В. Губарев
      ПРЕДАНЬЕ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ
      
      ФЕЯ МЕЧТА
      Есть такие скучные люди, которые не верят в Волшебство. Не верь этим людям, дружок! Я даже знаю имена некоторых волшебников: Любовь, Дружба, Честность.
      Красивые имена, правда?
      А однажды я познакомился с одной доброй феей. Ее зовут Мечта. К иным мальчикам и девочкам она является среди ясного дня. Другие встречаются с феей Мечтой во сне. Я уверен, что и ты знаком с ней.
      Вот какая история произошла совсем недавно в славном городе Новгороде.
      В самом центре этого города майским утром на балконе четвертого этажа сидели брат и сестра, Игорь и Таня. Оба они были одногодками, оба учились в одном классе, и так как они родились близнецами, то и не мудрено, что очень походили друг на друга. Оба были светловолосыми и голубоглазыми, у каждого правая бровь чуть-чуть повыше левой. А их одинаково пухлые губы пунцовели, как спелые черешни.
      Впрочем, была между ними и разница: Игорь пошире в плечах и на его переносице отчетливо виднелся кривой шрам - след какой-то давнишней мальчишеской битвы.
      В то воскресное утро Игорь и Таня скучали. Они молча смотрели, как под балконом по мокрому, только что политому дворником асфальту то и дело приезжают, шурша шинами, автобусы. Потом их внимание привлекла мороженщица в белом халате, открывающая свой стеклянный ларек в зелени сквера. Двое мальчишек уже выжидательно остановились перед ларьком, на их лицах было написано нетерпение.
      - У тебя нет немножко денег? - спросил сестру Игорь, облизывая губы.
      - Нет, - вздохнула она.
      - Вот так всегда, - тихонько проворчал он, - неужели ни папа, ни мама не могли нам оставить хотя бы копеек двадцать на двоих.
      - Им сейчас не до нас, - снова вздохнула Таня, - они, кажется, нашли на своих раскопках чтото очень интересное про древний Новгород и уходят из дома ни свет ни заря.
      - Ха! - невесело воскликнул Игорь. - Что-то очень интересное! Обыкновенная берестяная грамота. Вот уж я не хотел бы стать археологом, как они! Даже по выходным дням копаются в земле изза какого-то кусочка бересты!
      - Ну уж тут ты не прав, Игорь, - сказала она, - ведь по этим кусочкам мы узнаем, как жили наши предки много столетий назад! Ты только представь себе: бумаги тогда не было, грамотные люди писали письма на кусочках древесной коры! Мама говорит, что эти письма помогают увидеть прошлое. Да ведь ты сам любишь историю, я знаю. У тебя просто плохое настроение, потому что мы не можем купить мороженое.
      Игорь помолчал.
      - Конечно, увидеть прошлое - это интересно, - задумчиво проговорил он наконец. - Только я хотел бы увидеть его не нацарапанным на деревяшке, а своими глазами. Так, как мы видим эту мороженщицу и вот этот автобус. Вот бы познакомиться с моим тезкой князем Игорем, когда он был такой, как я!
      И здесь произошло чудо. За их спинами раздался негромкий, но очень мелодичный смех, похожий на звон маленького колокольчика. Они разом обернулись и застыли с приоткрытыми ртами: на пороге балкона стояла очаровательная девушка с распущенными до пояса золотистыми волосами. На ней было легкое и длинное - до самых пят - платье, словно сделанное из серебристого шелка. Но самое удивительное было в том, что незнакомка была прозрачной, как туман, как неясный дымок, который поднялся над костром и на мгновение застыл в тихом воздухе. Необычная девушка насквозь просвечивалась солнцем: сквозь шевелящиеся под ветром складки ее платья Игорь и Таня видели комнату, паркет с тенями от оконной шторы и отцовский письменный стол, в центре которого на белом листе лежала берестяная грамота.
      - Извините... - приходя в себя, прошептала Таня. - Кто вы?
      - Фея Мечта, - прозвенел голос, и ее лицо озарилось доброй улыбкой. Вы действительно хотите посмотреть прошлое своими глазами?
      - Да, - после небольшой паузы сказал Игорь.
      - А ты, девочка?
      - Разумеется, хочу! - вырвалось у порозовевшей Тани.
      Фея взмахнула рукой, и вокруг все сразу потемнело.
      - Итак, - продолжал звенеть ее голос, - пусть будет по-вашему...
      Длинь-длинь-длень!
      Воротись, прошедший день!
      Время, мчись наоборот!
      Воротись, прошедший год!
      Во-семь-сот во-семь-десят вто-рой!..
      Голос умолк, и стало совсем темно.
      - Игорь, где ты? - шепотом спросила Таня и, отыскав в темноте руку брата, крепко сжала ее. - Мне страшно... Что все это значит?
      - Не знаю... - таким же шепотом ответил он. - Фея сказала, что сейчас восемьсот восемьдесят второй год...
      - Ужас! - воскликнула сестра. - Из нашей жизни каким-то непонятным образом исчезла целая тысяча лет!
      - Даже больше, чем тысяча лет!
      - Что мы будем теперь делать?
      - Посмотрим...
      - Что смотреть, когда кругом ни зги не видно!
      - А вон я вижу какой-то свет... Слушай, Таня, это же утренняя зорька! Скоро взойдет солнце!
      ГОРДЕЙ, СЫН МИКУЛЫ
      Действительно, за черной грядой недалекого леса розовело небо.
      Они огляделись. На холме, над неясной в сумраке рекой, поднимались бревенчатые стены старой крепости со шпилями и башнями. Пониже виднелись усадьбы с высокими и ладно сколоченными тынами - стоймя бревно к бревну, острием к небу. Кривые улочки тянулись от крепости в разные стороны и под конец разбегались беспорядочно построенными бедными хижинами. Чем дальше от крепости к лесу, тем беднее строение.
      Хлюпала в реке вода о деревянный настил, низкие суда с опущенными парусами покачивались на волнах. Было слышно, как там, на пристани, со скрипом терлись борт о борт два суденышка. Ночной сторож стучал колотушкой и время от времени хрипловато покрикивал: "Чу-ую! Чу-ую!"
      Утренний ветер резво налетел на Игоря и Таню. Он принес запахи речной сырости и конюшен.
      И вдруг косой дождь из небольшой тучки, что нечаянно выползла из-за леса, тонкими бичами захлестал по траве. Таня взвизгнула и, подобрав юбку, стремглав понеслась к ближайшей хижине.
      - Скорей, Игорь, скорей! - кричала она на бегу. - Иначе мы вымокнем до нитки!
      Они перескочили через низкую полуразвалившуюся деревянную ограду и в четыре руки забарабанили в покосившуюся дверь.
      За дверью зашаркали ногами, сонный голос подростка испуганно спросил:
      - Кто там еси?
      - Да открой же, пожалуйста! - жалобно простонала Таня.
      Должно быть, голос девочки успокоил его. Запор защелкал, дверь распахнулась, и в лучах выглянувшего из-за тучки утреннего солнца они увидели вихрастого паренька в длинной домотканой рубахе. Лицо паренька неожиданно скривилось от страха. Он отступил и замахал руками.
      - Мара! - диковато бормотал он. - Мара! О, Перун, спаси меня!
      - Он принимает нас за привидения! - сказал Игорь. - И, кажется, просит, чтобы его спас главный языческий Бог Перун!
      Паренек упал на колени.
      - Отче нету, мати нету, - в отчаянии заламывал он руки, - не троньте бедного смерда!
      Серые расширившиеся глаза паренька совсем побелели от ужаса. Он сжался и умолк, схватившись за голову, словно защищая ее от удара. В гриве его спутанных каштановых волос торчали соломинки.
      - Отче нету... - вдруг снова забормотал он. - Мати нету... Один я еси и в хиже, и на всем свете подярилом...
      - Один я и в хижине, и на всем свете под солнцем, - перевел Игорь, подумав.
      У Тани задергался подбородок.
      - А где твои... отче и мати? - сдавленным голосом спросила она и смахнула со щеки теплую слезу.
      - Все от глада мрем, - быстро заговорил паренек, уловив, по-видимому, сочувствие в ее словах. - Беда, беда! Рубища на чересах носим, на пепле спим... Тиун вельми хитер: все дай да дай боярину! Мяса дай, меда дай, гречихи дай! А что дать? Не токмо мяса, горстки гречихи нету! Беда, беда!
      Таня обвела глазами хижину. Пусто в хижине. У стены голый помост, посредине холодный каменный очаг без дымохода. Пахнет в хижине задымленным деревом, золой и давно не мытой одеждой. В маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем, едва пробивались лучи солнца. Большой паук свил у оконца паутину и притаился под притолочиной, выжидая жертву.
      - Как зовут тебя? - спросила Таня вздыхая.
      Паренек не ответил, должно быть, не понял вопроса.
      - Встань, пожалуйста, с колен... Очень прошу...
      Паренек поднялся и, осмелев, открыл рот, чтобы сказать что-то, но в эту минуту за дверью прозвучал резкий мужской голос:
      - Гордей!
      Паренек стремительно выскользнул за порог. Из сумрака хижины брат и сестра видели через открытую дверь, как к нему подошли два бородатых мужчины в синих кафтанах с бердышами в руках.
      - Гордей, сын Микулы? - спросил один из бородатых.
      - Так, - кивнул Гордей и поклонился.
      - Отче твой Микула брал у боярина Путяты купу - одно гривно.
      - О, тиун! Отче помер и мати померла... Нет у меня мяса и меда, чтобы гривно стоили... нечем купу покрыть...
      - Отче твой, - усмехнулся тиун, - ныне на перуновых лугах мед пьет, а купа его на твоей душе висит. До месяца сеченя должен ты был купу вернуть, а уж месяц цветень давно прошел. По слову князя будешь ты отныне отрабатывать купу боярину Путяте. А надумаешь бежать хоть на полуденьхоть на полуночь, все одно найдут тебя княжьи мечники, и будешь ты батогами бит.
      - Так, - прошептал Гордей и снова поклонился.
      - Ступай на дворище боярина Путяты, Гордей!
      Тиун повернулся, чтобы уходить, но тут его взгляд скользнул в открытую дверь хижины.
      - Что за отроки еси? - изумленно воскликнул он, разглядывая необычную одежду Игоря и Тани. - Эка невидаль! Уж не варяги ли? Коли малые здесь, небось и большие близко... Давай-ка отведем их в детинец пред ясны очи князя Олега. Князь разберется, что к чему.
      И охраняемые тиунами с поднятыми бердышами Игорь и Таня отправились в новгородский кремль девятого века.
      БОЛЬШАЯ ПАЛАТА
      Сначала они шли берегом Волхова. Мутная река лениво плескалась о деревянный настил. Великие и малые лодии позванивали цепями, покачиваясь на волнах. Десятка два бородатых, но, как видно, молодых мужчин в холстяных рубахах ниже колен торопливо грузили на палубу большого судна бочки с медом и смолой и мешки с пенькой. Рослый купец в голубом кафтане зычно покрикивал на палубе:
      - А еще побыстрей, добры молодцы! Ныне плыть нам далече - аж за Русское море до самых греков!
      Грузчики кряхтели и молча шлепали босыми ногами по мокрому настилу. А неподалеку от настила, нисколько не боясь людей, сидели на воде два серых кулика. Резко пахло рекой, смолою и свежей пенькой.
      От пристани дорога свернула на холм. Игорь и Таня шли впереди тиунов по кривой улочке мимо высоких и крепких тынов. Худая собака с поджатым хвостом неторопливо бежала им навстречу.
      - Ату тя, пес! - крикнул один из тиунов и пристукнул бердышем о землю.
      Собака взвизгнула и исчезла в подворотне. Тиуны голосисто расхохотались. Черное море.
      Два всадника с мечами у пояса обогнали их и с любопытством оглянулись на пленников. Но всадники, судя по всему, торопились, они взмахнули плетями, кони перешли на галоп и быстро скрылись за широко распахнутыми тяжелыми воротами кремля.
      У ворот скучающий стражник принял у тиунов пленников и повел их в княжеский терем с бесчисленными клетями и подклетями. Видно, много потрудились умельцы новгородские, когда воздвигали над Волховом этот громадный дом из бревен.
      По скрипучим ступеням Игорь и Таня поднялись в Большую палату княжеского терема.
      В Большой палате после яркого утреннего солнца было сумеречно. Неясно светились ряды узких окон, затянутых тончайшей желтоватой кожей. На каждом окне - железная решетка. Просторно и пусто в палате. Вдоль бревенчатых стен тянутся деревянные лавки, отшлифованные задами воевод, бояр да богатых купцов, кои собирались здесь по слову князя вершить дела древнего Новгорода.
      Велика Большая палата княжеского терема - шагов шестьдесят в длину, шагов тридцать в ширину. Игорь и Таня стояли у порога входной двери в самом центре палаты и тревожно озирались. Направо, у стены, в рост человека возвышался деревянный идол - Перун, с тяжелым подбородком и золочеными, страшно поблескивающими глазами.
      Налево, в другом конце палаты, виднелись резные двери в княжеские покои. Прямо, против этой двери, на небольшом помосте стояло дубовое кресло с высокой остроконечной опорой и закрученными к полу подлокотниками. От многочисленных окон на деревянный пол падали неясные столпы солнечного света. Пол был тщательно вымыт, на стертых досках повсюду отпечатались царапины и вмятины от кованых сапог.
      Резные двери вдруг неслышно распахнулись, и в палату быстрыми шагами вошли статный русобородый мужчина и такой же русоволосый сероглазый мальчик лет двенадцати-тринадцати. Игорь и Таня сразу заметили, что оба они одеты совершенно одинаково: на том и на другом затканное серебром белое плато с длинными рукавами, широкий золотой пояс и красные сафьяновые сапоги. У того и у другого пышно вились русые волосы.
      - Бью челом, княже! - сказал стражник, стаскивая с головы шапку. - На твой суд, для твоего слова привел двух отроков. Поймали их ныне в посаде Великого Новгорода тиуны боярина Путяты. Не варяги ли?
      Князь Олег неторопливо сел в кресло и положил руки на подлокотники. Русоволосый мальчик стал рядом с ним и прижался плечом к креслу. Его большие серые глаза заблестели от любопытства.
      - Подойдите, - негромко сказал князь красивым грудным голосом.
      Игорь и Таня подошли к креслу.
      - Кто вы еси, отроки? - услышали они уже знакомую фразу.
      - Брат и сестра, - сказал Игорь, передохнув.
      Олег усмехнулся.
      - Вельми похожи! Двоядцы?
      - Да, двойняшки...
      - А какого же вы роду-племени? Варяги?
      - Нет, нет, - закачал головой Игорь, - мы русские!
      - Русичи?
      - Да, да, русичи! - Игорь растерянно посмотрел на сестру, и она прочла в его глазах то же, о чем подумала в эту минуту сама: если сказать, что они явились в Великий Новгород девятого века из будущего, из двадцатого века, князь Олег все равно не поверит и посчитает их сумасшедшими.
      - Кто же вы еси: древляне, кривичи, уличи? А может, вы из полоцкой земли или ростовской? - задумчиво спрашивал Олег, поглаживая пальцами русую бороду. - А еще может статься, что родились вы во славном граде Киеве или во граде Смоленске?
      - Да! - обрадовался Игорь. - Так и есть! Мы действительно родились в Смоленске, а потом переехали в Новгород!
      - Речь твоя вельми странная, отрок, - пожал плечами Олег, - и платно на вас чудесное, и ноговицы носишь ты не наши, - и он ткнул пальцем с блеснувшим перстнем в аккуратно выглаженные брюки Игоря.
      - Ноговицы как ноговицы, - пробормотал Игорь, краснея.
      ВОЛХВ ФАРЛАФ
      В эту минуту резная дверь вновь неслышно открылась, и в Большую палату вошел старец в длинном, до самых каблуков, темном платно. На его руках переливчато зазвенели золотые браслеты. В левой руке старец держал бубен.
      - Зачем ты пришел, волхв Фарлаф? - неожиданно пошевелился у кресла и сердито спросил сероглазый мальчик. - Кто звал тебя?
      Старец с достоинством проговорил сипловатым однотонным голосом:
      - Ты опять, княжич, злые слова речешь главному волхву Великого Новгорода!
      - Не я злой, а ты злой, волхв Фарлаф! Великий Новгород знает сие и потому боится тебя, аки дурного пса!
      Князь Олег остановил мальчика повелительным движением руки:
      - Не молви такого, племянник!
      В голосе мальчика вдруг зазвучали неожиданно набежавшие слезы:
      - Ах, дядя! Кабы не он, не легла бы моя мама в могилу! Разве не ты, дядя, выписал ей лекарей заморских, когда заболела она студеницей?
      Игорь и Таня видели, как старый волхв дергался от гневных слов мальчика. Его бесцветные, водянистые глаза в зарослях седых волос совсем побелели от ярости. Однако он сдержал себя и сказал спокойно:
      - Твою маму, княжич, призвали Боги на Неруновы луга...
      - Лжа! - воскликнул княжич. - Ты один виновен, что ее обрядили покойницей и положили в корсту!
      - Слушай, племянник! - строго проговорил князь Олег. - Твой отец и мой учитель был храбрым воином и много лет княжил в Великом Новгороде. Почитали его новгородцы за ум и отвагу на рати. Был он исконным русичем, верно соблюдал законы и обычаи наши... Хазарская стрела оборвала его жизнь... Умирая на моих руках, просил он, чтобы я воспитал тебя славным русичем...
      - Я русич! - горячо прошептал мальчик.
      - О том же просила меня перед кончиной своей твоя мать, моя ненаглядная сестра.
      - Я готов за Русь положить живот свой, дядя! - продолжал шептать мальчик. - Я русич!
      - Знаю, - сказал Олег, - а потому и прошу тебя не ссориться с волхвами, коих почитают все русичи и в полуденной стороне, и в полуночной.
      - Но мама! - вырвалось у мальчика.
      Олег сурово взглянул на волхва.
      - Сердцем я и сам не могу простить Фарлафу ее смерти, но перед народом волхвы и князья должны быть едины... - Он помедлил и вздохнул: - Зачем ты пришел в Большую палату, Фарлаф?
      - Я за дверью слышал, княже, о чем говорил тебе сей отрок в чудесных ноговицах...
      - Ну?
      - И понял, что надо их обоих допросить с испытом! - злобно сказал волхв, сверля глазами Игоря и Таню.
      - Да ведь они дети! - воскликнул Олег. - Вельми ты кровожаден, Фарлаф! Они против тебя, что воробей против коршуна!
      - Княже! - волхв предостерегающе поднял палец, звеня золотыми браслетами. - А если они духи Чернобога? Нет Бога злее Чернобога! Тогда сиих отроков вязать надо и во славу Перуна рубить им головы на Перуновой горе! Отдай мне отроков, княже!
      - Нет! - сорвался с места маленький князь. - Я имею к ним приязнь! Отдай мне их, дядя!
      Олег испытующе посмотрел на побелевших пленников, и ласковая улыбка тронула его губы.
      - А как твое прозвище, отрок? - спросил он вдруг.
      - Игорь...
      - Как?
      - Игорь, - с трудом ворочая языком от страха, повторил пленник.
      Олег, маленький князь и волхв на минуту онемели. Наконец Олег с усмешкой взглянул на племянника:
      - Имя - наше, русское... Твой тезка, юный княже!
      - Лжа! - пробормотал волхв.
      - Сам ты лжа! - вырвалось у маленького князя. - Как сие лепо - он Игорь, и я Игорь! Отдай же мне их, дядя!
      - Пусть по-твоему будет, князь Игорь, - сказал Олег, - бери их. А паче случится что, сии отроки, Фарлаф, от тебя не уйдут: ворота в детинце крепкие и стража надежная! Слушай, стражник, - внезапно повысил он голос, - вели глашатаям собрать на княжеский совет воевод, бояр да купцов именитых!
      Стражник, который безучастно слушал весь разговор и, по-видимому, ничего не понял, захлопнул глуповато отвисшую челюсть и, нахлобучив шапку, исчез за входной дверью.
      Олег повернул лицо к навострившему слух волхву:
      - Прибыли ко мне гонцы с грамотой из града Искоростеня, из земли древлянской. Будем совет держать о вельми важном деле, Фарлаф. Нужна мне поддержка Перуна. - Он помедлил и прибавил: - А коль не будет поддержи пеняй на себя: найдется другой главный волхв на земле Новгородской!
      А юный князь Игорь меж тем подошел к пленникам и улыбнулся:
      - Пошли в трапезную! Накормлю я вас... Небось голодны?
      ТРАПЕЗА
      В трапезной, такой же сумеречной и почти такой же длинной и широкой, как Большая палата, стоял огромный стол. В Перунов день, а также по всяким другим праздникам много именитых мужей новгородских пировало за этим столом.
      Три раза похлопал ладонями юный князь Игорь, и пустая трапезная сразу наполнилась движением: то княжеские подавальщики в белых платно начали уставлять край стола яствами. На одном блюде аппетитно дымились куски жареной телятины, на другом - тетерка с поджаристой корочкой на вертеле, на третьем - сом, запеченный в тесте с гречневой кашей. Далее шли пироги с грибами, с ягодами. А между блюдами зелень, сочиво в брусничном соку, орехи лущеные, морошка с медом и жбан сыта - медовый напиток, который и пить приятно, и пьян не будешь (подавать юному князю крепкие напитки Олег запретил строго-настрого).
      Перед столом, на возвышении, жертвенник - каменное блюдо с раскаленными углями. Перед тем как сесть за стол, князь Игорь от каждого кушанья взял щепотью по кусочку и положил на угли. Жертвенник задымился, наполняя воздух смрадом. Князь Игорь поднял руки ладонями вперед и сказал скороговоркой:
      - Возьми нашу пищу, Перун, и дай нам пищу ныне, завтра и всегда...
      Два холопа поднесли миску с водой и полотенце. Князь Игорь окунул пальцы в воду, вытер их насухо и предложил гостям проделать то же самое. Затем они сели за стол, и слуги немедленно повязали их чистыми полотенцами, чтобы не закапать платно жиром.
      Князь Игорь сказал гостеприимно:
      - Берите, братие, по куску мяса, - и сунул руку в блюдо с телятиной.
      - А где же вилки? - шепнула брату Таня.
      - Чудачка! - так же шепотом ответил ей брат. - До вилок люди еще не додумались, ешь все руками...
      Они взяли по куску горячего мяса.
      - Смачно, - сказал князь, вгрызаясь в телятину.
      Жир стекал по его подбородку и капал на полотенце. А чашники уже налили им по кружке прохладного кисло-сладкого сыта.
      - Пейте, братие, - улыбнулся князь, поднимая кружку, - смывайте жир с кишок, мясо в брюхе урчать не станет.
      - Здесь так всего много, - заговорила Таня, нерешительно взглянув на гостеприимного хозяина, - но у меня кусок застревает в горле, когда я думаю об одном голодном человеке.
      Князь Игорь перестал жевать и поставил кружку.
      - Кто такой еси?
      Она сбивчиво рассказала ему о Гордее. Юный князь терпеливо выслушал ее, усмехнулся и пожал плечами.
      - Таких смердов вельми много на земле Великого Новгорода, и на земле киевской, и на земле полоцкой... Есть они и у варягов, и у франков, и в Германии, и в Болгарии, и в землях греков... Так Перун жизнь устроил... - Он говорил медленно, с немальчишеским достоинством, чтобы поняли гости, как образован их хозяин. - Князь землей правит, бояре ему советники, воеводы войска водят, купцы торговлю ведут в землях дальних и близких, а у смердов одна забота - рало.
      - Рало? - не поняла она.
      - Соха, - подсказал ей брат.
      - Значит, смерды всех хлебом кормят, а живут хуже всех! - совсем осмелев, сказала Таня. - Несправедливо это, княже!
      Князь покачал головой.
      - В Великом Новгороде каждый волен жить по своему разуму и умению. Не по душе рало - будь кузнецом, кожемякой, скудельником... Таких ремесленников в Великом Новгороде множество. Живи во славу Перуна да плати подати в скарбницу, - говорил он, очевидно, повторяя слова своих учителей.
      - А если нечем платить?
      Он снова пожал плечами.
      - Не по душе быть ремесленником - иди в услужение к боярину или купцу именитому. Всегда сыт будешь! А коли ты лучший муж - поступай в княжескую дружину, добывай на рати победу Великому Новгороду, а князю славу! Наживешь богатство - можешь купцом стать, паче ты не обельный холоп!..
      - Но у Гордея жизнь, как у раба! - воскликнула Таня. - Неужели тебе не жаль Гордея, княжич?
      - Но ведь ты сказал, что он не выплатил купу...
      - Да, но купу-то брали у князя Путяты не он, а его покойные родители!
      - Все едино, такой закон!
      - Танька, - шепнул в ее ухо брат, чего ты разбушевалась? Ты же знаешь, что все смерды станут потом рабами - крепостными крестьянами!
      - Отстань! - оттолкнула она брата и громко сказала: - Княжич, помоги Гордею! Позови его за этот стол, пусть он хоть раз поест как следует!
      - За сей стол? Да ведь он рядович, простолюдин! - изумился князь, но, подумав, крикнул: - Эй, позвать ко мне ябедника!
      Через минуту явился задыхающийся рыжебородый ябедник - княжеский чиновник.
      - Бью челом, княжич!
      - Ступай к боярину Путяте, - приказал князь, - заплати выкуп за обельного холопа Гордея, сына Микулы, одно гривно. Помыть его, одеть и накормить на княжеском дворище. А коли пожелает, пусть остается в услужении дворянином.
      Ябедник исчез так же быстро, как и появился.
      - Пересидели мы за трапезой, - вдруг сказал князь, поднимаясь из-за стола, - небось в Большой палате уже совет идет. Пошли в Большую палату!
      
      ВЕЧЕВОЙ КОЛОКОЛ
      Едва два Игоря и Таня переступили порог Большой палаты, как были оглушены чьими-то воплями и непонятным треском. Прежде всего они увидели десятки потных бородатых лиц. Бояре, воеводы, купцы - старые и молодые, худые и толстые, высокие и низкие, щуплые и широкоплечие - в разноцветных кафтанах и разноцветных сафьяновых сапогах сидели на лавках и прямо на полу, на корточках. Многие опирались на посохи с серебряными набалдашниками. Почти у всех на груди сверкали золотые обручи и цепи - знаки высокого отличия и богатства.
      Душно и жарко в Большой палате. Входная дверь и узкие окна открыты настежь, но это не помогало. От духоты кружились головы.
      Бревенчатые стены стали влажными от людских испарений.
      Князь Олег сидел в кресле, бледный и усталый, расстегнув ворот своего платно. Два мечника неподвижно стояли по бокам. А перед креслом, дико завывая, дробно ударяя кулаком в бубен, бесновался главный волхв Фарлаф. Время от времени он бросался по узкому людскому проходу к деревянному изваянию Перуна, сипло бормоча какие-то слова. Затем он опять возвращался к креслу князя, вскинув руки, беспрестанно подпрыгивая и сотрясая пол коваными сапогами. Его бормотание переходило в пронзительный, одуряющий вопль, от которого по спине бежали мурашки. Что кричал волхв, Игорь и Таня не могли понять. Впрочем, этого, может быть, никто не понимал, даже сам волхв.
      Наконец Фарлаф замолчал и сел на пол перед Олегом.
      Сразу наступила тишина, в которой слышалось лишь дыхание десятков людей.
      - Что сказал тебе Перун, волхв? - спросил Олег, словно приходя в себя.
      Фарлаф не торопился отвечать. Он сидел на полу, скрестив ноги, и тяжко дышал. Его седые волосы спутались и были мокрыми от пота. Казалось, он ничего не видит и не слышит, но Таня уловила его злобный взгляд, который он метнул не нее изпод нависших на глаза мохнатых бровей. Девочка невольно сжалась под его взглядом. Князь Игорь заметил это, что-то сердито прошептал и загородил Таню своими плечами от глаз Фарлафа.
      - Что же сказал тебе Перун? - нетерпеливо повторил Олег.
      Все в палате вытянули головы, чтобы лучше услышать волхва. Но он вдруг закашлял и потыкал пальцем в горло, давая понять, что ему трудно говорить. Продолжая кашлять, Фарлаф поднялся, подошел к Олегу и склонился к самому его уху. Два Игоря и Таня, стоящие у княжеского кресла, слышали, как волхв прошептал:
      - Не ходи на Киев, княже...
      Олег даже не пошевелился, так он умел владеть своими чувствами. Только губы его едва заметно шевельнулись:
      - Лжа!
      В палате было тихо. Все ждали княжеского слова, но Олег медлил. И тогда на помощь ему неожиданно пришел низенький толстенький боярин, тот, который сидел на лавке ближе всех к Олегу. Может быть, боярин слышал, а может быть, и не слышал того, что шепнул волхв, но он вскочил с места и, размахивая маленькой полной ручкой, закричал, выкатывая глаза:
      - Перун поразит громом и молнией врагов твоих, княже! Поступай, как решил совет: иди на Киев! Собирай вече и скажи народу новгородскому свое злато слово!
      Олег бросил на толстенького боярина благодарный взгляд. Он облегченно вздохнул и поднялся, отстранив рукой растерявшегося Фарлафа.
      - Лепо молвил боярин Путята! - сказал он.
      Слава великому Перуну - Богу богов!
      - Слава! - хором повторили воеводы, бояре и купцы. Они зашевелились и тоже начали подниматься со своих мест. Повсюду затренькали золотые обручи и цепи, застучали о пол посохи.
      - Пусть звенит вечевой колокол! - снова заговорил князь Олег. - А вы, братие, идите к людям, научите их, о чем кричать на вече... А паче найдется головник такой, что станет кричать насупротив княжеского слова, пусть челядь ваша заткнет ему поганую глотку! Велите выкатить из погребов бочки с медом и олом, чтобы все люди: и мужи именитые и рядовичи пировали во славу Перуна и князя новгородского!
      Гулко стучали о пол Большой палаты кованые сапоги. Толпились у входной двери воеводы, бояре и купцы именитые, натруженно скрипели за дверью ступени лестницы: все торопились выйти поскорее из терема, чтобы выполнить волю князя.
      А за княжеским теремом запел-загремел вечевой колокол. Летели, будто ласточки, медные удары над Великим Новгородом. Летели один за другим тревожные мелодичные звуки и, не успев расправить крылья, угасали в воздухе. Но их догоняли новые и новые удары и, прежде чем смолкнуть, вонзались в сердце каждому жителю земли новгородской.
      Летел звон вечевого колокола над градом и предградьем, над лесами и полями, над серыми волнами Волхова, над туманным заречьем.
      И, услышав этот сладкий, терзающий душу звон, отрывались от работы и со страхом прислушивались ремесленники на всех концах града и смерды в селениях, и охотники на ловах, и рыболовы на малых и больших речках и озерцах.
      Выходили из хижин помрачневшие мужи, а бледные жены прижимали к сердцу детей и шептали:
      - Беда, беда!.. О, Перун, спаси нас!
      Красиво звенит вечевой колокол. Еще десять лет назад много кун заплатил за него князь Олег римскому папе. Везли этот колокол вокруг Европы на лойве варяжские викинги, а потом в Свионии перегрузили его на русскую лодию и по Варяжскому морю, через озеро Нево, доставили по реке Волхов в Великий Новгород. Очень красиво звенит колокол...
      - Беда, беда! Спаси нас, Перун!
      ЗОЛОТОЕ СЛОВО КНЯЗЯ ОЛЕГА
      Полным-полно народа на княжеском дворище. От сотен голосов стоит в кремле невнятный гул - будто море шумит. Куда ни глянь, сомкнулись плечи, а над плечами шевелятся седые и русые, рыжие и черные бороды. Собрались на вече старые и молодые мужи Великого Новгорода, с нетерпением ждут, что скажет им князь Олег.
      У высокого княжеского крыльца отдельной группой горделиво стоят, опираясь на серебряные посохи, воеводы и бояре в праздничных платно. Это ишханы - знать новгородская, далее купцы толпятся в разноцветном кафтанье, с завистью поглядывают на важно надутых воевод и бояр. А еще дальнее - простой люд: здатели, кузнецы, кожемяки, скудельники, умельцы всякие со всех концов улиц. Это они, их отцы и деды строили Великий Новгород, и все, что есть в Новгороде, сделано их руками, да почему-то несладко живется умельцам русским. И про них, и про смердов, кои серым потоком залили дворище до самой крепостной стены, не больно печется Перун. Должно быть, князья, воеводы да бояре с купцами больше нравятся Богу богов.