Пан Тун, по прозванию Юань-ши, был родом из Сянъяна, но в последнее время безвыездно жил в Цзяндуне, скрываясь от смут. Лу Су как-то рассказал о нем Чжоу Юю, тот пригласил его к себе на службу, но Пан Тун не торопился с приездом. Тогда Чжоу Юй послал Лу Су к Пан Туну посоветоваться, каким способом легче всего разгромить Цао Цао.
– Передайте господину Чжоу Юю, – сказал тогда Пан Тун, – что если он хочет разбить Цао Цао, пусть устроит огневое нападение. Но так как на великой реке Янцзы достаточно простора для того, чтобы суда могли разойтись в случае пожара на одном из них, единственно, что я могу посоветовать, – это план «цепи». Победы можно добиться лишь в том случае, если суда противника будут скованы между собой цепью.
Лу Су передал этот разговор Чжоу Юю. Тот задумался, а потом сказал:
– Этот план может выполнить для меня только сам Пан Тун.
– Ему, пожалуй, ехать туда опасно, – усомнился Лу Су. – Уж слишком коварен и жесток Цао Цао.
Чжоу Юй погрузился в размышления. Он не знал, что предпринять. Но в этот момент ему доложили о приезде Цзян Ганя. Чжоу Юй послал людей встречать Цзян Ганя. Но тот уже сам направлялся в лагерь, не дождавшись ответа от Чжоу Юя.
– Почему ты меня в прошлый раз обманул? – спросил Чжоу Юй, делая сердитое лицо.
Цзян Гань с улыбкой отвечал:
– Разве я вас обманул? Ведь я тогда приехал излить вам свою душу как другу детства.
– Хорошо, но предупреждаю: если ты ныне надеешься уговорить меня сдаться, так этому не бывать! Скорей высохнут моря и сгниют камни, чем я на это пойду! В тот раз ты поступил нехорошо. Я тебя угостил, уложил спать вместе с собой, а ты выкрал у меня письмо и уехал не попрощавшись. Мало того, ты донес Цао Цао, и тот убил моих верных союзников Цай Мао и Чжан Юня и расстроил мой план! Теперь ты опять явился! Ясно, что намерения у тебя недобрые. Я не посмотрю на нашу старую дружбу! Я одним ударом разрублю ее! Не знаю, что мне с тобой делать? Отправить обратно? Но через несколько дней злодей Цао Цао будет разбит… Оставить у себя в лагере? Ты начнешь выдавать мои секреты… Эй, слуги! Проводите Цзян Ганя в хижину в Западных горах! Пусть там отдыхает. А разобью Цао Цао – спроважу тебя обратно!
Цзян Гань хотел что-то возразить, но Чжоу Юй уже удалился во внутреннее помещение шатра. Слуги подвели коня, усадили Цзян Ганя в седло и увезли его в горы. Только двое воинов остались при нем для услуг.
Оказавшись в одиночестве, Цзян Гань не мог ни спать, ни есть. Ночью он потихоньку вышел из хижины, чтобы полюбоваться звездами, которые точно роса усыпали все небо. Цзян Гань остановился. Вокруг было тихо. Вдруг до него донесся размеренный голос человека, читающего книгу. Цзян Гань сделал несколько шагов в ту сторону и увидел небольшую соломенную хижину у самого склона горы. Внутри мерцал светильник. Цзян Гань подошел поближе и заглянул в щель. В хижине сидел человек и нараспев читал трактат Сунь-цзы о военном искусстве. Рядом со светильником лежал обнаженный меч.
«Это необыкновенный человек!» – подумал Цзян Гань и постучался.
Дверь открылась, и человек вышел. Он действительно чем-то отличался от других людей. Цзян Гань извинился и спросил его имя.
– Меня зовут Пан Тун, – ответил тот.
– Вы, наверно, тот, кого еще называют Фын-чу – Птенец феникса! – воскликнул Цзян Гань.
– Он самый…
– Я давно слышал о вас! – обрадовался Цзян Гань. – Но позвольте спросить, почему вы уединились здесь?
– Потому что Чжоу Юй упоен своими талантами и терпеть не может других способных людей, – сказал Пан Тун. – А вы кто такой?
– Я – Цзян Гань…
Пан Тун пригласил его в хижину. Завязалась откровенная беседа.
– С вашими талантами вы можете уйти куда угодно – успех повсюду будет сопутствовать вам! – сказал Цзян Гань. – Не желаете ли вы перейти на службу к чэн-сяну Цао Цао? Я с радостью представлю вас…
– Охотно! Особенно, если вы поговорите с ним, – согласился Пан Тун. – Признаться, мне самому уже давно хочется уехать из Цзяндуна. Но не будем медлить, иначе Чжоу Юй узнает и убьет меня.
Они тут же спустились к реке, сели в лодку Цзян Ганя и направились к северному берегу. Вскоре они прибыли в лагерь. Цзян Гань первым вошел к Цао Цао и рассказал обо всем, что с ним случилось. Узнав о приезде Пан Туна, Цао Цао сам вышел встретить его, ввел в шатер и усадил на почетное место.
– Прошу ваших наставлений, – обратился к нему Цао Цао. – Я давно слышал о вас, и счастлив, что наконец-то могу вас лицезреть! К вашим советам я отнесусь с должным вниманием. Ведь я не Чжоу Юй, который не внемлет мудрым словам и оскорбляет умных людей, возгордившись своими собственными талантами!
– Прежде всего, господин чэн-сян, – начал Пан Тун, – мне хотелось бы взглянуть на расположение ваших войск, дабы убедиться, правильно ли говорят, что вы прекрасный стратег.
Цао Цао велел подать коней и повез Пан Туна осматривать свои лагеря. Они бок о бок поднялись на высокий холм.
– Так, так, – бормотал Пан Тун, оглядываясь вокруг, – сбоку горы, к ним примыкает лес, есть проходы для наступления. Врагу пути отхода неудобны… Да! – заключил он. – Великолепно! Даже Сунь У и Сыма Жан-цзюй ничего лучшего не смогли бы придумать!
– Вы слишком меня не хвалите, а дайте мне ваши указания! – попросил Цао Цао.
Стоя на берегу реки и разглядывая двадцать четыре шлюза, обращенные на юг, и большие корабли, за которыми, как за стеной, укрывались легкие суда, готовые в любой момент появиться оттуда, Пан Тун, улыбаясь, заметил:
– Да, недаром идет о вас слава, господин чэн-сян! Вы великолепно используете свои силы! Ну, Чжоу Юй, тебе скоро конец!
Цао Цао был очень польщен. Они возвратились в лагерь. Цао Цао пригласил Пан Туна к себе в шатер и угостил вином. Зашла беседа о военном искусстве. Пан Тун расхваливал храбрость и прозорливость Цао Цао, а тот в свою очередь оказывал ему всяческие знаки внимания и уважения.
– Осмелюсь спросить, – продолжал Пан Тун, притворяясь пьяным, – есть у вас в войске хорошие лекари?
– А зачем они? – спросил Цао Цао.
– Во флоте люди часто болеют, и хорошие лекари необходимы, – пояснил Пан Тун.
В эти дни Цао Цао был крайне обеспокоен тем, что в непривычном климате среди его войска распространилась какая-то болезнь, сопровождаемая рвотой. Многие от нее даже умирали. Как же ему было удержаться и не расспросить Пан Туна?
– Система обучения флота у вас превосходна, – сказал ему Пан Тун, – но, к сожалению, в ней не все совершенно.
– Так скажите же, что нужно исправить?
– Хорошо. Я могу вам посоветовать, как добиться, чтобы ваши воины не болели и чтобы все они были готовы к совершению подвигов.
Цао Цао чрезвычайно этим заинтересовался.
– На великой реке Янцзы вода все время то прибывает, то убывает, волны и ветер не утихают, – продолжал Пан Тун. – Воины, рожденные на севере и никогда не плававшие на судах, болеют от непривычной качки. А вот если бы железными цепями соединить все суда по тридцать-пятьдесят в ряд, да наложить от одного к другому мостки, то не только люди, но даже кони свободно могли бы передвигаться по ним! Тогда никакие приливы и отливы, никакие волны и ветер не страшны!
– Благодарю вас за прекрасный совет! – радостно воскликнул Цао Цао, вставая с цыновки. – Если бы не вы, как бы я разгромил Сунь Цюаня?
– Не стоит благодарности, господин чэн-сян, – ответил Пан Тун. – Это всего лишь мое ничтожное мнение. Решать вы должны сами.
Цао Цао, не теряя времени, вызвал войсковых кузнецов и приказал ковать цепи и скреплять ими суда. Воины, узнав об этом, радовались и ликовали.
Потомки об этом событии сложили такие стихи:
Огонь применили они в сраженье у Красной скалы.
Расчет Чжоу Юя совпал с расчетами Чжугэ Ляна.
Без хитрого плана «цепи», который Пан Тун предложил,
Наверно б герой Чжоу Юй не выполнил подвиг свой бранный.
Затем Пан Тун сказал Цао Цао:
– На том берегу многие герои недовольны Чжоу Юем. Я мог бы уговорить их покориться вам, господин чэн-сян. Если Чжоу Юй останется в одиночестве, вы сможете взять его в плен. А тогда и Лю Бэя нечего будет опасаться!
– Если вы действительно окажете мне такую великую услугу, я представлю доклад Сыну неба и вам пожалуют должность одного из трех гунов! – воскликнул обрадованный Цао Цао.
– Сделаю я это не ради титула, а ради спасения народа, – сурово ответил Пан Тун. – Но если вы, господин чэн-сян, перейдете реку, будьте осторожны и не чините насилий!
– Я действую от имени неба! – сказал Цао Цао. – Неужели вы думаете, что я допущу насилие над народом?
Пан Тун поклонился ему и попросил охранную грамоту для своей семьи.
– А где живет ваша семья? – спросил Цао Цао.
– На том берегу. Я могу быть уверенным в безопасности семьи лишь в том случае, если получу такую грамоту, – заявил Пан Тун.
Цао Цао повелел написать охранную грамоту, скрепил ее печатью и передал Пан Туну. Тот с поклоном поблагодарил его и сказал:
– Я уеду, и вскоре вы можете выступать. Не ждите, пока об этом узнает Чжоу Юй.
Когда Пан Тун садился в лодку, он увидел какого-то человека в одеянии даоса, с плетеной бамбуковой шляпой на голове. Человек этот удержал Пан Туна за руку и молвил:
– А вы и в самом деле храбры! Хуан Гай хитро придумал свое избиение и послал сюда Кань Цзэ с письмом, а теперь явились и вы со своим планом «цепи»! Но, боюсь, что суда не сгорят и все ваши расчеты пойдут прахом! Правда, вам удалось ослепить Цао Цао, но меня-то вам не обмануть.
У Пан Туна от таких слов душа ушла в пятки.
Поистине:
Чтоб юго-восток победил, где сыщется средство такое?
А разве на северо-западе вовсе исчезли герои?
Если вы хотите узнать, кто был этот человек, посмотрите следующую главу.
Глава сорок восьмая
из которой можно узнать о том, как во время пира на великой реке Янцзы Цао Цао слагал стихи, и о том, как северные воины сражались на судах, скованных цепью
Пан Тун испуганно обернулся. Перед ним стоял его старый друг Сюй Шу. Это немного успокоило Пан Туна, он огляделся по сторонам – поблизости никого не было – и сказал:
– Жаль, если вы расстроите мой план! Ведь от этого зависит судьба населения восьмидесяти одного округа Цзяннани.
– А какова судьба восьмисот тридцати тысяч воинов, находящихся здесь? – улыбаясь, спросил Сюй Шу.
– Значит, вы действительно хотите расстроить мой план?
– Нет, я пошутил! – ответил Сюй Шу. – Лю Бэй в свое время осыпал меня милостями, и я не забыл, что должен его отблагодарить. Но я поклялся никогда не давать советов Цао Цао за то, что он обрек на смерть мою матушку. Не тревожьтесь, я план ваш не стану расстраивать. Меня беспокоит лишь одно. Я до сих пор повсюду следую за войсками Цао Цао. Всем известно, что когда громят армии, не различают, где яшма, а где простой камень. Значит, пострадаю и я? Вот вы и научите меня, как избежать этой беды. Тогда я буду молчать.
– Вы такой прозорливый и дальновидный! – засмеялся Пан Тун. – Подумайте, разве вам может грозить беда?
– А это я хотел бы услышать от вас! – сказал Сюй Шу.
Пан Тун наклонился к уху Сюй Шу и прошептал несколько слов. Сюй Шу повеселел и поблагодарил его. Пан Тун попрощался, сел в лодку и уехал в Цзяндун.
Вечером Сюй Шу разослал своих верных людей по всем лагерям сеять какие-то слухи. А утром воины, собираясь небольшими кучками, о чем-то оживленно толковали. Соглядатаи донесли Цао Цао, что в лагерях идут разговоры, будто Хань Суй и Ма Тэн в Силяне подняли мятеж и напали на Сюйчан. Встревоженный Цао Цао созвал своих советников и сказал им:
– Когда я шел в поход на юг, мысль о Ма Тэне и Хань Суе не давала мне покоя. Сейчас среди моих воинов ходят тревожные слухи, и я не знаю, верно ли говорят… Во всяком случае надо принять меры…
Не успел Цао Цао договорить, как к нему обратился Сюй Шу:
– Господин чэн-сян, вы назначили меня на высокую должность, но, к сожалению, до сих пор мне не удалось вас отблагодарить. Дайте мне три тысячи конных и пеших воинов, и я пойду к заставе Саньгуань охранять горные проходы… Если случится что-либо важное, я сообщу вам незамедлительно.
– О, тогда я могу быть спокоен! – воскликнул обрадованный Цао Цао. – Вы возглавите войска, которые уже стоят на Саньгуане, и я дам вам еще три тысячи воинов. С вами пойдет Цзан Ба! Отправляйтесь не мешкая!
Сюй Шу попрощался с Цао Цао и вместе с Цзан Ба выступил в поход.
В этом и заключался план спасения Сюй Шу, подсказанный ему Пан Туном. Потомки сложили по этому поводу такие стихи:
В поход отправляясь на юг, тревожился все Цао Цао
О том, что Ма Тэн и Хань Суй поднимут на битву войска.
Одно только слово Пан Тун промолвил Сюй Шу, но спасенье
Явилось ему, словно рыбе, сорвавшейся с крючка.
Отправив Сюй Шу, Цао Цао немного успокоился. Он сел на коня и поехал осматривать лагеря, тянувшиеся вдоль берега реки. Потом он поднялся на главный корабль, где развевалось знамя со знаком полководца. Оттуда ему был виден флот, выстроившийся в две линии. На всех судах под прикрытиями сидели стрелки с луками наизготовку. Цао Цао расположился на верхней палубе большого корабля. Это происходило зимой, в пятнадцатый день одиннадцатого месяца двенадцатого года Цзянь-ань [207 г.].
Небо было чистое, дул слабый ветер, и река спокойно катила свои воды. Цао Цао велел подать вино и устроить пир для своих военачальников.
Смеркалось. Над восточными горами взошла луна, ясная, как солнце. Поблескивавшая при ее свете великая река Янцзы напоминала широкую полосу белого шелка.
Цао Цао восседал на палубе. По обе стороны от него, опираясь на копья и алебарды, стояли телохранители в расшитых узорами шелковых одеждах. Гражданские и военные чины расселись по старшинству.
Перед глазами Цао Цао, словно на картине, раскинулись горы Наньбин. На востоке взор его охватывал реку до самых границ Чайсана, на западе – до Сякоу. На юге высились горы Фань, на севере тянулся Улинь – Черный лес. Какой необозримый простор! У Цао Цао стало легко и радостно на душе, и он сказал своим гостям:
– Подымая войско во имя справедливости, против злодеев, я поклялся принести народу Поднебесной мир и покой. Могу ли я не иметь успеха в любом, даже самом трудном, деле, обладая несметным войском, надежным и преданным мне? Остается только покорить Цзяннань, и тогда в Поднебесной не будет ни смут, ни тревог, и мы с вами сможем радоваться великому благоденствию и наслаждаться богатством и славой.
– Мы искренне желаем, чтобы вы, господин чэн-сян, поскорее отпраздновали победу, – дружно ответили военачальники. – Ведь от ваших успехов зависит и наше благополучие.
Цао Цао приказал подать еще вина. Все пили до полуночи. Цао Цао, уже совсем охмелевший, произнес, указывая рукой в сторону южного берега:
– Чжоу Юй и Лу Су не понимают требований времени! А мне помогает само небо! На мое счастье, недавно явился ко мне один человек, который станет язвой сердца для моих врагов.
– Не говорите об этом, господин чэн-сян, – предостерег его советник Сюнь Ю, – а то как бы не раскрылась тайна!
– Здесь сидят мои друзья, – засмеялся в ответ Цао Цао. – Чего мне опасаться? Просчитались вы, Лю Бэй и Чжугэ Лян! – воскликнул он, махнув рукой в сторону Сякоу. – Со своей комариной силой вы задумали Тайшань потрясти! Ну, не глупо ли это?
И добавил, обращаясь к военачальникам:
– В нынешнем году мне исполнилось пятьдесят четыре года, и если я приобрету Цзяннань, мне будет чему радоваться! Были мы когда-то большими друзьями с Цяо-гуном, и я знаю двух его дочерей. Какие это красавицы! Мало таких найдешь в Поднебесной. Вышли они замуж – одна за Чжоу Юя, другая – за Сунь Цэ. Но ничего! Дайте мне только захватить Цзяннань, и тогда я все равно возьму себе в жены красавиц Цяо! Я поселю их в башне Бронзового воробья, которую воздвиг на реке Чжанхэ! Будут они меня услаждать в годы моей старости. Вот тогда все желания мои исполнятся!
Цао Цао громко рассмеялся.
Танский поэт Ду Му сложил об этом стихи:
В песке схороненная пика вовек не покроется ржою.
История прежних династий – в металле ее острия.
Но если бы ветер восточный был на руку не Чжоу Юю,
То жить бы красавицам в башне Бронзового воробья.
Вдруг до слуха Цао Цао донеслось карканье ворон, летевших на юг.
– Что это вороны кричат ночью? – изумился он.
– Они видят светлую луну и думают, что уже рассвет, – ответили приближенные. – Покинули свои деревья и кричат.
Цао Цао опять рассмеялся. Он был уже совершенно пьян. Опираясь на копье, он встал на носу корабля, поднял наполненный вином кубок, низко поклонился реке, потом выпил вино и, наклонив копье, сказал военачальникам:
– Этим копьем я громил Желтых, полонил Люй Бу, уничтожил Юань Шу, покорил Юань Шао. С этим копьем я проник в северные области, дошел до самого Ляодуна и исколесил вдоль и поперек всю Поднебесную! Никто не смел противиться моей воле! И сейчас я чувствую такой подъем духа, что мне захотелось петь. Подпевайте мне!
И он запел:
За чашей вина нам хочется петь и смеяться,
Не думать о том, что мало живет человек,
Что, словно роса в лучах восходящего солнца,
Пройдет наша жизнь, растает недолгий наш век.
Веселье души в согласье живет с вдохновеньем,
А с думой лихой забота живет заодно.
Я средство нашел от дум и забот отрешиться:
Советую всем это верное средство – вино.
И черный халат, и ворот зеленый носил я
В минувшие дни, не зная ни дум, ни забот.
А ныне гостей зову я игрою на лютне,
Как старый олень на луг свое стало зовет.
Седой, словно лунь, играю на стареньком шэне,
Сзываю друзей, пою, озабоченный тем,
Что время придет и пальцы застынут на струнах,
Настанет тот час, когда я умолкну совсем.
Забота всегда грызет изнутри человека.
Кого этот червь усердьем своим не извел!
Весь край исходил на юг от реки Хуанхэ я,
Но только нигде я места себе не нашел.
Во время бесед, во время пиров и веселья
Я помнил о том, что есть благодетель и друг.
Бледнеет луна, и гаснут высокие звезды,
И стаи ворон и сорок улетают на юг.
Кружатся они вокруг облетевших деревьев,
Но негде им сесть: ни ветки нигде, ни сучка!
Гора не тоскует о том, что не видит вершины,
Вода не тоскует о том, что она глубока.
Один Чжоу-гун великой мечтою томим,
Мечтою о том, чтобы слиться с народом своим.
Цао Цао умолк, но песню тотчас же подхватили другие. Веселье текло безмятежно. Вдруг один из присутствующих произнес:
– Господин чэн-сян, разрешите вас спросить, почему вы перед самой битвой произнесли слова, которые не предвещают благополучия?
Это сказал Лю Фу, цы-ши округа Янчжоу. Он уже давно служил Цао Цао и имел немало заслуг. Во время смут он установил власть в своем округе, собрал разбежавшийся народ, создал школы, расширил поля для военных поселенцев и внес порядок в управление и просвещение.
– Что в моих словах может предвещать неблагополучие? – спросил его Цао Цао, все еще опиравшийся на копье.
– Луна бледнеет, гаснут звезды, сороки и вороны летят на юг – разве это вещает благо?
– Да как ты смеешь портить мне веселье? – загремел вдруг Цао Цао и, подняв копье, насмерть поразил Лю Фу.
Перепуганные гости онемели. Веселье больше не ладилось, и вскоре пир прекратился.
На следующий день Цао Цао отрезвился и очень раскаивался в своем поступке. Когда к нему пришел сын Лю Фу, по имени Лю Си, просить разрешения похоронить отца, Цао Цао сказал:
– Прости меня! Я сожалею, что безвинно погубил твоего батюшку. Похорони его с почестями, которые полагаются при погребении трех гунов…
Сопровождать гроб с телом погибшего был выделен отряд воинов, и Цао Цао сам ездил к месту погребения.
На другой день к Цао Цао явились Мао Цзе и Юй Цзинь с докладом, что боевые суда скованы цепью и готовы к сражению с врагом.
– Ждем только вашего распоряжения, господин чэн-сян.
Цао Цао прибыл на свой корабль, созвал туда всех военачальников и приказал им выйти в учебный поход.
И армия, и флот были разделены на пять отрядов; в каждом отряде были свои знамена, различавшиеся по цвету. На главных кораблях Мао Цзе и Юй Цзиня развевались желтые знамена; на судах Чжан Го – красные, у левого крыла Вэнь Пина – синие, у правого крыла Люй Туна – белые, и на последних судах Люй Цяня – черные.
В сухопутном войске передовые конные и пешие отряды под командованием Сюй Хуана шли под знаменами красного цвета; тыловые части Ли Дяня несли черные знамена, у левого крыла Ио Цзиня были синие, у правого крыла Сяхоу Юаня – знамена белого цвета.
Вспомогательные силы флота и сухопутных войск возглавили Сяхоу Дунь и Цао Хун. Общее наблюдение за боевыми действиями поручалось Сюй Чу и Чжан Ляо. Остальные наиболее храбрые военачальники получили под свое начало по одному отряду.
В лагере трижды ударили в барабаны, и флот в строгом порядке выступил в поход.
Дул северо-западный ветер. Суда шли на всех парусах, разрезая волны и дробя налетавшие валы. Не чувствовалось ни малейшей качки – воинам казалось, что они находятся на твердой земле. Все были охвачены невиданным воодушевлением, упражнялись на копьях и мечах. По реке туда и сюда сновали легкие суда, наблюдая за порядком.
Сам Цао Цао стоял на мостках, любуясь четким строем своих кораблей. Уж с таким-то флотом он победит!
Он приказал убирать паруса, и все суда в том же строгом порядке возвратились в лагерь. В шатре Цао Цао сказал своим советникам:
– Теперь вы убедились, что мне помогает небо? Иначе как бы я получил бесценный совет Пан Туна? На судах, скованных цепью, переправиться через реку – все равно, что пройти по суше!
– Да, конечно! Суда, скованные цепью, устойчивы – ничего не возразишь, – сказал Чэн Юй. – Но все же, мне кажется… Представьте себе, что враг предпримет огневое нападение, – как тогда увернуться?
Цао Цао громко расхохотался:
– О, вы, Чэн Юй, очень проницательны, но кое-что все же не додумали!
– Почему вы смеетесь над Чэн Юем, господин чэн-сян? Он говорит правильно, – вмешался в разговор Сюнь Ю.
– Огневое нападение можно вести только при благоприятном ветре, – сказал Цао Цао. – Мы находимся на северо-западе, а враг – на юге. Сейчас зима, и ветер дует только с севера или с запада, так что если враг вздумает пустить на нас огонь, он сожжет свои же корабли! Чего мне бояться? Бывало ли такое, чтобы среди зимы подул южный или восточный ветер? Вот если бы это было весной или осенью, я бы уже давно принял меры…
– О, как вы мудры, господин чэн-сян! Никто не может с вами сравниться! – Восхищенные военачальники поклонились.
– Вот видите! – Цао Цао окинул торжествующим взглядом стоявших перед ним военачальников и продолжал: – Люди из округов Цин, Сюй и Янь не привычны к плаванию на судах, а теперь они чувствуют себя на воде как дома! И все благодаря совету Пан Туна!
Но тут из толпы военачальников вышли двое и низко поклонились Цао Цао:
– Простите нас, господин чэн-сян! Мы уроженцы округов Ю и Янь, но плавать на судах мы можем! Дайте нам двадцать сторожевых судов, мы пойдем к Бэйцзянкоу и захватим у врага знамена и барабаны. Мы докажем, что воины севера воюют на воде не хуже южан!
Так сказали Цзяо Чу и Чжан Нань, бывшие военачальники Юань Шао.
– А мне все же кажется, что плавать на судах вы не умеете! – возразил Цао Цао, смерив их взглядом. – С судьбой не шутите! Южане прекрасно обучены воевать на воде!
– Если мы не добьемся успеха, накажите нас по военным законам! – в один голос воскликнули Цзяо Чу и Чжан Нань.
– Но ведь большие корабли скованы цепями, а на малых судах, вмещающих человек по двадцать, вступать в бой не годится, – возразил Цао Цао.
– Сражаться на больших судах, что в этом удивительного? Вы дайте нам двадцать малых, и мы захватим знамена, убьем военачальников врага и вернемся невредимыми!
– Хорошо, я дам вам двадцать судов и пятьсот воинов с длинными копьями и тугими самострелами, – согласился Цао Цао. – И я еще пошлю Вэнь Пина с тридцатью судами, чтобы он прикрыл вас в случае погони.
Цзяо Чу и Чжан Нань удалились весьма довольные. За ночь все приготовления были сделаны, воинов накормили, и перед рассветом Цзяо Чу и Чжан Нань со своими двадцатью сторожевыми судами взяли курс к южному берегу. А в это время весь флот под грохот гонгов и барабанов вышел на учения. Реяли синие и красные знамена.
С южного берега неотступно следили за тем, как Цао Цао обучает свой флот. Лазутчики через день докладывали обо всем Чжоу Юю. Однажды Чжоу Юй сам решил посмотреть, что творится на реке. Он поднялся на гору, но было уже поздно – флот Цао Цао окончил учения и ушел к месту стоянки.
На следующий день со стороны реки послышался грохот барабанов. Воины бросились на холм и увидели, что по направлению к южному берегу, разрезая волны, стремительно несутся легкие сторожевые суда противника. Воины поспешили известить об этом Чжоу Юя.
– Кто осмелится выйти им навстречу? – спросил Чжоу Юй.
– Позвольте нам! – отозвались Хань Дан и Чжоу Тай, командовавшие передовым отрядом судов. – Это наше право!
Чжоу Юй приказал сообщить во все лагеря, чтобы там приготовились к обороне и ничего самовольно не предпринимали, а Хань Дану и Чжоу Таю велел взять по пять сторожевых судов и отразить врага.
Суда вышли на речной простор и устремились вперед, охватывая противника справа и слева.
Полагаясь на свою храбрость, Цзяо Чу и Чжан Нань смело вели вперед свои суденышки. Расстояние между противниками быстро сокращалось. Хань Дан в панцыре и с копьем в руке стоял на носу своего судна. Его противник Цзяо Чу был совсем близко и скомандовал своим воинам осыпать Хань Дана стрелами. Тот прикрылся щитом. Суда сошлись вплотную, и противники скрестили оружие. Поднялась рука Хань Дана, и Цзяо Чу упал, пораженный насмерть.
Тут подоспел Чжан Нань, но суда Чжоу Тая устремились ему наперерез. Чжан Нань с копьем наперевес стоял на носу своего судна. Противники принялись осыпать друг друга стрелами из луков. Чжоу Тай в одной руке держал меч, в другой – щит. Когда суда были на расстоянии семи-восьми чи друг от друга, Чжоу Тай одним прыжком перемахнул на судно Чжан Наня. Блеснул его меч, и Чжан Нань рухнул в воду. Чжоу Тай набросился на воинов и стал рубить направо и налево.
Враг повернул обратно. Хань Дан и Чжоу Тай преследовали его, но на середине реки столкнулись с судами Вэнь Пина, который спешил на помощь Цзяо Чу и Чжан Наню. Противники вступили в жестокий бой.
Чжоу Юй, стоя на холме, наблюдал за сражением. Ему было видно, как Вэнь Пин схватился с Хань Даном и Чжоу Таем, которые отважно бились с врагом. Вэнь Пин не выдержал натиска, повернул свои суда вспять и обратился в бегство. Хань Дан и Чжоу Тай погнались за ним. Но Чжоу Юй, опасаясь, как бы они не зашли слишком далеко, замахал белым флагом, давая знак вернуться. Хань Дан и Чжоу Тай прекратили преследование.
– Мачты боевых кораблей противника торчат густо, как заросли тростника! – сказал Чжоу Юй своим военачальникам, когда суда противника скрылись. – Да и Цао Цао хитер и изворотлив, поди-ка разбей его!
Внезапно налетел порыв ветра. Желтый флаг, возвышавшийся в центре флота противника, сорвался и упал в реку.
– Несчастливое для Цао Цао предзнаменование! – воскликнул Чжоу Юй и громко рассмеялся.
Ветер усилился. Великая река разбушевалась. Огромные волны свирепо бились о берег. Все вокруг завертелось, заметалось в бешеном вихре, и полотнище знамени хлестнуло Чжоу Юя по лицу. Страшная мысль пронеслась в его голове, он громко вскрикнул и без чувств опрокинулся на землю. Изо рта его текла кровь. Военачальники, стоявшие поблизости, подхватили его, но он уже никого не узнавал.
Поистине:
Недавно смеялся – вдруг, вскрикнув, упал на курган.
Так просто ли было южанам разбить северян?
О том, какова дальнейшая судьба Чжоу Юя, вы узнаете в следующей главе.
Глава сорок девятая
из которой читатель узнает о том, как на алтаре Семизвездия Чжугэ Лян приносил жертвы ветру, и о том, как Чжоу Юй сжег флот врага у Саньцзянкоу
Приближенные подхватили Чжоу Юя и унесли его в шатер. Встревоженные военачальники приходили справляться о его здоровье. Они переглядывались друг с другом и говорили:
– Почему с господином ду-ду должно было случиться такое несчастье? И в такой момент! Ведь враг, как тигр, приготовившийся к прыжку, готов ринуться на нас! Что будет, если войско Цао Цао выступит сейчас?
К Сунь Цюаню послали гонца с донесением о случившемся, и к Чжоу Юю пригласили лекаря.
Опечаленный болезнью Чжоу Юя, Лу Су пришел посоветоваться с Чжугэ Ляном.
– Что вы думаете об этом? – спросил Чжугэ Лян, когда Лу Су окончил свой рассказ.
– Я думаю, что для Цао Цао это счастье, а для Цзяндуна – бедствие! – ответил Лу Су.
– А если я вылечу Чжоу Юя? – улыбнулся Чжугэ Лян.
– О, если бы вы это сделали, вы осчастливили бы наше княжество!
Лу Су предложил Чжугэ Ляну вместе с ним пойти к Чжоу Юю. Чжоу Юй лежал на своем ложе, с головой укрытый одеялом.
– Как вы себя чувствуете, господин ду-ду? – спросил Лу Су, первый входя в шатер.
– Внутри все болит, – слабым голосом ответил Чжоу Юй. – Все время чувствую головокружение…
– А какие вы принимали лекарства? – осведомился Лу Су.
– Никакие лекарства в горло не идут, – сказал Чжоу Юй. – Тошно мне от них…
– Я только что заходил к Чжугэ Ляну, и он сказал, что может вас вылечить. Не позвать ли его? Он здесь возле шатра, ждет ваших приказаний.
Чжоу Юй велел просить Чжугэ Ляна и с помощью слуг сел на своем ложе. Вошел Чжугэ Лян.
