Антарктида

18 декабря на обратном пути самолет В. М. Перова совершил посадку для дозаправки на австралийской станции Моусон, а на следующий день (19 декабря) благополучно прибыл на свою базу – в Мирный. Здесь экипаж уже ждала правительственная телеграмма: «За вашей самоотверженной работой с большим вниманием следил весь советский народ и все прогрессивное человечество. В вашем героическом поступке проявились высокие качества, присущие советскому народу и нашему социалистическому обществу, – мужество и гуманизм во имя дружбы народов. Ваш подвиг высоко оценен советским народом». За спасение бельгийских полярников, проявленные мужество и высокое мастерство В. М. Перов был награжден орденом Ленина, остальные члены экипажа орденами Трудового Красного Знамени.

16 декабря начальник бельгийской антарктической экспедиции Гастон де Жерлаш телеграфировал в Мирный: «Мы очень признательны Вашим друзьям, русским летчикам, которые нашли нас сегодня, когда мы очень медленно и болезненно шли к нашей базе. Много благодарны Вам за Вашу помощь». Король Бельгийцев направил телеграмму Председателю Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик маршалу К. Е. Ворошилову. Она гласила: «Я высоко ценю самоотверженность членов Советской антарктической экспедиции, которые поспешили на помощь бельгийцам. Я горячо благодарю Вас за это, прошу соблаговолить передать мою признательность экипажу советского самолета. Брюссель, 16 декабря 1958 г.»

Нетрудно представить себе, как были рады в Брюсселе семьи и родственники четырех спасенных. Им сразу же было передано это радостное известие. В посольстве СССР в Брюсселе с получением приятных известий начались бесконечные телефонные звонки от бельгийских граждан с выражением благодарности и восхищения мужеством, проявленным экипажем В. М. Перова За спасение бельгийских полярников правительство Бельгии наградило В. М. Перова и начальника третьей советской Антарктической экспедиции Е. И. Толстикова орденом Леопольда II. Орденами Бельгии были награждены также и члены экипажа самолета В. М. Перова.

У нас в гостях австралийцы

Мирный располагается между австралийскими станциями Дейвис и Моусон с запада и Уилкс с востока. 10 января 1959 г. поздно вечером вблизи о. Хасуэлл показалось судно австралийской антарктической экспедиции «Тала Дан», а на другой день, рано утром, в Мирный по льду пришли четыре австралийца: врач, радист, геофизик и повар. После завтрака к «Тала Дану» вылетел вертолет, который привез в Мирный начальника австралийской антарктической экспедиции Стейлса и начальника новой смены станции Моусон Бичервайзе. Они подробно осмотрели Мирный, его научные и вспомогательные объекты, поделились опытом, а вечером пригласили нас на судно «Тала Дан». На пути к «Тала Дану» Стейлса и Бичервайзе пригласили на «Обь». Капитан «Оби» А. И. Дубинин принял австралийских гостей в своей каюте, а позже на борту «Тала Дана» был дан ужин в честь группы полярников Мирного. Начальник австралийской экспедиции Стейлс передал А. И. Дубинину морскую карту района станции Моусон, это было очень кстати, поскольку предполагался заход «Оби» на станцию Моусон для выгрузки там запаса авиационного бензина для обеспечения будущих полетов самолетов четвертой советской Антарктической экспедиции между станциями Мирный и Лазарев.

Начало польских антарктических работ

22 января 1959 г. в 19 ч на рейд Мирного прибыло второе судно четвертой советской Антарктической экспедиции – теплоход «Михаил Калинин», на борту которого находилась группа ученых Польской Народной Республики в составе восьми человек с начальником экспедиции геофизиком В. С. Кржеминским.

Еще до прихода теплохода «Михаил Калинин» В. С. Кржеминский направил в Мирный радиограмму, в которой сообщал, что «…наша совместная работа по исследованию Антарктиды будет взаимно полезной и также внесет вклад в дело международного изучения шестого материка».

Мы еще в Москве узнали, что Советское правительство безвозмездно передало Польской Народной Республике советскую антарктическую станцию в оазисе Бангера со всем оборудованием и снаряжением. При встрече с польскими учеными в Мирном стало известно о программе их исследований в оазисе Бангера и сроках пребывания группы польских ученых в Антарктиде.

На следующий день группа польских ученых на самолете ЛИ-2 и вертолете МИ-4 была доставлена из Мирного в оазис Бангера со всем имуществом, необходимым на период проведения исследований. В этот же день состоялась церемония передачи станции в оазисе Бангера польским ученым. Б. И. Мереков – начальник советской группы станции Оазис – спустил советский флаг, а В. С. Кржеминский поднял флаг Польской Народной Республики. Коллектив польских ученых приступил к исследованиям на своей станции, названной именем Добровольского.

После завершения намеченной программы научных наблюдений самолетами ЛИ-2 и АН-2 они были доставлены в Мирный и затем к борту теплохода «Михаил Калинин». Станция Добровольского была законсервирована.

Тревоги о станции Лазарев

1959 год. Строительство новой советской станции в районе Земли Королевы Мод в основном закончено. Начальник бельгийской экспедиции на базе Король Бодуэн Ф. Бестин сообщил, что они готовы принять самолет из Мирного при полете на станцию Лазарев и обеспечить его заправку авиабензином (2000 л). Бестин просил уточнить дату вылета из Мирного и захватить для них вентиляционные ремни для главного двигателя вездехода «Снежный кот».

Между станциями Мирный и Король Бодуэн установилась регулярная радиосвязь. Вылет самолета на лыжах из Мирного на станцию Лазарев намечался на середину марта. Через несколько дней был получен ответ:

«Благодарю за Ваше сообщение. К сожалению, меня не будет, когда Вы прилетите, но можете быть уверены, что примут Вас наилучшим образом. Надеюсь встретиться с Вами в другой раз. Благодарю за ремни для вентиляторов. С самым сердечным приветом Ваш Бестин.»

10 марта 1959 г. в районе Земли Королевы Мод в пункте с координатами 69° 58 ю. ш. и 12°55 в. д. состоялось открытие советской станции Лазарев. После этого внимание коллектива главной советской обсерватории Мирный постоянно было направлено на маленькую группу полярников, заброшенных далеко от нас. Интересовало все, что делается на этой станции, как там живут наши товарищи, какое настроение у каждого из них. В период создания станции ее коллективу и экипажу дизель-электрохода «Обь» пришлось испытать все невзгоды и трудности, связанные с риском для жизни.

Как бы то ни было станция Лазарев начала работать, и надо было туда летать. Вскоре начальник станции Лазарев Ю. А. Кручинин сообщил, что недалеко от станции подготовлена посадочная площадка и выложен посадочный знак.

От Мирного до Лазарева 3000 км. Между ними находятся станции Король Бодуэн, Дейвис, Моусон, Сева. Оживилась и наша радиосвязь с ними. Все они готовы были принять нас и оказать любую возможную помощь и содействие. Полет из Мирного на станцию Лазарев в условиях Антарктиды на расстояние более 3000 км с постоянно меняющейся погодой не из легких. Все нужно было тщательно продумать и как следует подготовиться к такому полету. Начальник авиационного отряда четвертой советской Антарктической экспедиции Б. С. Осипов – опытный полярный летчик – до деталей пересмотрел все варианты перелета, изучил трассу, по которой до этого еще никто не летал.

В середине марта 1959 г. в Мирном была получена радиограмма от руководителя базы Король Бодуэн – Верфайлли:

«Надеемся скоро принять Вас здесь. Мы подтверждаем, что Вы получите на базе Король Бодуэн хороший прием и авиационный бензин».

Одновременно Верфайлли спрашивал:

«Могли бы Вы из излишков дать 100 м обычного гибкого электрического трехжильного провода, если нет, то двухжильного, так как для того чтобы найти его здесь под снегом, нам придется затратить много времени. Можно ли отправить почту из Мирного в Бельгию, если да, то какие нужны марки, русские или бельгийские? Если русские – будьте любезны привезти, если бельгийские – у нас есть почтовое отделение. С сердечным приветом».

18 марта 1959 г. начальник австралийской станции Моусон Дж. Бичервайзе передал в Мирный поздравление от Филиппа Лоу – начальника антарктического отдела МИД Австралии: «Передаю приветствие Филиппа Лоу из Мельбурна с пожеланием самых хороших успехов в работе станции Лазарев. С уважением Бичервайзе».

Однако в этом сезоне полет так и не состоялся.

20 марта небо заволокло облаками, давление начало падать. Появились все признаки ухудшения погоды. Температура воздуха —7 °C. Со станцией Лазарев прекратилась радиосвязь. Что там произошло, было неизвестно. Сообщили об этом на борт дизель-электрохода «Обь» А. И. Дубинину и просили, чтобы он последил в эфире за станцией Лазарев. Продолжали обмен радиограммами со станциями Моусон, Сева и Король Бодуэн, в которых уточняли характеристики посадочных площадок, их расположение и другие необходимые сведения. На станции Восток морозы уже перевалили за отметку —53 °C, а на станции Лазарев ветер восток – юго-восток около 40 м/с, мороз – 12 °C.

В течение 25–29 марта в поселке Мирном свирепствовала сильная пурга. Дома и особенно самолеты на стоянках сильно занесло. Пришлось основательно поработать, чтобы подготовить самолеты для полетов. Обидно, что все эти дни в районе станции Лазарев была хорошая погода, и соседи – начальники станций Моусон, Сева и Король Бодуэн – подтвердили согласие на прием нашего самолета. Мы отлично понимали, что на австралийской станции Моусон сейчас не до нас. У них, как сообщил Дж. Бичервайзе, сгорела главная силовая станция, и они вынуждены были довольствоваться аварийной радиостанцией, что в значительной мере осложнило их жизнь и работу. Но несмотря на это Дж. Бичервайзе подтвердил готовность принять наш самолет. Мы направили Дж. Бичервайзе свое искреннее сочувствие по поводу пожара и выхода из строя главной силовой станции.

С начала апреля в районе станции Лазарев начались ураганные ветры. В Мирном тоже погода не радовала. Бесконечные метели, заносы взлетно-посадочной полосы, а также начало похода в глубь материка на двух вездеходах «Пингвин» для проведения запланированных геодезических работ изменили наши планы. Об этом мы известили наших соседей на станциях Моусон и Король Бодуэн. Вскоре от них пришли ответы:

«Мы очень хорошо понимаем Ваши трудности. У нас тоже снежные заносы. Желаем самого лучшего Вашим семи участникам похода, вышедшим по направлению к станции Пионерская. Не беспокойтесь за работу, которую мы выполнили для Вас. Мы очень рады оказать необходимую помощь и были бы еще больше рады принять Вас тогда, когда Вы пожелаете… Надеемся на продолжение дружеских контактов и желаем Вам всего самого наилучшего.

Верфайлли»;

«Очень благодарны за Ваш сигнал. Пожалуйста, примите мои извинения за задержку с ответом. Мы были бы очень рады видеть Вас весной. Если Вы одобряете, мы с Вашего согласия оставим 10 бочек горючего прикрытыми на посадочной площадке с тем, чтобы, когда они Вам потребуются для полета в летнее время, они были бы на месте. Желаю хорошей удачи в Ваших зимних походах. С самыми наилучшими пожеланиями.

Бичервайзе».

Полет на станцию Лазарев

Приближалась весна 1959 г. Дни стали длиннее. При слабом ветре заметно пригревало солнце. На обнаженных скалах и темных крышах домов появились сосульки, которые к полудню таяли и обрывались. Температура воздуха в Мирном не опускалась ниже отметки —6 °C. Но зато на внутриматериковой станции Восток, расположенной в районе полюса холода, зима все еще была в разгаре и температура воздуха удерживалась в пределах —60 °C. Какой резкий контраст. И как же нелегко было там работать нашим товарищам. Пора было снова думать о полете на станцию Лазарев. Два самолета – ИЛ-12 и ЛИ-2 – были готовы. Мы планировали осуществить полет на самолете ИЛ-12. Он имеет больший по сравнению с самолетом ЛИ-2 радиус действия и большую грузоподъемность. 12 октября мы вылетели из Мирного и первую посадку сделали на австралийской станции Моусон, пролетев над станцией Дейвис, расположенной между Мирным и Моусоном. Персонал Моусона принимал нас в районе своей станции на материковом льду, совершенно свободном от снежного покрова. Это результат работы сильных ветров, которые всякий раз сдували снег в океан. Поверхность льда, естественно, была очень твердой, да еще покрыта мелкими бугорками. И при посадке эти бугорки сделали свое коварное дело. Фторопласт, которым были покрыты нижние поверхности лыж самолета, был поврежден. Продолжать полет на этом самолете было нельзя. Пилот Б. С. Осипов возвратился в Мирный, 16 октября он вернулся уже на самолете ЛИ-2, на котором и был продолжен полет из Моусона на станцию Лазарев.

Мы хотели побыстрее добраться до нашей станции Лазарев и поэтому договорились с руководителями станций Король Бодуэн Бестином и Сева Мурайяма, что у них мы сделаем более продолжительные остановки на обратном пути. Взлетев на станции Моусон 29 октября, станцию Сева мы пролетели без посадки, а на станции Король Бодуэн сделали очень короткую посадку для дозаправки. Зато на обратном пути на этих станциях мы останавливались на ночевки. На станции Лазарев мы пробыли 10 дней. Наше пребывание внесло заметное оживление в однообразную повседневную жизнь этого маленького коллектива, затерявшегося в мире холода. И хотя было не просто с размещением (лишних спальных мест у них не было, а нас прибыло 9 человек), прожитые вместе десять дней пролетели незаметно, и когда пришел день расставания, всем было как-то очень грустно.

Во время пребывания на станции Лазарев экипаж Б. С. Осипова выполнил два полета на запад от станции вдоль гор Королевы Мод и на восток в районе между горными массивами Вольтат и Сёр-Роннане, обследовал также район озер Ширмахера.

Помогли австралийцам

Беда не приходит одна. Еще свежи были в памяти происшедшие на австралийской станции Моусон пожар и выход из строя главной силовой станции, как мы узнали о новых неприятностях, свалившихся на головы опять же австралийских полярников, но на этот раз на другой их станции – Уилкс, расположенной на восток от Мирного на расстоянии свыше 800 км. От ее начальника Дингла мы получили радиограмму, в которой он уведомлял о том, что на станции Уилкс имеется тяжело больной человек, а запас лекарств минимальный и нет возможности вернуть этого человека в Австралию раньше чем в начале 1960 г. Он спрашивал: «Может быть, Вы предложите нам выход из создавшегося положения. Может быть, Ваши врачи специально подготовлены к такому критическому положению, в котором мы оказались. Возможно, они могут дать совет, какое лекарство можно изготовить». Он просил также поставить его в известность о возможности прилета врача из Мирного на станцию Уилкс. Сообщал, что имеется хорошая площадка для посадки и в достатке авиационный бензин. Просил, чтобы наш доктор и доктор станции Уилкс связались между собой по радио.

3 мая 1959 г. самолет ЛИ-2 на лыжах вылетел из Мирного на станцию Уилкс. Одновременно был подготовлен и второй самолет, готовый при необходимости вылететь в любой момент. Через 4 ч 34 мин полета самолет благополучно приземлился на станции Уилкс. Австралийцы уже встречали наших товарищей.

Несмотря на радушный прием нашим товарищам пришлось пережить несколько тревожных часов. Во второй половине дня 4 мая погода резко ухудшилась, началась пурга. В 19 ч со станции Уилкс наш экипаж во главе с Динглом отправился к месту стоянки самолета на вездеходе «Снежный кот», чтобы проверить условия стоянки. Вскоре ветер усилился до 50 м/с. Он оказывал сильное давление на самолет, в результате чего его сдернуло с места и потащило на слабину якорного троса. Трос натянуло как струну. Появилась угроза его обрыва, а если бы это произошло, самолет могло сильным ветром выбросить в океан. Пришлось дополнительно закрепить самолет тросами к вездеходу.

Когда наш самолет находился в воздухе уже по пути в Мирный, Дингл направил две радиограммы – одну на имя Б. С. Осипова на борт самолета, а другую в Мирный на имя А. Г. Дралкина. В них он выражал благодарность всем членам нашей группы за помощь, оказанную в сложившейся ситуации, желал приятного и благополучного полета в Мирный и самого успешного завершения полетов и научной работы на нашей базе.

Через станцию Моусон в Мирный на имя А. Г. Дралкина 19 мая была получена также радиограмма от Филиппа Лоу – руководителя всех антарктических работ Австралии: «Мы очень благодарны за Ваш быстрый отклик и согласие на нашу просьбу оказать помощь в лечении больного на нашей станции Уилкс. Мы понимаем, что это риск для людей и самолета, вовлеченных в такие дальние полеты. Благодарю Вас и людей, совершивших этот поступок, который демонстрирует прекрасный дух международного сотрудничества, типичный для работы в Антарктике. С сердечным приветом и лучшими пожеланиями всем участникам

Вашей экспедиции». И дальше в радиограмме приписка Дж. Бичервайзе: «Я также присоединяю мое уважение и самые хорошие пожелания».

Филипп Лоу высоко оценил наше решение направить самолет на станцию Уилкс в это время года, когда практически в Антарктиде авиация уже не работает на длинных дистанциях по погодным условиям. Филипп Лоу неоднократно бывал в Антарктиде и в качестве сотрудника австралийских экспедиций, и в качестве руководителя этих экспедиций и он по достоинству мог оценить наш полет и все, что с ним было связано.

Через 12 дней Дингл прислал в Мирный радиограмму, в которой сообщил, что состояние больного Брандта хорошее.

А вот что рассказывали нам позже. Станция Уилкс, ранее принадлежавшая экспедиции США, была передана австралийцам. Жилой дом, в котором размещался персонал станции, имеет общий коридор, а по сторонам комнаты типа небольших кают, преимущественно на одного человека. Комнаты-каюты не изолированы сплошными перегородками друг от друга. Внизу и вверху просветы приблизительно по 20–30 см. Вместо дверей – занавески из плотного материала. Человек, находящийся в такой комнате-каюте, не виден из коридора и от соседнего жильца, но слышимость очень хорошая. В конце коридора имеется отдельная комната-изолятор, в которой мебель отличается от мебели жилой комнаты. Кровать там зацементирована, стол жестко скреплен со стеной, никаких других предметов обихода нет. И когда у Генри Брандта был установлен кризис шизофрении, он был помещен в этот изолятор, который закрывался из коридора дверью с прочным замком. Ему подавалась пища в алюминиевых мисках через нижний просвет. И когда он шумел, а его шум был слышен всеми, это создавало нервную обстановку и отрицательно сказывалось на настроении и работе всего коллектива. По-человечески можно понять и действия коллектива станции Уилкс, и действия изолированного больного. Когда прилетели на станцию Уилкс, В. П. Луговой и врач С. А. Косачев начали совершать прогулки с больным и беседовать на отвлеченные темы. Больному это понравилось, подбадривало его и в известной степени облегчало его состояние. В беседах с ними он с сожалением говорил о том, что мы скоро улетим к себе в Мирный, а он опять останется один. Врач С. А. Косачев рекомендовал Динглу практиковать с больным такие прогулки, соблюдая известную осторожность, привлекать его к физическому труду, что они периодически и делали в меру сил и возможности.

Было бы ошибочно думать, что с появлением врача С. А. Косачева на станции Уилкс больной станет здоровым. Не та болезнь. И мы в Мирном, и в Австралии, и на станции Уилкс так не думали. Но одно ясно, что появление на станции Уилкс новых людей вдохнуло свежую струю, бодрость, надежду в сложившуюся к этому времени тяжелую обстановку на станции. Взаимная консультация врачей на месте, их непосредственный обмен мнениями и общение в известной мере облегчили и состояние больного. Позднее с началом антарктического лета и авианавигации больной на американском самолете был доставлен в Австралию.

В гостях у бельгийцев

Наше знакомство с бельгийской станцией Король Бодуэн и японской станцией Сева началось на обратном пути в Мирный со станции Лазарев.

Утром 28 октября мы попрощались с нашими товарищами и взяли курс на станцию Король Бодуэн. Расстояние между этими станциями по прямой 420 км, и мы не заметили, как оказались в воздушном пространстве станции Король Бодуэн. Б. С. Осипов мастерски посадил самолет у антенного поля, подрулил к группе бельгийских полярников, которые встречали нас около посадочной полосы. Среди них был и начальник бельгийской антарктической экспедиции Бестин – высокий, крепко сложенный, со спортивной фигурой человек, и другие зимовщики этой станции. Свежий холодный ветер гнал по поверхности ледника поземку. «Где же станция?» – был первый вопрос, с которым мы обратились к бельгийским коллегам. На поверхности шельфового ледника были видны только радиомачты и две постройки – красный павильон на высоких металлических трубах для регистрации полярных сияний и башня локатора для наблюдений за радиозондами. Бестин пригласил всех на станцию и показал в направлении, где ничего не было видно. Потом распорядился подвезти к самолету несколько бочек авиабензина для дозаправки. Закрепив самолет на якорной стоянке стальными тросами, мы тронулись в направлении, показанном Бестинымц.

Б. С. Осипов заметил: «Мне с воздуха поверхность над занесенными домами станции показалась более подходящей для посадки самолета на лыжах, и я приземлился бы именно там, куда мы сейчас идем, если бы не посадочный знак – буква «Т». Все переглянулись.

К нашему прилету на мачте вместе с бельгийским, французским и английским флагами был поднят и государственный флаг СССР. На станции Король Бодуэн среди зимовщиков были англичане и француз. Все жилые и служебные помещения станции, кроме павильона и сферической башни, погребены под четырехметровым слоем снега. Вход на территорию станции и выход осуществляются через один круглый металлический люк, закрывающийся специальной задвижкой во время сильных снегопадов. Спустившись вниз, мы оказались в снежном коридоре. Нас провели в главный дом, где находятся жилые помещения – комнаты-каюты с занавеской вместо двери, столовая, камбуз, ванная, радиорубка и некоторые лаборатории. Столовая одновременно является кают-компанией – местом отдыха и встреч.

И опять, как и на станции Лазарев, те же проблемы со свежим воздухом, с дневным светом и особенно с противопожарной безопасностью.

Вскоре нас пригласили за стол. Поскольку бельгийцы заранее знали о времени нашего прилета к ним, все было уже готово. Кончился обед, а беседы продолжались за полночь. Бельгийцы с теплотой вспоминали об экипаже В. М. Перова, о его полетах по спасению их людей. Бестин рассказал о только что закончившемся походе в глубь материка, Дралкин – о плане научного похода на Южный полюс, о технических средствах для этой цели и программе работ во время похода. Бестин рассказал также, что снежно-фирно-ледяная толща под сооружениями станции около 400 м, а дальше внизу – морская вода. На вопрос о том, как действует на психику зимовщиков то обстоятельство, что станция расположена на плавучем льду, Ф. Бестин с улыбкой, без признаков беспокойства сострил, что «…если станцию оторвет от общей массы шельфового льда, то недалеко Кейптаун, всего 4000 км, как-нибудь доплывем…» Верфайлли здесь же сообщил, что они фиксируют незначительные горизонтальные перемещения шельфового льда, на котором находится станция. Вертикальных колебаний не отмечали. Бестин рассказал о горах Сёр-Роннане, где они только что работали, и пошутил, что теперь работают в горах смелее, зная, что русские в случае необходимости всегда выручат.

После интересных бесед бельгийские коллеги предложили нам немного поспать перед предстоящим полетом и любезно уступили свои каюты.

В гостях у японцев

С рассветом мы покинули гостеприимных хозяев и взяли курс на станцию Сева. Предстоял перелет в 650 км.

Японцы приняли наш самолет на льду припая рядом со станцией. Поверхность посадочной полосы была неровная и, несмотря на большой опыт пилота, нам пришлось испытать несколько неприятных минут. Однако все обошлось благополучно. После посадки мы, вооружившись инструментом, вместе с хозяевами выровняли полосу, чтобы обеспечить спокойный взлет. На станции Сева мы пробыли сутки. Сам поселок расположен на коренных породах о. Онгуль в заливе Лютцов-Хольм. Для удобства сообщения между жилыми домами и служебными помещениями во время сильных снегопадов они соединены закрытыми проходами из плотной ткани, натянутой на каркас. Станция состояла из трех жилых щитовых домов и небольших вспомогательных построек.

Во время нашего визита на станции было 9 человек из 14. Пятеро во главе с начальником станции Мураямой находились в 350 км от станции в геологическом маршруте. Нас принимал и знакомил со станцией заместитель начальника станции метеоролог Сейно. Когда мы осматривали энергоблок, то обратили внимание на два рядом расположенных больших металлических бака правильной квадратной формы, которые были установлены на металлических сваях на высоте около 2 м над землей. Это были бани по японскому образцу. Баки перегорожены шелковой довольно прозрачной белой занавеской. У нас, естественно, возник вопрос – зачем два бака? С этим вопросом мы обратились к Сейно: Он ответил, что один бак предназначен для женщин. Но на станции же нет женщин, зачем же два бака? Сейно, не задумываясь, ответил: «Когда появится женщина, то для нее уже приготовлена баня». Предусмотрительно. При осмотре станции мы были свидетелями, как японцы даже здесь в Антарктиде верны своим традициям сохранять память и благодарность. Значительная часть средств, на которые содержалась японская антарктическая экспедиция, были пожертвованы населением. Это запечатлено на станции. На возвышенной части острова установлен большой медный котел, обложенный камнями, в котором аккуратно хранятся переплетенные книги. В них записаны имена и стоят личные подписи всех внесших вклад на организацию и содержание антарктической экспедиции. Каждый следующий год этот котел пополняется новыми книгами с именами тех, кто оказал материальную помощь.

Перед тем, как покинуть японскую станцию, мы уточнили порядок обмена данными наблюдений по ионосфере и договорились о регулярной прямой радиосвязи между Мирным и Сёвой.

Опять у австралийцев

На рассвете 30 октября мы простились с зимовщиками Сёвы и вылетели на станцию Моусон. Сразу же после взлета бортрадист Старков связался по радио с Моусоном, откуда нам передали сводку погоды. У них предполагаются усиление ветра и сплошная облачность. Из-за сильного встречного ветра путевая скорость нашего самолета не превышала 175 км/ч, температура воздуха за бортом на высоте более 2000 м была —20 °C. Через 5 ч 15 мин мы сели на станции Моусон. Нас тепло встретил старый знакомый Дж. Бичервайзе со своими коллегами. Их прогноз об усилении ветра полностью оправдался. Коллектив станции Моусон поздравил нас с успешным завершением перелета По наиболее сложному и мало известному участку трассы.

За завтраком мы рассказали зимовщикам Моусона о своих впечатлениях о полете, а также новостях из Мирного, о которых мы регулярно имели информацию. Австралийцы поделились своими ближайшими планами. Поскольку на пути из Мирного на станцию Лазарев у нас уже была продолжительная семидневная остановка на станции Моусон, сейчас мы планировали пробыть на ней короткое время, пополнить запасы горючего и лететь в Мирный. Дж. Бичервайзе попросил нас сделать посадку на их станции Дейвис и провести некоторое время с небольшим коллективом этой станции, состоящим из восьми человек. Начальник станции Стейгер еще до нашего вылета из Мирного прислал нам приглашение посетить их станцию и сообщил о возможности посадки у них рядом со станцией на припае.

Распрощавшись с коллективом станции Моусон, мы вылетели в направлении станции Дейвис с намерением задержаться у них на сутки.

Пролетая залив Маккензи, расположенный на полпути между станциями Моусон – Дейвис, мы попали в сплошные облака и сильный встречный ветер. Наш самолет заметно сносило в сторону моря, путевая скорость не превышала 150 км/ч, приходилось часто включать антиобледенительную систему. Наш полет продлился более чем на 1 ч по сравнению с расчетным временем. Он был утомителен, особенно для Осипова и второго пилота Рогова. Пребывание на станции Дейвис дало нам возможность лучше познакомиться с зимовщиками этой станции.

Станция Дейвис расположена на западном берегу широкого полуострова, сложенного из коренных пород и свободного от оледенения. В центральной части этого полуострова имеется много глубоких озер, и некоторые из них никогда не замерзают. Поверхность отдельных озер ниже уровня моря до 60 м. Вода настолько прозрачна, что с борта самолета отчетливо видно дно при глубине 40 м.

Станция Дейвис очень компактная, домики такие же, как и на станции Моусон. В самом большом доме размещены кают-компания, кухня, библиотека, электростанция, ванная и все жилые комнаты. Из восьми человек персонала станции пятеро связаны с выполнением научной программы. Наблюдатели за погодой в совершенстве могут вести также аэрологические (радиозондовые) наблюдения, включая и работу с радиолокатором. Например, француз Клод – метеоролог-наблюдатель выполняет также биологические наблюдения и занимается изучением озер. Клод любезно согласился сопровождать нас в поездке на вездеходе «Фергюсон» к загадочным озерам, а управлять этим вездеходом было поручено инженеру-механику станции Нейману. Из беседы с Клодом мы узнали, что вода в озерах горько-соленая. Он наблюдал, как пингвин адели, зашедший в такое озеро, мгновенно выскакивал из него. В зимний период температура воды на поверхности озера, свободной от льда, достигает —13 °C.

Мы побывали у двух озер. Одно было покрыто тонким льдом, запорошенным 15-сантиметровым слоем снега, а другое, Клаблейк, было совершенно свободно ото льда, температура воды в нем оказалась равной – 4 °C, температура воздуха была – 5,8 °C. В другом озере температура воды —3,9 °C, воздуха —3,1 °C. Поверхность этого озера на 58 м ниже уровня моря.