"Секунда" - выкуривала пачку "Житан" минут за сорок и выпивала бутылку вина - еще быстрее. После чего ей был необходим спарринг-партнер для тренировочного боя. Я выстоял против нее целых восемь "раундов", покуда в суде нам не сказали - "брек" и развели по разным углам жизни. Предполагаю, она до сих пор жалеет, что не завершила нашу встречу нокаутом...
      "Терция" - обучала меня английскому языку, а я, как полагается, прогуливал уроки. Не приходил домой ночевать, выдумывая объективные причины. Что съемки видеоклипов надо обязательно проводить ночью, поскольку в это время - аренда студии на пятьдесят процентов дешевле... Был отчислен за неуспеваемость...
      "Кварта" - все время думала о перспективах. Как станет вдовой, как меня похоронит, и в каких это будет тапочках. Мысли о будущем не давали ей покоя, поскольку по моему некрологу - Кварте оставалось все имущество. И когда в сороковой раз она переспросила - какого размера обувь я ношу, мне ничего другого не оставалось, как сделать ноги. Да и Бог с ним, с имуществом...
      "Квинтилия" - заботилась о моем здоровье. Не разрешала: пить пива больше одною литра в день; общаться с посторонними дамами по телефону; курить без перерыва; есть острое, соленое, перченое и копченое; общаться с посторонними дамами без телефона; распоряжаться самим собой по собственному усмотрению... Вот я и подумал - а для чего мне такая оставшаяся жизнь?!
      В десять лет Иоганн Мошка решил заменить мне дядю, которого никогда не было. Смастерил по такому случаю черный цилиндр и заявил, что приехал из Франции. "Ты знаешь, - вкрадчиво сообщил он при встрече, - что я скончался в прошлом году и оставил тебе большое наследство?" Разумеется, я и понятия об этом не имел. "Ггрррьяяяя, ррррьяяяя-ррррьяяяя-ррррьяяяя!.." - стал таинственно напевать Мошка и продолжал "рррьякать", покуда я не отдал ему читательский билет за номером один. Правда, б обмен на черный цилиндр и завещание. Другого способа избавиться в тот день от новоявленного "дядюшки" не существовало... А похоронили Мошку осенью, и я присутствовал на церемонии в его цилиндре. "Завещаю вам - всё!" - такова была последняя воля Иоганна Мошки...
      В городе Биш проживали два признанных писателя. Почти ежедневно они собирались в одном месте, чтобы культурно провести время. Только у них ничего не получалось - обязательно напьются и морду друг другу набьют. Остальные писатели в городе Биш считались непризнанными, поэтому им приходилось тихо наблюдать за "монстрами" и обсуждать свои наблюдения. Подобный кошмар назывался - "Литературным объединением". "Все поэты онанисты!" - декларировал первый признанный. "Все прозаики - извращенцы!" пропагандировал второй. И можно было не разделять какую-то позицию, но никто не отваживался возражать обоим...
      Признанные от непризнанных отличались только публикациями - одним удалось донести свой бред до читателя, а другим - нет. Отчего так исторически произошло - никто понятия не имел, но признанные учили непризнанных литературному мастерству и качеству. Когда им подсовывали листочки с каракулями, признанные охотно объясняли, почему сочинения эти дерьмо. Правда, иной раз они ошибались и принимали цитаты из собственных публикаций за произведения других авторов. Но приговор оставался прежним "тоже - дерьмо..." В двадцать пять лет мне надоело оставаться читателем, и я примкнул к молодым непризнанным...
      В группе нас было семь человек и девушка, которая сочиняла рассказы про кораблики с разноцветными парусами. От этого она в скором времени сильно забеременела и перестала общаться с литераторами. Принципиально. Еще на сверхзвуковой скорости сошел с ума боевой летчик. Он отказывался есть мясо, куру, колбасу и фиксировал на бумаге только поток своего сознания. Больше ему ходить в туалет было нечем... Можно вспомнить и Александра по прозвищу Пестик, у которого в пяти рассказах - триста пятьдесят раз упоминался "черный пистолет..." А также нелишне упомянуть безнадежного романиста, который умудрился написать порнографическую повесть для детей дошкольного возраста "Про зайчиху Пусси". В связи с чем никого из нашей группы не принимали в стационар. А только поясняли, что для больных со сходными заболеваниями - мест нет. Ибо Литература - зараза неизлечимая...
      Когда мне стукнуло тридцать, мимо города Биш стали прокладывать автомагистраль и потревожили отчие могилы, то есть - окончательно разворошили. Тогда я пошел на бывшее кладбище, разыскал череп Мошки и притащил его домой, чтобы гладить и приговаривать - "Мой бедный Иоганн!" Это подвигло меня на театральный пост, в том смысле, что - "шоу мает гоу он" до полного похудания. Театральная труппа тоже делилась на основной состав и вспомогательный. Что было весьма удобно, когда главный актер погибал для зрителя. Ему тотчас же находилась замена из вспомогательного состава, если "клон" был в более трезвом виде. Я поступил на сцену во время поголовной эпидемии и незамедлительно получил роль "второго фашиста в третьей страже". Без слов. Мы появлялись на пару с "первым фашистом" и уводили главного героя на расстрел, если он мог передвигаться самостоятельно. Если нет - бросали главного героя на пулеметную амбразуру и кланялись. Поскольку на этом шоу заканчивалось. Что вскоре нам надоело, и мы зашвырнули главного героя в оркестровую яму. Ради импровизации. В связи с чем в труппе произошло резкое сокращение штата, и всех "фашистов" уволили...
      А еще в восемь лет - мы бегали с Мошкой по проволоке, изображая цирковых клоунов. Для этого бабушка сшила мне специальную шапочку, чтобы я больше походил на полудурка. При встрече со всеми мы дико хохотали, подпрыгивали и падали на спину, но малоподготовленные люди не слишком-то разбирались в цирковом искусстве. Особенно в вечернее время... Поэтому люди окрестили нас "попрыгунчиками" и перестали встречаться. "Надо поменять амплуа", - догадался Мошка после трех инфарктов, случившихся на пашей улице. И мы "переклинились" на гильдию жонглеров и эквилибристов. Покуда не выбили все стекла на первых этажах. Тогда возмущенные граждане ворвались в помещение книгохранилища, нашли под моей кроватью потрепанный чемоданчик с журналами "Цирк" и сожгли их на площади... Как бишь назывался этот город?..
      В двадцать два года - я поступил на работу в научно-исследовательский институт, в качестве подопытного кролика. На мне отрабатывалась важная народно-хозяйственная программа - насколько мартышкин труд облагораживает человека. Опыты проводились в режиме повышенной секретности, для соблюдения "ноу-хау". Поэтому вместе с другими "кроликами" я - пил, нецензурно выражался и ничего практически не делал, дабы ввести посторонние государства в заблуждение насчет интенсивного строительства социализма в отдельно проклятой стране... Это был тот же цирк, но с большим количеством уродов. И мне оставалось только сожалеть, что Иоганн Мошка не дожил до этого светлого времени...
      После революции - я занялся рекламным бизнесом...
      В семьдесят пятом - не закончил школу...
      В девяносто восьмом - опубликовал первый роман...
      В тридцать три года - посадил дерево...
      В девяносто шестом - построил дом...
      В канун миллениума - развелся в последний раз...
      В девяносто седьмом - лишился дома...
      В восемьдесят шестом - сбежал из института...
      * * *
      И теперь вам известно - кто есть я на самом деле...
      сюжет
      Тем не менее я промолчал, как будто вся эта
      [история меня] не касалась. После чего стал
      перечислять [кушанья] из нашего обеда...
      Петроний Арбитр. Сатирикон
      В городской библиотеке мне выдали "Сатирикон" Петрония под честное слово, что я не стану покидать читальный зал с этой книгой, кроме как вперед ногами. Подобные сравнения возникали у меня невольно всякий раз, когда я вспоминал о печальной судьбе Густава Шкреты. Теперь же мне предстояло отыскать гибельные аналогии и в тексте романа. Я сомневался, что Густав читал "Сатирикон" на языке Петрония, поэтому за основу своих исследований смело взял перевод, с обширными комментариями...
      Первое, что бросилось мне в глаза, - это многочисленные лакуны, отмеченные квадратными скобками - [ ]. И либо здесь текст был безвозвратно утрачен, либо он подвергся уничтожительной критике, скорее всего средневековых переписчиков. Не знаю - с каким умыслом отсутствовали эти фрагменты. Поскольку приглашенные на следующий уик-энд гости кажутся всегда интереснее, чем чавкающие сегодня перед тобой болваны. Вдобавок мои фантазии по поводу загадочной дамы, которая не пожелала со мной отобедать и повеселиться, простираются намного дальше картинки, когда дама уже "нахрюкалась" и дрыхнет...
      Исследуя "Сатирикон" далее, я осмелел и пришел к выводу, что, невзирая на многочисленные сцены любовного содержания, - текст романа абсолютно не эротичен, поскольку осмеянная связь, даже чижика с пыжиком, не побуждает на аналогичные извращения. То есть любая лакуна - это предмет изучения критика на предмет его патологии. А для подобных умозаключений у меня нет - ни опыта, ни времени, ни квалификации...
      Обширные комментарии, между прочим, неизменно отсылали меня - домой, в объятия Морфея. Такие гомосексуальные направления меня не устраивали. И, продолжая индифферентно рассматривать книгу, я выделил для себя - схолию, с которой не прочь был и переспать. Данное пояснение относилось к главе LXXXIX, где пелось о крахе Трои. А на эту же тему была написана и поэма Нерона, как указывалось в "Анналах" Тацита...
      [распространился слух, будто в то самое время, когда Рим был объят пламенем, Нерон поднялся на дворцовую сцену и стал петь о гибели Трои, сравнивая постигшее Рим несчастье с бедствиями давних времен]
      "Экий артист-брандмейстер, - подумал я. - Прямо не история Древнего Рима, а конкурс пожарной самодеятельности". Но прежде чем разобраться с поджигателями, я стремительно предположил, что в "Анналах" и "Сатириконе" речь идет об одной и той же поэме. А именно - "О гибели Трои", написанной Нероном. "Гиссарлык!!!" - радостно воскликнул я. Да так, что с библиотечных полок сдуло вековую пыль, а служительница едва не свалилась со стула...
      Итак, окрыленный успехом, я стал защищать свои предположения - сперва от нападок служительницы, которая все время твердила "Тихо-тихо", затем - от многочисленных комментариев, которые ни в грош не ставили Нерона и, наоборот, - приписывали авторство "Сатирикона" некоему Петронию. Когда, по свидетельству самого же Тацита, император Нерон, кроме театральных подмостков, не чурался и литературного творчества...
      [приблизительно тогда же, начав с безделицы, Нерон написал свой роман, но во время публичного представления вспыхнуло жестокое побоище между жителями Нуцерии и Помпеи за право инсценировать его]
      И поскольку место действия сохранившихся частей "Сатирикона" италийская провинция Кампания, то, значит, и жители Помпеи - обладали большими правами на инсценировку, ввиду расположения этого города по месту действия. Вдобавок известно, что кроме "Тройки" император Нерон сочинил еще ряд эпических произведений, которые, к сожалению, - не сохранились. А о творческих изысканиях самого Петрония нам ничего не известно. Следовательно, их и не было...
      Как же тогда развивались события, учитывая вспыльчивый нрав Нерона и сомнительность безнаказанного плагиата. Откуда на рукописи появилась подпись - "Петроний Арбитр"? Ведь мало кому придет в голову присваивать себе произведения императора, разве что - самоубийце. И скорее всего - именно это и произошло...
      [случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл в Кампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не стал длить часы страха или надежды, а вскрыл себе вены. Затем пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучи вынужденным, уподобился естественной смерти]
      Собственно говоря, здесь мы имеем дело с Геростратом от художественной литературы, который ценой убийственного плагиата - вошел в историю. Многочисленные агенты скупали "Сатирикон" по всей империи и доставляли Петронию на подпись. А он, не моргнув глазом, подмахивал и подмахивал, подмахивал и подмахивал, до кровавых мозолей на указательном пальце, покуда уж самому - тошно стало...
      И спустя полтора века просвещенные бенедиктинские монахи обнаружили экземпляр за подписью Петрония. Аларих не растерзал его, как бобик тряпку; он не сгинул в руинах империи; его не уничтожил великий римский пожар шестьдесят четвертого года, великий римский пожар семидесятого года, великий римский пожар семьдесят третьего года и еще девять римских пожаров, которые потушили двенадцать брандмейстеров...
      ["Жизнь двенадцати брандмейстеров" - Сценарий будущего короткометражного фильма, для конкурсного показа на фестивале в Сан-Себастьяне]
      Просто чудом этот экземпляр уцелел, и - ни одного с автографом самого Нерона. Но какое отношение имеет ко всему перечисленному - Густав Шкрета?.. И тут мы возвращаемся к образу и персоне Йиржи Геллера, поскольку нельзя рассматривать одно без другого...
      [Рецензия на сценарий будущего короткометражного фильма: "Почему же у автора все горит - то загородный сарай Агриппины, то двухэтажный дом Йиржи Геллера? Что это - скудость воображения или фрейдистские воспоминания?! Может, авторский папа был брандмейстером?"]
      Я сдал "Сатирикон" служительнице, которая уже не надеялась заполучить его в целости обратно, и отправился восстанавливать образ Йиржи Геллера на местности. Итак, я имел на руках два трупа, один из которых проплавал некоторое время в ванной, другой - сгорел на пожаре. И если это не детектив, то - черт его знает что... Конечно, мне было бы интересно - как можно задействовать полицию?.. Но стоит ли затягивать повествование всякими техническими подробностями вроде температуры тела на момент совершения убийства, опознания мертвой личности и погони за гангстерами, которые все равно окажутся непричастными к этому случаю. У меня имелся индивидуальный заказ на реконструкцию событий, как у Эркюля Пуаро, правда, с небольшими оговорками - я не был бельгийцем и серого вещества у меня в голове отродясь не водилось.
      Судя по всему, вначале погиб Йиржи Геллер, а уж потом - Густав Шкрета. И если первого мы слегка восстановили в поезде на железнодорожном направлении "Брно - Прага", то второй продолжал сидеть в подпорченном виде на квартире у первого. Я не слишком сложно излагаю? Тогда - продолжим...
      [в тысяча девятьсот девяносто девятом году я познакомился с человеком, которого не устраивала собственная жизнь. Представился он как господин N, но не собирался с этим мириться. Его разногласия с судьбой были скорее всего эстетического характера. Когда в зрелые годы вдруг обнаруживается, что прожитая до половины жизнь не соответствует ни сущности, ни формам прекрасного. Да что там говорить - "прекрасного", когда не видится ничего более-менее сносного... Словно съел за завтраком гадость, которая отрыгивается еще в обед, и оттого на любую пищу - не можешь взирать без содрогания. Или время меняет стилистику божьих тварей, и вот уже ты не в состоянии излагать события последовательно, а тычешься, как щенок, в разные сиськи. Не соображая, что сука-жизнь все равно одна...
      Словом, ничего аморального с точки зрения уголовного права этот господин не совершил. И даже десять библейских заповедей не нарушил, кроме "не прелюбодействуй" и "не возжелай жену ближнего своего". Да и то не так часто, как хотелось... А вдобавок господин N - никого не винил в том, что собственная жизнь казалась ему отвратительной. Только хотел от нее избавиться... Но не от будущей, а от прежней, и поэтому совсем не стремился покончить жизнь самоубийством...
      "Хорошо бы мне быть писателем, - думал господин N, - да невозможно". Поскольку всякий толковый автор существует в двух измерениях - в обычной жизни и на страницах романа, которые разнятся, как блондинка с брюнеткой, как самолет с подводной лодкой, как фартук с ширинкой. А то, что прекрасные стилисты - отъявленные негодяи, давке уж доказано. К тому же писатель - это, как правило, псевдоним, что, собственно, и заменяет этой сволочи - фамилию. Но, к сожалению, господин N - не был ни автором, ни писателем, ни стилистом. И даже не ощущал, чем эти трое отличаются друг от друга...
      Тогда господин N, безо всякого на то права, придумал себе псевдоним Йиржи Геллер, и стал размышлять, как ему жить дальше. Потому что с момента рождения и до сих пор [ - ] образовалась лакуна, то есть - пробел в тексте. А наряду с подобным несчастьем - отсутствовал и сам текст, который обычно сопровождает писателя, как бобик - бобика. Как Йиржи - Геллера...
      И вот в одно негативное утро, когда все на улице выглядит черно-белым, приехал господин N в Прагу и вечером познакомился с Вендулкой. Почти случайно, потому что Вен-дулка подыскивала богатого господина D, но была согласна и на N, поскольку сдавала в аренду не себя, а квартиру. Для этого предприимчивая девушка изобрела новый вид ретрорекламы. Ибо жеманные образы поражают мужчину в "десятку". Или в - "тысячу". Тогда ему хочется флирта в жанрах "рококо" и "барокко", а не постельных отношений в стиле "хард-рок". О эти романтические желания, за которые приходится платить в десять раз больше, чем пользуешься...
      Вендулка растиражировала себя в образе "крошки Фифи" с "лучшими воспоминаниями". И некоторые из ее подружек поступили аналогично, правда, с разными целями. Кого-то интересовала мишень под названием "блуждающий кабан", кто-то просто заигрывал с молодым фотографом. Все это были подделки, но пользовались неизменным успехом у мужчин. Вот и господин N как праздный турист купил "ретроспективную" фотографию с Вендулкой и прибыл по адресу: Спальна улица, дом четырнадцать, дабы запечатлеть себя на этом "историческом" месте. Далее все было делом фототехники... Вендулка увидела из окна, как господин щелкает аппаратами возле дома четырнадцать, и затащила его в свой "музей", ибо других достопримечательностей на Спальной улице отродясь не было...
      Итак, господину N понравилась Вендулкина квартира, как и сама девушка, которая в целях экономии не горела желанием выплачивать налог с аренды. Поэтому сразу же предложила господину N считаться для окружающих "дядюшкой", поскольку на другие родственные связи - ни мордой, ни возрастом он не подходил... Наш господин охотно принял Вендулкино предложение как лестное. И разумное, поелику тоже не всегда платил налоги. Тем более что такое скоропостижное обретение родственницы навело его на определенную мысль... И для начала он в первый раз отрекомендовался - Йиржи Геллером. После чего стал арендовать Вендулкину квартиру, имея в виду эту мысль как весьма перспективную.
      Вскоре по адресу: Спальна улица, дом четырнадцать, прибыл и Густав Шкрета. Наш господин ошарашил его странными желаниями, но компенсировал это удивление своими возможностями. И Густав Шкрета за "энную" сумму согласился подобрать господину N - новых фотографических родственников. Что, в общем-то, смахивало на коллекционирование. С Ирэной и Янкой - филокартист поддерживал, скажем, периодические отношения; с писателем - он познакомился в баре "У старого Эдгара"; Вендулку - предоставил господин N; а сам Густав Шкрета - рассматривал себя в зеркале почти что ежедневно. И если не принимать в расчет "театрального фашиста" - чем не родственники?!
      Когда же фотографический альбом был готов перекочевать к заказчику, у господина N возникла свежая фантазия - отобедать. Для чего и пригласил своих новых родственников посетить историческую родину "Йиржи Геллера"...
      Как мне рассказывал господин N, он всегда с пиететом относился к авантюрному роману. Особенно к "Сатирикону" Петрония, считая эту книгу основополагающей для всей плутовской литературы. И поэтому с радостью пожертвовал своим имуществом ради простодушного аферизма. Тем более что новую жизнь он собирался начинать на пустом месте и в свежем архитектурном стиле. Имея, впрочем, достаточно денежных средств на личном счете в банке... И если вы думаете, что Йиржи Геллер поджег свой дом с менее благородными целями, чем - "гори оно все ясным пламенем", то вы его плохо знаете. Вот почему Вендулха решила, что - "дядюшку" внезапно отравили. Иначе подобный идиотизм она объяснить не могла. Эх, молодость, молодость... Да я в своей жизни совершал и более сумасбродные поступки, дабы избавиться от меркантильных особ... Ибо когда у тебя ничего нет - ты многим особам становишься неинтересен.
      Короче говоря, на званом обеде наш господин появился в маске, а кроме Вендулки и Густава Шкреты - никто настоящего лица Йиржи Геллера не видел. "Как Нерон", - сравнивал для меня эти зрелища господин N, намекая на пристрастие римского императора к театральным мистификациям... В общем отобедали... После чего господин N преспокойненько подпалил свой дом и от-прасился на железнодорожный вокзал, доверяя Густаву Шкрете вывести гостей с пожарища. "Как Нерон", - все сравнивал господин N, декламируя, что - "Рим горел и нам - велел!"
      А между тем активный пособник данного мероприятия Густав Шкрета - давно приобрел шесть билетов в одно купе и теперь выводил "родственников" с пепелища. Дабы успеть на фирменный поезд "Прага - Брно". Или "Брно Прага" - это в какую сторону посмотреть. Якка, Ирэна и писатель Петер Бурган - пребывали в подавленном состоянии, зато Вендулка и Густав Шкрета чувствовали себя превосходно, убеждая всех, что гибель Йиржи Геллера темное дело. И лучше подыскать ему замену, при отягчающих вину обстоятельствах. Как-то: пожар, отравление и непонятные родственники, которые сдуру могли бы рассчитывать на богатое завещание... В общем, когда в купе появился и господин N, без маски, все принялись убеждать его стать Йиржи Геллером, на полном казенном обеспечении. Вендулка согласилась оплачивать квартиру, понятно, что - из денежных средств самого господина N, а Ирэна вызвалась "накарякать" за Йиржи Геллера роман, естественно, что руками писателя Петера Бургана.
      Остается добавить, что после удачной мистификации новоявленный Йиржи Геллер и Густав Шкрета решили отметить это событие на квартире у Янки. Для разнообразия. Сколько они там выпили коньяка - одному богу известно... Но когда Густав Шкрета попытался открыть бутылку с болгарским кетчупом, у него ничего не получилось. Вначале он ковырял бутылку опасной бритвой, потом попытался размочить пробку в горячей воде, но включил холодную и упал вместе с кетчупом в ванну. Где мертвецки заснул. Йиржи Геллер разумно предположил, что Густав Шкрета подобным образом протрезвляется, и надписал его - "Гай Петроний Арбитр", в знак признательности за оказанные услуги. К тому же Густав удивительно походил на любимого писателя господина N - в ванне с кетчупом... После чего Йиржи Геллер закрыл входную дверь, положил ключ от Янкиной квартиры себе в карман и отправился на Спальну улицу - отдохнуть... Только не успел, поскольку часа через два - ему доставили тело Густава Шкреты в женском берете.
      И покуда Йиржи Геллер соображал, что теперь с ним делать, Янка с Ирэной так же стремительно ускакали, пофыркивая от возмущения. "Это оттого, что мы насвинячили в Янкиной квартире..." - подумал господин N и оттащил Густава Шкрету в ванную комнату. Протрезвляться дальше... Все остальное - вы уже знаете]
      финал
      Так завтракай дважды и дважды обедай!
      Петроний Арбитр. Сатирикон
      прага. железнодорожный вокзал
      Летом девяносто девятого года мне захотелось уехать из Праги к чертовой матери. По какой-то причине я решил, что она проживает под городом Брно, и поспешил к ней в гости... "Цурюк цур натур!" - назад к природе, где мысли возникают сообразно потребностям, а не прихотям. Где пересчитываешь пастушек, чтобы заснуть, вместе с барашками... Я планировал арендовать какое-нибудь бунгало с электропроводкой, подключить "ноутбук" и творчески провести время. Насилуя портативный компьютер сценами из деревенской жизни. Надеясь, что меня не привлекут за растление вычислительной техники...
      Двадцатого июля я наконец собрался с вещами и прибыл на вокзал, чтобы выехать в указанном, на фиг, направлении. Заботливая кассирша попыталась всучить мне билеты "туда-и-обратно", с проставленной датой возвращения...
      - Если вы будете ждать меня на перроне, - согласился я.
      Кассирша вернула свою бретельку на плечико и выдала мне билет - только в одну сторону. Да я бы и сам при данных условиях не вернулся. Чтобы такого талантливого автора да заграбастал какой-то шлагбаум с бретельками. Может, я в следующем году напишу железнодорожное расписание в трех частях. И все кассирши будут моими...
      С этими мыслями я разыскал поезд "Прага - Брно" и стал вдоль него прохаживаться, время от времени недоумевая, по какой причине ничего многозначительнее кассирш не идет мне в голову. Нет чтобы задуматься о бренности какого-нибудь сущего. Или о безвозвратности всего прошедшего. А я все - о кассиршах, о кассиршах, о кассиршах... Но тут в вагон-ресторан стали грузить пиво, и мой мыслительный процесс переключился на прохладительные напитки. Вдобавок меня беспокоил машинист, который из окошка локомотива тоже наблюдал за погрузкой пива и пальцами - "загибал каждый ящик...".
      Поэтому я поспешил в вагон, чтобы подыскать себе место поближе к ресторану...
      Свободное от "пивнюков" купе найти не удалось - везде сидело их по двое, по трое. Дети дошкольного возраста тоже непривлекательны в смысле попутчиков - они больше кричат и писаются, чем едут. А запотевшие старушки отчаянно храпят, как только пригреет солнце. То есть выбирать было не из чего, и я устроился в купе, которое занимала длинноногая особа с мужчиной попроще.
      - Вас это не побеспокоит? - спросила она и перегородила ногами купе, в смысле - закинула на противоположное кресло.
      - Отчасти, - признался я, рассматривая, как девушка распорядилась ногами. - Но думаю, что в состоянии с этим совладать.
      - В каком значении? - уточнила она, устраиваясь поудобнее.
      - В общечеловеческом, - пояснил я. Мужчина отложил в сторону газету и доброжелательно улыбался, прислушиваясь к нашему диалогу. "Не муж и не папа", - определил я.
      - Разрешите представиться, - сказал мужчина. - Йиржи Геллер... А это Вендулка, - добавил он и указал на девушку. - Моя племянница.
      "Начинается..." - подумал я, поскольку уже путешествовал в обществе дядюшки и племянницы. Однажды. И ничего хорошего из данного мероприятия не вышло, кроме авторского гонорара за нанесенные читателю травмы. Мне снятся иногда эти несчастные.
      Они бегут вслед за поездом, размахивая моими книжками, и кричат: "Убийца!"
      Конечно, хорошо, когда читатели прозревают, прикоснувшись к чему-нибудь. Когда парализованные отбрасывают костыли после знакомства с автором. Но когда они бегут за поездом, я принципиально закрываю окно, чтоб ничего не слышать.
      - Вы предумышленно путешествуете или слоняетесь просто так? - спросил у меня Йиржи Геллер.
      - Я еду к чертовой матери, - честно ответил я.
      Естественно, некоторые диалоги не соответствуют так называемой "правде жизни". Но автор намеренно объединяет подспудную мысль со словами, чтобы его персонажи не чувствовали себя идиотами. Которые спрашивают: "Вы едете до Брно?", "Нет, я выхожу в Пардубице". И всю остальную дорогу молчат, уткнувшись в газеты. В то время как автору надо зарабатывать на хлеб с маслом...
      - И где ваша мать проживает? - поинтересовалась Вендулка, разглядывая свои ноги.
      - Если б знать, - посетовал я и повздыхал с интонациями.
      - Так вы - сиротинушка? - чему-то обрадовался Йиржи Геллер.
      - Еще какая! - подтвердил я. - В смысле необустроенности.
      Вендулка взглянула на меня как на "занимательную географию" и определила:
      - Мать я вам заменить не смогу... Зато приткнуть куда-нибудь попытаюсь. Если вы предоставите нам рекомендательные письма. Ведь правда, дядюшка?
      - Непременно, - засвидетельствовал Йиржи Геллер. - И как только вы расскажете о своих грехах, мы сможем подобрать для них достойное помещение.
      Вот это меня устраивало, поскольку козел всегда стремится арендовать огород, а лиса - курятник. Что же касается грехов, то главный из них - лень, поэтому на остальные мне не хватает ни сил, ни времени. Иногда вдруг подумаешь соблазнить жену соседа, да тащиться в соседний подъезд неохота и дожидаться, когда там у нее наступит "минутная слабость". У женщин вообще какое-то извращенное самоограничение - муж будет отсутствовать целый месяц, а ты занимаешься с ней фразеологизмами в течение одной минуты...
      - Для моих безобразий места много не надо, - признался я. - Порою хватает письменного стола, чтобы всласть поизмываться.
      - О, - заявила Вендулка. - Как это эротично. Расскажите, пожалуйста, поподробнее... А то со столами - у меня проблема.
      - Пожалуйста, - согласился я. - Автор - это литературная мясорубка. Которая пускает на фарш - целые куски жизни. И получаются на обед - котлеты по-пражски. Или - чешско-моравские фрикадельки. В зависимости от того - что изначально запузырите...
      Тут Йиржи Геллер достал из своего саквояжа фляжку коньяка и краковские колбаски. Затем три металлических рюмочки и оценил - как это все интересно.
      - Главное, чтобы не каждый день, - предусмотрительно добавил Йиржи Геллер и распрыскал коньяк по рюмочкам.
      Мы ежедневно несем вздор и не считаем это предосудительным. Каждый вечер поднимаем заздравную чашу идиотизма, думая, что наставляем друг друга на путь истинный. И никогда с похмелья я не чувствовал себя хуже, как после высказанной накануне глупости. Поэтому рекомендую всем принимать оправдательную рюмочку, чтобы не выглядеть дураком в трезвом состоянии. Пить или молчать - вот в чем вопрос! Шучу, конечно...
      - Так, значит, вы автор? - спросил Йиржи Геллер. - И ищете место для вдохновения и симпозиума?.. Могу предложить вам второй этаж в смешанном стиле...
      - Вдобавок, - заметила Вендулка, - вы можете наплодить у нас гостей по собственному усмотрению. А я стану разгуливать по саду и буквально напрашиваться на авторские ремарки.
      Предложение, конечно, было заманчивым, но...
      - Боюсь, что не оправдаю ваших надежд как автор, - осторожно произнес я. - У меня еще нет сюжета.
      Вендулка и Йиржи Геллер ехидно переглянулись.
      - Постойте, - улыбнулся Йиржи Геллер. - Я вам сейчас расскажу один сюжет...