Йоги и проблема чудес встречи с неведомым

Hесколько более ста лет назад в древнем Лахоре проводился необычный эксперимент. Здесь в течение сорока дней без воды и пищи, тщательно охраняемый (караул сменялся каждые два часа), спал йог Харида. В специально сколоченном деревянном ящике, под замком и личной печатью магараджи. Пробуждение йога совершалось на глазах у многочисленных зрителей. Ящик вскрыли. Окоченелое тело вытащили из полотняного, наглухо зашитого мешка. Врач из свиты магараджи, ища пульс, поднял морщинистую, холодную на ощупь руку. Пульса не было, биение сердца обнаружить не удавалось. Ученик принялся поливать йога горячей водой, класть на голову разогретое пшеничное тесто, удалил из ушей и ноздрей закупоривающие их вату и воск, разжал челюсти и вытянул язык. Харида вздохнул и открыл глаза.

В этом странном, произвольно вызываемом сне йоги оказались способны находиться не только без воды и пищи: не удавалось обнаружить даже дыхание спящих. Достигаемое состояние позволяет йогам до полутора-двух часов пробыть под водой. Вспомним, что рекорды профессиональных ныряльщиков не превышают нескольких минут. В середине пятидесятых годов уже нашего века был официально зафиксирован эксперимент: йога Свами Нарайяна закопали в землю на четырнадцать дней и вытащили в том же странном состоянии: окоченевшее тело, ни малейших признаков дыхания, сердцебиения и пульса, возвращение к жизни — после обработки горячей водой и растирания теплым маслом.

Чудеса, мистика, фокусы? Нет, следствие намеренного развития механизмов, существующих в каждом человеческом теле. Комментарии физиологов и биохимиков хоть и не объясняют дело с исчерпывающей полнотой, но вовсе не содержат отрицания самой возможности подобных феноменов.

Стройную философскую систему, получившую в дальнейшем известность как учение йогов, разработал во втором веке до нашей эры.легендарный мудрец Патанджали. Во многом благодаря его последователям Индия и приобрела постепенно репутацию «страны чудес». Наука то интересовалась йогами, то объявляла сведения о них народными сказками. Так или иначе, йоги всегда были темой хотя и недоверчивого, но пытливого внимания остального человечества. Часть летописей утверждает, что Патанджали лишь обобщил разрозненные обрывки более древнего опыта, — значит, она возникла еще раньше, эта единственная в мире религиозная система, получившая результаты, интересные сегодня для физиков, биохимиков, психологов, физиологов и врачей. Ибо мировоззрение йогов (не будем задерживаться на его спорных, чисто философских основах — лишь оболочке нужных нам сведений) требовало неустанной, безжалостной духовной и физической тренировки. И если тренировка духовная состояла в развитии умения отрешиться от земных забот и полностью освободить голову для созерцания духовных пространств, то физическая — заключалась в упорной выработке всевластного управления телом. Управления при помощи психических усилий, одной волей (как ни расплывчато пока это понятие). И достигались поразительные результаты. Странствующие факиры показывали толпам любопытных свои фантастические навыки: глотали битое стекло и осколки гвоздей, пили смертельные кислоты и стрихнин.

В наше время в Индии во многих школах йоги преподают физкультуру: обрядовая часть религиозной системы стала условностью, а практическая — сохранилась и процветает. Ее тщательно изучают сейчас несколько специальных научных институтов. Ученые, в них работающие, находятся пока на почти стартовой линии поиска — в стадии наблюдений и гипотез. Они — полноправная часть огромной армии исследователей мозга, его устройства и возможностей. Ибо все, что накопил древнейший опыт индийской народной медицины, воплощенной в систему йоги, оказалось в русле главных проблем, волнующих сегодня психологов и физиологов.

Но обратимся к комментариям специалистов. В них содержится не полное объяснение — нет! — но лишь надежда на будущие решения.

Не будет слишком преувеличено утверждение, что дышим мы почти с единственной целью: получить для организма энергию существования. Аккумуляторы энергии — молекулы так называемой аденозинтрифосфорной кислоты (сокращенно — АТФ). Это энергетическая валюта тела, расходуемая при любых операциях: бежим ли мы утром за газетой, косим траву, пишем или думаем (неизвестно еще, что это за процесс — мышление, но энергия несомненно значительно расходуется и здесь). АТФ разменивается организмом на энергию и отходы во всех внутренних процессах: бьется сердце, сокращается пищевод, строится новая живая ткань на месте выбывшей из строя. Кирпичики такого строительства — белки, а энергия на укладку нужна в достатке и без перебоев.

Для получения АТФ, готовой пронести по крови консервированную энергию в любую клетку тела, надо окислить (сжечь) глюкозу и другие углеводы, поступающие с едой, а также предусмотрительно накопленные резервы. Энергия, заряжающая молекулы АТФ, выделяется при распаде этих сжигаемых углеводов на более простые соединения (кстати, то же самое происходит при сжигании отслужившей свое живой ткани — организм очень экономен). Для сжигания нужен кислород. Вот и весь путь получения жизненной энергии, упрощенный в моем изложении до примитивнейшего уровня.

Для нашей темы важно, что первый этап этого сложного многозвеньевого превращения глюкозы в энергетическую валюту идет без кислорода. При этом добывается лишь одна десятая количества АТФ, которое организм обычно тратит на существование (напоминаю, что энергия уходит не только на внешние проявления жизнедеятельности, но и на тысячи процессов, постоянно протекающих в теле). Одна десятая, но без кислорода! (О пище разговора нет, в переработку идет собственная живая ткань — йогов вытаскивают после пробуждения исхудавшими до предела.) Каким же образом организм обходится энергетическим фондом, урезанным в десять раз?

Здесь надо вспомнить о двух интереснейших состояниях живых организмов: летаргическом сне человека и зимней спячке животных.

Многолетние летаргические сны наблюдались и описывались врачами очень тщательно. Такие непроизвольные выключения из жизни длились до восемнадцати лет. И название их — мнимая смерть — как нельзя более подходит к состоянию, в котором пребывает уснувший. Похолодевшее тело, замолкнувшее сердце (обнаружить многократно замедленное биение очень трудно), один-два слабых вздоха в минуту. Значительно уменьшается обмен веществ — жизнь, которая незримо теплится в спящем, опирается на какую-то новую систему химического обмена. Неизвестная в деталях, новая система обладает важнейшим свойством: на нее расходуется энергии в десятки раз меньше. Это становится возможным благодаря значительному охлаждению тела.

У сусликов и сурков, спящих всю зиму, температура тела вообще падает до уровня окружающего воздуха (отличаясь на десятые доли градуса), и ничтожный расход энергии идет лишь на многократно ослабленный обмен веществ и поддержание бодрости в сторожевых пунктах мозга. У разбуженного суслика температура стремительно поднимается. Мобилизуя резервы, мозг с аварийной скоростью возвращает телу способность двигаться.

В подобное состояние, очевидно, и приводят себя йоги. Меняя нормальный тепловой режим тела, снижая температуру почти до окружающей среды, они многократно уменьшают интенсивность обмена, а тем самым — расход энергии и потребность в кислороде. Они делают это неизвестным пока образом. Неизвестным не в смысле «тайны», которой нет: йоги и сами не знают, как они достигают такого состояния. Тщательное выполнение предписанных приемов — вот все, что знает йог.

Но ведь хирурги, мечтающие о временном ослаблении защитных устройств тела, прибегают как раз к общему охлаждению! Оно интересует и врачей, ищущих для дальнего полета космонавтов наилучшее физическое и психическое состояние. Среди необъятного количества еще не вскрытых способностей мозга оказалось перспективное умение существовать в резервном режиме. Века тренировок с эстафетной передачей знаний от поколения к поколению принесли йогам способы волевой реализации состояния, которого исследователи добиваются сейчас на ощупь с помощью химических средств.

Но это — лишь одна.из областей, где древний опыт поставил вопросы, обогнавшие сегодняшние возможности науки.

В устных преданиях, а потом на папирусе, на пергаменте и бумаге, в камне и на холстах человек с древнейших времен выражал ненависть к боли, страх и бессилие перед ней, мечту о ее преодолении. Но боль — еще и благодатное сторожевое ощущение. Она предохраняет нас от ожогов и обморожения, уколов и порезов, ударов и злоупотреблений выносливостью. Защитные механизмы боли в разных условиях действуют по-разному: вернее, срабатывают они всегда одинаково и надежно, но мозг в зависимости от обстоятельств меняет степень восприятия боли. Сильные переживания, горе и гнев, радость и страх тормозят ощущение боли, заглушают ее до кажущегося исчезновения. Сильное возбуждение, переключение сосредоточенного внимания, вдохновение — все эти состояния отрезают пути поступления в сознание болевых сигналов, несмотря на безупречную и безостановочную работу сигнализации.

Факты отвлечения внимания от боли в условиях эмоционального подъема тысячами приносят войны. Средневековые самобичеватели до крови хлестали себя и друг друга кожаными хлыстами с вплетенными на концах заостренными кусками стали, под экстатическое пение молитв ручьями лилась кровь. Христианские мученики пели на крестах, уже обнимаемые пламенем. Заглушал мучительную боль сочинением стихов великий Гейне. Философ Кант и физик Паскаль с головой погружались в мышление, чтобы преодолеть боль, и им это удавалось.

Но если случайные (или намеренные) отвлекающие состояния преграждают сообщениям о боли доступ в сознание, то, быть может, и само сознание способно временно перекрывать эту сигнализацию?

В конце первой мировой войны был тяжело ранен и положен в палату смертников некий австриец, по образованию инженер, впоследствии широко известный любителям цирка под именем То-Рама. Безнадежность положения привела его не в отчаяние, а в яростную решимость. Бесконечное число раз он повторял себе, что должен выжить, что преодолеет боль, что встанет и победит. И боль начала отступать. Врачи недоуменно пожимали плечами. А воля его настолько окрепла при первых признаках успеха, что, выйдя из госпиталя, он стал выступать, демонстрируя полную власть над болевыми ощущениями, напоказ прокалывая себе плечи, ладонь и шею толстой большой иглой.

Я специально привел этот случай, чтобы факты поразительной нечувствительности к боли индийских йогов не выглядели сомнительными «чудесами из Индии».

Тысячные толпы стекаются обычно на церемонию хождения по огню — происходит ли это в Индии, Африке или на островах Полинезии. В неглубокой яме длиной до семи-восьми метров сжигается несколько тонн дров, вровень с землей образуется огненная площадка, жар от которой уже издали опаляет лицо. Бьют барабаны, воют свирели, атмосфера пронизана ожиданием и будоражащим ритмом музыки. Огнеходцы без колебаний вступают на раскаленную площадку, походка их ничуть не меняется, некоторые проходят яму дважды и трижды, и дело не только в отсутствии боли. Нет ни ожогов, ни волдырей.

Врачи уже много раз исследовали ступни огнеходцев — для проверки предположения, что огнеходцы смазывают ступни мазью из порошка растолченных сухих лиан и сока какого-то растения. Детальный химический анализ установил, однако, что никаких снадобий нет и в помине. Кожа на ступнях огнеходца тоже не обладала какой-нибудь особой прослойкой, она была по-обычному тонка, упруга и более того — чрезвычайно чувствительна: перед самым хождением по огню испытуемый болезненно отдергивал ногу от уколов булавкой и ожога сигареты.

По приглашению английских физиков в Лондон приезжал йог Хусаин. Он ходил по железу, накаленному до восьмисот градусов. Молодые физики отважились на повторение и получили ожоги. Тем не менее они пришли к выводу, что дело только в кратковременности касания. Но в Гвиане индейцы подолгу танцуют на углях! А во время одного из обрядов полинезийцев кто-либо из участников выхватывает из огня раскаленный докрасна нож и стоит на нем до остывания (это, кстати, сразу сводит на нет правдоподобие давней гипотезы об усиленном выделении пота и образовании кратковременной паровой подушки, спасающей от ожогов).

Кстати, во избежание путаницы спешу оговориться: индусские огнеходцы — сутри — не обязательно принадлежат к йогам. Их «искусство» носит узкий характер, а для йогов хождение по огню — лишь элемент волевого управления неисчерпаемыми защитными системами.

В Гималаях на берегах высокогорных озер садятся возле прорубленных во льду лунок обнаженные по пояс йоги-респы, вступающие в соревнование. Температура воздуха — минус тридцать по Цельсию, но от разгоряченных тел валит пар, снег вокруг тает. Это некое неведомое пока состояние, когда почти вся энергия жизнедеятельности направлена на выработку тепла. Соревнование состоит в том, сколько небольших простынь, только что вытащенных из ледяной воды, сумеет каждый из участников высушить на собственной спине.

Науке известны случаи волевого повышения температуры на поверхности кожи на один — три градуса. Умение это, доведенное до фантастических результатов, развивают в себе респы годами упорных тренировок.

Но вернемся к проблеме боли. В конце 1955 года по просьбе правительства Индии молодой йог и его шестилетний сын демонстрировали свои способности гостям из Советского Союза. Взрослый лег спиной на битое стекло, а на живот ему положили доску, на которую встали двенадцать взрослых мужчин (вес около восьмисот килограммов). В продолжение показа на доску наехал грузовой автомобиль. Маленький йог выдерживал нагрузку до тонны. У обоих мышцы живота подчинялись воле настолько, что живот то каменел, выдерживая невероятный груз, то расслаблялся так, что спереди можно было прощупать позвоночник.

Отметим здесь, кроме нечувствительности к боли, два феномена: резервы мышц и прочность кожи. Что касается выносливости мышц, то здесь запасы невероятны. Речь идет не о чемпионах по тяжелой атлетике и не о виртуозах-гимнастах. Известны неисчислимые случаи, когда люди в состоянии аффекта ломали руками железные прутья решеток, рвали канаты, сдвигали тяжести, о которых в спокойном состоянии духа не могли и помыслить. Не исключено, что и тренировки, будто бы развивающие мышцы, — это в (значительной мере лишь вскрытие и реализация уже заложенных в нас резервов физической надежности.

А теперь — небольшое, но существенное отступление.

В ведение мозга входят не только видимые проявления психики, но полностью и внутреннее управление. Здесь совершаются чудеса, ничуть не уступающие таинству творчества и поступков. Когда прояснилось, что именно мозг руководит всем нашим существованием, показалось целесообразным разделить его систему управления на функции, свойственные только разного вида животным (ощущения, движения, речь), и те, что общи и животным, и растениям (питание, размножение, рост). У человека это сугубо условное деление удобно было еще и тем, что мышление, действия и чувства явно контролировались сознанием, а в машинообразном, автоматическом управлении сердцем и кровообращением, обменом веществ и работой внутренних органов сознанию нечего было делать. Эти системы с тонкой, совершенной и безупречно автоматической регулировкой осуществляли программу выживания, разработанную веками эволюции и безжалостного естественного отбора, — программу, осуществлением которой непрерывно занят мозг.

Невмешательство сознания в работу внутренней автоматики предусмотрено природой очень мудро. Что произошло бы, умей мы усилием воли по первому желанию останавливать сердце, регулировать температуру, вмешиваться в обмен веществ? Тут исчерпывающе показательна история некоего англичанина Таунсенда, умевшего, как некоторые шевелят ушами, останавливать и ускорять работу своего сердца. При этом он мгновенно впадал в обморочное состояние, тело его холодело, и лишь через несколько часов сознание возвращалось к нему. После одного из подобных опытов он так и не очнулся.

Чем приводится в движение наша внутренняя автоматика? Два приводных ремня, два отдела управления есть у нервной системы. Один отдел возбуждает деятельность тканей, клеток и органов: учащает биение сердца, повышает давление крови, усиливает обмен, активизирует и взбадривает мышцы. Второй — наоборот. Два этих регулятора, основываясь на сведениях о состоянии организма и ситуации во внешней среде, обеспечивают тончайшую игру химических и физических механизмов существования.

Но оказывается, сознание все-таки способно частично вмешиваться в эту автоматику. Развитие такой способности — цель тренировки школы индийских йогов.

Тренировка состоит в исполнении асан — странных неподвижных поз (очевидно, при этом улучшается или ухудшается кровоснабжение определенных областей тела) — и нацеленном сосредоточении внимания. Кроме набора асан, существует еще сложная система специального дыхания, позволяющего, очевидно, наилучшим образом использовать кислород вдыхаемого воздуха (мы ведь дышим очень неэкономно — усваивая лишь одну пятую попадающего в легкие кислорода).

Длительно тренируясь, йоги обретают способность приводить себя в состояния, которых исследователи добиваются у подопытных под гипнозом. Индусские факиры могут часами стоять на одной ноге, обвив другой туловище и положив голову на колено. Абсолютное владение телом — от немыслимого причудливого застывания до веревочной гибкости — следствие долгих и тяжелых тренировок с полной самоотдачей — глубоким сосредоточением.

Интересна и важна необычная активность мозга в разных стадиях автогипноза, кажущегося недеятельным сном. Снятые в этом состоянии кривые биотоков мозга не имели ничего общего со спокойными волнами сна. Мозг активно работал! Очевидно, необычный искусственный режим требовал бдительного контроля и подправки.

Но давайте двинемся дальше.

В конце второго века до нашей эры (как раз когда в Индии мудрец Патанджали, обобщая древние знания, создавал систему йогов) в Малой Азии, устранив конкурентов, достиг власти тиран Митридат. Захватив несколько римских провинций (население, истощенное поборами, поддержало его) и перерезав уцелевших римлян, Митридат основал Босфорское царство и начал свои разбойные походы. Подданные боялись его, ненавидели и старательно подчинялись. Варвар, несмотря на образование, азиатский деспот по натуре — так именуют его историки, не забывая, конечно, о заслугах (тиранов без заслуг не бывает), — сплотил государство. Прочное здание, замешанное на крови, страхе и принуждении.

И естественно, заболел Митридат профессиональной болезнью властолюбивых тиранов: манией преследования. Не надеясь на охрану, он по совету врача стал постепенно принимать крохотные порции разных ядов — в дозах, далеких от смертельной, но постепенно возраставших. И выработал иммунитет. Как его травили! И напрасно. А от кинжала страховала охрана. Лишь когда его собственный сын поднял и возглавил восстание армии, Митридат отчаялся и попытался отравиться по собственному желанию. Безуспешно. Организм его, как собака — на зайцев, натасканный на образцы ядов, уже давно выработал против них защитные средства.

Создание химических антидиверсантов — могучая охраняющая способность живых существ. Мы привыкли рассматривать иммунитет как умение бороться с бактериями, вирусами и микробами. Но как против пришельцев, несущих болезнь, кровь вырабатывает уничтожающие их полчища антител, так же создаются и обучаются защитные ополчения, обезвреживающие яды.

Проклиная свою неуязвимость, Митридат бросился на меч. Но не стоит поспешно думать, что способность йогов принимать смертельные дозы самых страшных ядов и пить кислоты — непременно следствие лишь подобных же тренировок. Предварительные пробы, очевидно, совсем не обязательны.

Ибо механизм химического иммунитета может оказаться совершенно иным. Наиболее сильные из ядов умертвляют жертву мгновенной блокировкой сигналов, приводящих в действие аппарат дыхания. Но вспомним о высокоразвиваемой йогами способности вмешиваться в интенсивность обмена веществ. Когда с произвольным замедлением сердца интенсивность эта падает, очевидно, пропорционально (а то и сильней) уменьшается воздействие ядов.

Не исключено, впрочем, что все совершается вовсе по-иному. Главная ценность необъяснимых фактов — в стимуляции научного творчества будоражащим обещанием новых приключений мысли. Мы ведь в состоянии понять пока пуск в ход и обстановку только тех систем, которые уже как-то изучены. А биохимики (как, впрочем, специалисты любой области) знают, как стремительно отступает линия горизонта при каждом их шаге вперед.

Но раз уж мы заговорили о биохимии обмена, не миновать и быстрого заживления ран — явления почти легендарного, известного уже века и тем не менее до сих пор относимого к сказкам и поверьям.

Обратимся сперва к нормальной схеме того, что совершается при рассечении кожи.

Исследователями лишь недавно открыто, что мы постоянно, по многу раз в день наносим себе внутренние раны. Стоит резко сесть или вскочить, протолкнуться сквозь толпу в автобусе, сильно задеть за что-нибудь плечом, и глубоко внутри немедленно рвутся несколько мельчайших кровеносных сосудов.

Изумительно тонко отснятый микрофильм, показавший такое ранение, одновременно продемонстрировал и мгновенность текущего ремонта: сама кровь стремительно запечатала разрыв. Сложная цепь химических реакций сводится к тому, что один из растворенных в крови белков превращается в паутину тонких прочнейших нитей, образующих аварийную заплату. В этом сгустке, перекрывающем течение крови, участвуют и другие вещества. Весь процесс активизирует мощный ускоритель, катализатор, постоянно дежурящий в крови. После заживления ранки (клетки живой ткани растут и делятся, покрывая у/5ыль) сама кровь рассасывает отслужившую свое пробку. То же самое происходит и при поверхностных повреждениях живой ткани с разной, напоминаю, скоростью, в зависимости от психического состояния.

Единственная пока идея, что усилие тренированной воли может значительно ускорять процесс заживления, правдоподобно опирается на полную зависимость такого ремонта от активности и количества катализатора и «стройматериалов». А выработка и энергичность этой армии, как и все химические цепи регулировки, беспрекословно подчиняются центральной станции управления. Здесь у биохимиков такое обилие белых пятен, что продолжение догадок стало бы уже беспочвенным фантазерством. Но тем не менее в будущем человечества явно проступает надежда на обретение власти над собственной надежностью.

Перед многими сведениями о йогах разум исполняется недоверием. Мистические древние объяснения таких феноменов еще не заменились исследованиями и протоколами биохимиков, физиков и физиологов. Один из феноменов — способность к внушению зрительных, слуховых и любых других галлюцинаций собеседнику, находящемуся не в гипнотическом сне, а в, казалось бы, вполне бодрствующем состоянии.