Агриппина

18 марта 59 года Агриппина Младшая прибыла в Кампанию для участия во всенародном празднике. Обогнув Мисенский мыс, военная трирема Агриппины причалила в порту курортного города Байи…

Среди приморских поселений Кумского залива купальные заведения в Байях считались образцовыми. Горячие источники, целебные грязи; Байи – летняя резиденция императоров, престижный курорт, куда на отдых собирались сливки римского общества. Ах, Байи – тут было самое изысканное место на земле. Пурпурные одежды, белоснежные яхты. Надо сказать, что в окружении прогулочных корабликов военная трирема Агриппины выделялась как заряженный револьвер в букете ромашек…

Историки насчитывают три попытки отравления вдовствующей императрицы. Яды, как пишут Светоний и Тацит, поступали из лаборатории Локусты. Эта известная отравительница годами не выходила из тюрьмы. Там же и варила отраву.

Покончить с ядовитым фармацевтом не спешили – могли понадобиться ее услуги. И выпускать из тюрьмы не собирались – держали под присмотром. Еще Клавдий обнаружил в тайниках Калигулы огромный сундук из лаборатории Локусты и велел бросить его в море. Говорят, зараза распространилась такая, что волны прибивали отравленную рыбу к дале-е-ким берегам. Для именитых особ зелье варилось по особому рецепту. Но разве всем угодишь? Когда Нерон пожелал отравить своего сводного брата Британика, Локуста приготовила изысканный яд, рассчитанный на постепенное угасание сводного брата. По десять капель в день, во время еды, и через месяц – Британика как рукой снимет. От слова «месяц» Нерон пришел в ярость. По его приказу доставили Локусту во дворец. Волокли за волосы от самой тюрьмы до дома принцепса по многолюдным улицам Рима. Локуста жалобно подвывала; с нею здоровались прохожие и недоумевали. Действительно, случай уникальный – Локусту обвинили в некомпетентности. Во дворце Нерон набросился на злополучную даму, выкрикивая: «Дрянь! Ты изготовила лекарство, а я заказывал отраву!» Локуста неуклюже оправдывалась, мол, хотела отвести подозрения от императора, поэтому ядик медленнодействующий, но через пару недель… Нетерпеливый Нерон пинками загнал Локусту в соседнее помещение, где отравительница состряпала новое зелье, которое испытали на козле. Козел скончался только через час. Нерон чуть не лопнул от злости. Отраву перекипятили и снова испытали – на поросенке. Тот сдох как стоял. «Яд хороший», – одобрил концентрацию Нерон, прихватил пузырек с отравой и, напевая, ушел обедать с Британиком. Через пять минут Британика вынесли из столовой вперед ногами. Локусту отправили обратно в тюрьму на императорской повозке. По дороге римляне вежливо раскланивались с Локустой – на всякий случай…

Судя по всему, Агриппина беспрестанно принимала противоядия. При таком сыне и при такой жизни – естественная мера предосторожности… «Нерон будет править Римом, но убьет свою мать». Четвертое покушение на Агриппину отличалось своей театральной изощренностью – штучно изготовленный потолок должен был обрушиться на спящую императрицу. Эта интрига тоже не удалась – то ли Агриппина той ночью вообще не спала, то ли ночевала в другом месте… «Пусть убивает, лишь бы правил!» Наверняка Агриппина Младшая знала, откуда ветер дует и кто желает ее смерти. Иначе была бы она единственной, кто об этом в Риме не подозревал…

Восемнадцатого марта в Байях – Агриппину встречал император Нерон со свитой. Обнял мать на берегу и в честь праздника подарил Агриппине новую яхту. Этот кораблик был пришвартован тут же; матросы размахивали разноцветными платочками и приглашали Агриппину поплавать вместе с ними по заливу. Агриппина, должно быть, поблагодарила сына за приятный сюрприз…

Если верить историку Диону Кассию, то однажды Нерон и Сенека посетили театральное представление. Спектакль, по всей вероятности, назывался «Ноев ковчег». И во время этого представления специально придуманная машина вдруг раздвинула чрево бутафорского корабля и выбежали наружу всевозможные твари – парами. Представление Нерону и Сенеке понравилось. Они осмотрели хитроумную машину, а назавтра пригласили главного флотского начальника Аникета и показали ему. Гляди-ка, вот борта кораблика раздвигаются, вот сдвигаются – Нерона и Сенеку интересовало, сможет ли Аникет построить настоящий морской корабль с раздвижными бортами. Аникет не спрашивал у Сенеки, а тем более у Нерона, для чего такие мудреные штучки, – пообещал сделать. Заложили загадочное судно на верфях Кумского залива, там же и спустили на воду. Никогда еще корабелам не поступал такой странный заказ. «Распадается?» – спросил Нерон, принимая «изделие»… «И плава­ет…» – удивлялись корабелы…

Нерон, довольный своим подарком, предложил матери осмотреть яхту, но Агриппина, сославшись на усталость, сказала, что прокатится на кораблике, может быть, завтра. Тогда Нерон вызвался проводить Агриппину до виллы в Баулах.

Эта вилла досталась Агриппине по наследству от бабушки. Усопшая бабушка, дама с веселыми нравами, разводила на вилле рыбок. И не каких-нибудь карасиков или карликов, а мурен. Свою любимую мурену, как сообщает Плиний Младший, бабушка украсила серьгами, и множество бездельников приезжало к ней в Баулы, чтобы поглазеть на мурену в серьгах. Столовая выдавалась в море, бабушка обедала и кормила мясом рыбок, а волны плескались и замирали у стен. Противиться женским капризам – все равно что дуть на волны. После обеда бабушка Агриппины спешила в купальни, а затем спускалась к беседке, о которой тот же Плиний упоминает как о месте своих наслаждений…

Возле виллы любезный Нерон простился с матерью. Порывался зайти, чтобы поглазеть на мурен, да Агриппина отговорила. Мол, самые крупные рыбки сожрали друг друга. Тогда Нерон пригласил Агриппину на праздничный ужин к себе во дворец и откланялся…

Пересуды об императорском инцесте возникли не случайно. За Агриппиной уже числилось два кровосмесительных греха – с братом и дядей. Аналогии усилились, когда Нерон приблизил к себе гетеру, которая славилась внешним сходством с Агриппиной. Об этом сходстве упоминает Светоний. И утверждает, что предавался Нерон кровосмесительной похоти, разъезжая вместе с матерью по городу Риму в закрытом экипаже…

На ужин к сыну Агриппина прибыла в назначенное время. По дороге из Баул в Байи ничего особенного с матерью императора не случилось. Отужинали тоже на редкость спокойно – без ядов и поножовщины. Неприятности начались позже… Как только Агриппина собралась домой, поступило известие, что на рейде в Кумском заливе повредили ее военную триеру. Какой-то корабль (без опознавательных знаков) аккуратно протаранил личный «крейсер» вдовствующей императрицы. Об этом происшествии упоминает Светоний. История умалчивает, почему Агриппине вздумалось возвращаться домой по морю, но старший флотский начальник Аникет вызвался лично доставить Агриппину обратно в Баулы. Плыть предстояло не более десяти минут, и для этого путешествия как нельзя лучше годился подарочный кораблик Нерона (с раздвижными бортами). В сопровождении только одной служанки по имени Ацеррония мать императора ступила на палубу корабля, и «распадающаяся дрянь» отошла от причала.

Говорят, что Нерон следил за отплытием кораблика из окон своей резиденции. Кумский залив проглядывался, как линия судьбы на ладони. Многочисленные гуляки тут и там горланили в лодках свои курортные песни; ночь была ясная, звездная и безветренная. «Кататься», – предложил Аникет и направил кораблик подальше от берега… Если верить античным историкам, а верить больше некому, Нерон пытался угробить свою матушку незамысловато до идиотизма. Как только кораблик отошел подальше от берега, снова «рушится кровля каюты» на бедную Агриппину. И снова – безрезультатно. Высокие спинки античного ложа приняли на себя всю тяжесть специального потолка, нашпигованного свинцом. Агриппина и ее служанка остались невредимы.

Перепуганные женщины выбежали из каюты на палубу. Внутри кораблика что-то натужно скрипело – это матросики пытались привести в действие хваленый механизм. Но давление воды оказалось сильнее, и борта театрального кораблика никак не хотели раздвигаться. И тогда, как пишет Тацит, гребцам отдается приказ – накренить и затопить судно. Необычный морской маневр, переворот оверкиль. Опереточные злодеи принялись бегать внутри кораблика от одного борта к другому и раскачивать-раскачивать, раскачивать-раскачивать… Соображая, чем заняты матросики на этот раз, Агриппина и Ацеррония соскользнули с кораблика в воду, чтобы наплевать на романтические прогулки под парусом и вплавь добраться до берега. «Уходят», – всполошился главный флотский начальник Аникет. По его приказу матросики прекращают играть в качельки, спускают шлюпки на воду и бросаются вдогонку…

Ацеррония плыла рядом с Агриппиной и первая заметила, как две быстроходные лодки отошли от корабля. Могла ли она подумать, что матросики спешат к ним на помощь? Античный историк Тацит, повествуя об этих событиях, наделяет Ацерронию мозгами куропатки. «Спасите! Спасите! – закричала Ацеррония. – Я мать императора! Спасите меня!» Как указывает самодовольный Тацит, Ацеррония вякала так «по неразумию». Другой причины историк не усматривает…

Между тем Агриппина, сохраняя инкогнито, продолжала плыть к берегу, а все внимание матросиков сосредоточилось на Ацерронии. Ее попытались сразу же прибить веслом, но Ацеррония появлялась из воды, как чертик, то возле одной лодки, то возле другой. Тогда матросики принялись молотить по воде чем ни попадя – палками, веслами, кинжалами, – вокруг Ацерронии кипело море – истыканное, изрезанное, избитое. Кто-то изловчился и набросил на Ацерронию рыбацкую сеть… Служанка Агриппины была всего лишь женщиной и скончалась от пятого или шестого удара по голове.

Благодаря Ацерронии мать императора избежала смерти и на этот раз. Агриппину подобрала лодка с гуляками и доставила на виллу в Баулах. И моментально – курортное побережье Кумского залива облетела весть о счастливом спасении Агриппины. Возбужденный народ поспешил к морю, чтобы славить богов и размахивать факелами.

Во дворце Нерона радостную весть приняли весьма сдержанно. Как сообщает Корнелий Тацит, император буквально помертвел от страха, когда ему доложили, что самое замысловатое покушение на Агриппину с треском провалилось. Нерон боялся, что с минуты на минуту в его резиденцию ворвется «римская волчица» и ему придется держать ответ за убийство Ацерронии, за придуманное кораблекрушение и за все остальное. «Мальчик» беспрестанно повторял, что сейчас Агриппина вооружит рабов, призовет на помощь армию, получит поддержку сената, и тогда ничто не убережет его от гибели.

По долгу службы истеричные вопли Нерона слушали: придворный моралист Анней Сенека; гвардейский командир Афраний Бурр; флотский начальник Аникет; и новая пассия Нерона по имени Поппея. «Что же мне делать? – вопрошает император. – Вымаливать прощение у Агриппины?» Сенека молчит, Афраний Бурр помалкивает, Поппея начинает собирать личные вещи. Наконец Сенека, собравшись с духом, спрашивает у Афрания Бурра, можно ли отдать приказ гвардейцам немедленно умертвить Агриппину. Верный служака Афраний Бурр отвечает, что приказ отдать, конечно, можно, но вряд ли гвардейцы, связанные присягой с домом Цезарей, осмелятся поднять руку на вдовствующую императрицу. Пусть лучше Аникет довершит начатое дело, говорит Афраний Бурр, все равно за жизнь морского начальника теперь не дадут даже дохлого краба. Аникет и сам понимает, что в его судьбе возникла неожиданная проблема – как дожить до утра? На долгие лета рассчитывать не стоило. Либо его казнят по приказу Нерона, либо уничтожат по приказу Агриппины, либо… он исправит положение. И Аникет соглашается штурмовать виллу в Баулах.

Можно подумать, Агриппина, как жертвенный ягненок, ждала и гадала – когда же Аникет с отрядом вооруженных бандитов доберется наконец до виллы? Кормила мурен и мечтала о новом «подарке» Нерона. А также сняла охрану и приняла подобающую позу для смерти… Тацит указывает, что отряд Ани-кета не встретил никакого сопротивления – вилла в Баулах словно вымерла; слуги разбежались, повсюду царил беспорядок, покои Агриппины были слабо освещены. И все-таки Аникет находит на вилле женщину, которую убивает как распоследнюю Агриппину, нанеся ей множество ран…

Как только Нерону доложили, что дело наконец-то улажено, он тут же поспешил на виллу в Баулы, чтобы лично засвидетельствовать смерть Агриппины. Нерон долго осматривал тело убитой, словно не веря своим глазам, и наконец пробурчал, поднимаясь от трупа: «Я и не знал, что у меня такая красивая мать». Все подумали – Нерон сошел с ума! Настолько чудовищны были слова императора. Но античные свидетели не понимали сути происходящего. Что вместо матери на вилле в Баулах Нерон обнаружил труп куртизанки, которая славилась внешним сходством с Агриппиной. Каким образом куртизанка там оказалась – об этом стоило расспросить Агриппину, да невозможно – Агриппина исчезла. Нерон скрыл истину, чтобы прийти в себя и сообразить, как ему жить дальше. После всего происшедшего само существование Агриппины таило в себе смертельную опасность. Для императора Нерона, антихриста.

«В рассказе об этом нет расхождений», – клянется Корнелий Тацит, повествуя об убийстве Агриппины…

ПРАГА

Я курил трубку и пытался себе представить, что думают о жизни сорокалетние мужчины. Вероятно, их посещают мудрые мысли. Зрелые не по возрасту. Сорокалетние мужчины делают правильные выводы и живут себе дальше, пользуясь случаем, что голова у них работает и потенция в порядке… На прошлой неделе мне тоже исполнилось сорок лет. На сексуальные предложения (наверное) ответить могу, а вот с мозгами – проблема. Мозга – нет…

Тогда я дерзнул представить, что же творится в голове у двадцатилетней девицы, которая никак не может запомнить пару шаблонных фраз: «Здравствуйте, уважаемые телезрители! До свидания, уважаемые телезрители!»? Какими африканскими страстями загружена ее голова, если там не остается места для малозначительных слов? Пальмы, мавры, ядовитые кинжалы и африканская страсть под этими долбаными пальмами… Полтора десятка людей различного вероисповедания и сексуальной ориентации сидят и ожидают, когда двадцатилетняя пигалица перестанет думать о маврах и скажет нам что-нибудь приятное. Тогда мы запишем ее слова и разойдемся по домам – сожительствовать и молиться.

– Послушай меня, Карина!… – Я выбил пепел из трубки прямо на ботинок осветителя. – Скажи – «Доброе утро!…» Скажи – «Доброе утро, уважаемые телезрители! Сейчас мы разучим новое упражнение, которое улучшит ваше настроение! Это заряд бодрости и веселья на целый день!»

Карина: «Ме-ме-ме, ме-ме-ме!» И два часа ночи… О, если бы у меня были мозги! Я бы не делал спортивные передачи для местного телевидения… Откуда вдруг такое несоответствие? Фигура у Карины потрясающая; фигура как у порнозвезды; а в голове – хаотичное движение. Кстати, по поводу хаотичного движения… Сегодня меня пригласили на «ужин с презервативами». Вернее сказать, о пище должна была позаботиться хозяйка дома, а я – обыкновенно прийти, но вместе с презервативами. Теперь я перебирал «эти штучки» в своем кармане и неприветливо поглядывал на Карину. Мой ужин не состоялся по ее милости…

– Послушай меня, Карина!… – Я прикинул, куда бы выбить оставшийся в трубке пепел, но ловкий осветитель отпрыгнул от меня вместе с ботинками. – Мы не можем столько времени безнаказанно насиловать съемочную группу!

Карина оценила каждого телевизионщика по отдельности, а потом всех вместе. И решила, что полностью контролирует ситуацию. Администратор дремал, звукооператор молчал, осветители постепенно угасали. В наши с Кариной отношения никто не вмешивался. Только оператор застыл перед видеокамерой, как часовой на посту.

– Я не понимаю, чего ты хочешь, – тогда ше­потом сообщила мне Карина.

Пришлось мне еще раз оценить ее фигуру, поскольку Каринина фигура была прикрыта символически. Две спортивные тряпочки – снизу и сверху. А в целом – подходящий повод для визуального онанизма.

– Не понимаешь? Сейчас объясню…

И все-таки я доигрался в кармане с презервативами… Машинально вскрыл одну упаковку и засунул туда указательный палец. «Розовый или зеленый?»

– … Ты должна поведать нашим телезрителям о заряде бодрости и веселья!

Карина посмотрела на меня внимательно и плавно села на шпагат. Вероятно, намекала о своих неограниченных возможностях в постели.

– Еду-я-по-выбоинам-из-выбоин-не-выеду! – попыталась сказать Карина, сидя на шпагате.

– Ай-ай-ай! – проснулся администратор. – Как не стыдно! – И снова нас покинул.

Вместо скороговорки у Карины получилось нецензурное выражение. Это я научил. Скороговорке, разумеется.

– Еду я по выбоинам, и никто меня не трахнет! – поправилась Карина.

Экая зараза! Как только Карина начинала говорить на интересные ей темы, у девушки появлялся образ. Молодой, строптивой, эмансипированной женщины. Именно это мне сейчас и требовалось.

– А теперь повтори перед камерой! – разозлился я. – Немедленно!

– То же самое? – оживилась Карина.

Я не хуже Карины владею нецензурными скороговорками. А лучше. Поэтому девушка выслушала меня добросовестно, сказала «угу!» и повторила про «бодрость и веселье» для наших телезрителей. С нужной интонацией. Оператор заснял это веселье на видеокамеру и щелкнул по уху дремавшего администратора.

– Готово! – пояснил оператор.

Я вытащил свой указательный палец из презерватива и вздохнул с облегчением. Все стали шумно собираться домой или куда-нибудь на ночлег. Мы с Кариной перестали существовать, как выброшенные пробки от бутылок.

– А что у тебя в кармане? – спросила Карина.

В данном случае я – имиджмейкер. Нечто среднее между литератором и мамой с папой. Например, мама говорит папе – «давай этого делать не бу­дем». А папа говорит – «будем!». А литератор выдумывает их диалоги, поперчивает и припетрушива-ет сообразно своему извращенному дарованию. И в результате у мамы с папой рождается обыкновенный урод, а литератор имеет на хлеб с маслом. Потому что набредил безумную страсть между мамой и папой и оправдал появление на свет урода обыкновенного…

– В кармане у меня разноцветные презервативы. – Молоденьким девушкам надо говорить правду. Тогда они правильно ориентируются в ситуации. Опытным женщинам надо врать, потому что правда им давно надоела.

– Разноцветные, как воздушные шарики? – уточнила Карина.

Пусть у «ребенка» продлится счастливое детство. Когда Карина разгуливала с воздушными шариками, не помышляя ни о каких презервативах.

– Презервативы – хуже воздушных шариков, – важно пояснил я.

– Давай их используем, – предложила Карина.

– Я буду их надувать или я буду педофил? – спросил я.

– У меня дома, по прямому назначению. – Карина сурово поставила меня на место, которое принадлежит самцу по законам природы.

Воздушные шарики улетели… По-моему, Карина не хотела выходить из образа эмансипированной девицы. И я смирился с этим образом, тем более что сам его создал. Вдобавок сказано – «Не засевай бесплодной почвы!». А Карина предлагала мне плодородную ниву для сельскохозяйственных работ… Поэтому я подождал, пока Карина переоденется, мы вызвали такси и поехали к ней домой в третьем часу ночи…

В Праге поддувало из каждой подворотни, и, может быть, поэтому Карина держалась в такси настороженно – не раскидывала ноги в разные стороны, не хохотала, не требовала остановиться возле ночного бара, не вешалась мне на шею, не прижималась теплыми коленками, не пела песен, не выбрасывала пустых бутылок на дорогу – чем удивила таксиста до невозможности. Откуда мы такие трезвые и нахохленные в три часа ночи? Зимой. В феврале месяце. Но мы же не собираемся разъезжать на этом такси до марта?

– Скоро будем дома, – тихо сказала Карина.

Таксист, вероятно, подумал, что я забрал из монастыря свою дочь на католические праздники. А меня всегда подмывает сказать какую-нибудь гадость, когда обо мне думают хорошо…

– Олимпийские половые игры, – сказал я. – Киностудия «Двадцать первый век». Краткое содержание фильма: уроды создали цивилизацию. Одна половина репродукторов насилует другую половину репродукторов. Рождаются дети. Это называется – любовь репродукторов. Все кричат.

– Чья идея? – заинтересовалась Карина.

– Моя, – признался я, поглядел на таксиста и добавил: – Твоего дядюшки.

– Мне нравится, – сказала Карина. – А еще раз назовешься моим дядюшкой – поедешь ночевать к моей матушке. Она сейчас как раз в разводе…

Таксист расслабился и закурил – до этого момента курить он не решался. Видимо, размышлял, как обратиться ко мне – просто «падре» или «ваше преосвященство».

– Так вот, – побыстрее продолжил я (ведь никому не хочется ехать ночью к пожилой даме и слушать до утра, как она стонет и жалуется на свои болячки). – Так вот… Мы придумали себе правила и бегаем по кругу и верим, что развиваемся…

– Какая мораль? – спросила Карина.

– Никакой, – ответил я. – Просто мимо синагоги проехали…

– Странно, – засомневалась Карина. – Еще утром в этом районе не было никакой синагоги. А впрочем, тебе виднее…

Девушка явно преувеличивала мои возможности. На зрение я не жалуюсь и вижу как остальные люди. Правда, смотрю на все иначе. Стараюсь зайти с другой стороны, задрать на даме юбку – что это, любопытство или профессиональный интерес? Например, в музее выставлен древний саркофаг. Все проходят мимо, а я лезу между саркофагом и стенкой… И волоку за собой спутницу, интеллигентную женщину… А какой барельеф мы видим на оборотной стороне саркофага? А самый неприличный. Моя интеллигентная спутница натыкается носом на торчащий из барельефа фаллос и спрашивает – эт-то что за безобразие?!! Одно из двух – либо она «этого» давненько не видела, либо не умеет с «этим» обращаться. «Госпожа моя, – намекаю я, – „эт-то“ античность…» И деликатно начинаю отползать, потому что всякие девственницы – не мое колоратурное сопрано. Говорят, у меня приятный баритон, особенно в постели… Ох уж эти интеллигентные спутницы, которые стесняются прилюдно облизывать эскимо на палочке, которые краснеют в продовольственном магазине, завидев два десятка куриных яиц… Я подозреваю интеллигентных спутниц во всяких пакостях. Я спрашиваю – а что вы, собственно говоря, себе представляете? Если девушка стыдится облизывать эскимо на палочке, потому что представляет… Или… При виде двух десятков яиц женщина воображает, что это… Я делаю правильный вывод, что у каждой «девушки» свои отклонения. Профессиональный имиджмейкер ищет эти отклонения и развивает. Когда отклонения развиваются до патологии, «девушка» обращается к психиатру. Вот и все. Имиджмейкер подбирает себе другую «девушку». Которая может покончить жизнь самоубийством или оказаться в кливлке для душевнобольных людей. Ведь у каждого свой промежуток – от стенки до саркофага…

– Ты что-нибудь видишь? – спросила у меня Карина.

Мы распрощались с таксистом, который предлагал осветить дорогу фарами, и теперь об этом сожалели. До дома Карины наш путь пролегал во мраке. Я шарил руками по стенам, как штукатур, и все время находил Карину. Девушка каждый раз ойкала и убеждала меня не щекотаться. «Что ты ищешь?» Наверное, я искал дом, в моем представлении. Наконец Карина обнаружила вход, лестницу и ступеньки. «Вот летят кошмарики на воздушном шарике!…» И мне пришлось подниматься по лестнице, ориентируясь на ее голос. Я спотыкался о каждую ступеньку и шипел, как гадюка. «Сюда-сюда! – На площадке второго этажа Карина зазвенела ключами и приоткрыла дверь – Заходи!» А я продолжал доискиваться, по какой причине оказался здесь…

Практика показала, что натуральной блондинке легче всего расшатать психику. Не знаю почему, но эта масть настроена уничтожить все другие оттенки – от рыжих до кучерявых. По методу – нежно взять за ручку и проводить до могилы. Шизофрения – легкий насморк из букета блондинки. С одной блондинкой мы устроили соревнование – кто раньше окажется в психиатрической лечебнице. И развелись через два года с ничейным результатом: «шлюха» – «идиот». По мнению этой блондинки, я сделал все, чтобы создать ей образ стервы. Я очень хороший имиджмейкер. Уже через год ее буквально трясло от моего присутствия. И что остановило дрожащую руку (стервы) с цианистым калием – загадка природы. Словом, после этого случая я с блондинками не живу и не работаю. Профессиональный принцип. А смысл моего отступления – Карина была брюнеткой…

…и, с женской точки зрения, очень непоследовательной. Вначале затащила меня в постель, а затем предложила кофе с ликером. Мы переместились на кухню и теперь поглядывали друг на друга с подозрительностью – в постели нам было хорошо или нам показалось? Я не решался спросить, потому что демонстрировал Карине мужскую самоуверенность, а «девушка» не проявляла словесной инициативы.

– Теперь как порядочная женщина ты должна выйти за меня замуж, – заметил я на всякий случай.

Ведь я должен был проверить, какие планы строит «девушка». Карина рассмеялась и успокоила меня, что, во-первых, она непорядочная, а во-вторых, если мне опять захотелось жениться, то сейчас выпьем кофе и еще раз поженимся… Я потерял бдительность, расслабился и выпил две рюмки ликера подряд. И закурил трубку…

СЛОВАРЬ ЗНАЧЕНИЙ

Презерватив – к ограниченности.

Античный саркофаг – к историческим берегам.

Мужская рубашка на женском теле – штампы и стереотипы.

Двадцатилетняя разница в возрасте – к размышлениям…

– Сегодня утром я надела трусики шиворот-навыворот, – поведала мне Карина. – Это к переменам в личной жизни…

Я собирался идти на работу – создавать образ матушки Праги. Волчица как символ Рима мне не нравилась. Вместо волчицы я представлял себе упитанную итальянку и прикладывал к ее груди попеременно то малютку Ромула, то малышку Рема. Получалось совсем неплохо, особенно блудливая улыбка на губах итальянки…

– Надо, чтобы девушка отбрасывала тень…

– На плетень, – тут же поддержала меня Карина.

Она не забивала себе голову всякой чепухой, а просто поддерживала беседу. В женских трусиках и мужской рубашке. А если я думаю, что девушке необходима тень, значит, надо ее отбросить. Поскольку это для меня так важно. «Мужчина, куда вам отбросить тень – направо или налево? Решайте побыстрее, потому что дело двигается к закату!» И в самом деле, рано или поздно творчество угаса­ет. Вначале вас перестает интересовать тень, затем девушки… У каждого пола свои ценности и иллюзии. И надо жить, покуда они есть…