Кажется, несчастье случилось в ту же пятницу и в том же сентябре 1966 года.

Главный геолог собрал буровиков на совещание в гараже. Там, среди машин, поставили маленький столик, п было удобно. Разговор шел о планах на ближайший месяц.

От взрыва высыпались стекла. Буровая вспыхнула сразу же, не подступишься. Вскоре вышка расплавилась и рухнула.

Фонтан совсем не походил на уртабулакский. Там газовый столб кичился мощью, необузданностью, вот, мол, какой я… Здесь было совсем по-иному.

…Геологоразведочные изыскания в этом районе велись с 1960 года. Сейсморазведка помогла установить перспективные области, где могли оказаться газ и нефть.

Глубокое бурение подтвердило прогнозы геологов, и тогда поднялись буровые вышки.

Ничто не предвещало беду. Но вот под утро на одной из вышек, когда буровой инструмент углубился на 23 метра, последовал выброс газа. Оказалось, что под пластом соли лежали ангидриды.

Известие об аварии, конечно, никого не обрадовало, но и особого беспокойства не вызвало. С таким сталкивались и раньше. Было известно, что соль через неделю забьет скважину и работы можно продолжить. Конечно, недельная задержка срывала план, но буровики надеялись "поднажать". И хотя они сразу же сообщили в управление, их доклад звучал оптимистически…

К приезду главного геолога картина резко изменилась.

Левый отвод не выдержал неожиданно высокого давления, его оторвало. Фонтан стал неуправляем,

И соль подвела. Она тоже не смогла противостоять напору газа. Рана в земле уже не способна была затянуться без помощи людей.

Буровики попытались заклинить газ тяжелым раствором, но где-то в глубине разъело трубы. Пройти по скважине к соляному пласту и там создать пробку не удалось.

Настала очередь второго «классического» метода ликвидации фонтанов. Началось бурение первой наклонной скважины. Прошли всего 700 метров, и внезапно фонтан заглох – аварийная скважина обрушилась.

Вот здесь-то фонтан показал свое коварство. Газ «прорезал» соляной плотный пласт и попадал в так называемый "бухарский слой", по которому путешествовал так же свободно, как по трубам. Он добрался до водяной скважины, находившейся неподалеку, и она тоже стала фонтанировать. А газ продолжал захватывать верхние слои земли.

Надо было все-таки «докопаться» до соляного пласта, и вновь попытались бурить наклонную скважину. Буровики не смогли преодолеть газоносные слои. Газ рванулся и сюда, и буровая погибла. Вскоре на ее месте образовалась воронка, заполнившаяся смесью воды и нефти.

Огромные пузыри поднимались над поверхностью этого черного озера и шумно лопались.

Предприняли еще одну попытку. По в сентябре 1966 года проело задвижку, и раздался взрыв. Благо, что все были на совещании в гараже…

Вскоре этот новоявленный фонтан удалось укротить.

Скважину зацементировали, но осталось черное озеро с пузырями и растерянность: что же делать?

Ядерный взрыв в Уртабулаке вселил новые надежды.

И многим из тех, кто в памятное утро 30 сентября радовался концу уртабулакской эпопеи, пришлось вновь отправиться в Среднюю Азию, чтобы еще раз встретиться с коварным и необузданным врагом.

…Лето запаздывало, стояла поздняя весна, и степь еще не успела примерить свой традиционный желтый наряд.

Зеленый ковер лежал под ногами, и только греющаяся на солнце змея да высунувшаяся из норы черепаха напоминали, что это все-таки безводная степь.

Юра сидел у стола и не обернулся на мои шаги.

– Юра!

– Одну минуту, – сказал он. – сейчас… сейчас…

Я его поймал…

Я заглянул через его плечо на стол. Юра осторожно запихивал черного блестящего жука в банку. Потом налил туда немного прозрачной жидкости.

– Спиртуешь? – Мне хотелось показаться осведомленным.

– Нет спирта, биофизики не дают, – Юрий улыбнулся, – ацетон.

– Получается?

Он выдвинул ящик. Я увидел десятка два жуков, аккуратно разложенных на дне.

– Отличную коллекцию в Москву привезу. Мальчики обрадуются!

У Юры двое сыновей. От каждой командировки отца им достаются местные сувениры. На эют раз – «выставка» жуков.

– Второй раз собираю, – сокрушается Юра. – Когда убирали комнату, всех моих жуков выкинули. Подумали, что сами забрались в ящик.

В комнату вбежал Володя, тоже старый знакомый по предыдущему эксперименту.

– Приветствую прессу! – поздоровался он. – Если ты появился, значит, скоро закончим работу…

– Что же, я у вас вместо барометра?

– Прессе товар лицом показывают, – рассмеялся Володя. – Теперь все гладко пойдет, а то еще раскритикуешь за неполадки. На площадку поедешь? неожиданно спросил он. – Я как раз туда…

В «газик» набралось человек шесть.

– Выспались? – спросил Володя у ребят. Те молча кивнули. – А мы вот с Юрой не успели. Госкомиссия заседала.

– Напрасно, – заметил кто-то, – сегодня придется покрутиться до утра.

– Если не больше, – добавил Юра и повернулся ко мне: – Через два часа начнем опускать контейнер…

Значит, наступает самая горячая пора. Группа Володи отвечает за спуск контейнера и за забивку скважины. Пока цементный раствор не заполнит скважину целиком – так создается "пробка", которая не позволяет продуктам ядерного взрыва достичь поверхности, – не уйдут с площадки. Ребята отлично понимают, сколь велика их ответственность. Они сами проектировали эту забивку, и теперь должны проследить, чтобы все было сделано, как предусмотрено…

Буровую видно издалека. Одиноко стоит посреди степи, и кажется, до нее рукой подать, но «газик» едет и едет. Полоска пыли, словно шлейф, тянется сзади. Ветра нет, и пыль образует над степью причудливую линию, повторяющую в воздухе каждый изгиб дороги.

Над нами проносится самолет. Так низко, что мы испуганно переглядываемся.

– Дозиметристы, – комментирует Володя, – тренируются. Сразу после взрыва над озером проскочат, померяют, нет ли выхода… Отчаянный парод. Всегда первые.

Как вы таких называете? – обратился он ко мне.

– Первопроходцы.

– Вот-вот, первопроходцы, – первыми в эпицентр лезут. Для них все – и машины, и личный, видите, самолет. Даже завидно…

– Тебе что же, самолета не хватает? – улыбнулся Юрий.

– А помешал бы? – вмешался один из ребят.

– Это, конечно, эффективно: забивка скважины с неба. Последнее достижение науки – самолет-цементировщик! – Юрий засмеялся.

– Ладно уж, без самолета обойдемся. Зацементируем и с земли. А вот в выходной на рыбалку бы махнуть…

– Неплохо.

– Значит, договорились?

Все вопросительно посмотрели на Володю. Тот глядел вперед и делал вид, что ничего не слышит.

Юра положил руку ему на плечо.

– Ну как, начальство, не возражаешь против рыбалки? – спросил он. Конечно, всю документацию оформим, как положено.

– Согласен… Только сегодня надо поработать.

– Полный порядок будет!

Машина остановилась у буровой. Никого. Мы всех опередили.

– Пошли наверх, – предложил Юра, – оттуда до края света видно.

Черное пятно пузырящегося «озера» с верхней площадки буровой казалось гораздо больше, чем внизу. Я вспомнил старый фантастический фильм, забыл его название. Астронавты прилетают на Венеру, и начинаются самые невероятные приключения. Однажды они вышли на берег озера. Нет, не вода была в нем, а какая-то густая жидкость. Она постоянно бурлила. Астронавты наконец определили, что это гигантская "электростанция", снабжавшая энергией жителей Венеры… Какая же чушь приходит иногда в голову!

– …энергия, – услышал я.

– Какая энергия?

Неужели и Юра вспомнил тот же фильм?

– Я говорю, сколько энергии пропадает, – пояснил Юра, – да-да, той самой энергии, котор"ю дают газ и нефть. Обидно… Смотри, контейнер! – Он показал на облако пыли вдалеке. – Возьми, – протянул бинокль, – а мне пора. Надоест, спускайся. Дорогу найдешь…

Колонна машин медленно приближалась к буровой.

В центре – зеленый грузовик, окруженный со всех сторон "газиками". Три из них отделились и направились к штабу – небольшому деревянному домику на краю площадки. "Госкомпссия, – догадался я. – наверное, заседание". Мне было жаль покидать свой великолепный наблюдательный пункт, и я решил остаться на вышке.

Вначале к устью скважины подошел крак, а потом и грузовик. Он развернулся, двое из группы конструкторов сдернулп брезент, и я увидел зеленый цилиндр. Вместе с монтажной тележкой крап поднял его и перенес к устью.

– Помогать будете? – Я даже вздрогнул от неожиданности. Рядом стоял буровик.

– Если надо, готов.

– Ничего, справимся, – рассмеялся он. – Рукавицы на вашу долю не захватил. Да и костюм жалко, тросы в масле, потом не отчистите. Так что надо вам уходить.

А ядерный контейнер уже висел над устьем.

– Можно опускать! – крикнул кто-то из конструкторов.

Заработала лебедка, заряд пополз вниз.

Так началась эта вахта, которая продолжалась более суток. Сменялись буровые бригады, приезжали и уезжали члены госкомиссии и ученые, степь окутала ночь, и ярким снопом света ударил по вышке прожектор, но проектировщики не отходили от скважины ни на минуту.

Настал их черед.

Когда два года назад загорелась вышка, один из буровиков бросился к ней, чтобы спасти документы. Он знал, без них трудно будет укротить фонтан.

Я слышал, с каким восхищением ребята-проектировщики говорили о его поступке. Некоторые даже в душе, наверное, завидовали его выдержке и мужеству.

А на сегодняшнюю свою работу они смотрели как на обычное дело. Через несколько дней Володя будет рассказывать о спуске контейнера, а о себе скажет всего два слова: "Ну и мы там торчали". Скажет мимоходом, словно не было оглушающего рева цементировщиков, уходящих под землю колонн и усталости, которая свалила в «газике» так, что добрых полчаса мы не могли добудиться его, когда вернулись в поселок.

Их подвиг начался в светлом зале конструкторского бюро, где легли на лист ватмана первые линии проекта укрощения фонтана. Он завершался здесь, в степи, под палящими лучами солнца, когда дрогнула от ядерного взрыва земля и зеленая ракета прочертила по небу линию, сообщая о благополучном завершении эксперимента…

На аэродроме толчок был почти неощутим. Авпамеханики, готовившие самолет к вылету, даже не заметили его.

– Взлет! – приказал Саша, руководитель группы геофизиков.

Ил-14 вырулил на полосу.

В салоне нас четверо. Геофизики прильнули к аппаратуре, которой здесь довольно много.

Устраиваюсь рядом с Сашей.

– Пройдем над площадкой, – говорит он…

Самолет летит низко, над самой землей.

Вижу наблюдательный пункт, группу людей. Они приветливо машут руками.

Самолет еще ближе прижимается к земле. Слева мелькает буровая.

– Чисто! – говорит один из геофизиков.

– Ничего нет, – подтверждает другой.

Саша откидывается в кресле.

– Выхода продуктов нет, хорошо сработали! Теперь второй заход…

…Вечером с Володей и Юрой мы приехали на площадку. Долго стояли у озера. Сразу же заметили, чю оно стало спокойнее.

– Скважину перекрыли, но газ еще продержится несколько дней. – сказал Володя. – слишком много накопилось его в верхних слоях.

…В сентябре 1969 года СССР представил в Международное агентство по атомной энергии ряд материалов, посвященных мирному использованию ядерных взрывов.

Среди них доклад "Обзор возможных направлений применения ядерных взрывов для мирных целей в народном хозяйстве Советского Союза". В нем, в частности, говорится: "Параллельно с изучением специфичности ядерных взрывов проведена большая работа по выявлению направлений и изысканию конкретных обьектов промышленного использования взрывов". В перечне указана и ликвидация газовых и нефтяных фонтанов. Эксперименты показали, что наша промышленность располагает новым методом гашения фонтанов в тех случаях, когда «классические» способы оказываются неприемлемыми. За одной строкой доклада стоит много людей – физиков, конструкторов, проектировщиков, геологов, буровиков, нефтяников и газовиков.

Их подвиг по достоинству отмечен правительством, партией, всем народом – присуждением Государственной премии СССР.

– Лекцию о нефти? – Ученый улыбнулся. – Вы знаете, как ни странно, но это трудно сделать, потому что нефть везде – в этом самолете, на котором мы летим, в рубашках, которые мы носим…

Самолет слегка качнуло.

– Кажется, идем на посадку, – сказал ученый, – так что лекции сегодня не получится. Как-нибудь в другой раз. Ясно, что нефти с каждым годом нужно все больше и больше, а это значит – необходимо бурить тысячи скважин, строить заводы, дороги, трубопроводы, города… Предстоит широко внедрять прогрессивные методы в технологию. Использование ядерных взрывов – это поиск путей повышения продуктивности нефтяных месторождений.

Близость эксперимента чувствовалась на буровых, где не прекращалась работа, в заседаниях государственной комиссии, которые проводились уже настолько регулярно, что по ним можно было сверять часы.

На одном из них разговор зашел о последствиях сейсмического эффекта взрыва.

– Что у вас там получилось по расчету? – спросил председатель комиссии у проектировщиков.

Главный инженер проекта встал и, перелистав записную книжку, нашел нужную запись: столько-то тонн извести, кирпич, цемент, стекло, другие стройматериалы.

– А если прогноз не оправдается? – допытывался председатель.

– Такого еще не было.

– Надо бы побольше… – оживился начальник ОКСа нефтяного управления.

– Запасливый товарищ! – прокомментировал кто-то.

– Ничего, все пригодится, – парировал строитель.

А назначенный день все ближе. Уже пришла на буровую машина с ядерным контейнером.

Давно не встречал городок столько именитых людей.

Бывало, заглянет сюда какой-нибудь профессор или доктор паук, съездит на промыслы, да и след его простыл.

Долго не задерживается. А теперь ученых собралось столько, что хоть собственную академию открывай.

Пожалуй, академии-то только и не хватало. За долгую свою историю чего только не видел городок, возникший на излучине реки почти 900 лет назад. Не было еще ни Москвы, ни Ленинграда, а он уже гордо окружил себя с одной стороны водой, с другой – лесами, непроходимыми и безбрежными.

Здесь пролегали торговые пути на юг и на восток.

И жили в городке богато и привольно. А чтобы быть не хуже других, возвели на высоком берегу кирпичный собор. Стоит он величественно, и видно его далеко, за добрый десяток километров. Если вечером пойти к соборуй, отрешившись от всего, долго смотреть на реку, то в памяти всплывает нечто знакомое, уже виденное. И тогда вспоминаешь Третьяковку и знаменитое левитановскоо "Над вечным покоем". А может быть, художник бывал здесь?

Но ни собор, ни славная история не могли спасти положения. Городок постепенно пустел, и все больше появлялось у ворот рынка белых листочков: "Продается дом деревянный с конюшней и тесом". Молодежь уезжала туда, где были техникумы и институты, где выросли заводы и фабрики. А «старец» оставался со своим прошлым, со своими домами-крепостями, огороженными высокими заборами, с широкими подоконниками, где любят греться коты и хорошо дозревают помидоры. Да и собор запустел, стены покрылись трещинами, на крыше поднялись неизвестно откуда взявшиеся рябины.

Опустел и краеведческий музей. Лишь немногочисленные туристы посещали его, и местные власти вскоре констатировали, что даже на зарплату сторожа не хватает проданных билетов. Музей решили закрыть. Лишь спя весть дошла до «предприимчивых» жителей, как музей был взят штурмом, и чучела волков, уток, глухарей, зайцев и прочих зверей и птиц, коими богат здешний край, перекочевали на частные квартиры. Исчез и примечательный велосипед, сделанный каким-то умельцем еще в прошлом веке без единой металлической детали… Теперь, когда вновь заходит речь о воссоздании музея, больше всего огорчений из-за того велосипеда. Чучела можно набить – зверье еще не перевелось в окрестных лесах, а вот умельцев, способных на такую ювелирную работу, нет…

Так и суждено было бы городку остаться заурядным, если бы геологи не нашли нефть. Она таилась тут словно специально для того, чтобы спасти его, начать новую его биографию.

Нефть подарила городу асфальт, который вытеснил деревянные тротуары, новые дома, чьи контуры покончили с единовластием собора. Но главное нефть дала людям работу, а молодежи – образование. И на воротах колхозного рынка появились другие листочки. Они начинаются уже более привычными для нас словами:

"Требуются", "Объявляется прием…"

А теперь город оказался на передовом рубеже научнотехнического прогресса. Вот и съехались физики, сейсмологи, радиохимики.

Нефтяные месторождения всегда умирают молодыми.

Еще есть в пластах нефть, ее гораздо больше, чем удалось извлечь людям, но пустеют промыслы, обрушиваются скважины. Люди уходят. Им обидно, они знают, что оставляют богатство, но они бессильны.

Нефтяники разработали несколько способов интенсификации добычи. Они закачивают в пласт воду, которая поддерживает в нем давление. Иногда – пар или кипяток. Известно, что при нагреве нефть становится менее вязкой, и подземные ручейки текут к скважине быстрее.

Попытались даже позаимствовать опыт у саперов. Если опустить в скважину и взорвать взрывчатку, в массиве пласта должны образоваться трещины, которые откроют дорогу нефти. Получается своеобразная «осушительная» система – по искусственно созданным каналам нефгь будет циркулировать эффективней.

В принципе идея разумная. Чем больше трещин в пласте, тем легче заставить нефть пробираться к эксплуатационной скважине.

На нефтепромыслах было проведено несколько подземных взрывов. К сожалению, мощность их была мала: трещины образовывались лишь у самой скважины.

Да, можно расколоть кусок дороды, даже глыбу, но как раздобыть массивы нефтесодержащих пород, залегающих на большой глубине? Ведь размеры их гигантские: километры и десятки километров в длину, а толщина – на десятки и сотни метров…

Значит, опять остановка за мощностью.

…Постепенно рождался первый проект ядерного взрыва в нефтяных пластах. Пока до чего-нибудь конкретного было еще далеко.

Прежде всего следовало уяснить, что именно произойдет.

Итак, ядерный заряд заложен. Подрывной кабель связывает его с командным пунктом. Человек включает автомат, и через точно рассчитанный интервал сотрясается земля. А что там, в глубине?

Колоссальная энергия выделяется почти мгновенно.

Менее микросекунды требуется ядерной реакции, чтобы выплеснуть всю свою силу. Человеку невозможно реально представить этот миг. Это как жизнь мотылька по сравнению со временем существования планетной системы. Мотылек за один день проходит тот же жизненный путь, что человек за десятилетия, а планетные системы – за миллиарды лет.

Миниатюрное искусственное солнце стремительно испаряет вещество, превращает его в газ. Давление «шара» несколько миллионов атмосфер. Удержать его нельзя, и газ начинает расширяться, сокрушая все на своем пути.

Лишь где-то на километровых расстояниях ударная волна затихает…

При подземном ядерном взрыве плавится около 500 тонн горных пород на одну килотонну мощности заряда. Металлургам, чтобы переплавить такое же количество руды, понадобятся месяцы.

Нефтяников и физиков, увлекших "нефтяным проектом", набралось немало у нас и за рубежом. Но дело, пожалуй, не в том, где и кто первым сказал "а", – это легко; гораздо труднее превратить эту фантастическую идею в реальность. Слишком много «но» надо было преодолеть.

Общая картина взрыва стала ясна, теперь следовало перебросить мосты через существовавшую пропасть между ним и нефтью.

Когда начали бурить первые «шурфы» для ядерных зарядов, ученые и проектанты уже располагали многочисленными экспериментальными данными. Они могли ответить на главные вопросы: как именно будет работать этот необычный подземный труженик.

– Сначала было два подземных ядерных взрыва в нефтяном пласте, а потом еще один, – рассказывает один пз участников, доктор технических наук. Практически была охвачена лишь центральная часть месторождения. Но уже в первые дни стало ясно, что опытнопромышленный эксперимент удался… Подобные нефтяные месторождения я называю "угасающими", то есть, по существу, они уже выработаны. Если проследить здесь за кривой добычи нефти, то нетрудно заметить, как рмко она падала. После взрывов все стабилизировалось, и теперь скважины загружены равномерно.

– Эффект взрывов сказался только на этих скважинах?

– Очевидно, трещины образовались и за пределами теоретически рассчитанной области. Это очень сложное явление – образование трещин. Необходимо провести несколько специальных взрывов, чтобы до конца понять, каким образом они появляются и распространяются.

Главное – первый эксперимент, – закончил ученый, – позволил теоретически и практически доказать, что при подземных ядерных взрывах можно надежно обеспечить сейсмическую и радиационную безопасность всех, кто участвует в проведении взрывов, добыче и переработке нефти, а также полнейшую безопасность паселения… Сейчас мы должны определить, в каких условиях и на каких месторождениях их наиболее рационально применять…

Совещание партийного и комсомольского актива города проходило спокойно, по-деловому. С коротким сообщением выступил один из членов госкомиссии. Он рассказал о значении эксперимента, о его подготовке.

– Толчок в городе будет небольшим, – объяснил он, – несколько баллов. Однако могут упасть неустойчивые предметы – зеркала, портреты, часы, куски штукатурки. Чтобы не было несчастных случаев, мы просим все-таки выйти на улицу тех людей, что живут в ветхих постройках.

– И детей тоже, – добавил секретарь райкома, – пусть погуляют час-другой, погода хорошая… Мы назначили уполномоченных, которые пройдут сегодня по домам и все подробно разъяснят. Возможные повреждения зданий будут устранены в течение десяти дней, строительные материалы уже завезены.

– А деревни? – спросил кто-то.

– Только одна деревня расположена близко к месту работ. Ее жители эвакуируются на два часа, – вставил член госкомисспи.

– Предприятия будут работать?

– На час прекратится подача электроэнергии, чтобы от возможного замыкания не возник пожар.

– В это время хорошо бы привести заводской двор в порядок, – вмешался председатель облисполкома, – мусору у вас там много. Кстати, кто это раскопал улицу у пивзавода?.. Уже сейчас грязь, а пойдут дожди – как картофель возить будете?!

– У меня большая просьба, – во втором ряду поднялась пожилая женщина, предупредить нас, врачей, за несколько минут до взрыва. В больнице роженицы, как бы они не испугались…

– Мы обязательно свяжемся с вамп заранее, – пообещал член госкомиссии, – если у вас все будет в порядке, только тогда мы начнем… Вы главврач?

– Да.

– Я прошу вас немного задержаться, мы вместе съездим в больницу. Посмотрим, чем вам нужно помочь.

– Спасибо.

– А радиация будет? – последовал осторожный вопрос.

– Нет. В любой ситуации безопасность города и окружающих деревень полностью гарантируется. Повторяю, при любой ситуации!..

Я приехал вместе с метеорологами. "Рафика пробежал по поселку, у крайнего домика остановился.

– Здесь и обоснуемся, – решил начальник отряда. – Мы именуемся так: "Специальный отряд гпдрометслужбы". Сейчас разворачивается метеостанция. Через час мы уже сможем доложить о состоянии погоды.

Прошло всего несколько минут, а в «рафике» девушка-синоптик уже начала принимать по радио метеокарту.

…В кабинете начальника нефтеуправления собрались члены госкомиссии.

– Сегодня заседание будет коротким, – сказал председатель, – послушаем, как обстоят у всех дела. Вам слово, – обратился он к метеорологу.

Синоптик развернул карту, которая всего час назад была белым листом бумаги.

– Погода со вчерашнего дня не изменилась – господствует антициклон. Ветер юго-восточный – НО градусов. – Метеоролог говорил уверенно, словно его «рафик» появился здесь не сегодня, а по крайней мере неделю назад. Завтра ветер усилится. Послезавтра к нам приблизится центр антициклона, ветер стихнет.

– Осадков не ожидается?

– Нет.

– Спасибо. – Председатель повернулся. – А теперь слово службе радиационной безопасности.

– Работы проходят по плану. – Начальник дозиметрической службы волновался. По привычке слегка подергивал бородку, которая очень не шла к его молодому лицу и казалась приклеенной. – После взрыва мы получим на командном пункте сведения об уровне активности по дистанционным датчикам, установленным на всех скважинах и на поверхности по территории промысла. Затем дозоры отправятся по маршрутам, будут проводить наземную дозиметрическую разведку.

– Кто у вас отвечает за готовность аппаратуры?

– Полевые дозиметры, приборы для измерения концентрации газа, воздуходувки и другие системы проверял я сам…

Председатель госкомиссии встал.

– Вопросы есть? – спросил он. – Нет? Прекрасно.

Завтра начинаем спуск контейнера в первую скважину.

Генеральная репетиция началась в восемь утра.

– Поезжайте на скважины, там проверяют их герметичность, – посоветовал председатель госкомиссии, – здесь уже ничего интересного не будет…

Зсшгуатационные скважины расположены рядом с основной. Радиоактивный газ может просочиться по трещинам к ним и выйти на поверхность, поэтому скважины герметизируются.

Инженер нефтеуправления несколько суток пробыл здесь с бригадой, домой не показывался. Он «отвечает» за эти скважины и, когда кто-нибудь из членов госкомиссии берется за ключ, чтобы проверить, как затянута гайка, нервничает. Накануне он сам проверил каждую, но чем черт не шутит – вдруг хотя бы одна не затянута.

– Ох, и придираются же! – жалуется он мне. – Дотошные…

– Все отлично, – говорит один из членов комиссии.

– А все-таки две гайки слабовато затянули… – добавляет другой. Инженер настораживается. На лбу выступают крохотные капельки пота.

– Ну ладно, не страшно. Хорошо поработали…

Нефтяник улыбается счастливо, радостно. Так и застывает улыбка, пока мы идем к машине.

А в нефтяном управлении уже нас ждут. Начинается очередное заседание госкомиссии. Вновь докладывают метеоролог, дозиметристы, проектировщики, ученые.

– Все службы сообщили, что готовы к проведению опыта, – говорит председатель, – есть предложение назначить его на завтра. Нет возражений?.. Значит, утром уточняем погоду и принимаем окончательное решение.

– Что ни свет ни заря поднялся? – Председатель госкомиссии протянул руку. – Ну, здравствуй. Устраивайся рядом, вместе командовать парадом будем.

Видно, ему надоело сидеть на КП в одиночестве. Звонил телефон, но звонки были редкие, потому что до взрыва оставалось еще пять часов.

– Видишь, какая четкая теперь организация. – Председатель провел ладонью по свежевыкрашенной стенке вагончика. – Все знают, что делать нужно, а я сижу тут как царь-бог да выслушиваю… Так что у нас по программе? – Он заглянул в тетрадь. – Доклад наука должна представить? Ну, сейчас мы их попугаем! – Председатель снял трубку и попросил соединить его с технической позицией. – Да-да, это я говорю, почему до сих пор не докладываете? А, еще две минуты. Правильно, две минуты осталось… У вас все в порядке? Хорошо. А претензии снимаю… Второй раз можете не звонить. – Председатель подмигнул мне: – Боятся. А впрочем, напрасно… Вот в свое время побаивались и Игоря Васильевича Курчатова. Особенно поначалу, когда плохо знали его, а потом поняли, что за человек.

Строгий, конечно, но справедливый, зря ругаться не будет. Жаль, не дожил, вместе с нами порадовался бы, что новая эра использования атома начинается… Жаль.

Председатель замолчал, задумался, видно, вспоминал прошлое.

Подъехала машина.

– Пойдем, журналистика, – он поднялся, – госкомиссию встречать будем. Работа настоящая начинается.

Здесь, на КП, почти физически ощущалось, как идет подготовка к взрыву. На технической позиции закончилась проверка аппаратуры – тотчас же на КП звонок: "Все подготовлено".

Отошло оцепление, на площадке не осталось ни одного человека, – снова звонок.

Явились дозиметристы. Их начальник сразу же доложил председателю, что они тоже готовы к завершающему этапу.

Из города сообщили, что и там все идет по плану.

Член госкомиссип, отвечающий за безопасность эксперимента, пригласил меня вместе с ним сделать последний облет. Поднялись на вертолете.

– К деревне, – просит мой сосед, и летчик разворачивает машину.

Через полчаса приземляемся неподалеку от КП.

Председатель госкомиссии выслушивает и наш доклад.

– Ну что, товарищи, принимаем решение?

– Да, конечно.

– Членов комиссии прошу подписаться, – говорит председатель, – и прошу не забыть, что за пять минут до взрыва я должен связаться с местной больницей. Время может быть изменено, если кто-нибудь из женщин задумает подарить миру нового человека. Не возражаете?

Все улыбаются.

Остается только ждать.

Подхожу к проектировщикам. Они тихо переговариваются, шутят.

– Осталось пять минут! – раздается по громкой связи.

Мне показалось, что необычайной силы богатырь внезапно распрямился, приподнял землю и нас вместе с нею, но не выдержал многотонной тяжести, навалившейся на него.

Облако пыли встало над скважиной, и ветер медленно понес его над полем и рощей.

Через несколько минут служба радиационной безопасности уже подъезжала к площадке.

Вскоре стало известно: выхода радиоактивных продуктов нет. Все нормально. Программа успешно завершена.

Вечером вновь собралась госкомиссия. Заседание закончилось за полночь. Обсуждались итоги эксперимента.