Покемонов день

Она стояла очень близко. Было видно каждую морщинку возле ее глаз, и каждый блик, утонувший в черном колодце зрачка. Уже ничего не ожидая от меня, уже смирившись… Вот – такие сбои, такие джазовые синкопы отзывались в ней невероятной красотой.

– Уйдешь или побудешь немного?

Я развернул ее и, схватив за бедра, заставил забраться на кровать.

Музыки соития, грянувшие во мне, все те маячки ощущений, что уводят в побег: «сюда, сюда!» – из взрослых спален и тинэйджерских закоулков, – на секундочку в рай – обрывающиеся вдруг, будто тупым ударом жука о раскаленную лампу – сегодня они были так важны! – будто жизни мне оставалось ровно на эти ощущения – я тонул и задыхался, но спасение было именно там, на глубине.

И я впервые не подмигнул ее мужу.

Мобильный я отключил. Никто до меня не доберется. Я остался у Марии допоздна. До поезда в двадцать два сорок.

Она не вернулась на работу – позвонила, сказала, что дома прорвало горячую воду.

– Не пойду. Завтра мой возвращается. Витька в Нижнем на какой-то конференции. У меня сегодня праздник с моим молодым любовником!

Мы сидели на ее кухне, стерильной и от этого кажущейся совсем ненастоящей, из телесериала. Поцеживали коньяк. Салфетки ровной стопкой торчали из салфетницы. На стаканах ни единого пятнышка. Чтобы вдохнуть в эту кухню жизнь, я покидал мятых салфеток на стол.

Мария рассказывала, как сын с мужем выбрасывают в мусорное ведро тарелки, если находят их недостаточно чистыми. Чистоту проверяют по звуку, проводя пальцем по поверхности. А она с детства ненавидит мыть тарелки. Ее с пяти лет заставляли мыть тарелки. Помогала маме в столовой. И вот надо же – такая напасть. А ведь мужу откуда знать-то? Про ее детство? Родители еще до свадьбы умерли. А она про тарелки не рассказывала. Точно, это ее проклятье – мыть тарелки. Такое вот изощренное проклятье.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.