— Да давай же, Джонрок, — произнёс один из остальных, в нетерпении сложив руки на груди.
      Остальная часть команды собралась вокруг, наблюдая и согласно кивая. В действительности никто из них не хотел идти первым. Большинство, хотя и не всех, как минимум убедило объяснение Ричарда той роли, которую надлежит сыграть для них раскраске.
      Джонрок, оглядев собравшихся в ожидании людей, наконец, скривился.
      — Ну, ладно, давай.
      Поверх своего правого нападающего Ричард глянул на стражников, стоявших наготове с натянутыми тетивами. Сейчас, когда с пленников сняли цепи, стража внимательно наблюдала за малейшими признаками волнения, ожидая момента препроводить команду на их первый матч.
      Коммандер Карг всегда выставлял усиленную охрану, когда Ричарда и других пленников освобождали от цепей. От внимания Ричарда, однако, не укрылось, что большая часть стрел нацелена именно на него.
      Снова обратившись к Джонроку, он расставил пальцы и схватил того за макушку, удерживая его в неподвижном состоянии.
      Ричарда несколько беспокоило то, что он намеревался нарисовать на лицах команды. Когда его впервые осенила эта идея, он полагал, что стоит, вероятно, просто дать каждому члену команды разрисовать собственное лицо, как каждому взбредёт в голову.
      Но после недолгого раздумья он счёл, что не может спустить это на самотёк. Слишком многое было поставлено на карту.
      Кроме того, они все хотели, чтобы это сделал именно Ричард. Он был ключевым. И это была его идея. Он понял, что большинство из них просто стеснялись — они полагали, что их обсмеют, потому предпочитали, чтобы это было сделано его руками, нежели их собственными.
      Ричард погрузил палец в маленькое ведёрко с красной краской. Он решил не использовать кисть, которую коммандер Карг принёс вместе с краской. Ричард хотел осязать само действо раскрашивания.
      За то малое время, что у него было, он успел подумать, что именно он будет вырисовывать. Он знал, что это должно быть нечто, что в первую очередь совершит задуманное им.
      Чтобы это сработало так, как он описывал, он должен был нарисовать что-то, что знал хорошо. Ему предстояло нарисовать танец со смертью.
      Танец со смертью, в конце концов, был сосредоточен исключительно на жизни, хотя значение танца со смертью не означало только лишь выживания.
      Предназначением форм была возможность столкнувшись со злом уничтожить его, позволив сохранить жизнь, пусть даже только свою собственную. Это была тонкая грань, но важная: определение её требовало обнаружения зла ради способности сражаться за жизнь.
      В то время, как необходимость распознать зло была очевидна для Ричарда, большинство прочих явно сознательно отказывались её признавать. Они предпочитали слепоту, жизнь в вымышленном мире.
      Танец со смертью не допускал этих смертельных иллюзий. Выживание требовало ясного и чёткого осознания реальности; таким образом, танец со смертью требовал видения истины. Всё это было частями одного целого, и достичь успеха, отбросив части, было невозможно.
      Элементы танца со смертью — его формы — в основе своей имели элементы всевозможных боевых приёмов, от размышлений к игре, к сражению со смертью. Изложенные на языке символов, эти элементы составляли концепцию танца.
      Применение этих концепций требовало видения происходящего в действительности — в части и в целом — чтобы противостоять ему. Исключительной целью танца со смертью было выиграть жизнь. Название игры Джа Ла д`Иин переводилось, как «Игра Жизни».
      Все принадлежности боевого мага играли определённую роль в танце со смертью. В этом смысле боевой маг был предан жизни. В числе прочего, символы на амулете, который носил Ричард, были изображением, схемой основной концепции танца. Он познал эти движения, сражаясь Мечом Истины.
      Несмотря на то, что меча с ним больше не было, он вобрал в себя всю сущность танца со смертью, так что знание, которое он обрёл, сражаясь мечом, оставалось с ним независимо от того, владел ли он самим мечом.
      Как нередко говаривал ему в самом начале Зедд, меч — это лишь орудие; значение имеет разум — он направляет орудие.
      С тех пор, как Зедд впервые вручил Ричарду Меч, он научился понимать язык символов. Он знал их значение. Они говорили с ним. Он узнал символы боевого мага и понял, что они означают.
      Ричард начал пальцем наносить эти линии на лицо Джонрока. Это были линии движений танца, формы, использовавшиеся для встречи с врагом. Каждая комбинация составляющих элемент линий имела своё значение. Рази, уклоняйся, выпад, разворот, руби, догоняй, неси скорую смерть — и к следующей цели.
      Линии, которые он наносил на правую щеку Джонрока, представляли собой наставление — взирай на надвигающееся в общем, не сужая излишне внимание.
      Ричард обнаружил, что рисует не только элементы танца, но и части известных ему заклинаний. Поначалу он даже не понял, что делает это. Рисуя эти элементы, он не сразу смог припомнить, где их раньше встречал.
      Затем на память ему пришли линии заклинаний, которые Даркен Рал чертил на магическом песке в Саду Жизни, призывая магию, необходимую для открытия шкатулок Одена.
      Только тогда Ричард понял, что явление странного призрачного силуэта предыдущей ночью всё ещё тяготело над его разумом. Голос сообщил ему, что он был назван игроком. Это был первый день зимы. У него был год, чтобы открыть правильную шкатулку Одена.
      Ричард был утомлён, но он едва ли мог думать о чём-то ещё после этой встречи. Ему не удалось выспаться. Беспокоящая боль от ран на ноге и спине отвлекала его от размышлений об этом.
      Первый день зимы принёс обход Джеганя. Со своей новой заботой, как бы Джегань и сёстры в лагере его не узнали, Ричард не понимал, каким образом он смог стать игроком шкатулок Одена.
      Он гадал, не ошибка ли это заражённой магии, вызванная шимами. Даже будь у него знания, которых в действительности не было, его Дар отняла та ведьма, Сикс, так что он не представлял, каким образом, пусть даже случайно мог ввести шкатулки в игру.
      Равно, как и не мог предположить, как можно открыть верную шкатулку без своего Дара. Не вокруг ли Сикс закручивался этот сюжет, которого он ещё не понимал?
      Когда Даркен Рал вычерчивал эти заклинания перед тем, как открыть одну из шкатулок, Ричард ничего не понял в их построении.
      Зедд говорил, что начертание этих заклинаний невероятно опасно, что даже одна неверно положенная линия, нарисованная определённым человеком, в определённых обстоятельствах и определённым способом, могла вызвать катастрофу.
      В тот момент все эти рисунки казались тайными орнаментами, составляющими некий сложный незнакомый язык.
      С тех пор Ричард многое узнал о магических узорах и эмблемах, придя к пониманию значения некоторых элементов — во многом так же, как раньше он учил древний верхне-д`харианский язык по отдельным словам. По мере углубления этого понимания он смог улавливать идеи, которые эти слова выражали.
      Примерно тем же путём он пришёл к мысли, что заклинания, которые рисовал Даркен Рал, чтобы открыть шкатулки, тоже были частью танца со смертью.
      И это было не лишено смысла. Зедд как-то говорил ему, что сила Одена представляет собой саму силу жизни. Танец со смертью состоял, по сути, в сохранении жизни, а суть Одена сконцентрирована вокруг жизни и ограждении её от бушующей Огненной Цепи.
      Ричард снова окунул палец в красную краску, и поперёк лба Джонрока легла изогнутая линия. Ещё несколько линий — и возник символ сосредоточения силы. Он использовал понятные ему элементы, но сочетал их своеобразно, видоизменяя.
      Он не хотел, чтобы сёстры, увидев рисунки, распознали их истинное значение. Хотя орнамент был составлен из знакомых элементов, в целом он был оригинален.
      Сгрудившиеся кругом люди склонились, зачарованные не только процессом, но и самим рисунком. Было в нём что-то от поэзии. Не понимая значения линий, они ощущали общность этих линий в выражении единой цели, несущих ключевую идею — именно то, чем они были — угрозу.
      — Знаешь, что мне это всё напоминает? — произнёс один из наблюдавших.
      — Что? — пробормотал Ричард, дорисовывая эмблему, означавшую мощный удар, пробивающий оборону противника.
      — Чем-то похоже на игру. Не знаю, почему, но эти линии напоминают некоторые атаки в Джа-Ла.
      Удивлённый тем, что говоривший — такой же пленник — уловил такую существенную особенность, Ричард вопросительно взглянул на него.
      — Будучи конюхом, — начал тот объяснять, — приходится понимать лошадей, ежели хочешь их подковать. Лошадь ты не спросишь, что её беспокоит, но, если присмотреться внимательнее, подмечаешь, например, как она двигается. Через какое-то время ты уже понимаешь, что значит этот язык жестов. Обращая внимание на такие детали, можно не опасаться, что лошадь неожиданно укусит или лягнёт тебя.
      — Очень хорошо, — проговорил Ричард. — Собственно, это как раз и есть то, что я делаю. Я собираюсь каждому из вас дать своего рода изображение силы.
      — А откуда ты столько знаешь о знаках силы? — подозрительно спросил один из людей, Брюс.
      Он был солдатом Ордена в составе команды — из тех, что спали в собственных палатках и которых уязвляла необходимость подчиняться указаниям ключевого — непросвещённого язычника, которого заковывали в цепи на ночь, словно животное.
      — Люди здесь слишком уж много чести оказывают устаревшим поверьям о волшебстве и прочей ерунде, вместо того, чтобы обратиться на истинный путь, к Создателю, к своей ответственности и долгу по отношению к ближнему.
      Ричард пожал плечами.
      — Я имел в виду, что это просто моё представление, моя идея знаков силы. Я и хочу нарисовать на каждом то, что, мне кажется, выглядит силой, вот и всё.
      Брюс, казалось, не удовлетворился ответом. Он указал на лицо Джонрока.
      — А почему ты решил, что эти вот гнутые линии и прочее выглядит, как знаки силы?
      — Да не знаю, — произнёс Ричард, пытаясь каким-либо образом прекратить поток вопросов, не раскрывая ничего действительно важного, — просто такая форма мне кажется выражающей силу.
      — Это бессмыслица, — сказал Брюс. — Рисунки ничего не значат.
      Несколько солдат из команды наблюдали за Брюсом, ожидая ответа Ричарда, будто оценивая сопротивление их ключевого.
      Ричард улыбнулся.
      — Ну, если ты считаешь, Брюс, что рисунки ничего не значат, может, у тебя на лбу я нарисую ромашку?
      Все засмеялись — даже солдаты.
      Брюс, вдруг несколько растерявший свою самоуверенность, метая взгляды на своих хихикающих товарищей, прочистил горло.
      — Когда ты так это говоришь, я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. Пожалуй, я тоже не откажусь от твоих рисунков силы, — он ударил кулаком в грудь. — Хочу, чтобы другие меня боялись!
      Ричард кивнул.
      — Они и будут, если вы всё сделаете так, как я говорю. Запомните, перед первой игрой другие команды наверняка увидят красную краску на наших лицах и сочтут это дурацкой выдумкой. Вы должны быть к этому готовы. Когда вы услышите их смех, пусть этот смех разбудит в вас ярость. Пусть эта ярость наполнит ваши сердца желанием затолкнуть им этот смех обратно в глотки. С первого нашего шага на поле команда противника, да и многие зрители, наверняка будут не просто смеяться, но и обзывать нас. Пусть. Нам того и надо. Пусть они нас недооценивают. И когда они будут смеяться над нами или обзывать нас — сохраните ту ярость, что почувствуете. Наполните ей свои сердца.
      Ричард по очереди посмотрел в глаза каждому.
      — Запомните, мы здесь ради победы на турнире. Мы здесь ради шанса сразиться с императорской командой. Только мы этого достойны. Те, кто будет смеяться над вами — бесполезное отребье игроков Джа-Ла.
      Мы должны смести их, чтобы добраться до команды императора. Люди в первых играх стоят на нашем пути. Они на нашем пути и они смеются над нами.
      Ступив на поле, позвольте их насмешкам звенеть в ваших ушах. Напитайтесь ими, но храните молчание. Не дайте им увидеть ни одной вашей эмоции. Придержите эти эмоции до нужного момента.
      Пусть они считают нас дураками. Пусть лучше тешат себя, считая нас лёгкой добычей, забыв о тактике. Пусть их оборона ослабнет.
      В момент начала игры точно, согласованно выплесните свою ярость на тех, кто осыпал вас насмешками. Мы должны ударить их во всю силу. Мы должны их сокрушить. Мы должны сыграть эту игру так, как будто играем с императорской командой.
      Мы не можем выиграть этот первый матч с перевесом в очко или два, как обычно. Этого недостаточно. Нас не устроит эта жалкая победа. Мы должны быть несгибаемы. Мы должны их подавить. Мы должны втоптать их в землю. Мы должны побить их с перевесом минимум в десять очков.
      Люди пооткрывали рты. Брови удивлённо поползли вверх. Такие победы случались только в детских играх. На этом же уровне ещё никогда не слышали о команде, игравшей с перевесом больше чем в четыре-пять очков.
      — Каждый член проигравшей команды получает ударов плетью по числу проигранных очков, — сказал Ричард. — Я хочу, чтобы эта кровавая порка не сходила с языков всех остальных команд в лагере.
      С этого момента никто уже не будет смеяться. Вместо этого встреча с нами будет тревожить каждую команду. В тревоге людям свойственно совершать ошибки.
      Каждый раз, когда они будут допускать такую ошибку, мы с готовностью ударим. Не позволим им беспокоиться попусту. Воплотим в жизнь их худшие опасения. Пусть не зря будет каждая капля холодного пота без сна.
      Вторую команду мы побьём в двенадцать очков. И тогда следующая команда будет бояться нас ещё больше.
      Ричард указал красным пальцем на солдат в команде.
      — Вы знаете эффективность такой тактики. Вы сокрушаете каждый город на своём пути, чтобы те, кому только предстоит быть завоёванными, тряслись от страха в ожидании. Ваша слава шла впереди вас, и они боялись одного вашего прибытия. Их страх позволял вам разгромить их ещё легче.
      Солдаты заухмылялись. Теперь они воспринимали план Ричарда в понятных им образах.
      — Нам нужно, чтобы все остальные команды боялись команды с раскрашенными красным лицами, — Ричард сжал в кулак свободную руку. — И когда придёт их очередь, мы сокрушим и их.
      В неожиданно наступившей тишине люди сжали кулаки по его примеру и ударили в грудь в клятве сделать именно так. Все они хотели победить, у каждого на это была своя причина.
      Но ни одна из этих причин ни в какое сравнение не шла с причиной Ричарда.
      Он надеялся никогда не играть с командой императора — надеялся, что его шанс представится ему гораздо раньше — но должен был быть готовым идти и так далеко, если потребуется.
      Он знал, что стоящий шанс мог и не представиться до тех пор. Так или иначе, он должен был гарантировать, что они дойдут до финального матча, когда у него было бы куда больше шансов.
      Наконец Ричард вернулся к Джонроку и быстро закончил рисунок на его мускулистых руках несколькими эмблемами, символизировавшими массивную тяжёлую атаку.
      — Я следующий, ладно, Рубен? — спросил один.
      — А потом я, — вторил другой.
      — По одному, — ответил Ричард. Пока я работаю, надо продумать нашу стратегию. Я хочу, чтобы каждый точно знал свою роль в игре. Мы все должны чётко знать план и следовать ему.
      Мы должны определить условные знаки. Я хочу, чтобы мы были готовы рвануться на противника в первое же мгновение. Хочу смести их, пока они не успели ещё отсмеяться.
      Каждый по очереди усаживался на опрокинутое ведро, давая Ричарду разрисовать лицо. К каждому Ричард подходил, словно рисунок был вопросом жизни и смерти. В общем-то, так оно и было.
      Вся команда прониклась рассуждениями Ричарда. Серьёзность воцарилась среди них, пока они молча сидели, наблюдая, как их ключевой изображает — и знал об этом лишь сам Ричард — самые смертоносные идеи, какие ему были известны.
      Даже не понимая языка этих символов, они осознавали значение того, что вершил Ричард. Они видели, что каждый из них выглядел устрашающе.
      Когда со всеми было покончено, Ричард понял, что это выглядит, как практически полное собрание орнаментов, составляющих танец со смертью, перекликающееся с элементами шкатулок Одена.
      Остались лишь символы, которые он хранил для себя — опаснейшие удары танца — те самые, что разили саму душу противника.
      Один из солдат в команде предложил Ричарду отполированный кусок металла, чтобы он мог видеть себя, нанося знаки танца со смертью. Он окунул палец в красную краску, словно в кровь.
      Люди сосредоточенно внимали. Это был их боевой вожак, тот, за кем они следовали в Джа-Ла д`Ин. Таково было его новое лицо, которое им предстояло изучить и узнать.
      Завершающим штрихом Ричард нанёс молнии Кон-Дар, символы силы, призванной Кэлен, когда они вдвоём пытались остановить попытку Даркена Рала открыть шкатулки Одена и она считала Ричарда погибшим. Это была сила возмездия.
      Мысли о Кэлен, о её потерянных воспоминаниях, отобранной у неё личности, о Кэлен в плену у Джеганя и злобных убеждений Ордена, в памяти её лицо со страшными кровоподтёками — всё это поднимало в его крови бурю ярости.
      Кон-Дар означало «Кровавая Ярость».

Глава 10