Кэлен тихо застыла в тени, наблюдая, как зло мягко стучится в дверь. Тоже встав под небольшой навес, под самый уголок, стараясь быть от всего в стороне, она надеялась, что на этот стук никто не ответит. Как бы ей ни хотелось провести эту ночь в укрытии от дождя, она не желала неприятностей от такого визита ни в чем не повинным людям. Хотя и понимала, что не имеет права вмешиваться в ход событий.
      Свет единственной лампы слабо пробивался сквозь небольшие окна по обе стороны от двери и отражался мертвенно-бледным дрожащим блеском от мокрого пола крытого крыльца. Доска, подвешенная вверху на двух железных кольцах, скрежетала и издавала визгливые звуки, покачиваясь под порывами дождя и ветра. Кэлен могла даже различить призрачные белые очертания лошади, изображенной на этой темной и мокрой вывеске. Света, падавшего из окон, явно недоставало, чтобы она могла прочесть название, но поскольку бывшие с ней три другие женщины на протяжении нескольких дней говорили в основном лишь об этом, Кэлен знала, что это место должно называться трактир «Белая Лошадь».
      По запаху навоза и мокрого сена она рассудила, что одно из темных строений по соседству должно быть конюшней. При случайных вспышках далеких молний проглядывали неуклюжие скаты темных строений, возвышавшихся, словно призраки, за волнистой пеленой дождя. Казалось, вся деревня спит крепким сном, несмотря на постоянный шум ливня и раскаты грома. Кэлен не могла придумать лучшего места спрятаться в такую темную и ужасную ночь, как закутаться в одеяла на кровати, в безопасности и тепле.
      Когда сестра Улисия постучала в дверь второй раз, громче и настойчивее, явно намереваясь, чтобы ее услышали сквозь буйство дождя, но тем не менее не настолько громко, чтобы это звучало враждебно, в ближайшем стойле зафыркала лошадь. Сестра Улисия, склонная к безрассудным порывам, похоже, преднамеренно выбрала столь сдержанное поведение. Кэлен не понимала, почему, но полагала, что это имеет прямое отношение к причине их появления здесь. И, кроме того, это могло быть всего лишь ее ничем не объяснимым капризом. Отвратительный и затаенный характер этой женщины был, подобно молнии, не только опасен, но и непредсказуем. Кэлен никогда не могла заранее определить, когда именно сестра Улисия сорвется, и ожидать этого можно было в произвольный момент. Обе другие сестры пребывали не в лучшем настроении и были не в меньшей степени способны дать волю своему характеру. Кэлен, впрочем, предполагала, что довольно скоро вся эта троица будет радоваться воссоединению.
      Вспыхнувшая молния слепящим небесным огнем высветила лишь пустую улицу с теснящимися к грязной, изрытой глубокими колеями дороге домами. Раскаты грома пронеслись по окружающим горам, и земля под ногами женщин вздрогнула.
      Кэлен страстно желала, чтобы, подобно этой молнии, сделавшей явным все скрытое до этого во мраке ночи, что-то озарило ее потерянные воспоминания о собственном прошлом и развеяло темный покров тайны, скрывающий, кто она такая. Она неистово стремилась освободиться от трех сестер, жгуче желала жить собственной жизнью… узнать хотя бы, какой была в действительности та ее жизнь. Вот почти все, что она о себе знала. Но Кэлен не сомневалась, что со временем сможет узнать больше. Она была совершенно уверена, что наверняка встретится с чем-то — с людьми или событиями, — что поможет ей вновь стать прежней. Но как бы ни старалась вспомнить хоть что-то, прошлое оставалось утраченным для нее.
      В тот ужасный день, когда украла для сестер те шкатулки, она пообещала самой себе, что однажды разузнает правду о том, кто она, и непременно обретет свободу.
      Когда сестра Улисия постучала в третий раз, изнутри донесся приглушенный голос.
      — Слышу! — Голос принадлежал мужчине. Босые ноги тяжело ступали по деревянным ступеням. — Уже спускаюсь! Пожалуйста, подождите минуту!
      Раздражение тем, что он оказался разбужен посреди ночи, явно пробивалось сквозь вынужденное почтение к потенциальным клиентам.
      Сестра Улисия обратила сердитый взгляд на Кэлен:
      — Ты знаешь, что у нас здесь есть дело, — и подняла предостерегающе палец перед ее лицом. — Даже и не думай устроить нам какую-нибудь пакость, ибо испытаешь то же самое, что было в последний раз.
      Кэлен сдержалась, выслушав это напоминание.
      — Да, сестра Улисия.
      — Надеюсь, Тови заказала нам комнату, — недовольно заявила сестра Цецилия. — Не хотелось бы услышать, что все места заняты.
      — Комната будет, — успокаивающе заверила сестра Эрминия, зная привычку Цецилии предполагать самое худшее.
      Сестра Эрминия не так стара, как сестра Цецилия, но почти так же красива, как сестра Улисия. Хотя, с точки зрения Кэлен, их облик, при знании их внутренней сущности, не имел никакого значения. На взгляд Кэлен, они были просто злобные гадюки.
      — Если нам понадобится, — добавила едва слышно сестра Улисия, не сводя глаз с двери, — комната точно будет.
      Молния заискрилась по зеленоватому небу, вспарывая облака и высвобождая оглушительные раскаты грома.
      Дверь приоткрылась. Проступило скрытое в тени лицо мужчины, оглядывающего их и продолжающего застегивать под ночной рубашкой брюки. Он слегка подвигал головой из стороны в сторону, чтобы получше рассмотреть незнакомцев. Посчитав их неопасными, он распахнул дверь и пригласил их внутрь.
      — Прошу вас, — сказал он. — Проходите все.
      — Ну, кто там? — окликнула женщина, почти спустившаяся по лестнице. В одной руке она держала лампу, а другой придерживала подол ночной рубашки, чтобы не споткнуться, шагая по ступеням.
      — Четыре женщины, забредшие к нам в дождливую полночь, — ответил мужчина, и грубоватый тон подсказывал, какого мнения он о такой клиентуре.
      Кэлен застыла на середине шага. Он сказал: «четыре женщины».
      Он увидел их всех четырех и запомнил достаточно надолго, чтобы сказать об этом. Если ей не изменяла память, ничего подобного никогда раньше не случалось. Никто, кроме ее хозяек, четырех сестер Тьмы — трое из которых были рядом, а на встречу с четвертой они и пришли, — не мог хоть на сколько-нибудь запомнить, что видел ее.
      Сестра Цецилия, шедшая за Кэлен, подтолкнула ее, возможно не уловив смысла сделанного замечания.
      — Ну, так ради бога, — сказала женщина, торопливо проходя между двух дощатых столов. В окна под порывами ветра барабанил дождь. — Позволь же им войти, Орлан, избавь их от этой ужасной погоды.
      Поток крупных дождевых капель проник вместе с ними в дверь, залив водой близлежащую часть соснового пола. У мужчины даже перекосился рот, когда он с усилием прикрывал дверь, преодолевая сопротивление порывов ветра, а затем он сунул в скобы тяжелый железный засов, запирая ее.
      Женщина, волосы которой были собраны в неплотный пучок, чуть подняла лампу, разглядывая полуночных гостей. Озадаченная, она прищурилась, в то время как ее взгляд проскользил по вымокшим насквозь посетителям, сначала в одну сторону, потом в другую. Она открыла было рот, но потом, похоже, забыла, о чем хотела спросить.
      Кэлен тысячи раз видела этот пустой, бессмысленный взгляд и поняла, что женщина запомнила лишь трех увиденных ею посетителей. Никому не удавалось запомнить Кэлен достаточно надолго, чтобы успеть сообщить об этом. Фактически она была невидимкой. Кэлен решила, что, похоже, из-за темноты и дождя этот человек, Орлан, просто ошибся, сказав жене, что у дверей четыре посетителя.
      — Проходите и обсыхайте, — сказала женщина, улыбаясь, с искренним радушием, и подхватила под руку сестру Улисию, увлекая ее в небольшой общий зал. — Добро пожаловать в трактир «Белая Лошадь».
      Две другие сестры, критически оглядев помещение, сбросили плащи и встряхнули их, прежде чем перебросить через скамью перед одним из двух столов. В глубине этого небольшого зала темнел дверной проем, сразу за лестницей. Большую часть правой стены занимал очаг, сложенный из плоских брусчатых камней. Воздух в тускло освещенном помещении был теплым и наполненным соблазнительным ароматом мяса, тушившегося в железном котелке, свисавшем с крюка, вделанного в каменную кладку топки. Под толстым слоем легкого пепла проступало зарево раскаленных углей.
      — Вы похожи на трех мокрых кошек. Должно быть, несладко вам пришлось. — Женщина повернулась к мужу и, делая жест рукой, распорядилась: — Орлан, разведи же огонь.
      Кэлен заметила молоденькую девушку, возможно, одиннадцати или двенадцати лет, тихо спустившуюся по ступеням ровно настолько, чтобы заглянуть в общий зал из-под низкого потолка. Длинная белая ночная рубашка с кружевными обшлагами спереди была украшена вышитым грубой коричневой ниткой пони, беспорядочные стежки изображали гриву и хвост. Девочка уселась на ступенях, натянув ночную рубашку поверх костлявых колен, с явным намерением наблюдать. Улыбнувшись, она продемонстрировала крупные зубы. Очевидно, в трактире «Белая Лошадь» появившиеся в полночь незнакомцы составляли целое приключение. И Кэлен горячо надеялась, что приключение это уже закончилось.
      Орлан, человек медвежьего склада, опустился на колени перед очагом и подложил в топку дрова. В его толстых коротких пальцах дубовые клинообразные полешки казались щепками для растопки.
      — Что вынудило вас, уважаемые дамы, путешествовать в такую погоду… да еще ночью? — спросил он, бросив взгляд в их сторону через плечо.
      — Мы торопились догнать нашу подругу, — сказала сестра Улисия, сопровождая слова бесцельной улыбкой, стараясь сохранить деловой тон. — Надеялись, что она встретит нас здесь. Ее имя Тови. Она должна ожидать нас.
      Мужчина опустил руку на колено, помогая себе встать.
      — Те гости, что останавливаются у нас — особенно в такие неспокойные времена, — чрезмерно осторожны. Большинство не называют своих имен. — Он поднял бровь, взглянув на сестру Улисию. — Точно так же, как и вы, леди… тоже не даете своих имен.
      — Орлан, это гости, — недовольно проворчала женщина. — Промокшие и, без сомнений, уставшие и голодные гости. — Тут она внезапно улыбнулась. — Меня здесь все зовут Эмми. Мой муж, Орлан, и я управляем «Белой Лошадью» с тех пор, как много лет назад умерли его родители. — Эмми сняла с полки три деревянные миски. — Уважаемые дамы, вы, должно быть, умираете с голода. Позвольте предложить вам немного тушеного мяса. Орлан, возьми кружки и принеси дамам горячий чай.
      Проходя мимо, Орлан поднял мясистую руку, указывая на миски, которые его жена все еще удерживала в руке.
      — Ты обсчиталась. Еще одну.
      Она хмуро взглянула на него.
      — Нет, не обсчиталась. У меня как раз три миски.
      Орлан достал с верхней полки буфета четыре кружки.
      — Верно. Как я и сказал, ты обсчиталась.
      У Кэлен сперло дыхание. Что-то происходило не так. Сестры Цецилия и Эрминия неподвижно застыли как мертвые, их округлившиеся глаза уставились на мужчину. Смысл болтовни этой супружеской пары не ускользнул от них.
      Кэлен бросила взгляд в сторону лестницы и увидела, что девочка, сидевшая на ступенях, наклонилась в их сторону, вцепившись в перила, и вглядывалась, пытаясь понять, о чем это говорят ее родители.
      Сестра Эрминия потянула за рукав сестру Улисию.
      — Улисия, — произнесла она настойчивым шепотом сквозь сжатые зубы, — он видит…
      Сестра Улисия жестом ее успокоила. Ее лоб прорезали морщины, она нахмурилась и развернулась к мужчине.
      — Ты ошибаешься, — сказала она. — Нас всего лишь трое.
      Говоря это, она тыкала Кэлен крепким дубовым прутом, с которым не расставалась, заталкивая ее как можно дальше назад, в тень, словно там та могла стать невидимой для этого человека.
      Но Кэлен не хотела оставаться тенью. Ей хотелось стоять на свету и быть видимой — по-настоящему видимой. Такое казалось немыслимой мечтой, но внезапно стало реальной возможностью. И возможность эта бросила в дрожь трех сестер Тьмы.
      Орлан нахмурился, глядя на сестру Улисию. Удерживая все четыре кружки в одной массивной руке, он другой стал указывать на каждого посетителя, стоящего в общем зале.
      — Один, два, три, — он наклонился в сторону, заглядывая за сестру Улисию, чтобы указать на Кэлен, — четыре. Так вы все хотите чая?
      Кэлен зажмурилась от удивления. Ей показалось, что сердце подкатило к горлу. Он видел ее — и запомнил то, что видел.

      — Этого не может быть, — прошептала сестра Цецилия, заламывая руки. Она склонилась к сестре Улисии, ее взгляд метался из стороны в сторону. — Это невозможно. — На ее губах проступила обычная для нее бессмысленная улыбка.
      — Что-то происходит не так… — Голос сестры Эрминии умолк, едва ее небесно-голубые глаза заметили поведение сестры Улисии.
      — Всего лишь случайная аномалия, — едва слышно проворчала сестра Улисия, бросив на них угрожающий взгляд. Ни одна из них не страдала подобострастием, и, тем не менее, обе не продемонстрировали никакого желания вступать в спор с их вспыльчивой предводительницей.
      Тремя широкими и уверенными шагами сестра Улисия приблизилась к Орлану. Она ухватила его за ворот ночной рубашки и крепко сжала пальцы. Держа в другой руке дубовый прут, она махнула им в сторону Кэлен, стоявшую позади нее, в тени, около самой двери.
      — Как она выглядит?
      — Как мокрая кошка, — грубо ответил Орлан, демонстрируя плохое расположение духа и явно не желая присутствия ее руки на его воротнике.
      Кэлен совершенно точно знала, что использовать подобный тон в разговоре с сестрой Улисией нельзя, но сестра, вместо того чтобы разразиться потоком ярости, казалось, была так же удивлена, как и Кэлен.
      — Это я знаю, но все же — как? Скажи мне, что ты видишь.
      Орлан выпрямился, выдергивая свой воротник из ее руки. Черты его лица стали сосредоточенными, пока он в слабом свете лампы оценивал облик незнакомки, которую видели лишь он и сестры.
      — Густые волосы. Зеленые глаза. Очень красивая женщина. Обсохнув, наверняка станет лучше, хотя мокрое платье подчеркивает, представляя в выгодном свете, то, что составляет ее естество. — И он заулыбался именно так, как Кэлен ненавидела больше всего на свете, хотя и была вне себя от радости, что он действительно видел ее. — Знатная фигура, — добавил он, скорее для себя, чем для сестры.
      Его неторопливая и обстоятельная оценка заставили Кэлен ощутить себя голой. И пока его взгляд скользил по ней, большой палец продолжал поглаживать уголок рта. Она даже могла слышать, как этот палец шуршит его щетиной. В этот момент одно из поленьев в очаге вспыхнуло, наполняя помещение мерцающим светом, позволившим Орлану увидеть еще больше. Его взгляд переместился выше, а затем задержался на чем-то.
      — Волосы такие длинные…
      Непристойная улыбка Орлана мгновенно испарилась. Он удивленно заморгал. Затем глаза его округлились.
      — Духи небесные, — прошептал он, тогда как лицо его стало мертвенно бледным. — Простите меня, — сказал он, припадая перед Кэлен на колено. — Я не узнал…
      Зал огласился громким треском, когда сестра Улисия нанесла ему звонкий удар прямо по макушке своим дубовым прутом, заставляя осесть на оба колена.
      — Молчи!
      — Что вы творите! — воскликнула его жена, бросаясь к нему. Она присела на корточки и опустила руку на его плечи, чтобы успокоить и поддержать, а он стонал, приложив большую руку к кровоточащей ране на склоненной голове. Рыжеватые волосы под его пальцами потемнели и стали влажными.
      — Да вы все психи! — Она прижимала голову мужа к своей груди, а на ее ночной рубашке вырастало красное пятно. Казалось, он был оглушен до бесчувствия. — Даже если ваша троица путешествует в компании духа, как вы смеете…
      — Заткнись, — почти прорычала сестра Улисия тоном, от которого Кэлен бросило в леденящую дрожь, а рот женщины резко закрылся, едва ли не со щелчком.
      Дождь продолжал барабанить в окно, а кроме того, вдалеке, по поросшим лесом холмам, рокотали медленные раскаты грома. Кэлен отчетливо слышала, как под порывами ветра поскрипывала в железных кольцах наружная вывеска. Внутри дома стояла мертвая тишина. Сестра Улисия смотрела на девочку, стоявшую теперь у самого основания лестницы, обхватив ничем не украшенный квадратный деревянный столбик для поддержки перил. Сестра сосредоточила на девочке пристальный взгляд, такой, какой бывает только у ведьмы, пребывающей в отвратительном расположении духа.
      — Скольких посетителей вашего трактира ты видишь?
      Девочка стояла, широко открыв глаза, слишком напуганная, чтобы говорить.
      — Скольких? — вновь спросила сестра Улисия, на этот раз скрежеща зубами и голосом столь грозным, что девочка поневоле еще сильнее вцепилась в столб, а ее пальцы, побелевшие от усилий, проступили со всей отчетливостью на фоне темного дерева.
      Наконец девочка смиренным тоном ответила:
      — Троих.
      Сестра Эрминия, напоминая загнанную в бутылку грозу, выступила вперед.
      — Улисия, что происходит? Не могу поверить, что такое возможно. Да это просто невозможно. Мы же создали контролирующую сеть.
      — Внешнюю, — поправила ее сестра Цецилия.
      Сестра Эрминия прищурилась, глядя на старшую из женщин.
      — Что?
      — Мы сделали лишь внешнюю контролирующую сеть. Мы не делали внутренней перспективы.
      — Ты в своем уме? — раздраженно оборвала ее сестра Эрминия. — Во-первых, в этом не было необходимости, а во-вторых, нужен воистину безумец, чтобы проводить обзорный анализ контролирующей сети из внутренней перспективы! Никто не отваживается на такое! Да и нет в этом необходимости.
      — Я говорю всего лишь…
      Сестра Улисия испепеляющим взглядом заставила их обеих замолчать. Сестра Цецилия, с мокрыми завитками волос, плотно прилипшими к голове, выглядела так, будто хотела продолжить возражения, но вместо этого решила оставаться безмолвной.
      Орлан, похоже, почти пришел в себя: он выбрался из объятий жены и начал, пошатываясь, подниматься на ноги. Кровь продолжала стекать по его лбу и по обе стороны широкого носа.
      — На твоем месте, трактирщик, — сказала сестра Улисия, вновь обращая к нему все внимание, — я бы оставалась стоять на коленях.
      Угроза в ее голосе приостановила его лишь на мгновение. Было совершенно очевидно, насколько он зол, когда ему все-таки удалось подняться во весь рост и опустить, оторвав от головы, окровавленную руку. Теперь его спина была почти прямая, грудь развернута, а кулаки сжаты. Кэлен не сомневалась, что его крутой нрав и темперамент взяли верх над осторожностью.
      Сестра Улисия показала своим прутом, что хочет, чтобы Кэлен отошла подальше. Кэлен же, игнорируя это приказание, подошла вместо этого еще ближе к сестре Улисии, в надежде изменить ход событий, пока еще не поздно.
      — Сестра Улисия, пожалуйста… Он наверняка ответит на ваши вопросы… Я уверена, он ответит. Позвольте ему сделать это.
      Три сестры с неприязнью обратили удивленные взгляды к Кэлен. Ей вообще никто не позволял вмешиваться или просить о чем-то. Подобная дерзость дорого ей обойдется, она хорошо это знала, но знала также и что, скорее всего, случится с этим человеком, если что-то не изменить, и, что ж, она была единственной, как ей казалось, кто способен попытаться изменить ход событий.
      Кроме того, для Кэлен это было единственным шансом узнать хоть что-то о себе самой. Возможностью выяснить, кем она была на самом деле, а может быть, даже и почему она способна вспомнить лишь самые недавние отрезки собственной жизни. Этот человек, без всякого сомнения, узнал ее. Он вполне мог оказаться тем самым ключиком, что откроет ее потерянное прошлое. Она решила не упускать этот шанс — даже рискуя вызвать гнев сестер Тьмы.
      И прежде чем сестры успели еще хоть что-то сказать, Кэлен обратилась к мужчине:
      — Пожалуйста, гостеприимный хозяин Орлан, послушайте хоть минуту. Мы ищем старшую нашу подругу, женщину по имени Тови. Она должна встретиться здесь с этими тремя женщинами. Мы задержались в пути, так что она должна уже быть здесь и поджидать нас. Пожалуйста, прошу вас, ответьте на вопросы относительно их подруги. Все может разрешиться очень быстро, если вы подниметесь наверх и приведете к ним Тови. Затем, подобно этой грозе за окном, мы очень скоро исчезнем из вашей жизни.
      Мужчина почтительно склонил голову, будто его просила о помощи королева. Кэлен была не просто удивлена, но совершенно озадачена проявлением такого уважения.
      — У нас нет гостьи по имени Тови, Мать…
      Помещение озарилось слепящей вспышкой — молнией, способной посоперничать с теми, что порождала бушующая стихия снаружи. Извивающаяся нить плавящего жара и света, вспыхнувшая между руками сестры Улисии, ударила Орлана поперек груди, прежде чем он смог полностью произнести слово, которое намеревался использовать в обращении. Кэлен ощутила грудью глухой удар от взрыва энергии столь чудовищной силы, словно от удара тяжелого молота. Орлана с чудовищной силой отбросило, он пронесся по залу, сокрушив по пути и стол, и обе скамьи, и со стуком врезался в стену. Смертоносное применение подобной мощи едва не разорвало его пополам. Завитки дыма поднимались от остатков его рубашки. Блестящее красное пятно запекшейся крови отметило то место, где он ударился о стену, прежде чем свалился вниз.
      После оглушающего грохота для Кэлен наступила звенящая тишина.
      Эмми, с округлившимися глазами от шока, вызванного событием, которое в одно мгновение навсегда изменило всю ее жизнь, с воплем исторгла лишь одно слово:
      — Нет!
      Кэлен зажала ладонью и рот, и нос — не столько от отвращения, сколько из желания хоть как-то ослабить запах крови и смрад обгоревшей плоти. Лампа, стоявшая до того на столе, теперь оказалась сброшена на пол и погасла, оставив большую часть зала наполненной колеблющимися тенями от языков пламени в очаге и вспышками молний, проникающими через небольшие окна.
      Не будь эта ночь и без того наполнена громом и молниями, такой грохот мог бы разбудить целый город.
      Деревянные миски высыпались из рук Эмми, разлетелись по полу и укатились, криво покачиваясь, в разные стороны. Она в ужасе закричала и бросилась к Орлану.
      Сестра Улисия недолго пребывала в замешательстве. Она с яростью перехватила Эмми, прежде чем та смогла добраться до мертвого мужа, и с силой швырнула женщину к стене.
      — Где Тови? Я хочу получить ответ, и получить немедленно!
      Кэлен увидела, что в руке у сестры дакра. Это простое оружие было похоже на нож, у которого из рукоятки вместо лезвия торчал заостренный металлический стержень. Такое оружие было у каждой из сестер. Кэлен видела, как они пользовались этим оружием, когда неожиданно натолкнулись на разведчиков Имперского Ордена. Она знала, что стоит этому оружию лишь пронзить свою жертву, неважно, насколько глубоко, то для убийства достаточно лишь мысленного усилия со стороны сестры. При использовании дакры убивала не полученная от нее рана, а скорее сама сестра, которая через дакру гасила искру жизни. Если сестра сама не выдергивала оружие, изымая его вместе с собственным намерением убить, то никакой защиты от него не существовало и шанса на спасение не было.
      Приводящая в замешательство, мерцающая вспышка молнии осветила общий зал через узкие окна, расположенные рядом с дверью, отбрасывая длинные остроконечные тени на пол и стены, в то время как две сестры вместе схватили обезумевшую от паники женщину, стараясь изо всех сил удержать ее. Едва лишь вспышка молнии угасла и на зал вновь спустилась темнота, третья из сестер стремительно метнулась к лестничному проему.
      Кэлен бросилась к девочке. Едва та кинулась к матери, Кэлен перехватила ее и, обняв рукой за талию, старалась вернуть ее назад. Глаза девочки округлились от страха. Ее разум был не в состоянии сохранять память о том, что она видела Кэлен, достаточно долго, чтобы осознавать, кто или что ее удерживает. Удерживало словно бы неизвестно что, схватившее прямо из прозрачного воздуха. И все же гораздо хуже было то, что она только что видела, как убили ее отца. Кэлен понимала, что эта девочка никогда не сможет забыть столь ужасающее зрелище.
      Сквозь равномерный барабанный бой дождя и завывание ветра Кэлен слышала звуки шагов сестры на верхнем этаже, торопящейся по коридору. Время от времени она останавливалась, задерживаясь у каждой комнаты, чтобы распахнуть дверь. Любой из гостей (будь они здесь), кто, разбуженный шумом и криком, отважился бы выйти из своей комнаты в темный коридор, оказался бы лицом к лицу с охваченной яростью одной из сестер Тьмы. А продолжавшие спать за своими дверями тем не менее тоже с нею встретились бы.
      Эмми вскрикивала от боли. И Кэлен знала, из-за чего.
      — Где она? — кричала сестра Улисия. — Где Тови?
      Эмми издавала пронзительные крики, умоляя не причинять вреда ее дочери.
      Кэлен понимала, что это серьезная тактическая ошибка: выдавать врагу, чего ты больше всего боишься.
      Однако она полагала, в данном случае подобная информация бесполезна: было не только вполне очевидно, что мать будет бояться, но и не вызывало сомнений, что сестрам и не требовался такой рычаг. Вид матери в состоянии крайнего ужаса вызывал еще больший страх в ребенке. Она вырывалась изо всех сил. Но, несмотря на неистовость ее попыток, хрупкая девочка не могла сравниться силами с Кэлен.
      Поэтому, крепко удерживая, Кэлен потащила ее назад, через дверной проем, мимо лестницы, в темневшую за ней комнату. При вспышках молний, проникавших сюда через дальнее окно, Кэлен поняла, что это кухня и одновременно кладовая для припасов.
      Девочка кричала в диком страхе, и то же самое делала ее мать.
      — Все в порядке, — прошептала Кэлен ей на ухо, продолжая крепко держать ее, пытаясь успокоить. — Я буду защищать тебя, и все будет хорошо.
      Кэлен знала, что это ложь, но сердце не позволяло ей сказать правду.
      Слабое маленькое существо продолжало рваться из рук Кэлен. Должно быть, девочке казалось, будто ее удерживает какой-то дух или призрак, вцепившийся в нее прямо из преисподней. Даже если она и видела Кэлен, то забывала о ней прежде, чем разум успевал трансформировать зрительное ощущение в опознание. Из-за этого же утешительные слова Кэлен испарятся из детского сознания прежде, чем получат шанс быть осмысленными. Любой человек уже через мгновение после того, как видел Кэлен, забывал о ее существовании.
      За исключением Орлана. Который теперь мертв.
      Кэлен крепко обнимала перепуганную девочку, не вполне уверенная, делает это ради себя или же ради девочки. Но в данную минуту все, что она была способна сделать, — это удерживать девочку как можно дальше от ужаса, выпавшего на долю ее родителей. Девочка же, в свою очередь, извивалась в ее руках, пытаясь вырваться, с таким отчаянием, словно ее удерживал какой-то монстр, собирающийся совершить кровавое убийство. Кэлен очень сожалела, что сама же добавляла ей страха, но отпустить ее в тот зал — будет еще хуже.
      Молния сверкнула снова, заставив Кэлен бросить взгляд в окно. Окно было достаточно большим, чтобы она могла пролезть через него. Снаружи было темно, и к домам тесно примыкал густой лес. У Кэлен были крепкие ноги, и она была сильной и быстрой. Она поняла, что если решится, то может через несколько мгновений выбраться через окно и оказаться прямо в лесной чаще.
      Но она уже пыталась сбежать от сестер. И знала, что ни ночь, ни лес не укроют ее от женщин, обладавших такими ужасными способностями. Кэлен, опустившуюся среди темной кухни на колени, крепко обняв руками девочку, пробрала дрожь. Даже всего лишь размышления о попытке побега оказалось достаточно, чтобы лоб ее покрылся каплями пота от страха, что само намерение заставит сработать ее ограничитель. Голова кружилась от воспоминаний о прошлых попытках, от воспоминаний о боли. Она не сможет вынести это еще раз… не сможет, когда за этим нет никакой цели. Сбежать от сестер Тьмы невозможно.
      Подняв глаза, она увидела темную тень спускавшейся по ступеням сестры.
      — Улисия, — окликнула женщина. Это был голос сестры Цецилии. — Все комнаты наверху пусты. Там нет никаких гостей.
      Сестра Улисия в общем зале изрыгала мрачные проклятия.
      Тень сестры Цецилии свернула с лестницы и перегородила дверной проем, подобно самой смерти, обратившей испепеляющий пристальный взгляд на живое. Позади этой тени завывала и всхлипывала Эмми. В тоске, боли и ужасе, охваченная замешательством, она была не в состоянии ответить ни на один вопрос, что выкрикивала сестра Улисия.
      — Так ты хочешь, чтобы твоя мать умерла? — спросила прямо с порога сестра Цецилия своим убийственно спокойным голосом.
      Она была не менее жестока или опасна, чем сестра Эрминия или сестра Улисия, но, в отличие от них, она использовала такую вот манеру говорить тихо и спокойно, что, в любом случае, производило менее ужасающее впечатление, чем безумные крики сестры Улисии. Откровенные угрозы сестры Эрминии были простыми и искренними, но произносились с чуть большим раздражением. Сестра Тови являла образец болезненного веселья в своем подходе к ведению дел и даже пыткам. Кэлен давным-давно усвоила, что стоило любой из сестер чего-то захотеть, отказ в этом мог приносить лишь новые невообразимые страдания, и в конечном счете они всегда добивались того, чего хотели.
      — Так ты хочешь этого? — повторила сестра Цецилия спокойно и настойчиво.
      — Ответь ей, — прошептала Кэлен на ухо девочке. — Пожалуйста, отвечай на ее вопросы. Пожалуйста, прошу тебя.
      — Нет, — справилась с ответом девочка.
      — Тогда скажи нам, где Тови.
      В зале позади сестры Цецилии мать девочки задыхалась в ужасных хрипах, а затем все стихло. Кэлен даже различила глухой удар, когда женщина свалилась на деревянный пол. Дом погрузился в тишину.
      В тусклом мерцающем свете, проникающем через дверной проем, из-за спины сестры Цецилии выскользнули и выступили еще две тени. Кэлен поняла, что Эмми уже не ответит ни на какие вопросы.
      Сестра Цецилия вступила в комнату и приблизилась к девочке, которую крепко держала в руках Кэлен.
      — Все комнаты пусты. Почему в вашем трактире нет гостей?
      — Никто не заходит, — сумела выдавить из себя девочка, вздрогнув при этом. — Людей отпугивают слухи о захватчиках из Древнего мира.
      Кэлен знала, что это наверняка так. Покинув Народный Дворец Д’Хары и спешно направившись в маленькой лодке по реке к югу, проплывая большей частью по глухой местности, они все же не раз наталкивались на отдельные отряды войск императора Джеганя или миновали прибрежные поселки, где эти скоты уже побывали. Слухи об их зверствах разносились подобно зловонию.
      — Где Тови? — спросила сестра Цецилия.
      Держа девочку так, чтобы сестры не могли достать ее, Кэлен пристально и вызывающе взглянула на них.
      — Это всего лишь ребенок! Оставьте ее!
      Приступ боли резко обрушился на нее. Кэлен показалось, что каждую ниточку ее организма, каждый мускул с ожесточением рвет на части. Какое-то мгновение она не могла понять, где находится и что происходит с ней. Комната закружилась. Кэлен спиной сильно ударилась о буфет. Дверцы его распахнулись, и котелки, сковороды и прочая утварь низверглись вниз, подпрыгивая и громыхая по деревянному полу. Тарелки и стаканы разлетались вдребезги.
      Кэлен со стуком хлопнулась об пол, лицом вниз. Острые осколки глубоко врезались ей в ладони, когда она тщетно пыталась смягчить падение. Почувствовав, как внутри рта что-то острое коснулось ее языка, она осознала, что это тонкий, похожий на лучину, осколок стекла, проткнувший щеку. Она сжала челюсти и переломила стекло зубами, чтобы оно не располосовало ей язык. С большим трудом ей удалось выплюнуть окровавленный осколок.
      Она лежала, растянувшись на полу, оглушенная, сбитая с толку, неспособная привести свои чувства в порядок. Лишь бессмысленные звуки вырывались из ее рта, когда она безуспешно пробовала сдвинуться. Затем Кэлен обнаружила, что, издавая эти звуки, не способна вдохнуть. Каждая частица воздуха, что покидала ее легкие, становилась большой потерей. Мышцы женщины напряглись, пытаясь втянуть воздух в легкие. Но боль, пронзившая внутренности, парализовала ее.
      Кэлен задыхалась, почти обезумев, но наконец-таки смогла сделать столь необходимый вдох. Она еще раз выплюнула кровь и оставшиеся осколки стекла. И только теперь начала ощущать приступы резкой боли от обломка, все еще торчавшего из ее щеки. Кэлен не могла заставить руки пошевелиться, не могла оторвать себя от пола и еще с меньшим успехом была способна потянуться, чтобы вытащить этот кусок стекла.
      Она постаралась поднять взгляд — и смогла разглядеть темные фигуры сестер, тесно сомкнувшиеся вокруг девочки. Они подняли ее на ноги и теперь подталкивали спиной к тяжелой и массивной колоде для рубки мяса, стоявшей посреди кухни. Две сестры держали девочку за руки, а сестра Улисия присела перед ней на корточки, ловя ее испуганный взгляд.
      — Ты знаешь, кто такая Тови?
      — Старуха! — выкрикнула девочка. — Старуха!
      — Да, старуха. А что еще ты о ней знаешь?
      Девочка глотала воздух, почти не способная вымолвить ни слова.
      — Большая. Большая была. Старая и большая. Слишком большая, чтобы быть доброй.
      Сестра Улисия наклонилась к ней еще ближе, сжимая тонкое горло ребенка.
      — Где она? Почему ее нет здесь? Когда она покинула это место? И почему?
      — Ушла, ее нет, — выкрикнула девочка.
      — Почему? Когда она была здесь? И когда ушла? Почему покинула это место?
      — Несколько дней назад. Она была здесь. Жила здесь какое-то время. Но она покинула нас несколько дней назад.
      Сестра Улисия с криком ярости подняла девочку и швырнула ее к стене. Прилагая все силы, Кэлен поднялась на колени, опираясь на руки. Девочка свалилась на пол. Не обращая внимания на свою слабость, Кэлен медленно поползла по полу, по битому стеклу и обломкам керамики и наконец закрыла собой тело девочки. Та, не в состоянии понять, что произошло, снова закричала.
      К ним со всех сторон приближались шаги. Кэлен заметила лежавший на полу неподалеку нож для мяса, похожий на топорик. Девочка кричала и вырывалась, но Кэлен держала ее, прижимая к полу и стараясь таким образом защитить.
      Тени женщин стали еще ближе, а пальцы Кэлен сомкнулись вокруг деревянной рукоятки тяжелого ножа. Теперь она не думала, а действовала почти инстинктивно: вот угроза, вот оружие… И словно бы наблюдала со стороны, как это делает кто-то другой.
      Но при этом у нее появилось в некотором роде и внутреннее удовлетворение от присутствия в руке оружия. Ее пальцы крепко сжались вокруг гладкой, пропитанной кровью рукоятки. Оружие — это жизнь. На стальной поверхности отблескивали вспышки молний.
      Когда женщины оказались достаточно близко, Кэлен внезапно вскинула руку для удара. Но прежде, чем смогла закончить движение, ощутила выворачивающий внутренности толчок, будто ее протаранили толстым концом бревна. И мощь этого толчка швырнула ее через всю кухню.
      Тяжелый удар о стену оглушил Кэлен. Казалось, комната осталась где-то далеко-далеко, в самом конце темного туннеля. Боль затопила ее. Она пыталась поднять голову, но не смогла. Затем ее поглотила темнота.
      Открыв спустя какое-то время глаза, Кэлен увидела девочку, съежившуюся перед сестрами, возвышавшимися над ней со всех сторон.
      — Не знаю, — говорила девочка. — Я не знаю, почему она ушла. Она говорила, что собирается в Касску.
      В комнате возникла звенящая тишина.
      — В Касску? — наконец спросила сестра Эрминия.
      — Да, именно это она и сказала. Она хотела добраться до Касски.
      — С ней было что-нибудь?
      — С ней? — девочка жалобно хныкала, всхлипывая и вздрагивая. — Не понимаю. В каком смысле «с ней»?
      — У нее! — закричала сестра Улисия. — Что у нее было? У нее должны быть при себе вещи… короб, кожаная сумка. Или другие вещи. Видела ли ты что-нибудь из того, что у нее было?
      Девочка не решалась ничего сказать, и сестра Улисия отпустила ей звонкую пощечину, достаточно крепкую, чтобы щелкнули зубы.
      — Так ты видела хоть что-то, что было у нее?
      По щеке девочки тянулась кровавая нить из носа.
      — Однажды, когда она ужинала, я понесла в ее комнату чистые полотенца. И тогда я кое-что видела в ее комнате. Нечто странное.
      Сестра Цецилия наклонилась ниже.
      — Странное? Какого рода?
      — Это было… это похоже… на шкатулку. Женщина держала ее завернутой в белое платье, но оно было из гладкого шелка и частично соскользнуло. Это было похоже на шкатулку… Только она вся была черной. Но не черной как краска. Она была черной как сама ночь. Такой черной, что казалось, будто вокруг становится темнее.
      Три сестры выпрямились и теперь стояли молча.
      Кэлен же знала совершенно точно, о чем говорит девочка. Ведь Кэлен сама отправилась и забрала все эти три шкатулки из Сада Жизни в Народном Дворце… фактически из дворца лорда Рала.
      Когда она вынесла первую, сестра Улисия очень рассердилась на Кэлен за то, что та не принесла все три сразу, но их размер оказался больше, чем ожидалось, и в ее сумке не оказалось достаточно места, чтобы спрятать там все три, так что первый раз Кэлен вынесла только одну. Сестра Улисия завернула эту ужасную вещь в белое платье Кэлен и передала сверток Тови, приказав ей поторопиться и отправиться туда, где они все встретятся позже. Сестра Улисия не желала быть пойманной во дворце с одной из трех шкатулок и точно так же не хотела, чтобы сестра Тови дожидалась, пока Кэлен вернется в Сад Жизни за двумя другими шкатулками.
      — А почему Тови отправилась в Касску? — спросила сестра Улисия.
      — Не знаю, — сквозь плач ответила девочка. — Я не знаю, клянусь, что не знаю этого. Знаю только то, что слышала, когда она говорила с моими родителями о том, что ей необходимо отправиться в Касску. И она ушла несколько дней тому назад.
      Продолжая лежать на полу в наступившей тишине, Кэлен изо всех сил пыталась дышать. Каждый вдох вызывал мучительные приступы колющей боли в ребрах. Она знала, что это лишь предвестье настоящей боли. Когда сестры Тьмы покончат с девочкой, то займутся Кэлен.
      — Может, нам немного отдохнуть здесь, не под дождем? — предложила наконец сестра Эрминия. — А с утра пораньше отправимся в путь.
      Сестра Улисия, не выпуская дакру из прижатой к бедру руки, мерила шагами пространство между колодой для рубки мяса и девочкой, видимо раздумывая. Осколки посуды потрескивали под ее ногами.
      — Нет, — сказала она, повернувшись наконец к остальным. — Здесь что-то не так.
      — Ты имеешь в виду действие заклинания? И говоришь так из-за этого человека?
      Сестра Улисия отвергающе махнула рукой.
      — Всего лишь случайное отклонение, не больше. Нет, что-то не так в отношении всего остального. Почему вдруг Тови ушла? Она имела совершенно точные указания дожидаться нас здесь. И она была здесь… но затем ушла. Здесь не было других постояльцев, в этом районе не хозяйничают войска Имперского Ордена, и она знала, что мы на пути сюда, но тем не менее она уходит. Бессмыслица.
      — И при чем здесь Касска? — спросила сестра Цецилия. — Почему она отправилась в Касску?
      Сестра Улисия вновь повернулась к девочке.
      — Кто-нибудь навещал Тови, пока она была здесь? Приходил повидать ее?
      — Я уже сказала вам, что никто. Никто не приходил сюда, пока эта старуха жила у нас. Здесь не было других посетителей или постояльцев. Она была здесь одна. Это очень глухое место. Люди подолгу здесь не остаются.
      Сестра Улисия вновь принялась мерить шагами комнату.
      — Мне это не нравится. Что-то здесь не так, но никак не могу понять, что.
      — Я согласна, — заметила сестра Цецилия. — Тови не могла уйти просто так.
      — И все-таки она ушла. Почему? — Сестра Улисия остановилась перед девочкой. — Может быть, она сказала что-нибудь еще или оставила сообщение… возможно, записку?
      Девочка, хлюпая носом, покачала головой.
      — У нас нет выбора, — пробормотала сестра Улисия. — Придется отправляться вслед за Тови в Касску.
      Сестра Эрминия указала в сторону входной двери.
      — Ночью? Под дождем? Не кажется ли тебе, что лучше дождаться утра?
      Сестра Улисия, глубоко задумавшись, взглянула на тело женщины.
      — А что если еще кто-то придет? Нам не нужно никаких осложнений, если мы хотим скорее закончить наше дело. Нам и на самом деле не нужно, чтобы Джегань или его отряды почуяли запах нашего присутствия. Нужно скорее встретиться с Тови и получить эту шкатулку. Мы все прекрасно знаем, что поставлено на карту. — Она будто оценила глубину мрачного выражения на лицах обеих женщин, прежде чем продолжить. — И чего нам действительно не нужно, так это любых свидетелей, которые могут сообщить о том, что мы были здесь и чего искали.
      Кэлен прекрасно поняла, к чему клонит сестра Улисия.
      — Пожалуйста, — с трудом выговорила она, пытаясь привстать, оттолкнувшись от пола трясущимися руками, — пожалуйста, не трогайте ее. Она всего лишь маленькая девочка. Она не знает ничего, что может оказаться важным для кого-то.
      — Она знает, что Тови была здесь. И она знает, что было у Тови. — Лицо сестры Улисии наморщилось от недовольства. — Она знает, что мы были здесь и искали ее.
      Кэлен изо всех сил старалась говорить увереннее.
      — Для вас она ничто. Вы волшебницы; а она всего лишь ребенок. Она не способна причинить вам вред.
      Сестра Улисия неторопливо заглянула в глаза Кэлен. И, даже не повернувшись в сторону стоявшей позади нее девочки, внезапно с силой ударила дакрой ей в грудь.
      Девочка от удара потеряла дыхание.
      По-прежнему пристально глядя на Кэлен, сестра Улисия улыбнулась содеянному, как могло бы улыбаться только само зло. Кэлен подумала, что это, возможно, почти как заглянуть в глаза Владетеля мертвых в его логове, в темных глубинах вечности преисподней.
      Сестра Улисия выгнула брови.
      — Я не намерена оставлять за спиной нерешенные проблемы.
      Широко открытые глаза девочки словно бы вспыхнули внутренним светом. Она начала слабеть и тяжело свалилась на пол. Ее руки раскинулись под невероятными углами. Безжизненный взгляд застыл, обращенный к Кэлен, словно осуждая за то, что та не сдержала своего слова.
      Собственное обещание — «я буду защищать тебя» — продолжало звенеть в голове Кэлен.
      Она закричала в беспомощной ярости, замолотила кулаками об пол. А затем вскрикнула от неожиданной боли, когда ее снова швырнуло на стену. Но вместо того, чтобы свалиться затем на пол, она так и оставалась висеть, удерживаемая неимоверной силой. Силой, имя которой, как она знала, было магия.
      Она снова не могла дышать: одна из сестер использовала силу своих чар, чтобы сжать горло Кэлен. Она напрягалась изо всех сил, вцепившись пальцами в железное кольцо на своей шее, пытаясь втянуть воздух.
      Сестра Улисия подошла и приблизила свое лицо к лицу Кэлен.
      — Сегодня тебе повезло, — сказала она злобно. — У нас нет времени, чтобы заставить тебя пожалеть о своем непослушании прямо сейчас. Но не думай, что из-за этого тебе удастся избежать последующих наказаний.
      — Нет, сестра, — с трудом удалось вымолвить Кэлен. Она знала, что не ответить будет еще хуже.
      — Полагаю, ты действительно слишком глупа, чтобы уразуметь, насколько ничтожна и бессильна перед лицом тех, кто выше тебя. Возможно, этот еще один урок окажется достаточно грубым и внятным, чтобы ты оказалась в состоянии его понять.
      — Да, сестра.
      И хотя она совершенно точно знала, что именно они заставят ее перенести, чтобы выучить этот урок, Кэлен все равно в следующий раз поступит так же. Она жалела только о неудаче в попытке защитить девочку, о том, что не смогла исполнить свое обещание. В тот день, когда Кэлен забрала те три шкатулки из дворца Лорда Рала, она оставила на их месте самую дорогую для себя вещь — небольшую статуэтку горделиво стоявшей женщины со сжатыми в кулаки руками, с выгнутой спиной и запрокинутой головой, будто смеявшейся в лицо тем силам, которые хотели покорить ее, но так и не смогли.
      В тот день, во дворце Лорда Рала, Кэлен смогла обрести силу. Стоя в его саду и глядя назад, на гордую статуэтку, которую она вынуждена там оставить, Кэлен поклялась, что вернет себе свою жизнь. Вернуть себе жизнь означало стараться предотвратить смерть, даже если это касалось маленькой неизвестной ей девочки.
      — Идемте же, — почти прорычала сестра Улисия, направляясь к двери и явно предполагая, что все остальные последуют за ней.
      Сапоги Кэлен с глухим стуком опустились на пол, когда сила, прижимавшая ее к стене, отпустила ее. Она упала на колени, поглаживая окровавленными руками горло, чтобы облегчить дыхание. При этом ее пальцам мешало ненавистное кольцо на шее, с помощью которого сестры управляли ею.
      — Пошевеливайся, — приказала сестра Цецилия таким тоном, что Кэлен поспешно вскочила на ноги.
      Она бросила взгляд через плечо и увидела мертвые глаза бедной девочки, пристально смотревшие на нее, наблюдая, как она уходит.

      Ричард внезапно поднялся. Ножки тяжелого деревянного стула, на котором он сидел, заскрежетали, проехавшись по грубому каменному полу. Кончики его пальцев все еще касались края стола, на котором перед серебряным светильником услужливо лежала открытая книга.
      С воздухом явно было что-то не так.
      Насторожившее его не было связано с запахом, с температурой или с влажностью, хотя ночь была жаркая и душная. Нет, дело было в самом воздухе. В нем ощущалось что-то неправильное.
      Ричард не мог даже представить, почему столь неожиданная мысль могла прийти ему в голову. Ни тени предположения, что именно могло послужить причиной столь странного убеждения. В его маленьком читальном зале окон не было, так что он не знал, что сейчас снаружи — было ли там, ясно, ветрено или начиналась гроза. Он знал только, что сейчас глубокая ночь.
      Кара, сидевшая неподалеку от него и так же занимавшаяся чтением, тоже поднялась с обитого коричневой кожей мягкого стула. Она внимательно ждала, но ничего не говорила.
      Ричард попросил ее просмотреть несколько найденных им исторических фолиантов. Все, что удастся найти относительно тех древних времен, когда была написана книга «Огненная Цепь», может оказаться полезным. Она не возражала против подобной задачи. Кара вообще очень редко возражала против чего-либо, при условии что это не мешало ей обеспечивать его защиту. А поскольку при этом она могла оставаться с ним в одной комнате, то и не возражала против чтения тех книг, которые он предлагал. Еще одна девушка из морд-ситов, по имени Бердина, тоже могла читать на древнед’харианском и в прошлом бывала очень полезна в чтении записей на этом древнем языке, который нередко встречается в старых книгах, но Бердина сейчас далеко, в Народном Дворце. Поэтому бесчленное множество книг, написанных на их родном языке, предстояло просмотреть Каре.
      Она наблюдала за Ричардом, в то время как он вглядывался в забранные панелями стены комнаты, и его пристальный взгляд методично перемещался по произведениям искусства, расположенным на полках: лакированным ларцам, инкрустированным серебряными узорами, маленьким резным фигуркам танцоров, гладким камням, лежащим в отделанных бархатом коробочках, и декоративным стеклянным вазам.
      — Лорд Рал, — наконец спросила она, — что-то не так?
      Ричард оглянулся через плечо.
      — Да. Что-то не так с воздухом.
      Он осознал уже после, заметив напряженное беспокойство на ее лице, что, должно быть, его суждение по поводу воздуха прозвучало абсурдно.
      Однако, по мнению Кары, неважно, сколь абсурдно это прозвучало, потому что реально имела значение лишь его мысль о некоторой тревоге, а тревога эта означала потенциальную угрозу. Ее кожаная одежда слегка скрипнула, когда она ухватила свой эйджил и крепко зажала его в руке. С оружием наготове оглядела маленькую комнату, внимательно исследуя даже тени, будто из-за деревянной обшивки могли внезапно напасть призраки. Выражение ее лица было напряженным.
      — Думаешь, это зверь?
      Ричард эту возможность во внимание не принимал. Зверь, которого по приказу Джеганя захваченные в плен сестры Тьмы околдовали и отправили охотиться на Ричарда, представлял потенциальную угрозу. В прошлом уже было несколько случаев, когда он появлялся словно бы из воздуха.
      При всем желании Ричард не мог сказать точно, что именно показалось ему несоответствующим. Но хотя он и не мог указать источник своих ощущений, источник этот казался ему чем-то знакомым, чем-то таким, что следовало бы помнить, чем-то таким, что ему следовало знать и, несомненно, распознать. Но он так и не понял, было ли это ощущение реальностью или всего лишь игрой воображения.
      Ричард покачал головой.
      — Нет… Не думаю, что это зверь. Его я точно узнал бы.
      — Лорд Рал, вы провели большую часть ночи за чтением. Возможно, всего лишь переутомление.
      Бывало, что он, лишь начав дремать, вдруг просыпался — с затуманенным рассудком, потеряв ориентацию, — от внезапного падения в порочные объятия ночных кошмаров, которых, проснувшись, никогда не помнил. Но теперешнее впечатление оказалось иным; оно не было рождено общим притуплением, вызванным наплывом сонливости. Напротив, несмотря на все утомление и усталость, его не клонило в сон; он был слишком озабочен, чтобы заснуть.
      Только лишь вчера ему наконец-то удалось убедить остальных, что Кэлен — реальность, что она существовала и не плод его фантазий или галлюцинация, вызванная увечьем. Теперь они убедились, что Кэлен — не результат его больного воображения. Сейчас, когда он наконец получил некоторую помощь, ощущение крайней необходимости отыскать ее подталкивало его вперед и не давало спать. Он не мог позволить себе тратить время на какой-то там отдых — во всяком случае, теперь, когда уже получил несколько фрагментов головоломки.
      Возле Народного Дворца, допрашивая Тови прямо перед ее смертью, Никки выяснила ужасные подробности о том, как эти четыре женщины — сестры Улисия, Цецилия, Эрминия и Тови — запустили Огненную Цепь. Когда они высвободили силы, на протяжении тысячелетий тайно скрывавшиеся в древних книгах, каждый, сохранявший хоть какую-то память о Кэлен, мгновенно забыл ее — за исключением Ричарда. Каким-то образом его меч защитил его разум. Но, сохраняя память о Кэлен, в попытках отыскать ее он утратил свой меч.
      Теория запуска Огненной Цепи возникла у волшебников в очень древние времена. Они искали способ пробираться среди врагов, оставаясь невидимыми, не привлекающими к себе внимания, моментально забываемыми. Они придумали метод изменения памяти людей с помощью магии Ущерба. Теоретически предполагалось, что действие этого метода таково, что разобщенные части воспоминаний отдельной личности самопроизвольно перестраиваются и соединяются друг с другом, но в совокупности теперь представляют ложную память, созданную с целью заполнить пробелы, появившиеся в момент, когда объект этой магии оказывается «стерт» из памяти.
      Волшебники, разработавшие теорию этого процесса, пришли в итоге к убеждению, что порождение подобных явлений способно вызвать целый каскад непредсказуемых и неконтролируемых эффектов. Они сделали вывод о том, что, подобно блуждающему огню, эта магия будет продолжать выжигать косвенные связи и у других людей, чья память изначально не нуждалась в изменении. И в конце концов они осознали, что при таких непредсказуемых, стремительных и пагубных последствиях Огненная Цепь способна преобразить все царство жизни, и потому не осмелились даже проверить свои предположения.
      Но эти самые четыре сестры Тьмы осмелились — проверить на Кэлен. Их не беспокоило, что при этом все царство жизни может погибнуть. Фактически в этом и была их конечная цель.
      У Ричарда не было времени на сон. Теперь, когда он окончательно убедил Никки, Зедда, Кару, Натана и Энн, что он не сумасшедший и что Кэлен существует на самом деле, даже если больше не присутствует в их памяти, они дали слово помогать ему. Он же крайне нуждался в помощи. Ему необходимо отыскать Кэлен. В ней — вся его жизнь. Она полностью занимала его мыслями. Для него она была всем. Ее необыкновенный ум пленил его с первой минуты, как они встретились. Воспоминания о зеленых глазах, улыбке, прикосновениях постоянно преследовали его. Каждое пробуждение оказывалось настоящим кошмаром, подстегивающим настоятельную необходимость что-нибудь сделать.
      В то время как никто больше не мог вспомнить Кэлен, Ричард же, казалось, ни о чем другом не мог и думать. Ему частенько казалось, что только он ее единственная связь с этим миром и если он перестанет помнить о ней, прекратит думать о ней, то она в конце концов действительно перестанет существовать.
      Но при этом он осознал и то, что для того чтобы довести это дело до конца, чтобы найти когда-либо Кэлен, следует время от времени отвлекать мысли от нее и обращать их к своим делам.
      Он повернулся в сторону Кары.
      — Ты не чувствуешь ничего странного?
      Она выгнула бровь.
      — Ведь мы в Цитадели Волшебника, Лорд Рал… кто не ощутил бы здесь некоторую странность? От этого места у меня мурашки по коже.
      — То есть сейчас не хуже, чем обычно?
      Она тяжело вздохнула и провела рукой по длинной светлой косе, переброшенной вперед через плечо.
      — Нет.
      Ричард схватил фонарь.
      — Идем.
      Он покинул маленькую комнату и заторопился по длинному коридору, выложенному толстыми коврами так, будто у кого-то оказалось их слишком много, а коридор был единственным местом, которое удалось найти, чтобы там их разместить. Ковры имели в основном классические узоры и были сотканы в мягких приглушенных тонах, но на некоторых, выглядывавших снизу, попадались ярко-желтые и оранжевые цвета.
      Ковры заглушали звуки его сапог, когда он следовал мимо располагавшихся с обеих сторон двойных дверей, ведущих в темные комнаты. Длинноногая Кара без труда успевала за ним. Ричард знал, что многие из этих комнат — библиотеки, в то время как некоторые другие были весьма искусно украшены и, казалось, не служили никакой иной цели, кроме как вести вас в другие комнаты. А те, в свою очередь, вели вас в следующие, среди которых попадались и комнаты без всякой отделки, а некоторые содержали изящные украшения, и все это образовывало загадочный и сложный лабиринт, составлявший Цитадель Волшебника.
      На развилке Ричард свернул направо и пошел по коридору, стены которого были расписаны спиральными узорами, потускневшими за многие века до теплых золотисто-коричневых тонов. Когда они дошли до лестничного марша, Ричард обхватил согнутой рукой белый полированный мрамор колонны винтовой лестницы, а затем по ступеням направился вниз. Глянув вверх, он мог видеть, как лестница уходит высоко в темноту, извиваясь в квадратном шахтном стволе, уводя к далеким верхним уровням Цитадели.
      — Куда мы направляемся? — спросила Кара.
      Ричард оказался слегка смущен этим вопросом.
      — Не знаю.
      Кара метнула в его сторону мрачный взгляд.
      — Ты решил прогуляться по месту с бесчисленным множеством комнат, по постройке, огромной, как гора, и частично встроенной в гору, пока что-то не привлечет твое внимание?
      — В воздухе что-то неладное. И я всего лишь следую за своим чутьем.
      — Ты следуешь за воздухом, — заметила Кара спокойным насмешливым тоном. Подозрение вспыхнуло у нее с новой силой. — Уж не пользуешься ли ты магией?
      — Кара, ты, как и все остальные, прекрасно знаешь, что я не представляю, как использовать мой дар. Я не способен обратиться к магии по своему желанию.
      И желания этого вовсе не было.
      Если он воспользуется своим дару, тот зверь почти моментально сможет найти его. Кара, всегда готовая его защитить, беспокоилась, что он может сделать что-то по легкомыслию, привлекая тем самым зверя, натравленного на него по приказу императора Джеганя.
      Ричард вернулся к проблеме, которая его занимала, и пытался понять, что именно показалось ему странным в окружающем воздухе. Он сосредоточил мысли на точном анализе своих ощущений. Ему казалось, что он ощущает в воздухе нечто, что бывает во время грозы, именно такое же резкое, зловещее качество.
      Спустившись на несколько пролетов белой мраморной лестницы, они вышли в коридор, сложенный из каменных блоков. Проследовали этим коридором прямо, оставили позади несколько развилок и остановились, когда Ричард увидел идущую вниз мрачную каменную винтовую лестницу с железными поручнями. Он начал спускаться, Кара двинулась за ним. Внизу они миновали короткий проход со сводчатым потолком, обшитым дубовыми досками, прежде чем вошли в комнату, которая была общим холлом для нескольких залов. Эта круглая комната оказалась богато убранной: колонны серого гранита по окружности комнаты поддерживали позолоченные притолоки, расположенные над каждым ведущим в темноту проходом.
      Ричард вытянул перед собой фонарь и, щурясь, пытался заглянуть в эти темные галереи. Он не узнал эту круглую комнату, но зато осознал, что они находятся в той части Цитадели, что была каким-то образом иной, особой… иной в том смысле, который заставил его понять, что имела в виду Кара, когда говорила о месте, вызывающем мурашки на коже. Один из коридоров, непохожий на другие, вел с заметным уклоном в какие-то расположенные глубже помещения Цитадели. Ричард задался вопросом, почему здесь просто уклон, а не еще одна из бесчисленного множества лестниц.
      — Сюда, — сказал он Каре и повел ее вниз, в темноту.
      Казалось, этот уклон был бесконечным. Однако в итоге они вышли в грандиозный зал, который, хотя и будучи не более дюжины футов в ширину, имел почти семидесятифутовую высоту. Ричард чувствовал себя подобно муравью на дне длинной и узкой щели глубоко под землей. С левой стороны поднималась стена из натурального камня, часть самой горы, тогда как стена справа была сформирована из плотно подогнанных громадных каменных блоков. Они миновали целый ряд комнат со стороны этих блоков, продолжая идти вперед по этой, казавшейся нескончаемой, расщелине в горном массиве. Относительно слабый свет лампы не позволял разглядеть впереди хоть какой-то намек на противоположный конец этого помещения.
      Внезапно Ричард осознал, что, собственно, говорили его чувства. Воздух ощущался так, как бывало временами рядом с определенными людьми, обладавшими исключительно сильным даром. Он припомнил, что таким вот образом воздух словно бы потрескивал вокруг его бывших учителей, сестер Цецилии, Эрминии, Мериссы и, особенно, Никки. Он вспомнил моменты, когда казалось, что воздух около Никки вот-вот воспламенится — до того мощной была та необычная энергия, что концентрировалась возле нее. Но подобное ощущение всегда бывало лишь в непосредственной близости от этого человека; оно никогда не было столь сильным.
      Еще до того, как увидеть свет, пробивающийся далеко впереди из одной из бесчисленных боковых комнат, Ричард осознал, что его ощущения сгустились. Он почти ожидал увидеть, как воздух по всему этому залу-коридору начнет искриться.
      Огромные обитые желтой медью двери были открыты и вели в помещение, оказавшееся тускло освещенной библиотекой. Он сразу понял, что это то самое место, которое он ищет.
      Пройдя через эти двери, украшенные тщательно выгравированными на них символами, Ричард застыл на середине шага и уставился с немым удивлением.
      Мерцающий свет от бьющих молний проникал внутрь через дюжину скругленных сверху окон и освещал ряды полок, расположенных по стенам этой напоминавшей пещеру комнаты. Окна, располагавшиеся двумя ярусами, занимали почти всю дальнюю стену. Полированные колонны из красного мрамора, поднимавшиеся между окнами на оба яруса, поддерживали тяжелые бархатные шторы темно-зеленого оттенка. Края штор обрамляла золотистая бахрома, а шнурки с кисточками их удерживали, открывая обзор. Окна были собраны из квадратных кусков, очень толстых в ущерб прозрачности, так что казалось, словно стекло помутнело при разливке. Когда вспыхивала молния, создавалось впечатление, что мерцает само стекло. Расставленные по комнате светильники с рассеивателями обеспечивали общее теплое мягкое освещение и отражались от полированной поверхности столов между лежавшими на них повсюду открытыми книгами.
      Полки содержали не совсем то, чего следовало ожидать. На некоторых из них действительно были книги. Но на других полках были беспорядочно навалены самые разные предметы… Там было все что угодно — от аккуратно сложенной сверкающей ткани до металлических спиралей, от флаконов зеленого стекла и каких-то сложных предметов, собранных из деревянных стержней, до множества пергаментных свитков, древних костей и длинных изогнутых клыков, прежнего обладателя которых Ричард так и не опознал и даже предположить не брался.
      Когда очередной раз вспыхнула молния, миллионы теней от решетчатой структуры окон разбежались по всем уголкам комнаты, по столам, стульям, колоннам, книжным шкафам и ящикам, создавая впечатление, будто все окружающее раскалывалось на части.
      — Зедд… что ты такое делаешь?
      — Лорд Рал, — заметила Кара негромким голосом из-за его плеча, — мне кажется, ваш дед, должно быть, спятил.
      Зедд повернулся, чтобы бросить короткий пристальный взгляд на стоявших в дверном проеме Ричарда и Кару. При свете ламп волнистые седые волосы старика казались приподнятыми, слегка взъерошенными и выглядели бледной оранжевой тенью, но становились белыми как снег всякий раз, когда вспыхивала молния.
      — Мы сейчас немного заняты, мой мальчик.
      В самом центре комнаты над одним из массивных столов парила Никки. Ричард прищурился, пытаясь удостовериться, действительно ли видит именно то, что, похоже, видит. Ноги Никки находились совершенно отчетливо на ширину ладони над поверхностью стола. Она застыла без движения, абсолютно неподвижно, прямо посреди воздуха.
      Каким бы невероятным и потрясающим ни было это видение, это оказалось не самое худшее. На крышке стола был начерчен магический знак, известный как Благодать. И, похоже, он был нанесен кровью.
      Подобно самой Никки, линии, образующие эту фигуру, тоже висели в воздухе. Ричарду не раз доводилось видеть, как люди, обладающие даром, рисовали подобные магические фигуры, так что он вполне уверенно ее опознал, но еще ни разу он не видел ничего подобного такому вот парящему в воздухе сплетению.
      Гармонично образуя единое целое, вся композиция, составленная из линий яркого зеленого света, висела в воздухе, как трехмерная фигура магического заклинания.
      И в центре этой замысловатой геометрической структуры парила, неподвижная как статуя, Никки. Казалось, ее утонченные черты застыли в камне. Одна рука ее была отведена далеко в сторону. Пальцы другой руки, прижатой к боку, растопырены. Ее ноги располагались не на одном уровне, будто она не стояла, а свободно покачивалась, словно замерев посреди прыжка. Волосы были чуть приподняты, как будто взметнулись вверх как раз в тот момент, когда девушка должна была приземлиться, — и тут же была обращена в камень.
      Она явно не выглядела живой.

      Ричард, ошеломленный, замер, будто прикованный к месту, глядя на Никки, подвешенную в воздухе над массивным библиотечным столом, опутанную со всех сторон поблескивающей сеткой из светящихся зеленых геометрических фигур. Все в ней было неподвижно. Казалось, она даже не дышит. Голубые глаза не мигая смотрели куда-то вдаль, будто пристально созерцали одной только ей видимый мир. А столь знакомые утонченные черты выглядели идеально прорисованными в зеленоватом оттенке, испускаемом светящимися линиями.
      Ричард решил, что она выглядит скорее мертвой, чем живой; так выглядит покойник в гробу, перед тем как отправиться к вечному покою.
      Это было невозможно красивое и в то же время глубоко тревожное зрелище. Она казалась не чем иным, как безжизненной статуей, созданной из плоти и света. Спутанные пряди светлых волос, собранные в скрученные, мягко выгнутые дуги и завитки, и даже отдельные их нити застыли совершенно неподвижно посреди воздуха. Ричард по-прежнему все еще ожидал, что она сейчас окончательно и неожиданно упадет на стол.
      Осознав, что продолжает сдерживать дыхание, он наконец позволил себе выдохнуть.
      По-видимому, в тон с дикой энергией молний, сверкавших за окнами, воздух в комнате отчетливо потрескивал, пропитанный силой, которая даже для нетренированного глаза Ричарда казалась необычайной магией. Это было то самое удивительное свойство воздуха, которое привлекло его внимание еще там, в маленьком читальном зале.
      Ричард не имел ни малейшего представления и не мог даже вообразить, что происходит и что является целью такого использования магии. Он был одновременно очарован этим зрелищем и приведен в замешательство тем, что очень мало знал о подобных вещах. Однако самое главное, что для него подобное зрелище было загадочно пугающим.
      Выросший в Вестландии, где никакой магии не было и в помине, он время от времени задавался вопросом, чего же такого был лишен, — особенно в такие моменты, как этот, когда ощущал себя беспомощным невеждой. Но в других случаях, подобных исчезновению Кэлен, он начинал ненавидеть магию и не желал иметь с ней никаких дел.
      Посвященные в учение Имперского Ордена нашли бы циничное удовлетворение в столь отстраненных отношениях с магией со стороны Лорда Рала.
      Несмотря на то, что он вырос, не имея представления о магии, тем не менее Ричард уже многое узнал о ней. Например, то, что Благодать, начертанная на столе под Никки, — это мощнейший элемент, используемый теми, у кого есть дар. Он также знал, что, начертанный кровью, этот знак являет собой нечто, что делалось крайне редко и только в самых угрожающих обстоятельствах.
      Разглядывая блестящие линии крови, образующие саму форму Благодати, Ричард заметил нечто, что заставило волосы у него на затылке встать дыбом. Одна из ног Никки зависла над самым центром изображенной на столе структуры Благодати — над той самой частью, что символизировала Создателя Света, откуда исходила не только жизнь, но и лучи, изображающие дар, проходящий через жизнь, через оболочку и затем в вечность преисподней. Однако другая нога Никки застыла в нескольких дюймах над столом за пределами внешнего круга рисунка — над той частью, что представляла преисподнюю.
      Никки парила в воздухе, подвешенная между миром живых и миром мертвых. Ричард понял, что вряд ли так получилось случайно.
      Он направил взгляд чуть далее, за потрясающий воображение облик парящей в воздухе Никки, и там, в сгустившихся позади нее тенях, увидел освещаемых время от времени вспышками молнии Натана и Энн, напоминавших то исчезающих, то внезапно появляющихся призраков. Они тоже с серьезным видом наблюдали за Никки, находившейся в центре светящейся магической структуры.
      Зедд, опустив одну руку на костлявое бедро и поглаживая тонким пальцем другой руки гладкий подбородок, медленно обходил вокруг стола, внимательно наблюдая за непрерывно растущим и усложняющимся узором из светящихся зеленых линий.
      Снаружи, сквозь высокие окна, продолжали пробиваться резкие вспышки молний, однако раскаты грома заглушались толстой каменной стеной Цитадели.
      Ричард поднял взгляд, вглядываясь в лицо Никки.
      — С ней… все… в порядке?
      Зедд оглядел его, будто уже забыв, что Ричард давно вошел в эту комнату.
      — Что?
      — С ней все в порядке?
      Густые брови Зедда сдвинулись.
      — Как бы это узнать?
      Ричард вскинул вверх обе руки и с шумом опустил их, выражая свое беспокойство.
      — Ну, какого черта, Зедд, разве не ты отправил ее туда?
      — Не совсем так, — пробормотал Зедд, потирая ладони и продолжая перемещаться вокруг стола.
      Ричард подошел ближе к столу, над которым парила Никки.
      — Что происходит? С Никки все в порядке? Она в опасности?
      Наконец Зедд оглянулся и вздохнул.
      — Мы ничего не знаем наверняка, мой мальчик.
      Из тени к столу в зеленоватый свет вышел Натан. Было хорошо заметно, как встревожены темно-синие глаза высокого предсказателя. Он пожал плечами вместо утешения, и его длинные белые волосы при этом коснулись плеч.
      — Мы думаем, что с ней все в порядке, Ричард.
      — Ничего плохого с ней случиться не должно, — заверила его Энн, присоединяясь к Натану.
      Широкоплечий пророк возвышался над ней. В простом шерстяном платье, с седеющими волосами, собранными в свободный пучок, она рядом с Натаном выглядела невзрачной. И Ричард подумал, что почти любой выглядит весьма невзрачным рядом с Натаном.
      Ричард протянул руку, указывая на сетку из геометрических линий, заключавшей внутри себя Никки.
      — Так что это за штука?
      — Контролирующая сеть, — сказал его дед.
      Ричард нахмурился.
      — Контролирующая? Контролирующая что?
      — Огненную Цепь, — мрачным голосом сообщил Зедд. — Мы пытаемся разобраться, как действует Огненная Цепь во время ее запуска, с тем чтобы суметь найти способ обратить ее.
      Ричард почесал висок.
      — О-о.
      Происходящее вызывало у него все большее и большее беспокойство. Ему отчаянно хотелось отыскать Кэлен, однако он был глубоко обеспокоен и тем, что могло случиться с Никки при подобной попытке разгадать те таинственные силы, что сотворили древние волшебники. Как Первый волшебник, Зедд обладал способностями и талантами, к достижению которых Ричард не способен даже приступить, и все же волшебники древних времен значительно превосходили Зедда по таланту. При тех знаниях, которыми обладали Зедд, Натан, Энн и Никки, при всем их могуществе, они силились разобраться в выходящем за пределы их собственного опыта. В выходящем за пределы их возможностей, в том, чего опасались даже те, древние волшебники. Однако разве был у них выбор?
      Помимо того, что он лично беспокоился за Никки, Ричард понимал, что она необходима ему для поисков Кэлен. Хотя другие могли быть более могущественными или более знающими в некоторых определенных областях, по сравнению с Никки, общая совокупность качеств ставила ее на совершенно иной уровень. Вероятно, она была самой могущественной волшебницей, когда-либо появлявшейся на свет. То, что другие совершали с огромными усилиями, Никки могла сделать без затруднений. Самой ценной, с точки зрения Ричарда, была одна из малозаметных, но все же удивительных способностей Никки: кроме Кэлен, он не знал никого, кто еще способен так настойчиво концентрироваться на цели, как это делала Никки. Кара бывала просто решительной и твердой, защищая его, но Никки способна быть невероятно упорной и настойчивой в достижении любой цели, какую бы ни ставила перед собой. Когда-то давно, когда они были врагами, безрассудная решимость делала ее не только жестоко эффективной, но и по-настоящему опасной.
      Ричард был рад, что их отношения изменились. С тех пор как начались поиски Кэлен, Никки стала его ближайшим и самым надежным другом. Хотя она и понимала, что его сердце принадлежит Кэлен и ничто изменить этого не может.
      Он, как гребнем, провел пальцами по волосам.
      — Ну, а почему же именно она наверху, внутри этой штуки?
      — Она единственная из нас, кто способен использовать магию Ущерба, — дала короткое пояснение Энн. — «Запал» Огненной Цепи требует наличия элементов Ущерба для запуска процесса, а затем и для функционирования. Мы и пытаемся понять весь цикл действия Огненной Цепи… включая компоненты Приращения и Ущерба.
      Ричард мог допустить, что в этом есть некоторый смысл, но это никак не повлияло на его отношение к этому эксперименту.
      — И Никки согласилась на это?
      Натан откашлялся.
      — Это была ее идея.
      Наверняка так и было. Ричарду временами казалось, что эта женщина охвачена жаждой смерти.
      В подобных ситуациях ему всегда хотелось узнать побольше о таком вот. Сейчас он вновь сознавал, что не понимает происходящего. Он указал вверх, на совокупность всего, плававшего над столом.
      — Мне никогда не приходило в голову, что в контролирующей сети можно использовать человека. Я хочу сказать, что никогда не слышал, чтобы подобные сети выстраивались вокруг кого-то.
      — Точно, такого и мы не знали, — сказал Натан своим глубоким, внушительным голосом.
      Под пристальным взглядом пророка Ричард почувствовал себя неуютно, так что поскорее повернулся к Зедду.
      — Чего вы этим хотите добиться?
      Зедд пожал плечами.
      — Все мы сейчас впервые пытаемся провести обзорный анализ контролирующей сети из внутренней перспективы. Чтобы сделать подобное, требуется магия Ущерба, именно поэтому контролирующую сеть не анализировали подобным образом, возможно, уже тысячи лет.
      — Как же вы тогда узнали, как это делается?
      — То, что никто из нас никогда не делал ничего подобного, — сказала Энн, — не означает, что мы не изучали многочисленных описаний подобных процессов.
      Зедд указал в сторону другого стола.
      — Мы изучали найденную тобой книгу… «Огненная Цепь». Это самая сложная и трудная для понимания книга из всех, с какими прежде имел дело любой из нас, так что нам хотелось разобраться во всем, что в ней изложено. И хотя раньше мы никогда не занимались внутренней перспективой, это оказалось близким к тому, что мы умеем. Если тебе известно, как создать стандартную контролирующую сеть и у тебя имеются все необходимые элементы дара, то вполне можно производить обзорный анализ прямо из внутренней перспективы. Вот что Никки и делает… Вот почему она должна быть той единственной, кто осуществляет это.
      — Но если существует стандартный способ, зачем требуется вот такой метод?
      Зедд поднял руку, указывая на линии, окружавшие Никки.
      — Считается, что внутренняя перспектива дает более детальное представление о подобной магической структуре, позволяет опуститься в ее анализе на более низкий, элементный уровень — в отличие от внешнего наблюдения за стандартным контролирующим процессом. Поскольку, как утверждается, этот способ дает возможность увидеть больше, чем при стандартном подходе, а Никки обладает нужными способностями, чтобы инициировать его, мы решили, что предпочтительнее будет сделать это вот таким образом.
      Ричарду даже стало легче дышать.
      — Итак, использование Никки вот таким образом — всего лишь абстрактный анализ? И ничего больше?
      Зедд отвел взгляд, избегая глаз Ричарда, продолжая тем временем разглаживать морщины на лбу.
      — Это всего лишь контролирующий процесс, Ричард, а не запуск подлинного явления, так что в некотором смысле это не имеет отношения к реальности. То, что реальная магия осуществляет мгновенно, эта, в данном случае неактивная, магическая заготовка растягивает в довольно долгий контролирующий процесс, с тем чтобы сделать возможным всесторонний анализ, хотя и не без некоторого риска. То, что ты видишь вокруг Никки, само по себе не является жизнеспособной магией.
      Зедд откашлялся.
      — Хотя будь запущена реальная магия, находись здесь вместо Никки Кэлен — и все было бы в высшей степени реальным.
      Руки Ричарда покрылись мурашками. Во рту у него пересохло так, что он едва смог говорить. Он даже ощущал удары своего сердца, заставляющие пульсировать вены на шее. Ему хотелось, чтобы это не было правдой.
      — Но ты сказал, что Никки нужна лишь чтобы «запустить» эту сеть. Ты сказал, что это возможно лишь потому, что она способна работать с магией Ущерба. Кэлен была не в состоянии сделать это для сестер — и не стала бы участвовать ни в каком эксперименте.
      Зедд покачал головой.
      — Сестры выстроили вокруг Кэлен самое настоящее волшебство. Они обладали даром магии Ущерба и не нуждались в сотрудничестве Кэлен. Никки же нужна нам для наблюдения изнутри с воздействием на обе стороны процесса — и Ущерба, и Приращения, — чтобы мы могли попытаться определить, как это функционирует. Эти два процесса не являются аналогами.
      — Ну, а как…
      — Ричард, — сказал дед, мягко прерывая его, — как я уже заметил, мы сейчас несколько заняты. Не самое неподходящее время для дискуссий на эту тему. Нам необходимо изучить процесс, чтобы попытаться понять принцип действия этой магии. Ты позволишь нам продолжить работу?
      Ричард сунул руки в задние карманы.
      — Безусловно.
      Он оглянулся на Кару. У нее был вид, который посторонние обычно воспринимают как «отсутствующий», но что до Ричарда, хорошо знающего ее, этот вид говорил о многом и, похоже, отражал его собственные подозрения. Он вновь повернулся к своему деду:
      — У вас что… в некотором роде неприятности?
      Зедд бросил в сторону остальных косой взгляд и лишь хмыкнул, затем вернулся к изучению геометрических форм вокруг парящей перед ним женщины.
      Ричард прекрасно понял, понаблюдав за искаженными чертами своего деда, что тот был либо очень подавлен, либо очень обеспокоен. С точки зрения Ричарда, и то и другое не предвещало ничего хорошего. Беспокойство за Никки вспыхнуло с новой силой.
      В то время как остальные стояли на безопасном расстоянии, рассматривая женщину и окружавшие ее геометрические формы со всех сторон, продолжая хмуриться, пытаясь разобраться в том, каким образом светящаяся контролирующая сеть продолжает выстраивать в пространстве новые линии, Ричард подошел ближе. Он медленно шел вокруг стола, наконец-то действительно изучая — в первый раз отнесясь к этому сознательно — линии, исчертившие воздух вокруг Никки.
      Подойдя ближе и начав двигаться вокруг стола, он сразу же осознал, что эти линии фактически формируют в пространстве цилиндр, как будто плоский рисунок из них свернут в трубу, внутри которой находится Никки. А это означало, что вся картинка была, по сути, просто-напросто двумерной, даже если и обернута вокруг «центра» и замкнута так, что образует цилиндрическую поверхность. Ричард мысленно сделал плоской эту цилиндрическую форму, наподобие того, как разворачивают пергаментный свиток, чтобы мысленно же увидеть, как именно вычерчиваются эти линии. Проделав подобное, он начал понимать, что в этом хитросплетении есть что-то странно знакомое.
      Чем больше Ричард изучал взаиморасположение линий, тем сильнее оно притягивало его внимание, не позволяя оторвать глаз, словно тащило его внутрь — затягивая в форму, состоящую из линий, углов и дуг. Казалось, здесь присутствует нечто, что он давно уже должен был распознать, но это почему-то никак не удавалось.
      Казалось бы, ему следовало считать эту магическую заготовку, окружившую со всех сторон Никки, чем-то ужасным, подобием формы обобщенного зла, но в нем не было подобного ощущения. Магическая заготовка просто существует; но она не обладает качествами, относящими ее к добру или злу.
      Те, кто «набросили» такую вот сеть на Кэлен, являли собой реальное зло. Четыре сестры Тьмы использовали магию для своих зловещих целей. Они воспользовались этой магией в качестве части своего плана по похищению шкатулок Одена, чтобы выпустить Владетеля из преисподней — напуская тем самым смерть на все живое. Все это — в обмен на лживые обещания бессмертия.
      Пристально вглядываясь в линии, Ричард пытался понять скрывающуюся в них гармонию, рисунок в целом, общее построение линий. А задумавшись над этим, получил и некоторое представление о характере всего этого сплетения.
      Он начал видеть некую логику в развернутом перед ним замысле.
      Затем Ричард указал на одно место, рядом с вытянутой правой рукой Никки, чуть пониже ее локтя.
      — Вот это место, здесь что-то не так, какая-то ошибка, — сказал он, хмуро оглядывая сплетенную из светящихся линий завесу.
      Зедд замер.
      — Ошибка?
      Ричард не думал, что произнес это вслух, по крайней мере, это было сказано не так громко, чтобы услышали остальные.
      — Да, именно. Что-то здесь не так.

      Ричард вновь вернулся к изучению линий, запрокидывая и наклоняя голову, чтобы лучше проследить за ними, когда они проходили через сложные сплетения. Все линии начинались возле талии Никки. Он начал улавливать значение их маршрутов и все глубже проникал в общий смысл построения.
      — Мне кажется, здесь не хватает опорной структуры. — Он указал пальцем влево. — Нет ли у тебя впечатления, что вот это должно начинаться вот здесь, сзади? Выглядит так, будто вот здесь должна быть линия, проходящая вверх вот таким образом, а затем назад, к этой точке, что рядом с локтем Никки.
      Все его внимание сосредоточилось на общей гармонии линий, и Ричард почти не обращал внимания на все остальное в комнате.
      — Не могу поверить, что ты мог в этом разобраться, — решительно заявила Энн.
      Его этот скептицизм не смутил.
      — Когда кто-то показал тебе круг, а в нем имеется небольшой прямой участок — ты сразу определяешь, что круг сделан с ошибкой, не так ли? Точно так же можно понять, какая конструкция предполагалась, и догадаться, что подобного плоского места здесь не должно быть.
      — Ричард, здесь не просто какой-то круг. Ты вряд ли понимаешь, что, собственно, видишь перед собой. — Она тут же прервалась, едва лишь в ее голосе прорезались назидательные нотки, взяла себя в руки и, перед тем как продолжить, сделала глубокий вдох. — Я просто хочу подчеркнуть, что в том, что ты здесь видишь, содержится масса самых разных сложностей, о которых ты не имеешь представления. Мы втроем еще только приступили к разгадке самого механизма, скрывающегося за этой магической заготовкой, а ведь у нас в отношении подобных изысканий весьма обширная подготовка. И, несмотря на нашу подготовку и знания, мы пока что не преуспели в понимании метода, лежащего в основе функционирования этой модели. Ты же явно во всем этом построении не разобрался.
      Даже не повернувшись в ее сторону, Ричард махнул рукой, отбрасывая это мнение.
      — Не имеет значения. Эта форма, по сути, является символом.
      Натан вскинул голову.
      — Чем является?
      — Символом, — пробормотал Ричард, продолжая изучать сплетения линий и пытаясь определить, что в этой архитектуре главное.
      — Да ну? — с жаром произнес дед, отвлекая Ричарда от этого занятия.
      — Я понимаю специфический язык символов, — произнес он с отсутствующим видом, отыскав наконец первичную линию-нить и прослеживая ее вдоль подъема, спусков и скручиваний, все более приближаясь к пониманию ее предназначения. — Я уже говорил тебе это.
      — Когда?
      — Давно. Мы тогда были с людьми Племени Тины. — Ричард погружался в глубину общего замысла, пытаясь постичь влияние всей совокупности мелких линий. — С нами была Кэлен. И Энн тоже.
      — Боюсь, мы этого не помним, — признался Зедд, увидев, что Энн в полном расстройстве лишь покачала головой. И с сожалением вздохнул. — Из-за совершенного этими сестрами большая часть памяти, связанной с Кэлен, для нас остается потерянной.
      Ричард уже практически не слышал его. Он еще более восторженно ткнул пальцем в сторону проплешины в череде линий чуть пониже локтя Никки.
      — Говорю же тебе, вот здесь не хватает линии. Я уверен в этом.
      Ричард повернулся к деду. И тогда заметил, что все окружающие уставились на него.
      — Вот тут вот, — сказал он, очередной раз указывая, — от конца вот этой ведущей вверх дуги и вот до этого треугольного пересечения, должна быть линия.
      Зедд нахмурился.
      — Линия?
      — Да. — Ричард не понимал, почему они этого все еще не замечают. Для него этот факт был так же заметен, как отсутствие ноты в простой мелодии. — Линии не хватает. И очень важной линии.
      — Важной? — повторила Энн слегка раздраженно.
      Ричард, все более возбуждаясь, вытер ладонью рот.
      — Очень.
      Зедд вздохнул.
      — Ричард, о чем ты говоришь?
      — Не может такого быть, чтобы ты научился разбираться в подобном, — усмехнулась Энн, на какое-то время теряя терпение.
      — Взгляните, — сказал Ричард, вновь обращаясь к ним, — вот это на самом деле символ, общая идея.
      Зедд почесал затылок, бросив короткий взгляд в окно, когда молния вспыхнула особенно яростно и настолько близко, что высвобожденный ею раскат грома ощущался так, будто мог расшатать каменные стены Цитадели. Затем вновь обратился к Ричарду.
      — И эта общая идея… она знакома тебе, Ричард?
      — Да. Это нечто вроде перевода с другого языка. Впрочем, подобное вы и пытаетесь сделать, строя такую вот контролирующую сеть. Эта форма отображает идею точно таким же образом, как математическое уравнение выражает связь между физическими символами — например, уравнение, выражающее соотношение длины окружности с диаметром. Визуальные символы можно воспринимать как некий язык, примерно так же, как и математику можно считать неким особым языком. И обе эти разновидности языка способны дать определенное представление о природе вещей.
      Зедд методично поглаживал волосы на затылке.
      — Ты считаешь символы одной из разновидностей языка?
      — В некотором смысле. Например, возьмем это знак, Благодать, начерченный на столе под Никки. Совершенно типичный символ. Внешний круг представляет начало преисподней, тогда как внутренний круг представляет пределы мира живого. Разделяющий их квадрат представляет завесу между этими мирами. В центре восьмиконечная звезда, представляющая Свет Творца. Восемь линий, исходящих из концов этой звезды в пространство, за границы внешнего круга, представляют дар, привнесенный из Мироздания через весь мир жизни, через завесу и далее, в мир смерти. Все вместе это образует символ; и когда смотришь на него, то видишь целиком всю идею. И можно сказать, что тебе вполне понятен ее язык.
      Если же в процессе построения магии кто-то, у кого есть дар, начертил Благодать не вполне точно — то есть неправильно выразился на соответствующем языке, — тогда символ будет работать неправильно и даже может стать источником неприятностей. Скажем, если ты увидел Благодать с девятиконечной звездой или без одного из кругов, разве не понял бы, что символ изображен неверно? Например, если квадрат, представляющий завесу, начерчен неправильно, то при определенных обстоятельствах это может даже, теоретически, пробить завесу и позволить двум мирам в определенном месте слиться.
      Итак, это символ. И понятно, какую идею он представляет. Тебе известно, как он должен выглядеть. Если он начерчен неправильно, ты в состоянии распознать ошибку.
      Вспышки молний на какое-то время затихли, комната погрузилась лишь в слабый свет ламп. Далекий гром зловеще доносился снизу, из долины.
      Зедд, продолжавший стоять неподвижно, куда с большей сосредоточенностью изучал Ричарда, чем контролирующую сеть.
      — Я никогда раньше не смотрел на это подобным образом, Ричард, но признаю, что в твоем подходе может быть определенный смысл.
      Натан выгнул бровь:
      — Наверняка есть.
      Энн лишь вздохнула:
      — Возможно.
      Ричард, отвернувшись от их угрюмых лиц, сосредоточился на светящихся линиях.
      — Вот, прямо в этом месте, — сказал он, указывая рукой, — ошибка.
      Зедд вытянул шею, чтобы внимательнее вглядеться в линии.
      — Давай для дальнейшего обсуждения допустим, что ты прав. И что, на твой взгляд, это означает?
      Сердце Ричарда тяжело стучало, пока он обходил вокруг стола, торопливо прослеживая, как линии развиваются дальше. Он даже воспользовался пальцем, держа его, очень осторожно, возле светящегося зеленого луча, чтобы отследить его прохождение через сплетения рисунка.
      И нашел то, чего ожидал.
      — Вот. Взгляни сюда, на эту только что образовавшуюся структуру, возникшую вокруг вот этих, более ранних, первоначальных линий. Взгляни на хаотическую природу вот этой новой группы линий; они меняются, они — переменные, тогда как в этом символе все линии должно быть константами.
      — Переменные?.. — растерянно пробормотал Зедд, как будто, следуя за рассуждениями Ричарда, запутался окончательно.
      — Да, — сказал Ричард. — Это явно не часть символа, а биологическая форма. То есть совершенно иная структура.
      Натан, вздохнув, провел руками назад по седым волосам, будто вытирая их, но промолчал.
      Лицо Энн покрывал густой румянец.
      — Это магическая заготовка! Неактивная! Она не может иметь ничего биологического!
      — В этом-то и проблема, — сказал Ричард, стараясь отвечать на смысл ее возражений, а не на общее раздражение. — Не должно быть таких вот переменных «примесей» там, где, предположительно, следует использовать константы. Это словно бы в математическом уравнении любой член мог произвольно менять свое значение. Подобное сделало бы математическое уравнение неверным, неработающим. Алгебраические символы могут быть переменными — но только когда они имеют специально оговоренные границы этих изменений. Но числа при этом постоянны. То же касается и структур: символы должны формироваться из неактивных констант… Можно сказать, как простое сложение или вычитание. Внутренняя переменная лишает символ постоянства формы.
      — Я не ухватил нить, — признался Зедд.
      Ричард указал на стол.
      — Вы начертили Благодать кровью. Благодать — это константа. Кровь же имеет биологическую природу. Почему вы поступили именно так?
      — Чтобы все это действовало, — поспешно заявила Энн, — нужно было инициировать внутреннюю перспективу контролирующей сети. Вот так оно и делается. Таков метод.
      Ричард поднял палец.
      — Точно. Вы умышленно ввели управляемую биологическую переменную — кровь — в систему, являющую собой константу… То есть в Благодать. Хотя и помнили о том, что она остается за пределами самой магической заготовки; это всего лишь ускоряющее средство, катализатор. И, думаю, внутри Благодати должна быть такая переменная, которая позволяла бы магии, что вы инициировали, «следовать своим курсом», без воздействия со стороны константы, то есть Благодати. Понимаешь? Это дает контролирующей сети не только силу, вызываемую Благодатью, но и свободу, приобретенную через биологическую переменную, с той целью, чтобы она могла осуществить свой рост в соответствии с потребностями, проявить свою истинную природу и цель.
      Кара, в ответ на брошенный в ее сторону взгляд Зедда, сказала:
      — Нечего смотреть на меня. Всякий раз, когда он принимается за подобное, я только киваю и улыбаюсь, дожидаясь, когда начнутся неприятности.
      Зедд сделал обиженное лицо. Пристроив одну руку у бедра, он сделал несколько шагов в сторону, прежде чем оглянулся назад.
      — Ни разу за свою долгую жизнь я не слышал такого объяснения действия контролирующей сети. Весьма оригинальный взгляд на ее природу. Самое неприятное заключается в том, что, при таком извращенном подходе, оно действительно имеет смысл. Я не говорю, что считаю тебя правым, Ричард, но это, без сомнения, весьма тревожное рассуждение.
      — Если ты прав, — сказал Натан, — это должно означать, что все эти годы мы были детьми, игравшими с огнем.
      — То есть, конечно, если оно действительно так, — едва слышно добавила Энн. — На мой взгляд, чрезмерно остроумно.
      Ричард обратил взгляд к женщине, застывшей в пространстве, к женщине, не способной в эту минуту сказать ни слова от своего имени.
      — Чью кровь вы использовали, чтобы начертить Благодать? — спросил он остальных, стоявших позади него.
      — Кровь Никки, — сказал Натан. — Она сама предложила это. Она сказала, что это самый подходящий метод и единственный способ заставить сеть работать.
      Ричард повернулся к ним.
      — Никки? Вы использовали кровь Никки?
      Зедд кивнул.
      — Именно так.
      — Вы создали переменную… с помощью ее крови… и отправили ее внутрь этой структуры?
      — Кроме указаний Никки о том, что именно так следовало сделать, — сказала Энн, — мы провели массу исследований и тщательно убедились, чтобы обрести уверенность, что это правильный метод инициации внутренней перспективы.
      — Уверен, что вы правы… при обычных обстоятельствах. Поскольку вы все знатоки надлежащих методов осуществления подобных изысканий, то данная ситуация может означать лишь то, что имеющееся искажение слишком отличается от любой обычной проблемы, появление которой можно было бы ожидать в данном контролирующем процессе. — Ричард провел пальцами по волосам. — Это должно быть чем-то… Не знаю. Чем-то невообразимым.
      Зедд пожал плечами.
      — Ричард, ты действительно полагаешь, что присутствие Никки там, в случае, когда она сама была источником крови для усиления сети, может создать проблемы?
      Ричард, шагая по комнате, пощипывал нижнюю губу.
      — Вообще-то, нет, если бы начальная магическая заготовка, которую вы использовали, была «чистой». Но вот эта таковой не является. Она «загрязнена» другой биологической переменной. Думаю, использование такого источника контролирующей переменной — то есть Никки, — позволяет «загрязнению» вырасти до любого масштаба.
      — То есть? — спросил Натан.
      Ричард, продолжая ходить, сделал жест рукой.
      — То есть это примерно как подлить масла в огонь.
      — Похоже, воображение у тебя разыгралось, — заметила Энн.
      — Собственно, чем может биологическая переменная повредить контролирующей сети? — спросил Натан.
      Ричард повернулся назад и начал вновь разглядывать линии, как они обходят дугой то место, через которое должны были бы пройти, оставляя в сети пустое пространство.
      — Не знаю, — наконец признался он.
      Зедд подошел ближе.
      — Ричард, твои идеи оригинальны, и они, безусловно, стимулируют работу мысли, за что тебе большое спасибо. И вполне возможно, что они могут оказаться полезной догадкой и таким образом помочь понять гораздо больше, чем нам удается. Но не все в твоих рассуждениях верно. А кое-что просто ошибочно.
      Ричард оглянулся через плечо.
      — В самом деле? Как, например, что?
      Зедд пожал плечами.
      — Ну, прежде всего, биологические формы тоже могут быть символами. Разве дубовый лист — это не биологическая форма? И разве ты не в состоянии распознать ее? И разве змея не относится к символическим понятиям? Разве реально существующий объект, как нечто целое, скажем, дерево или человек, не может быть использован символически?
      Ричард прищурился.
      — Ты прав. Я никогда не думал об этом с такой позиции, но ты прав.
      Он вновь повернулся к магической заготовке, новыми глазами разглядывая область биологического «загрязнения». Внимательно изучил сбивающее с толку скопление линий, пытаясь найти в нем некий смысл, разгадать его структуру. Хотя он и прилагал все усилия, это оказалось бесполезным. Структуру определить не удалось.
      Но почему нет? Если искажения этой формы биологические по происхождению, как ему это было известно, то тогда, по мнению Зедда, некая исходная модель должна была проявиться внутри этого изображения. Но ее нет. В сплетениях не было ничего, кроме бестолково запутанных линий.
      Но затем он осознал, что, похоже, все-таки распознал небольшой участок в этой путанице. Один участок выглядел как… нечто текучее, жидкое. Но это не несло никакого смысла, потому что он заметил и другую часть этой путаницы, которая выглядела почти полной противоположностью. Другой фрагмент выглядел более похожим на символическое представление огня.
      Но ведь здесь может присутствовать более одного элемента? Дерево можно представить символом в виде листа дуба, или в виде желудя, или в виде целого дерева. Но сам объект только один. И при этом магическую заготовку «загрязняли» бы три символа.
      Три объекта…
      Он наконец заметил их, после чего смог распознать и каждый в отдельности.
      Вода. Огонь. Воздух.
      Они все были здесь, устраивая путаницу, смешиваясь друг с другом.
      — О духи, — только и прошептал Ричард. Глаза его округлились.
      Он выпрямился. Мурашки покрыли его руки.
      — Уберите ее оттуда.
      — Ричард, — сказал Натан, — она прекрасно…
      — Уберите ее оттуда! Уберите немедленно!
      — Ричард… — начала было Энн.
      — Говорю вам… Эта магическая заготовка имеет изъян!
      — Ну, так ведь это то самое, что мы и пытаемся сейчас исследовать, разве не так? — сказала Энн с подчеркнутым терпением.
      — Вы не понимаете. — Ричард указал в сторону цилиндра из мягко светящихся линий. — Это не тот вид изъяна, который следовало бы искать. Этот изъян убьет ее. Магическая заготовка утратила свою инертность. Она перестала быть неактивной. Эта структура видоизменяется. Оно становится жизнеспособным, то есть начинает практически осуществляться.
      — Практически осуществляться? — Лицо Зедда исказило скептическое выражение. — В любом случае, как тебе удалось…
      — Вы должны убрать ее оттуда! Уберите немедленно, прямо сейчас!

      Не имея возможности двигаться и говорить, Никки воспринимала все, что было сказано, хотя голоса звучали глухо, отдаленно, растянуто, будто приходили из какого-то далекого мира, из-за какой-то зеленоватой завесы.
      Ей хотелось крикнуть: «Слушайте его!». Но, по-прежнему крепко удерживаемая внутри магической заготовки, она не смогла.
      Больше, чем чего-либо, ей хотелось вырваться из ужасного переплетения сокрушительных сил, приковывающих ее к месту.
      До этого она не понимала истинного значения внутренней перспективы — как и никто из них. Никто из них не мог даже предположить о том, каково это в реальности. Только после инициирования процесса она открыла для себя, что подобная перспектива — не просто способ более детально наблюдать контролирующую сеть изнутри, как они думали поначалу, но скорее средство для субъекта, производящего анализ, ощутить процесс внутри самого себя. Но время уже оказалось упущено, и она не могла сообщить остальным, что на самом деле это означает, что она постигнет магическую заготовку путем «запуска» ее внутри себя. Та часть, что окружала ее снаружи, была лишь аурой той магической силы, что пробуждалась внутри нее.
      Сначала это было откровением, на грани провидения. Однако почти сразу, едва они инициировали процесс, что-то пошло не так. То, что только что было прекрасной формой изумительного зрительного восприятия, выродилось в жесточайшие муки. Каждая новая линия, прорезавшая пространство вокруг Никки, имела соответствующее внутреннее проявление, ощущавшееся так, будто эта линия глубоко ранила ее душу.
      В самом начале она обнаружила, что частью механизма, посредством которого магия распознавалась по мере того, как она «распускалась», было удовольствие. Точно тем же образом, как удовольствие способно поддерживать благодетельные, «надлежащие» стороны жизни, оно проявляло и замысловатую природу магической заготовки во всем ее великолепии. Это ощущалось примерно как наблюдение за чрезвычайно красивым восходом, или дегустация восхитительных деликатесов, или погружение взглядом в глаза любимого и получение точно такого же ответного взгляда. По меньшей мере, по ее представлению, это ощущалось как обожающий взгляд в вашу сторону.
      Но также она открыла, что здесь, как и в жизни, боль сигнализировала о нарушениях в работе.
      Никки ни за что не согласилась бы на подобный метод анализа функционирования конструируемой магии — посредством переживания ее, наблюдения изнутри, — если бы осознавала, как именно будет выявлять то, что оказалось повреждено и испорчено, что в самой магии идет как-то косо.
      Она задалась вопросом: стала бы она все же настаивать на таком опыте, зная обо всем этом? И решила: да, стала бы, будь хоть малейший шанс помочь Ричарду.
      Несмотря ни на что, в этот момент мало что имело значение для нее, кроме боли. Боль была за пределами всего, что ей когда-либо доводилось испытать. Даже муки, причиняемые сноходцем, не доставляли ей такого страдания. Для нее оказалось почти невозможно думать о чем-либо, кроме как о желании освободиться от этих мучений. «Порча» внутри магии оказалась столь велика, что у нее не оставалось сомнений, что испытание окажется для нее роковым.
      Ричард указал им место, где начинались нарушения структуры. Он выделил в ней фундаментальный изъян. Это «загрязнение», скрытое внутри магии, рвало Никки на части. Она практически ощущала, как ее жизнь «просачивается» за пределы этого ужасного круга, окружающего Благодать. Эта Благодать, начерченная ее кровью, символизировала ее жизнь, и она же окажется ее смертью.
      Сейчас Никки, сделав широкий шаг, стояла сразу в двух мирах, и ни один из них не был полностью реальным для нее. И находясь пока еще в мире живого, она могла чувствовать, как неумолимо скользит к темной пустоте за его границей.
      И все это время окружавший ее мир живого терял свою весомость. При этом ей очень хотелось пустить все к черту и позволить себе соскользнуть навсегда в вечность небытия, если только это означало бы прекращение боли.
      Хотя она и не могла пошевелиться, но видела все, что происходило в комнате — не посредством глаз, но с помощью своего дара. Даже за гранью страданий, она воспринимала столь экзотическую форму восприятия в качестве удивительного впечатления. Видение мира лишь посредством одного дара обладало неким исключительным качеством, приближающим безграничность познаний. Она могла видеть больше, чем когда-либо позволяли ей видеть глаза. Несмотря на агонию, во всем этом наблюдалось и ощущалось некое недвижимое величие.
      Отделенный от нее сетью зеленоватых линий, Ричард переводил взгляд с одного испуганного лица на другое.
      — Да что с вами? Вы должны убрать ее оттуда!
      Но прежде чем Энн смогла разразиться очередной лекцией, Зедд сделал ей знак молчать. Только убедившись, что ее губы остались плотно сжатыми, он обратил внимание на внука.
      Очередная линия выступила из сплетения и прочертила путь через пространство. Никки почувствовала это так, будто тупая игла для вязания проделала стежок в ее душе, протянув сквозь нее за собой боль от той светящейся нити, что еще сильнее привязывала ее к миру смерти. Несмотря на эти ощущения, она прилагала все усилия, чтобы оставаться в сознании — хотя капитуляция с каждым моментом казалась все более приятной.
      Зедд указал рукой в ее сторону.
      — Мы не можем сделать этого, Ричард. Подобный процесс должен идти своим чередом. Контролирующая сеть проводит сама себя через целую серию преобразований и, таким образом, проявляет свою природу. Когда контролирующий процесс начался, остановить его невозможно. Он должен пройти весь свой цикл до завершения, а затем сам затухнуть.
      Никки знала эту жестокую правду.
      Ричард ухватил деда за руку.
      — И как долго? — Он тряс старика, как тряпичную куклу. — Как долго длится этот процесс?
      Зедд с трудом оторвал пальцы Ричарда от своей руки.
      — Мы никогда еще не наблюдали за подобной магией. Трудно сказать, как долго. Но для такого сложного процесса, каким обещает быть этот, я не могу обещать, что он займет меньше трех-четырех часов. Она там уже около часа, так что еще несколько часов, прежде чем процесс завершится и затухнет.
      Никки знала, что у нее нет этих часов. У нее оставались по меньшей мере минуты, прежде чем порожденное «загрязнением» притяжение навсегда утащит ее за завесу, в мир мертвых.
      Она думала о том, что довольно странно закончит свою жизнь. Так неожиданно. Так обыденно. И так бессмысленно. И ей бы хотелось, чтобы, по крайней мере, это был конец, который хоть чем-то поможет Ричарду или хотя бы позволит им завершить какой-то этап своих исследований. Она хотела, чтобы ее смерть дала ему хоть что-то ценное.
      Ричард вновь повернулся, чтобы взглянуть на нее.
      — Она так долго не продержится. Необходимо освободить ее оттуда немедленно.
      Внутри, превозмогая боль и мучения, она улыбалась. До самого конца. Ричард будет сражаться со смертью до последних сил.
      — Ричард, — сказал Зедд, — не могу вообразить, как ты мог узнать нечто подобное. Хотя не говорю, что не верю тебе. Но мы действительно не можем остановить работу контролирующей сети.
      — Почему нет?
      — Ну, — вздыхая, сказал Зедд, — на самом деле я не знаю, возможно ли такое, но если и возможно, никто из нас не представляет, как это сделать. Стандартный контролирующий процесс порождает средства защиты от легкомысленных вмешательств и экспериментов. Эта же система в целом использует более сложную и запутанную структуру.
      — Скорее, это напоминает попытку соскочить с несущейся галопом лошади во время скачки по горам, — сказал высокий пророк. — Необходимо, чтобы лошадь закончила бег, прежде чем ты спрыгнешь, или это будет прыжок в объятия собственной смерти.
      Ричард вернулся к столу, с неистовым напряжением изучая вычерченную из света структуру. Никки очень хотелось знать, осознает ли он, что видимое им хотя и доступно наблюдению, существует в основном лишь как аура, но все же представляет реальную силу, яростно и злостно ежеминутно пронзающую ее.
      Очередная линия выдвинулась из сплетения под углом, явно неправильным, и Никки почувствовала внутреннее удушье. Она ощутила, как что-то жизненно важное внутри нее медленно разрывается. И боль от этого разрыва с хрустом распространялась внутри нее, пробирая до мозга костей. Она заметила, что темнота слоями настилается на комнату, и поняла, что сейчас заглядывает в другой мир, мир тьмы, где больше не должно быть боли.
      И тогда она позволила себе медленно плыть к этому миру.
      Но затем в таинственной потусторонней тени увидела нечто. Она застопорилась, удерживая себя от скольжения к темному берегу смерти.
      Нечто, с раскаленными докрасна, как пара углей, глазами, устремившее взор из темной тени. Вся злонамеренность этого дышащего жаром взгляда была устремлена к Ричарду.
      Никки отчаянно боролась, пытаясь выкрикнуть предупреждение. И невозможность сделать это терзала ее сердце.
      — Взгляните, — прошептал Ричард, пристально глядя на нее, — по ее щеке скатилась слеза.
      Энн лишь печально покачала головой.
      — Вероятно, потому, что она не моргает, только и всего.
      Ладони Ричарда в отчаянии сжались в кулаки, пока он обходил вокруг стола, пытаясь расшифровать значение этих линий.
      — Нам необходимо найти способ остановить работу всей системы. Какой-то способ должен существовать.
      Дед Ричарда очень мягко опустил руку сзади на его плечо.
      — Ричард, клянусь тебе, я бы непременно сделал то, о чем ты просишь, если бы мог. Но я не знаю метода остановить контролирующую сеть. И что, в конце концов, так взбесило тебя? Почему такая спешка? Что именно, по твоему мнению, «загрязняет» магическую заготовку?
      Все внимание Никки было направлено на то самое нечто, следившее из затененного мира мертвых. Всякий раз, когда вспыхивала молния, заливая комнату светом, существа с горящими глазами на привычном месте не наблюдалось. И только когда вновь опускалась темнота, она снова могла видеть это.
      Взгляд Ричарда оторвался от изучения линий и, поднявшись выше, обратился к лицу Никки. Больше всего ей хотелось, чтобы он протянул руку и вытащил ее, освобождая из агонии этой магии, пронзавшей ее смертельными спицами. Но она понимала, что он не способен этого сделать. Что ж, она с готовностью отказалась бы от жизни, чтобы на одну лишь минуту оказаться в его руках.
      Наконец с обреченностью в голосе Ричард ответил:
      — Гармонии.
      У Энн округлились глаза. Натан позволил себе вздох облегчения, как будто теперь понял, что Ричард всего лишь выдумщик.
      Зедд поднял бровь.
      — Гармонии? Ричард, боюсь, на этот раз ты ошибаешься. Такое просто невозможно. Гармонии — элементы преисподней. Как ни покушаются они на проникновение в наш мир, они на это не способны. Они поглощены преисподней навечно.
      — Я очень хорошо знаю, что такое гармонии, — сказал Ричард почти шепотом. — Кэлен освободила их. Она освободила их, чтобы спасти мою жизнь.
      — Скорее всего, она даже не могла знать, как сделать такое.
      — Как сделать, подсказал ей Натан, и он же назвал ей их имена: Реехани, Сентраши, Вази. Вода, Огонь, Воздух. Вызов их оказался для нее единственным способом спасти мою жизнь. Это был акт отчаяния.
      Натан от удивления раскрыл рот, но никаких возражений не высказал. Энн же лишь бросила на пророка полный подозрительности взгляд. Зедд развел руками.
      — Ричард, она могла лишь думать, что вызывает их, но, уверяю, подобное действие слишком сложно. К тому же мы наверняка знали бы, будь гармонии свободны, находясь в нашем мире. Не терзайся сомнениями на этот счет. Гармонии не на свободе.
      — Теперь уже нет, — мрачно ответил ему Ричард. — Я выдворил их назад, в преисподнюю. Но Кэлен осталась при мнении, что из-за того, что она бездумно перенесла их в наш мир, началось разрушение самой магии… Каскадное изменение, как ты однажды описал нам.
      Зедд был ошеломлен.
      — Каскадное изменение… Ты мог слышать такое только от меня.
      Ричард кивнул, погружаясь в воспоминания.
      — Она пыталась убедить меня, что магия теперь «испорчена» присутствием гармоний и что выдворение их назад, в преисподнюю, никак не остановило эту порчу. А я никак не мог понять, права она или нет. Теперь понимаю, что права.
      Он указал вверх, на самое ужасное место впереди Никки, сосредоточение ее боли, ее мучений, ее смерти.
      — Вот подтверждение. Не гармонии, а искажение от их присутствия вызывает «повреждение» магии. Это «загрязнение» оказывает воздействие на весь окружающий мир. Оно же участвует в функционировании этой магии. Оно «заразило» магию Огненной Цепи, и оно же убьет Никки, если мы не уберем ее оттуда.
      Тем временем в комнате становилось все темнее. Никки уже едва могла видеть сквозь окутавшую ее завесу боли. Но во тьме она все еще могла различать те зловещие глаза позади Ричарда, наблюдавшие и ожидавшие. Никто кроме Никки не знал, что затаилось там, в этом призрачном месте между двумя мирами.
      Ричард так и не узнает, что, собственно, ударило его.
      А у Никки не было возможности предупредить его.
      Она почувствовала, как очередная слезинка скатывается по ее лицу.
      Ричард, увидев, как эта слеза скользнула по ее подбородку, наклонился ближе. С безмолвной решительностью он воспользовался пальцем, чтобы проследить первичные пути, образующие соединения и основную структуру символа, как он называл всю эту конструкцию из световых нитей.
      — Это должно быть осуществимо, — настаивал он.
      Энн, казалось, была вне себя, но сохраняла молчание. Натан наблюдал с холодным смирением.
      Зедд подтянул повыше рукава своего простого халата, больше открывая костлявые руки.
      — Ричард, невозможно прекратить работу даже примитивной контролирующей сети, не говоря уже о такой, как эта.
      — Нет, это не так, — с раздражением сказал Ричард. — Вот. Видишь? Прежде всего, нужно прервать вот это движение.
      — Чур, Ричард, как же, по-твоему, можно проделать подобную штуку? Магия защищает себя. Эта сеть поддерживается энергией как магии Ущерба, так и магии Приращения. И она имеет внутренние средства защиты, создаваемые и той, и другой магией.
      Ричард с минуту пристально смотрел в раскрасневшееся лицо деда, прежде чем снова повернуться к путанице линий. Он вновь взглянул на Никки, после чего с большой осторожностью просунул руку через сеть линий, чтобы коснуться ее черного платья.
      — Я не позволю, чтобы это поглотило тебя, — прошептал он ей.
      Не было приятнее слов, даже если она и сознавала, что он не понимает всю невозможность своего обещания.
      Когда его палец коснулся ее платья, рисунок линий сдвинулся от плоской к трехмерной форме и стал напоминать не магическую заготовку, а колючий кустарник.
      Для Никки же это ощущалось, как вонзившийся нож. Она изо всех сил старалась не терять сознания, фокусируя при этом свой взгляд на горящих во тьме глазах. Ей просто необходимо найти способ предупредить Ричарда.
      Его рука застыла. Затем он осторожно вытянул ее назад. Рисунок стал плоским, свернутым двумерным.
      Никки, будь она в состоянии дышать, вздохнула бы с облегчением.
      — Ты видел это? — спросил он.
      Зедд кивнул.
      — Конечно, видел.
      Ричард обернулся через плечо, взглянув на деда.
      — Предполагается, что система должна вести себя так?
      — Нет.
      — И я думаю, что нет. Ведь считается, что она должна быть инертной, но при «загрязнении» от биологической переменной изменилась сама природа исходной магической заготовки.
      По мере размышления выражение лица Зедда становилось все напряженней.
      — Кажется вполне очевидным: что бы ни происходило, оно меняет методику работы магии.
      Ричард кивнул.
      — Еще хуже то, что это неопределенная переменная. «Загрязнение», вызванное присутствием в мире гармоний, является, по сути, живым — оно непрерывно развивается. Вероятно, затрагивая все больше различных видов магии. Без всякого сомнения, вот эта магия продолжает изменяться. И, вероятно, нет способа предсказать, как именно она будет меняться, но на основании увиденного здесь — похоже, оно собирается стать еще более опасным и даже смертельным. Даже если бы Огненная Цепь и не доставляла хлопот, уже одно вот это могло серьезно осложнить ее. Можно предположить, каждый, кто оказался затронут ею, будет страдать потерей памяти в отношении всего, что хотя бы косвенно связано Кэлен.
      — Что заставляет тебя рассуждать подобным образом? — спросил Зедд.
      — Сам посмотри, сколько всяких событий, связанных с Кэлен, вы все уже утратили. Потеря памяти может быть всего лишь средством, за счет которого «загрязнение» затрагивает тех людей, которых коснулось воздействие Огненной Цепи.
      Хотя непосредственные последствия запуска Огненной Цепи, рассредоточенные по всему миру, были ужасающими, масштабы этой катастрофы вообще превосходили всякое воображение.
      Энн едва сдерживала ярость.
      — Где ты набрался подобной чуши? — процедила она.
      Зедд бросил в ее сторону сердитый взгляд.
      — Помолчи.
      — Как я уже сказал, я разбираюсь в символических конструкциях. Здесь же — сплошная путаница.
      Натан глянул на окна, озаряемые вспышками молний. Когда же комната вновь погрузилась во мрак, Никки снова смогла видеть существо, наблюдавшее за ними из мира тьмы.
      — И ты искренне веришь, что это каким-то образом вредит Никки? — спросил Зедд.
      — Я знаю, что это так. Взгляни вот на это отклонение, справа. Подобное смертельно даже без добавления вот здесь этого изгиба. Я достаточно много знаю о конструкциях заклинаний, приводящих к летальному исходу.
      Зедд грозно глянул на Ричарда.
      — Неплохо бы разобраться, о чем ты говоришь вообще и что имеешь в виду, упоминая о «конструкциях заклинаний, приводящих к летальному исходу».
      — Позже. Сначала следует извлечь ее оттуда, и необходимо извлечь прямо сейчас.
      Зедд лишь удрученно покачал головой.
      — Мне бы и самому хотелось знать, как это сделать, Ричард, но, как уже сказал, я не знаю. Если ты попытаешься извлечь ее оттуда до окончания действия контролирующей сети, одно это само по себе наверняка убьет ее. Вот это я знаю точно.
      — Почему?
      — Потому что ее жизнь, в каком-то смысле, приостановлена. Разве ты не видишь, что она не дышит? Окружающая ее магическая заготовка поддерживает ее жизнь, в то время как она сама не делает этого, пока сеть проходит через стадии контроля. Сейчас она, в определенном смысле, часть самой магии. Удали ее оттуда — и ты удалишь ее из механизма, поддерживающего ее жизнедеятельность.
      Сердце Никки опустилось. В какую-то минуту она поверила Ричарду, поверила, что он сможет сделать это. Но это оказалось невозможным.
      Тем временем глаза-угольки по-прежнему следили. Теперь она могла видеть даже форму этого существа, замершего в тени у высокой полки. Оно чем-то напоминало человека с могучими, выпирающими мускулами, трансформированного в страшного зверя. Его глаза поблескивали из тьмы самой смерти.
      Это был зверь, охотящийся за Ричардом. Созданный по приказу сноходца Джеганя.
      Ей нужно что-то сделать, чтобы остановить его, не позволить ему добраться до Ричарда, но она не могла двинуть ни единым мускулом. Каждый новый стежок светящихся линий все крепче пришивал ее к своей судьбе, неумолимо утягивая в тьму вечности за гранью жизни.
      — Хотя эта структура и изменяется, — заметил Ричард, словно рассуждая вслух, — в ней есть нечто, сохраняющее ее общую форму.
      — Ричард, контролирующая сеть является самовоспроизводящейся. Даже если она изменяется, как ты говоришь, нет никакой возможности остановить этот процесс.
      — Если удастся его остановить, — пробормотал Ричард, — сеть «отпустит» Никки… и тогда, пока мы вытаскиваем ее из этой системы, ее жизнь все еще будет поддерживаться магией.
      Вздохнув, Зедд покачал головой, будто решил, что Ричард так и не понял того, что он сказал.
      Ричард изучал недавно появившиеся линии, затем внезапно потянулся и поместил палец на сплетение, образованное перед областью «загрязнений».
      Возле его пальца линия погасла.
      — Добрые духи, — произнес Натан, наклоняясь вперед.
      Тень сделала шаг вперед. Теперь Никки смогла разглядеть и звериные клыки.
      Исчезновение линии ощущалось Никки так, будто из нее вытягивают все нутро. Никки боролась, цепляясь за жизнь. Если он действительно способен сделать это, если действительно сможет «потушить» магию, то у нее появится шанс предупредить его.
      Если только ей удастся выдержать достаточно долго.
      Ричард убрал палец. Линия вновь вспыхнула. Это пронзило Никки подобно обоюдоострой бритве. Мир перед ней замерцал.
      — Видишь?
      Зедд поспешил повторить сделанное только что Ричардом, но с криком боли отдернул руку, словно от огня.
      — Это защита из магии Ущерба, — сказала Энн.
      Зедд метнул в ее сторону убийственный взгляд.
      — А ты помнишь те оградительные щиты во Дворце Пророков? — спросил ее Ричард. — Помнишь, что мне удавалось проходить через них?
      Энн кивнула.
      — Мне еще снятся ночные кошмары о том времени.
      Ричард снова потянулся вперед, на этот раз увереннее, и вновь заблокировал светящуюся линию. И вновь она погасла.
      Тогда Ричард воспользовался пальцем другой руки по отношению к сплетению, предшествующему погасшей линии. Моментально погасло еще несколько линий. Он переместил первый палец, закрывая другую опорную точку, отступая назад по структуре рисунка, заставляя магию сворачиваться.
      Вокруг Никки гасли линии, распадались сплетения, исчезали изгибы и дуги. Линия, которую гасил Ричард, прекращала свое существование в рисунке, и ее исчезновение сказывалось на всей гармоничной структуре конструкции. Никки с изумлением следила внутри себя за реакцией этой магической заготовки. Она детально ощущала этот процесс разрушения — словно цветок закрывал свои лепестки.
      Комната вокруг будто замерцала, вновь становясь доступной для видения Никки посредством дара, как при ярких вспышках молний, но она знала, что это не молнии.
      Светящиеся глаза продолжали внимательно осматриваться, будто тоже ощутили неустойчивость в потоке энергии, который прерывал Ричард.
      Неужели никто, кроме Никки, не сознаёт, что Ричард воспользовался своим даром, чтобы проникать сквозь такие защитные поля? Разве они настолько слепы? Использование же его дара вызвало из преисподней зверя.
      Снаружи полыхнула настоящая молния и прогремел гром. Комната стала хорошо видна ей — не только от вспышки стихии снаружи, но и от ослабления энергии внутри магической заготовки. Стена с окнами попеременно то вспыхивала слепяще ярко, то проваливалась в чернильный мрак.
      Никки ощущала это так, будто молния ударила прямо в нее. И удивлялась, почему до сих пор все еще жива. Это могло быть только потому, что Ричард остановил магию, не разрушая ее. Он методично «гасил» ее, как задувают освещение из длинного ряда свечей.
      Немного подумав, Ричард опустил руку ниже и заблокировал еще одну линию. Та погасла, исчезая во всем сложном сплетении.
      Фигура зверя начала выдвигаться из преисподней, частично переходя в мир живого. Он потягивался и выгибал передние лапы, проверяя свои новообретенные мускулы. Клыки блеснули в свете ламп, когда он, зевнув, широко раскрыл челюсти.
      Никто не замечал этого, потому что все внимание было сосредоточено на светящихся линиях, окружающих Никки.
      Продолжая блокировать одно хитросплетение линий, Ричард очень осторожно поместил палец так, чтобы отсечь предыдущий фрагмент структуры.
      Теперь вся сеть, еще не лишившаяся самых главных своих частей, но потерявшая целостность, начала распадаться на части. Проявились углы. Распадались сплетения, выпуская ранее присоединенные линии. Некоторые линии сталкивались друг с другом, с искрящимися вспышками белого света в местах контакта, в результате чего гасли все новые и новые линии.
      Внезапно сеть из оставшихся линий обрушилась, как падает занавес. В этот момент Никки смогла ощутить, как все стежки энергии, прежде пронизывавшие ее, растворились. И едва лишь падение сети дошло до знака Благодати, все погасло. В одно мгновение вся структура исчезла.
      Освобожденная из путаного переплетения линий, Никки резко свалилась на стол, пытаясь одновременно сделать вдох и издать отчаянный крик. Лишенные силы ноги не могли удержать ее, и она рухнула, опрокидываясь через край стола.
      Ричард успел подхватить ее на руки. Тяжесть ее тела заставила его припасть на колено, но он сохранил равновесие, удержав ее от падения на каменный пол.
      За стенами бесновались молнии, отбрасывая в комнату вспышки колеблющегося света.
      И вот тогда этот зверь, бессердечное существо, имеющее лишь единственную цель, полностью материализовался из мира мертвых в мир живого.
      И прыгнул прямо на Ричарда.

      Беспомощная и безвольно повисшая на руках Ричарда, Никки, несмотря на все многочисленные попытки, просто не смогла собрать силы, чтобы предупредить его о звере, с ревом устремившемся к нему. Она уже сделала было вдох, чтобы криком предупредить его, но как раз тут и перестала дышать.
      Но Кара, бросившись всем своим весом на атакующее существо, отклонила направление нападения и спасла Ричарда от смертельного удара. Звериные клыки клацнули в воздухе, когда существо пронеслось мимо Ричарда, но когти все-таки полоснули сзади по его плечу. Потеряв от столкновения с Карой равновесие, зверь, спотыкаясь, пронесся мимо Ричарда и врезался головой в одну из тяжелых полок. Сверху посыпались кости, книги и коробки.
      Существо поднялось на ноги во весь свой рост и зарычало, обнажая клыки. Оно оказалось на целый фут выше Ричарда и раза в два шире в плечах. Выступы позвонков отмечали его согнутый хребет. Темная кожистая плоть, словно от высушенного трупа, прикрывала мощные мускулы.
      Это существо, по сути, не было живым, но двигалось и реагировало будто живое. Никки знала, что у него нет души, и по этой причине оно в высшей степени опасно. Оно создано из жизненной силы и Хань — энергии магического дара — живых людей. Его назначением было преследование единственной цели, заданной его создателями — сестрами Тьмы на службе Джеганя.
      Как только зверь снова сориентировался и устремился к Ричарду, Кара бросилась к нему, держа в руках эйджил. Зверь, похоже, ни в малейшей степени не пострадал от этого оружия. Он внезапно повернулся, с удивительной скоростью и ловкостью, в сторону представительницы морд-ситов и нанес ей мощный жесткий удар, так, что она перелетела через комнату. Кара врезалась в книжный шкаф, развалив его, и так и осталась лежать под грудой книг и деревянных обломков.
      Едва за высокими окнами вспыхнула очередная молния, Зедд, воспользовавшись удобным моментом, выбросил вперед руку, и сияющая стрела ударила в зверя, ослепляя на мгновение всех в комнате. Брызги белого света полетели во все стороны от покрытой темной шкурой груди зверя — только это и было доказательством попадания, которое, похоже, не причинило зверю сколько-нибудь реального вреда.
      Никки, как только Ричард опустил ее на пол, начала отчаянно втягивать воздух, наполняя им легкие. Она приподнялась, оперевшись на локоть, с трудом пытаясь дышать, и увидела кровь, стекавшую по плечу и вдоль руки Ричарда.
      Ричард поднялся, чтобы встретить нападавшего врага, и потянулся за своим мечом. Но на привычном месте, около бедра, меча больше не было. Помедлив лишь мгновение, он вытащил вместо этого нож из ножен, висевших на поясе. И встретил мчавшуюся к нему угрозу широким режущим ударом стального лезвия, который достиг цели и отправил существо кубарем в сторону. Сбитый ударом, зверь покатился по каменному полу и врезался в одну из массивных полок. Рваная полоска кожистой ткани свисала, словно флаг, с поврежденного плеча. Без малейшего промедления, без остановки, зверь сгруппировался и вскочил на ноги, готовый возобновить атаку.
      Энн и Натан одновременно выпустили в него стрелы огня. Вместо того чтобы испепелить его, огненные шары, вызванные заклинаниями, с брызгами отскакивали от зверя. Неповрежденный, он неистово заревел. Вспышки молний ярко отражались от обоюдоострого лезвия, крепко зажатого в кулаке Ричарда. Нацелившись на него всеми клыками и когтями, существо снова рвануло к своей цели.
      Ричард отступил в сторону, изящно уклонился от стремительной атаки зверя, и наотмашь вонзил нож по самую рукоятку в середину его груди. Это был идеально проведенный удар. К сожалению, эффект от него оказался не большим, чем у всего, что уже было испробовано.
      Существо с невообразимой скоростью изловчилось схватить Ричарда за запястье. Но прежде, чем зверь смог сгрести его мощными передними лапами, Ричард отпрыгнул и оказался за спиной нападавшего. Он стиснул зубы, выворачивая за узловатую спину мощную переднюю лапу существа. Никки услышала, как резко щелкнули суставы и хрустнули кости. Но сломанная конечность никак не сказалась на проворности зверя: он крутанулся, махнув при этом висящей рукой, словно молотильным цепом. Ричард поднырнул под него и снова проскочил за спину, и острые как косы когти пронеслись мимо него.
      Зедд снова воспользовался удобным моментом и запалил сферу бурлящего жидкого огня. Казалось, даже молнии поблекли на фоне столь могучего сгустка энергии. Комната завибрировала от рева смертоносного концентрированного ада, что выпустил на волю Зедд. Ком пенящегося огня издавал пронзительные звуки, проносясь через всю темную комнату и освещая столы и стулья, полки и колонны и лица всех, наблюдавших, как огонь движется мимо.
      Зверь оглянулся через плечо на кувыркающуюся, шипящую желтую массу, словно ширящийся пожар, и вызывающе оскалил клыки на приближающийся с завываниями огонь.
      Никки была поражена тем, как странно вело себя это существо: оно словно бы вовсе не боялось огня, вызванного волшебником. Никки с трудом представляла себе нечто, способное противостоять подобной угрозе — или хотя бы не бояться ее. Ведь это, в конце концов, было не просто пламя, а жгущее с необычайной свирепостью.
      За долю мгновения до того, как крутящийся ком магического огня достиг своей цели, существо просто померкло, будто прекращая существование.
      В отсутствие объекта масса огня расплескалась по каменному полу, с грохотом растекаясь по коврам и переваливая через столы, подобно норовистой волне, с шумом обрушившейся на берег. Хотя и направленный против специфического врага, этот сжигающий все магический огонь, как понимала Никки, мог запросто уничтожить и всех их.
      Прежде чем он успел разрушить комнату и все, что есть в ней, Зедд, Натан и Энн выбросили несколько заградительных сетей. Зедд прилагал усилия, отзывая назад порожденное им пламя, тогда как двое других подавляли и гасили его, прежде чем оно воспользуется возможностью выйти из-под контроля. Облака пара рвались вверх, в то время как все трое продолжали работу, укрощая упрямый огонь. Какое-то время ситуация была напряженной, затем они увидели, что все-таки достигли цели.
      Через пелену облака пара Никки увидела, что зверь вновь материализовался из сгустившейся тьмы.
      Он появился позади Зедда, скрываясь в такой же тени, как когда она увидела его здесь в первый раз, вступающего в мир живого. Никки единственная понимала, что он вернулся из другого мира. Никогда раньше она не видела, чтобы существо по собственному желанию то посещало, то вновь покидало мир мертвых, хотя и знала, что именно так оно выслеживает и преследует Ричарда в любом месте. Понимала она и то, что не имеет значения, какую форму принимает этот зверь, и что он ни на мгновение не прервет своей охоты, пока не настигнет Ричарда.
      Ричард же заметил, что зверь появился снова, раньше остальных и предупредил Зедда, стоявшего прямо на пути начинающегося нападения. Зедд решил противодействовать этой атаке, собрав воздух в плотно сжатую массу и сформировав из нее расположенный под углом щит. Этот прием позволил немного изменить направление движения зверя. Ричард воспользовался этим отклонением, чтобы нанести несколько ударов нападающему. Но прежде, чем его нож успел коснуться противника, зверь вновь «померк», исчезнув из реальности, но только для того, чтобы тут же возвратиться уже позади клинка Ричарда.
      Можно было подумать, будто он играл с ними, но Никки понимала, что на деле это не так. Зверь, в своем бессердечном стремлении прикончить Ричарда, всего лишь менял тактику нападения. И даже его раздраженное рычание было элементом тактики, направленным на то, чтобы ослабить жертву страхом и благодаря этому иметь больше возможностей нанести удар. Наделять создание эмоциями означало установить дополнительные ограничения; поэтому работавшие на Джеганя сестры не тратили силы на подобные качества. Этот зверь в действительности был неспособен чувствовать ярость. Он был всего лишь неумолимо устремлен к своей цели.
      Энн и Натан выпустили в него магический поток из тысяч небольших, твердых как камень, смертельных заостренных наконечников, измельчивший бы буйвола. Но до того как поток достиг этого отвратительного существа, оно вновь без малейшего затруднения ускользнуло от атаки, отступая в тень и вновь выходя из нее в другом месте.
      Никки очень четко осознавала, что ни у кого из них нет никакой возможности остановить это создание.
      Собрав силы, она проползла по полу, чтобы проверить, что с Карой. Та была все еще в полубессознательном состоянии, но с трудом приходила в себя. Никки прижала пальцы к вискам представительницы морд-ситов, «вливая» тонкой струйкой магию, стараясь пробудить ее и восстановить ее силы. Затем поймала женщину за складки кожаной одежды, когда та вдруг попыталась проворно подняться на ноги.
      — Послушай меня, — сказала Никки. — Если хочешь спасти Ричарда, то должна выслушать, что я скажу. Вы не сможете остановить этого зверя…
      Но никто не воспринимал поучений надлежащим образом, особенно когда это касалось защиты Ричарда. Кара видела лишь непосредственную угрозу и тут же бросилась действовать. Как только зверь развернулся, сосредоточив внимание на Ричарде, она метнулась существу под ноги, делая подкат, стараясь сбить с ног. И прежде чем зверь успел снова подняться на ноги, прыгнула ему на спину, будто оседлала дикого жеребца, и всадила эйджил в основание его черепа. Такое действие убило бы любого человека. Когда зверь опустился на колени, она быстро переменила хватку, всаживая эйджил в горло врага.
      Свободной передней лапой существо ухватилось за оружие Кары и без затруднений вырвало его из ее руки. Кара умудрилась вернуть эйджил, но за это она поплатилась ударом, отправившим ее вновь кувыркаться по полу.
      Все находившиеся в комнате расступились в стороны, убираясь подальше от смертоносных когтей зверя, а тот запрокинул голову и зарычал. Звук этот был до того страшным, что все присутствующие вздрогнули. Молнии за окнами вспышками освещали почти темную комнату, создавая чередование слепящего яркого света и мельтешения нечетких теней, не давая разглядеть что-либо.
      Зедд, Натан и Энн образовали с помощью заклинаний щиты из уплотненного воздуха и теперь использовали их, чтобы отводить опасность, но зверь был способен преодолевать подобные преграды, просто проскакивая через них, вынуждая волшебников скорее убираться с его пути.
      Никки понимала, что они втроем, со всей той силой, которой обладали, не смогут остановить эту угрозу. Но и не представляла, как мог бы сделать это Ричард.
      Пока эти трое продолжали бороться, используя все свои возможности, какие только удавалось, и изобретательность, Никки снова ухватила Кару за кожаную одежду у самого плеча и притянула к себе.
      — Так ты готова поступить так, как я скажу? Или хочешь, чтобы Ричард погиб?
      Кара, задыхаясь в пылу схватки, выглядела так, будто готова взорваться как порох, но тем не менее восприняла ее слова.
      — Так что мне следует сделать?
      — Нужно помочь мне. Сделать все в точности так, как я попрошу.
      Получив в ответ согласный кивок, Никки с трудом вновь забралась на стол. Там она поместила одну ногу в самый центр начерченного ее собственной кровью знака Благодати, а другую занесла за пределами его внешнего круга.
      Зедд, Натан и Энн кидали в неистовствующего зверя все, что только могли вызвать посредством волшебства: дуговые энергетические разряды, способные резать камень; сгустки силы, гнущие железо; потоки воздуха, настолько плотного, что способного дробить кости. Ничто из этого не возымело никакого эффекта на противостоявшее им существо. В некоторых случаях оно вообще никак не реагировало на воздействие силы, в другие моменты энергично отгоняло волшебников подальше, иногда же просто исчезало из мира живых, для того только, чтобы появиться вновь, как только угроза миновала.
      Зверь вновь занялся своей основной целью и бросился за Ричардом. Тот увернулся в сторону и еще раз воспользовался ножом, вспарывая жесткую и упругую шкуру зверя, пытаясь отрубить другую переднюю лапу. Но это тоже, насколько знала Никки, принципиально ничего не изменило бы.
      В то время как все остальные, выкрикивали друг другу указания, пытаясь изыскать способ уничтожить угрозу, Кара, разрывавшаяся между желанием помочь Ричарду и необходимостью выполнять инструкции, обернулась и теперь внимательно всматривалась в Никки.
      — Что ты делаешь?
      Никки, не имея времени на объяснения, сделала жест рукой.
      — Можешь ты поднять вон тот канделябр?
      Кара оглянулась через плечо. Тот был сделан из тяжелого кованого железа и нес две дюжины свечей, ни одна из которых не горела.
      — Возможно.
      — Тогда используй его как копье. Отгони зверя к окнам…
      — Какая польза от этого?
      Зверь снова кинулся на Ричарда, пытаясь обхватить его передними лапами. Ричард вывернулся и при этом отвесил сильнейший удар ногой прямо ему в голову. Но через несколько секунд существо уже полностью оправилось.
      — Просто делай, как я говорю. Используй его как копье, чтобы отогнать эту тварь. Убедись при этом, что остальные в дальней части комнаты, и отходи.
      — Ты думаешь, что если я смогу ударить его этим канделябром, это сможет остановить его?
      — Нет. Всего лишь научит. Это будет еще чем-то новым. Просто отгони его. Он должен ненадолго оказаться в замешательстве или по крайней мере стать осторожнее. Как только удастся вынудить его отступить к окнам, тут же брось в него канделябр, а затем отходи.
      Кара, плотно сжав губы в бессильной ярости, размышляла всего лишь мгновение. Женщина прекрасно знала, что колебания запросто могут стать причиной неприятностей. Морд-сит ухватилась за тяжелую центральную стойку канделябра обеими руками и с неимоверным усилием подняла его. Свечи выпали из своих гнезд и покатились по каменному полу. Никки прекрасно понимала, как тяжела эта железная стойка. Однако надеялась, что у Кары хватит сил справиться с ней. Никаких сомнений, она проявит при этом свой характер.
      Но теперь беспокоиться о Каре было некогда. Никки выбросила это из головы и, выпрямив ладони, протянула обе руки вниз, к нанесенному кровью изображению Благодати под ней. Она отринула все свои сомнения и страхи, и, что делала уже не раз, обратила собственное сознание внутрь, к ядру Хань, дара, находящегося внутри нее самой. На этот раз зависание над Благодатью ощущалось как падение назад, в леденящий омут, бурлящий энергией.
      Не задумываясь о той судьбе, к которой она сейчас приговаривала себя, Никки повернула ладони вверх и подняла руки, прогоняя через себя энергию леденящего омута и начиная перевод контролирующей сети к точке запуска. Отстранившись от власти Благодати, Никки сконцентрировалась на мысленном перемещении сдерживающих блокировок в магической заготовке, сохраняющих ее инертность. Как только внутреннее поле, которое могла видеть только она, проявилось, Никки совершенно намеренно приложила обе стороны своего дара, чтобы соединить соответствующие узлы.
      И тут же зеленые линии вновь зазмеились, обвивая ее, словно некое сотканное из света хищное вьющееся растение. Почти мгновенно сеть из линий доросла до ее бедер.
      Кара наносила зверю удары и подталкивала его в сторону окон. Несколько раз ей удалось хорошенько приложить его своим тяжеловесным, неповоротливым железным оружием, заставляя отступить на шаг. Всякий раз, когда он отступал на шаг назад, она тут же наносила ему новый удар, принуждая к дальнейшему отступлению, а затем еще и еще. Никки оказалась права: это существо реагировало с большой осторожностью, столкнувшись с нападением неожиданного свойства.
      Никки надеялась, что Кара сможет отогнать зверя не только достаточно далеко, но и сделает это вовремя.
      Огненные дуги молний рассекали ночное небо и заливали вспышками света стену с окнами из толстого стекла. По сравнению с мощью грозы, масляные светильники были настолько слабы, что казались почти бесполезными. Чередование слепящего света и провалов в темноту затрудняло наблюдение.
      Как только светящиеся зеленоватые линии — всего лишь внешнее отображение внутреннего действия магии, сотворенной за тысячи лет до них людьми, уже забытыми историей, — причудливо переплетаясь, завершили свой подъем вокруг нее, внутренняя магическая заготовка «запалилась» еще раз. Подобно копью, она пронзила Никки, и еще сильнее, чем это было в первый раз. Девушка оказалась не готова к такому темпу: она потеряла восприятие гораздо раньше, чем рассчитывала, и теперь изо всех сил боролась за то, чтобы дышать, и за остатки контроля над собой.
      Ее восприятие за счет дара мерцало, представляя ей попеременно картины из двух миров — она колебалась между светом жизни и вечной тьмой. Темная пустота, простиравшаяся вдали, то появлялась, то исчезала какие только удавалось как вспышки, очень напоминая молнию за окнами, но скорее слепящей тьмы, а не света. Стоя между двумя мирами, Никки чувствовала себя так, словно душа ее вот-вот разорвется на части.
      Она старалась не обращать внимания на боль и сосредоточилась на своей непосредственной задаче.
      Она понимала, что не способна уничтожить этого зверя одним лишь своим могуществом. Ведь, в конце концов, сестры Тьмы создали его с помощью древних сил, постичь которые она не надеялась. Это существо справится с любой магией, какую способна применить Никки, а значит, требовалось нечто куда большее, чем простое волшебство.
      Зверь наконец-то уперся спиной в затемненное место возле окон и прекратил короткое отступление. Кара продолжала пытаться толкать его, но рычащему существу отступать было некуда. Управляться с тяжелой железной стойкой морд-ситу было все труднее. Когда Ричард попытался прийти ей на помощь, она крикнула, чтобы все отступили назад. А когда он не подчинился, взмахнула позади себя стойкой канделябра, заставляя его отскочить и давая понять, что говорит всерьез и совсем не шутит.
      Собрав в едином порыве все силы, Никки подняла ладони вверх, приготовившись сделать невероятное.
      Ей надо поймать точку перехода между небытием и чистой энергией.
      И нужна была не сама энергия, а ее первоисточник.
      Зеленые линии вились все выше вокруг, со всей решимостью выполняя отведенную им работу по «упаковке» выстраиваемой магии. Никки пыталась вдохнуть, но мышцы уже не реагировали на ее желания. А ей так требовался это вдох — хотя бы один…
      Когда при мерцании мир живого вновь вспыхнул в ее видении посредством дара, она со всей силой втянула воздух и наконец сделала этот заключительный вдох.
      — Кара, теперь!
      Без малейших колебаний Кара подняла тяжелый канделябр. Зверь с легкостью подхватил массивную железную стойку светильника одной когтистой лапой, высоко поднимая его. Позади него за окнами потрескивала очередная молния.
      Никки замерла, дожидаясь перерыва во вспышках.
      Когда же он наступил и комната вновь погрузилась в темноту, она извергла… нет, не магическую силу, но ее изначальную сущность.
      Этот выброс погрузил зверя в мучительное недоумение: мощнейший всплеск энергии — и полное отсутствие предполагаемых последствий.
      Она могла видеть, что существо испытывает странное смятение, будто стоит на краю бездны — заметив проявление чуда, но не осознав, что именно произошло. В замешательстве зверь прикрыл глаза, неуверенный в том, действительно ли почувствовал что-то, требующее немедленной реакции, так и не поняв, что именно он ощутил или против чего необходимо срочно действовать.
      Видимо, так и не уловив никакого прямого воздействия силы, обрушенной на него Никки, зверь, похоже, решил, что она потерпела неудачу, и вызывающе поднял высоко над головой канделябр, как трофей, завоеванный в битве.
      — Сейчас самое время, — обратился Зедд к Натану и Энн, двигаясь вперед, — пока он сбит с толку.
      Они были близки к тому, чтобы все испортить. Но Никки уже не могла ничего предпринять, чтобы остановить их вмешательство. Зато это сделала Кара, никогда не церемонившаяся при исполнении своего долга. Она отогнала всю троицу назад, как сторожевой пес гоняет заблудившихся овец. Отступая, они выражали протесты, требуя, чтобы она не препятствовала им.
      Никки наблюдала все происходящее из невероятной дали, с острого выступа на стыке миров. Она уже не способна помочь Каре. Та должна справиться со всем сама. Где-то там, в далеком мире живых, Зедд продолжал изливать злость на все племя морд-ситов и пытался возобновить нападение, но Кара исполнила свою угрозу: протаранила его плечом, отбрасывая назад и лишая не только равновесия, но и его былых намерений.
      А Никки за пределами жизни сознательно творила пустоту: отсутствие действий, отсутствие последствий, искусственное затягивание в ожидании конца и предвестие высвобождения той мощи, которую она накапливала.
      Да и само время, казалось, застыло здесь в ожидании того, что должно было произойти, но так и не случилось.
      Напряжение в окружавшем Никки воздухе было вполне осязаемым. Зеленые линии вокруг нее еще быстрее вычерчивались сквозь пространство, в попытках полностью восстановить контролирующую сеть, чтобы удержать ее жизнь в подвешенном состоянии.
      «Повреждение» магии, словно паук в своей паутине, караулило ее.
      Никки понимала, что у нее будет лишь скоротечное мгновенье, прежде чем она окажется в полной неспособности сделать хоть что-то.
      Но на этот раз ее смерть хотя бы принесет какую-то пользу.
      Никки продолжала подпитывать поле вокруг зверя, чем расширяла ворота для дальнейшего потока энергии, который преднамеренно сдерживала.
      Напряжение между тем, что существует, и тем, что еще не заявило о своем существовании, стало нестерпимым.
      В одно мгновение эта ужасная, невыносимая пустота, этот энергетический вакуум, который Никки создала в обоих мирах, оказался заполненным оглушительным ударом молнии, ворвавшимся без приглашения через окно, в то время как его близнец из мира, лежавшего за пределами мира живого, прорвался сквозь завесу, прорывая состояние неисполненного вокруг зверя — принудительно завершая то, что Никки начала, но не закончила. На этот раз для магического существа не оказалось возможности обрести безопасность, перебежав в другой мир; оба мира в ярости своей соединились.
      В комнату дождем посыпались осколки стекла. Громовой раскат сотряс каменные стены Цитадели. Казалось, будто само солнце проникло через окно и взорвалось.
      Линии, все это время росшие и уплотнявшиеся вокруг Никки, окутывали ее словно саван.
      Благодаря своему дару видения, она стала свидетелем окончательного завершение последовательности, которую задумала и создала. Она увидела, что молния нашла-таки энергетическую пустоту вокруг зверя и, заполняя ее, реализовала созданное Никки потенциальное обязательство.
      Взрыв этой молнии превосходил все, что ей доводилось видеть. Накопленная в обоих мирах изначальная магическая энергия обоих видов, Приращения и Ущерба, созидательная и разрушительная, слилась в едином сокрушающем все разряде.
      Никки, обездвиженная в оплетающих ее зеленых линиях, уже не могла прикрыть глаза от этой слепящей вспышки одновременно и света и тьмы, черной и белой молний, ударивших в разные концы канделябра и уходящих через него в зверя.
      Окутанная коронным разрядом потрескивающего белого света, под действием высочайших энергий и сил, ринувшихся в пустоту, созданную вокруг нее Никки, тварь полностью распалась, превращаясь в пыль и пар.
      Порывы дождя и ветра с ревом и грохотом врывались сквозь разбитое окно. Снаружи, в клубящихся зеленоватых облаках, вспыхивали новые и новые молнии. Когда одна из них осветила комнату, то все находящиеся в ней увидели, что зверь исчез.
      По крайней мере, сейчас его здесь не было.
      Сквозь сеть зеленых линий Никки видела, как Ричард бежит к ней через всю комнату.
      А комната казалась далекой-далекой.
      А мир тьмы смыкался вокруг.

      Когда ее лошадь негромко заржала и забила копытами, Кэлен быстро переместила руку вдоль поводьев, ближе к удилам, чтобы удержать беспокойное животное на месте. То, как пахло вокруг, нравилось Кэлен не больше, чем лошади. Стоя в ожидании позади сестер Улисии и Цецилии, она потянулась вверх и осторожно погладила нижнюю часть подбородка лошади.
      Над ее головой шелестели под легкими порывами ветра кроны тополей, их глянцевитые листья мерцали в дневном свете. На травянистой вершине холма в тени этих огромных тополей танцевали пятна солнечного света, пока в ярко-голубое небо не набежала стайка хлопково-белых облаков. Когда ветер сменил направление, дуя теперь на них из-за спин, это принесло облегчение, и не только от изнуряющей жары. Кэлен наконец позволила себе дышать глубже.
      Она попыталась пальцем вытереть пот и глубоко въевшуюся грязь из-под металлического кольца на шее. Ей очень хотелось принять ванну или хотя бы окунуться в реку или озеро. Летняя жара, дорожная пыль и долгие странствия, все вместе, превратили ее длинные волосы в спутанную массу, вызывающую зуд. Однако она понимала, что сестрам безразлично, насколько неудобно она себя чувствует, и что они явно будут недовольны, если она поинтересуется, будет ли и у нее такая же возможность умыться, какой часто пользовались они. Сестры ни в малейшей степени не заботились о желаниях Кэлен, и еще меньше о ее удобстве. Она была их рабом, не более того; для них не имело никакого значения, что кольцо, которое она носила на шее, раздражает и натирает до крови ее кожу.
      Пока Кэлен ждала, ее мысли возвращались к статуэтке, с которой ей пришлось расстаться, к статуэтке, которую она была вынуждена оставить во дворце Лорда Ричарда Рала. Поскольку она не имела никаких воспоминаний о своем прошлом, то и вспоминала каждую линию этой фигуры, изображавшей женщину в свободной одежде и с длинными волосами. В ней было что-то благородное и прекрасное — в том, как стояла эта фигура, выгнув спину, сжав кулаки, и в ее запрокинутой голове, как будто в демонстративном вызове невидимым силам, которые пытались подчинить ее себе.
      Кэлен очень хорошо знала, каково чувствовать себя, когда тебя подавляют эти самые невидимые силы. С окруженной тишью вершины холма они наблюдали, как внизу, по открытой местности, возвращается сестра Эрминия. Кроме нее, никого не было видно. Когда высокая трава вокруг начинала волноваться и клониться под ветром, она выглядела как странная жидкая масса. Наконец сестра Эрминия пустила свою гнедую кобылу мелкой рысью вверх по склону холма. Спустившись с лошади, она обошла ее вокруг, затем присоединилась к остальным.
      — Их там уже нет, — сообщила она.
      — И как далеко они впереди нас? — спросила сестра Улисия.
      Сестра Эрминия подняла руку, чтобы показать.
      — Я не прошла дальше вон тех холмов. Не хотела быть случайно обнаруженной кем-то из наделенных даром марионеток Джеганя. Но могу почти с уверенностью сказать, что отставшие солдаты и примазавшиеся к ним гражданские прошли там всего лишь день или два назад.
      Когда ветер перестал дуть им в спину, вверх по холму вновь начал расползаться тот запах. Кэлен сморщила нос. Сестра Улисия заметила это, но промолчала. Казалось, сестры вообще не были обеспокоены зловонием и смрадом.
      Сестра Улисия внезапно повернулась и поставила ногу на стремя.
      — Давайте все же посмотрим, что лежит за этими холмами, — сказала она, усаживаясь в седло.
      Кэлен тоже села на лошадь и последовала за тремя другими женщинами, как только они пустили своих животных мелким шагом, на этот раз вниз по склону холма. Ей показалось очень странным, как необычно боязливы и неспокойны были сестры. Они имели склонность к надменной самоуверенности во всем, что бы ни делали, но сейчас вели себя на удивление осторожно.
      Слева от них возвышались неровные сине-серые громады высоких гор. Каменные склоны и скалы были настолько крутыми, что на них нашлось лишь несколько мест, где смогли угнездиться деревья. Некоторые вершины были так высоки, что, несмотря на разгар лета, их пики украшал снег. Кэлен и сестры уже проезжали вдоль этих гор к югу, когда искали место, чтобы пересечь хребет, после того как покинули Народный Дворец. Во время тех путешествий сестры старались по возможности избегать людей.
      Кэлен еще немного отпустила поводья. Холмы, которые они пересекали, были изрыты оврагами и лощинами, временами очень затрудняющими путь. Кэлен знала, что вдоль подножий холмов должна быть дорога, но сестры не любили путешествовать по дорогам и при всякой возможности держались от них подальше. Сейчас они прокладывали маршрут через высокую траву среди редко разбросанных высоких деревьев и останавливались в малозаметных укрытиях, образованных складками земли между холмами.
      Прежде чем Кэлен смогла разглядеть хоть что-нибудь, лежащее за холмом, их окутал столь удушающий смрад смерти, что она едва могла дышать. Поднявшись на гребень холма, она наконец увидела раскинувшийся внизу город. Они все остановились, уставившись вниз на опустевшие дороги, сожженные дома и остовы чего-то, напоминавшего лошадей.
      — Поспешим, — сказала сестра Улисия. — С той стороны мы воспользуемся главной дорогой и проедем достаточно близко от них, чтобы проверить, где они находятся и, главное, куда направляются.
      Они пришпорили лошадей, отправляя их в легкий галоп, и молча ехали к подножью холмов и далее, к окраинам города. Город, очевидно, был построен на излучине реки и на пересечении нескольких дорог, которые, скорее всего, были торговыми маршрутами. Самый большой из двух бревенчатых мостов был сожжен. Когда, двигаясь гуськом, они пересекали второй, более узкий мост, Кэлен взглянула вниз, на воду. Повсюду, прибившись к зарослям тростника, плавали, вниз лицом, разбухшие тела людей. Всякое желание искупаться в реке пропало, и не только от этого, но и от стоявшего в воздухе тяжелого зловония смерти. Ей хотелось лишь одного: поскорее покинуть это место.
      Когда они проезжали среди домов, Кэлен прикрывала шарфом и нос, и рот. Но это не очень-то помогало. Она чувствовала, что ее вот-вот вырвет от густого запаха гниющей плоти. Он, казалось, почему-то был необычно сильным.
      И вскоре она обнаружила, в чем дело.
      В боковых улицах и переулках, мимо которых они проезжали, трупы были свалены сотнями. Среди них лежало несколько мертвых же собак и мулов, причем ноги мулов торчали прямо вверх. Судя по тому, как лежали эти тела, Кэлен решила, что, скорее всего, людей загоняли в эти тупики, откуда невозможно убежать, и здесь убивали. Большинство мертвых — и животных, и людей — имели страшные рваные раны. Некоторые были убиты копьями, все еще торчавшими из них, тогда как другие погибли от стрел. Большинство же, казалось, были зарублены насмерть. Кэлен заметила и еще одно общее для трупов: это все были пожилые люди.
      В следующей части города многие дома оказались сожжены дотла. В некоторых местах от массивных каменных остовов все еще вились клубы дыма. Конструкции из обугленных деревянные балок выглядели как подпаленные скелеты каких-то чудовищ. Похоже, пожар здесь потух сам собой день или два назад.
      Направляя своих лошадей по узкой, мощенной булыжником центральной части улицы, по обеим сторонам которой смутно вырисовывались двухэтажные строения, они смотрели вокруг, производя молчаливую оценку разрушений. Уцелевшие дома все были разграблены. Двери или взломаны, или попросту выворочены, и Кэлен не увидела ни одного целого окна. Занавески на небольших балкончиках, выходящих на улицу, были разодраны; на некоторых из этих балконов лежали тела. Кроме деревянных кусков разбитых дверных проемов и битого стекла, на улице валялись и обычные вещи: отдельные предметы одежды; окровавленный башмак; разбитая мебель; поломанное оружие; поломанные части повозок. Кэлен увидела даже куклу с волосами из желтой пряжи, лежащую вниз лицом, со следом копыта на раздавленной спине. Все валяющиеся предметы выглядели так, будто прошли через множество рук и, получив оценку бесполезных, брошены на дороге.
      Отважившись бросить взгляд в глубину дома, мимо которого они проезжали, Кэлен увидела там настоящий ужас. Люди были не просто убиты — их тела выглядели так, будто их убивали ради развлечения или исключительно из чистой жестокости. В отличие от сваленных в переулках, эти люди не были старыми. Судя по всему, это могли быть те, кто пытался защищать свои дома и лавки. Сквозь разбитое окно одной из лавок она увидела, что человек в фартуке, какой обычно носят сапожники, прибит к стене гвоздями прямо через запястья. Из его груди торчали едва ли не дюжина стрел, придавая ему вид огромной подушечки для иголок. Его рот и оба глаза были пробиты стрелами. Этого человека использовали не только как тренировочную мишень, но и для извращенного развлечения.
      В других домах Кэлен видела женщин, которые явно были изнасилованы. Остатки рукава — вот все, что было на одной из них, лежавшей на полу. Ее грудь была разодрана. В другом месте девочка, еще не достигшая женской зрелости, лежала на столе, раскинув ноги, платье задрано до пояса. Ее горло было перерезано до позвоночника. Между раздвинутых ног торчал, как последний акт презрения, оставленный черенок метлы. Кэлен цепенела, пока эти ужасающие зрелища, одно за другим, проплывали перед ней. И каждое из них такой отвратительной жестокости, что она даже не могла представить, что за люди способны совершать подобные деяния.
      Судя по одежде большинства мертвецов, похоже, это были простые рабочие люди. Они не были солдатами. И за преступление, состоявшее в попытке защитить свои дома и свое дело, были забиты как скот.
      Миновав один небольшой дом, Кэлен увидела у дальнего от улицы его угла возле кирпичной стены кучу маленьких детей — в основном младенцев. Примерно так собирают в кучи осенние листья, только здесь были будущие люди, каждому предстояла целая жизнь. Запекшаяся на кирпичной стене кровь указывала, где именно разбивались их головы. Было очевидно, что убийцы старались разделываться с ними систематично. Проезжая через притихший город, Кэлен видела еще несколько мест, где дети оказались свалены в кучи, после того как убиты. И убиты способом, явно относящимся к разряду развлечений для самых жестоких представителей людей.
      Хотя среди убитых было не очень много женщин, Кэлен не видела ни одной, полностью одетой. Все, кого она видела, были или очень старые, или очень молодые. То, как обошлись с ними, лежало за пределами представлений о жестокости, и смерть их была небыстрой.
      Вытирая глаза, Кэлен сглотнула стоявший в горле комок. Ей хотелось пронзительно кричать во весь голос. Три же сестры, казалось, особенно и не были тронуты этой кровавой бойней. Они пристально вглядывались в боковые улицы и переулки и внимательно оглядывали окружающие холмы, вероятно пытаясь уловить малейшие признаки угрозы.
      Кэлен никогда не была так счастлива, как в тот момент, когда они наконец-то выехали за пределы города и двинулись, покидая это место, по дороге, ведущей на юго-восток. Дорога, как оказалось, так и не предоставила ей возможности сбежать от всех тех сцен насилия, заполнивших город, как, она надеялась, должно было получиться. На всем пути то здесь, то там встречались рвы и канавы, заваленные телами невооруженных молодых людей и подростков, уничтоженных, скорее всего, за попытку побега, за сопротивление грядущему рабству — в назидание другим или просто ради развлечения.
      У Кэлен начался жар и непрерывное головокружение. Она боялась, что заболела. Покачивания в седле еще больше усиливали ее тошноту. Зловоние смерти и обуглившейся плоти преследовали их при хорошей солнечной погоде, пока они ехали меж холмов за окраиной города. Запах был настолько едким, что ощущался так, будто пропитал насквозь одежду и, казалось, даже выделялся вместе с потом.
      Она сомневалась, что теперь ей удастся когда-нибудь уснуть без ночных кошмаров.
      Кэлен не знала, как назывался этот город, но теперь его все равно не стало. В нем не осталось ни одной живой души. И все, что было хоть сколько-нибудь ценным, уничтожено или захвачено в качестве добычи. По преобладанию среди трупов мужчин она решила, что многие жители города, по большей части женщины в расцвете сил, захвачены как рабы. После того, что, как она видела, случилось с женщинами, умершими в этом городе, Кэлен с полной ясностью представляла, что предстоит пережить тем, кого увели отсюда.
      Холмы и равнина во все стороны, так далеко, насколько могла видеть Кэлен, вытоптаны, и, должно быть, не чем иным, как сотнями тысяч людей. Трава не просто примята бесконечной чередой сапог, копыт и колес повозок, но и перемолота в пыль под немыслимым числом ног. Это давало представление о тех полчищах, что прошли через этот город, и в некотором смысле это ужасало еще больше, чем страшные сцены смерти. Сила этого скопления людей, сопоставимая с природными катаклизмами, была как чудовищный ураган, оставивший такой вот след на земле, безжалостно разрушающий все на своем пути.
      В конце дня, когда они добрались до высоких холмов, сестры стали тщательно следить за своим расположением, чтобы никто впереди них, оглянувшись на солнце, опускавшееся за их спинами, случайно не заметил их. Не доехав до вершины очередного холма, сестра Улисия остановилась и, привстав в стременах, вытянулась, чтобы внимательно осмотреться, а затем дала знак остальным спешиться. Они привязали своих лошадей к остову обломанной старой сосны, расщепленной надвое ударом молнии. Сестра Улисия велела Кэлен держаться как можно ближе, но всегда позади них.
      На гребне холма, куда они молча поднялись, низко припадая в худосочной траве, им наконец-то удалось смутно увидеть то, что прошло через разоренный город. В неясной дали, растянувшись вдоль подернутого дымкой горизонта, перед ними предстало нечто, что можно было принять за грязное коричневое море. Но на самом деле это было темное пятно армии столь огромной, что состав ее невозможно исчислить. Кэлен даже могла различить доносимые ветром в тихом воздухе угасающего дня далекие, леденящие кровь стоны и крики женщин и сиплый мужской смех.
      Толпа такой численности способна смести защиту любого города. Любое вооруженное сопротивление может оказаться не замеченным такой огромной армией, как эта. Людей, собранных в таком количестве, невозможно остановить ничем.
      И хотя такая большая армия казалась толпой, массой, просто чем-то громадным, Кэлен понимала, что неверно применять к ней такие понятия; это скопление, состоящее из отдельных людей. И люди эти не родились на свет извергами и чудовищами. Каждый из них когда-то был беспомощным младенцем, которого баюкала на руках мать. Каждый из них когда-то был ребенком, со своими страхами, надеждами и мечтами. И если один случайный человек способен из-за отклонений, из-за болезненного разума вырасти в безжалостного убийцу, то в такой большой совокупности — явно не могли. Каждый из них стал убийцей по убеждению, убийцей по выбору, и все они объединились под флагом порочных убеждений, дающих поддержку их жестокости.
      Все эти люди были из числа тех, кто в случае жестокого выбора сознательно отбрасывают врожденное благородство жизни и выбирают вместо этого служение смерти.
      Кэлен была повергнута в ужас той кровавой бойней, что видела в городе, испытывала тошноту от всего увиденного там. Некоторое время она была едва способна дышать. И не только от зловония смерти, но и от собственного полного печали отчаяния при виде такой бессмысленной жестокости, при виде такого поразительного и преднамеренного порока. Ее пробирал болезненный страх за те беспомощные души, которым еще предстоит столкнуться с этой ордой и с сокрушительной потерей всякой надежды на то, что жизнь может быть достойной, что она может быть разумной, безопасной и, тем более, приносящей радость.
      Но сейчас, при виде исполнителей этой резни, огромного сборища тех, кто с готовностью совершает подобные зверства, вся эта жалостливость растаяла без следа. Ее место занял разгоревшийся гнев и сжигающая изнутри ярость, настолько сильные, что она и представить не могла. Вспоминая изрубленных стариков, младенцев, с которыми быстро разделались, вышибая им мозги, и зверское обращение с женщинами, Кэлен не могла думать ни о чем, кроме как о жгучем желании отомстить за безропотных мертвых.
      Жажда мести кипела в ней, ярость и гнев были так ужасны, что, казалось, способны навсегда изменить что-то внутри нее. В эту минуту она испытывала глубочайшую близость с той маленькой статуэткой, которую ей пришлось оставить в тихом саду Лорда Рала, и полное единение с ее духом, который раньше она не ощущала в такой мере.
      — Все верно, это Джегань, — наконец-то сказала сестра Улисия с горечью в голосе.
      Сестра Эрминия кивнула и добавила:
      — И нам придется пройти мимо него, чтобы попасть в Касску.
      Сестра Улисия указала рукой в сторону гряды горных пиков, протянувшейся слева.
      — Их армия, со всеми лошадьми, повозками и припасами, не способна двигаться через узкие проходы между этими гребнями, а мы сможем. Учитывая, как медленно движется Джегань, мы запросто преодолеем эти переходы и окажемся в Касске намного раньше, чем они смогут продвинуться на юг, чтобы обойти горы, а потом направиться вверх, в Д’Хару.
      Сестра Цецилия вгляделась в далекий горизонт.
      — У армии Д’Хары ни единого шанса выстоять против этого войска.
      — Это не наша проблема, — сказала сестра Улисия.
      — А каковы наши обязательства в отношении Ричарда Рала? — спросила сестра Эрминия.
      — Мы не охотимся за Ричардом Ралом, — сказала сестра Улисия. — Джегань охотится за ним и ищет возможности уничтожить его, а не нас. Мы же те, кто получит в свое распоряжение все могущество Одена, а затем мы даруем Ричарду Ралу то, что, получив надлежащую силу, сможем даровать только мы. Этого будет вполне достаточно, чтобы выполнить наше обязательство и защитить нас от сноходца. Джегань и его армия — это не наша проблема, и мы не в ответе за их цели и намерения.
      Кэлен, вспоминая, как бывала в Народном Дворце, задумалась, каким же был этот человек. Даже не зная его, она боялась за него и за его людей. Она боялась, что им предстоит встреча с тем, что надвигалось на них.
      — Это будет нашей проблемой, если они окажутся в Касске быстрее нас, — заметила сестра Цецилия. — Помимо встречи с Тови, в Касске — единственный центральный узел, до которого мы можем добраться сейчас.
      Сестра Улисия легким движением руки отклонила это замечание.
      — Они сейчас далеко от Касски. Мы можем легко срезать путь и опередить их, пройдя через перевал, а не в обход через равнины, и уберемся оттуда раньше, чем они окажутся там.
      — А ты не думаешь, что они могут ускорить свой темп? — спросила сестра Эрминия. — В конце концов, Джегань мог бы решить поторопиться покончить с Лордом Ралом и с теми силами, которые выставит Д’Хара.
      У сестры Улисии эта идея вызвала раздражение.
      — Джегань понимает, что армия Д’Хары не имеет свободы выбора… Ричарду Рал сейчас не остается ничего другого, как принять бой. Этот вопрос уже решен. Дело только во времени.
      — Сноходец не спешит, да это и невозможно с такой огромной и неповоротливой армией. И будь они даже способны ускорить свой темп, им надо миновать немалое расстояние, они никак не могут оказаться в Касске раньше, чем мы. Армия Джеганя, между прочим, ровно такая же, какой была, когда они захватили Древний мир, несколько десятков лет назад, и на протяжении всей этой войны она оставалась такой же. Они никогда не ускоряют свой темп. Они, как времена года, движутся очень медленно, но неотвратимо.
      Она бросила многозначительный взгляд на остальных двух сестер.
      — Кроме того, сейчас они захватили в городе множество женщин. Люди Джеганя горят нетерпением насладиться своими новыми трофеями.
      Кровь отлила от лица сестры Эрминии.
      — Кому, как не нам, знать это.
      — Джегань и его люди всегда готовы воспользоваться пленными женщинами, — заметила сестра Цецилия, отчасти для себя.
      Лицо сестры Эрминии вновь обрело прежний оттенок.
      — Хотелось бы подвесить Джеганя и разобраться с ним по-своему.
      — Мы все не прочь порадоваться, хорошенько проучив этих людей, — сказала сестра Улисия, снова вглядываясь в даль, — но у нас есть более важные дела. — Она самодовольно улыбнулась. — Хотя в один прекрасный день…
      Некоторое время три сестры молчали, всматриваясь в растянувшуюся вдоль горизонта огромную орду.
      — В один прекрасный день, — произнесла сестра Цецилия негромким, полным ненависти голосом, — мы откроем шкатулки Одена, и тогда будем обладать могуществом, которое заставит этого человека мучиться от бессилия.
      Сестра Улисия повернулась и пошла назад, к лошадям.
      — Если мы хотим открыть все же одну из трех шкатулок, то сперва следует добраться до Тови и до последней шкатулки — и еще до того, что ждет нас в Касске. Забудьте о Джегане и его армии. Они последнее, что мы хотим увидеть… пока не наступит тот день, когда мы высвободим силу Одена и сможем получить немного удовольствия, воздав наше собственное возмездие сноходцу.

      Никки открыла глаза. Но могла видеть лишь расплывающиеся фигуры.
      — Зедд тобой недоволен.
      Несмотря на то, что звучало это как будто из какого-то туманного далекого места, она все равно знала, что это голос Ричарда. Она была очень удивлена, что слышит его. Она была удивлена, что вообще что-то слышит. По всем правилам ей следовало быть мертвой.
      Едва зрение начало обретать четкость, Никки повернула голову вправо и увидела его, сидящего, съежившись, на стуле, придвинутом вплотную к кровати. Наклонившись вперед, уперев локти в колени, сплетя пальцы, он наблюдал за ней.
      — Почему? — спросила она.
      С радостным выражением, при виде ее пробуждения, он откинулся назад, к спинке простого деревянного стула, и улыбнулся той мрачной улыбкой, которую ей так нравилось видеть.
      — Потому что ты разбила окно в той комнате, где вы занимались контролирующей сетью.
      При свете лампы, мягко светившей из-под молочно-белого абажура, она смогла разглядеть, что до самых подмышек укрыта роскошно расшитым золотом покрывалом с блестящей серовато-зеленой бахромой по краям. На ней атласная ночная рубашка, незнакомая ей. Рукава спускаются до самых запястий. Рубашка бледно-розовая — явно не ее цвет.
      Ей было интересно знать происхождение этой рубашки и, что более существенно, кто именно ее раздел и одел. Давным-давно, во Дворце Пророков, Ричард оказался первым человеком из всех, кого ей когда-либо доводилось встречать, кто не претендовал на ее тело или на какой-либо иной аспект ее жизни. Такое уважительное отношение помогло началу процесса осмысления и в итоге привело к тому, что она отбросила все усвоенные за столь продолжительный срок догматы Ордена. Благодаря Ричарду она пришла к осознанию того, что ее жизнь принадлежит только ей одной. Наряду с этим она обнаружила чувство собственного достоинства и свою ценность.
      Впрочем, сейчас у нее были и другие заботы, нежели вдруг оказавшаяся на ней розовая ночная рубашка. В лежащей на уютной стеганой подушке голове что-то тяжело пульсировало.
      — Вообще-то, — сказала она, — окно разбила молния, а вовсе не я.
      — Как бы там ни было, — заметила Кара с другого стула, приставленного спинкой к стене рядом с дверью, — не думаю, что он обратит внимание на подобную разницу.
      — Полагаю, что нет, — со вздохом сказала Никки. — Эта комната находится в самой укрепленной секции Цитадели.
      Ричард нахмурился.
      — Где-где?
      Она чуть скосила глаза, пытаясь лучше разглядеть его лицо.
      — Эта секция Цитадели — особое место. Оно укреплено против умышленного вмешательства и против различных случайных воздействий.
      Кара сложила руки.
      — Может быть, ты позаботишься дать нам разъяснение?
      На морд-сите была одежда из красной кожи. Никки заинтересовалась, означало ли это, что есть еще причины для беспокойства, или она просто все еще настороже после почтившего их своим визитом зверя.
      — Это сдерживающее поле, — сказала Никки. — Мы знаем очень мало об этом древнем, чрезвычайно сложном характере магии Огненной Цепи. Очень рискованно даже изучать подобные нестабильные компоненты, связанные друг с другом таким образом, как в нашем эксперименте. Вот почему мы воспользовались особым местом для запуска контролирующей сети. Та комната расположена в первоначальной центральной части Цитадели — святая святых, важнейшая исследовательская площадка, используемая в случае аномальных материалов. Некоторые магические формы, как сконструированные, так и используемые в свободном виде, могут порождать определенные утечки, исходящие потоки, которые способны вызвать структурные разрывы, так что при работе с ними лучше заключать подобные потенциально опасные компоненты в сдерживающее поле.
      — Ну хорошо, спасибо за разъяснение, — сказала Кара резким язвительным тоном. — Теперь все стало исключительно понятным. Особенно насчет этого поля.
      Никки постаралась кивнуть.
      — Да… сдерживающее поле. — Когда же хмурый вид Кары стал еще мрачнее, она добавила: — Заниматься магией в подобном месте — примерно как держать в бутылке осу.
      — О-ох. — Кара вздохнула, ухватив наконец-то упрощенную концепцию. — Тогда понятно, почему Зедд так рассердился на этот счет.
      — Наверное, он сможет восстановить там все как было, — предположил Ричард. — Удивительно, что сама комната не очень разгромлена. Раздражает его главным образом разбитое окно.
      Никки слабым движением приподняла руку.
      — Еще бы. Там стояло уникальное стекло, обладающее способностью сдерживать магическую энергию от просачивания наружу… а также предотвращать нападения и вмешательства посредством дара. Функция этого стекла точно такая же, как у щитов, только оно задерживает не людей, а магическую энергию.
      Некоторое время Ричард размышлял.
      — Ну, — сказал он наконец, — оно не предотвратило нападение зверя.
      Никки разглядывала полки с книгами, расположенные на стене напротив кровати.
      — Этого не могло предотвратить ничто, — сказала она. — Зверь явился не через окна или стены… Он пришел через завесу, появившись в комнате прямо из преисподней; ему не требовалось проходить через какие-то щиты, сдерживающие поля или защищающее стекло.
      Передние ножки стула Кары со стуком вернулись на пол.
      — И он едва не оторвал тебе руку. — Она погрозила пальцем Ричарду. — Ты воспользовался своим даром. И привлек этим зверя. Не окажись рядом Зедда, чтобы вылечить тебя, ты, скорее всего, умер бы от потери крови.
      — Ох, Кара, всякий раз, когда ты рассказываешь эту историю, я теряю все больше и больше крови. Без сомнения, в следующий раз я услышу, что был разорван надвое, а потом сшит волшебной нитью.
      Она вновь сложила руки и оперлась спинкой стула о стену.
      — Ты вполне мог оказаться разорван надвое.
      — Я не был так тяжело ранен, как ты расписываешь. Отлично себя чувствую. — Ричард чуть наклонился вперед и сжал руку Никки. — По крайней мере, ты остановила его.
      Она встретила его пристальный взгляд.
      — На этот раз, — сказала она. — Всего лишь.
      — Вполне достаточно этого раза. — Он улыбнулся со спокойным удовлетворением. — Ты молодец, Никки.
      В его серых глазах отражалась полнейшая искренность. Так или иначе, но мир всегда казался лучше, когда Ричард бывал доволен, что кто-то довел до конца что-то особенно сложное. Похоже, он всегда ценил то, чего люди достигали с упорством, — и, казалось, всегда восторгался их триумфом. Она всякий раз переживала внутренний душевный подъем, когда он радовался тому, что ей удавалось сделать.
      Ее взгляд скользнул в сторону от его лица, и тогда она заметила маленькую статуэтку, стоявшую на столике как раз позади него. Свет лампы ярко освещал плавно ниспадающие волосы и свободную одежду, которые однажды Ричард столь тщательно вырезал, воплощая в этой фигурке свое впечатление об образе Кэлен. Блестящая статуэтка из орехового дерева замерла, словно в безмолвном вызове какой-то невидимой силе, пытающейся подавить ее дух.
      — Так я в твоей комнате, — сказала Никки, скорее самой себе.
      Его бровь удивленно приподнялась.
      — Как ты догадалась?
      Никки отвела взгляд от статуэтки и посмотрела левее, в небольшое, закругленное сверху окно, прорезанное в толстой каменной стене. Слабый бледно-розовый румянец проступал от нижней части полного звезд неба, предваряя приближающийся рассвет.
      — Удачная догадка, — соврала она.
      — Она оказалась самой ближней, — пояснил Ричард. — Зедд и Натан хотели скорее уложить тебя в постель, устроить поудобней и уж потом выяснять, какую еще помощь необходимо тебе оказать.
      По холодящему ощущению в венах Никки поняла, что они сделали нечто большее, чем просто оценку ее состояния.
      — Рикка и я раздели тебя и облачили в ночную рубашку, которую дал Зедд, — пояснила Кара, отвечая на молчаливый вопрос, который, должно быть, увидела в глазах Никки.
      — Спасибо. — Никки подняла руку, делая неопределенный жест. — Как долго я была без сознания? Что произошло?
      — Ну, — сказал Ричард, — после того, как ты прошлой ночью снова запрыгнула в ту магическую заготовку и вызвала молнию, чтобы остановить зверя, контролирующая сеть ничуть не улучшила твоего состояния. Когда я вытащил тебя оттуда, Зедд решил, что в первую очередь тебе требуется отдых, и потому сделал кое-что для того, чтобы ты заснула. Боль тебя едва не убила. Он сказал, что поможет тебе отключиться от всего, чтобы не испытывать причиняемых этой болью страданий. И сказал, что ты проспишь весь вчерашний день и эту ночь, а затем проснешься на рассвете дня. Вижу, он не ошибся.
      Кара поднялась со стула, встала позади Ричарда и теперь с этой позиции вглядывалась в Никки.
      — Никто не думал, что Лорд Рал сможет вытащить тебя оттуда во второй раз. Уже решили, что твоя душа ушла слишком далеко в преисподнюю, чтобы пытаться вернуть тебя назад… но он сделал это. Он вернул тебя назад.
      Никки перевела взгляд от самодовольной улыбки Кары к серым глазам Ричарда. Они не отражали ничего, что хоть как-то показывало трудность выполненной задачи. Она с трудом представляла себе, чтобы он мог совершить нечто подобное.
      — Ты хорошо поступил, Ричард, — сказала она, заставляя его улыбнуться.
      В следующий момент и он, и Кара повернулись на мягкий стук. Зедд осторожно приоткрыл дверь комнаты и заглянул. Увидев, что Никки проснулась, он отбросил всякую осторожность и неторопливо вошел внутрь.
      — Ага, похоже, мы вернулись с того света, — заметил он.
      Никки улыбнулась.
      — Крайне неприятная экскурсия. Никому не посоветую повторять. Прошу прощения за окна, но тут или одно…
      — Уж лучше окна, нежели то, что могло бы случиться с Ричардом.
      Никки была рада услышать такие слова.
      — Вот и я решила так же.
      — Как-нибудь объяснишь мне, и максимально подробно, что ты делала и как именно делала это. Не подозревал, что какая-либо форма порожденной магией энергии способна разрушить эти окна.
      — Она и не может. Я всего лишь… вызвала сгущение естественной энергии, которая и прошла через это окно.
      Зедд не сводил с нее непонимающего взгляда.
      — Что же касается окон, — сказал он наконец сдержанным тоном, — мы сможем использовать эту твою способностью, как и обе стороны твоего дара, чтобы восстановить их.
      — Буду рада помочь.
      Кара поспешила тоже влезть:
      — Когда Том и Фридрих наконец вернутся с патрулирования окрестностей, я уверена, что они будут в состоянии помочь с восстановлением оконных рам. Особенно Фридрих — он умеет работать с деревом.
      Зедд кивнул и коротко улыбнулся такому предложению, затем повернулся к своему внуку.
      — Где же ты был? Я пытался найти тебя все утро, но так и не мог. И весь прошлый день.
      Никки поняла, что едва ли окна были его первой заботой.
      Ричард бросил короткий взгляд на статуэтку.
      — Большую часть прошлой ночи я читал. Когда занялся рассвет, отправился погулять и подумать, что делать дальше.
      В ответ Зедд вздохнул.
      — Ну, как я уже говорил тебе, после того как ты справился с магической заготовкой, удерживавшей Никки, нам нужно поговорить о некоторых предметах, которые ты затронул в том разговоре.
      Было ясно, что это было не простое любопытство, а вполне определенная настойчивая просьба.
      Ричард поднялся с места, чтобы поправить подушки в изголовье у Никки, и тут заметил, что она пытается сесть. От боли осталось лишь затухающее воспоминание. Наверняка Зедд сделал что-то большее, чем просто помог ей уснуть. В голове у Никки начало проясняться. И она осознала, что проголодалась.
      — Ну, давай поговорим, — сказал Ричард, вновь усаживаясь на стул.
      — Мне нужно, чтобы ты объяснил предельно точно, как разобрался в методе остановки работы контролирующей сети — особенно такой сложной, как созданная для Огненной Цепи.
      Ричард выглядел невероятно уставшим.
      — Я уже говорил тебе и раньше, что понимаю язык символов.
      Зедд, сцепив за спиной руки, принялся ходить по комнате. В чертах его лица сквозили беспокойство и откровенный интерес.
      — Да, ты упоминал, что много знаешь о «конструкциях заклинаний, приводящих к летальному исходу». Я хочу знать, что ты под этим подразумевал.
      Ричард глубоко вдохнул, а затем сделал медленный выдох, откидываясь на спинку стула. Выросший рядом с дедом, он хорошо знал, что когда Зедд хочет что-то узнать, то лучше уж ответить на все его вопросы.
      Ричард положил руки на колени, повернув ладони вверх. На подбитых кожей серебряных браслетах имелись цепочки очень странных символов. В центре каждой цепочки, напротив середины запястья, находилась маленькая Благодать. Уже один этот знак был достаточно тревожным и вызывающим беспокойство, с тех пор как Никки видела, как Ричард использовал браслеты для вызова сильфиды. Она не могла даже представить себе, что означают другие знаки.
      — То, что изображено на этих браслетах, это все символы или общие идеи… то есть рисунки, отображающие какие-то концепции. Как я уже говорил, они представляют особого рода язык, весьма специфический.
      Зедд провел пальцем по фигурам на браслетах.
      — И ты можешь понять заключенный в них смысл? Так же, как сделал с той магической заготовкой?
      — Да. Большая их часть всего лишь описывают способы владения мечом… Именно так, через владение мечом, мне и удалось познакомиться с ними, и через это я начал учиться понимать их.
      Пальцы Ричарда тщетно пытались найти успокоение в прикосновении к рукоятке оружия, которого по-прежнему не было на положенном месте, у его бедра. Поймав себя на этом, он продолжил:
      — Многие из них точно такие же, как знаки возле анклава Первого волшебника. Ну, ты знаешь… бронзовые таблички на антаблементах над различными колоннами красного камня, круглые металлические диски, украшающие парапеты, и резные изображения на каменных карнизах.
      Он оглянулся на деда через плечо.
      — Большая часть этих символов явно касается приемов сражения с мечом.
      Никки слушая все это с удивлением. Ричард никогда не говорил ей о символах на браслетах. Как Первый волшебник, Зедд был хранителем Меча Истины, и именно его обязанность и долг назвать, когда потребуется, нового Искателя Истины, но, принимая во внимание его реакцию, похоже, даже он не подозревал об этом. Впрочем, это можно было понять. Ведь, в конце концов, меч был создан за тысячи лет до этого волшебниками необыкновенной силы.
      — Вот этот. — Зедд ткнул пальцем в символ на одном из браслетов Ричарда. — Вот такой же есть на двери в анклав Первого волшебника.
      Ричард повернул другое запястье и постучал по рисунку у верхнего края серебряной ленты, изображающему взрыв звезды.
      — И вот этот тоже.
      Зедд подтянул руку Ричарда ближе, разглядывая браслеты в свете лампы.
      — Да… оба имеются на той двери. — Он недовольно скосил глаза на Ричарда. — И ты искренне веришь, что эти знаки что-то означают и что ты научился читать их?
      — Конечно.
      Жесткие брови Зедда еще более сдвинулись, по-прежнему выражая явное сомнение.
      — И что, по-твоему, они означают?
      Ричард коснулся символа на своем браслете и еще одного, точно такого же, на сапоге. И этот же знак продемонстрировал на внутренней части золотой ленты, проходящей по краю его черной туники. Пока он сам не показал, Никки не догадывалась, что на одежде есть эти знаки, скрытые среди всего прочего, что казалось не более чем декоративным украшением. Рисунок по структуре состоял из двух неровных треугольников с извилистой двойной линией, огибающей их и проходящей сквозь них.
      — Вот этот имеет отношение к ритму в случае сражения с численно превосходящим противником. Он выражает состояние каданса в танце, то есть движения, лишенные жесткой формы.
      Зедд вскинул бровь.
      — Движения, лишенные жесткой формы?
      — Ну да, знаешь… это движение, которое не задано однозначно, не является заранее просчитанным и продуманным, но тем не менее соответствует замыслу и намерениям. Этот символ описывает важную составляющую часть танца.
      — Танца?
      Ричард кивнул.
      — Танца со смертью.
      Некоторое время у Зедда безмолвно двигалась челюсть, затем голос вернулся.
      — Танец. Со смертью. — Он пытался осмыслить это с минуту или больше, начинал задавать вопрос, но останавливался на полуслове, затем снова пытался начать, и наконец-то остановился на чем-то достаточно простом: — И каким же образом это связано с символами у анклава Первого волшебника?
      Ричард провел большим пальцем по рисункам на браслете левой руки.
      — Эти символы имеют значение для боевого чародея — вот, отчасти, почему я их понял. Вообще, во многих ремеслах есть свои символы. Портной рисует на своем окне ножницы, мастер-оружейник может нарисовать над своей дверью контуры ножей, у таверны бывает знак в виде кружки, у кузнеца — наковальня, а если он занимается подковкой лошадей, то прибивает над дверью подкову. Некоторые знаки, например череп с перекрещенными костями под ним, предупреждают о чем-то смертельном. Боевые чародеи из этих же соображений нанесли свои знаки возле анклава Первого волшебника.
      Но главное, что у каждого ремесла имеется свой жаргон, особый словарь, специфичный для данной профессии. Аналогично и для боевых чародеев. Жаргон этой профессии имеет отношение в основном к летальным исходам. Так вот, многие символы и внутри, и снаружи анклава Первого волшебника являются знаками этого ремесла: нести смерть.
      Зедд откашлялся, затем взглянул вниз и указал на другой символ на браслете Ричарда.
      — Вот этот. Он есть на двери, ведущей в мой анклав. Ты знаешь, что он означает? Можешь ли описать его значение и смысл?
      Ричард слегка повернул запястье, разглядывая символ, напоминающий взрыв звезды.
      — Это предупреждение или совет: не позволяй твоему вниманию замыкаться на чем-то одном. Взрыв звезды — это предложение направлять свой взгляд одновременно повсюду, не сосредотачиваться на одном в ущерб всему остальному. Напоминание о том, что не следует позволять врагу отвлекать твое внимание таким образом, что при этом твое видение оказывается под его контролем и концентрируется лишь на одном. Если ты позволишь такое, то будешь видеть только то, чего хочет он. Такой подход позволит ему ослепить тебя, если можно так выразиться, а затем он придет к тебе оттуда, где ты не видишь его, и тогда ты, скорее всего, потеряешь собственную жизнь.
      Вместо этого, подобно изображенному звездному взрыву, твое видение должно быть открыто всему, и не только при принятии решений, но и при нанесении удара. Танцевать со смертью — означает понять твоего врага и стать подобным ему, подразумевая под этим образ его мышления в области его умений, с тем, чтобы знать его меч точно так же, как свой собственный, — его точное положение, его скорость и следующее движение, прежде чем он внезапно совершит его. И вот, используя подобным образом свое видение, ты приходишь к познанию образа мыслей твоего врага и начинаешь действовать словно по наитию.
      Зедд почесал висок.
      — Ты пытаешься втолковать мне, что эти символы и знаки, специфичные для боевого чародея, все до одного — наставления по владению мечом?
      Ричард покачал головой.
      — Понятие «меч» здесь подразумевает все формы борьбы, а не только рукопашный бой с применением определенной разновидности оружия. Точно так же все эти «советы» применимы к выработке стратегии и руководству в самых разных сторонах жизни.
      Танец со смертью означает поклонение ценностям жизни в единении с разумом, сердцем и душой, с тем чтобы оказаться должным образом готовым сделать все необходимое для сохранения жизни. Танец со смертью означает, что ты сам — олицетворение смерти, готовое уничтожать все живое, чтобы сохранить жизнь.
      Во взгляде Зедда читалось недоумение. Ричард же, казалось, был несколько удивлен его реакцией.
      — Это вполне соответствует всему тому, чему в разное время ты учил меня, Зедд.
      Свет лампы создавал резкие тени на угловатом лице Зедда.
      — Полагаю, в каком-то смысле так оно и есть, Ричард. Но в то же время это нечто значительно большее.
      Ричард кивнул, продолжая поглаживать большим пальцем мягко светящуюся серебристую поверхность браслета.
      — Зедд, я понимаю, что тебе очень хочется быть тем самым, кто учит меня всему, имеющему отношение к твоему анклаву; и точно так же хочется обучать меня всему, касающемуся Благодати. Да, поступать так — это действительно твоя роль, как Первого волшебника. Возможно, мне и следовало подождать. — Стараясь придать убедительность своим словам, он выставил вперед ладонь. — Но на кону стояли жизни людей и необходимость чего-то сделать. И я был вынужден выучиться кое-чему без тебя.
      — Да как же, Ричард, я мог обучить тебя подобному? — сокрушенно заметил он. — Смысл и значение тех знаков утрачены тысячи лет назад. И ни один волшебник со времен… со времен… ну хорошо, ни один волшебник, кого я знал, не оказался в состоянии расшифровать их. И мне трудно представить, как это удалось тебе.
      Ричард смущенно пожал одним плечом.
      — Стоило мне лишь ухватиться за что-то, остальное стало просто очевидным.
      Зедд с опаской взглянул на внука.
      — Ричард, я вырос в этом месте. И провел здесь большую часть жизни. Я был Первым волшебником еще тогда, когда здесь были другие волшебники, которыми нужно было управлять. — Он покачал головой. — Все это время эти изображения находились на анклаве Первого волшебника, а я не имел представления, что они означают. Может быть, тебе это кажется простым и заурядным, но на самом деле это не так. Как знать, может быть, ты просто воображаешь, что понимаешь эти символы — всего лишь выдумываешь те значения, которые тебе хотелось бы в них видеть.
      — Я не выдумываю их значения. Они бессчетное число раз спасали мою жизнь. И я научился очень многому — как сражаться мечом, читая язык этих символов.
      Зедд не стал спорить, а вместо этого указал рукой на амулет, который Ричард носил на шее. В центре, окруженный переплетением золотых и серебряных линий, находился рубин в форме слезы, размером с ноготь большого пальца Никки.
      — Ты нашел это в моем анклаве. И ты также можешь сказать, что он означает?
      — Это часть снаряжения, часть того, что носил боевой чародей, но в отличие от остального этот амулет, как ты сказал, оставлен под защитой анклава Первого волшебника.
      — А его смысл?
      Пальцы Ричарда любовно погладили амулет.
      — Рубин воплощает каплю крови. А символы, выгравированные на этом талисмане, являют собой символическое представление своего рода первого принципа.
      Зедд приложил пальцы ко лбу, как будто был сбит с толку еще одной запутанной головоломкой.
      — Первого принципа?
      Казалось, взгляд Ричарда потерялся в амулете.
      — Первый принцип простой и всеобъемлющий: руби. Раз дело дошло до битвы — руби. Все остальное вторично. В этом твой долг, твоя цель, твое желание. Нет правила более важного, нет обязательства, которое превысило бы вот это, первое: руби.
      Слова Ричарда звучали спокойно, с оттенком знания предмета и убийственно серьезно, отчего Никки пробирал холод до мозга костей.
      Он снял амулет с шеи, не отрывая взгляда, прикованного к украшающим его гравировкам.
      — Выгравированные здесь линии — символическое изображение танца, и каждая из них имеет особый смысл. — Говоря это, он провел пальцем по извивающимся линиям, словно следовал по строкам текста на каком-то древнем языке. — Руби, не ощущая внутри нечего, без малейшего замешательства. Руби врага быстро и наверняка, при первой же возможности. Руби с полной уверенностью. Руби решительно и твердо. Прорубай его силу. Пробивайся сквозь бреши в его обороне. Руби его, руби непрерывно, не давая вздохнуть. Сокрушай его. Руби его без пощады до глубины его духа.
      Ричард взглянул на деда.
      — Это и есть противовес жизни: смерть. Это танец со смертью, или, более точно, механика танца со смертью — ее сущность, низведенная до формы, и форма передана в общих понятиях. Это принцип, следуя которому боевой чародей живет или умирает.
      Выражение карих глаз Зедда трудно было понять.
      — Итак, эти знаки, эти символы в конечном счете имеют такое же отношение к боевому чародею, как и просто к искусному бойцу?
      — Этот самый главный принцип, о котором я тебе говорил, с тем же успехом позволяет применить и другие символы. Первый принцип описывает не только как боевому чародею следует управляться с оружием, но, что более важно, как ему следует управляться с собственным умом. В этом — фундаментальное понимание природы реальности, которое должно сопровождать все, что он делает. Из правильного понимания первого принципа следует, что любое оружие — продолжение разума, исполнитель его цели. В некотором роде это примерно то, что однажды ты сказал мне по поводу Искателя Истины. Важно не оружие, а человек, который его держит.
      Человек, носивший этот амулет раньше, когда-то был Первым волшебником. Его звали Барах. Ему, кроме того, довелось родиться боевым чародеем, как и мне. Он тоже отправился в Храм Ветров, но когда вернулся, то вошел в анклав Первого волшебника, оставил это там, вышел и совершил самоубийство, прыгнув со стены Цитадели.
      Взгляд Ричарда блуждал где-то среди далеких образов и воспоминаний.
      — В какой-то момент меня тоже поразило понимание этого, и я жаждал последовать его примеру. — Никки сразу стало легче, когда плененный странными мыслями блуждающий взгляд его серых глаз сменился легкой улыбкой. — Но я образумился.
      Тишина в комнате казалась звенящей, будто сама смерть беззвучно проскользнула через нее, задержалась на мгновение и двинулась дальше.
      Наконец Зедд улыбнулся своим мыслям и, ухватив Ричарда за плечо, любовно встряхнул его.
      — Рад узнать, что сделал правильный выбор, назвав тебя Искателем Истины, мой мальчик.
      Никки очень хотела, чтобы у Ричарда по-прежнему был при себе меч, являющийся принадлежностью Искателя Истины, но он пожертвовал им ради информации в попытке отыскать Кэлен.
      — Итак, — сказал Зедд, вновь возвращаясь к своей проблеме, — поскольку ты знаешь все об этих символах, то уверен, что смог понять и символы внутри той магической заготовки Огненной Цепи.
      — Ведь мне удалось остановить ее действие, разве не так?
      Зедд снова сцепил руки за спиной.
      — Ты оказался прав. Но это вовсе не означает, что ты способен читать, как символы, формы заклинаний или даже установить, что сама магическая заготовка искажена гармониями.
      — Не самими гармониями, — терпеливо пояснил Ричард, — а повреждением магии, оставшемся как результат присутствия гармоний в этом мире. Это повреждение и есть то самое, что исказило магию Огненной Цепи. Вот в чем проблема.
      Зедд отвернулся от него, его лицо оказалось скрытым в тени.
      — Но все же, Ричард, даже если ты действительно понимаешь что-то в символах, имеющих отношение к боевым чародеям, как ты можешь быть уверен, что так же безошибочно понимаешь и это… то… — он махнул рукой в неопределенном направлении, имея в виду ту комнату, где все это произошло, — совершенно другую область, связанную с магией Огненной Цепи и с гармониями?
      — Я это знаю, — продолжал настаивать Ричард негромким голосом. — Я заметил особенности искажений, связанных с этим повреждением. Оно вызвано гармониями.
      Голос его звучал устало. Никки побеспокоилась, сколько времени он уже мог быть на ногах? Судя по сухому голосу и едва заметной неуверенности движений, она подозревала, что, скорее всего, он не спал уже несколько дней. Но, несмотря на слабость, слова его звучали решительно и твердо, подтверждая его убежденность. Она понимала, что именно тревога за Кэлен не дает ему покоя.
      Никки, дважды извлеченная им из магической заготовки, уже не могла так легко и просто отбросить эту его теорию. Хотя, кроме его теории, она осознавала, что взгляды Ричарда на магию магии весьма отличаются от традиционных. Сначала ей казалось, что его концепция функционирования магии через эстетические принципы, фундаментально отличающаяся от ортодоксальных учений, — его собственная выдумка, не имеющая отношения к изучению магии и без каких-либо оснований. Но с тех пор она пришла к пониманию, что как раз он интуитивно ухватил своим выдающимся умом основную суть природы магии.
      Никки пришла к убеждению, что Ричард, как ни странно, способен понять магию, в которой никто не мог разобраться с самых древних времен.
      Зедд повернулся так, что теперь с одной стороны его лицо освещалось теплым светом лампы, а с другой — холодным отблеском рассвета.
      — Ричард, давай будем считать, что ты прав относительно значений символов на браслетах, похожих на те, что изображены на анклаве Первого волшебника. Но понимание подобных вещей не означает, что ты способен разбираться в ситуации с линиями внутри контролирующей сети. Это совершенно другая, уникальная среда. Я не сомневаюсь в твоих возможностях, мой мальчик, никоим образом, но работа с магическими заготовками — это крайне сложное дело. Не следует сразу перескакивать к заключению…
      — Приходилось ли тебе за последнюю пару лет видеть дракона?
      Все присутствующие в комнате впали в ошеломленное молчание, когда Ричард вот так неожиданно сменил тему — и не просто на какой-то предмет, а на, как минимум, странный.
      — Дракона? — осмелился наконец Зедд, словно человек, медленно ступавший по только что замерзшему озеру.
      — Да, дракона. Помнишь ли ты о встрече с драконом после того, как мы покинули наш дом в Вестландии и перебрались в Срединные земли?
      Зедд пригладил назад вьющиеся пряди своих седых волос. Прежде чем ответить, он бросил короткий взгляд на Никки и Кару.
      — Ну, не могу сказать точно, что я помню, что видел каких-нибудь драконов, но какое это имеет отношение…
      — Так где они? Почему ты давно не видел ни одного из них? Почему они исчезли?
      Зедд выглядел озадаченным. Он лишь развел руками.
      — Ричард, драконы весьма редкие существа.
      Ричард откинулся на спинку стула, перекинул ногу на ногу.
      — Красные драконы действительно очень редки. Но Кэлен говорила мне, что другие виды относительно широко распространены, и некоторых, наиболее мелких, даже используют для охоты и тому подобного.
      Выражение лица Зедда приобрело оттенок недоверия.
      — К чему ты клонишь?
      Ричард нетерпеливо махнул рукой.
      — Так где драконы? Почему мы давно не видели ни одного? Вот к чему я клоню.
      Зедд сложил на груди руки.
      — Я отказываюсь понимать. О чем ты говоришь?
      — Ну, во-первых, ты их не помнишь — вот о чем я говорю. Магия Огненной Цепи затронула не только твою память о Кэлен.
      — Не помню чего? — торопливо поинтересовался Зедд. — Что ты имеешь в виду?
      Вместо того чтобы ответить деду, Ричард обратил взгляд назад, через плечо.
      — А ты видела дракона? — спросил он у Кары.
      — Не припомню. — Ее взгляд был по-прежнему прикован к нему. — Ты полагаешь, что следовало бы?
      — У Даркена Рала был дракон. Уже после того, как он стал Лордом Ралом, вы бывали рядом с ним и должны были видеть этого дракона.
      Зедд и Кара, оба выглядели растерянно.
      Ричард обратил хищный взгляд к Никки.
      — А ты?
      Никки откашлялась.
      — Я всегда считала, что это всего лишь мифические существа. Их не было в Древнем мире. Если где и были, то просуществовали не долго. Ни в одной архивной записи со времен великой войны о них нет ни одного упоминания.
      — А как насчет того времени, что ты провела в Новом мире?
      Никки колебалась, напрягая память. Хотя и понимала, судя по тому, как терпеливо и молча Ричард ожидает ее ответа, что он не хочет менять этой темы. Она знала, что за какую бы сложную задачу он ни брался, решение его никогда не бывало тривиальным. Под его молчаливым изучающим взглядом Никки прониклась не только стремлением дать ответ, но и нарастающим ощущением дурного предчувствия.
      Она отбросила покрывало и спустила ноги с края кровати. Лежать ей было уже невмоготу — особенно поскольку разговор зашел о том времени. Придерживаясь за спинку кровати, она встретила взгляд Ричарда.
      — Когда я увозила тебя в Древний мир, прежде чем покинуть Новый, мы проходили мимо огромных костей. Я так и не слезла с лошади, чтобы рассмотреть их, но помню, как ты ходил через эти ребра… реберные кости, которые были вдвое выше твоего роста. Я никогда не видела ничего подобного. И ты сказал, что это останки дракона.
      Я предположила, что это, должно быть, очень древние кости. Но ты заметил, что они не могут быть древними, что на них все еще оставались куски плоти. И еще ты указал на жужжащих мух как на доказательство того, что это гниющий труп, а никак не древние останки.
      Ричард кивнул, выслушав эти воспоминания.
      Зедд прочистил горло.
      — А сам-то ты видел дракона, Ричард? Я имею в виду, живого.
      — Скарлет.
      — Что?
      — Ее звали Скарлет.
      Зедд недоверчиво заморгал.
      — Ты видел дракона… и у него было имя?
      Ричард встал и подошел к окну. Он опустил руки на каменный проем, оперся на него всем своим весом и стал пристально смотреть наружу.
      — Да, — сказал он наконец. — Ее звали Скарлет. Прежде она помогала мне. Это было благородное существо.
      Он отвернулся от окна.
      — Но дело не в этом. Дело в том, что вы тоже знали ее.
      У Зедда непроизвольно поднялись брови.
      — Я знал дракона?
      — Ну, не так близко, как Кэлен или я, но ты ее знал. Вполне возможно, что запущенная Огненная Цепь нарушила твою память и в этом отношении. Предполагается, что Огненная Цепь заставляет каждого забыть Кэлен, но при этом забывается и все прочее, связанное с ней.
      Не исключено, что когда-то и ты мог знать значения символов с внешней стороны анклава Первого волшебника, и даже лучше меня. Если ты знал их, то эта часть твоей памяти просто утрачена. А сколько еще самых разных знаний потеряно? Я не большой специалист в применении магии, но когда мы сражались ночью с этим зверем, мне казалось, что в прошлом каждый из вас пользовался куда более изощренными приемами, чем те примитивные воздействия, которые вы пытались пустить в ход… может быть, за исключением того, что под конец сделала Никки.
      Это и есть то самое, чего больше всего боялись те, кто придумал магию Огненной Цепи. И вот почему они даже не пытались запускать ее. Вот почему они даже не попробовали проверить ее. Они боялись того, что, однажды запущенная, она может распространиться, разрушая связи, весьма удаленные от первичной цели. В данном случае целью является Кэлен. Ваша память о Кэлен утрачена. И утрачена ваша память о Скарлет. И, несомненно, точно так же утрачена и память о том, что вы вообще когда-либо видели драконов.
      Никки встала.
      — Ричард, никто не спорит, что магия Огненной Цепи — ужасная опасность. Мы все это знаем. Мы все знаем и то, что наша память была испорчена запуском Огненной Цепи. Представляешь ли ты, насколько неуютно мы чувствуем себя, когда понимаем только рассудком, что раньше мы что-то делали, были знакомы с людьми, которых теперь не можем вспомнить? Понимаешь ли ты, как тревожит и не дает покоя пребывание в постоянном ужасе из-за того, что наша память уже потеряла и что еще окажется потерянным? Твоя собственная память тоже дает сбои? К чему же ты, во всяком случае, клонишь?
      — Именно к этому — к тому, что «окажется потерянным». Думаю, подобное «разрушение» разрастается в памяти всех людей… память портится, как ты только что сказала. Вряд ли Огненная Цепь имеет лишь одно назначение — забыть Кэлен. Полагаю, эта магия, запущенная однажды, является непрерывным динамическим процессом. И скорее всего, утрата памяти людьми будет шириться.
      Зедд, Кара и Никки не выдержали непоколебимого взгляда Ричарда, все отвели глаза. Никки только удивлялась, как могли они надеяться, что помогут ему, если никто из них не мог воспользоваться со всей полнотой собственной памятью, хранившей теперь гораздо меньше, чем раньше.
      Мог ли Ричард полагаться на кого-либо из них?
      — Боюсь, что не только все плохо, но становится все запутаннее и еще хуже, — сказал Ричард без энтузиазма в голосе. — Драконы, как и многие другие существа в Срединных землях, нуждаются в магии и пользуются магией, чтобы выживать. Что если повреждение, вызванное гармониями, погасило ту самую магию, которая им так необходима для жизни? Что если никто не видел никаких драконов в течение последних двух лет как раз потому, что их больше нет, а благодаря Огненной Цепи они и вовсе забыты? И какие еще существа, связанные с магией, могут так же исчезнуть, прекратив существование? — Ричард ткнул себя большим пальцем в грудь. — Мы — существа, использующие магию и обладающие ею. У нас есть дар. Сколько еще остается времени, пока «пятно», оставленное гармониями, начнет разъедать и нас?
      — Но возможно… — Голос Зедда замер, поскольку дальнейших аргументов не нашлось.
      — Заражена сама магия Огненной Цепи. Вы все видели, что она делала с Никки. Она была внутри — и знает о ней всю ужасающую правду. — Ричард, продолжая говорить, принялся мерить комнату шагами. — Нечего и говорить, что это «заражение» магии могло изменить методику ее работы. Возможно даже, что именно из-за «заражения» потеря каждым человеком памяти расширяется за пределы того, что произошло бы в ином случае.
      Но еще хуже то, что, похоже, это искажение работает в соединении с действием Огненной Цепи симбиотическим образом.
      Зедд поднял глаза.
      — О чем ты говоришь?
      — В чем состоит безумная цель гармоний? Для чего они были изначально созданы? С одной-единственной целью, — сказал Ричард в ответ на собственный вопрос, — чтобы разрушать магию.
      Ричард перестал ходить по комнате и остановился лицом к остальным, продолжая говорить.
      — «Загрязнение», произведенное гармониями, разрушает магию. Существа, которым она необходима для жизни, например драконы, вероятно, оказались первыми, на кого это подействовало. И эта цепочка событий будет продолжена. Но никто не будет в состоянии осознать это, поскольку одновременно воздействие Огненной Цепи уничтожает память каждого существа. Думаю, это может происходить так потому, что магия Огненной Цепи сама искажена, и поэтому заставляет всех забывать сами утраченные объекты.
      Подобно пиявке, обезболивающей рану, чтобы жертва не почувствовала, как отсасывается кровь, магия Огненной Цепи заставляет каждого забыть именно то, что оказывается потерянным из-за тех самых, привнесенных гармониями, искажений.
      Мир весьма серьезно меняется, но никто этого даже не осознает. Выглядит так, будто все забывают, что это мир, находящийся под влиянием и во многих отношениях функционирующий посредством существования магии. По мере того как эта магия умирает… подобным же образом умирает память каждого о ней.
      Ричард снова оперся на подоконник и уставился в окно.
      — Пробуждается новый день — день, когда волшебство исчезает, и никто даже не догадывается, что оно постепенно угасает. Когда оно исчезнет полностью, сомневаюсь, что кто-то даже вспомнит о нем, вспомнит о том, что когда-то оно было. Все идет к тому, что магия станет лишь легендой.
      Зедд, прижав пальцы к столу, смотрел вперед. Свет лампы делал более резкими глубокие морщины на его осунувшемся лице. Оно было мертвенно-бледным. В этот момент Никки подумалось, что он выглядит очень старым.
      — Добрые духи, — произнес Зедд, не поднимая глаз. — Что, если ты прав?
      В следующий момент они все повернулись на осторожный стук. Кара распахнула дверь. На пороге стояли Натан и Энн, вглядываясь внутрь комнаты.
      — Мы запустили нормальную контролирующую сеть, — сказал Натан, входя вслед за Энн в комнату и обводя взглядом мрачные лица собравшихся.
      Зедд выжидающе взглянул на него.
      — И?
      — И она не проявила никаких изъянов, — сказала Энн. — Вполне работоспособна во всех отношениях.
      — Как такое возможно? — спросила Кара. — Мы все видели затруднения, происходившие с другой сетью. Она едва не убила Никки… и убила бы, если бы Лорд Рал не отключил ее.
      — Мы подумали то же самое, — сказал Натан.
      Зедд отвел взгляд в сторону.
      — Считается, что внутренняя перспектива способна обнаружить нечто большее, чем нормальный контролирующий процесс, — пояснил он Каре. — Это настораживающий признак. Признак, нехороший во всех отношениях. Это означает, что искажение явно упрятало себя как можно глубже, чтобы скрыть свое присутствие. Вот почему его не видно в обычной контролирующей сети.
      — Но есть и другой вариант, — предположила Энн, пряча руки в противоположных рукавах своего простого серого платья. — С магией не произошло никаких нарушений. В конце концов, ведь никто из нас до сих пор и не пытался работать с внутренней перспективой. Ничего подобного не делалось уже многие тысячи лет. И вполне возможно, что мы просто сделали что-то не так.
      Зедд покачал головой.
      — Как бы мне ни хотелось, чтобы было именно так, но сейчас я уверен в противоположном.
      Натан нахмурился, сопровождая это подозрительным взглядом, но Энн заговорила раньше, чем он воспользовался такой возможностью.
      — Даже если эти сестры, высвободившие такую магию, создали контролирующую сеть, — сказала она, — скорее всего, они не затрудняли себя внутренней перспективой, и поэтому даже не подозревают, что сеть оказалась искажена.
      Ричард поглаживал пальцами над бровью.
      — А если и знают, что она искажена, не думаю, что это сильно их озаботит. Они не станут переживать о том ущербе, который из-за подобного искажения будет причинен миру. Их цель, в конце концов, заключалась в том, чтобы заполучить шкатулки и высвободить силу Ордена.
      Натан переводил взгляд с одного мрачного лица на другое.
      — В чем дело? Что случилось?
      — Боюсь, мы только что уяснили, что потеря памяти может быть лишь началом. — Никки ощущала себя довольно странно, стоя перед ними в розовой ночной рубашке и объявляя при этом о конце их мира, такого, каким они его понимали. — Мы теряем свою индивидуальность: кто мы есть и что мы есть. Мы теряем не только наш мир, но и самих себя.
      Ричард, казалось, больше не обращал никакого внимания на происходившую беседу. Он стоял неподвижно, глядя в окно.
      — Кто-то поднимается по дороге, ведущей к Цитадели.
      — Возможно, это Том и Фридрих, — сказал Натан.
      Зедд покачал головой и бросился к окну.
      — Они не могли так рано вернуться с патрулирования окрестностей.
      — Ну, могло случиться, что они…
      — Это не Том и не Фридрих, — сказал Ричард, направляясь к двери. — Это две женщины.

      — Что случилось? — воскликнула Рикка, когда Ричард, Никки и Кара обогнали ее. Натан и Энн отстали далеко позади, Зедд был где-то посредине.
      — Идем с нами, — крикнул ей пробежавший Ричард.
      — Кто-то поднимается по дороге, ведущей к Цитадели, — бросила Кара через плечо, в то время как Рикка присоединилась к их марш-броску через коридоры и залы.
      Ричард обогнул длинный каменный стол, стоявший у стены под огромной картиной, изображающей озеро, за которым можно было разглядеть едва заметные тропинки, уходящие в густо затененный сосновый лес. Вдалеке сквозь синеватую мглу проступали величественные вершины, тронутые золотистым сиянием восходящего солнца. Этот пейзаж заставлял Ричарда мысленно возвращаться в леса Хартленда, на хорошо знакомые ему тропки. Хотя более всего эта картина всегда напоминала ему о том волшебном лете, проведенном вместе с Кэлен, в доме, который он построил для нее далеко в горах.
      В то лето Кэлен оправлялась от ужасных ран, а он показывал ей красоту природы своего лесного мира, и она вновь ожила, обретя здоровье. Это было счастливейшее время его жизни. И закончилось оно слишком внезапно — неожиданно появилась Никки и увела его. Хотя он и понимал, что не прерви эту идиллию Никки, прервало бы что-то другое. Это было время сказочного сна, который не должен кончаться; но при наличии надвигающейся угрозы со стороны Имперского Ордена никто не может наслаждаться блаженством. Все оказались сметены и охвачены одним и тем же кошмаром.
      Они повернули за угол, обогнув зеленую мраморную колонну с позолоченным основанием и капителью, и заспешили вниз по спиральным виткам гранитных ступеней, при этом Ричард и Никки неслись впереди, а по пятам за ними следовали две женщины из морд-ситов. Лестничный спуск был маловат для такой Цитадели, но затмевал своими размерами все, что Ричард мог видеть в Вестландии.
      Спустившись, он замер на какое-то время, делая передышку и пытаясь выбрать кратчайший маршрут; в Цитадели это не всегда тот маршрут, который таковым казался. Кроме того, потеряться в этой Цитадели было так же легко, как заблудиться в березовом лесу.
      Кара проскочила вперед между Ричардом и Никки, не только чтобы позаботиться, чтобы с каждой стороны от него находится страж в красной коже, но и чтобы быть впереди. Насколько Ричард знал, у морд-ситов не было рангов, но Рикка, как другой морд-сит, всегда беспрекословно признавала неформальный авторитет Кары.
      Ричард приметил уникальный узор из тонких черных и золоченых линий на панелях из красного дерева, тянувшихся по обеим сторонам одного из декоративно отделанных боковых коридоров. Практически с тех самых пор, как научился ходить, Ричард, чтобы узнавать дорогу, ориентировался по мелким деталям своего окружения. Подобно деревьям в лесу, которые узнаваемы благодаря некоторым особенностям, таким как искривленные ветви, новый побег или шрам на коре, он в перемещениях по Цитадели и другим подобным местам ориентировался по деталям архитектуры.
      Он махнул рукой.
      — Сюда.
      Кара побежала впереди него.
      При беге их сапоги стучали по каменному полу коридора, порождая эхо. Никки бежала босиком. И он был отчасти удивлен тем, что она без сапог все еще спокойно бежит по грубо обработанному камню. Никки была не из тех женщин, которых Ричард вообще мог представить бегущими босиком. Хотя, даже когда бежала без обуви, она по-прежнему выглядела не теряющей каким-то образом царственной осанки.
      А ведь совсем недавно Ричард боялся, что Никки уже отбегалась. Он все еще сам удивлялся, что сумел извлечь ее из той магической заготовки, после того как, разбив окна, ворвалась молния. Какое-то время он был уверен, что она не выживет. И если бы, когда Ричард «отключил» контролирующую сеть, рядом не оказался со своей помощью Зедд, его опасения вполне могли сбыться.
      Они свернули в другой коридор — толстые ковры заглушали их бег — и наконец оказались в большом зале овальной формы с двумя отполированными до блеска колоннами из красного мрамора. По всему периметру помещения проходил балкон, поддерживаемый колоннами с арками. Все проходы на балконе были коридорами, расходящиеся как спицы в колесе, ведущие к различным уровням и частям Цитадели.
      Ричард в пять прыжков спустился по ступенькам, проскочил между колоннами и теперь огибал огромный, имевший форму клеверного листа, фонтан, расположенный в центре помещения, пол которого был покрыт плиткой. Вода в фонтане спадала каскадами с расходящихся рядов зубчатых чаш и заканчивала падение в бассейне со стенами из белого мрамора, высотой по колено, служившей еще и в качестве скамьи. Расположенная футах в ста над головой стеклянная крыша пропускала в зал свет и тепло.
      Когда Ричард достиг дальнего конца зала, он обогнал Кару и распахнул одну из тяжелых двойных дверей. Он остановился на верхней из двенадцати протяженных гранитных ступеней. Никки остановилась рядом с ним слева, а по другую сторону от нее встала Рикка. Кара заняла оборонительную позицию как можно ближе к нему справа. Теперь все они переводили дух от короткой, но быстрой пробежки через Цитадель.
      В раннем утреннем свете трава в загоне для лошадей, через дорогу, казалась пышной и ярко-зеленой. Позади загона отвесно поднималась стена Цитадели, образующая внутренний двор, казавшийся похожим на уютный каньон. Прошедшее тысячелетие оставило на взмывающей вверх стене из плотно подогнанных темных камней бледный желтовато-коричневый осадок. Кремовые капли отложений кальция создавали впечатление, что камень медленно оплавляется.
      Две лошади, цокая копытами, приближались в арочном проходе слева — выходе из туннеля под частью Цитадели, единственного прохода во внутренний двор. Ричард пока не мог сказать, кто эти всадники, скрытые в глубокой тени широкого и низкого сводчатого прохода. Но кто бы это ни был, они явно знали, куда направлялись, и, по всей вероятности, не боялись ехать во внутренний двор Цитадели, предназначенный не для посетителей, а для волшебников и их помощников. Впрочем, так было в очень далекие времена. И тем не менее Ричард припомнил свой трепет, когда в первый раз, с большой осторожностью, отправился в наземную часть Цитадели. Его до сих пор изумляло, что бывают люди, отваживающиеся на подобные поступки.
      Когда пара всадников выехала на свет, Ричард увидел, что один из них — Шота.
      Ведьма встретилась с ним взглядом и улыбнулась той спокойной, понимающей и очень личной улыбкой, которую так естественно носила на лице. Как и многому другому, имевшему отношение к Шоте, Ричард совершенно не доверял этой улыбке, как знаку совершенно неискреннему, и поэтому не мог считать, что она предвещает что-нибудь хорошее.
      Он не узнал женщину, по виду лет на десять или пятнадцать старше, которая почтительно следовала позади Шоты. Короткие рыжеватые волосы обрамляли приятное женственное лицо. Глаза ее были удивительно голубыми, как небо сияющим и ясным осенним днем. В отличие от Шоты, она не маскировалась этой особой неопределенной улыбкой. Пока они ехали, она вертела головой, и голубые глаза оглядывали все вокруг, словно она опасалась неминуемого нападения демонов, способных мгновенно материализоваться из темного камня окружающих стен.
      По контрасту с ней, Шота выглядела спокойной и самоуверенной.
      Кара за спиной Ричарда наклонилась к Никки.
      — Шота, ведьма, — доверительно прошептала она.
      — Знаю, — ответила Никки, не отрывая глаз от подъезжавшей к ним удивительно красивой женщины.
      Шота остановила лошадь почти у самых ступеней. Расправив плечи, она, для расслабления, опустила запястья рук на переднюю луку седла.
      — Мне понадобилось увидеть тебя, — сказал она Ричарду, как будто он был единственным, кто стоял на ступенях Цитадели. Улыбка, искренняя или нет, исчезла с ее лица. — Нам нужно о многом поговорить.
      — А где же твой кровожадный маленький спутник Самюэль?
      Шота, сидевшая на седле боком, соскользнула с лошади в манере, соответствующей, в представлении Ричарда, схождению живого духа на землю, если бы духи ездили на лошадях.
      Намек негодования заставил сузиться миндалевидной формы глаза Шоты.
      — Это одна из тем, которые нам надо обсудить.
      Другая женщина также спустилась с лошади и взяла поводья от лошади Шоты, когда та просто отвела их в сторону и отпустила, почти так, как поступает королева, не думая и не заботясь о том, кто подхватит их, но ожидая, без всяких сомнений, что кто-то наверняка сделает это. Взгляд Шоты был по-прежнему прикован к Ричарду, пока она плавно двигалась к широким гранитным ступеням. Ее густые, вьющиеся золотисто-каштановые волосы спадали на плечи и слегка искрились в свете раннего утра. Подчеркивающее фигуру открытое платье из воздушной ткани ржавого цвета, превосходно подходящего к цвету ее волос, казалось, плыло при легких шагах, тесно облегая каждый изгиб фигуры, по крайней мере те изгибы, что были прикрыты.
      Наконец пристальный взгляд Шоты, оставив Ричарда, переместился на Никки, сменившись на явный вызов: «Я ненавижу тебя». Это была разновидность взгляда, готового испепелить любого. Но с Никки он потерпел неудачу. А Ричард только тут понял, что, похоже, присутствует при встрече двух крайне опасных и энергичных женщин. Он уже ожидал, что вот-вот покатятся грозовые облака и засверкают молнии, но небо оставалось вызывающе ясным.
      Но вот взгляд Шоты вновь скользнул назад, к Ричарду.
      — Твой приятель Чейз был серьезно ранен.
      Ричард не имел предположений, что именно собиралась ему сказать Шота, но это даже близко не было к ожидаемому.
      — Чейз?..
      Внезапно появился Зедд и протолкался между Ричардом и Карой.
      — Шота! — заявил он в раздражении. Его лицо побагровело, но явно не от бега через коридоры и залы. — Как ты посмела явиться в Цитадель! Сначала обманным путем отобрала у Ричарда меч, а потом…
      Ричард протянул руку к груди деда, не давая ему спуститься по ступеням.
      — Зедд, успокойся. Шота говорит, что Чейз тяжело ранен.
      — Почему она решила…
      Неожиданно голос Зедда стих, когда наконец-то до него дошли слова Ричарда. Его округлившиеся глаза снова повернулись в сторону Шоты.
      — Чейз ранен? Добрые духи… но как?
      Внезапно Зедд уловил присутствие другой женщины, стоявшей немного дальше и державшей поводья лошадей. Он сощурился от яркого света.
      — Джебра? Джебра Бевинвер?
      Женщина приветливо улыбнулась.
      — Это было так давно. Я не думала, что ты запомнил меня, волшебник Зорандер.
      На этот раз Ричард уже не пытался остановить Зедда, когда тот вновь бросился вниз по ступеням, затем тепло и покровительственно обнял женщину.
      — Волшебник Зорандер…
      — Зедд, помнишь?
      Она отклонилась назад, чтобы вглядеться в его лицо. Улыбка проглянула сквозь печаль, тягостно подавляющую ее взор, — и исчезла, подобно привидению.
      — Зедд, мои видения пропали.
      — Пропали… видения? — Тревога исказила его лицо, он выпрямился и схватил ее за плечи. — Когда?
      Ужасная мука вновь наполнила ее голубые глаза.
      — Почти два года.
      — Два года… — повторил Зедд, его голос ослаб в смятении и испуге.
      — Теперь я вспомнил тебя. — Это произнес Ричард, сбегая вниз по ступеням. — О тебе мне говорила Кэлен.
      Джебра озадаченно нахмурилась в ответ на слова Ричарда.
      — Кто?
      — Призрак, которого он ищет, — сказал Шота, и ее твердый взгляд вновь уперся в него, будто вызывая на спор.
      — Женщина, которую он ищет, совсем не призрак, — сказала Никки, привлекая внимание Шоты. — Отчасти благодаря твоим весьма дорого обошедшимся, и при этом двусмысленным намекам, мы все-таки открыли правду, о которой постоянно говорил Ричард. О чем ты, скорее всего, все еще не имеешь представления.
      Леденящий взгляд Никки напомнил Ричарду, что когда-то она была известна как Госпожа Смерть. Холодная властность в голосе была под стать этому взгляду. В мире было мало женщин, которых боялись так же сильно, как когда-то Никки… может быть, за исключением Шоты. Поведение Никки совершенно явно указывало, что она женщина, которую все еще следует бояться.
      Шота, с полным равнодушием, но очень внимательно смерила взглядом ночную рубашку Никки. Ричард ожидал затем глупой ухмылки. Вместо этого глаза Шоты яростно сверкнули.
      — Ты спала в его постели. — В голос звучали нотки удивления, как будто эти сведения пришли ей на ум совершенно неожиданно.
      Никки лишь пожала плечами, удовлетворенная пробуждением ярости Шоты.
      — И в самом деле спала.
      Едва заметная улыбка, в свою очередь, тронула уголки рта Шоты.
      — Но так и не преуспела в попытке уложить его с собой. — Ее улыбка стала шире. — Или даже и не пыталась, моя дорогая? Опасаешься не пережить отказа?
      — Почему бы тебе не рассказать мне, каково это — быть отвергнутой? Я тогда смогла бы решить, стоит ли.
      Ричард осторожно заставил Никки отступить назад от края ступени, прежде чем две женщины не совершили какую-нибудь глупость — как, например, попытаться выцарапать друг другу глаза. Или действительно испепелить друг друга.
      — Ты сказала, что явилась сюда не без причины, Шота… Но уж лучше бы заехала просто так.
      Шота тихо вздохнула.
      — Я нашла твоего приятеля, Чейза. Он был опасно ранен.
      — Это ты уже говорила. Как он был ранен?
      Взгляд Шоты по-прежнему не пытался избежать его взгляда.
      — Он был ранен мечом, который тебе очень хорошо знаком.
      Ричард удивленно заморгал.
      — Чейз был ранен Мечом Истины? Это Самюэль напал на Чейза?
      — Боюсь, что так.
      Зедд погрозил ей костлявым пальцем.
      — Это все твои проделки!
      — Чушь. — Шота тоже подняла палец, когда Зедд подошел ближе, но скорее для предупреждения, чем для обвинения. Этот жест и ее слова удержали Зедда от того, чтобы шагнуть еще раз. — Чтобы устроить неприятности, мне не нужен никакой меч. — Она выгнула бровь. — Хочешь убедиться в этом, волшебник?
      — Прекратите это! — Ричард сбежал вниз, перепрыгивая через ступени, и встал между дедом и Шотой, обратив к ней свирепый взгляд. — Что происходит?
      Она грустно вздохнула.
      — Боюсь, даже я не совсем это понимаю.
      — Ты отдала мой меч Самюэлю. — Ричард попытался скрыть свой гнев и постарался не повышать голоса, но у него это не получилось. — Я же предупреждал тебя о его характере. Но, несмотря на мое предупреждение, ты настояла на том, чтобы он получил этот меч. Я хочу знать, что он затевает. Где Чейз? Насколько тяжело он ранен? И где сейчас Рэчел?
      Шота сдвинула брови.
      — Рэчел?
      — Девушка, что была с ним… Девушка, которую он удочерил. Они вдвоем отправились назад, в Вестландию. Чейз собирался перевезти свою семью в Цитадель. Ты хочешь сказать, что девушки с ним не было?
      — Я нашла его тяжело раненым. — Шота впервые выглядела так, будто оказалась в замешательстве. — И с ним не было никакой девушки.
      Пока Ричард выжидал, Рикка взяла поводья обеих лошадей и повела их к загону. Он же пытался представить, что могло произойти и почему Рэчел не осталась с Чейзом. Он беспокоился, ведь, скорее всего, что-то случилось с Рэчел. Зная, какой находчивой и изобретательной она была, Ричард задавался вопросом, не отправилась ли она за помощью и не бродит ли теперь там совершенно одна?
      И тут ему в голову пришла другая мысль.
      — И как же это случилось, что ты случайно встретила Чейза?
      Шота облизнула губы. Казалось, ей не хотелось говорить что-то неприятное для нее, но в конце концов она произнесла:
      — Я разыскивала Самюэля.
      Удивленный, Ричард взглянул на Никки. Ее облик не выдавал никакой реакции, и казалось, что лицо настолько лишено эмоций, что на какое-то мгновение это напомнило Ричарду похожее выражение, которое он время от времени наблюдал у Кэлен. «Маска Исповедницы», так она называла это. Исповедницы время от времени подавляют все эмоции, чтобы делать те ужасные вещи, что порой бывают необходимы.
      — И в каком состоянии Чейз? — спросил Ричард, на этот раз значительно спокойней. Он хотел узнать, почему Шота вообще преследовала Самюэля, но в данный момент следовало интересоваться наиболее важным. — Он поправляется?
      — Надеюсь, что так, — сказала Шота. — Он был пронзен мечом…
      — Моим мечом?
      Шота не стала возражать против этой детали.
      — Я не целитель, но у меня есть определенные способности, и я оказалась в состоянии по крайней мере отменить его путешествие в мир иной. И нашла людей, способных позаботиться о нем и помочь ему выздороветь. Уверена, что сейчас он в безопасности. Но пройдет еще некоторое время, прежде чем он вновь встанет на ноги.
      — И почему же Самюэль не убил его? — спросила Кара с верхней ступени.
      — И точно так же поступил и с Тови, — сказала Никки. — Ее он тоже не убил.
      — Самюэль, безусловно, способен на убийство, — отметил Ричард.
      Шота свела руки перед собой.
      — У Самюэля могло не хватить храбрости убить этиммечом. Он делал это в прошлом — когда меч был по праву его, — и поэтому осознает боль, которую тот причиняет, когда его используют для убийства. — Она выгнула бровь, глядя на Ричарда. — Полагаю, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
      — Это оружие, которому не следует находиться в неподходящих руках, — сказал Ричард.
      Шота пропустила насмешку Ричарда мимо ушей и продолжила.
      — Он, скорее, ведет себя как трус. Зачастую трус просто оставляет человека умирать самого по себе, подальше от собственных глаз.
      — Но в таком случае людям приходится больше страдать, — заметил Зедд. — Это еще более жестоко. Возможно, поэтому он поступает так.
      Ведьма лишь покачала головой.
      — Самюэль трус и авантюрист; главное в нем не жестокость, а, скорее, полный эгоизм. Трусы неизбежно не решаются все продумать до конца. Поэтому действуют по собственной прихоти. И делают то, что хотят и когда хотят.
      Самюэль крайне редко утруждает себя обдумыванием последовательности своих действий; он просто хватает что-то, когда видит такую возможность, когда видит то, что желает получить. Он старается избежать боли, которую испытает в случае убийства этим мечом, и поэтому не завершает убийства, начатого им импульсивно, в порыве. Если раненного им человека ждет мучительный конец и затянувшиеся боли, для Самюэля это не имеет значения, поскольку он никогда не остается рядом, чтобы быть свидетелем. С глаз долой — из мыслей вон. Именно так он и поступил с Чейзом.
      — А ты дала ему меч, — сказал Ричард, не в состоянии скрывать гнев. — Ты прекрасно знала, что он собой представляет, и все-таки сочла возможным так поступить.
      Шота с минуту смотрела на него, прежде чем ответить.
      — Это было не так, Ричард. Я дала ему меч, потому что надеялась, что это его успокоит. Я верила, что он будет рад заполучить его вновь. Полагала, что это смягчит его давнюю обиду за то, что меч у него грубо отобрали.
      Шота бросила короткий, но враждебный взгляд в сторону Зедда.
      — Так значит, ты не задумывалась над последствиями своих поступков, — сказал Ричард. — Ты просто сделала то, что захотела.
      Взгляд Шоты вновь скользнул к Ричарду.
      — Столько времени спустя и после всего произошедшего ты по-прежнему непочтителен и дерзок, как и раньше?
      Но Ричард был не в настроении извиняться.
      — Боюсь, что дела даже гораздо хуже, — сказала Шота, чуть менее яростно, — чем я полагала ранее.
      Зедд поглаживал подбородок, стараясь оценить ситуацию.
      — Должно быть, Самюэль ударил мечом Чейза, а затем похитил Рэчел.
      Ричард был удивлен предположением Зедда; сам он не подумал об этом, а предполагал, что Рэчел отправилась искать помощь.
      Все свое недовольство он адресовал Шоте:
      — Почему Самюэль так поступил?
      — Боюсь, что у меня нет никаких предположений. — Шота подняла глаза на Никки, по-прежнему стоявшую на самой верхней из гранитных ступеней. — Кто та женщина, которую, по твоим словам, он ударил? Кто такая эта Тови?
      — Одна из сестер Тьмы. И это не пустое обвинение. Тови не знала человека, ударившего ее, и не знала, кто такой Самюэль, но она точно знала, что такое Меч Истины; когда-то она была одним из учителей Ричарда во Дворце Пророков. И перед тем как умереть, она рассказала мне, как она и еще три сестры Тьмы «запалили» магию Огненной Цепи вокруг Кэлен, чтобы вынудить всех забывать ее. Затем они использовали Кэлен, чтобы выкрасть шкатулки Ордена из Народного Дворца.
      Брови Шоты собрались в глубокие складки. Она выглядела по-настоящему растерянной.
      — Шкатулки Одена вступили в игру, — добавил Ричард.
      Шота взмахнула рукой, прогоняя мысленные видения.
      — Об этом я уже в курсе. Не знала только, почему.
      Ричард задумался над тем, сколько из этой истории ей известно, но все равно добавил:
      — Тови доставляла одну из шкатулок Одена, хранившихся в Народном Дворце Д’Хары, когда Самюэль напал на нее, проткнул мечом, а затем похитил шкатулку.
      В очередной раз Шота проявила удивление, но это выражение быстро исчезло, сменяясь тихой яростью, по мере того как она молча обдумывала услышанное.
      — Я знал Чейза всю свою жизнь, — сказал Ричард. — И хотя любой может ошибиться, не припоминаю ни единого случая, чтобы он оказался захвачен врасплох кем-то, сидевшим в засаде. Как не могу представить себе, что вот так запросто может попасть в засаду сестра Тьмы. Люди, обладающие даром, с их уровнем талантов и способностей, способны ощущать присутствие посторонних.
      Шота взглянула на него.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Каким образом Самюэль сумел неожиданно напасть на сестру Тьмы и на Стража границы? — Ричард сложил на груди руки. — И к тому же всякий раз, когда Самюэль пытается совершить что-то поистине дьявольское, ты всегда удивляешься и снимаешь с себя всякую ответственность за все его поступки. Так какую же роль во всем этом сыграла ты, Шота?
      — Никакую. Не имею ни малейшего представления, что он затевает.
      — Такая неосведомленность для тебя не характерна.
      Ее щеки покрыл румянец.
      — Сам же ты не знаешь и половины этого. — Наконец она отвернулась от него и направилась к ступеням. — Я уже сказала тебе, что нам надо многое обсудить.
      Ричард ухватил ее за руку, останавливая.
      — Сделала ли ты что-нибудь, чтобы Самюэль смог подкрасться к Чейзу или неожиданно напасть на Тови и похитить шкатулку? Я имею в виду не то, что ты обеспечила его оружием, чтобы совершить этот «подвиг», и, без сомнения, рассказала о могуществе, заключенном в шкатулках Одена.
      Некоторое время она всматривалась в его глаза.
      — Ты жаждешь убить меня, Ричард?
      — Убить тебя? Шота, я всегда был твоим лучшим другом.
      — Тогда смени гнев на милость и выслушай то, что мы собирались сообщить тебе, явившись сюда. — Она высвободила свою руку и вновь направилась к ступеням. — Давай пройдем внутрь, подальше от этой несносной погоды.
      Ричард взглянул на голубое небо.
      — Погода прекрасная, — сказал он, наблюдая, как она поднимается по лестнице.
      На самом верху она остановилась, чтобы обменяться коротким и пристальным взглядом с Никки, затем повернулась и посмотрела вниз, на Ричарда. Это был взгляд из разряда навязчивых, несдержанных, вызывающих беспокойство взглядов, какие, по его представлению, могла магическим образом воспроизвести только ведьма.
      — Только не в моем мире, — едва слышно произнесла она. — В моем мире сплошной дождь.

      Шота плавно приблизилась к фонтану и замерла. Платье из полупрозрачной ткани, облегавшее ее превосходные формы, колыхалось легко и изящно, будто подхваченное слабым ветром. Быстро льющаяся, спадающая водопадами, весело журчащая, словно бы танцующая вода искрилась в свете, падавшем сверху, через застекленную крышу, и создавала здесь атмосферу радости. Шота с минуту рассматривала фонтан отсутствующим взглядом, как будто захваченная своими мыслями, затем повернулась к небольшой компании, ожидавшей ее внутри зала возле огромных двойных дверей. Они все стояли молча, наблюдая за ней, словно ожидая услышать мнение королевы.
      Вдруг струи за спиной Шоты, взметающие воду высоко в воздух, подавая ее наверх фонтана, внезапно оборвались. Остатки воды, все еще летящей вверх, после того как общий ее поток прекратился, достигли своего зенита и свалились в верхнюю чашу, будто сраженные в неравном противостоянии. Множество одинаковых водяных потоков, текущих из верхних чаш в нижние, начали иссякать, словно оказавшись в замешательстве от неуместного веселья, замедлились и наконец затихли.
      Зедд шагнул с угрожающим видом, черты его лица искажало неприветливое выражение. Как только он остановился, развевающиеся полы его простой мантии собрались вокруг ног. В эту минуту Ричарда осенило, что его дед выглядел именно тем, кем он и был: Первым волшебником. И если Ричарду казалось, что Никки и Шота смотрелись угрожающе, то сейчас он осознал, что и Зедд выглядит не менее грозно. В эту минуту он был как грозовое облако, приютившее затаившуюся молнию.
      — Я не позволяю тебе регулировать что-либо в этом месте. Я отнесся к тебе снисходительно, поскольку ты явилась сюда по причине, которая — может быть — каким-то образом важна для всех нас, но мое терпение истощится, если ты будешь повсюду совать свой нос.
      Шота резко махнула рукой, отвергая его предупреждение.
      — Я не надеялась, что ты пустишь меня дальше этого зала. А фонтан очень шумный. Не хочу, чтобы Ричард пропустил хоть что-нибудь из того, что собираемся сообщить ему я и Джебра.
      Она протянула руку в сторону Энн, стоявшей рядом с Никки и наблюдавшей за происходящим, оставаясь почти невидимой в глубокой тени балкона и взмывающих высоко вверх красных колонн.
      — Это касается дел, которые полжизни были близки твоему сердцу, аббатиса.
      — Я больше не аббатиса, — ответила Энн спокойным и властным голосом, звучавшим так, будто самого тона достаточно для опровержения этих слов.
      — Почему ты разыскивала Самюэля? — спросила Кара, привлекая внимание ведьмы.
      — Потому что ему не следовало покидать мою долину в Пределе Агаден. Не следовало делать этого без моего на то особого разрешения.
      — И все-таки он это сделал, — сказал Ричард.
      Шота кивнула.
      — Поэтому я и отправилась на его поиски.
      Ричард сцепил руки за спиной.
      — Как же получилось, Шота, что ты оказалась неготовой к тому, что Самюэль решил бросить тебя? Я имею в виду твою силу, широкие знания и все те особенности, о которых ты мне рассказывала, — то есть, что ведьма может узреть событие в потоке времени. А главное, как он оказался в состоянии сделать что-то без твоего согласия?
      Шота не стала уклоняться от вопроса.
      — Есть только одно объяснение.
      Ричард прикусил язык, придерживая язвительное замечание, пришедшее ему в голову, и вместо этого спросил:
      — И каково же оно?
      — Самюэль оказался зачарован.
      Ричард засомневался, что правильно расслышал ее слова.
      — Зачарован? Но ведь ты ведьма. Ты сама из тех, кто зачаровывают.
      Шота свела руки, переплетая пальцы, и какое-то время глядела в пол.
      — Его зачаровала другая.
      Ричард еще более приблизился к ней.
      — Другая ведьма?
      — Да.
      Ричард глубоко вдохнул и огляделся вокруг, чтобы увидеть другие, разделявшие его беспокойство, взгляды. Но вопросы, похоже, никто задавать не собирался, поэтому он спросил сам:
      — Ты хочешь сказать, что поблизости есть другая ведьма, и она зачаровала Самюэля, забрав его у тебя?
      — Кажется, я сообщила это достаточно ясно.
      — Ну… и где же она?
      — Не имею понятия. Я способна видеть события в потоке времени — и я вижу их. Но слепота в отношении событий, имеющих ко мне столь тесное отношение, может означать только одно: та, другая ведьма преднамеренно скрыла их от меня.
      Ричард сунул руки в боковые карманы, пытаясь осмыслить услышанное, и некоторое время быстро ходил по залу, прежде чем вновь повернулся к женщине.
      — Может быть, вовсе и не ведьма. Может, это сестра Тьмы или еще кто-то того же рода. Человек, обладающий даром. Может быть, даже волшебник. У Джеганя на службе есть и такие.
      — Управлять ведьмой столь простым способом — далеко не простая задача. — Она бросила короткий взгляд в сторону Зедда. — Можешь спросить у своего деда. — Шота обвела рукой присутствующих в зале, затем ее пристальный взгляд вновь вернулся к Ричарду. — Никто, даже такой талантливый, как все они, не смог провести столь тщательный и всесторонний обман, как этот. И только другая ведьма могла незаметно проскользнуть в мои владения. Только другая ведьма могла набросить пелену на мою способность к видениям, а затем зачаровать Самюэля, заставив его сделать то, что он сделал.
      — Если твои видения нечетки, — спросила Кара, — как ты можешь быть так уверена, что Самюэль оказался зачарован? Может быть, он действовал самостоятельно. Из всего, что мне о нем известно, следует, что не требуется никакая загадочная чародейка, чтобы он вел себя импульсивно. Он и без того достаточно вероломен и коварен.
      Шота медленно покачала головой.
      — С первого же взгляда на то, что вы рассказали мне, понятно, что в этом деле присутствует не только хитрость и коварство, но и осведомленность, далеко превосходящая возможности Самюэля. Совершается нападение на сестру Тьмы; у нее крадут шкатулку Одена. Так вот, во-первых, откуда вообще Самюэль мог догадаться, что у этой женщины есть что-то ценное? Сама я ничего не знала о ней, потому что это относится к той части знаний, которые скрыты от меня, так что я не могла сообщить ему об этом… не могла даже по рассеянности, беспечности или случайно, без всякого умысла, как думаете вы. Итак, Самюэль узнал об этом не от меня. Разумеется, если ему посчастливится натолкнуться на какое-то сокровище, то, без всяких сомнений, он способен сделать все что угодно, чтобы завладеть им, — такую возможность я вполне допускаю.
      — Ты имеешь в виду то, как он первый раз завладел Мечом Истины? — спросил Зедд.
      Шота обменялась с ним коротким взглядом, но решила вернуться к изложению своего дела, а не бросать вызов.
      — Во-вторых, как Самюэль мог узнать, где именно ему следует искать сестру, имевшую при себе шкатулку Одена? Ведь не можете же вы всерьез предполагать, что он просто крутился неподалеку — в Д’Харе — и совершенно случайно наткнулся на эту самую сестру Тьмы, пронзил ее мечом и забрал то, что она несла, чтобы только потом узнать, что это оказалась одна из шкатулок Одена?
      — Должен заметить, — сказал Ричард, — я никогда особенно не верил в совпадения. Так же и в этом случае: оно действительно неправдоподобно.
      — Точно так же думаю и я, — сказала Шота. — И еще эта история с Чейзом. Из-за его тяжелого состояния я мало смогла узнать о случившемся, но мне удалось выяснить, что он попал в засаду. Еще одно совпадение… Самюэль случайно сталкивается и наобум нападает на кого-то, и совершенно случайно этот кто-то оказывается одним из известных тебе людей? В такое я верю с трудом. Остается вопрос, почему Самюэль, находясь в засаде, подкарауливал известного тебе человека? Почему он напал на него? Что было ценного у Чейза?
      — Рэчел, — ответил Зедд, в задумчивости поглаживая подбородок.
      — Но какой интерес был у него к девушке? — спросила Кара. Заметив недоуменные взгляды других присутствующих, она добавила: — Я имею в виду, это какая-то особенная девушка?
      — Не знаю, — сказала Шота. — В том-то и дело. Как я уже сказала, события, разворачивающиеся вокруг этого, от меня скрыты, но скрыты так, что я не могу распознать блокирующего механизма, поэтому даже не подозревала, что многое для меня оказалось просто неизвестно. Но очевидно, что Самюэлем руководила чья-то рука. И это могла быть только рука другой ведьмы.
      — Так ты знаешь о ней? — спросил Ричард. — Знаешь, кто она или кем она может быть?
      Шота бросила в его сторону такой неприязненный взгляд, который только мог быть на подобном женском лице.
      — Она для меня — полная загадка.
      — И откуда же она явилась? Имеешь ты об этом хоть какое-то представление?
      Угрюмый взгляд Шоты стал еще мрачнее.
      — О-ох, полагаю, что да. Уверена, она явилась из Древнего мира. Когда ты несколько лет назад уничтожил великий барьер, она, видимо, увидела в этом новые возможности и двинулась в мои владения — почти таким же образом, как Имперский Орден увидел возможность для вторжения и захвата Нового мира. Зачаровав Самюэля, она тем самым сообщила мне, что занимает мое место, забирает все, что мне принадлежало — включая и мои владения, — в свою собственность.
      Ричард повернулся к Энн, отошедшей к боковой стороне овального зала.
      — Ты что-нибудь знаешь о ведьме из Древнего мира?
      — Я управляла Дворцом Пророков, наставляла молодых волшебников и целый дворец сестер на путь к Свету. Я уделяла слишком много внимания пророчествам, чтобы тратить время еще на что-то, и практически не участвовала ни в чем, что происходило в Древнего мире. Время от времени до меня доходили слухи о ведьмах, но только лишь слухи. Если она действительно существовала, то никогда не высовывала голову настолько, чтобы я могла обратить внимание.
      — Я тоже никогда даже не слышал о ведьме, — со вздохом добавил Натан. — До меня даже слухи не доходили.
      Шота сложила руки.
      — Все мы, как правило, очень скрытны.
      Ричарду хотелось знать побольше о ведьмах… хотя знакомство с одной из них вызвало уже немало беспокойных событий. Похоже, теперь неприятности могли удвоиться.
      — Ее имя — Сикс, — произнесла Никки в тишине зала.
      И все повернулись, чтобы взглянуть в ее сторону.
      Выражение лица Шоты помрачнело.
      — Что ты сказала?
      — Та ведьма, из Древнего мира. Ее имя Сикс, то есть «шестая». — Облик Никки вновь демонстрировал холодное отсутствие эмоций, ее черты были все такими же спокойными, как лесной пруд на рассвете после первого крепкого заморозка. — Я никогда ее не встречала, но сестры Тьмы говорили о ней, и всегда только шепотом.
      — Должно быть, те самые сестры, — проворчала Энн.
      Шота сделала шаг от фонтана в сторону Ники, а руки ее медленно опустились руки и безвольно повисли по сторонам.
      — Что тебе известно о ней?
      — Почти ничего. Я только слышала ее имя, Сикс. И запомнила его лишь потому, что оно необычно. Некоторые из моих настоятельниц — настоятельниц из сестер Тьмы — когда-то, видимо, знали ее. Я слышала несколько раз, как они упоминали ее имя.
      Выражение лица Шоты стало мрачным и угрожающим, создавая впечатление готовой напасть гадюки.
      — Какие дела могут быть у сестер Тьмы с ведьмой?
      — Право, не знаю, — сказала Никки. — Какие-нибудь могли быть, но были они или нет — мне неизвестно. Я не была посвящена в их замыслы и планы. Возможно, они просто слышали о ней. Вполне может быть, что даже ни разу с ней не встречались.
      — Или, что тоже возможно, очень хорошо знали ее?
      Никки пожала плечами.
      — Может быть. Об этом следует спросить у них. Полагаю, тебе лучше поспешить — ведь Самюэль уже убил одну из них.
      Шота пропустила эту колкость мимо ушей, отвернулась и уставилась в неподвижную воду фонтана.
      — Должно быть, ты слышала, что они о ней говорили.
      — Ничего особенно интересного, — сказала Никки.
      — Ну, — сказала Шота с явно подчеркнутым терпением, поворачиваясь назад, — что, хотя бы приблизительно, они говорили о ней?
      — Мне запомнились только две вещи. Я слышала, что эта ведьма, Сикс, жила где-то далеко на юге. Сестры упоминали, что она жила в глубинке Древнего мира, в каких-то непроходимых лесах и болотах. — Никки твердо и решительно посмотрела в глаза Шоты. — И они боялись ее.
      Шота вновь сложила руки на груди.
      — Боялись ее, — монотонно повторила она.
      — Ужасно.
      Некоторое время Шота изучала взгляд Никки, прежде чем вновь отвернулась и уставилась в фонтан, как будто надеясь в его спокойной воде увидеть какую-то разгадку.
      — Но ведь нет свидетельств, что это та самая женщина, — сказал Ричард. — Нет никаких доказательств того, что это и есть та самая Сикс, ведьма из Древнего мира.
      Шота бросила через плечо взгляд в его сторону.
      — Вы, все, собравшиеся здесь, предполагаете, что это всего лишь совпадение? — Ее пристальный взгляд вновь нашел утешение в воде. — На самом деле не так уж и важно, совпадение это или нет. Главное, что это ведьма, и она решилась причинить мне беспокойство.
      Ричард приблизился к Шоте.
      — Мне очень трудно поверить, что другая ведьма зачаровала Самюэля и забрала его у тебя для того только, чтобы тебя озадачить и заполучить что-то твое. Здесь должно быть что-то большее.
      — Может быть, это вызов, — сказала Кара. — Может быть, она хочет, чтобы ты проявила себя и сразилась с ней.
      — Для этого ей следовало самой объявиться передо мной, — сказала Шота. — А она поступает иначе: принимает все меры к тому, чтобы оставаться скрытой, с тем чтобы я не смогла сразиться с ней.
      Погруженный в раздумья, Ричард поставил ногу на мраморную скамью, окружавшую фонтан.
      — Я по-прежнему считаю, что в этом должно быть нечто большее. То, что Самюэль украл одну из шкатулок Одена, имеет более глубокий смысл.
      — Наиболее вероятный ответ свидетельствует, что здесь скорее всего приложена твоя рука, а не чья-то еще, Шота. — Слова Зедда привлекли общее внимание. — Это очень похоже на один из твоих грандиозных трюков.
      — Я могу понять, почему ты так думаешь, но будь это правдой, зачем бы я пришла сюда и рассказала тебе об этом?
      Взгляд Зедда оставался враждебным.
      — Чтобы придать себе невинный вид, когда на самом деле именно ты, находясь в тени, управляешь всеми событиями.
      Глаза Шоты округлились.
      — Волшебник, у меня нет времени на подобные детские игры. Я не управляла рукой Самюэля. Свое время я тратила на другие, более важные дела.
      — Как, например?
      — Я побывала в Галее.
      — В Галее! — недоверчиво фыркнул Зедд. — Какие дела занесли тебя туда?
      Тут Джебра опустила руку на плечо Зедда.
      — Она отправилась туда, чтобы спасти меня. Я тогда оказалась в Эбиниссии: меня захватили при вторжении, а затем я попала в рабство. И Шота вытащила меня прямо из глубины этого пекла.
      Зедд с подозрением взглянул на Шоту.
      — Ты отправилась в столицу Галлеи, чтобы освободить Джебру?
      Шота бросила на Ричарда угрюмый взгляд — короткий, но многозначительный.
      — Это было необходимо.
      — Почему? — настаивал Зедд. — Разумеется, я очень рад, что Джебра наконец-то спаслась от этого ужаса, но что именно ты имеешь в виду, говоря о какой-то необходимости?
      Шота поправила край своего полупрозрачного платья, самовольно плавно выгнувшийся вверх, словно кошка, выгибающая спину.
      — События несутся вперед, к мрачному и суровому завершению. И если ход этих событий не изменится, тогда мы все будем обречены оказаться под властью захватчиков и исполнять приказы людей, чьи убеждения, помимо прочего, заключаются в том, что магия есть дьявольский разврат, который должен быть с корнем истреблен во всем мире. Они убеждены, что человечество — греховно и развратно, и потому должно быть непримечательным и бессильным перед лицом всемогущей природы. Тех из нас, кто обладает даром магии, а точнее говоря, кто не является непримечательным и бессильным, всех следует поймать и уничтожить.
      Взгляд Шоты обошел всех присутствующих.
      — Но это всего лишь наши личные проблемы, а не ущербность Ордена.
      Если ход событий не изменится, то чудовищные убеждения, которые навязывает Орден, будут распростерты, подобно похоронному савану, над всем миром. Не останется ни одного безопасного места, ни одного спокойного пристанища. Железный рескрипт подчинения сомкнется на шеях тех, кто останется в живых. Потому что иллюзии в отношении всеобщего благоденствия, в форме возвышенных лозунгов и бессодержательных принципов, разжигающие у толп безудержную жажду незаслуженного, все качественное и прекрасное приносят в жертву, притупляют и опускают цивилизованных людей до уровня немногим больше, чем организованное сборище мародеров.
      Но если все ценное уничтожается, что остается в их жизни? В соответствии с их презрением к великолепию и пренебрежением ко всему, что являет собой пользу и благо, они принимают лишь плохое и грубое. Судя по их безумной ненависти к любому человеку, который выделяется над другими, убеждения Ордена обрекут всех людей на копошение в грязи, чтобы выжить.
      Непоколебимый взгляд на изначальную порочность человечества будет всеобщей верой. Это убеждение, навязанное через безжалостную жестокость и невыразимые словами лишения, очень долго будет их высшим достижением. Их наследием станет всеобщее падение в темные века нищеты и страдания, откуда, быть может, не суждено подняться. Вот чем ужасен Орден — не смертью, но жизнью под его символом веры.
      От слов Шоты зал словно покрылся пеленой.
      — Мертвые, в конце концов, не могут чувствовать, не могут страдать. Это могут только живые. — Шота повернулась в сторону затененной части зала, где стоял Натан. — А что скажешь ты, пророк? Пророчество говорит иное, или я все-таки права?
      Натан, высокий и мрачный, негромко ответил ей:
      — Поскольку Имперский Орден наступает, боюсь, пророчество не может привести никаких доказательств противоположного. Ты умело изложила трехтысячелетнюю историю предостережений.
      — Эти древние труды не так-то просто понять, — вмешалась в разговор Энн. — Записанные на бумаге слова бывают крайне двусмысленными. Пророчества — они лишь для тех, кто обладает соответствующим опытом. Для неподготовленного ума оно может оказаться…
      — Я искренне надеюсь, что твое суждение основано лишь на поверхностном мнении о моих способностях, аббатиса, а не исходя из моих талантов.
      — Я лишь хотела… — начала было Энн.
      Шота отмахнулась от нее и отвернулась. Ее взгляд был обращен к Ричарду, как будто он единственный собеседник в этом зале, и говорила она так, будто обращалась лишь к нему одному.
      — Наши жизни могут оказаться жизнями последних свободно живущих людей. Вполне возможно, что это бесповоротное завершение всего лучшего, что только может быть, конец борьбы за жизненные ценности, конец возможности для любого из нас подняться еще выше и достигнуть чего-то лучшего. Если ход событий не переменится, мы окажемся свидетелями установления худшего из всех возможных порядков, свидетелями наступления эры, в которой, как бы ни старался человек жить лучше благодаря собственным усилиям и намерениям, человечество будет низведено до уровня невежественных дикарей, жизнь которых соответствует идеалам Ордена.
      — Мы все знаем это, — сказал Ричард, сжав опущенные руки в кулаки. — Разве ты не понимаешь, как тяжело приходится нам в этой борьбе, в наших попытках предотвратить вот это самое? Неужели ты не имеешь представления о том, чем мы все занимаемся? За что, по-твоему, я сражаюсь?
      — Не знаю, Ричард. Ты говоришь о преданности и долге, но тебе все еще не удалось повернуть ход событий, не удалось преградить дорогу вторжению Имперского Ордена. Ты говоришь, что понимаешь происходящее, но захватчики по-прежнему наступают и с каждым проходящим днем порабощают все новых и новых людей.
      Но сейчас речь идет даже не об этом. Речь идет о будущем. А в будущем ты просто подведешь нас.
      Ричард едва смог поверить тому, что услышал. Он даже не впал в ярость, а был до ужаса потрясен тем, что Шота сказала подобное. Это прозвучало так, будто все, сделанное им, каждая принесенная им жертва, каждое усилие и попытка ничего не значили для нее — и не только сейчас, но и в будущем.
      — Так ты пришла сообщить мне свое пророчество, что я потерплю неудачу?
      — Нет. Я пришла сказать, что при нынешнем положении дел мы все потерпим поражение в нашей борьбе, если не изменить обстоятельства.
      Шота отвернулась от Ричарда и подняла руку, протянув ее в сторону Никки.
      — Ты продемонстрировала ему бестолковую и цепенящую смерть, то есть все, что можно получить в результате принятия убеждений, навязываемых Орденом. Ты показала ему унылое прозябание, то есть то, как только и можно существовать под их догматом, а также то, что главный вопрос их жизни — какую ее часть ты приносишь в жертву, а заодно и то, что единственной целью такой жизни является стремление к таинственной вечности на том свете.
      Этим ты очень помогла всем нам, и мы благодарны тебе. Ты действительно исполнила свою роль учителя Ричарда, даже если это произошло не так, как ты ожидала. Но это тоже всего лишь часть, не все, что было необходимо.
      Ричард не понимал, каким образом его плен — и суровую жизнь в Древнем мире — можно рассматривать как «помощь». Ему совершенно не требовалось этого, чтобы понять всю тщетность жизни под правлением Имперского Ордена. Он не оспаривал ни единого сказанного Шотой слова по поводу того, что станет с ними, если они не преуспеют. Но он был раздосадован тем, что она, как оказалось, думает, что ему следует услышать это очередной раз, как будто он не уловил, за что именно они ведут борьбу, и в результате окажется не в состоянии быть полностью преданным их общему делу.
      Ричард не знал, как это случилось, потому что не заметил ее движения, но Шота неожиданно оказалась прямо перед ним, и ее лицо было всего в нескольких дюймах от его лица.
      — И тем не менее ты по-прежнему не осведомлен обо всей совокупности происходящего, по-прежнему так и не принял, в каком-то смысле, самого главного решения.
      Ричард пристально смотрел на нее.
      — Не принял решения? О чем ты говоришь?
      — Мне нужно найти способ заставить тебя понять, Искатель Истины, заставить тебя увидеть реальность происходящего. Мне нужен способ заставить тебя осознать, что борьба за будущее для людей — это дело не только Нового мира, но и Древнего мира тоже… Они оба должны участвовать в борьбе за будущее всего человечества.
      — Но как могла ты, в любом случае, подумать, что я…
      — Ты один, Ричард Рал. Ты единственный, кто ведет за собой последние силы, способные оказывать сопротивление идеям, подпитывающим этот гигантский пожар Имперского Ордена. По каким бы то ни было причинам, ты единственный, кто ведет нас в этой борьбе. Ты можешь верить в то, за что сражаешься, но ты не делаешь того, что необходимо для изменения хода войны, — иначе то, что я вижу в потоке грядущих событий, стало бы другим.
      При таком положении дел, как сейчас, мы обречены.
      Тебе необходимо услышать, какова будет судьба твоего народа, судьба всех людей. Поэтому я отправилась в Галею и разыскала Джебру, с тем чтобы она могла рассказать тебе все, что видела. Провидица поможет тебе прозреть.
      Ричард подумал, что, возможно, ему следовало рассердиться на эти поучения, но он больше не мог проявить ни обиды, ни раздражения; весь его гнев улетучился.
      — Я уже и так знаю, Шота, что случится, если мы проиграем. Как знаю и то, что представляет собой Имперский Орден. И я знаю, что ждет нас, если мы в этой борьбе потерпим поражение.
      Шота покачала головой.
      — Ты узнаешь, на что это похоже, но только после. Ты узнаешь, на что это похоже, глядя на мертвых. Но ведь мертвые не способны ничего чувствовать. Мертвые не могут кричать. Мертвые не могут плакать от ужаса. Мертвые не могут молить о сострадании.
      Ты знаешь, что такое увидеть наутро разрушения после шторма. Но тебе необходимо услышать рассказ того, кто был там, когда шторм разразился. Ты должен знать, что происходит, когда вступают в действие легионы. Должен услышать, чем на самом деле это оказалось для каждого. Тебе необходимо понять, что случится со всеми остальными живущими, если ты не сделаешь того, что можешь сделать только ты.
      Ричард взглянул на Джебру. Зедд, утешая, обнял ее рукой за плечи. По ее бледным щекам катились слезы. Она вся дрожала.
      — Добрые духи, — прошептал Ричард, — как ты могла быть настолько жестокой, чтобы допустить хоть на мгновение, что я не знаю правды о нашей судьбе, случись нам проиграть?
      — Я вижу все происходящее в потоке событий, — тихим голосом сказала Шота, предназначая эти слова для него одного. — И то, что я вижу, говорит мне, что ты сделал недостаточно, чтобы изменить то, чему следует произойти, иначе оно не оказалось бы таким, каким я вижу его. Это так просто. И здесь нет никакой жестокости, всего лишь одна правда.
      — Так что же, по твоим ожиданиям, я должен был сделать, Шота?
      — Не знаю, Ричард. Но, как бы там ни было, сейчас ты не делаешь этого, верно? Хотя мы все уверенно погружаемся в невообразимый ужас, ты не делаешь ничего, чтобы остановить это. Вместо этого ты продолжаешь гнаться за призраком.

      Ричард хотел рассказать Шоте очень многое. Он хотел рассказать ей, что Имперский Орден — вовсе не единственная угроза, надвигающаяся на них. Он хотел рассказать ей, что со вступившими в игру шкатулками Ордена, если это не остановить, сестры Тьмы способны высвободить силу, которая разрушит мир живого и передаст всех во власть Владетеля мертвых. Хотел рассказать ей, что, если они не найдут способ обратить вспять магию Огненной Цепи, она запросто сможет привести к разрушению памяти и разума каждого из живущих, лишая их тем самым смысла существования. Хотел рассказать ей и о том, что если они не найдут способ очистить мир от последствий появления гармоний, то затухнет любая магия и любое волшебство. И эти последствия уже сейчас с легкостью могут вызвать каскадный эффект, который, если его не остановить, сам по себе вполне способен уничтожить все живое.
      Он хотел рассказать ей, что прежде всего она ничего не знает о женщине, которую он любил, о женщине, которая так дорога для него. Он хотел рассказать ей, как много для него значит Кэлен. Как он боится за нее. Как много он потерял, и страх от произошедшего с ней не позволяет ему спокойно уснуть.
      Он хотел рассказать, что да, конечно, Имперский Орден является всего лишь одной из стоящих перед ними ужаснейших проблем. Но, увидев Джебру, дрожащую в дружеских объятиях Зедда, он решил, что, пожалуй, все остальные дела могут подождать и до лучших времен.
      Ричард протянул к Джебре руку, приглашая выйти вперед. Ее небесно-голубые глаза были до краев наполнены слезами. Наконец, нерешительно, она, сделав несколько шагов, вышла к ним. Он не знал еще ничего о тех ужасах, что ей пришлось пережить, но все оттенки их были отчетливо написаны на ее исхудавшем лице. Морщины молчаливо свидетельствовали о тех лишениях и невзгодах, что пришлось перенести ей.
      Когда она тронула его руку, он осторожно накрыл ее ладонь другой рукой в простейшем жесте утешения.
      — Ты проделала долгий путь, и мы очень ценим твое участие в наших делах. Пожалуйста, расскажи нам, что ты знаешь.
      Когда она кивнула, ее короткие рыжеватые волосы упали вперед, обрамляя заплаканное лицо.
      — Постараюсь, Лорд Рал.
      Под неусыпным взглядом Шоты, Ричард сопроводил Джебру к фонтану и усадил ее на невысокую мраморную стенку-скамью, ограждавшую успокоившуюся воду.
      — Ты вернулась с королевой Цириллой назад, в ее дом, — напомнил ей Ричард, — и ухаживала за ней, потому что она заболела… двинулась рассудком, когда находилась в яме вместе с преступниками. Тебе следовало помочь ей прийти в себя, если это удастся, и рассказать ей обо всем, если с ней станет все порядке.
      Джебра кивнула.
      — Итак… когда она вернулась в свой дом, стало ли ей лучше? — спросил Ричард, хотя уже знал очень многое об этом от Кэлен.
      — Да. Она так долго оставалась в оцепенении, что нам казалось, что она уже никогда не поправится, но, пробыв некоторое время дома, она наконец-то начала поправляться. Во-первых, она стала, сначала лишь время от времени, узнавать тех, кто был рядом. И чем больше узнавала знакомого в окружающем, тем дольше становились эти периоды просветления. Медленно, к всеобщей радости, она, казалось, возвращалась к жизни. В конечном счете она вышла из затянувшегося оцепенения — как животное выходит из зимней спячки. Словно бы стряхнула долгий сон и вернулась к нормальной жизни. Она была полна энергии и полна радости от вновь обретенного дома.
      — Цирилла была королевой Галеи, — сказала Шота, обращаясь к Ричарду. — Она унаследовала корону вместо…
      — Принца Гарольда, — закончил Ричард, взглянув на ведьму. — Гарольд — брат Цириллы. Он отказался от короны, предпочтя командование армией Галеи.
      Шота выгнула бровь.
      — Похоже, ты много знаешь о монархии в Галее.
      — Их отцом был король Вайборн, — сказал Ричард. — Король Вайборн был также и отцом Кэлен. Так что Кэлен — это сводная сестра Цириллы. Вот почему я так много знаю о делах тамошних монархов.
      Была ли Шота удивлена, услышав это, или просто не поверила, поскольку оказалась упомянута Кэлен, она ничем не проявила своей реакции. Наконец она оторвала от него взгляд и вернулась к прежнему занятию: измерять шагами пол зала, предоставив Джебре полную возможность продолжить свой рассказ.
      — Цирилла вновь заняла свой трон, как будто никогда не покидала его. Город, похоже, был рад, что королева вернулась. Галея восстанавливалась после того ужасного нападения, когда армия Имперского Ордена разграбила столицу. То нападение стало огромной трагедией, с большим числом погибших и уведенных в рабство.
      Но захватчики ушли, и постепенно все восстанавливалось. Сгоревшие здания отстраивались заново. Возродилась и торговля, и другая людская деятельность. Вновь со всей Галеи в столицу потянулись люди, чтобы строить для себя новую, лучшую жизнь. Росли и вновь образовывались семьи. Благодаря трудолюбию, вернулось и былое процветание. С возвращением же королевы, казалось, и сам дух города еще больше укрепился, и мир вновь начал казаться окрепшим и надежным.
      Люди говорили, что они хорошо усвоили тот урок, и трагедия, подобная случившейся, больше не должна повториться. Были построены новые защитные укрепления и собрана еще бульшая армия. Цирилла, как и многие жители Галеи, старалась позабыть про те ужасные времена и усердно трудилась на благо своей земли. Она вела приемы и решала многие государственные дела. Она старалась принимать участие в самой разнообразной деятельности, от споров о посредничестве в торговле до присутствия на официальных балах, где танцевала с сановниками.
      Принц Гарольд, командующий армией Галеи, сообщал ей обо всех вторжениях в Новый мир, так что она всегда была в курсе, какая очередная орда проникла в южные области Срединных земель. Я всегда знала, когда королева получала подобные сообщения, — я заставала ее в подобные моменты комкавшей носовой платок, что-то бормочущей себе под нос, пока она мерила шагами темную, без единого окна, комнату. Словно она искала где-то внутри своего разума темный уголок — то самое оцепенение, в котором она пребывала раньше, — но не могла его найти, не удавалось снова вернуться в него.
      Джебра сделала короткий жест рукой в сторону старого волшебника, следившего за ее рассказом.
      — Зедд велел мне следить за ней и давать по мере возможности советы. И хотя чисто внешне она уже выглядела такой же, какой была раньше, и не впадала вновь в безжизненное оцепенение, могу сказать, что она оставалась на грани безумия. Мои видения о ней тогда были смутными, вероятно, потому, что хотя она казалась нормальной, внутренне ее все еще преследовал ужасающий страх. Но похожей была и вся жизнь в Галее: окружающее казалось нормальным, но вряд ли оно могла быть таковым, пока Имперский Орден оставался в Новом мире. Здесь будто бы затаилось скрытое, мрачное напряжение.
      Когда мы услышали от разведчиков, что Орден движется через долину Каллисидрин, приближаясь к центру Срединных Земель, с намерением расчленить Новый мир, я дала королеве совет. Я говорила ей, что следует поддержать д’харианскую армию; что следует послать им на помощь свою армию; что следует объединиться с остатками сил всех тех земель, что входили в Д’Харианскую империю. Я пыталась подсказать ей, и то же делал и принц Гарольд, что наш единственный шанс избавиться от опасности — в объединении с силами, противостоящими Ордену.
      Она не слушала этого. Она заявила, что ее долг, как королевы Галеи, защищать лишь одну Галею, а не другие народы или другие земли. Я пыталась заставить ее понять, что если Галея останется одна, то у нее не будет ни шанса. И Цирилла слышала рассказы о других местах, захваченных Орденом, рассказы о его жестокости и зверствах, и боялась людей Ордена. Я уверяла ее, что безопасность возможна, только если остановить захватчиков прежде, чем они достигнут Галеи.
      Мы получали отчаянные просьбы о помощи войсками. Не обращая внимания на эти просьбы, Цирилла вместо этого приказала принцу Гарольду собрать всех людей, каких только он мог привлечь в армию, и бросить все силы только на защиту Галеи. Она сказала, что его долг, и долг армии Галеи, касается одной только Галеи. Она дала приказ, чтобы захватчики не смогли пересечь границы, не смели даже ступить ногой на землю Галеи.
      Принц Гарольд, сначала старавшийся давать ей советы о наиболее разумном образе действий, отказался от своих попыток и в знак бессмысленной преданности уступил ее желаниям. Она потребовала, чтобы средства для защиты Галеи были собраны любой ценой. И принц Гарольд отправился выполнять ее приказы. Ее не беспокоило, что остальная часть Срединных Земель и весь Новый мир покоряется Орденом, пока армия Галеи…
      — Да, да. — Шота нетерпеливо махнула рукой, вышагивая перед рассказчицей. — Мы все знаем, что Цирилла был полоумной. Я доставила тебя в такую даль не для рассказов о жизни под правлением помешавшейся королевы.
      — Извините. — Почувствовав неловкость, Джебра откашлялась и продолжила: — Ну так вот, Цириллу все более раздражало и мое присутствие, и мои постоянные советы. И однажды она сказала мне, что приняла окончательное решение.
      Ее решительная убежденность в правильности выбранного курса в конце концов и определила ход событий, наше будущее и нашу судьбу. Думаю, именно по этой причине я наконец оказалась в плену сильных видений. Начались они не с какого-то образа, а с ужасающего звука, заполнившего мой разум. Этот ужасный звук бросал меня в дрожь. Вместе с этим ужасающим звуком пришли видения, быстро сменяющие друг друга: видения разрушения защитных укреплений, видения павшего города, видения, где королева Цирилла была брошена ревущей толпе мужчин, чтобы они пользовались… пользовались ею как шлюхой, как объектом удовольствий.
      Одну руку приложив к животу, прижав локти к бокам, Джебра смахнула со щеки слезы. Она коротко улыбнулась Ричарду, слегка смущенно, но не смогла скрыть тот ужас, что так отчетливо проступал в ее глазах.
      — Конечно, я не буду рассказывать сейчас про все те ужасы, которые наблюдала в своем видении, — сказала она. — Но я рассказала ей.
      — Не думаю, что из этого вышло что-то хорошее, — заметил Ричард.
      — Нет, не вышло. — Джебра беспокойно вертела прядь своих волос. — Цирилла была в ярости. Она вызвала королевскую стражу. Когда те вбежали через двойные двери, высокие, голубые с позолотой, она ткнула в мою сторону пальцем и объявила, что я предательница. Она приказала бросить меня в темницу. Королева кричала, приказывая страже, когда те схватили меня, что если я произнесу хоть одно слово об этих видениях — это мое богохульство, как она называла их, — то им придется отрезать мне язык.
      У нее вырвался короткий смешок, никак не сообразный с дрожащим подбородком и нахмуренными бровями. Ее слова прозвучали как слабое и жалкое извинение.
      — Я очень не хотела, чтобы мне отрезали язык.
      Зедд, постепенно приблизившийся к ней, успокаивающе положил руку сзади на ее плечо.
      — Конечно, нет, моя дорогая, конечно, нет. Это не привело бы ни к чему хорошему. Никто не ожидал от тебя, что ты сделаешь больше того, что уже сделала; подобное было бы наивным. Ты сделала все, что могла; ты показала ей правду. Она же сделала осознанный выбор — не видеть этой правды.
      Нервно перебирая пальцами, Джебра кивнула.
      — Полагаю, безумие на самом деле никогда и не покидало ее.
      — Даже далекие от безумия зачастую поступают весьма неразумным образом. Не стоит извинять подобные сознательные и преднамеренные действия столь удобным объяснением, как безумие. — Когда она озадаченно взглянула на него, Зедд развел руками, изображая жест бессилия перед старой дилеммой, с которой сталкивался очень часто. — Люди, которые сильно хотят верить во что-то, зачастую склонны не видеть правду, даже если она очевидна. Таков их выбор.
      — Думаю, что так, — сказал Джебра.
      — Похоже, что вместо того чтобы видеть правду, она, напротив, верила в ложь, в то, во что хотела верить, — сказал Ричард, припоминая Первое правило волшебника, которому научил его дед.
      — Это верно. — Зедд широко повел рукой в мрачной пародии на волшебника, дарующего исполнение желаний. — Сначала она заметила, что случилось именно то, чего она хотела, и потому решила, что реальность подчиняется ее желаниям. — Его рука опустилась. — Реальность же не потворствует желаниям.
      — Итак, королева Цирилла очень разгневалась на Джебру за произнесенную вслух правду, открывшуюся там, где пропустить ее, не заметив, было крайне сложно, — сказала Кара. — А затем наказала ее за это.
      Зедд кивнул, осторожно поглаживая пальцами плечо Джебры. От его прикосновения она устало прикрыла глаза.
      — Люди, не желающие по каким-то причинам видеть правду, бывают чересчур враждебны к ней и беспрестанно осуждают ее. Зачастую они обращают свою злобу на любого, кто осмелится указать на эту самую правду.
      — Но вряд ли это заставит правду исчезнуть, — сказал Ричард.
      Зедд пожал плечами, показывая, что видит в этом только тривиальность.
      — Для тех, кто ищет правду, это прежде всего вопрос простого рационального эгоизма — постоянно следить, какова реальность. Ведь, в конце концов, правда коренится в реальности, а не в воображении.
      Ричард оперся рукой на вырезанную из пекана рукоятку ножа, висевшего у него на поясе. Он лишился меча, который привык ощущать под рукой, но променял его на сведения, которые, в конечном счете, привели его к книге «Огненная Цепь» и к правде о том, что случилось с Кэлен, так что оно того стоило. И все же меча ему было жаль, и теперь он беспокоился, как воспользуется им Самюэль.
      Размышляя о Мече Истины, задумавшись над тем, где он мог теперь быть, Ричард смотрел куда-то вдаль.
      — Кажется очень трудным постичь, как люди могут отвернуться от того, что, в их собственных интересах, им необходимо увидеть.
      — Тем не менее они не видят. — Голос Зедда изменился, переходя от тона легкой беседы к вот этому тонкому, пронзительному, подсказавшему Ричарду, что на уме у него что-то большее. — Разница — она в сердце.
      Глянув в его сторону, Ричард обнаружил, что пристальный взгляд Зедда обращен именно к нему.
      — Упрямо не признавать правду означает предавать самого себя.
      Шота, остановившись и сложив руки, уставилась на Зедда.
      — Это что, очередное Правило волшебника?
      Зедд выгнул бровь.
      — Десятое, если быть точным.
      Шота перевела многозначительный взгляд на Ричарда.
      — Мудрый совет. — Продержав его неприлично долгое время под прицелом этого железного взгляда, она продолжила хождение по залу.
      Ричард решил, что она считает, что он сам тоже игнорирует правду — ту самую правду о вторжении армии Имперского Ордена. Он ни в малейшей степени не игнорировал правду, он просто не знал, каких поступков от него ожидают, чтобы остановить врага. Если бы сами желания претворялись в действие, захватчики давным-давно уже были бы выдворены в Древний мир. Знай он, что надо сделать, чтобы остановить их, давно сделал бы это, — но он не знал. Было невыносимо осознавать весь этот приближающийся ужас и чувствовать полную беспомощность в том, чтобы остановить его. Но его приводило в ярость, что, похоже, Шота полагала, что он, просто из-за чистого упрямства, не желает ничего делать с этим — будто решение было у него в руках.