— Вот этот. — Зедд ткнул пальцем в символ на одном из браслетов Ричарда. — Вот такой же есть на двери в анклав Первого волшебника.
      Ричард повернул другое запястье и постучал по рисунку у верхнего края серебряной ленты, изображающему взрыв звезды.
      — И вот этот тоже.
      Зедд подтянул руку Ричарда ближе, разглядывая браслеты в свете лампы.
      — Да… оба имеются на той двери. — Он недовольно скосил глаза на Ричарда. — И ты искренне веришь, что эти знаки что-то означают и что ты научился читать их?
      — Конечно.
      Жесткие брови Зедда еще более сдвинулись, по-прежнему выражая явное сомнение.
      — И что, по-твоему, они означают?
      Ричард коснулся символа на своем браслете и еще одного, точно такого же, на сапоге. И этот же знак продемонстрировал на внутренней части золотой ленты, проходящей по краю его черной туники. Пока он сам не показал, Никки не догадывалась, что на одежде есть эти знаки, скрытые среди всего прочего, что казалось не более чем декоративным украшением. Рисунок по структуре состоял из двух неровных треугольников с извилистой двойной линией, огибающей их и проходящей сквозь них.
      — Вот этот имеет отношение к ритму в случае сражения с численно превосходящим противником. Он выражает состояние каданса в танце, то есть движения, лишенные жесткой формы.
      Зедд вскинул бровь.
      — Движения, лишенные жесткой формы?
      — Ну да, знаешь… это движение, которое не задано однозначно, не является заранее просчитанным и продуманным, но тем не менее соответствует замыслу и намерениям. Этот символ описывает важную составляющую часть танца.
      — Танца?
      Ричард кивнул.
      — Танца со смертью.
      Некоторое время у Зедда безмолвно двигалась челюсть, затем голос вернулся.
      — Танец. Со смертью. — Он пытался осмыслить это с минуту или больше, начинал задавать вопрос, но останавливался на полуслове, затем снова пытался начать, и наконец-то остановился на чем-то достаточно простом: — И каким же образом это связано с символами у анклава Первого волшебника?
      Ричард провел большим пальцем по рисункам на браслете левой руки.
      — Эти символы имеют значение для боевого чародея — вот, отчасти, почему я их понял. Вообще, во многих ремеслах есть свои символы. Портной рисует на своем окне ножницы, мастер-оружейник может нарисовать над своей дверью контуры ножей, у таверны бывает знак в виде кружки, у кузнеца — наковальня, а если он занимается подковкой лошадей, то прибивает над дверью подкову. Некоторые знаки, например череп с перекрещенными костями под ним, предупреждают о чем-то смертельном. Боевые чародеи из этих же соображений нанесли свои знаки возле анклава Первого волшебника.
      Но главное, что у каждого ремесла имеется свой жаргон, особый словарь, специфичный для данной профессии. Аналогично и для боевых чародеев. Жаргон этой профессии имеет отношение в основном к летальным исходам. Так вот, многие символы и внутри, и снаружи анклава Первого волшебника являются знаками этого ремесла: нести смерть.
      Зедд откашлялся, затем взглянул вниз и указал на другой символ на браслете Ричарда.
      — Вот этот. Он есть на двери, ведущей в мой анклав. Ты знаешь, что он означает? Можешь ли описать его значение и смысл?
      Ричард слегка повернул запястье, разглядывая символ, напоминающий взрыв звезды.
      — Это предупреждение или совет: не позволяй твоему вниманию замыкаться на чем-то одном. Взрыв звезды — это предложение направлять свой взгляд одновременно повсюду, не сосредотачиваться на одном в ущерб всему остальному. Напоминание о том, что не следует позволять врагу отвлекать твое внимание таким образом, что при этом твое видение оказывается под его контролем и концентрируется лишь на одном. Если ты позволишь такое, то будешь видеть только то, чего хочет он. Такой подход позволит ему ослепить тебя, если можно так выразиться, а затем он придет к тебе оттуда, где ты не видишь его, и тогда ты, скорее всего, потеряешь собственную жизнь.
      Вместо этого, подобно изображенному звездному взрыву, твое видение должно быть открыто всему, и не только при принятии решений, но и при нанесении удара. Танцевать со смертью — означает понять твоего врага и стать подобным ему, подразумевая под этим образ его мышления в области его умений, с тем, чтобы знать его меч точно так же, как свой собственный, — его точное положение, его скорость и следующее движение, прежде чем он внезапно совершит его. И вот, используя подобным образом свое видение, ты приходишь к познанию образа мыслей твоего врага и начинаешь действовать словно по наитию.
      Зедд почесал висок.
      — Ты пытаешься втолковать мне, что эти символы и знаки, специфичные для боевого чародея, все до одного — наставления по владению мечом?
      Ричард покачал головой.
      — Понятие «меч» здесь подразумевает все формы борьбы, а не только рукопашный бой с применением определенной разновидности оружия. Точно так же все эти «советы» применимы к выработке стратегии и руководству в самых разных сторонах жизни.
      Танец со смертью означает поклонение ценностям жизни в единении с разумом, сердцем и душой, с тем чтобы оказаться должным образом готовым сделать все необходимое для сохранения жизни. Танец со смертью означает, что ты сам — олицетворение смерти, готовое уничтожать все живое, чтобы сохранить жизнь.
      Во взгляде Зедда читалось недоумение. Ричард же, казалось, был несколько удивлен его реакцией.
      — Это вполне соответствует всему тому, чему в разное время ты учил меня, Зедд.
      Свет лампы создавал резкие тени на угловатом лице Зедда.
      — Полагаю, в каком-то смысле так оно и есть, Ричард. Но в то же время это нечто значительно большее.
      Ричард кивнул, продолжая поглаживать большим пальцем мягко светящуюся серебристую поверхность браслета.
      — Зедд, я понимаю, что тебе очень хочется быть тем самым, кто учит меня всему, имеющему отношение к твоему анклаву; и точно так же хочется обучать меня всему, касающемуся Благодати. Да, поступать так — это действительно твоя роль, как Первого волшебника. Возможно, мне и следовало подождать. — Стараясь придать убедительность своим словам, он выставил вперед ладонь. — Но на кону стояли жизни людей и необходимость чего-то сделать. И я был вынужден выучиться кое-чему без тебя.
      — Да как же, Ричард, я мог обучить тебя подобному? — сокрушенно заметил он. — Смысл и значение тех знаков утрачены тысячи лет назад. И ни один волшебник со времен… со времен… ну хорошо, ни один волшебник, кого я знал, не оказался в состоянии расшифровать их. И мне трудно представить, как это удалось тебе.
      Ричард смущенно пожал одним плечом.
      — Стоило мне лишь ухватиться за что-то, остальное стало просто очевидным.
      Зедд с опаской взглянул на внука.
      — Ричард, я вырос в этом месте. И провел здесь большую часть жизни. Я был Первым волшебником еще тогда, когда здесь были другие волшебники, которыми нужно было управлять. — Он покачал головой. — Все это время эти изображения находились на анклаве Первого волшебника, а я не имел представления, что они означают. Может быть, тебе это кажется простым и заурядным, но на самом деле это не так. Как знать, может быть, ты просто воображаешь, что понимаешь эти символы — всего лишь выдумываешь те значения, которые тебе хотелось бы в них видеть.
      — Я не выдумываю их значения. Они бессчетное число раз спасали мою жизнь. И я научился очень многому — как сражаться мечом, читая язык этих символов.
      Зедд не стал спорить, а вместо этого указал рукой на амулет, который Ричард носил на шее. В центре, окруженный переплетением золотых и серебряных линий, находился рубин в форме слезы, размером с ноготь большого пальца Никки.
      — Ты нашел это в моем анклаве. И ты также можешь сказать, что он означает?
      — Это часть снаряжения, часть того, что носил боевой чародей, но в отличие от остального этот амулет, как ты сказал, оставлен под защитой анклава Первого волшебника.
      — А его смысл?
      Пальцы Ричарда любовно погладили амулет.
      — Рубин воплощает каплю крови. А символы, выгравированные на этом талисмане, являют собой символическое представление своего рода первого принципа.
      Зедд приложил пальцы ко лбу, как будто был сбит с толку еще одной запутанной головоломкой.
      — Первого принципа?
      Казалось, взгляд Ричарда потерялся в амулете.
      — Первый принцип простой и всеобъемлющий: руби. Раз дело дошло до битвы — руби. Все остальное вторично. В этом твой долг, твоя цель, твое желание. Нет правила более важного, нет обязательства, которое превысило бы вот это, первое: руби.
      Слова Ричарда звучали спокойно, с оттенком знания предмета и убийственно серьезно, отчего Никки пробирал холод до мозга костей.
      Он снял амулет с шеи, не отрывая взгляда, прикованного к украшающим его гравировкам.
      — Выгравированные здесь линии — символическое изображение танца, и каждая из них имеет особый смысл. — Говоря это, он провел пальцем по извивающимся линиям, словно следовал по строкам текста на каком-то древнем языке. — Руби, не ощущая внутри нечего, без малейшего замешательства. Руби врага быстро и наверняка, при первой же возможности. Руби с полной уверенностью. Руби решительно и твердо. Прорубай его силу. Пробивайся сквозь бреши в его обороне. Руби его, руби непрерывно, не давая вздохнуть. Сокрушай его. Руби его без пощады до глубины его духа.
      Ричард взглянул на деда.
      — Это и есть противовес жизни: смерть. Это танец со смертью, или, более точно, механика танца со смертью — ее сущность, низведенная до формы, и форма передана в общих понятиях. Это принцип, следуя которому боевой чародей живет или умирает.
      Выражение карих глаз Зедда трудно было понять.
      — Итак, эти знаки, эти символы в конечном счете имеют такое же отношение к боевому чародею, как и просто к искусному бойцу?
      — Этот самый главный принцип, о котором я тебе говорил, с тем же успехом позволяет применить и другие символы. Первый принцип описывает не только как боевому чародею следует управляться с оружием, но, что более важно, как ему следует управляться с собственным умом. В этом — фундаментальное понимание природы реальности, которое должно сопровождать все, что он делает. Из правильного понимания первого принципа следует, что любое оружие — продолжение разума, исполнитель его цели. В некотором роде это примерно то, что однажды ты сказал мне по поводу Искателя Истины. Важно не оружие, а человек, который его держит.
      Человек, носивший этот амулет раньше, когда-то был Первым волшебником. Его звали Барах. Ему, кроме того, довелось родиться боевым чародеем, как и мне. Он тоже отправился в Храм Ветров, но когда вернулся, то вошел в анклав Первого волшебника, оставил это там, вышел и совершил самоубийство, прыгнув со стены Цитадели.
      Взгляд Ричарда блуждал где-то среди далеких образов и воспоминаний.
      — В какой-то момент меня тоже поразило понимание этого, и я жаждал последовать его примеру. — Никки сразу стало легче, когда плененный странными мыслями блуждающий взгляд его серых глаз сменился легкой улыбкой. — Но я образумился.
      Тишина в комнате казалась звенящей, будто сама смерть беззвучно проскользнула через нее, задержалась на мгновение и двинулась дальше.
      Наконец Зедд улыбнулся своим мыслям и, ухватив Ричарда за плечо, любовно встряхнул его.
      — Рад узнать, что сделал правильный выбор, назвав тебя Искателем Истины, мой мальчик.
      Никки очень хотела, чтобы у Ричарда по-прежнему был при себе меч, являющийся принадлежностью Искателя Истины, но он пожертвовал им ради информации в попытке отыскать Кэлен.
      — Итак, — сказал Зедд, вновь возвращаясь к своей проблеме, — поскольку ты знаешь все об этих символах, то уверен, что смог понять и символы внутри той магической заготовки Огненной Цепи.
      — Ведь мне удалось остановить ее действие, разве не так?
      Зедд снова сцепил руки за спиной.
      — Ты оказался прав. Но это вовсе не означает, что ты способен читать, как символы, формы заклинаний или даже установить, что сама магическая заготовка искажена гармониями.
      — Не самими гармониями, — терпеливо пояснил Ричард, — а повреждением магии, оставшемся как результат присутствия гармоний в этом мире. Это повреждение и есть то самое, что исказило магию Огненной Цепи. Вот в чем проблема.
      Зедд отвернулся от него, его лицо оказалось скрытым в тени.
      — Но все же, Ричард, даже если ты действительно понимаешь что-то в символах, имеющих отношение к боевым чародеям, как ты можешь быть уверен, что так же безошибочно понимаешь и это… то… — он махнул рукой в неопределенном направлении, имея в виду ту комнату, где все это произошло, — совершенно другую область, связанную с магией Огненной Цепи и с гармониями?
      — Я это знаю, — продолжал настаивать Ричард негромким голосом. — Я заметил особенности искажений, связанных с этим повреждением. Оно вызвано гармониями.
      Голос его звучал устало. Никки побеспокоилась, сколько времени он уже мог быть на ногах? Судя по сухому голосу и едва заметной неуверенности движений, она подозревала, что, скорее всего, он не спал уже несколько дней. Но, несмотря на слабость, слова его звучали решительно и твердо, подтверждая его убежденность. Она понимала, что именно тревога за Кэлен не дает ему покоя.
      Никки, дважды извлеченная им из магической заготовки, уже не могла так легко и просто отбросить эту его теорию. Хотя, кроме его теории, она осознавала, что взгляды Ричарда на магию магии весьма отличаются от традиционных. Сначала ей казалось, что его концепция функционирования магии через эстетические принципы, фундаментально отличающаяся от ортодоксальных учений, — его собственная выдумка, не имеющая отношения к изучению магии и без каких-либо оснований. Но с тех пор она пришла к пониманию, что как раз он интуитивно ухватил своим выдающимся умом основную суть природы магии.
      Никки пришла к убеждению, что Ричард, как ни странно, способен понять магию, в которой никто не мог разобраться с самых древних времен.
      Зедд повернулся так, что теперь с одной стороны его лицо освещалось теплым светом лампы, а с другой — холодным отблеском рассвета.
      — Ричард, давай будем считать, что ты прав относительно значений символов на браслетах, похожих на те, что изображены на анклаве Первого волшебника. Но понимание подобных вещей не означает, что ты способен разбираться в ситуации с линиями внутри контролирующей сети. Это совершенно другая, уникальная среда. Я не сомневаюсь в твоих возможностях, мой мальчик, никоим образом, но работа с магическими заготовками — это крайне сложное дело. Не следует сразу перескакивать к заключению…
      — Приходилось ли тебе за последнюю пару лет видеть дракона?
      Все присутствующие в комнате впали в ошеломленное молчание, когда Ричард вот так неожиданно сменил тему — и не просто на какой-то предмет, а на, как минимум, странный.
      — Дракона? — осмелился наконец Зедд, словно человек, медленно ступавший по только что замерзшему озеру.
      — Да, дракона. Помнишь ли ты о встрече с драконом после того, как мы покинули наш дом в Вестландии и перебрались в Срединные земли?
      Зедд пригладил назад вьющиеся пряди своих седых волос. Прежде чем ответить, он бросил короткий взгляд на Никки и Кару.
      — Ну, не могу сказать точно, что я помню, что видел каких-нибудь драконов, но какое это имеет отношение…
      — Так где они? Почему ты давно не видел ни одного из них? Почему они исчезли?
      Зедд выглядел озадаченным. Он лишь развел руками.
      — Ричард, драконы весьма редкие существа.
      Ричард откинулся на спинку стула, перекинул ногу на ногу.
      — Красные драконы действительно очень редки. Но Кэлен говорила мне, что другие виды относительно широко распространены, и некоторых, наиболее мелких, даже используют для охоты и тому подобного.
      Выражение лица Зедда приобрело оттенок недоверия.
      — К чему ты клонишь?
      Ричард нетерпеливо махнул рукой.
      — Так где драконы? Почему мы давно не видели ни одного? Вот к чему я клоню.
      Зедд сложил на груди руки.
      — Я отказываюсь понимать. О чем ты говоришь?
      — Ну, во-первых, ты их не помнишь — вот о чем я говорю. Магия Огненной Цепи затронула не только твою память о Кэлен.
      — Не помню чего? — торопливо поинтересовался Зедд. — Что ты имеешь в виду?
      Вместо того чтобы ответить деду, Ричард обратил взгляд назад, через плечо.
      — А ты видела дракона? — спросил он у Кары.
      — Не припомню. — Ее взгляд был по-прежнему прикован к нему. — Ты полагаешь, что следовало бы?
      — У Даркена Рала был дракон. Уже после того, как он стал Лордом Ралом, вы бывали рядом с ним и должны были видеть этого дракона.
      Зедд и Кара, оба выглядели растерянно.
      Ричард обратил хищный взгляд к Никки.
      — А ты?
      Никки откашлялась.
      — Я всегда считала, что это всего лишь мифические существа. Их не было в Древнем мире. Если где и были, то просуществовали не долго. Ни в одной архивной записи со времен великой войны о них нет ни одного упоминания.
      — А как насчет того времени, что ты провела в Новом мире?
      Никки колебалась, напрягая память. Хотя и понимала, судя по тому, как терпеливо и молча Ричард ожидает ее ответа, что он не хочет менять этой темы. Она знала, что за какую бы сложную задачу он ни брался, решение его никогда не бывало тривиальным. Под его молчаливым изучающим взглядом Никки прониклась не только стремлением дать ответ, но и нарастающим ощущением дурного предчувствия.
      Она отбросила покрывало и спустила ноги с края кровати. Лежать ей было уже невмоготу — особенно поскольку разговор зашел о том времени. Придерживаясь за спинку кровати, она встретила взгляд Ричарда.
      — Когда я увозила тебя в Древний мир, прежде чем покинуть Новый, мы проходили мимо огромных костей. Я так и не слезла с лошади, чтобы рассмотреть их, но помню, как ты ходил через эти ребра… реберные кости, которые были вдвое выше твоего роста. Я никогда не видела ничего подобного. И ты сказал, что это останки дракона.
      Я предположила, что это, должно быть, очень древние кости. Но ты заметил, что они не могут быть древними, что на них все еще оставались куски плоти. И еще ты указал на жужжащих мух как на доказательство того, что это гниющий труп, а никак не древние останки.
      Ричард кивнул, выслушав эти воспоминания.
      Зедд прочистил горло.
      — А сам-то ты видел дракона, Ричард? Я имею в виду, живого.
      — Скарлет.
      — Что?
      — Ее звали Скарлет.
      Зедд недоверчиво заморгал.
      — Ты видел дракона… и у него было имя?
      Ричард встал и подошел к окну. Он опустил руки на каменный проем, оперся на него всем своим весом и стал пристально смотреть наружу.
      — Да, — сказал он наконец. — Ее звали Скарлет. Прежде она помогала мне. Это было благородное существо.
      Он отвернулся от окна.
      — Но дело не в этом. Дело в том, что вы тоже знали ее.
      У Зедда непроизвольно поднялись брови.
      — Я знал дракона?
      — Ну, не так близко, как Кэлен или я, но ты ее знал. Вполне возможно, что запущенная Огненная Цепь нарушила твою память и в этом отношении. Предполагается, что Огненная Цепь заставляет каждого забыть Кэлен, но при этом забывается и все прочее, связанное с ней.
      Не исключено, что когда-то и ты мог знать значения символов с внешней стороны анклава Первого волшебника, и даже лучше меня. Если ты знал их, то эта часть твоей памяти просто утрачена. А сколько еще самых разных знаний потеряно? Я не большой специалист в применении магии, но когда мы сражались ночью с этим зверем, мне казалось, что в прошлом каждый из вас пользовался куда более изощренными приемами, чем те примитивные воздействия, которые вы пытались пустить в ход… может быть, за исключением того, что под конец сделала Никки.
      Это и есть то самое, чего больше всего боялись те, кто придумал магию Огненной Цепи. И вот почему они даже не пытались запускать ее. Вот почему они даже не попробовали проверить ее. Они боялись того, что, однажды запущенная, она может распространиться, разрушая связи, весьма удаленные от первичной цели. В данном случае целью является Кэлен. Ваша память о Кэлен утрачена. И утрачена ваша память о Скарлет. И, несомненно, точно так же утрачена и память о том, что вы вообще когда-либо видели драконов.
      Никки встала.
      — Ричард, никто не спорит, что магия Огненной Цепи — ужасная опасность. Мы все это знаем. Мы все знаем и то, что наша память была испорчена запуском Огненной Цепи. Представляешь ли ты, насколько неуютно мы чувствуем себя, когда понимаем только рассудком, что раньше мы что-то делали, были знакомы с людьми, которых теперь не можем вспомнить? Понимаешь ли ты, как тревожит и не дает покоя пребывание в постоянном ужасе из-за того, что наша память уже потеряла и что еще окажется потерянным? Твоя собственная память тоже дает сбои? К чему же ты, во всяком случае, клонишь?
      — Именно к этому — к тому, что «окажется потерянным». Думаю, подобное «разрушение» разрастается в памяти всех людей… память портится, как ты только что сказала. Вряд ли Огненная Цепь имеет лишь одно назначение — забыть Кэлен. Полагаю, эта магия, запущенная однажды, является непрерывным динамическим процессом. И скорее всего, утрата памяти людьми будет шириться.
      Зедд, Кара и Никки не выдержали непоколебимого взгляда Ричарда, все отвели глаза. Никки только удивлялась, как могли они надеяться, что помогут ему, если никто из них не мог воспользоваться со всей полнотой собственной памятью, хранившей теперь гораздо меньше, чем раньше.
      Мог ли Ричард полагаться на кого-либо из них?
      — Боюсь, что не только все плохо, но становится все запутаннее и еще хуже, — сказал Ричард без энтузиазма в голосе. — Драконы, как и многие другие существа в Срединных землях, нуждаются в магии и пользуются магией, чтобы выживать. Что если повреждение, вызванное гармониями, погасило ту самую магию, которая им так необходима для жизни? Что если никто не видел никаких драконов в течение последних двух лет как раз потому, что их больше нет, а благодаря Огненной Цепи они и вовсе забыты? И какие еще существа, связанные с магией, могут так же исчезнуть, прекратив существование? — Ричард ткнул себя большим пальцем в грудь. — Мы — существа, использующие магию и обладающие ею. У нас есть дар. Сколько еще остается времени, пока «пятно», оставленное гармониями, начнет разъедать и нас?
      — Но возможно… — Голос Зедда замер, поскольку дальнейших аргументов не нашлось.
      — Заражена сама магия Огненной Цепи. Вы все видели, что она делала с Никки. Она была внутри — и знает о ней всю ужасающую правду. — Ричард, продолжая говорить, принялся мерить комнату шагами. — Нечего и говорить, что это «заражение» магии могло изменить методику ее работы. Возможно даже, что именно из-за «заражения» потеря каждым человеком памяти расширяется за пределы того, что произошло бы в ином случае.
      Но еще хуже то, что, похоже, это искажение работает в соединении с действием Огненной Цепи симбиотическим образом.
      Зедд поднял глаза.
      — О чем ты говоришь?
      — В чем состоит безумная цель гармоний? Для чего они были изначально созданы? С одной-единственной целью, — сказал Ричард в ответ на собственный вопрос, — чтобы разрушать магию.
      Ричард перестал ходить по комнате и остановился лицом к остальным, продолжая говорить.
      — «Загрязнение», произведенное гармониями, разрушает магию. Существа, которым она необходима для жизни, например драконы, вероятно, оказались первыми, на кого это подействовало. И эта цепочка событий будет продолжена. Но никто не будет в состоянии осознать это, поскольку одновременно воздействие Огненной Цепи уничтожает память каждого существа. Думаю, это может происходить так потому, что магия Огненной Цепи сама искажена, и поэтому заставляет всех забывать сами утраченные объекты.
      Подобно пиявке, обезболивающей рану, чтобы жертва не почувствовала, как отсасывается кровь, магия Огненной Цепи заставляет каждого забыть именно то, что оказывается потерянным из-за тех самых, привнесенных гармониями, искажений.
      Мир весьма серьезно меняется, но никто этого даже не осознает. Выглядит так, будто все забывают, что это мир, находящийся под влиянием и во многих отношениях функционирующий посредством существования магии. По мере того как эта магия умирает… подобным же образом умирает память каждого о ней.
      Ричард снова оперся на подоконник и уставился в окно.
      — Пробуждается новый день — день, когда волшебство исчезает, и никто даже не догадывается, что оно постепенно угасает. Когда оно исчезнет полностью, сомневаюсь, что кто-то даже вспомнит о нем, вспомнит о том, что когда-то оно было. Все идет к тому, что магия станет лишь легендой.
      Зедд, прижав пальцы к столу, смотрел вперед. Свет лампы делал более резкими глубокие морщины на его осунувшемся лице. Оно было мертвенно-бледным. В этот момент Никки подумалось, что он выглядит очень старым.
      — Добрые духи, — произнес Зедд, не поднимая глаз. — Что, если ты прав?
      В следующий момент они все повернулись на осторожный стук. Кара распахнула дверь. На пороге стояли Натан и Энн, вглядываясь внутрь комнаты.
      — Мы запустили нормальную контролирующую сеть, — сказал Натан, входя вслед за Энн в комнату и обводя взглядом мрачные лица собравшихся.
      Зедд выжидающе взглянул на него.
      — И?
      — И она не проявила никаких изъянов, — сказала Энн. — Вполне работоспособна во всех отношениях.
      — Как такое возможно? — спросила Кара. — Мы все видели затруднения, происходившие с другой сетью. Она едва не убила Никки… и убила бы, если бы Лорд Рал не отключил ее.
      — Мы подумали то же самое, — сказал Натан.
      Зедд отвел взгляд в сторону.
      — Считается, что внутренняя перспектива способна обнаружить нечто большее, чем нормальный контролирующий процесс, — пояснил он Каре. — Это настораживающий признак. Признак, нехороший во всех отношениях. Это означает, что искажение явно упрятало себя как можно глубже, чтобы скрыть свое присутствие. Вот почему его не видно в обычной контролирующей сети.
      — Но есть и другой вариант, — предположила Энн, пряча руки в противоположных рукавах своего простого серого платья. — С магией не произошло никаких нарушений. В конце концов, ведь никто из нас до сих пор и не пытался работать с внутренней перспективой. Ничего подобного не делалось уже многие тысячи лет. И вполне возможно, что мы просто сделали что-то не так.
      Зедд покачал головой.
      — Как бы мне ни хотелось, чтобы было именно так, но сейчас я уверен в противоположном.
      Натан нахмурился, сопровождая это подозрительным взглядом, но Энн заговорила раньше, чем он воспользовался такой возможностью.
      — Даже если эти сестры, высвободившие такую магию, создали контролирующую сеть, — сказала она, — скорее всего, они не затрудняли себя внутренней перспективой, и поэтому даже не подозревают, что сеть оказалась искажена.
      Ричард поглаживал пальцами над бровью.
      — А если и знают, что она искажена, не думаю, что это сильно их озаботит. Они не станут переживать о том ущербе, который из-за подобного искажения будет причинен миру. Их цель, в конце концов, заключалась в том, чтобы заполучить шкатулки и высвободить силу Ордена.
      Натан переводил взгляд с одного мрачного лица на другое.
      — В чем дело? Что случилось?
      — Боюсь, мы только что уяснили, что потеря памяти может быть лишь началом. — Никки ощущала себя довольно странно, стоя перед ними в розовой ночной рубашке и объявляя при этом о конце их мира, такого, каким они его понимали. — Мы теряем свою индивидуальность: кто мы есть и что мы есть. Мы теряем не только наш мир, но и самих себя.
      Ричард, казалось, больше не обращал никакого внимания на происходившую беседу. Он стоял неподвижно, глядя в окно.
      — Кто-то поднимается по дороге, ведущей к Цитадели.
      — Возможно, это Том и Фридрих, — сказал Натан.
      Зедд покачал головой и бросился к окну.
      — Они не могли так рано вернуться с патрулирования окрестностей.
      — Ну, могло случиться, что они…
      — Это не Том и не Фридрих, — сказал Ричард, направляясь к двери. — Это две женщины.

Глава 10