– Надо было совсем не ходить в школу, – говорит себе Димка, и от этой мысли – от того, что в его голове появилась такая хулиганская, дерзкая мысль, – тихо улыбается.
      Он не спешит, хотя сгорает от нетерпения. Ему хочется растянуть этот свой путь домой, этот первый побег из опостылевшего класса, где Катерина Пална оглушительно стучит карандашом в столешницу и кто-нибудь каждую минуту готов напомнить ему, что он тут самый слабый, самый трусливый, – и одновременно хочется сократить этот путь до одного последнего мгновенья, бежать, нестись домой, как та девочка с качелей, чтобы какая-нибудь неожиданная кочка била в подошву обжигающим хлопком и толстые дворовые голуби, не рассчитавшие его скорость, в последний момент прыскали в разные стороны, задевая его крыльями.
      В море Цаплина сначала бывает страшно.
      Особенно когда погружаешься.
      Сначала – голубой, усеянный искрами суматошных рыб.
      Потом – синий, в котором кружат большие медленные тени.
      Потом синий цвет сгущается, становится неподвижным.
      Потом к иллюминатору прилипает непроницаемая черная ночь.
      А потом включается прожектор – и вырезает из ночи живое море.
      И можно рассматривать его, как вынутый из арбуза кусок.
      И как напичканные в арбузную мякоть косточки, сверкают перед завороженным взглядом все эти блики и огоньки подводной жизни.
      Тайной, посеянной на спасительной глубине жизни.
 
      1 Ремизов “Посолонь”.
 
      «Дружба Народов» 2008, №1
      © 2001 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал"
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

04.01.2009