Но позвольте мне вам сказать: те девять лет, что я прожил с этой женщиной, были годами полного счастья. Эта женщина словно сошла с картины Рафаэля. Я вам говорю: она была из другого мира. И вот однажды летом, теперь уже двадцать три года назад, она посадила детишек в машину, всех четверых. И они поехали к морю. По той дороге, что идет по набережной высоко над рекой... — Карп на мгновение закрыл глаза. Его лицо ничего не выражало. — Имелся только один свидетель. Какой-то фермер. Он утверждал, что это был наезд, и виноватый с места происшествия скрылся. Он не мог описать грузовик, говорил только, что тот был большим и мчался на предельной скорости. Водителя грузовика так и не нашли. Но тот фермер видел, что грузовик ехал за автомобилем, потом, обгоняя, задел его, и автомобиль свалился с набережной в реку на глубину сорока футов. Со всеми пятерыми, — уточнил Карп. — Внизу было сорок футов воды, а машина превратилась в груду искореженного металла. Через несколько дней автомобиль подняли, и я увидел то, что осталось в салоне. Меня не пускали, но я настаивал, и им пришлось вколоть мне успокоительное.

Кори поморщился.

Тщедушный человечек продолжал:

— Все списали на несчастный случай. Но, знаете ли, я в это не верю. Конечно, это мог быть и несчастный случай. То есть я хочу сказать, доказательств обратного нет. К тому же в то время я был несколько не в себе и не сумел сформулировать четко свои предположения. Но потом, несколько лет спустя, я стал размышлять о случившемся. Я старался гнать от себя эти мысли, убеждал себя, что это бесполезно, потому что я никогда не узнаю наверняка, был ли это несчастный случай или нет.

Кори скорчил недоуменную гримасу.

— Итак, я не знал этого тогда, не знаю сейчас и никогда не узнаю, — проговорил Карп. — Но я могу сказать со всей определенностью: если это не был несчастный случай, это было заказное убийство.

— Но почему?

— Судя по обстоятельствам, — ответил Карп. — Моя жена занималась общественной деятельностью. И не так, как это представляют в светских новостях — все сидят за столом на ленче и улыбаются фотографу. Моя жена была настоящей труженицей. Она отдавалась этому делу вся. Но назвать ее труженицей — значит ничего не сказать. Потому что она была защитницей. Она защищала бедных и обездоленных, тормошила инспекторов по здравоохранению и строительству, а особенно пожарных. Она призывала их самим отправиться в предместье и увидеть все собственными глазами и...

— Погоди, — вмешался Кори, — какое предместье?

— Это самое, — пояснил Карп. — «Болото».

Постепенно недоумение исчезло с лица Кори. Он сощурился и отвел взгляд в сторону.

— Кто-нибудь наверняка говорил ей, — буркнул он, — что «Болото» очистить невозможно. — А потом, уставившись на тщедушного человечка, спросил: — А ей не угрожали?

— Всего один раз. Да это и не очень походило на угрозу. Больше — на предложение дружбы.

— Гроган?

Карп медленно кивнул. Он смотрел сквозь стену, словно видел предместье двадцать три года тому назад, когда Уолтер Гроган, сметя всех своих конкурентов, взял его в свои руки, устанавливая плату за жилье, цены на прокладку водопровода, на пожарные огнетушители, которыми большинство жителей не могли обзавестись, потому что у них не было денег, и даже проценты с залогов. И почти каждый, кто пользовался услугами ростовщика, вместо того чтобы заплатить долги зеленщику, аптекарю или врачу, оставлял полученные деньги в баре забегаловки. Все это читалось в глазах Карпа, пока он кивал.

— Выглядело все очень по-дружески. Жена мне рассказывала. Говорила, что Гроган приглашал ее на ленч, а она отказалась. Тогда он стал рассыпаться в любезностях, заявил, что восхищается той работой, которую она ведет, но что в этом предместье в ней не нуждаются. Люди, живущие на болотах, не хотят никаких перемен. А потом добавил, что многие возмущены тем, что она приходит и стучится к ним в дома, и выразил надежду, что его слова ее не обидят. Короче говоря, он вежливо дал ей понять, что, если она не хочет неприятностей, пусть держится подальше от «Болот». Но она не сдавалась. А несколько недель спустя она оказалась в могиле. И дети вместе с ней. Это было выше моих сил. Я пытался покончить с собой и в конце концов спятил, так что меня отправили в психушку. Сказали, что я неизлечим.

— И сколько ты там пробыл?

— Девятнадцать лет.

Кори тихонько присвистнул:

— А как тебе удалось выбраться оттуда?

— Сбежал. Пересек лужайку, перелез через ворота и пошел вперед, говоря себе, что, изменив кое-что, я, возможно, смогу вернуться в мир и жить в нем. Но не как Генри К. Карпентер. Я простился с Генри К. Карпентером, и на свет Божий родился Карп.

Последовало длительное молчание.

Потом тщедушный человечек сказал:

— Вы понимаете, я не могу обвинять Грогана. За недостаточностью улик. Поэтому в своем личном зале суда я закрыл это дело.

— Но ты знаешь, что именно он нанял тот грузовик?

— Да, я в этом совершенно уверен, — подтвердил Карп. — Но что я могу сделать? То есть я хочу сказать, я ничего не собираюсь предпринимать.

— Тогда зачем ты вернулся сюда?

Карп безмятежно улыбнулся.

— Чтобы следить, — сказал он. — Следить за Уолтером Гроганом изо дня в день. Следить, как он стареет, как Время хватает его своими зубами. По крайней мере, в этом я нахожу определенное удовлетворение. Хотите еще кофе?

— Нет, спасибо, — ответил Кори. — Мне пора отчаливать.

— Но на улице еще темно, — возразил коротышка и указал на окно. — Посмотрите, видите, там еще совсем темно.

— Да я не боюсь, — бросил Кори, а про себя уточнил: «Во всяком случае, не слишком».

Он улыбнулся Карпу, быстро открыл дверь и вышел. Миновав коридор, он спустился по лестнице, направляясь к парадной двери, выходящей на Мэрион-стрит. На мгновение Кори задумался, говоря себе, что Мэрион-стрит, возможно, ловушка или, по крайней мере, это риск, очень большой риск.

«Откуда тебе знать, — предупреждал он себя. — Ведь эти бандиты Кингсли могут шататься здесь поблизости и как бы невзначай расспрашивать местных жителей, особенно тех, которые обычно собираются на углу и не находят лучшего занятия, чем обсуждать всякие новости. Поэтому, возможно, банда Кингсли уже подготовилась к удару и теперь находится во всеоружии. Возможно, кто-то уже сообщил им, что тебя видели с Карпом, что в последний раз тебя с Карпом видели, когда вы направлялись к Мэрион-стрит, где Карп обитает в квартире на втором этаже. Думаю, лучше выходить не на Мэрион, а в проулок».

Кори вернулся по коридору назад и постучал в дверь первой квартиры. После нескольких ударов она наконец открылась. Перед Кори стояла женщина, высокая, костлявая и почти седая. Она выглядела лет на шестьдесят или чуть старше. У нее под носом запеклась кровь, а под глазом красовался синяк.

— Чего надо? — недовольно буркнула она.

Кори вытащил бумажник и показал ей значок.

— Засунь его себе в... — сказала женщина и начала закрывать дверь, но он удержал ее. — Послушайте, я не вызывала полицию, — заявила женщина. — Боже правый, не знаю, почему так получается, но вы, гады, всегда приходите тогда, когда в вас нет никакой нужды!

— Дайте мне пройти. — Кори шагнул вперед, но женщина закрыла своим телом дверной проем.

— Говорю же, мне здесь не нужна никакая полиция. Я не собираюсь делать никаких заявлений. Вот так. Если я заявлю на него, то и он заявит на меня. И тогда вы увидите, что я с ним сделаю!

— Это не имеет никакого отношения ни к вам, ни к нему, — сказал Кори. — Я просто хочу выйти в проулок. Мы ищем кое-кого.

Он протиснулся мимо женщины и прошел через тускло освещенную комнату, где на кровати сидел очень маленький, худой и моложавый филиппинец. Все его лицо было разукрашено крошечными полосками оторванной кожи в тех местах, куда впивались ногти. Рот перекосился на одну сторону, словно у него была выбита челюсть. Правый глаз закрыт — заплыл и полиловел. Мужчина что-то быстро и неразборчиво сказал по-испански и продолжал говорить, пока Кори шел в кухню. В кухне Кори направился к черному ходу, открыл дверь и пересек задний двор до калитки в изгороди. Он открывал калитку очень медленно, пригнув голову, и внимательно осмотрел проулок.

«Похоже, все в порядке, — сказал он самому себе. — За одним исключением. Жаль, что тут нет ни одного фонаря. Ужасно темно».

По проулку Кори шел не спеша, болтая руками, правая рука описывала небольшую дугу, готовая в любой момент взяться за револьвер. Он прислушивался к малейшему шороху, отличающемуся от звуков его собственных шагов, но не улавливал ничего, и продолжал идти вперед, пока не вышел из проулка в том месте, где он пересекал Эддисон-авеню.

На Эддисон фонари освещали нескольких собак, собравшихся в стаю, и какого-то изрядно набравшегося пьяницу, лежащего ничком на пороге дома. С реки дул легкий ветерок, и у подъездов никого не было.

«Они все в своих постелях», — подумал Кори.

Ветерок предоставил им возможность поспать, спокойно и с удовольствием. Это спокойствие действительно было приятным и успокаивало нервы.

"Неужели ты нервничаешь? Давай признайся, что нервничаешь! А ведь ты не из нервных. Если бы ты правда был нервным, ты бы уже уносил ноги на восток к реке и размышлял о пирсе, доках, грузовых судах, готовых отплыть через несколько часов. Ты бы думал, что единственный надежный способ сохранить свою шкуру — погрузить ее на борт какого-нибудь судна и переправить через океан, туда, где нет никаких Кингсли и никаких его головорезов.

Слушай, знаешь, а это выход. Не хочешь взвесить все «за» и «против»? Не желаешь ли направить свои стопы к реке и взглянуть на эти пирсы и грузовые суда? Может, стоит отправиться в морское путешествие? Говоришь, ты не нервный?" — издевался он над медленно идущей мишенью, которая ощущала, что на нее смотрят тысячи глаз, что каждый шаг на запад по Эддисон приближает ее к гибели.

«Перестань, — приказал он себе. — Думай о чем-нибудь другом. О девушках, например. Не обязательно о какой-то конкретно. Вот возьмем хотя бы Нелли... Или загадку, которую она задала тебе, когда напилась и несла всякую чушь о фантазиях Рейфера, где фигурировало полтора миллиона, ровным счетом ничего не значащие для какого-то косоглазого. Вопрос в том, кто такой этот китаеза?»

Сзади тихо бибикнул автомобиль. Кори оглянулся и увидел машину, которая остановилась на другой стороне Эддисон-авеню. Он узнал ее, и в свете уличных фонарей и автомобильных фар рассмотрел через ветровое стекло, кто сидит в салоне. Это была платиновая блондинка.

Похоже, в автомобиле она была одна. Лита поманила его рукой, и Кори медленно перешел через дорогу, приблизившись к машине. Он размышлял, действительно ли Лита одна в автомобиле, и взвешивал возможность того, что кто-то сидит скрючившись на заднем сиденье так, чтобы его не было видно через окошко.

Лита открыла дверцу. За мгновение до того, как усесться в машину, Кори проверил пол перед задним сиденьем. Там было пусто. Тогда он сел рядом с девушкой, захлопнул дверцу и сказал себе: «Будь что будет. Просто плыви по течению».

Кори посмотрел на Литу. На ней была бледно-зеленая блузка с глубоким вырезом и легкая юбка в желтую и зеленую полоску. И под этим — ничего. Она смотрела в ветровое стекло, сидя, как ему сначала показалось, неподвижно, но потом он заметил, что одна рука ее двигается, медленно поднимая юбку вдоль бедра.

Кори откинулся на сиденье, а потом безразличным тоном осведомился:

— Как это вы оказались здесь в столь позднее время?

— Ехала мимо, — ответила она. — Объезжала окрестности. Пыталась найти эту китаезу.

— Китаезу?

— Ту маленькую косоглазую змею.

— Девушку? Служанку?

— Она опять выскользнула на улицу.

— И что?

— Я не стану с этим мириться, — спокойно сказала Лита. — Меня лучше не злить.

— Бросьте!

Она посмотрела на него:

— Что ты сказал?

— Я сказал, брось. Тебе ведь все равно.

Лита подвинулась на сиденье и села боком, чтобы видеть Кори. Прошло несколько минут, а она не проронила ни слова.

— Ты искала не девушку, — бросил Кори. — Ты искала меня.

— Неужели?

Он уверенно кивнул.

Лита хотела было что-то ответить, но заткнула себе рот, чтобы не сказать лишнего, а потом произнесла тихо и умоляюще:

— Ты не можешь сесть ко мне поближе?

— Конечно, — сказал Кори и тоже подвинулся.

Лита взяла его руку и положила на свое обнаженное бедро. Потом застонала и прижалась к нему.

— Я не могла заснуть, — объяснила она. — Мне нужно было тебя отыскать.

Мгновение спустя она коснулась рукой его щеки и сказала:

— Я хочу тебя.

— Прямо здесь?

Лита крепко зажмурилась. Хотела было кивнуть, но потом отрицательно замотала головой:

— Нет, не здесь, не на Эддисон. Все эти фонари...

— Тогда поехали. Искать подходящее место.

— Парк?

— Какую-нибудь маленькую улочку, где нет фонарей.

— Нет, — заявила она. — Не в машине.

— А где же?

— Может, поедем к тебе? — спросила она, но сама возразила, прежде чем Кори успел ответить: — Нет, нельзя.

— Почему?

— Если нас увидят вместе...

— Ты права, — согласился Кори.

— Тогда куда нам пойти?

— Дай подумать.

— Пожалуйста, придумай что-нибудь, — попросила она, застонала и прижалась к его плечу. — Я не могу ждать.

— Не сходи с ума. Или тебе нужно в туалет?

— Ты просто ужасен. Что за непристойности ты говоришь!

— Ну, сама ситуация куда уж непристойней, — заметил Кори. — Вот что я тебе скажу: мы можем выехать из города, найти какой-нибудь мотель и...

— На это уйдет время. А если все номера заняты?

— А если нет? Давай попробуем.

— Нет, — сказала она, — ехать далеко. Мы будем таскаться из мотеля в мотель и искать свободный номер. А я не могу ждать!

— И что ты от меня хочешь?

— Отвези меня куда-нибудь. Нам нужно куда-то поехать. Нельзя тут торчать. Это непереносимо, сидеть здесь и... — Лита замолчала и выпрямилась, словно ей в голову пришла какая-то мысль.

— Ну и? — буркнул Кори.

— Недалеко отсюда есть дом. Один из домов Грогана. Люди оттуда съехали несколько дней назад. То есть их выселили, потому что они не заплатили аренду. И Гроган не разрешил им вывозить мебель. Значит, там осталась кровать и...

— У тебя есть ключ?

— Нет. Но давай попробуем. Иногда дверь остается открытой.

— Ладно, — сказал Кори. — Поехали.

Когда автомобиль отъехал от края тротуара, Кори Брэдфорд подумал: «Это игра, и ты — круглый дурак, если идешь на такой риск. Хотя, с другой стороны, это оправданный риск, ведь на кону пятнадцать тысяч долларов. Ты понял, что я хочу сказать? Да, я тебя прекрасно понял».

Автомобиль развернулся и двинулся на восток по Эддисон. Не доезжая одного квартала до реки, машина свернула налево, в узкую улочку. Потом свернула направо, в еще более узкий переулок. Фонарей там не было. Приблизительно через полквартала Лита остановила машину. Кори ожидал, что, когда они будут вылезать, она выкинет какой-нибудь фортель — к примеру, случайно нажмет на клаксон, но она этого не сделала, и он принялся размышлять, что будет сигналом.

«Ведь должен же быть какой-нибудь сигнал, — думал он, — который даст им знать, что мы здесь. Чтобы они могли подготовиться».

Лита указала на дом на другой стороне улицы. Потом вцепилась в его плечо, и они подошли к трем продавленным деревянным ступеням, ведущим к растрескавшейся некрашеной двери с пришпиленным к ней объявлением: «Вход воспрещен!» Лита взялась за ручку и попробовала дверь. Заперта. Лита не прекращала своих попыток, и дверная ручка громко стучала.

Кори стоял позади нее и ехидно ухмылялся.

Дверная ручка стучала очень громко.

— Перестань, — сказал он. — Она заперта.

— Попробуй окно, — предложила Лита и указала на пыльное окно рядом с дверью.

Кори подошел к окну, встал ногой на одну из выступающих досок на высоте примерно восемнадцати дюймов над тротуаром и схватился за нижнюю раму. Он потянул, и она подалась. Когда окно открылось. Лита сказала:

— Теперь я. Подними меня.

Кори спрыгнул на тротуар и водрузил Литу на выступающую доску. Она пролезла в открытое окно, он последовал за ней. В комнате было очень темно, и Кори не мог рассмотреть Литу, он вообще не мог ничего разглядеть в таком мраке. Потом кто-то схватил его за ноги, а другой облапил талию, да так крепко, что кости у Кори затрещали. Тем временем руки третьего обыскали его и обезоружили. Теперь Кори уже мог смутно различить в темноте лица, но пытаться узнать их было бесполезно. «Ты и так увидишь их очень скоро», — подумал он. Он почувствовал, что его ноги отпустили, но хватка за талию стала еще крепче, и мужской голос сказал ему на ухо:

— Ладно, пошли.

Мужчина навалился на него всем своим весом, и они стали медленно продвигаться вперед. Они прошли из комнаты в коридор. Впереди какие-то неясные тени поднимались по узкой лестнице. Тот же голос сказал Кори на ухо:

— Теперь будем взбираться по этим ступеням. И ты не станешь упрямиться, не так ли?

— Конечно нет, — ответил Кори.

— Прекрасно, — откликнулся голос. — Потому что один раз я уже пытался заставить кое-кого подняться по лестнице, а он захотел сбросить нас обоих со ступенек. И закончил свою жизнь со сломанной шеей.

— Он был просто дурак, — заметил Кори.

— Точно, — подтвердил голос.

Они стали взбираться по лестнице, и мужчина усилил свою хватку. Кори стало трудно дышать, мощная рука, обвившая его талию, словно металлический обруч, сокрушала его ребра.

— Ты никогда не перетаскивал рояли? — осведомился Кори у мужчины.

— В последнее время нет, — ответил голос.

— И какой у тебя вес?

— Двести тридцать фунтов. Скала, сынок.

— Кто бы спорил, — буркнул Кори.

Он заскрежетал зубами, когда мужчина сдавил его еще сильнее, и с крепко зажмуренными глазами сказал:

— Можно полегче? Ты расплющишь меня в середине.

— Не расплющу, — ответил мужчина и слегка ослабил хватку. — Ты — ценная добыча, сынок. На тебе ярлык: «Обращаться с осторожностью».

Они поднялись на верхнюю площадку. Когда они двинулись по коридору второго этажа туда, где сквозь щели двери, ведущей в заднюю комнату, пробивался свет, мужчина опять стиснул Кори. Кто-то открыл дверь и стоял в дверном проеме. В свете, идущем из спальни. Кори узнал этого человека.

— Привет, Крейтон, — поприветствовал его Кори.

— Я тебе уже говорил, мое имя не Крейтон, — ответил негр.

— Шутишь!

— Нет, — возразил тот.

Он воспринимал этот разговор всерьез. В руке у него был ствол, и он немного его приподнял, чтобы дуло смотрело прямо Кори в живот.

— Ладно, — сказал негр, обращаясь к мужчине весом в двести тридцать фунтов, — отпусти его.

Великан отпустил Кори. Негр сделал приглашающий жест рукой, державшей револьвер, и Кори вошел в спальню. Она была ярко освещена: свет исходил от лампочки без абажура в сто ватт, свисавшей на шнуре с потолка. Шторы на единственном окне были задернуты. На очень пыльном полу валялись окурки и крышки от пивных бутылок. Сами бутылки выстроились в ряд вдоль стены рядом с дверью. У другой стены стояла кровать, на ней — бюстгальтер и трусики, а на полочке над кроватью — баночки с кремом для лица и дезодорант, большой пузырек одеколона и пузырек с духами, очень дорогой на вид. Середину комнаты занимали несколько жестких стульев. В дальнем углу Лита курила сигарету и о чем-то тихо беседовала с Делбертом Кингсли.