? В конечном счете, когда исчезнет магия, то и оружие уже не понадобится. К убийствам и преступлениям приводят страсти развращенных людей, имеющих доступ к оружию.
      - У солдат тоже имеются страсти. Он рубанул рукой воздух:
      - Только не у тех, кто хорошо обучен и находится под командой толковых офицеров.
      Дженнсен посмотрела на мерцающие звезды.
      Да-а, мир, который нарисовал Себастьян, манил к себе. Но если его утверждения истинны, а магия в руках Ордена используется в благих целях, то, значит, сама по себе она ни плоха ни хороша. И принесет ли она вред или нет, зависит исключительно от намерений. Однако спросила Дженнсен о другом.
      - И что же это будет за мир - без магии?
      На лице Себастьяна заиграла мечтательная улыбка.
      - Все будут равны. Ни у кого не будет нечестно полученных преимуществ. - Кончиком ножа он снял с прутика новый кусок мяса. - Все станут работать вместе, потому что будут поставлены в равные условия. Никто не будет при помощи магии пользоваться плодами чужих трудов. К примеру, ты получишь возможность жить, не прячась от магии лорда Рала.
      Алтея утверждала, что Ричард Рал родился с даром такой силы, какой за последние тысячи лет ни у кого не было. И он подобрался к Дженнсен гораздо ближе, чем это удалось Даркену. И он подослал людей, убивших ее мать...
      - Ты не освободишься от Ричарда Рала, пока не уничтожишь его, заключил Себастьян тихим голосом.
      Взгляд Дженнсен остановился на нем.
      - А почему я? Почему сражаются против него все, а уничтожить должна именно я?
      Но прежде чем девушка задала вопрос, перед нею уже был ужасный ответ.
      - Да ладно, - сказал Себастьян, вновь наклоняясь к ней. - Я имел в виду, что ты не освободишься от лорда Рала до тех пор, пока он жив.
      Он отвернулся и взялся за бурдюк с водой. Пока он пил, Дженнсен не сводила с него глаз, а потом решила сменить тему.
      - Капитан Лернер сказал, будто лорд Рал женился.
      - На Исповеднице, - заметил Себастьян. - Если Ричард Рал хотел найти подругу по злым делам, то он ее нашел.
      - А что ты о ней знаешь?
      - Немного. Лишь то, что слышал от императора. Могу рассказать, если хочешь.
      Дженнсен кивнула и сняла с прутика очередной кусок свинины. Она ела, наблюдая, как пляшут в глазах спутника отсветы пламени, а Себастьян начал рассказ.
      - Между Древним миром, на юге, и Новым, на севере, тысячи лет существовал барьер, покуда лорд Рал не разрушил его и не захватил наших людей. Судя по всему, незадолго до рождения твоей матери Новый мир распался на три государства. На западе лежала Вестландия, на востоке - Д'Хара, а между ними Срединные Земли. После убийства отца и захвата власти Ричард Рал разрушил границы, разделяющие страны Нового мира. Срединные Земли - жуткое государство, в котором огромное влияние имеет магия. Там живут Исповедницы. Управляет страной Мать-Исповедница. Император Джегань рассказывал, что в юности она была столь прекрасна, сколь и беспощадна.
      По спине Дженнсен пробежали мурашки.
      - А ты знаешь, кто такие эти Исповедницы? - спросила она. - Что означает само слово?
      Придерживая одной рукой бурдюк, Себастьян упер другую в колено.
      - Не знаю ничего, за исключением того, что Исповедница обладает даром пугающей силы. Одно ее легкое прикосновение сжигает разум человека, и тот превращается в нерассуждающего раба.
      Дженнсен слушала страшный рассказ, затаив дыхание.
      - И люди всегда делают то, что она говорит? Просто потому, что она прикасается к ним?
      Себастьян передал ей бурдюк:
      - Исповедница касается их злой магией. Император Джегань рассказывал, что ее магия столь сильна, что прикажи она порабощенному человеку умереть на месте, он так и поступит.
      - Он что... убьет себя прямо у нее на глазах?
      - Нет. Просто упадет замертво, потому что она так сказала. Например, сердце остановится или что-нибудь еще в этом роде.
      Дженнсен была настолько потрясена услышанным, что отложила бурдюк и поплотнее завернулась в попону. Все новости о лорде Рале нагоняли на нее тоску и страх. Хотя ни одна новость теперь не может быть ужасней давнего знания о том, что сводный брат, убив собственного отца, продолжил фамильное занятие - охоту на сестру.
      Они доели, проверили лошадей, и девушка, не снимая плаща, свернулась калачиком в спальном мешке. Ей очень хотелось заснуть, чтобы обнаружить утром, что все происходящее было всего лишь дурным сном. Или вообще не просыпаться...
      Поскольку сегодня рядом горел костер, Себастьян больше не согревал спутницу своей спиной, и Дженнсен обнаружила, что ей не хватает этого тепла. Себастьян сразу заснул, а девушка глядела на огонь. Ее мучили тревожные мысли.
      Она вспоминала погибшую мать. Мамы нет, и дома больше нет. Дом всегда был около мамы, куда бы ни заносила их судьба. Наверное, мама сейчас наблюдает за нею из мира мертвых вместе с другими добрыми духами. Наконец-то она обрела покой и счастье...
      При мысли об Алтее Дженнсен почувствовала глухую боль. Ну почему на долю всех, кто оказался связан с девочкой, появившейся на свет двадцать лет назад, выпали одни страдания! Мать погибла из-за того, что родила ее, совершив тем самым преступление. Латею убили безжалостные квады неведомо за что. Алтею навеки изувечили за одну лишь попытку защитить малышку. Фридрих стал почти пленником, и его жизнь лишена многих радостей...
      Дженнсен вспомнила наслаждение от поцелуя Себастьяна. Алтея и Фридрих потеряли саму возможность наслаждаться друг другом. А будет ли еще такая возможность у нее, Дженнсен? Не запер ли ее лорд Рал в своего рода тюрьму, в лабиринт бесконечного бегства?
      Она размышляла о том, что сказал Себастьян: не будет у нее свободы, пока не исчезнет Ричард.
      Дженнсен посмотрела на спящего Себастьяна, так неожиданно ворвавшегося в ее жизнь. При первой встрече, да и потом тоже, ей и в голову не приходило, что все это может закончиться поцелуем.
      Растрепанные светлые волосы в свете костра приобрели золотой оттенок, лицо казалось таким родным и близким.
      Но какое будущее их ждет?
      На этот вопрос Дженнсен ответа найти не могла. Она не знала, значил ли что-нибудь поцелуй и куда все это может привести их. Она не была уверена, что сама хочет продолжения. Ибо не была уверена в Себастьяне и боялась, что не захочет он.
      Глава 32
      Остались позади земли, лежащие на границе Азритских равнин. Началось тяжелое путешествие по глубокому снегу и сколькому камню, постепенно, неуклонно, вверх, в страну гор.
      Себастьян согласился сопровождать Дженнсен в Древний мир. Без Себастьяна мечте оказаться в безопасности и на свободе вряд ли удастся осуществиться.
      Он рассказал Дженнсен, что за цепью гор, покрытых непроходимыми лесами, простирается западная окраина Д'Хары. По этой земле и проходит путь в Древний мир. Они пойдут, затерянные среди гор, на юг, по направлению к далекой свободе.
      В горах царила суровая непогода. Пришлось несколько дней идти пешком, чтобы не замучить лошадей. Расти и Пит были давно не кормлены, а под толстым слоем снега было слишком трудно добыть хоть какую-нибудь траву. Их густая по-зимнему шерсть свисала клочьями. Но, по крайней мере, они были живы. То же самое можно было сказать и про самих путешественников.
      В один из дней чистое небо после полудня затянуло зловещими тучами, и посыпался снег. К счастью, путники очень скоро вышли к небольшой деревне. Там и переночевали, поставив лошадей в стойло, где бедные животные наконец-то получили долгожданный овес и отдых. В деревне не было таверны. За несколько медных пенни Себастьян и Дженнсен обрели ночлег на сеновале. После долгих дней, проведенных на открытом воздухе, сеновал показался Дженнсен дворцом.
      Утро принесло бурю с ветром и снегопадом. К тому же, снег шел вперемешку с дождем. В таких условиях пускаться в путь было не только страшно, но и попросту опасно. Девушка была рада, что лошади смогут еще постоять в стойле и подкормиться. Так и получилось. Лошади действительно ели и отдыхали, а Дженнсен и Себастьян рассказывали друг другу истории из своего детства.
      Они пустились в путь по дорогам - в такую погоду путешественников было мало. Себастьян, всегда бывший осторожным и осмотрительным, посчитал, что так безопаснее. Дженнсен, которой уверенность придавал нож на поясе, тоже считала, что лучше проехать по дороге, чем двигаться по незнакомой местности, покрытой толстым снежным одеялом. Пересечь эту страну было трудным делом, иногда даже опасным, а преодолеть горный хребет, окружавший ее - практически невозможным.
      В один из вечеров, когда Дженнсен начала строить шалаш, сплетая молодые деревца и покрывая их ветками бальзамина, Себастьян вернулся в лагерь, задыхаясь от усталости и с руками, залитыми кровью.
      - Солдат, - с трудом переводя дыхание, пояснил он.
      Дженнсен понимала, что может означать появление поблизости солдата.
      - Но как им удалось напасть на наш след? Как?..
      Себастьян отвернулся в ответ на ее неистовое, яростное возмущение.
      - Нас преследует одаренный, - он тяжело вздохнул. - Тогда во дворце тебя видел волшебник Натан Рал.
      Но ведь это не имело никакого значения!.. Для имеющего дар Дженнсен была дырой в мире. Как же тогда он мог ее преследовать?
      - По снегу нас выследить не трудно, - ответил Себастьян на невысказанный вопрос.
      Ах да, снег, ну, конечно!.. Дженнсен смиренно кивнула - ярость превратилась в страх.
      - Один из квада?
      - Я не уверен. Но солдат д'харианский. Он появился неизвестно откуда. Мне пришлось вступить в схватку. Я убил его. Теперь нам надо спешить, неподалеку могут оказаться и другие.
      Дженнсен была слишком напугана, чтобы спорить. Придется спасаться бегством. Думая о человеке, появившемся из темноты, она принялась помогать Себастьяну оседлать лошадей. Вскочив на коней, они понеслись вперед настолько быстро, насколько позволяла опускающаяся ночь.
      Через некоторое время пришлось дать лошадям отдых и пойти дальше пешком. Себастьян был уверен, что им удастся оторваться от преследователей. Снег делал ночь светлой, несмотря на облака, то и дело заслонявшие месяц, и с дороги было сбиться трудно.
      К следующему вечеру они были настолько истощены, что, несмотря на опасность ареста, были вынуждены остановиться. Спали сидя, рядом друг с другом у небольшого костра, прислонившись спинами к упавшему дереву.
      День следовал за днем, а преследователи так и не появлялись. Дженнсен стало немного спокойнее. Она поняла, что так просто их не поймаешь.
      Наступили солнечные дни, двигаться стало легче. Однако именно хорошая погода и доставляла Дженнсен массу волнений: следы на снегу могли помочь преследователям догнать беглецов.
      Они задерживались на проезжих дорогах, которые приходилось пересекать, - чтобы сбить с толку и запутать солдат.
      А потом снова пошли снежные бури. Путники с трудом двигались вперед, стараясь не обращать внимания на снег и ветер. Пока они различали перед собой дорогу и могли переставлять ноги, ничто не могло заставить их остановиться, - ведь снег, их союзник, быстро заметал следы. Опыт всей жизни подсказывал Дженнсен, что по такой непогоде выследить их просто невозможно. И вновь у беглецов появилась надежда, что удастся выскользнуть из аркана, уже почти обвившего их шеи.
      Они выбирали дороги и тропинки случайным образом. Дженнсен радостно встречала каждую развилку, потому что она предоставляла преследователям еще одну возможность ошибиться. А когда беглецы проходили по бездорожью, падающий снег заметал следы, и никто уже не смог бы узнать, куда они держат путь.
      Дженнсен очень ослабла, но, несмотря на это, дышалось ей гораздо легче, чем несколько дней назад.
      Путешествие было изнуряющим, и, казалось, давно скрывшая следы беглецов погода никогда не смилостивится над ними, однако это произошло. После полудня ветер, наконец, приутих, и тихий зимний день засиял во всей своей красе. Беглецы нагнали бредущую по дороге женщину. Поравнявшись с ней, Дженнсен увидела, что та несет тяжелый груз.
      Погода разгуливалась все больше, однако с неба еще продолжали падать крупные снежинки. Сквозь просветы облаков проглядывало солнце, окрашивая серый день волшебной позолотой.
      Женщина услышала шаги, отступила на обочину, подняла руку:
      - Помогите мне, пожалуйста!
      Дженнсен показалось, что женщина несет маленького ребенка, завернутого в одеяло.
      По выражению лица своего спутника Дженнсен поняла, что Себастьян собирается пройти мимо. Он бы наверняка сказал, что нельзя останавливаться, когда на хвосте у тебя убийцы, когда по пятам следует волшебник Рал. Но девушка была уверена, что за последнее время им удалось уйти от преследователей далеко.
      Заметив, что Себастьян искоса поглядывает на нее, Дженнсен не дала ему возможности высказать свои соображения.
      - Как будто это Создатель направил нас на помощь несчастной женщине, воскликнула она.
      Убедили ли Себастьяна ее слова или он просто не рискнул обсуждать намерения Создателя, Дженнсен не знала, однако он тотчас остановил лошадь, спрыгнул на землю и взял поводья обоих лошадей. Дженнсен соскользнула с Расти и, утопая в глубоком снегу, подошла к женщине.
      Та протянула свой сверток, как будто надеялась, что он сам все объяснит. Казалось, в отчаянии она была готова принять помощь от самого Владетеля. Дженнсен отогнула уголок белого одеяла и увидела мальчика лет трех-четырех, его спокойное личико было покрыто красными пятнами, глаза закрыты. Он явно горел в лихорадке.
      Девушка взяла сверток из рук женщины. Та была одних с Дженнсен лет, но выглядела сильно истощенной, испуганной и обеспокоенной.
      - Не знаю, что с ним, - чуть не плача сказала женщина. - Так внезапно заболел...
      - Что вы здесь делаете с ним в такую погоду? - спросил Себастьян.
      - Два дня назад муж ушел на охоту. В ближайшие несколько дней не вернется. Не могу же я просто так сидеть и ждать.
      - И что вы собираетесь делать? Куда идете?
      - К Рауг'Мосс.
      - Куда-куда? - переспросил Себастьян.
      - К целителю, - прошептала Дженнсен. Женщина нежно коснулась рукой щеки ребенка. Глаза неотрывно смотрели на его личико. Наконец она подняла взгляд на путников.
      - Помогите мне довезти его. Боюсь, ему становится хуже.
      - Не знаю, сможем ли мы... - засомневался Себастьян.
      - Это очень далеко? - резко оборвала его Дженнсен.
      Женщина показала на дорогу:
      - Вам по пути, недалеко.
      - Насколько недалеко? - спросил Себастьян.
      Женщина не выдержала и разрыдалась:
      - Не знаю. Я надеялась, дойду за день, но вижу, что до темноты не успею. Боюсь, это дальше, чем я смогу дойти. Пожалуйста, помогите мне!
      Улыбнувшись, Дженнсен взяла на руки спящего мальчика:
      - Не волнуйтесь, мы обязательно поможем.
      Незнакомка сжала руку девушки:
      - Извините, что причиняю вам беспокойство.
      - Перестаньте. На лошади ехать не трудно.
      - Не можем же мы оставить вас здесь с больным ребенком, - согласился и Себастьян.
      - Когда я заберусь на лошадь, подайте мне мальчика, - сказала Дженнсен, возвращая ребенка в руки матери.
      Оказавшись в седле, девушка протянула руки. Мать на мгновенье задумалась, опасаясь расставаться с ребенком, но затем передала его. Дженнсен положила спящего мальчика на колени, удостоверилась, что ему удобно и безопасно. Тем временем Себастьян подал руку матери и помог ей устроиться у себя за спиной. Двинулись в путь. Женщина крепко держалась за Себастьяна, но глаза ее неотрывно следили за Дженнсен и мальчиком.
      Девушка поехала вперед, чтобы мать смогла видеть незнакомку и ребенка. Она гнала Расти по глубокому снегу, переживая, что ребенок не спит, а находится без сознания. Лихорадка есть лихорадка...
      Над дорогой снова закружилась поземка, приближались сумерки, а путешественники все скакали и скакали. Переживания за ребенка и желание помочь делали дорогу бесконечной. За каждым холмом, за каждым поворотом снова и снова оказывался лес. Дженнсен начала беспокоиться, что если лошади продолжат бешеную скачку по глубокому снегу, то непременно падут. Раньше или позже придется замедлить движение, чтобы дать им отдохнуть.
      Приближалась развилка. Сзади послышался свист Себастьяна. Дженнсен обернулась.
      - Туда, - закричала женщина, показывая направо, куда уходила узкая цепочка следов.
      Дженнсен повернула Расти направо. Дорога пошла вверх по склону. Здесь, на склоне горы, стояли огромные деревья, их нижние ветви росли высоко над головами путников, закрывая свинцовое небо. Впереди лежала снежная целина, и лишь узкий пунктир следов указывал путникам дорогу через лес, под скалистыми выступами каменных стен и по облегчавшим путь каменным уступам.
      Дженнсен убедилась, что мальчик спит. Вокруг не ощущалось человеческого присутствия. После дворца, болота Алтеи и Азритских равнин девушке было очень спокойно в этом лесу. Себастьяну же, наоборот, леса не нравились. И снег он тоже не любил. Дженнсен же всегда очаровывали мир и покой, священная тишина заснеженной чащи.
      Впереди показался дымок. Похоже, близился конец пути.
      Обернувшись на мать, Дженнсен убедилась в правильности вывода. Когда путники достигли гребня горы, они увидели несколько деревянных строений, расположившихся вдоль поросшего лесом склона.
      На расчищенном участке, огороженном плетнем, стоял сарай. Рядом, в загоне, топталась лошадь. Вдруг она подняла голову и приветственно заржала. Расти и Пит фыркнули в ответ. Дженнсен свистнула в два пальца, и Расти ринулась через сугробы к небольшой хижине, ближайшей к вершине и единственной, из трубы которой шел дымок.
      Не успели они подъехать ближе, как дверь открылась. Из домика навстречу путникам вышел мужчина средних лет в накинутом на плечи льняном плаще. Его лица, закрытого от холода капюшоном, Дженнсен разглядеть не удалось.
      Мужчина взял Расти под уздцы.
      - Мы привезли больного мальчика, - сказала Дженнсен. - Вы случайно не целитель?
      - Заносите его в избу, - кивнул мужчина.
      Мать ребенка уже соскользнула с лошади и стояла около Дженнсен, готовая принять ребенка на руки.
      - Спасибо Создателю, вы дома...
      Целитель, успокаивающе положив руку женщине на плечо, проводил до двери.
      - Можете поставить лошадей вместе с моей, а потом заходите в дом, сказал он Себастьяну.
      Тот поблагодарил и повел лошадей в загон. Дженнсен пошла к избушке.
      В свете угасающего дня она так и не разглядела лицо незнакомца.
      Хоть и было глупо надеяться, она знала, что это Рауг'Мосс, и он мог бы ответить на ее вопрос.
      Глава 33
      Очаг занимал в хижине почти всю стену с правой стороны. На дверях, ведущих в соседние комнаты, висели грубые холщовые занавески. На полке стояла лампа. Глядя на нее, приходилось выбирать объяснение: то ли полка неровная, то ли лампа перебрала лишнего. В очаге потрескивали дубовые дрова. Приятно пахло дымком, комнату освещали отблески веселого пламени. Над огнем, чуть сдвинутый в сторону, висел черный от сажи чайник. Оказавшись в теплой комнате после стольких дней, проведенных под открытым небом, Дженнсен сразу почувствовала, что ей жарко.
      Целитель положил мальчика на один из соломенных тюфяков, лежащих вдоль стены напротив очага. Мать присела неподалеку, наблюдая, как он разворачивает одеяло. Тем временем Дженнсен тщательно изучала в окно деревеньку - хотела удостовериться в отсутствии неожиданностей. Из труб не шел дым, следов на ровном снегу тоже не было. Однако судить об отсутствии людей по этим признаком было трудно.
      Дженнсен прошлась по комнате, обошла грубо сколоченный стол, стоявший посередине, протянула руки к очагу. Отсюда были видны две маленькие комнаты. В них лежали тюфяки, на гвоздях висело кое-что из одежды, людей не было. Рядом с дверными проемами стояли сосновые шкафы.
      Мать больного мальчика принялась напевать ему что-то тихое и спокойное. Целитель быстро прошел к шкафу и достал оттуда несколько глиняных фляг.
      - Пожалуйста, принесите огня для лампы, - попросил он, расставляя фляги на столе.
      Дженнсен отщипнула лучинку от полена, подержала в огне очага, пока та не загорелась. Девушка зажгла лампу и поставила на место ламповое стекло. Целитель насыпал в белую чашку порошок из глиняных фляг - по щепотке из каждой.
      - Как мальчик? - шепотом спросила Дженнсен.
      - Плох, - ответил он. Дженнсен поправила фитиль:
      - Могу я чем-то помочь? Целитель закупоривал очередную флягу.
      - Если не трудно, принесите мне ступку и пестик. Они лежат в буфете, по центру.
      Дженнсен достала массивную каменную ступку и пестик, поставила на стол перед лампой. Целитель добавил в чашку порошок горчичного цвета. Он был так увлечен своей работой, что забыл скинуть плащ. Но теперь капюшон был снят, и Дженнсен смогла хорошенько рассмотреть его.
      Лицо целителя, в отличие от волшебника Рала, не притягивало взгляд. Не было ничего странного ни в его круглых глазах, ни в прямых бровях, ни в приятной линии рта, почему-то показавшегося Дженнсен знакомым. Целитель показал на бутылку из рифленого зеленого стекла.
      - Вы не могли бы растереть кое-что?
      Он пошел куда-то в угол и достал с полки коричневую глиняную кастрюлю. Дженнсен раскрутила проволоку, державшую крышку, и со скрежетом откупорила бутылку. Внутри находились мелкие кружочки. Впрочем, нет, не совсем кружочки... нечто темное и плоское, странное, будто высушенное. При свете лампы их удалось разглядеть получше, и... Пораженная Дженнсен слегка потрясла бутылку: казалось, ее наполнили маленькими Милосердиями.
      Как и на магическом символе, на них были два круга, вписанный и описанный, и квадрат. Однако удивительное сходство было неполным: кружочки напоминали звезду, отличавшуюся от тех, что обычно рисовали на Милосердии.
      - Что это? - спросила Дженнсен.
      Целитель снял плащ и засучил рукава простой рубашки.
      - Высушенные сердцевинки горной розы. Ее еще зовут розой лихорадки. Правда, симпатичные крошки? Уверен, вам доводилось их видеть - самых разных цветов, в зависимости от местности, в которой растут. Однако самые распространенные - красные, цвета румянца. Неужели ваш муж никогда не приносил вам букетик горных роз?
      Дженнсен почувствовала, как вспыхнуло лицо.
      - Он мне не муж, мы просто путешествуем вместе. Друзья, не более того.
      - Да, - просто сказал знахарь, не выказав ни любопытства, ни удивления. - Смотрите: вот здесь, здесь и здесь должны быть лепестки. Если у розы удалить лепестки и тычинки, а серединку высушить, то в конце концов она станет как раз такой.
      Дженнсен улыбнулась:
      - Похоже на маленькое Милосердие.
      Улыбнувшись в ответ, целитель кивнул:
      - И, как Милосердие, она может исцелить, но может и принести смерть.
      - Как такое возможно?
      - Если добавить мальчику в питье одну перемолотую сердцевинку, то он сможет справиться с болезнью. А от нескольких можно заболеть лихорадкой.
      - Неужели? - Дженнсен наклонилась над столом.
      Целитель поднял кверху палец:
      - Если взять две дюжины или, для пущей уверенности, три десятка, то это окажется уже не лекарство. Исход болезни будет смертельным. Именно по этой причине этот цветок называется розой лихорадки, - он хитро улыбнулся. - Подходящее имя для цветка, связанного с любовью.
      Девушка раздумывала над его словами.
      - А что будет, если съесть больше одной, но меньше двух дюжин? Возможен ли смертельный исход?
      - Если размелете и добавите в чай десять или двенадцать штук, то свалитесь в лихорадке.
      - И потом умрешь?
      Озадаченное лицо Дженнсен вызвало у целителя улыбку.
      - Нет, в этом случае лихорадка не будет столь сильной. Через день-два все пройдет.
      Девушка внимательно посмотрела на бутылку, наполненную смертоносными маленькими Милосердиями, и отставила ее.
      - Если дотронетесь до нее, вреда не будет, - заметил целитель в ответ на ее нерешительность. - Действие цветка проявится, если съесть его. И в нашем случае один из них вместе с другими снадобьями поможет мальчику победить лихорадку.
      Дженнсен позабавило собственное замешательство. Двумя пальцами она достала цветок, положила на дно ступки, где его сходство с Милосердием заметно поубавилось.
      - Для бодрствующего взрослого я просто разминаю цветок между пальцев, - говорил целитель, наливая в чашку мед. - Но мальчуган мал и к тому же спит. Нужно, чтобы ему было как можно легче пить, поэтому разотрите цветок в пыль.
      Дженнсен быстро растерла маленькое Милосердие, и целитель добавил в чашку получившийся темный порошок.
      Было интересно, что бы Себастьян сказал о подобном явлении. Не захочет ли брат Нарев искоренить эти розы, потому что они тоже могут нести смерть?
      Пока Дженнсен возвращала на место ступку и пестик, целитель понес мальчику медовое питье. Вместе с матерью они принялись осторожно поить больного. Разбудить его не было возможности, и им приходилось понемногу вливать лекарство в рот, ждать, пока ребенок, не просыпаясь, проглотит, а потом наливать еще.
      Тут в хижину ввалился Себастьян. В распахнувшуюся дверь были видны звезды. Потянуло сквозняком, отчего у Дженнсен пробежали по спине мурашки. Когда затихает ветер, а небо очищается от облаков, чаще всего это означает, что ночью будет пронизывающий холод.
      Замерзший Себастьян сразу сунулся к очагу. Дженнсен подбросила полешко, чуть подвинула его кочергой, чтобы огонь занялся получше. Рука целителя все еще лежала на плече матери мальчика. Предоставив ей возможность допоить ребенка и повесив плащ на крючок у двери, хозяин подсел к Дженнсен и Себастьяну.
      - Женщина с ребенком - ваши родственники? - спросил он.
      - Нет, - ответила Дженнсен. Согревшись у огня, она тоже сняла плащ и положила его на скамейку у стола. - Мы встретились на дороге, она попросила о помощи. Мы просто подвезли ее.
      - Ну что ж, - сказал целитель. - Сегодня мать и мальчик переночуют здесь. Ночью мне нужно будет понаблюдать за ним. - Он пристально посмотрел на нож, висящий на плясе Дженнсен. - Пожалуйста, поухаживайте за собой сами. У нас всегда в запасе тушеное мясо на случай, если забредет какой-нибудь путник. Сейчас уже поздно пускаться в путь. Располагайтесь на ночь в соседних хижинах. Они свободны, так что вы можете ночевать раздельно.
      - Вот это подарок! - воскликнул Себастьян.
      - Спасибо! - Дженнсен уже была готова сказать, что им подойдет и одна комната, но спохватилась: ведь сама недавно рассказала целителю, что они с Себастьяном не женаты.
      Представив, как это будет выглядеть теперь, она решила ничего не менять. Ведь спать рядом с Себастьяном на открытом воздухе было естественно и непорочно, а в одной комнате это бы выглядело уже совсем по-другому. Да, несколько раз во время путешествия в Народный Дворец они ночевали в тавернах вместе. Но это было до того, как он ее поцеловал.
      - Эта местность принадлежит Рауг'Мосс? - Дженнсен сделала рукой обводящий жест.
      Целитель улыбнулся, будто в этом вопросе было что-то забавное, однако ответил серьезно.
      - Несомненно. Это одна из нескольких небольших застав, или станций, на которых могут передохнуть путешественники, нуждающиеся в наших услугах.
      - Мальчику повезло, что вы оказались дома, - заметил Себастьян.
      Рауг'Мосс внимательно посмотрел ему в глаза:
      - Если он выживет, я буду очень рад, что смог помочь ему. На этой станции всегда есть кто-нибудь.
      - Почему? - спросила Дженнсен.
      - Такие заставы, как эта, приносят Рауг'Мосс доход от обслуживания людей, не имеющих возможности пойти к другим целителям.
      - Доход? Я думала, Рауг'Мосс помогают людям бескорыстно, а не с целью заработать.
      - Мясо, тепло и крыша над головой не появляются по волшебству, только из-за того, что в них есть нужда. Мы рассчитываем, что люди, приходящие сюда за знаниями, на которые было потрачено достаточное время, внесут свой вклад в обмен на нашу помощь. А кроме всего прочего, если мы будем голодать, то как сможем помогать другим? Знаете ли, благотворительность по выбору - это благотворительность, но благотворительность по принуждению всего лишь вежливое название рабства.
      Естественно, целитель не имел в виду Дженнсен, однако эти слова больно ужалили девушку. Она всегда ожидала, что люди помогут ей, чувствовала, что имеет право на их помощь только потому, что в ней нуждается. Будто ее желание о помощи должно иметь для людей большее значение, чем их собственные интересы...
      Себастьян, порывшись в кармане, вынул серебряную
      монету и протянул хозяину:
      - Мы бы хотели внести свой вклад в обмен на вашу помощь.
      Взглянув на нож Дженнсен, целитель ответил:
      - В вашем случае в этом нет необходимости.
      - Мы настаиваем, - сказала Дженнсен, ощущая жуткий дискомфорт, поскольку деньги, которыми она расплачивалась за еду, кров и заботу о лошадях, были взяты у мертвеца.
      Кивнув, хозяин принял плату.
      - Миски на полке справа. Позаботьтесь о себе сами, а мне нужно вернуться к мальчику.
      Дженнсен и Себастьян сели на скамейку около грубо сколоченного стола и принялись за еду, наложив из большого котла по миске нежнейшей тушеной ягнятины. После пирогов с мясом, заботливо приготовленных Томом, ничего более вкусного они не ели.
      - Временное неудобство превратилось в удачу, - тихо сказал Себастьян.
      Дженнсен, бросив взгляд на противоположную сторону комнаты, где целитель и мать опять склонились над ребенком, пододвинулась к спутнику:
      - О чем ты?
      Он перевел на нее взгляд голубых глаз:
      - Лошади хорошо поедят и отдохнут, да и мы тоже. Это даст нам преимущество перед преследователями.
      - Ты думаешь, они догадались, куда мы направляемся? И снова идут по следу?
      Себастьян с набитым ртом смог только пожать плечами.
      Прежде чем ответить, он огляделся.
      - Не знаю, каким образом это у них получается, но они и раньше удивляли нас, верно?
      Дженнсен пришлось согласиться, и она, кивнув, молча принялась за еду.
      - Как бы то ни было, и мы, и лошади получили так необходимые нам всем еду и сон. Теперь мы сможем еще больше оторваться от них. Я рад, что ты напомнила мне о том, как Создатель помогает страждущим.
      Тепло его улыбки согрело Дженнсен.
      - Надеюсь, это поможет бедному мальчику.
      - И я тоже, - сказал Себастьян.
      - Нужно прибраться и узнать, не нужна ли им помощь. - Дженнсен положила в его ложку последний кусок ягнятины.
      Когда он отставил пустую миску, Дженнсен накрыла его руку своей:
      - Приятных снов!
      Он кивнул и улыбнулся:
      - Ложись в ближней хижине, а я - в следующей. Пойду разведу огонь, пока ты здесь прибираешься.
      От улыбки Себастьяна девушке стало легко на душе. Убирая со стола, она посматривала, как он перешептывается с целителем. По тому, как тот закивал головой, ей стало ясно: Себастьян пожелал доброй ночи. Мать, сидевшая около ребенка, явно поблагодарила Себастьяна за помощь.
      Дженнсен принесла ей миску с дымящимся мясом. Женщина вежливо, но безучастно приняла пищу, все внимание ее было поглощено спящим на коленях малышом. Целитель, в ответ на предложение Дженнсен поужинать, согласно кивнул и сел за стол. Девушка поставила перед ним миску с мясом.
      - Очень даже ничего, несмотря на то, что я сам это приготовил, сказал он с добрым юмором.
      Дженнсен придвинула ему кружку с водой и хихикнула, соглашаясь с его выводом. Пока хозяин ел, девушка помыла миски в деревянной кадушке, потом подбросила несколько поленьев в очаг. Оттуда снопом вылетели искры. Дуб давал хороший жар, но без каминного экрана было много грязи. Взяв из угла метлу, Дженнсен замела в очаг золу и вылетевшие угли.
      Когда в тарелке у целителя почти ничего не осталось, она присела рядом с ним на скамейку.
      - Завтра мы уедем рано, и, если утром не встретимся, я хотела бы поблагодарить вас за помощь не только мальчику, но и всем нам, - тихо сказала она.
      Мужчина не посмотрел на ее пояс, но по выражению его лица она поняла, что хозяин связывает их ранний отъезд с ножом. Дженнсен промолчала, не желая разубеждать его.
      - Мы ценим ваш щедрый денежный взнос, - сказал целитель. - Он поможет нам в деле поддержки людей.
      Дженнсен понимала - он просто тянет время, предоставляя возможность заговорить о том, что ее по-настоящему занимает.
      Наконец, она решилась:
      - Я бы хотела узнать о человеке, который, как мне стало известно, живет вместе с Рауг'Мосс. Возможно, он даже целитель, хотя я и не уверена. Может, вы знаете что-нибудь о нем...
      Целитель пожал плечами:
      - Спрашивайте. Что знаю, расскажу.
      - Его зовут Дрефан.
      Впервые за вечер в глазах мужчины загорелся недобрый огонь.
      - Дрефан был злобным ублюдком Даркена Рала.
      Дженнсен пришлось приложить усилие, чтобы не показать, насколько ее поразила энергия, сквозившая в этих словах. Хозяин видел нож с буквой "Р", и, возможно, поэтому слова его приобрели такой тон. Тем не менее они прозвучали весьма и весьма выразительно.
      - Об этом мне хорошо известно. Однако я должна разыскать его.
      - Вы опоздали. - На лице хозяина расплылась довольная улыбка. Магистр Рал защитил нас; - Целителя переполняла преданность.
      - Не понимаю.
      - Лорд Рал, новый лорд Рал, убил его... освободил всех нас от этого ублюдка, сына Даркена Рала.
      "Дженнсен".
      Дженнсен сидела ошеломленная, ей казалось, что невидимые когти откуда-то из темноты сжимают ей горло.
      - Вы вполне уверены? - только и смогла произнести она. - То есть вы уверены, что именно лорд Рал сделал это?
      - Ходили какие-то приукрашенные рассказы о смерти Дрефана. Будто бы он погиб, служа народу Д'Хары... Однако я, как и большинство Рауг'Мосс, считаю, что Дрефана убил лорд Рал.
      "Дженнсен".
      Приукрашенные рассказы...
      Дженнсен почувствовала, как от страха сжалась грудь. Лорд Рал так близко к ней. Даркену Ралу не удалось найти Дрефана. Ричард Рал сумел это сделать. Ричард Рал и ее найдет.
      Дженнсен сжала под столом дрожащие руки, надеясь, что лицо не выдаст ее переживаний. Очевидно, что целитель предан лорду Ралу. И девушка старалась не обнаружить своего истинного отношения - страха и отвращения.
      "Сдавайся".
      И своей досады.
      "Сдавайся".
      Знакомое слово эхом носилось вокруг, за скачущими мыслями, безнадежным страхом, усиливающимся отвращением, нарастающей досадой...
      Глава 34
      Дженнсен сидела на полу перед очагом, который развел Себастьян, и смотрела на пламя. Ее взгляд рассеянно скользил по мерцающим желто-оранжевым углям, которые время от времени отваливались от сложенных колодцем поленьев. Девушка смутно помнила прощание с целителем и матерью больного мальчика и едва осознавала, как тащилась по снегу в пустую хижину.
      Она не знала, как долго сидела перед огнем, глядя в никуда. Дремотные неясные мысли без остановки скользили в мозгу. В своем безжалостном стремлении добраться до Дженнсен нынешний лорд Рал отнял у нее мать, лишив семьи и дома. Дженнсен скучала по матери каждой клеточкой тела, скучала так, что боль казалась невыносимой, и не было другого выхода, кроме терпения. Даже слез не осталось...
      С тех пор как Алтея рассказала ей о Дрефане, Дженнсен мечтала найти этого сына Даркена Рала, своего сводного брата, дыру в мире. Она надеялась, что они смогут почувствовать кровную связь и, сражаясь вместе, сумеют найти решение своих проблем.
      Теперь ей никогда не узнать, суждено ли было сбыться хоть одной их этих надежд. Все планы рухнули. Ричард Рал убил Дрефана. Ричард Рал, без сомнения, убьет и ее, Дженнсен, когда найдет. А он ее найдет. Теперь она в этом не сомневалась. Теперь она знала это наверняка. Он ее найдет.
      "Дженнсен".
      Неуправляемая буря чувств бушевала в ее сердце - от надежды до отчаяния, от ужаса до ярости.
      "Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht".
      Она слышала голос сквозь поток мыслей, сквозь хаос эмоций, он шептал ей странные, знакомые и незнакомые, слова.
      В конце концов все остальные чувства поглотил разгорающийся гнев.
      "Дженнсен. Сдавайся".
      Она уже попробовала сделать все, что могла. Другого выхода нет. Лорд Рал лишил ее всякой надежды.
      Теперь она знала, что надо делать.
      Дженнсен встала, чувствуя странное умиротворение от принятого решения. Она набросила на плечи плащ и вышла навстречу ледяной бездушной ночи. Воздух был настолько холодным, что было больно дышать. Под ногами скрипел нетронутый снег, на котором оставались за спиной свежие следы.
      Дрожа то ли от холода, то ли от чудовищности принятого решения, она постучала в дверь соседней хижины. Себастьян чуть приоткрыл дверь и, поняв, кто пришел, впустил ее. Дженнсен поспешила внутрь, к огню и теплу, которое окутало ее восхитительной волной и приняло в свои объятия.
      Себастьян был без рубашки. По запаху мыла и перекинутому через плечо полотенцу она поняла, что он только что вымылся.
      Вероятно, он оставил таз с горячей водой и в ее хижине, но она не обратила на это внимания.
      Себастьян, застыв в напряженной позе, хмуро ждал объяснений того, что привело ее сюда; морщинки исчертили его лоб. Дженнсен подошла к нему так близко, что почувствовала тепло его тела, и, сжав кулаки, решительно посмотрела в его глаза.
      - Я намерена убить Ричарда Рала.
      Он спокойно принял ее решительный тон. Как будто все это время знал, что однажды она придет к нему с тем, чего не избежать. И молчал, ожидая продолжения.
      - Теперь я знаю, что ты был прав, - сказала она. - Я должна уничтожить его, иначе никогда не буду в безопасности. Иначе никогда не смогу быть свободной и жить так, как хочу. Я - единственная, кто может это сделать, и должна это сделать.
      Она не стала объяснять, почему должна убить лорда Рала именно она.
      Себастьян схватил ее за плечо, пристально посмотрел в глаза:
      - Будет трудно подобраться к такому человеку с намерением сделать то, что ты решила. Я уже говорил, у императора есть колдуньи. Они сражаются с целью положить конец правлению лорда Рала. Позволь, я сведу тебя с ними.
      Дженнсен сосредоточилась скорее на самом решении, чем на его деталях. Она и не думала о том, как справиться со всеми теми, кто защищает лорда Рала. Она пока знала одно: ей нужно оказаться достаточно близко, чтобы совершить убийство. Тогда она ударит Ричарда кинжалом и скажет, как сильно его ненавидит, как хочет заставить его страдать за все, что он сделал. Она думала пока только о самом убийстве, а не о том, как подобраться к жертве. Но чтобы добраться до цели, нужно учесть все детали.
      - Ты думаешь, эти женщины способны помочь мне? Себастьян кивнул:
      - Я бы не предложил их помощь, если бы так не думал. Я знаю разрушительную силу магии лорда Рала, я видел ее действие собственными глазами. Именно колдуньи помогли нам дать отпор. Конечно, магия не сможет сделать за тебя все, но, полагаю, они способны оказать неоценимую помощь.
      Дженнсен выпрямилась и вздернула подбородок:
      - Я с радостью приму любую поддержку, которую они смогут предложить.
      Легкая улыбка тронула губы Себастьяна.
      - Я знаю одно, - добавила Дженнсен, - с чьей-либо помощью или без нее, но я убью Ричарда Рала. Я убью его, даже если буду одна, с голыми руками. Я не успокоюсь, пока не убью его, потому что не могу жить, пока жив он. Это его решение, не мое. Я больше не стану бегать.
      - Я понимаю. Я сведу тебя с колдуньями.
      - Далеко ли до Древнего мира? Когда мы доберемся до них?
      - Мы не пойдем в Древний мир. Утром мы начнем искать тропу на запад, через горы, Нам нужно найти дорогу в Срединные Земли.
      Дженнсен откинула с лица локон:
      - Но я думала, император и сестры Света находятся в Древнем мире.
      Себастьян хитро улыбнулся:
      - Нет. Мы не позволим лорду Ралу ввергнуть мир в войну и не ответить за это. Мы намерены сражаться и победить - как только что решила ты. Император Джегань с нашими войсками намерен осадить столицу Срединных Земель - город Эйдиндрил. Там находится Дворец Исповедниц - дворец жены лорда Рала. Мы пробиваемся через Новый мир. Когда наступит весна, мы захватим Эйдиндрил и разобьем тылы армии Нового мира.
      - Я ничего не знала об этом. И ты все это время знал, что император Джегань намерен предпринять такой смелый шаг?
      Себастьян усмехнулся:
      - Я - его стратег.
      Дженнсен от удивления открыла рот:
      - Ты? Ты придумал все это?
      Он не обратил внимания на ее восторженное удивление.
      - Император Джегань пришел к власти в Древнем мире, потому что он гениален. У него был выбор - атаковать сперва Срединные Земли или сначала напасть на Д'Хару. Брат Нарев сказал, что поскольку справедливость на нашей стороне, то Создатель дарует нам победу в любом случае, а потому он, брат Нарев, не отдает предпочтения ни одному варианту. Император же давно считал, что целью должен стать Эйдиндрил, но хотел сначала выслушать наши рекомендации. Мой совет стал решающим. Император Джегань не всегда следует моим советам, но на этот раз наши мнения совпали. Захват города и дворца жены лорда Рала станет не только важной военной победой, но и сильным ударом в самое сердце врага.
      Дженнсен смотрела на Себастьяна новыми глазами, благоговея перед тем, каким значительным человеком он оказался. Этот человек менял ход истории. Судьбы наций и жизни миллионов людей зависели от его решения.
      - Император может захватить Дворец Исповедниц прямо сейчас?
      - Нет, - убежденно ответил Себастьян. - Пока погода против нас, мы не будем рисковать жизнями наших людей, пытаясь достичь такой значительной цели. Мы захватим Эйдиндрил весной, когда закончится эта проклятая зима. Я думаю, мы с тобой сумеем добраться туда вовремя, чтобы стать свидетелями великих свершений.
      Дженнсен была захвачена самой мыслью, что увидит такое грандиозное событие. Силы свободных людей нанесут сокрушительный удар лорду Ралу. Да, это будет началом конца Д'Хары. Но и концом зла.
      Потрескивал огонь. Эта ночь была необыкновенной во многих смыслах. Мир изменился, и она, Дженнсен, должна была стать его частью. Она тоже изменилась этой ночью.
      Дженнсен чувствовала тепло пламени на щеке и вдруг поняла, что никогда раньше не видела Себастьяна без рубашки. И ей понравилось, как он выглядит.
      Себастьян мягко взял ее за руки:
      - Император Джегань будет рад встретиться с тобой.
      - Со мной? Но я - никто!
      - Нет, Дженнсен. Джегань Справедливый будет рад встретиться с тобой, я тебя уверяю. Он будет рад встретиться с храброй женщиной, которая, ради свободного будущего человечества, хочет помочь нашим храбрым людям, которая хочет положить конец насилию Дома Рала. Чтобы увидеть такое историческое событие, как взятие Эйдиндрила и Дворца Исповедниц, сюда из Древнего мира собирается приехать сам брат Нарев. Я уверен, он тоже будет очень рад увидеться с тобой.
      - Брат Нарев...
      Дженнсен размышляла о водовороте событий, о которых она до сегодняшнего дня и не подозревала. Теперь она стала частью этих грандиозных перемен. Она чувствовала глубокое волнение, даже трепет. Она увидит Джеганя Справедливого, настоящего императора, и брата Нарева, самого выдающегося духовного лидера из всех, которые когда-либо жили.
      Без Себастьяна это было бы невозможно. В нем все было необычным: от замечательных голубых глаз и прядей седых волос до обаятельной улыбки и восхитительно острого ума.
      - Поскольку спланировал эту кампанию ты, Себастьян, то я рада, что ты окажешься там и увидишь триумф своей стратегии. И это большая честь для меня - находиться рядом с таким благородным и умным человеком.
      Хотя ее спутник был как всегда скромен, Дженнсен заметила искорки гордости в его глазах. Впрочем, искорки тут же исчезли.
      - Когда мы встретимся с императором, не бойся того, что увидишь.
      - В каком смысле?
      - Император Джегань отмечен Создателем. Он даровал императору глаза, которые видят гораздо больше, чем глаза обыкновенных людей. Глупые часто пугаются. Я хочу предупредить тебя заранее. Ты не должна бояться великого человека только потому, что он выглядит не так, как все.
      - Я не испугаюсь.
      - Что ж, значит, все решено. Дженнсен улыбнулась:
      - Я согласна с твоими планами. Утром мы отправимся в Срединные Земли, к императору и сестрам Света.
      Себастьян, казалось, не слышал ее. Его взгляд блуждал по лицу Дженнсен, ее волосам, снова и снова возвращаясь к глазам.
      - Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал.
      Дженнсен почувствовала, как его руки сжимают ее все крепче и крепче.
      - Ты льстишь мне, - услышала она собственный голос.
      Иначе и быть не могло. Ее спутник был доверенным советником императора, а она - простой девчонкой, которая выросла в лесах. Он управлял историей, она от нее убегала. До сегодняшнего дня...
      Но сейчас он был просто Себастьян. Мужчина, с которым она разговаривала, путешествовала, ела. Она тысячу раз видела, как он устает, зевает, засыпает...
      В нем самым неожиданным притягивающим образом смешивались благородство и простота. Его раздражало, когда перед ним преклонялись, но самой манерой поведения он, казалось, едва ли не требовал этого.
      - Прости за то, что мои слова звучат недостаточно верно, - робко прошептал он. - Я хотел сказать гораздо больше, чем сказал.
      - Да? - В этом коротком слове был не вопрос. Это было удивленное ожидание.
      Губы Себастьяна торопливо коснулись ее губ. Его руки крепко обняли Дженнсен. Она стояла недвижно, боясь обнять его, потому что тогда бы ей пришлось коснуться его тела. Она замерла в его объятиях, с безвольно повисшими руками, выгнувшись назад под тяжестью его тела. О-о, его губы были восхитительны. А руки не просто касались ее, они защищали. Дженнсен закрыла глаза, отдаваясь поцелую. Его тело казалось таким напряженным, таким крепким... Он провел руками по ее волосам, а потом его язык неожидан" проник в ее рот. И голова Дженнсен закружилась от восхитительных ощущений.
      Весь мир, казалось, потерял точку опоры, все перевернулось Дженнсен почувствовала, что оказалась на руках Себастьяна, а затем неожиданно, под ее спиной возникла кровать. Дженнсен смутилась, осознав, что они с Себастьяном лежат на кровати, и не известно, что делать и как реагировать.
      Она хотела остановить его, пока он не зашел слишком далеко. И в то же время она боялась сделать что-нибудь, что бы заставило его решить, что она отвергает его.
      Она осознала, насколько они одиноки сейчас. Такая изоляция и беспокоила ее, и одновременно возбуждала. Только они двое в "яре, и только она может остановить его. Ее выбор решал не только ее судьбу, она могла управлять Себастьяном. Это мысль дала Дженнсен успокаивающее чувство власти.
      Это ведь всего лишь поцелуй. Больше, чем тот поцелуй, во дворце, но все равно лишь поцелуй. Головокружительный, волнующий...
      Она подалась к нему, отвечая на поцелуй, и была взволнована его пылкой реакцией. Она почувствовала себя женщиной, желанной женщиной. Ее пальцы пробежали по его гладкой коже, чествуя рельеф мышц, не скрытых теперь тканью рубашки, чувствуя, как его гибкое тело все больше и больше прижимается к ее телу. Ошеломленная всеми этими новыми чувствами, Дженнсен едва могла дышать.
      - Джен, - прошептал Себастьян, - я люблю тебя.
      Дженнсен замерла. Все казалось нереальным. Как будто она спала или находилась в чужом теле. Она понимала, что Себастьян произнес услышанные ею слова, но это казалось неправдоподобным.
      Ее сердце билось так быстро, что стало страшно, как бы оно не разорвалось. Себастьян дышал порывисто, резко вдыхая и выдыхая, словно желание сводило его с ума. Дженнсен вцепилась в него, стремясь снова услышать эти три слова.
      Она боялась поверить ему, она боялась позволить себе поверить ему. Она боялась поверить, что это произошло с ней наяву, что она ничего не придумала.
      - Но... ты ведь не можешь. - Эти слова были защитной стеной.
      - Могу, - выдохнул он. - Очень даже могу. Я люблю тебя, Дженнсен.
      Его теплое дыхание щекотало щеку, посылая по телу волны дрожи.
      Почему-то в этот момент она вспомнила о Томе. Она представила, как он, в обычной для него манере, улыбается. Он бы повел себя сейчас совсем по-другому. Дженнсен не знала, почему так уверена в этом, она просто знала. Том бы никогда не заговорил о любви такими словами.
      Почему-то она почувствовала внезапную боль за Тома.
      - Себастьян...
      - Завтра мы пойдем навстречу нашей судьбе...
      Дженнсен кивнула, удивляясь, как страстно прозвучали эти слова. Их общая судьба, их общий путь...
      Она крепко прижалась к Себастьяну, чувствуя приятное тепло его руки, коснувшейся ее живота, талии, бедра... Она готовилась к тому, что он сейчас скажет что-то пугающее, и в то же время молила, чтобы этого не случилось.
      - Но ночь наша, Джен, если только ты воспользуешься случаем.
      "Дженнсен".
      - Себастьян...
      - Я люблю тебя, Дженнсен. Я люблю тебя.
      "Дженнсен".
      Она хотела, чтобы образ Тома исчез.
      - Себастьян, я не знаю...
      - Я никогда не думал о таком. В мои намерения не входили такие чувства, но я люблю тебя, Джен. Я не ожидал этого... О Создатель, я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя.
      Он начал целовать ее шею, и она закрыла глаза. Как было здорово слышать его шепот, слова признания, смешанные с сожалением и гневом на себя самого и наполненные отчаянной надеждой.
      - Я люблю тебя, - снова прошептал Себастьян.
      "Дженнсен".
      Дженнсен вздрогнула от удовольствия - от наслаждения ощущать себя женщиной, от сознания, что мужчину волнует само ее существование. Никогда раньше она не чувствовала, что привлекательна. Сейчас же она ощущала себя не просто красивой, а соблазнительно красивой.
      "Сдавайся..."
      Она поцеловала шею Себастьяна, и он сжал ее еще крепче. Она поцеловала его ухо и провела языком вокруг, как только что проделал с нею он. И его тело просто воспламенилось.
      Рука его нырнула под платье, пальцы скользнули по колену к обнаженному бедру...
      "Выбор за тобой, - сказала себе Дженнсен. - За тобой".
      Она судорожно вдохнула, широко открыв глаза и уставившись на темные балки под потолком. Рот Себастьяна накрыл ее губы прежде, чем она смогла произнести хоть слово, чтобы остановить его. Она уперлась кулаком в его плечо, в тщетной попытке дать себе возможность сказать это короткое важное слово, в тщетной попытке оттолкнуть его.
      Но этот человек спас ей жизнь!.. Если бы не он, ее бы убили вместе с матерью той дождливой ночью. Она была обязана ему жизнью. И позволить ему прикасаться сейчас к ней было пустяком по сравнению с тем, что он для нее сделал. Что в этом плохого? Это было мелочью по сравнению с тем, что он открыл ей свое сердце.
      А кроме того, он нравился ей. Такого мужчину пожелала бы любая женщина. Он был красив, умен и значителен. Больше того, он любит ее. Что еще можно было пожелать?
      И она заставила себя выбросить из головы образ Тома, сфокусировав все свое внимание на Себастьяне и его прикосновениях. Они делали ее слабой, это было почти болезненное ощущение.
      Его пальцы были такими нежными, что из ее глаз покатились слезы. Она забыла слово, которое хотела сказать, удивляясь, зачем она вообще хотела его произнести.
      Ее пальцы обняли затылок Себастьяна, цепляясь за него, как за жизнь. Ее ладони обхватили его спину, и она вскрикнула от того, что он с нею делал. И больше не могла ничего - только беспомощно дышать, наслаждаясь восхитительной непристойностью происходящего.
      - Себастьян! - вскрикнула она. - О-о, Себастьян...
      - Я так тебя люблю, Джен. - Он раздвинул ее колени и скользнул между ног. - Ты так мне нужна, Дженнсен. Я не могу без тебя жить. Клянусь, не могу.
      Предполагалось, что это ее выбор. Во всяком случае, так она сказала себе.
      - Себастьян...
      "Сдавайся..."
      - Да, - выдохнула она. - О милостивые духи, простите меня... Да.
      Глава 35
      Оба оперся плечом о стенку фургона, стоявшего чуть в стороне от торговых рядов. Держа руки в карманах, он неторопливо изучал беззаботную толпу. Люди, снующие между лотков, пребывали в праздничном настроении возможно, потому что весна была уже рядом, хотя зима еще и не ослабила своей суровой хватки. Несмотря на пронизывающий холод, все болтали и смеялись, торговались и присматривались, спорили и покупали.
      И никто из этой толпы, бросающей вызов холоду, не знал, что среди них находится очень важный человек. Оба усмехнулся. Среди них находится Рал. Член правящей семьи...
      С тех пор как Оба понял, что неуязвим, и во время долгого пути на север он стал новым человеком, умудренным немалым опытом. Вначале, после смерти мерзкой колдуньи и его сумасшедшей матери, он был захвачен полученной свободой и даже не помышлял о том, чтобы посетить Народный Дворец. Но чем больше он размышлял над произошедшими событиями, над их поразительностью, над тем новым, что узнавал, тем яснее ему становилось, что это путешествие жизненно необходимо. Все еще не хватало каких-то кусочков, и это вполне могло привести к неприятностям.
      Та женщина, Дженнсен, сказала, что за ней охотятся квады. Квады охотятся только за важными людьми. Оба тревожился, что они могут начать преследовать его, так как он тоже был важным человеком. Как и Дженнсен, он был одной из дыр в мире. Латея не объяснила, что это значит, но дыростъ делала Дженнсен и Обу особенными. И как-то связывала их.
      Возможно, что лорд Рал узнал от вероломной Латеи о существовании Обы и теперь боялся, что у него появится законный соперник, способный бросить ему, лорду Ралу, вызов. В конце концов, Оба тоже был сыном Даркена Рала. Нынешний лорд Рал владел магией, зато Оба был неуязвим.
      В общем, неприятности назрели, и в этих условиях Оба решил, что лучше всего следовать собственным интересам и отправиться ко дворцу предков, где и выяснить все, что только возможно.
      Правда, в начале странствия у него были некоторые сомнения. Тем не менее, он наслаждался путешествием и узнал много нового. Он держал в голове целый список поразительностей: места, люди, знаки. Все что-то означало. В свободные минуты он просматривал этот мысленный список, сравнивая, что подходило друг другу, какие открытия он мог предвидеть. Он всегда считал, как важно тренировать ум. Он был сам по себе, сам принимал решения, сам выбирал дорогу, но ему надо и дальше расти и учиться.
      Теперь Оба не должен больше кормить животных, ухаживать за садом, чинить заборы, сараи и дома. Он больше не должен таскать тяжести, бегать с лопатой и выполнять каждый каприз своей сумасшедшей матери. Он больше не должен терпеть отвратительные лекарства надоедливой колдуньи, снова ловить ее хитрые взгляды. Он больше не должен выслушивать тирады и насмешки матери или подвергаться унижениям.
      Однажды у нее хватило наглости приказать ему убрать кучу замерзшего навоза - ему, сыну самого Даркена Рала. Оба не знал, как можно было мириться с этим. Наверное, он - человек необыкновенного терпения, которое было одним из выдающихся черт его натуры.
      Сумасшедшая мать всегда запрещала ему тратить деньги на женщин. Оба отпраздновал свое освобождение оттирании тем, что, добравшись до большого города, нанес визит самой дорогой шлюхе, которую только смог найти. И понял, почему мать всегда была против его общения с женщинами - это было приятно.
      Однако он выяснил, что эти женщины тоже могут быть жестоки по отношению к чуткому мужчине. Они тоже пытались порой заставить его почувствовать себя маленьким и ничтожным. Они тоже пристально рассматривали его расчетливыми, бесстыдными, оценивающими взглядами, которые он так ненавидел.
      Оба подозревал, что и в этом вина его матери. Он подозревал, что она даже могла проникнуть из мира мертвых в этот мир, через холодное сердце шлюхи, чтобы отравить ему самые сладкие мгновения. Он подозревал, что ее голос нашептывал злобные слова в уши женщин. Это было очень похоже на нее даже успокоившись навечно, она не могла позволить ему наслаждаться жизнью.
      Оба не был транжирой, ни в коем случае. Но деньги, которые принадлежали ему по праву, обеспечивали кое-какие вполне заслуженные удовольствия: чистое белье, неплохую еду и питье, компанию хорошеньких женщин. Однако распоряжался он деньгами осторожно, чтобы не остаться, в конце концов, совсем без гроша. И еще он знал, что люди завидуют его богатству.
      Он узнал, что простое обладание деньгами привлекает людей, особенно женщин. Если он покупал им напитки и маленькие подарки - вроде куска ткани на платок, браслетов, чтобы украсить запястья, блестящих заколок для волос, - они охотно соглашались приласкать его. Они часто отводили его в какое-нибудь тихое место, где можно было остаться вдвоем. Иногда это была улица, иногда пустынный лес, иногда комната.
      Он подозревал, что некоторые из них просто хотят добраться до его денег. Но он не переставал удивляться, сколько удовольствия и приятных ощущений можно получить от женщины. В том числе и с помощью острого ножа...
      Став человеком, умудренным опытом, Оба теперь знал о женщинах все. У него было много женщин. Теперь он знал, как надо разговаривать с женщинами, как с ними обращаться, как удовлетворить их.
      Многие женщины продолжали ждать его, надеялись и молились, чтобы однажды он к ним вернулся. Некоторые даже оставили мужей, надеясь завоевать его сердце.
      Женщины не могли устоять перед ним. Они ласкались к нему, восхищенные его внешностью, восторженные его силой, стонали, когда он доставлял удовольствие. Особенно нравилось, когда он причинял им боль. Кто-нибудь другой, менее чуткий, чем он, никогда бы не распознал, что скрывается за их слезами.
      Наслаждаясь обществом одной женщины, Оба знал, что всегда может заполучить другую, поэтому он никогда не был вовлечен в длительные связи. Большинство его связей были короткими. Некоторые - очень короткими. Но сейчас у него на уме были дела поважнее женщин. Потом у него будут все женщины, которых он только захочет. Как у его отца...
      Наконец-то он смог взглянуть на парящее великолепие его настоящего дома - Народного Дворца. Когда-нибудь дворец будет принадлежать ему. Голос подсказывал Обе это.
      Рядом, прервав приятные размышления Обы, появился уличный торговец:
      - Амулеты не нужны, господин? Магические. Удача - наверняка.
      Оба посмотрел вниз, нахмурившись:
      - Что?
      - Специальные магические амулеты. Не подведут. Всего один серебряный пенни.
      - Что они делают?
      - Господин, все амулеты волшебные, точно. Разве вам не нужно немножко магии, чтобы облегчить столь невыносимую борьбу с жизнью? Чтобы для разнообразия все шло так, как вы хотите? Всего лишь один серебряный пенни.
      Все и так шло так, как хотел Оба, - с тех самых пор, как умерла его безумная мать. Но Оба всегда любил узнавать новое.
      - На что способна эта магия? Что именно она делает?
      - Замечательные вещи, господин! Просто замечательные. Даст вам силу. Силу и мудрость. Силу и мудрость, какой нет ни у одного простого смертного.
      Оба усмехнулся:
      - У меня уже есть все это.
      Торговец лишился дара речи, но только лишь на мгновение.
      Он оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает, потом придвинулся, ткнувшись в бок Обы, и, задрав голову, подмигнул:
      - Эти магические амулеты помогут вам с девушками, господин.
      - Женщины и так бегают за мной. - Оба начал терять интерес.
      Магия обещала то, что у него и так есть. Торговец мог с таким же успехом сказать, что амулеты дадут Обе две руки и две ноги.
      Грязный маленький торговец прочистил горло:
      - Но, господин, ни один человек не может иметь достаточно богатства или самых красивых...
      - Я дам тебе медный пенни, если скажешь, где я смогу найти колдунью Алтею.
      Дыхание человечка было несвежим, и Оба оттолкнул его. Торговец вытянул вверх скрюченный палец и приподнял похожие на тонкую проволоку брови:
      - Господин, вы действительно мудрый человек. Я знаю. Я увидел в вас ум. Господин, вы нашли единственного человека на этом рынке, который может рассказать мам то, что нужно. - Он ударил себя в грудь. - Это я. Я могу рассказать вам все, что вы хотите знать. Но человек вашего ума без сомнения понимает, что такая важная и секретная информация будет стоить гораздо больше, чем медный пенни. Да, господин, гораздо больше, и информация стоит того.
      Оба нахмурился:
      - На сколько больше?
      - Серебряная марка.
      Оба хрипло усмехнулся и отвернулся. У него были деньги, но ему не нравилось, когда из него пытаются сделать дурака.
      - Я поспрашиваю других. Честные люди могут предложить мне помощь и указать путь к колдунье, не ожидая за это ничего, кроме поклона.
      Торговец суетливо побежал за Обой. Полы его ветхого плаща хлопали, как флаги на ветру, когда он уклонялся от людей, уступающих дорогу Обе.
      - Да, я вижу, вы - очень мудрый человек. Боюсь, я вам и в подметки не гожусь, господин. Вы переиграли меня, это правда. Но есть некоторые сложности, о которых вы не знаете, сложности, о которых человек вашей чувствительности должен знать. Кое-что, способное обеспечить вашу безопасность в том рискованном предприятии, которое, как я думаю, вы задумали. И лишь немногие могут вам об этих сложностях поведать.
      Оба действительно был очень восприимчивым. Он уставился на человечка, тащившегося за ним, словно собака, выпрашивавшая объедки.
      - Тогда серебряный пенни, - со вздохом уступил тот, - за ценную информацию, которая вам нужна, господин, и которую, я ручаюсь, вы не узнаете больше ни от кого.
      Оба остановился, довольный тем, что человечек признал превосходство его интеллекта. Уперев руки в боки, он взглянул на торговца, облизывающего потрескавшиеся от мороза губы.
      Так легко с деньгами Оба обычно не расставался, но у него было много денег, и, кроме того, присутствовало в этом деле нечто, заинтриговавшее его. Он нашарил в кармане кожаный кошелек, запустил в него два пальца, вытащил серебряный пенни и кинул монету жалкому торговцу.
      - Хорошо. - Когда человечек поймал монету, Оба крепко схватил его за костлявое запястье. - Я дал цену, которую ты просишь. Но если я решу, что ты говоришь неправду или что-то утаиваешь, я отниму монету, и мне придется вымыть ее в твоей крови, прежде чем я верну ее в кошелек.
      Человечек глотнул, глядя в лицо Обы.
      - Господин, я не обману вас. Особенно, если я дал слово.
      - Да, лучше меня не обманывать... Итак, где она? Как я могу найти Алтею?
      - Она живет на болоте. Я могу рассказать, как добраться до нее, всего лишь...
      - Ты что, принимаешь меня за дурака? - Оба вывернул запястье торговца. - Мне известно, что люди ходят к этой колдунье и что она принимает их на болоте, так что лучше, чтобы информация составляла нечто большее, чем путь к ее жилищу.
      - Да! - Торговец скорчился от боли. - Конечно. Оба ослабил хватку. Кривясь и вздрагивая, человечек торопливо продолжил:
      - За ту щедрую сумму, которую вы заплатили, я расскажу вам о тайном пути на болото. Не о том, который знает всякий, а о секретном. Немногие знают его, если знают вообще. Все входит в эту сумму. Я бы не стал ничего скрывать от такого благородного человека, как вы, господин.
      - Какой еще секретный путь? - рассвирепел Оба. - Если существует обычный путь, которым пользуются все люди, желающие увидеть Алтею, зачем мне нужен секретный?
      - Люди ходят к Алтее за предсказаниями. Она могущественная колдунья. Торговец придвинулся. - Но чтобы вы могли получить предсказание, вас должны пригласить. Никто не смеет прийти без приглашения. Люди ходят одним и тем же путем, чтобы она могла видеть тех, кого пригласила, и убрать свирепых чудовищ, охраняющих дорогу. - На искаженном от боли лице торговца расплылась улыбка. - Мне кажется, будь вы приглашены, вы бы не стали расспрашивать, как туда пробраться. У вас есть приглашение, господин?
      Оба несильно толкнул торговца в плечо:
      - Значит, есть и другой путь?
      - Да, есть. Обходной. Путь, по которому можно пройти к ней, пока чудовища охраняют главную дорогу. Умный человек не станет добираться до колдуньи на ее условиях.
      Оба оглянулся по сторонам, проверяя, не слышат ли их посторонние уши.
      - Мне не нужно идти к ней по секретной дороге. Я не боюсь колдуньи. Но раз уж я заплатил, то дослушаю все до конца. И про две дороги, и про саму колдунью.
      Человечек пожал плечами:
      - Если вы в своем уме, просто скачите на запад, как делают все, кого пригласила Алтея. Вы проедете равнины и достигнете покрытой снегом горы. Обойдя ее, поворачивайте на север и спускайтесь в каньон. Идите по нему, пока не доберетесь до болота. А там следуйте протоптанной тропой. Оставайтесь на тропе, никуда не сворачивая. Она приведет к дому колдуньи Алтеи.
      - Но в это время года болото замерзает.
      - Нет, господин. Место, где живет колдунья и ее: грозная магия, нечистое. Болото Алтеи зимой не замерзает.
      Оба стиснул запястье торговца так, что тот едва не; закричал.
      - Ты думаешь, я дурак? Зимой все болота замерзают.
      - Спросите любого! - запищал человечек. - Спросите любого, и вам скажут, что место, где живет Алтея, не подвластно зиме Создателя. Оно горячее и бурлит круглый год.
      Оба отпустил запястье торговца:
      - Ты сказал, имеется обходной путь. Где он?
      Тот заколебался и снова облизнул потрескавшиеся губы:
      - Его нелегко найти. Там есть несколько знаков, однако их трудно обнаружить. Я могу рассказать, как найти их, но вы можете что-то пропустить и подумаете, что я солгал вам. Эти знаки трудно отыскать, если вы не знакомы со здешними местами.
      - Я подумываю о том, чтобы вернуть свою монету.
      - Я забочусь о вашей же безопасности, господин. - Торговец выдавил извиняющуюся улыбку. - Я не хочу, чтобы такой человек получил только часть необходимого и не желаю сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я выполняю свои обещания сполна.
      - Продолжай.
      Торговец прочистил горло, сплюнул в сторону, вытер рот грязным рукавом.
      - Хорошо, господин... Самый лучший способ найти обходной путь - это проводить вас туда.
      Оба глянул на пожилую пару, проходящую мимо, а затем потянул человечка за собой:
      - Отлично. Идем.
      Торговец уперся пятками в землю:
      - Постойте... Я согласился рассказать вам и сделаю это. Но вы не можете ожидать, что я брошу мой бизнес и стану проводником. Я же на долгое время лишусь заработка.
      Оба сердито посмотрел на него:
      - И сколько ты хочешь за то, чтобы показать мне путь?
      Торговец тяжело вздохнул, складывая про себя цифры.
      - Ну, господин, - сказал он наконец, поднимая вверх палец, торчащий из вязаной перчатки с обрезанными пальцами. - Полагаю, я смогу отлучиться на несколько дней, если мне заплатят золотую марку.
      Оба рассмеялся:
      - Я не дам ни золотой, ни даже серебряной марки за работу проводника. Я заплачу тебе еще один серебряный пенни, и это все. Бери или возвращай мой первый пенни и проваливай.
      Торговец покачал головой, продолжая бормотать про себя. Наконец он взглянул на Обу покорно.
      - Мои амулеты в последнее время продаются не очень хорошо. Если честно, деньги бы мне пригодились. Вы снова победили, господин. Я покажу вам дорогу за серебряный пенни.
      Оба отпустил запястье торговца:
      - Идем.
      - Путь туда лежит через Азритские равнины. Нам нужны лошади.
      - Теперь ты хочешь, чтобы я еще купил тебе лошадь? Ты в своем уме?
      - Идти пешком тяжело. Я знаю людей, которые продадут пару лошадей. Если мы будем обращаться с лошадьми хорошо, я уверен, что эти люди согласятся выкупить их, когда мы вернемся, за чуть меньшую сумму. Оба обдумал предложение. Он хотел попасть во дворец, но решил, что будет лучше вначале навестить сестру Латеи. Нужно кое-что выяснить...
      - Это звучит разумно. - Оба кивнул торговцу. - Пойдем купим лошадей и отправляемся.
      Они двинулись по главному торговому ряду, заполненному толпой людей. Вокруг было множество привлекательных женщин.
      Некоторые из них бросали взгляды на Обу, который ясно видел в их глазах зов. Они жаждали ответного взгляда, и Оба раздавал им улыбки, знаки того, что позднее все может случиться. Он видел, что даже это обещание будоражит их воображение.
      И тут ему пришло в голову, что бродящие по рынку женщины наверняка низкородные крестьянки. А вот во дворце находятся дамы высокого положения, и с ними вполне можно встретиться. Он ведь не заслуживает меньшего.
      В конце концов, он - Рал, почти принц или что-то в этом роде. А может, даже больше чем принц.
      - Кстати, как тебя зовут? - спросил он. - Раз уж мы будем путешествовать вместе...
      - Кловис.
      Своего имени Оба называть не стал. Ему нравилось, когда его называют "господин". Это было единственное достойное обращение.
      - Столько людей на рынке, - сказал Оба. - Почему же амулеты плохо продаются? Почему у тебя трудные времена?
      Торговец глубоко вздохнул, явно опечаленный.
      - Это грустная история, и я не хочу отягощать вас, господин.
      - Думаю, я задал простой вопрос.
      - Да, господин. - Торговец прикрыл от солнца глаза ладонью. Понимаете, господин, некоторое время назад, в начале зимы, я встретил красивую женщину.
      Оба недоверчиво глянул на этого сгорбленного, морщинистого, растрепанного человека, семенившего рядом:
      - Встретил?
      - Честно говоря, господин, я предложил ей амулеты. - Кловис внезапно остановился, будто наткнулся на какое-то препятствие. - Ее глаза... Ее большие голубые глаза... Редкого голубого цвета. - Кловис глянул на Обу. Штука в том, господин, что ее глаза очень похожи на ваши.
      - На мои? - нахмурился Оба.
      - Да, господин, - кивнул Кловис. - У нее были такие же глаза, как у вас. Подумайте только. Что-то в ней было... Что-то очень схожее, но вот что точно... трудно сказать.
      - Какое отношение она имеет к твоим трудностям? Ты отдал ей все деньги, но так и не смог пристроиться промеж ее ног?
      Кловиса, казалось, услышанное просто шокировало.
      - Нет, господин, ничего подобного. Я попытался продать амулеты, чтобы ей сопутствовала удача.
      Оба скептически ухмыльнулся:
      - Держу пари, она хлопала ресницами и улыбалась, запустив руку в твой карман, а ты был слишком возбужден, чтобы понять, что же она в действительности делает.
      - Ничего подобного, господин, ничего подобного. - В голосе торговца зазвучала горечь. - Она подослала ко мне своего человека, и тот отобрал все мои деньги. Это сделал он, но наверняка по ее приказу, я уверен в этом. Они украли мои деньги. Лишили меня всего, что я заработал за год.
      В голове Обы как будто что-то кольнуло. Он начал просматривать свой мысленный список странных и несвязных поразительностей. И некоторые из них начинали связываться.
      - Как же выглядела эта женщина с голубыми глазами?
      - О, господин, она очень красивая, с рыжими волосами.
      Даже если эта женщина ограбила торговца, лишив всех сбережений, выражение его глаз подсказало Обе, что этот тип все еще находится под властью ее чар.
      - Ее лицо - лицо доброго духа, а фигура такая, что захватывает дыхание. Но по этим дьявольски соблазнительным рыжим волосам я должен был догадаться о ее коварстве.
      Оба остановился и схватил торговца за руку:
      - Ее звали Дженнсен?
      Кловис с сожалением пожал плечами:
      - Извините, господин, она не отрекомендовалась. Но я не представляю себе второй женщины с такой внешностью. Эти голубые глаза, эта изысканность, эти локоны рыжих волос...
      Оба согласился: описание идеально подходило Дженнсен.
      Но имело ли это хоть какое-нибудь значение? Кловис показал вперед:
      - Туда, господин. Там человек, который может продать нам лошадей.
      Глава 36
      Оба искоса глянул в темноту под покровом растений. Трудно было поверить, что под деревьями-башнями у подножия хребта может оказаться настолько темно, когда на лугу чуть выше - яркий солнечный день. Кроме того, дорога впереди выглядела сырой.
      Прежде чем шагнуть под сплетенные растения и свисающие нити мха, он взглянул назад, на пологую площадку на скале, где оставил Кловиса рядом с костром - охранять лошадей и вещи. Оба был рад, что на время избавился от подвижного человечка. Тот был надоедливым, как жужжащая над ухом муха. Пока ехали через Азритские равнины, маленький торговец болтал обо всем и ни о чем. Оба Предпочел бы избавиться от него и ехать один, но тот был прав: найти дорогу к болоту Алтеи оказалось очень трудно.
      По крайней мере, у торговца не было ни малейшего желания отправляться в болото вместе Обой. Кловис, казалось, очень нервничал, когда его клиент отправился в трясину. Возможно, он волновался, что Оба не поверит ему, и пылал желанием доказать свою честность. Он ждал на вершине, наблюдая за Обой, потирая руки в изношенных перчатках и нетерпеливо ожидая, когда Оба углубится в болото.
      Оба вздохнул и двинулся вперед, с трудом продираясь через кустарник и нагибаясь, чтобы пробраться под низкими ветвями. Он осторожно шагал по корням, там где мог, и переходил вброд небольшие лужи стоячей воды там, где корней не было. Неподвижный воздух был влажным и пах гнилью.
      Странные птицы кричали где-то между деревьями, за плотной завесой листьев и гнилыми стволами, которые, как пьяные, валились на рослых здоровых соседей. Сюда, возможно, никогда не попадал дневной свет. В воде плавали смутные тени. Были ли это птицы, рептилии или заколдованные чудовища - неизвестно. В общем, место Обе не нравилось. Ни капли.
      Он напомнил себе, что, добравшись до Алтеи, узнает множество нового. Но даже это не подбодрило его. Он думал о странных жуках и ящерицах, которых уже видел, и о тех, кого ему еще предстояло увидеть. Это тоже не добавляло бодрости. Ему все равно здесь не нравилось.
      Нагнувшись, чтобы в очередной раз пройти, под ветвями, он смел в сторону паутину. Жирный паук, каких Оба никогда не встречал, шлепнулся на землю и поспешил удрать. Но Оба был проворнее и наступил на него. Мохнатые лапы дернулись в воздухе, прежде чем замереть навсегда.
      Оба усмехнулся. Ему начинало здесь нравиться.
      Однако он тут же сморщил нос. Чем дальше он углублялся в болото, тем хуже пахло, странно, удушливо, сырой гнилью. Он увидел, как среди деревьев поднимается белый пар, и почувствовал, что потянуло тухлыми яйцами. Хотя, пожалуй, запах был более кислым. И Обе опять перестало здесь нравиться.
      Он начал сомневаться, что идея встретиться с Алтеей, пройдя маршрутом, который посоветовал оборванный торговец, была хорошей. Но возвращаться теперь было глупо. Чем скорее он встретится с Алтеей, тем скорее сможет убраться из этого омерзительного места. Чем скорее он закончит дело с сестрой Латеи, тем скорее сможет посетить дом предков - Народный Дворец. Разумно вначале выяснить все, чтобы предугадать, что можно ожидать от сводного брата.
      Обу очень интересовало, встречалась ли уже с колдуньей Дженнсен и если встречалась, то что узнала. Оба все больше и больше убеждался, что его судьба каким-то образом связана с судьбой Дженнсен. Слишком многое постоянно напоминало о ней, чтобы это было простое совпадение. Оба очень тщательно следил за тем, как связаны поразительности в его мысленном списке. Другие люди не были столь наблюдательными, но им и не нужно было это качество.
      И он, Оба, и Дженнсен были дырами в мире. И у них было что-то общее во взгляде, замеченное Кловисом. Правда, что конкретно это было, торговец не мог объяснить, как ни пытался Оба вытянуть из него.
      К тому времени, когда утро подошло к концу, Оба уже проделал большой путь по переплетенным корням, которые изображали тропинку и которые, в конце концов, уперлись в зеркальную гладь темной воды. Оба остановился, тяжело дыша. По его лицу градом катился пот. Он огляделся вокруг, ища окружной путь туда, где снова поднималась горбом земля. Оказалось, что путь вперед пролегает через толстые стебли какой-то растительности. Но вначале нужно было пересечь водное пространство. Впрочем, прохладиться было очень даже неплохо...
      Поблизости не оказалось корней, которые могли бы выдержать его, поэтому Оба быстро срезал массивный сук и очистил его от ветвей, чтобы сделать шест.
      С шестом в руке Оба и вступил в воду. Ожидаемой прохлады он не нашел. Вода ужасно пахла и кишела коричневыми пиявками. Оба шел по воде, над его головой кружили тучи кусачих жуков. Он сохранял контроль над собой, огляделся только один раз и понял, что это и в самом деле единственный путь к твердой земле впереди.
      Оба вновь почувствовал под ногами корни деревьев. Скоро он был в воде по грудь, но не достиг и середины водной преграды. Становилось все глубже. Корни на дне стали скользкими, и он уже с трудом сохранял равновесие.
      Оба был хорошим пловцом, но ему не нравилась мысль, что рядом может плыть кто-то еще, поэтому он предпочитал идти. Наконец, он почти решил отбросить шест и проплыть остаток пути, чтобы смыть с себя пот, когда что-то вдруг коснулось его ноги. И прежде чем Оба сообразил, что случилось, его толкнули и сбили с ног. А когда он погрузился в темную воду, прочно обвили его ноги.
      Оба тотчас вспомнил о живущих в болоте чудовищах. По дороге Кловис развлекал его рассказами о монстрах и предупреждал об осторожности, но Оба лишь презрительно фыркал, уверенный в собственной силе.
      Теперь он закричал и принялся яростно бороться, охваченный паникой, пытаясь освободить ноги, но неизвестная тварь держала его крепко и отпускать не собиралась. Примерно вот так его в детстве запирали в загоне, маленького, беззащитного и беспомощного... Крик Обы разносился над вспененной водой. В мозгу билась единственная ясная мысль - он слишком молод, чтобы умирать, особенно таким образом. У него было впереди столько всего, ради чего стоило жить. Несправедливо, что он должен умереть...
      Он снова закричал, барахтаясь в воде и пытаясь выскользнуть из мерзких лап. Он хотел вырваться так же, как тогда, в загоне. Его крики не помогали в детстве, не помогли и сейчас. Лишь сочувственно отвечало эхо.
      Чудовище внезапно обвило его талию и потянуло на дно.
      Оба очень вовремя успел сделать глубокий вдох. И оказавшись под водой с широко открытыми от страха глазами, увидел чешую своего противника. Это оказалась огромная змея, каких он никогда не видел. Тем не менее Оба почувствовал облегчение - подумаешь, змея!.. Пусть большая, но всего лишь животное, а вовсе не огнедышащее чудовище.
      И пока руки его были свободны, Оба выхватил нож из ножен. Он знал, что под водой у него намного меньше возможностей, чем на земле. И его единственный шанс - вонзить клинок в тело змеи. И он должен сделать это прежде, чем утонет.
      Но спасительная поверхность воды удалялась, а тяжелые кольца продолжали тянуть его вниз. Вдруг ноги Обы коснулись чего-то твердого. И вместо того, чтобы рвануться вверх, Оба опустился на дно, согнул ноги в коленях. А потом, будто готовая к прыжку древесная лягушка, напряг мускулы и изо всех сил оттолкнулся от дна.
      Он вылетел из воды, обмотанный кольцами змеи, и приземлился на бок, прямо на спутанные корни, однако змеиное тело смягчило удар. И ситуация сразу изменилась. Змея явно не ожидала ничего подобного. Ее зеленая чешуя радужно поблескивала в слабом свете. С обоих противников медленно стекала вонючая вода.
      Над плечом Обы показалась голова змеи. Желтые глаза пристально уставились на него, затрепетал тонкий красный язык.
      Оба усмехнулся:
      - Вперед, подружка!
      Змея плотно обвила его тело, но руки оставались свободными. Если змеи способны сердиться, то эта явно была очень сердита, и зевать не следовало. Быстро, как молния, Оба схватил ее у основания черепа и сжал мускулистой ладонью. Это действие напомнило ему о борцовских поединках, в которых он время от времени принимал участие. Ему нравилась борьба. Оба никогда не проигрывал в борьбе.
      Змея зашипела. Противники держали друг друга крепко. Змея попыталась обвиться вокруг все еще свободных рук Обы. Это была страшная битва, в которой только один мог оказаться победителем.
      Оба вспомнил, что с тех пор как начал слушаться голоса, он стал непобедим. Он вспомнил, как совсем еще недавно его жизнью управлял страх, страх перед матерью, страх перед могущественной колдуньей. Почти все боялись колдуньи и почти все боялись змей. Кроме Обы, который не поддался грозной магии. Старая ведьма наслала на него огонь и молнию, магию, способную пробивать стены и уничтожать на своем пути все, но он был неуязвим. Что, по сравнению с такой противницей, могла ему противопоставить обыкновенная змея? Он с неудовольствием вспомнил, как закричал от страха. Чего мог бояться он, Оба Рал?
      Он перекатился по земле, увлекая за собой змею. Ухмыльнулся, поднося нож к чешуйчатой челюсти.
      Очень осторожно, держа змею одной рукой за голову, второй он нажал на лезвие. Твердые чешуйки, похожие на блестящие доспехи, нехотя поддались. Затихшая было змея встрепенулась и вновь вступила в борьбу - уже не с целью победить, но для того, чтобы убежать. Тяжелые кольца, обвивавшие ноги, разжались, тело змеи начало метаться по земле, пытаясь зацепиться за корни, за стволы деревьев. Оба подтянул к себе змею ногой.
      Острое лезвие ножа, на которое Оба нажимал изо всех сил, внезапно прорвало толстую чешую и вонзилось в челюсть змеи. Оба зачарованно наблюдал, как по его руке побежала кровь. Змея обезумела от боли и страха. Теперь она хотела только вырваться и удрать и вкладывала в это отчаянное желание все свои силы.
      Но Оба оказался сильнее. Никто не мог удрать от него.
      Он перетащил извивающееся, корчащееся тело чуть дальше от берега. Затем, крича от гнева, поднял его и одним мощным ударом вонзил нож в дерево, пришпилив змею лезвием, торчащим из нижней челюсти, словно длинный третий клык.
      В желтых глазах змеи теперь светилась беспомощность. Оба вытащил из сапога второй нож. Он хотел понаблюдать за тем, как жизнь будет медленно покидать эти еще минуту назад злобные глазки.
      Он сделал разрез на бледном брюхе, в складке между рядами чешуек. Не очень длинный разрез, от которого быстро не умирают. Просто разрез, чтобы поместилась человеческая рука.
      - Ну, ты готова?
      Змея смотрела на него.
      Оба закатал рукав и засунул руку в разрез. Вначале пальцы, потом запястье, потом всю руку - в живое тело, все дальше и дальше. Змея задергалась, и Оба прижал тело коленом к стволу, наступил сапогом на болтающийся хвост.
      И весь мир вокруг Обы исчез. Он представлял себе, каково быть змеей. Он воображал, что стал этой тварью. Он ощущал ее кожу вокруг своей плоти, ее живое тело, мокрые внутренности, сжимавшие руку, которую он продолжал проталкивать вперед. Рука погружалась все глубже. Обе пришлось придвигаться к змее, пока, наконец, его глаза не оказались в дюйме от змеиных.
      И глядя в эти желтые глаза, он наслаждался, видя в них не только жестокую боль, но и восхитительный ужас.
      Оба чувствовал, как в скользких внутренностях пульсирует то, к чему он стремился. И, наконец, нащупал его - живое сердце. Оно яростно трепыхалось в его руках. Не отрывая взгляда от глаз змеи, Оба сжал пальцы. С мягким бульканьем сердце лопнуло. Змея вздрогнула, трепыхнулась и, дернув в последний раз хвостом, затихла.
      Оба продолжал смотреть в глаза змеи, пока они не потухли. Это было не то же самое, что наблюдать за смертью человека - не хватало связей с человеческим сознанием, не было сложных человеческих мыслей, которые Оба мог угадать. Но все равно это было волнующее зрелище - наблюдать за тем, как смерть входит в живое тело.
      Пожалуй, ему все-таки нравилось это болото.
      Торжествующий и окровавленный, Оба заковылял к кромке воды, чтобы смыть кровь и вымыть ножи. Это столкновение было неожиданным, волнующим и возбуждающим, хотя - он должен был признать - и менее волнующим, чем с женщиной. С женщиной прибавлялось чувство полового различия, ощущение того, что, когда к ней приходила смерть, внутри женщины оказывались не только его руки.