(Скотной: "Какой же он герой, если не сбил полным боекомплектом и таранил".)
      Саломатин: "Я не борюсь за награду, мне бы помочь пехоте. Я забываю мать родную, когда иду в бой.
      Таран на догоне, вот таран!"
      Седов: "В бою все может быть при полном азарте".
      Скотной - молчаливый, грустный. "Вот в хороший клуб пройти я бы стеснялся, с девушкой бы постеснялся говорить". (Мы идем по снегу, прожектор.)
      Качества: 1-е - знать матчасть, чтобы играть ею; 2-е - уверенность и любовь к своей машине; 3-е - смелость, холодный ум и горячее сердце; 4-е чувство товарищества; 5-е - беззаветность в бою, преданность Родине, ненависть. Всегда ссоры: "Почему не я получил боевое задание?"
      Мартынов Ал. Вас., 1919 г.: "Ораниенбаум, района, с 1936 г. на планеришках, с 1937 г. на самолетах. Кончил фабзавуч, работал на заводе в Ленинграде и учился в аэроклубе - за всю зиму ни одного выходного. Окончил Чугуевскую школу, был оставлен инструктором-летчиком. В детстве змеев пускал. По счастливой случайности я сразу из школы вылетел 7 июля на фронт.
      Первая встреча с "хейнкелем" 11-го - я его атаковал 12 раз, он подзакоптился (под Знаменкой). Первый раз страшновато.
      Первый сбитый над плотиной в Запорожье, двое меня зажгли. MC-109. Пробоин я привозил много, раз меня избили, как старую куропатку. Когда снаряд попадает на метров 20-30 кверху, подкачаешь - и самолет слушается. 130 вылетов боевых.
      3 самолета лично (3 "мессера") и в группе - 4.
      8-го : сбил при патрулировании, заметил 2 MC, идут и бьют по колонне. Я решил во что бы то ни стало сбить. Мне помог Саломатин, который выбил с хвоста у меня "мессера", я первого загнал в землю с дымом, газом.
      9-го: первым я заметил его и первым бросился в атаку. Был миг колебания? Нет.
      23-го: снова бой, потери с обеих сторон.
      Горел в воздухе, был сбит зенитной артиллерией (обгорел, ранен). Пролежал несколько дней. Эвакуировался в Запорожье. 1 месяц лежал в госпитале. Был командиром эскадрильи по прикрытию Днепропетровской плотины. В сентябре был зам. командира полка.
      На ЮЗФ участвовал в 2 воздушных боях.
      1-й бой. Я с лейтенантом Седовым вел бой с двумя "мессерами" в районе Андреевки.
      2-й бой. 9/III я шел прикрывающим в звене Еремина.
      Гляжу - черные точки.
      Мы развернулись, пошли в атаку на истребителей. Мы шли со стороны солнца. Я кинулся за Мартыновым. Получилась собачья свалка. Я был не парный и кидался вышибать MC у тех, кто нуждался в помощи. Седов разогнал бомбардировщиков. Пока мы вели этот бой, наши "чайки" штурмовали цель. Мы их прикрыли.
      Лейтенант Скотной выбил у меня и у Еремина "мессера" из-под хвоста. Нет, я не боялся, когда горел, - страху не было, некогда было пугаться, шел бой.
      При атаке важно ударить сразу всеми самолетами, разбить их группы. 9-го благодаря массирован, и прицельному огню сразу три M были уничтожены. Седов врезался в шестерку бомбардировщиков в лоб, чуть не задел плоскостями. Сразу же эресом сбил одного.
      Враг не любит боя на горизонталях, на виражах и старается перейти на вертикальный бой. У противника все плавно - отрывается от резких виражей. На горизонт, скольжении можно уйти, он не ведет прицельного огня. Слетанность пар - залог успеха. Слежу за ведущим, он дает сигнал "выйти из боя" (головной дает сигнал "выхода", когда не хватает горючего, либо для нового массированного удара).
      (Еремин - 1 "мессер". Мартынов - 11. Саломатин - 11. Король - 11. Седов - Ю-87. Скотной - MC и Ю-88.)
      Узнаешь напарника по характеру летчика, а характер летчика весь виден в полете машины. Определять летчика в воздушном бою очень сложно. Противника я определяю, который сильный, настойчивый.
      Один на один, пусть у него и две железки, я его возьму. В прямом воздушном бою фрицу тяжеловато. Прямой поединок до последней капли крови. Они ловят простачков, клюют сзади. Я вынужден спасти товарища, чем сбить несчастного фрица.
      5. ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
      Юго-Западный фронт, зима 1942 года
      Авиационный генерал говорит по полевому телефону про авиабомбы, вылет бомбардировочной авиации, начало атаки и проч. Потом вдруг говорит: "Ребенок плачет на линии, должно быть, в избе".
      Пленного немца генерал велел нарядить в железные кресты и пустить обратно к немцам. Пленный заплакал и отпросился.
      Маруся-телефонистка. Ее все хвалят, все знают. Она всех называет по имени и отчеству, и ее все зовут - Маруся, Маруся! Никто ее не видел в лицо.
      Абашидзе - весельчак, комсомолец, батальонный комиссар, пошляк, - его отвратительный, наглый, грубый, высокомерный разговор со старухой крестьянкой - хозяйкой избы. Угрозы. Прикуривая, Абашидзе говорит: "Разрешите прикоснуться к кончику вашего удовольствия".
      Самолеты И-16 называются "ишаки".
      Говорят - не убит, а накрылся. Друг мой накрылся, какой парень!
      Спирт - Спиридон.
      Прекрасный, ясный день. Над хатами идут воздушные бои. Ужасные картины - птицы с крестами, птицы со звездами. Весь ужас, все мысли, весь трепет человеческого ума и сердца в этих последних мгновениях жизни машины, она крыльями словно выражает все, что есть в глазах летчика, его руку, его покрывшийся потом лоб. Самолеты низко, над самыми крышами. Вот врезался в землю, через несколько минут второй, человек умер на глазах, очень молодой, очень сильный, очень не хотевший умирать. Как он летел, как трепетал, как страшны перебои мотора, это перебои молодого сердца над снежным полем. Лисий и волчий норов желтокрестных "мессеров".
      Летчики говорят: "Наша жизнь, как детская рубашонка - коротенькая и вся обос...на".
      Странный парадокс: "мессеры" почти бессильны против наших "чаек", так как "чайки" очень медленно летают.
      Радость киношника, заснявшего трагический воздушный бой: "Затушую кресты, и все!"
      Всю ночь лежал мертвый летчик на прекрасном снежном холме - был большой мороз, и звезды светили очень ярко. А на рассвете холм стал совершенно розовый, и летчик лежал на розовом холме.
      Старший политрук Мордухович - маленький еврей из Мозыря, комиссар артдивизиона. В артдивизионе был боец, огромный тульский рабочий Игнатьев, смельчак, один из лучших бойцов дивизиона. Комиссар на время уехал. Во время перехода Игнатьев отстал от части, пристал к другой части, был в обороне, дрался. В период затишья его послали обратно в свою часть. По дороге его задержал пост НКВД. Игнатьева арестовали и предали суду за дезертирство. Трибунал приговорил его к расстрелу. В это время вернулся Мордухович и узнал всю эту историю. Он кинулся к комиссару дивизии, рассказал ему, какой Игнатьев замечательный боец. Комиссар за уши схватился: "Помочь теперь не могу!" Игнатьева повели расстреливать уполномоченный Особого отдела, комендант штаба, два бойца и замполитрук. Игнатьева подвели к леску, комендант выхватил пистолет и выстрелил ему в затылок. Произошла осечка. Игнатьев оглянулся, закричал и бросился бежать в лес. По нему открыли огонь, но все время мазали. Он скрылся. В трех километрах от этих мест находились немцы. Игнатьев три дня бродил по лесу. Ночью пробрался в дивизион в блиндаж к Мордуховичу. Мордухович сказал: "Не бойся, я тебя спрячу". Он дал Игнатьеву поесть, но тот не мог кушать, плакал, дрожал. Мордухович пять дней прятал у себя в блиндаже Игнатьева. На шестой день Мордухович пошел к комиссару дивизии, рассказал ему все. "Спасите, товарищ комиссар, ведь человек сам пришел! Говорит, я лучше умру от своих, чем перейду к немцам! И ведь невинный совершенно". История потрясла комиссара дивизии, и он поехал к комиссару корпуса. Тот тоже взволновался и отправился докладывать командующему армией. Приговор отменили. Игнатьев остался в дивизионе. Ходит теперь за Мордуховичем дни и ночи. "Что ты за мной ходишь?" - "Боюсь, что немцы убьют вас, товарищ комиссар, стерегу вас".
      Бойца, обвиненного в дезертирстве, вели в трибунал. Наскочили немцы. Конвоиры, побросав оружие, бросились бежать, дезертир схватил винтовку, двух немцев убил, третьего привел в трибунал. "Ты кто?" - "Судиться пришел".
      Рота смертников, составленная из приговоренных к расстрелу, которым расстрел заменен передовой. Ротой командует лейтенант-самострел, приговоренный к расстрелу.
      У людей в этой смертной роте пегие, обмороженные лица, с розовыми следами сорокаградусного мороза, рваные шинели, страшный кашель, откуда-то из желудка, хриплый, лающий. Сиплые голоса. Все они заросли бородами. Танкисты прорвали огнем и гусеницами линию укреплений и высадили в Волобуевке десант под командованием старшего сержанта Томилина. Бой длился восемь часов. Десант Томилина овладел 12 домами, разгромил узел связи 75-го дивизиона 75-й пехотной дивизии. Сам Томилин убил десять фашистов, отделение сержанта Галкина уничтожило 30 человек, подожгло 6 хат с автоматчиками и пулеметными гнездами, забросали штаб батальона гранатами. Действовали две группы, общей сложностью 55 человек, в течение ночи. Утром присоединились на южной окраине Волобуевки к нашим наступающим войскам. Томилин, ведя бойцов в бой, кричал: "А ну, бандиты, вперед!"
      Танки ворвались в деревню под ураганным огнем минометов, сержант Вайсман, командир танка, протаранил хату-дзот, убил тридцать человек и уничтожил ПТР. Механик-водитель Логвиненко протаранил хату и весь день бил из хаты, высунув пушку в окно.
      Седьмой Гвардейский гаубичный артполк РГК.
      Первой батареей полка командовал Васильев, ныне он награжден и переведен в помощники командира дивизиона. Батареей же командует старший лейтенант Байгушев. Комиссар батареи политрук Братин. 24 января 1942 г. стали гвардейцами. 29 декабря 1941 года, в день получения боевого приказа, зародилась парторганизация. Было три коммуниста, стало 35. Семнадцать человек - разведчики. Командиры взводов представлены к правительственным наградам. На столе приказ по ЮЗФ, в нем фамилия Васильева, награжденного орденом Красного Знамени.
      31 декабря 1941 года, 18 часов, первая батарея получила боевой приказ: одним орудием выехать в тыл противнику, разбить огневые позиции и скопления огневой силы. Комиссар собрал коммунистов и объяснил задачу: пробраться надо было в деревню Плота; путь оказался очень тяжелым, через крутой овраг, орудие тащили на себе, машину с боеприпасами тоже вытягивали руками сантиметр за сантиметром. В 24 часа, в момент встречи Нового года, открыли огонь прямой наводкой с 800 метров по противнику - скоплению в количестве 600 человек. Выпустили 24 гранаты. Уничтожили немецкий штаб, склад с боеприпасами, много хат, много людей, коней, 20 пьяных офицеров. Вел огонь расчет Романова. Сутки не ели. Противник отстреливался минами и автоматами. Наводчиком был Гаврилов. Расчет состоял из 10 человек: командир, наводчик, заряжающий, правильный, подносчики, досылающий. Разведчики Перепелов, Афанасьев, Степанов написали заявление о приеме в партию. После приема разведчики отправились в тыл противника и провели там восемь дней. За эти восемь дней они три раза возвращались со сведениями. Белоусов ходил в разведку в Волобуевку, вел бой с передовым охранением противника, бросил две гранаты.
      Молодой наводчик Быков и командир орудия Тарантохин вместо положенных 14 выпустили за пять минут 18 снарядов. Старики артиллеристы говорят, что не видели такой быстрой и точной работы.
      Уничтожено три хаты.
      Тракторист Демченко Сергей не имеет ни одной аварии, что большая редкость при таких страшных морозах. Душевно болеет о своей машине, не отходит от нее, уважает ее, на полчаса уйдет и начинает скучать.
      Связь с пехотой перешла в дружбу с пехотой. Ведь все вместе.
      Дивизион все время в движении. Нужны тракторы без отказа. Нужны щели. И для жизни землянки. Нужны блиндажи для боеприпасов. Нужно подготовить место для орудия, и на это уходят сутки работы без сна. А позиции меняем часто, тяжелая работа идет беспрерывно. В 8 часов заняли, а в 24 часа уходим на новую позицию.
      Еще об операции 31 января 1941 года. Помощник командира батареи Байгушев, комиссар Брагин, командир орудия Романов, наводчик Гаврилов, заряжающий Иванов, замковый Украинец. Пошли в тыл без дороги, яром съехали в яр, а затем сто пятьдесят метров тащили орудие и машины. Тащили над крутым обрывом, снег под кузов, тащили 4 часа.
      Дневник 1-й батареи.
      "30 ноября 1941 года в 7.00 первая батарея вытянулась в боевой походный порядок по маршруту Новый Аскол - Языкове.
      18.00 - вся батарея прибыла в указанное место и заняла боевой порядок. С утра повзводно батарея приступила к инженерному оборудованию боевого порядка ОП и трассировки и открытию НП. Приходилось землю кирковать и применять лом и клинья. Работы выполнены в срок, указанный командованием. Орудия поставлены каждое на свое место и замаскированы как с воздуха, так и с земли. Командование полка отметило хорошее внешнее оборудование землянок, их удобство. Организовано непрерывное дежурство разведчиков, связистов, пост в НОС.
      3 декабря 1941 г. вели пристрелку реперов из первого орудия. Точность огня отличная, но отмечена некоторая медлительность. Было проведено отрытие противотанковых щелей в танкоопасном направлении. До каждого бойца доводится сообщение Совинформбюро. Через день выпускались боевые листки в 2 экземплярах. В землянках вывешены плакаты и Доска почета. 20 декабря 1941 г. выехали на огневые позиции. Приступили к отрытию щелей и блиндажей. КНП был выкопан в полный профиль. В ста метрах от КНП отрыли землянку, где взвод управления может отдыхать со всем полевым комфортом.
      Огневики тренировались в быстроте работы у орудия, а управленцы - в передаче целеуказаний и отыскивания целей. Огневые: был расчищен от леса сектор обзора и обстрела. В 6.00 прогремел первый выстрел. Хорошо и дружно работали огневые расчеты, мастерски давали беглый огонь. Особенно быстро работали наводчик Гаврилов и номера расчета третьего орудия Ниязов, Кожинов, Мякушев. Связисты безошибочно передавали команду. Прекрасно работали разведчики, быстро и точно давая отклонения от цели, а также беспрерывно ведя наблюдения за действиями противника и продвижением своей пехоты к намеченным рубежам. Разведчики старались выявить еще не подавленные огневые точки.
      13 января 1942 г. Младший сержант Белоусов был послан для связи с пехотой. На пути лежала лощина, поросшая лесом. Пробегая лесом, Белоусов заметил линию связи, соединяющую два немецких поста. На ближайшем к нему посту дозора не было. Белоусов снял лыжи и порвал связь. Пошел в глубь леса, нашел пустую катушку и намотал на нее 70 метров телефонного кабеля. 12 января 1942 года старший сержант Иванов и разведчик Офицеров на склоне холма увидели 7 человек. Оказалось, фашисты подвели к проруби человека и стали его окунать. От огня фашисты удрали, а на льду остался полузамерзший старший военфельдшер. От страха он обмер.
      25 января 1942 года. Погода ухудшилась, дул сильный ветер, метель, пурга не давали возможности вести огонь.
      2 февраля 1942 года. В 23 часа 30 минут во время движения на передовом НП был убит осколком мины гвардеец Николаев, отважный разведчик, спокойный, выдержанный, исполнительный и смелый гвардеец.
      5 февраля 1942 года. На батарее было проведено партсобрание. Обсуждались обязательства к 24-й годовщине Красной Армии. Ночью батарея сделала удачный огневой налет по селу Малиновка. Командир 224-ой сд объявил всему дивизиону благодарность.
      В течение 19 дней батарея вела огонь по хутору Ямы, производились огневые налеты по скоплениям пехоты, по колоннам автомашин, по подводам. Проведено 4 партийных и 3 комсомольских собрания. Боевые листки выпускались аккуратно.
      24 января 1942 года. В 6.00 Московское радио сообщило радостную весть: нашему полку присвоено звание 7-го Гвардейского".
      В третьем дивизионе командир дивизиона капитан Рожков - "любимец пехоты": пехота его обожает и не отпускает.
      Повар в гвардейском полку очень любит слово "оформить". "Сейчас оформлю на столе", "Сейчас оформлю баранину", "Эй, хозяйка, оформи-ка нам кислой капустки".
      7-й Гвардейский гаубичный полк РГК
      Дневник полка.
      "23 июня 1941 года в 8 часов утра полк получил приказ выступить на защиту Родины, и в 15.00 первый дивизион капитана Черняка дал мощный артиллерийский залп по врагу. 12 мощных 152-мм гаубиц каждую минуту выбрасывали на фашистские головы полторы тонны металла. Так началась боевая история гаубичного полка.
      24 июня 1941 года полк уничтожил 2 артиллерийские батареи, 3 минометные батареи и более полка пехоты. Фашисты отступили на 18 километров. В этот день полк израсходовал 1380 снарядов.
      25 июня 1941 года полк вел СО (сосредоточенный огонь) по Нагачуеву и Коханувке. Уничтожено: три артиллерийские батареи, полк пехоты, две 105-мм батареи и восемь танков.
      28 июня 1941 года. Дивизион капитана Крупского вел огонь по переправе Каменный брод, переправу разбили. Уничтожено: рота мотоциклистов, две роты пехоты.
      29 июня 1941 года. Полк вел беспрерывный 10-часовой бой. Было обнаружено скопление танков в урочище Запуст, и весь полк обрушился своим огнем на фашистские танки. Урочище загорелось. Уничтожено 150 танков.
      В районе Подзамочье полк вел жестокий, кровопролитный бой, уничтожив 1500 фашистов. Пали смертью храбрых капитан Мегере, лейтенант Котельников и лейтенант Слюсарев.
      В течение четырех дней полк крушил противника под Днепром".
      Самая сложная стрельба с большим смещением.
      Комиссар 5-го Гвардейского сошел с ума после налета авиации и рейда танков.
      Планшеты, необходимые для командиров батарей, Делали из больших икон.
      Комиссар нарезал шпалы из красных резинок.
      28 самолетов налетели. Ни один артиллерист не отошел от орудий. Командир объяснил: они привязаны к материальной части.
      Ночью командир гаубичного полка подполковник Тарасов, лежа в избе на полу, читает "Фауста". Он в пенсне, протирает стекла кусочком замши.
      Тарасов рассказывает, как он всыпал немцам. В его рассказах видна психология артиллериста. Как-то пехота донесла о том, что немцы по звуку рожка ходят обедать. По дымку определили кухни. Приказал подготовить данные, зарядить орудия и о готовности доложить. Дали сосредоточенным огнем.
      Немецкого пленного везли в санитарном поезде. Чтоб спасти ему жизнь, нужно было переливание крови. Он закричал: "Найн, найн!" Не то боялся еврейской, не то не хотел славянской крови. Через 3 часа умер.
      Оборона дрогнула, бойцы побежали. Батальонный комиссар с двумя револьверами в руках кричал: "Куда, куда, вперед, за Родину... Вашу в Христа бога мать!.. За Сталина, б...!" Бойцы повернули и вновь заняли оборону.
      Боец, фамилии нет, известно, что был кучерявый, 12 дней ездил на санях, переодевшись в гражданскую одежду, по тылам немцев. В соломе у него были спрятаны миномет и мины. Открывал огонь, потом прятал миномет в солому. Немцев он встречал с песнями. Они его ни разу не заподозрили. Уедет от немцев, вытащит миномет и по ним же ударит.
      Старшина отлупил бойца.
      Фотограф Рюмкин матерно ругал артиллеристов-гвардейцев, нефотогенично повернувшихся во время боевой стрельбы.
      Лейтенант Матюшко командует истребительным отрядом, задача которого истреблять немцев, засевших в хатах. Ворвавшись в деревню, истребители кидаются по хатам. Матюшко сказал: "Они у меня все бандиты, война эта в хатах бандитская". Случается, немцев душат руками.
      Из дыма и пламени слышался голос сержанта: "Сюда не бейте, я занял хату!"
      Истребитель вошел в нашу хату и темным, быстрым своим взором окинул сидящих. И все поняли, он это делает по привычке человека, врывающегося в хату и убивающего. Лейтенант Матюшко тоже понял его взор и, смеясь, сказал: "Вот он один нас всех бы здесь укокошил!"
      Вошли в деревню Малиновка с батальоном мотопехоты. Хаты горят. Немцы кричат, умирают, один, черный, обгоревший, дымится. Бойцы два дня не ели, на ходу жуют сухой пшенный концентрат. Полезли в разбитые погреба - вмиг добыли картошку, набили котелки снегом, варят картошку на углях, добытых в горящих избах... Как попал в погреб труп лошади? Нельзя понять! В этом же погребе разбитая бочка капусты, бойцы жадно едят ее полными пригоршнями, говорят: "Ничего, ничего, кушайте, она не отравлена". Тут же в погребе на лошадином трупе сделали перевязку раненому фотокору. Потом налетели наши самолеты и, не зная, что деревня уже занята, нас же пробомбили. Комбат Козлов, отражая атаку танков, был очень весел и совершенно пьян. Танки отбили лихо.
      3-й Гвардейский казачий кавалерийский корпус уходит в бой. Грузят штабное имущество в грузовики, сматывают связь. Зимний, морозный вечер полон неизъяснимой прелести. Тихо и ясно. Потрескивают в походных кухнях дровишки. Коноводы ведут лошадей. Девушка посреди улицы обняла казака, целует его и плачет.
      Замечательный наводчик на батарее, воюет с первого дня войны. Убит осколком. Убит в тот момент, когда смеялся. Он лежит замерзший, смеющийся, мертвый. Лежит день, лежит два. Никому не хочется его хоронить - лень. Земля как гранит от мороза. Плохие у него товарищи! Не хоронят трупов! Оставляют убитых и уходят. Похоронных команд нет. Никого этот вопрос не волнует. Никому до него нет дела. Через старшего батальонного комиссара Зотова шифровкой сообщил об этом в штаб фронта. Какое-то дикое, азиатское бездушие! Как часто приходится наблюдать подход резервов к линии фронта, пополнение идет по местам недавних боев, среди валяющихся, непохороненных убитых. Кто прочтет, что происходит в душах людей, идущих на смену этим, валяющимся в снегу?
      Расстрел предателя. Пока зачитывали приговор, саперы кирками копают ему могилу. "Снимите сапоги", - сказали ему. Он очень ловко, носком одного сапога снял второй, а с оставшимся несколько мгновений повозился, попрыгал на одной ноге. Затем он вдруг сказал: "Отойдите, товарищи, шальная пуля может в вас попасть!"
      Курская магнитная аномалия мешает летчикам и артиллеристам, путает приборы. Магнитная аномалия пошутила над "катюшей", а "катюша" пошутила над нашей пехотой, накрыла передний край. Утром на засыпанной снегом деревенской улице установили стол, покрытый красным сукном, выстроили танкистов из бригады полковника Хасина, началось вручение орденов. Все награжденные долгое время были в непрестанных боях, их строй похож на строй рабочих из горячего цеха: в рваных спецовках, в одежде, лоснящейся от масла, с черными, рабочими руками, и лица у всех типичные для рабочих. Награждаемого вызывают к столу, и он идет тяжело, с перевальцем, по глубокому снегу. "Поздравляю с высокой правительственной наградой!" "Служу Советскому Союзу!" - отвечают сиплые голоса русских, украинцев, евреев, татар, грузин. Рабочий интернационал на войне.
      Хасин в избе, окруженный помощниками, с выпуклыми темными глазами, с кривым носом, с синими от недавнего бритья щеками. Похож на персиянина. Его рука, похожая на когтистую лапу хищной огромной птицы, водит по карте. Он объясняет мне, как прошел недавний рейд танковой бригады. Ему очень нравится слово "облический", и он беспрерывно повторяет его: "Танки двигались облически..."
      Еще в штабе фронта мне рассказывали о том, что семья Хасина погибла во время массового расстрела мирного населения города Керчи, учиненного гитлеровцами, и что Хасину случайно попалась фотография лежавших во рву убитых, и он опознал среди них жену и детей. Я думал о том, что чувствует этот человек, когда ведет в бой свои танки. Цельности впечатления от этого человека сильно мешает то, что в штабной избе развязно и нагло командует им молодая женщина-врач. Говорят, что она командует не только полковником, но и его танковой бригадой. Вмешивается в любые распоряжения, правит списки представленных к наградам.
      Ночью разговариваем, не шибко трезвые, с командиром мотострелкового батальона Козловым. Он мне рассказывает, что награжденный утром двумя орденами герой, на которого я смотрел с восхищением, начальник разведки бригады, совсем не герой. Меня это поразило, так как казалось, что уж подлинней того, что я видел утром на деревенской улице, быть не может. Козлов подарил мне железный крест, снятый им с убитого офицера. Офицер лежал, рассказывал мне Козлов, тяжело раненный, пьяный, среди сотни стреляных гильз от автомата. Его, раненного, пристрелили бойцы. В кармане нашли порнографическую открытку.
      Козлов и Буковский утром решили устроить состязание в стрельбе из револьверов. За сараями к старой груше прикрепили мишень, ко мне отношение жалостливое и снисходительное: гражданское лицо, не имеющее никакого опыта. Видимо, в силу необычайной случайности я всадил все пули до одной в яблочко. Ветераны Козлов и Буковский не попали ни разу. Думаю, что тут случайности не было.
      Беседа с бойцами мотострелкового батальона.
      Михаил Васильевич Стекленков (жилистый, худощавый, белобрысый, 1913 года рождения, родина - Гусь-Хрустальный, убежал из 5-го класса, стал работать; в 1935 году попал в кадровую школу артиллерийскую, был разведчиком, имел благодарность от командира корпуса): "Какой нам скучать садимся и запеваем песни. Нам скучать некогда! Подумаешь о доме и забудешься. Отца моего в империалистическую войну газом отравили немцы, меня 23 июля направили в город Иванов в Военно-политическую школу; выстроили курсантов по тревоге, выдали, что положено, и пошел... Меня спрашивают: "Что ты все веселый?" "А что мне?" Хозяйка в избе спрашивает: "Что вы песни поете, теперь война!" А я ей: "Песни теперь только и петь..." Ну, расчет у меня смелый был - от орудия никуда. Я лежу, за бомбами смотрю, успею отползти, если понадобится... Вот тут, правда, из табаку выбились... Орудие 45-мм, из этой пушки вплотную интересно бить... Зачем ждать конец войны? Если доживу, домой вернусь, а не доживу, что ж такого..."
      Продолжение беседы с бойцами мотострелкового батальона.
      Косткин Николай Петрович, 1918 года рождения, рязанский, пошел трактористом, не успел жениться. Два брата на фронте, моложе его, а отец сапер.
      В 1938 году служил в войсках НКВД. В разговор вмешивается Стекленков, говорит: "Я теперь без войны не могу, выведут из боя, скучать начинаю". Косткин отморозил себе руку и ногу, но не уехал в госпиталь. Он командир взвода автоматчиков. "Четыре ночи в бою был, не заснул, какой-то азарт меня берет. Командир спрашивает: "Как, дадим?" "Дадим!" - И весело сразу мне. Я пули не боюсь, черт с ним, пусть убьет!"
      Продолжение беседы.
      Красноармеец Иван Семенович Канаев (1905 года рождения, августа 22-го, из села Дубровичи Рязанской области, работал дорожным мастером с 1930 года. Семья - восемь человек, отец - 61 год, мать - 58, жена и четверо детей. До войны призывался в 1929, 1930, 1931 годах. Последний раз на радиосвязи). "Учили, а мне в голову ничего не вложилось. Призвали 3 июля 1941 года, повестку принесли, когда дрова рубил. Песни пели, вина выпили, море по колено! Утром колхоз дал лошадей и отправили в Салочу, а вечером - в Рязань в казармы. Учили в Дашках на шофера. Жена, мать приходили ко мне. Командование было очень хорошее, отпускали. Раз шесть дома был. Попал в первый мотострелковый батальон. Вот когда приближались к фронту, было действительно страшно. А пошел в бой, и стало как-то веселей. А теперь, как на работу, в бой хожу. Как на фабрику ходят. Я двадцать два раза в бой ходил. Под Богодуховом меня ранило, легко. Но я не ушел с передовой. Чего в госпитале путаться. Поподробней? Значит, пришел в мотострелковый батальон, он еще в бою не участвовал. Первая Сталинская бригада. Приехали на фронт, заняли оборону, утром взошло солнце, а он с левого фланга стал бить из пулемета, зажег нам баки с бензином. А к вечеру мы ворвались в его окопы. Вперед было страшно, а сейчас я его пуль не боюсь, один миномет в тоску кидает. У меня винтовка - родное оружие, она не отказывает. Упала у меня в Богодуховке в грязь - я думал, пропадет, нет, слава тебе господи. Ходил я и в штыковую, только немец ее не принял. Крикнули "ура", он вскочил и бежать. По дому я меньше скучаю, но, главное, ребятишек повидать хочется, особенно младшего, народился, я его и не видел. А в общем скучаю. Есть один друг у меня, Селидов, с первого дня мы с ним. Днем прошли километров пятьдесят. Если со здоровыми ногами, не так уж трудно. Мы в Петрищеве взяли трофеев, а я для себя ничего не взял. Зачем мне, убьют. Часов ручных мог бы набрать дюжину, но у меня натура такая, мне отвратительно к нему, к его вещам прикоснуться. У меня вещевая сумочка легкая. Пошамать хлеба - раз, тетрадочка, пара белья, портянки запасные. Случалось с немцами прямо, лицом к лицу. Нас человек пятнадцать, а их целый взвод. Он меня ранил, а я его убил. Он выскакивает. Я помыслил, меня, словом, заинтересовало, хотел его живым взять. Стой, кричу, он по мне очередь - в руку попал. Я по нем приложился, все равно моя веселей, он упал. После мне хозяйка из хаты крынку молока вынесла, я попил. Вот перевязаться нечем было, я на раненого мальчишку бинт свой затратил, деревенский мальчишка, плечо ему перевязал. Иду теперь в бой спокойно, есть, конечно, чувствие, но привык. Назад от миномета никогда не ходи. Побежишь назад, конец тебе! Если из пулемета он бьет, тоже в цель не очень попадает. Заляжешь, перебежишь. Замолк он, опять беги вперед! А как уж назад пошел - догонит! Автоматчики, они бесцельно бьют. Наступление утрецом, пораньше лучше всего. Он бьет, а ты видишь, откуда он бьет. Орудийным он редко бьет, и все у него перелет. Авиация, ну что она у него может сделать? Рассыплешься по полю. Вот миномет, я считаю, отвратительный. Он у него самый сильный. Дома воротного скрипа боялся, а здесь ничего не боюсь. В Петрищеве я пулеметчика сшиб на крыше. Подход мы сделали, залегли. Мороз сильный, а лежали долго, я здорово замерз. Как вскочил на ноги, ай, ай, больно! Ну, совсем замерз. Я из винтовки приложился по пулеметчику, он сразу замолк. Потом проверил: я ему в бровь попал. Я им человек пятнадцать извел. Я, что ли, пошел на него воевать? Мы воюем на своей земле. Весело больно было бежать в бой в Морозовке. Он отступает. А мы за ним бежим. Наслушаешься - мирное население про него такое рассказывает, такая у него подлость - разве их можно миловать?
      День начался. Побрился, конечно, винтовку почистил, самого себя в порядок привести надо. У меня хозяйка иголку выпросила; я в бою хлястик потерял; достал хлястик, а пришить нечем. А вот пуговиц у меня всегда полон карман. Мое заключение такое, что мы должны победить. Я не знаю, каким только путем они нас летом брали. Вояка он отличный, но трус. Я сам лично видел: цельный взвод хотел к нам перебежать, а офицер наставил револьвер и удержал их. Меня, извините, ранило неловко, я перепугался, к жене ехать не с чем, а врач посмотрел и говорит: "Ну, счастливо отделался, все у тебя в порядке".