А у ворот кремля и на его крепостной стене устроилась голытьба в рубищах: всякие пришлые убогие люди, рабочие, холопы. Грязные, немытые смрадом разит от них.
      В толпе там и тут рыскали видоки - шпионысвидетели, прислушивались, о чем люди глаголят, не ведет ли кто крамольных речей. Держи лучше язык за зубами, не то возьмут тебя в плети! Строители.
      Следом за Олегом на высокое крыльцо вывел юный князь своих гостей Таню и Игоря. Они видели, с каким удивлением уставились на них сотни глаз, а сотни ртов зашептали: "Гляди-ко! Во диво!"
      Глашатаи зычно закричали, прикладывая к губам ладони коробочкой:
      - Ти-их-о! Замри! Слушай, народ новгородский, злато слово князя Олега!
      И сразу такая тишина наступила, что стало ясно слышно, как далеко в заречье каркал ворон. Вот уж, окаянный, не ко времени закаркал, словно беду накликает!
      Олег, высокий, статный, в платно небесного цвета, расшитом бурмицким жемчугом, стоял на виду у всего веча. Ветер шевелил его волнистые русые волосы. Он провел рукой по волосам, потрогал пальцами бородку. Спокоен был князь Олег, лишь на белом лице, под левым глазом, предательски дрожала голубая жилка.
      Позади князя стал вечник с тонкими железцами и берестяными свитками в руках. Искусно и быстро нацарапает вечник на бересте своими железцами все, что скажет князь народу, а потом запечатает в особый ларь.
      Низко-низко поклонился Олег собравшимся.
      - Братие! Вы, вольный народ новгородской, призвали меня княжить на сей стол, - громко и отчетливо заговорил Олег. - Вы поручили заботам моим сироту - младого князя Игоря. Вырастил я младого князя на виду у вас в нашей вере, в законах и обычаях наших добрым русичем. Однако княжил я, помышляя не токмо о благе Игоря, но и о вашем благе, о благе народа новгородского, народа русского.
      - Так еси! - хором сказали бояре.
      - Так еси, - одним могучим вздохом, словно эхо, повторило все вече.
      - От глада мрем! - вдруг кто-то крикнул из задних рядов, но крикуна тут же подмяли, и он умолк.
      Олег кашлянул и продолжал:
      - Не раз водил я вас на рать супротив врагов новгородских и бился с ними, как простой воин, плечо к плечу с вами. Из моих и ваших ран, братие, лилась и смешивалась кровь, и стали мы одной крови, как родные!
      - Так еси, - прошелестело вече, захваченное красноречием князя.
      - Одной мы крови, - повторил он, - и я, ваш князь, спрашиваю вас: верите ли вы мне, братие?
      - Верим! - выдохнуло вече.
      - Велика земля новгородская, но еще больше все земли русские! И земля ростовская, и рязанская, и смоленская, и полоцкая, и киевская - суть земли русские! От самого Русского моря до моря Варяжского и далее до Ледового окияна, где живут малые народы Чудь, Мери и Веси, кои бились плечо к плечу с нами супротив варягов, называется земля одним святым словом - Русь!
      - Рру-усь! - ликующе пророкотало вече.
      - Вельми обильна земля русская, братие! И жито родит, и гречиху, и леса наши полны дичью, и реки рыбой. За три моря ходят на своих лодиях купцы наши с товарами русскими на зависть и варягам, и германцам, и франкам, и грекам! И возвращаются на Русь с товарами иноземными!
      - Так еси! - рявкнули довольные похвалой купцы.
      - Но скорбно мне, братие, что порядка еще мало на Руси! - понизил голос Олег. - Ныне ктото из вас крикнул: "От глада мрем"... Бывает и так, и потому больно сердцу моему! Бывает так, что не гречихой засевают русичи поле, а белыми костями; не водой поливают землю, а кровью своей! Сходятся на рати русич с русичем, племя с племенем, а оттого слабеет Русь на радость врагам иноземным. Не едины мы, братие, а врагам легче одолеть каждое племя порознь.
      Вече молчало, словно завороженное словами князя.
      - И особо скорбно мне, - с горечью продолжал Олег, - что наименьше всего порядка на полуденной украине Руси, на земле киевской, коей правят князья, два брата Аскольд и Дир!
      - Осрама! - тонким голоском крикнул маленький боярин Путята, потрясая серебряным посохом.
      - Осрама! - разноголосо закричало, зашумело, задвигалось вече.
      Олег поднял руку, успокаивая людское море.
      - Ныне прибыли ко мне гонцы из земли древлянской, из града Искоростеня. Замучили князья Аскольд и Дир войнами соседей своих - древлян. Но того мало: разоряют грады и веси древлянские хазары окаянные! А князья Аскольд и Дир не токмо не защищают братьев наших - русичей-древлян, а более того - завели дружбу с иноверцами дикими, с хазарами окаянными. Просят древляне с поклоном защиты у Великого Новгорода!
      И снова зашумело, задвигалось, заплескалось взволнованными голосами людское море:
      - Поможем братьям русичам!
      - Веди нас, княже, на Киев! Окраина.
      - Осрама Аскольду и Диру!
      - А они-то небось и не русичи совсем!
      - Нет у русичей такого имени-прозвища - Аскольд!
      - Аскольд и Дир - варяги!
      - Изгнать их с земли русской!
      - Смерть Аскольду и Диру, псам варяжским!
      От толпы купцов отделился рослый молодец в голубом кафтане.
      - Игорь, - сказала брату Таня, - смотри, ведь это тот самый купец, которого мы сегодня утром видели на пристани. Помнишь, на грузчиков покрикивал?
      Рослый молодец снял шапку и поклонился Олегу, опуская до земли правую руку.
      - Дозволь, княже, слово вымолвить, - бойко крикнул он.
      - Говори, купец, - улыбнулся Олег. Он был доволен, так как понимал, что первое сражение за Киев выиграно сейчас благодаря его ораторскому искусству.
      В глубине души Олег побаивался веча, как побаивались его все новгородские князья. Попробуй возмутить неосторожным словом эту голытьбу, и рухнет она тебе на голову, как обвал каменный! И Перун не поможет - костей не соберешь!
      Глаза Олега, такие же большие и серые, как у племянника Игоря, вдохновенно поблескивали. Мыслями своими тридцатилетний князь уже был далеко на полуденной украине Руси.
      - Говори, говори же, купец!
      - Братие! - крикнул купец, оборачиваясь лицом к вечу и вновь кланяясь. - Мы, купеческое племя, верой и правдой служим Великому Новгороду. Ныне собрал я караван лодий с товарами новгородскими. А плыть нам далече, до самых греков. Как подумаю, что придется плыть нам мимо славного русского града Киева, сердце сжимается. Стоит славный русский град Киев на горе, над самым Днепром славутичем. А засели на той горе не русские князья, а злыдни, змеи подколодные! Туда плывешь - плати куны, обратно плывешь - опять плати! А то и вовсе отымут товары дружинники Аскольда и Дира, а людей наших перебьют! Хуже хазар, кои тоже с нас выкуп берут, когда мы лодии наши через пороги днепровские перетаскиваем в степях полуденных! Доколе же будет такое, братие? Иди, княже, на Киев, перебей змей подколодных! Освободи землю нашу от хазаринов!
      - На Киев! - загремело вече.
      - Смерть татям!
      Олег поднял руку:
      - Спасибо, братие, за доверие. Повелел мне Перун идти на Киев, объединить полуночные и полуденные украины воедино! Построим мы на границах наших города и острожки, и не будет нам страшен никакой враг! Будет у нас одна великая Русь от Русского моря до Ледовитого окияна!
      - Слава князю русскому Олегу! - закричал восторженно боярин Путята, наливаясь краской и закатывая глаза. - Слава Руси Великой!
      - Сла-ава-а!.. - дружно откликнулось вече.
      Сотни шапок полетели в воздух.
      Вечник торопливо черкал железцем по берестяному свитку.
      ШАГИ ЗА ДВЕРЬЮ
      Наконец-то Игорь и Таня остались одни! В отведенной для них светелке стояли две лавки с перинами, от которых исходил пряный запах мяты. Воры. С бревенчатого потолка на пуховые перины спускались легкие пологи из розового заморского шелка. Отбрось полог, ляг на такую постель и небось утонешь в ласкающей тело мягкой неге.
      Стемнело. На потолке дрожали красноватые отблески - то в граде и в предградье жгли новгородцы боевые костры, пили мед и ол во славу Олега, за его победы в полуденной Руси. Сквозь открытые окна доносились неясные крики и пьяные песни.
      Неслышно в комнату скользнула старая холопка со свечой в руке, зажгла светильник на круглом столе, шепнула у порога:
      - Да не потревожат чуры ваш сон! - и так же неслышно исчезла.
      - Как я устала! - сказала Таня, садясь на лавку у окна.
      Игорь не ответил. Приподняв полог, он разглядывал пуховую постель, ткнул в перину пальцем и недовольно поморщился.
      - Как странно, - вдруг сказал он, - мы с тобой знаем, что ждет впереди и князя Олега, и князя Игоря...
      - Удивительно, что и я именно об этом сейчас подумала, - оживилась она, - мы могли бы предсказать им судьбу! Олег станет киевским князем, будет много воева ми Руси и поб еждать, а умрет от того, что его ужалит змея... Помнишь?
      "...Так вот, где таилась погибель моя!
      Мне смертию кость угрожала!"
      Из мертвой главы гробовая змея
      Шипя между тем выползала;
      Как черная лента, вкруг ног обвилась,
      И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
      - А помнишь, какая смерть ждет моего тезку?
      - Князя Игоря? Кажется, после Олега он тоже станет киевским князем...
      - И с ним расправятся те самые древляне, которые прислали сейчас в Новгород гонцов просить защиты от Аскольда и Дира. Но Игорь забудет об этих гонцах. Ты помнишь, что с ним случится?
      - Да, да, Игорь придет со своей дружиной в древлянскую землю собирать дань. А когда уйдет, ему покажется, что собрал мало, и вернется к древлянам за новой данью...
      - И тогда древляне перебьют дружину Игоря, а его самого привяжут к двум согнутым деревьям. Потом отпустят согнутые стволы, и они разорвут князя Игоря на части!
      - Бррр! - вырвалось у Тани. - Ужасно!
      Игорь хотел что-то сказать, но вдруг застыл с открытым ртом, потому что они оба отчетливо услышали за дверью какое-то движение.
      - Танька, - шепнул он, - нас подслушивают!
      Прежде чем она успела ответить, Игорь скакнул к порогу и распахнул дверь. В темном проходе, как тень, метнулось темное платно волхва Фарлафа и скрылось за поворотом.
      - Так я и думал, - закрывая дверь, сказал Игорь, - этот противный волхв не хочет оставить нас в покое! Мне еще днем показалось, что он нас выслеживает... Давай-ка поставим к двери этот стол... на всякий случай...
      Они забаррикадировали дверь, но лечь так и не решились.
      Светильник слабо потрескивал на столе. Вокруг бледного огонька роем вились мотыльки и мошки и падали с опаленными крыльями на драгоценную скатерть, вытканную золотыми нитями. Огонек колыхался, и поэтому в углах комнаты, за прозрачными пологами постелей, словно живые, двигались косые тени.
      - Я хочу домой! - жалобно прошептала Таня.
      - А как это сделать? - пожал он плечами.
      - Я не знаю...
      - Я тоже не знаю.
      - Давай позовем фею Мечту...
      - Тес! - приложил он палец к губам. - Я опять слышу шаги!
      Шаги на этот раз были отчетливыми и громкими. Возле двери шаги смолкли, и они услышали бодрый голос юного князя:
      - Вы спите, братие?
      - Нет, не спим! - обрадовалась Таня, отодвигая стол. - Заходи, княже!
      Он переступил порог и, взглянув на перины, с усмешкой сказал Игорю:
      - Не ведомо мне было, тезка, что тебя почивать устроили на женском ложе!
      - Я и сам не люблю таких постелей, - покраснел Игорь.
      - Князь Олег учит спать меня, как воина: на голой лавке или на траве, подложив руку под голову, - продолжал князь. - А то еще учит на коне спать, в седле, как спят воины в походе.
      - В седле он спать не пробовал, княже, а дома спит на твердом матраце, - вступилась за брата Таня.
      - Вельми хороший вечер ныне, - сказал князь Игорь. - Пошли гулять, братие! Поглядим, как пируют воины.
      - Пошли! - быстро согласилась Таня. Ей так не хотелось оставаться в светелке, что она сразу позабыла о своей усталости.
      Князь Игорь внимательно посмотрел на тезку и вдруг рассмеялся:
      - Друже, мы с тобой равного росту... Давай для потехи наши платно поменяем!
      - Как? - не понял гость.
      - Я твои ноговицы надену... А ты мое княжеское платно на свои череса наденешь!
      Они быстро переоделись, и Таня всплеснула руками.
      - Слушай, Игорь, - сказала она брату, - князь как две капли воды стал похож на Петьку Воробьева!
      Ее брат оглядел себя. Он был доволен княжеским нарядом, особенно ему нравились мягкие, чуть поскрипывающие сапоги из красного сафьяна.
      И в эту минуту все трое услышали за дверью чьи-то тихие, крадущиеся шаги.
      НОВГОРОДСКАЯ НОЧЬ
      - Чуры! - дрожащими губами прошептал князь. - Спаси мя, Перун!
      - Нет, это не чуры, княже, - сказал Игорь и рванул дверь. И так же, как в прошлый раз, в темноту терема скользнула тень волхва.
      - Кто там еси? - передохнув, спросил сжавшийся у двери князь.
      - Фарлаф, - чуть усмехнувшись, ответила Таня, которую начал забавлять испуг князя.
      - Быть того не может, - озабоченно покачал он головой. - Главный волхв в сей вечер должен просить победу на Перуновой горе для войска новгородского.
      - Но мы его ясно видели, княже!
      - Быть того не может, - упрямо твердил он, - то чур пришел в образе Фарлафа!
      Увидев улыбки на лицах гостей, князь, по-видимому, застыдился своей трусости, выпрямился, выпятил грудь.
      - Вельми большого вреда чуры не делают, ибо они суть духи домашнего очага, - уже спокойно пояснил он и прибавил, виновато улыбаясь: - Да ведь все едино - духи! Холод череса и сердце пробирает!
      - А ведь никаких духов нет на свете, княже, - сказала Таня.
      - Не молви такого! - вскрикнул князь. - Язык отсохнет!
      - Выдумки все это, княже!
      - Танька! - сердито буркнул по-княжески одетый брат. - Неужели ты не понимаешь, что спорить бесполезно?! Не забывай, что сейчас девятый век!
      Князь ничего не понял из сказанного тезкой, да его это, должно быть, сейчас и не интересовало.
      - Бери светильник, - сказал он Тане, - и ступай наперед нас, благо ты чуров не боишься. Я за тобой ступать буду, а ты, друже, за мной, - обернулся князь к Игорю. - Так мы и выйдем на дворище...
      С ранних лет он привык повелевать и даже сейчас говорил с гостями, едва ли не как со слугами.
      Со стороны их шествие выглядело вельми комично. По темным переходам и скрипучим лестницам княжеского терема медленно, словно слепые, двигались трое. Впереди Таня вытягивала руку с дрожащим огоньком светильника. За ней, затаив дыхание и настороженно прислушиваясь, ступал на цыпочках князь Игорь. Одной рукой он держался за Танин воротник, а другую руку отбросил назад, судорожно вцепившись в княжеское платно на чересах своего тезки.
      Как стон, скрипели старые ступеньки под их ногами, черными крыльями метались тени по бревенчатым стенам терема. Князь тихо шептал:
      - Не страшусь смерти на рати от вражеской стрелы и меча вражеского... Духов страшусь!
      Его страх невольно передавался Тане и ее брату. Но, разумеется, не духов боялись они. Чудились им в темноте другие осторожные шаги и чье-то дыханье позади. И они не ошиблись: от перехода к переходу, с лестницы на лестницу неотступно следовал за ними невидимый во мраке старец со злыми глазами. Видно, что-то недоброе задумал главный волхв Великого Новгорода!
      Шествие по ночному терему показалось троим отрокам бесконечно длинным, и все они облегченно завздыхали, как только вышли на крыльцо.
      Огляделись. Огни в тереме погашены, только одно окно светилось - в спальне князя Олега. Не спалось в эту ночь князю, ходил из угла в угол: обдумывал путь на Киев.
      На княжеском дворище было прохладно и пустынно, пахло соснами и елками. Мигали звезды в безоблачной вышине. Кривой, как сабля, месяц высунулся из-за зубцов крепостной стены кремля, будто из ножен. За стеной стучал колотушкой ночной сторож и покрикивал:
      - Чу-ую!..
      А где-то далече, должно быть, у какого-нибудь костра, где этой ночью новгородцы пили за победу мед и ол, хор мужских голосов тянул однотонную песню:
      Ох вы гой еси, люди добрые,
      Люди добрые, вои храбрые!
      Трудный час пришел нам детей забыть,
      Во полях чужих свою кровь пролить...
      Оставь рало, ратай, да мечом блистай!
      Натяни свой лук и стрелу пускай!
      А другая стрела уж в тебя летит,
      Уж в тебя летит, твою грудь пронзит...
      От простой, но щемящей сердце мелодии Тане стало грустно. Она взглянула на князя, но тот, освободившись от своих страхов, был уже весел. Он вытягивал шею, прислушиваясь к чему-то, и в efo широко открытых глазах отражались два месяца.
      - Чуете? - спросил он.
      - Хорошо поют, - сказал Игорь, - только уж очень печально.
      - Я не про то! - досадливо передернул плечами князь. - Чуете, кузнецы молотами стучат?
      Брат и сестра прислушались: действительно, из разных концов Великого Новгорода доносились в кремль десятки звонких ударов по железу.
      - Дядя наказал, - пояснил князь Игорь, улыбнувшись, - чтоб кузнецы днем и ночью новые доспехи, мечи да копья ковали! И чтоб старые правили, паче есть такие, что на прошлых ратях повреждены были! Каков звон? Душе радостно! Пошли, братие, по граду!
      Размашистой походкой князь двинулся к запертым воротам кремля, но вдруг отлетел назад и упал навзничь.
      - Холоп задушный! - яростно закричал он стражнику, вскакивая на ноги. - Как посмел ты князя толкать? Велю, поганый, плетьми запороть! - И он с силой ткнул стражника кулаком в лицо.
      Таня вскрикнула, но брат зажал ей ладонью рот:
      - Молчи, Танька, это же девятый век!..
      - Прости, княже, - бормотал между тем испуганный стражник, вытирая рукавом кафтана брызнувшую из носа кровь, - не признал тебя в сем дивном платно... А князь Олег повелел не впускать и не выпускать никого: вельми много ныне пьяных во граде...
      В сумраке крепостной стены заливчато заржал оседланный жеребец. Несколько коней на привязи рванулись от него в сторону, толкаясь и гулко, на весь кремль, стуча копытами.
      - Чьи сии кони? - спросил князь Игорь мирным тоном: возможно, ему уже было стыдно своей горячности.
      - Волхвы приехали.
      - Зачем?
      - Не ведаю о том, княже. Волхов нам наказано в любое время в детинец пропускать.
      - Отомкни ворота!
      - Не случилось бы беды, княже... Не велел князь Олег...
      - Отомкни, холоп! - снова вспыхнул юный князь.
      Стражник загремел запором, и трое отроков вышли из кремля.
      Здесь, за крепостной стеной, отчетливей стали слышны звонкие удары молотов: динь-дон, диньдон... А город уже спал, смолкли песни. Лишь коегде на улицах чуть поблескивали догорающие костры. На траве там и тут похрапывали захмелевшие воины. За стеной низенькой хижины всхлипывал и глухо причитал страдальческий женский голос:
      - Ох вы, детоньки мои милые, покинет вас родной батюшка... Ох, на смерть пойдет ваш свет-батюшка...
      Застучал на волховской пристани колотушкой ночной сторож:
      - Чу-ую...
      В конце города, словно перекликаясь, застучал другой сторож.
      Шли отроки по темным улицам и чем дальше уходили от кремля, тем звончей летели в ночь удары кузнечных молотов: динь-дон, динь-дон... Ковал Великий Новгород победу над Аскольдом и Диром. Недаром светилось в тереме окно Олега...
      Князь Игорь вдруг остановился, прислушиваясь. Позади стучали копыта, все ближе, ближе. Вот зафыркала невидимая лошадь.
      - Кто бы это? - забеспокоился он. - Не ровен час, лихие люди, головники... Время позднее...
      В темноте прорезались силуэты всадников.
      - Волхвы, - облегченно вздохнул князь и пожал плечами: - Не ведаю, зачем они по ночам ездят.
      Всадники поравнялись с тремя отроками и неожиданно спешились:
      - Хватайте их! - сипло крикнул кто-то. Прежде чем отроки опомнились, сильные руки скрутили Таню и князя Игоря, заткнули рты тряпками и подняли на крупы лошадей.
      - Что вы делаете?! - отчаянно закричал Игорь.
      Но всадники уже ускакали, топот копыт скоро затих в ночи.
      По темной улице к кремлю стремглав бежал мальчик в княжеском платно. Задыхаясь, что было сил заколотил он кулаком в ворота:
      - Откройте! Пустите меня к князю Олегу! Скорей, скорей, откройте!..
      ПЕРУНОВА ГОРА
      Таню и князя Игоря волхвы везли на своих борзых конях бесцеремонно и жестоко. Словно мешки с гречихой, свешивались связанные отроки с крупов лошадей.
      От бешеной скачки и тряски, от режущей боли в стянутых ремнями суставах Таня то и дело теряла сознание. Ее голова с распустившимися светлыми косичками билась о волосатый бок лошади, но когда она приходила в себя, не чувствовала едкого запаха сбруи и конского пота. Было только мучительно больно; в горячей, затекшей кровью голове мелькали синие огни, и она снова теряла сознание.
      Потом Таня почувствовала, что ее снимают с лошади и кладут на землю. Она открыла глаза и увидела над собой звезды. Месяц давно скрылся за лесом, и снующие вокруг силуэты волхвов в длинных платно, похожих на поповские рясы, казались призраками. Она застонала, но звука своего голоса не услышала, потому что ее рот был забит противным тряпичным кляпом. В горле пересохло, очень хотелось пить.
      Таня повернула голову и увидела рядом неподвижного, связанного по рукам и ногам князя Игоря с таким же кляпом во рту. "Они принимают князя за моего брата", - мелькнула у нее мысль.
      Запахло гарью: это один из волхвов разжигал костер. Запрыгали по дровам язычки пламени, и в их слабом свете над костром вырисовывалась огромная чудовищная фигура закопченного дымом идола. Таня не поняла, из чего он был высечен - из камня или из дерева. Она запомнила только его пугающие золоченые глаза. Отблески огня отражались в них, мигали...
      А по бокам Бога богов стояли идолы поменьше - такие же нелепые и закопченные. Но в отличие от Перуна их глаза не золотились, а серебрились.
      Волхвы подняли Таню и князя Игоря на ноги.
      Они стояли на вершине горы, с которой в сумраке весенней ночи внизу виднелись леса, задернутая туманом гладь озера, серая река, вытекающая из озера, а вдали, на берегу реки, темные строения Великого Новгорода. "Это озеро Ильмень, - сообразила она, - а там Волхов вытекает из озера"...
      Сколько раз Таня с братом и родителями бывали в этих местах по выходным дням!
      Один из волхвов подошел к идолу Перуна и взметнул к небу руки. Таня узнала Фарлафа. Князь Игорь рванулся, но волхвы удержали мальчика на месте.
      - О Перун! - рыдающим голосом заговорил Фарлаф. - Твои волхвы всегда возносили к тебе молитвы на Перуновой горе и приносили тебе жертвы, проливая их кровь на священный костер. Так будет всегда!
      Он потряс руками, продолжая рыдать:
      - На нашу землю, о Перун, пришли в образе отроков духи Чернобога. Ты послал меня услышать, о чем они говорят. Я стоял ныне за дверью Их комнаты и слышал, как они колдовали. Они рекли смерть князю Олегу и князю Игорю. Они рекли так: князя Олега ужалит змея, а князя Игоря убьют древляне. И я спросил тебя, о Перун, как поступить с отроками? И ты молвил: "Принеси, Фарлаф, их мне в жертву, пролей их поганую кровь на священный костер, как проливал кровь жертвенных телят!"
      Речь главного волхва стала бессвязной, он начал дергаться и извиваться.
      - О-гы-га-гу! - завопил безумный старец, брызжа слюной и корчась так, будто по его телу пропустили электрический ток. - О-гы-га-гу!..
      Потом он закружился перед костром, и полы его платно развевались крыльями черной птицы. В руке главного волхва блеснул большой нож. В ту же секунду несколько других волхвов оглушительно забили в бубны.
      "Этот сумасшедший старик сейчас зарежет нас!" - подумала Таня и почувствовала, как от ее ног к голове медленно поднимается волна жгучего холода. Вот волна достигла колен, вот она уже сковала ледяными тисками грудь, шею... Она начала задыхаться. "Бум-бум-бум-бум-бум-бум", - гремели бубны. Фарлаф, тяжело дыша, остановился перед идолом и поднял над головой нож. Красные отсветы костра задрожали на широком отточенном лезвии, казалось, что по ножу стекает кровь. Фарлаф медленно повернулся к пленникам и указал острием ножа на князя Игоря. Два волхва подхватили мальчика под мышки и поволокли к костру.
      МЕТЕОРИТЫ ПАДАЛИ ВО ВСЕ ВЕКА
      Бубны разом умолкли. В тишине стало слышно хриплое дыхание Фарлафа.
      Волхвы положили бессознательного мальчика на жертвенный камень лицом к звездам. Один из них схватил в горсть волосы князя и заломил голову. Шея пленника открылась для ножа.
      Главный волхв медленно, очень медленно опустился перед поверженным мальчиком на колени и так же медленно занес над ним нож. В это мгновение одичалый, помутневший взгляд Фарлафа скользнул по бледному лицу князя. Нож задрожал в руке волхва, он отшатнулся и вскочил на ноги.
      - Княже?! - забормотал он, но вдруг яростно зарычал. - Нет, ты не княже! Ты дух Чернобога! Ты принял облик князя Игоря, проклятый дух, чтобы отвести жертвенный нож от своей шеи!
      "Это князь!" - хотела крикнуть Таня, позабыв о тряпке во рту. Она заворочала онемевшим языком и вдруг почувствовала, что кляп между ее зубами ослабевает. Она сделала еще одно движение языком, тряпка выскользнула изо рта и упала на землю.
      - Фарлаф! - срывающимся голосом вскрикнула Таня. - Не смейте прикасаться к князю Игорю!
      Голос девочки был очень тихим и слабым, но главный волхв все-таки услышал ее.
      - Ааа! - крикнул Фарлаф. - Тебе такоже помог Чернобог, отроковица из царства теней! Однако же я убью вас обоих, чтобы вы вернулись в свое царство!
      "Да нет же, он не убьет нас! - вдруг осенила девочку мысль. - Я знаю по истории, что князь Игорь умрет уже взрослым человеком... Не может же он умирать два раза? А я? Разве я могу умереть в девятом веке, если родилась в двадцатом?"
      Но главный волхв снова приближался к лежащему на спине князю, подняв жертвенный нож.
      - Оборотень! - криво улыбаясь, шипел он с каким-то нечеловеческим, звериным восторгом. - Я убью тебя, оборотень.
      И тут, едва он проговорил последнее слово, светлеющий сумрак короткой весенней ночи озарился нестерпимо ярким фиолетовым светом. Что-то огненное наискось прочертило небо, с треском разорвалось над их головами, и пылающий шар, величиной с тыкву, с шипением вонзился в Перунову гору в нескольких шагах от Фарлафа. На всех пахнуло горячим ветром, сильно запахло едким газом.
      Это не было чудом, потому что метеориты падали на нашу землю во все века. Во всяком случае Таня, которая родилась в XX веке, сразу догадалась, что на землю упал метеорит. Но диковатые волхвы, разумеется, ничего этого не знали. Они попадали на колени и завыли от страха. Главного волхва отбросило горячим ветром к изваянию Не-, руна. Фарлаф прижался спиной к идолу и бормотал перекошенными губами:
      - То упала звезда! О Перун, спаси мя! То упала звезда!
      Раскаленный шар, наполовину вонзившийся в землю, оказался пористым куском металла неправильной формы. Он быстро остывал, шипел и дымился, но его верхняя часть все еще была багровой.
      - Фарлаф, - сказала Таня, строго глядя в глаза главного волхва, - это я попросила Перуна, чтобы он бросил с неба звезду на эту гору!
      Волхвы, услышав девочку, сжались и перестали выть.
      - Лжа! - приходя в себя, глухо воскликнул Фарлаф. - То Перун подал мне знак, чтобы я скорей пролил жертвенную кровь на священный огонь! Я убью вас!
      - Ты не убьешь нас, Фарлаф! Как только ты поднимешь нож, на Перунову гору упадет столько звезд, сколько здесь волхвов! И звезды снесут всем вам головы!
      Волхвы снова тихонько завыли. Но главный волхв все еще не сдавался.
      - Лжа... Я убью вас...
      Он сделал шаг к мальчику.
      - Брось нож, Фарлаф! - крикнула Таня.
      - Нет, - упрямо твердил кровожадный старец и сделал другой шаг.
      - Брось нож!
      - Нет, - повторил он, но на этот раз не сдвинулся с места.
      - Я считаю до трех, Фарлаф! Если ты не бросишь нож, то по слову "три" ваши головы разлетятся, как щепа!... Раз!
      Волхвы завыли погромче. Кто-то из них жалобно простонал:
      - О премудрый жрец! О любимец богов, брось нож!
      Фарлаф безмолвствовал. Он раскачивался из стороны в сторону, словно его не держали ноги.
      - Два! - твердо сказала Таня.
      Фарлаф рывком отбросил нож, свалился на колени и закричал изменившимся, тонким, совсем мальчишеским голоском:
      - О пощади мя, отроковица!
      - Вот так-то лучше! - глубоко вздыхая, проговорила девочка.
      Упавшая на гору "звезда" перестала шипеть и дымиться. В розоватом свете рождающегося утра были отчетливо видны ее потемневшие поры и бугорки. Волхвы не сводили с нее испуганных глаз.
      - А теперь развяжите нас! - сказала Таня.
      Но волхвы не успели этого сделать. В утреннем тумане, со всех сторон наползающем на гору, дробно застучали копыта, в серой дымке замелькали всадники, и у самого костра встал на дыбы резко осаженный Олегом конь. Лихой княжеский конь, белый как снег, разгоряченный и похрапывающий от скачки...
      Отряд дружинников окружил жертвенную площадку. Последним на гору влетел на резвой буланой лошадке взволнованный Игорь. Таня ахнула про себя: кто бы подумал, что ее брат может скакать на коне! Милый Игорек!
      - Развяжите их! - спокойно приказал Олег и, указывая на Фарлафа, прибавил: - А этого в кандалы и в темницу! Будет ныне судить его вече!
      Олег был очень бледен, но больше ничего не выдавало его волнения. На минуту его взгляд задержался на метеорите.
      - Отвезите сей небесный камень в детинец, - сказал он, - сей камень вельми хорошая примета для похода нашего на Киев.
      Князь назвал метеорит небесным камнем, а не звездой, так как знал, что звезды с неба не падают. Он был весьма хорошо образован для своего времени.
      ВЕЛЬМИ ВЕЛИКАЯ
      Князь Олег торопился выступить в поход: кончался месяц травень, а путь до Киева немалый. Надо бы завершить все ратные дела за лето, пока жарко светит ярило, а короткие дожди и грозы не страшны воинам - только охлаждают разгоряченные тела.