Ведь в измененной реальности, в том мире, который я сам невольно создал, Борис Стружков двадцать третьего мая 1970 года не включал автомат хронокамеры. Камера была, и автомат был, но только никто его не включал.
Поэтому он и в прошлом, где я находился - вечером двадцатого мая, оказался выключенным.
- Так ведь я же в прошлое не вмешивался, - сказал Аркадий, - я вообще не выходил из камеры, а к тому же валялся без сознания... Какое уж тут изменение!
- А сам факт перехода? - неуверенно спросил Борис.
- Не разводи мистику, Борька! - морщась, сказал Аркадий. - Раз я не выходил из хронокамеры...
- А ты уверен, что сам-то не разводишь мистику с этим выходом-невыходом из хронокамеры? - вмешался я.- Вот я, например, когда перешел в прошлое, так первым делом, еще оставаясь в камере, убедился, что лаборатория пуста. Но потом вышел из камеры и черт те сколько простоял в проходе из технического отсека...
- А что ты там делал? - заинтересовался Аркадий.
- Да вот именно, что практически ничего. Стоял и думал, как быть, с чего начать и так далее. Я никого не видел, и меня никто не видел. Так вот, спрашивается: если б я простоял таким образом даже целый час, а потом ушел бы в камеру и отправился назад, изменился бы от этого мир?
- Что ты дурака валяешь, Борька! - сердито сказал Аркадий. - С чего ему меняться, если ты никаких изменений не внес? Мир - это не твое или мое представление, мир - это реальность! И пока ты на нее реально не воздействуешь, она реально и не изменится. Насчет выхода из камеры я говорил условно, для наглядности. А на самом деле ты мог, допустим, походить по лаборатории, даже посидеть за столом, поработать. Если тебя никто не увидит и никаких следов твоего пребывания в этом мире не останется, то ты вернешься в свой прежний мир, не отклонив мировой линии.
- А если представить такую ситуацию: ты совершил переход, лежишь без сознания в хронокамере, и в это время тебя кто-нибудь видит сквозь стекло, допустим, тамошний Аркадий или Борис. Но прежде чем они успевают что-либо предпринять, автомат срабатывает, и ты отправляешься обратно. В этом случае как? Есть изменение?
- Каверзная ситуация! - Аркадий покрутил головой. - Н-да... опасаюсь, что я уже не попал бы в свой прежний мир. Ведь тут налицо изменение, причем довольно основательное: они увидели бы воочию, что путешествие во времени уже осуществлено на практике! А это сразу изменило бы их психику, их отношение к делу, привело бы к ускорению открытия...
Конечно. Если б я в тот вечер не знал точно, что переход практически осуществим, ничего бы я не добился. И не было бы "моего" способа перехода...
У Аркадия совсем по-другому, наверное, решено...
- Аркадий, объясни ты мне, - сказал я, - почему это у тебя в камере всех по голове бьет? Для полноты впечатления, что ли?
- Ничего не всех, - недовольно ответил Аркадий. - Меня только в первый раз двинуло, но это я сам был виноват, заставил автомат слишком быстро поле наращивать. А ты, наверное, бегал по камере, суетился...
- Значит, у тебя поле не совсем однородное?
- Да. И нарастание идет не совсем плавно. Надо еще поработать. Ну, да ты же сам это знаешь, если... - Аркадий вдруг замолчал и, что-то сообразив, уставился на меня. - Постой, Борька! Я, похоже, опять чего-то не усвоил.
Записки, ты говоришь, не было. Но ведь расчеты мои ты видел?
- Где же я мог их видеть, интересно?
- Слушай, ты мне голову не морочь! - рассердился Аркадий. - Расчеты уж во всяком случае были, я их сам написал!
- Сказано тебе: не было! В моем мире не было ничего: ни записки, ни расчетов, никаких объяснений! Просто ты умер - и думай об этом что хочешь!
Вот я и думал. До того додумался, что всех начал подозревать. Даже себя...
- Это каким же образом? - удивился Борис.
- Да таким образом, что сплошная была путаница, и чем дальше, тем хуже! - сказал я. - Я и сейчас не все понимаю, что у нас там творилось. Во-первых, этот вот Арнашенька по институту разгуливал сразу после конца рабочего дня - и непременно всем на глаза попадался...
- Уж и всем! - возразил Аркадий.- Одна только Нина меня и видела. Правда, разговор у нас получился дурацкий...
- А если к этому прибавить твой дурацкий костюм, - сказал я. - Или, может, это у тебя хроноскафандр?
- А она и костюм разглядела? - удивился Аркадий. - Во, глазастая! На лестнице ведь темно совсем...
- Разглядела, однако! - злорадно ответил я.- Тебя и Ленечка Чернышев разглядел, когда ты дверь лаборатории открывал!
- Надо же! - пробормотал Аркадий. - Еще и этот кретин...
- Ты зато очень умный! Стоит на пороге и выясняет отношения с двойником!
Подходящее выбрал местечко!
- Нет, ну надо же! - повторил Аркадий. - Неужели он слышал? И ничего не понял?
- Ты сообрази, - сказал я, - кто же мог что-нибудь понять? Мы больше всего старались додуматься, с кем ты говорил, кто сидел в запертой лаборатории и как он туда попал. Лекечка даже сказал, что у этого человека голос похож на твой, и все равно нам в голову не пришло...
Борис-72 напомнил, что он пока ничего не понимает. Я спохватился и начал ему объяснять,как было дело. Когда я сказал, что Аркадий старался выставить меня из лаборатории ровно в пять и затеял дурацкую ссору, Борис-72 вдруг заволновался.
- Погоди,- сказал он, - я ведь это тоже помню... эту ссору! Дурацкая действительно ссора, совершенно беспричинная... Аркадий на меня орал...
- А ты что? - с интересом спросил я.
- Как что? Ты и я тогда ведь еще не были разделены... до вечера двадцатого мая все у нас было общее.
Мы улыбнулись друг другу. Сейчас мне было даже приятно думать, что он знает обо мне все. Мы с ним будем идеально понимать друг друга... Я сам себе готов был позавидовать, что в его... в моем лице у меня имеется такой надежный друг.
- Но я пока не понимаю, почему ты мог подозревать себя, - сказал Борис-72.
- Да потому, что дальше совсем уж чудеса пошли, - начал объяснять я. Аркадий-то действительно слонялся в этот вечер по институту. А вот почему меня видели в институте в одиннадцать вечера, когда я твердо знаю, что в это время сидел в библиотеке?
- Я тоже сидел в библиотеке после того, как с Аркадием поссорился,растерянно сказал Борис-72. - Нет, серьезно, я это помню...
Аркадия это ужасно развеселило.
- Встреча двойников в библиотеке! - завопил он.- Рука руку моет, дубль дубля покрывает! Алиби друг другу создают! Один для алиби в библиотеке торчит, другой в это время свои темные делишки вершит!
- Да ну тебя! - урезонивал я его. - Как же мы могли друг другу алиби создавать, если Борис Стружков был в то время всего один?
- Э, брось! - не сдавался Аркадий. - Ты же сам заявил, что отправился в прошлое!
- Да ты пойми, чудак! Я ведь только двадцать третьего узнал, что меня будто бы видели двадцатого вечером в лаборатории! Двадцать третьего, понял? И ни в каком прошлом я тогда еще не бывал! Даже мне и не снилось!
- Нет, у меня что-то мозги не срабатывают, - признался Борис-72. Может, ты объяснишь все по порядку?
Я объяснил по порядку. Аркадий слушал с сочувственно-иронической усмешкой, а Борис-72, потрясенный, крутил головой.
- Ну и ну! - сказал он под конец. - Это же действительно обалдеть можно! - Он помолчал секунду.- Но, знаешь, Нина... Нина меня все-таки удивляет... Ты думаешь, она действительно пошла к этому... Линькову?
- Наверное... - ответил я. - Ты бы видел, в каком она была настроении... И в конце концов ее тоже понять можно...
- А я вот не могу ее понять! - с неожиданной горечью сказал Борис-72. Никогда бы я не подумал, что Нина...
У меня вдруг сердце стукнуло так гулко и больно, будто о ребра ударилось.
- Ты... с ней? С Ниной? - тихо спросил я.
- Ну да... - не глядя на меня, пробормотал Борис.
- Не дурите, ребята! - прикрикнул на нас Аркадий. - Это же совсем другая Нина!
- В каком смысле другая? - удивился Борис.
Но я сразу понял, что имеет в виду Аркадий.
- Ну, как же ты не понимаешь! - с азартом начал я втолковывать Борису-72. - На нашей линии все ведь пошло совсем иначе. Ты сообрази, сколько мы там пережили за три дня! Смерть Аркадия, расследование, тайны какие-то кругом, эта дьявольская путаница с двойниками! Да представь только, что вот ты своими глазами увидел Нину в окне лаборатории, а она все начисто отрицает и какую-то нелепую комедию разыгрывает!
Борис-72 слушал меня, болезненно морщась.
- Нина все равно та же самая, - пробормотал он, - только линия у нас, верно, спокойная... А люди все те же...
- Да ничего подобного! - настаивал я. - По-твоему, бытие не определяет сознание, что ли? Да я, знаешь, как изменился за эти трое суток!
- Доказывай, доказывай, Борька! - невесело сказал Аркадий. - Доказывай ему, что с его Ниной все в порядке, а себе - что это не твоя Нина, а совсем другая.
- Разве это не правда? - упавшим голосом спросил я.
- Правда, правда, успокойся! - серьезно ответил Аркадий. - И больше об этом не надо. Не советую.
"Это правда. Это должно быть правдой, - твердил я себе. - Та Нина, которую я увижу здесь, Нина, которая два года замужем за Борисом, она другая. Она прожила на два года больше той, моей Нины, и прожила их без меня, но она не прошла через эти страшные трое суток... Она, конечно, другая..."
- Борька, бросай лирику! - хмуро сказал Борис-72. - Объясни мне все же, что из этого следует. Временная петля, что ли, у тебя получилась? Ведь выходит, что тебя видели двадцатого вечером в лаборатории, а после этого ты вернулся снова в двадцатое и тебя увидели в лаборатории? Замкнутая петля? Вроде как в том рассказе - помнишь? - где археолог берет из музея нож, приносит его в прошлое, а там, после его смерти нож помещают в музей, где он его и взял?
- Ничего подобного! - возразил я. - В том-то и дело, что никакой петли не было. То есть я сначала и сам подумал, что это петля и что я уже сделал нечто такое, о чем сам еще не знаю. Я подозревал, что таинственный незнакомец, который ждал Аркадия в запертой лаборатории, это я и есть... Ну, и что я, может быть, как-то участвовал в убийстве или в смерти Аркадия... Но потом я понял...
- С ума сойти! - ошеломленно сказал Аркадий. - То есть я уже ничего не понимаю! Записки ты не видел, расчетов - тоже. Ну, а как же тогда ты попал в прошлое?
- Я ведь уже объяснял, - довольно сухо ответил я. - Сам я все рассчитал, без тебя. Понятно?
- А если всерьез? - нетерпеливо отозвался Аркадий.
Я отвернулся. Мне действительно стало обидно.
- Нет, послушай, - сказал Аркадий. - Серьезно, я был уверен, что ты сделал все это по моим расчетам. Поэтому я и не удивился, когда ты нарисовал это вот... - Он кивнул на чертеж. - Но если расчетов у тебя не было, то... как же ты?
- Ну, сам я, сам рассчитал! - сердито сказал я. - Никак ты не можешь поверить, что я на это способен? Прижали меня к стенке, вот и пришлось мне поднатужиться изо всех сил. Ну, а кроме того, я ведь на 90 процентов был уверен, что какой-то Стружков уже путешествовал во времени. Только так можно было объяснить загадочное появление моего двойника в лаборатории...
- Понятно, - отозвался Аркадий. - Если ты знал, что это сделано...
- Ну да! Мне оставалось только додуматься, как это было сделано. Вот я и додумался.
- То есть, - сказал Аркадий, - ты что же, сам рассчитал мое поле?
Тут я уж совсем разозлился.
- Спрячь свое поле в карман, а то упрут! - заорал я. - Нужно мне очень твое поле! У меня свое есть!
- Что значит свое? - надменно спросил Аркадий, - В каком смысле?
- В самом обыкновенном смысле, - сказал я уже спокойно. - Я свое поле рассчитал, а не твое. По своему собственному методу.
- Не сочиняй, Борька! - твердо заявил Аркадий,- Не надо!
Линькову наконец становится все ясно Борис торопливо сунул Линькову три смятых листка из записной книжки и схватил трубку.
Линьков осторожно разгладил листки. Крупный размашистый почерк, уверенная четкая подпись: "Аркадий". Линьков прочел записку, и его жаром обдало. "Не может быть!" - прошептал он. Снова прочел... Всмотрелся а чертеж. Нет, но это же невозможно... За его спиной Борис негромко говорил:
- Да, Игорь Владимирович, да... безусловно. Считаю это возможным... Нет, никаких побочных эффектов не наблюдал... Ну... это я лучше на месте объясню... Да, сейчас...
- Я пойду с вами, - сказал Линьков.
- Да, пожалуйста: - ответил Стружков.
В коридоре он спросил:
- Вы все поняли?
- Где там все! О расчетах я уж и не говорю.
- Я тоже не о расчетах говорю.
- Если говорить о сути эксперимента... с точки зрения хронофизики это, насколько я понимаю, здорово! А вот с моральной точки зрения...
- Да, это сложная проблема, - согласился Борис.
"С запиской-то ясно, и вообще с Левицким теперь вроде бы все прояснилось, - думал Линьков, вышагивая рядом с Борисом. - Но зато с вами, дорогой товарищ Стружков, мне что-то ничего не ясно, и чем дальше, тем хуже. С одной-то стороны, вроде все понятно: в лаборатории вы были, записку вы взяли, тут одно с другим согласуется. Но когда вы там были? Вот в чем загвоздка! Если три дня назад, то зачем же вы эту записку в кармане таскали и притворялись, что понятия не имеете, почему умер Левицкий, даже расследование помогали вести? Ведь из этой записки ясно, что в смерти Левицкого вы не повинны. Чего ж вы прятали записку? Да и от самого себя вы ее прятали, что ли? Ведь идея, которая там изложена, на вашу идею даже издали не похожа - это и я, недоучка, вижу! Это совсем другой метод, принципиально иное решение! Значит, вы действительно сами до этого додумались. Но вот вопрос: зачем вы так срочно додумывались? Если записка у вас была с готовеньким решением - бери и пользуйся! Выходит, не было у вас записки?.. Не было, а сейчас есть? Тогда получается, что вы действительно взяли ее в прошлом. Но это уже чистая мистика! Если вы взяли записку только вчера, то где же она до сих пор была, почему ее никто не видел? Следствия не могут опережать причину, это же элементарно. И нельзя безнаказанно красть записки из прошлого, хронофизика этого не позволяет. Следственные органы еще могут проморгать этот прискорбный факт, а хронофизика не может! Она вас по своим законам на новую мировую линию моментально передвинет. Так что возьмете вы записку у нас, а окажетесь вместе с ней на новенькой линии, которую сами же и создали этим своим неблаговидным поступком. А мы будем ломать головы: где же записка? А вы..."
Тут Линьков внезапно остановился и крепко зажмурился. Борис этого не заметил и умчался вперед. Линьков поглядел ему вслед и яростно потер лоб рукой.
"Обрадовался, возгордился, распустил павлиний хвост! - обличал он самого себя. - Гений-недоучка, грош тебе цена в базарный день. Ну как можно было не понять! Ведь он же все сказал, все, как на тарелочке преподнес! А ты ушами хлопаешь и при этом еще всячески изображаешь из себя Шерлока Холмса и Эйнштейна в одном лице! Спиноза областного масштаба!"
Борис оглянулся на Линькова, махнул ему рукой и скрылся за дверью шелестовского кабинета.
"Иди, иди, обрадуй Шелеста! - думал Линьков. - Расскажи ему, откуда шел и куда попал, пожалуйся на хулиганство хронокамеры и на подставки, вырастающие, как грибы. А я тут постою. Я человек простой. Я такую уйму хронофизики за один присест не переварю. Побуду вот с самим собой наедине..."
Но побыть с самим собой наедине Линькову не удалось: из кабинета Шелеста пулей вылетел красный и взъерошенный Эдик Коновалов. Он хмуро буркнул взамен приветствия:
- Видали, ловкач какой!
- Кто? - не понял Линьков.
- Стружков, кто же еще! - со злостью ответил Эдик. - Я, главное, материальчик подобрал такой, будь здоров! Я у вас, имейте в виду, серьезно учился, опыт перенимал...
- У меня? - переспросил Линьков, холодея. - Вряд ли... Я вас, в частности, не учил подбирать материал на Стружкова...
- А это я в порядке личной инициативы! - заявил Эдик. - Я поглядел вчера, как вы шли со Стружковым по коридору, и враз усек: перемена ситуации!
"Так мне и надо!" - покаянно подумал Линьков и спросил:
- Какая же судьба постигла этот ваш... материальчик?
- А мне даже высказаться не дали! - возмущенно сообщил Эдик. - Смеются, главное. Правда, одну промашку я все же допустил. Поторопился малость, признаю! Но так все складывалось, подходяще уж очень, я и сказал...
- Что же вы такое сказали? - тоскливо спросил Линьков.
- А я так обрисовал ситуацию, что вы Стружкова заподозрили, а он сбежал.
Значит, говорю, признает за собой вину!
"Нечем тебе крыть! - обличал себя Линьков. - Эдик ты номер два, вот ты кто в этом деле!"
- ...А они смеются! - продолжал Эдик. - Смешно им... Главное, говорят мне:
он во времени переход совершил, он герой! И он тут как тут, появляется...
Ну, я ушел... Они там все галдят, кричат, никакой серьезный разговор вести невозможно... Это что же, Стружков переход-то на самом деле совершил?
- На самом деле - И кстати, я должен...
Но Эдик не отставал. Он спросил, куда именно переходил Стружков, и, узнав, что на три дня назад, разочаровался.
- Всего и делов-то! Тр-руха! А они: герой, герой!
- Он мог погибнуть, даже если бы всего на пять минут передвигался, объяснил Линьков. - Первые космонавты тоже далеко от Земли не уходили, однако же...
- Космонавты! Это ж совсем другое дело! - оживился Эдик. - Они с разрешения правительства летают, официально. А наш герой сам полез, никого не спросил.
Разница!
- Не вижу принципиальной разницы, - нетерпеливо сказал Линьков. - И мне пора, извините...
- Нет, минуточку! - взмолился Эдик. - Я только две мысли выскажу: одну общественную и одну личную. Я вкратце!
- Ну, высказывайте вкратце! - Линьков тихонько вздохнул.
- Первая мысль такая: запретить это нужно! Или хотя бы строго засекретить! - торжественно заявил Эдик. - А то, знаете, что получится, если каждый-вся кий?..
- Что же именно получится, по-вашему?
- Труха! - уверенно сказал Эдик. - Ну, сплошная труха! Полезет в будущее какой-нибудь тип. Мало ли чего он там увидит, вернется, пойдет языком трепать, его ж не остановишь...
- Вы считаете, что будущее - это государственная тайна? - осведомился Линьков.
- А как же! - убежденно сказал Эдик. - Вне всяких сомнений.
- К этому вопросу мы вернемся позднее, - слегка поежившись, проговорил Линьков. - Давайте второй вопрос, я тороплюсь.
- Для решения второго вопроса, - сказал Эдик, - вам бы полезно было ознакомиться с материальчиком...
- С каким еще материальчиком?
- По делу Левицкого! Там и про Стружкова и вообще. Я все факты проанализировал, выводы имеются четкие. Серьезную работу проделал! И для меня очень важно ваше мнение как специалиста...
- Видите ли, дело Левицкого уже закончено, так что... И вообще мне сейчас некогда... - тоскуя, сказал Линьков.
Коновалов почему-то не очень огорчился.
- Выходит, напрасно я мозги сушил! - почти весело сказал он. - Конечно, мне до вас еще расти и расти! Вон вы как дело обстряпали, в два счета, а я только начал раскачиваться. Так кто же его прихлопнул-то?
- От сообщений я пока воздерживаюсь, - сухо ответил Линьков, пытаясь обойти Эдика.
- Это я понимаю! - с готовностью отозвался Эдик. - Но я к чему говорил насчет материальчика! Хотелось, чтобы вы меня на практике проверили, вот я к чему! Созрело у меня решение - вот за эти дни, что я с вами общался. Решение в плане личной перспективы! А именно: уйти я хочу от этих физиков-шизиков! К вам буду проситься, на следственную работу! А что? Образование у меня юридическое - так? Пробелы - это я на практике ликвидирую! В два счета!
- Вы это... всерьез? - испуганно спросил Линьков.
- То есть абсолютно! Мне здесь, понимаете, разворота нет... Труха сплошная!
Вот я и хотел узнать ваше мнение.
- Мое мнение... - сердито начал Линьков, но запнулся и продолжал совсем в другом тоне: - Вы извините, но на ходу такие вопросы не решаются! Я действительно очень тороплюсь.
- Правильно, это вы правильно! - Эдик восхищенно глядел на него. Подумать надо, обсудить:.
Линьков чуть не бегом бросился к кабинету Шелеста.
Окна в кабинете Шелеста были распахнуты настежь, и сизый табачный дым струился наружу, а в комнату вливался влажный прохладный воздух. Шум стоял невероятный. Смуглый скуластый парень, яростно сверкая черными глазами, доказывал преимущества "градиентного" мотора над "однородным", ему наперебой возражали двое, а из угла кто-то кричал, что спорить вообще преждевременно.
Борис стоял у стола и слушал, улыбаясь. Шелест задумчиво постукивал карандашиком по стеклу.
- Ребята, кончайте спорить! - сказал Борис. - Ведь ясно, что нужно искать объединения обоих методов... Там - дистанции, а тут - плавность перехода, а нам нужно и то и другое.
- Что ты конкретно предлагаешь? - набросился на него черноглазый парень.
- Слушай, Расул, конкретно я предлагаю подумать, - сказал Борис. Сесть и подумать.
- И правильно! - поддержал его Шелест. - Проблема комплексная, вернее, тут целый ряд проблем...
- Но ведь переход уже был! - недовольно сказал от окна один из тех, что спорили с Расулом. - И не один! Принципиальная возможность доказана.
Проверено отсутствие побочных эффектов...
- Если не считать вспышки... - вставил Борис. - Но это, по-видимому, штука безобидная.
- Это чистый Допплер! - заявил Расул. - Процессы снаружи камеры относительно замедляются, периоды колебаний растягиваются...
- Это тоже нужно проверить, - продолжал Шелест. - Каждую мелочь нужно проверить. А главное, пока мы не найдем способ получать информацию из параллельного времени, все наши эксперименты будут, практически говоря, бессмысленными.
- А я п-предлагаю т-такой проект - заговорил Ленечка Чернышев из недр кресла, в котором он утонул по макушку.
Проект Чернышева состоял в том, что хронавты могли бы по своим мировым линиям спускаться назад, до "развилки", до того момента, в который начала отклоняться новая линия. Там они могут встретиться и обменяться информацией.
Это и будет связь между параллельными мирами.
- Ленечка, не обижайся, но это - дохлое дело,- сказал Борис. - Они ведь при каждой встрече будут создавать новую мировую линию, на свою вернуться не смогут - и кому же тогда передавать информацию? Нет, по-моему, нужно браться за хронополе...
- Слушай, это бред! - азартно закричал Расул. - Тимофеев доказал, что невозможно изолировать объект от окружающего времени! Невозможно!
- Доказал для однородного поля, - возразил Борис.
- Правильно, - поддержал его вихрастый очкарик, - Мне видится, товарищи, что градиентный метод Стружкова позволит выключить хронавта из потока времени, окружить его таким полем, чтобы он мог переходить с линии на линию.
- Тебе всегда что-то видится в порядке бреда! - закричал Расул.
- Нет, если бы удалось запрограммировать такую защиту, чтобы исключить активное воздействие хронавта на прошлое или на будущее... предотвратить создание новых линий... Обеспечить возможность пассивного наблюдения...
Сигнализацию разработать...
- Занесло, занесло Чернышева! - проворчал Шелест. - Это даже и в принципе вряд ли возможно. А тут уже и сигнализация и правила хронодвижения:
"А здорово было бы! - подумал Линьков, начиная поиемногу разбираться в сущности спора. - Подошел ты к какой-нибудь штуке, хочешь ее взять, тут же тебе красный глазок мигает: не трогай, а то создашь новую мировую линию.
Непонятно, правда, что вообще можно будет трогать? Самого себя только, наверное... Но, может, хоть наблюдать удастся? Скажем, исторические события в натуральную величину...
Надрывно зазвенел телефон.
- Да-да. Шелест у телефона. Хорошо, подожду. - Он прикрыл мембрану ладонью и сказал: - Это Вячеслав Феликсович из Москвы меня вызывает. Ну, разговор на эту тему мы вскоре продолжим. Идею защитного хронополя начисто все же отвергать не следует. Но главное - это получить возможность двигаться поперек мировых линий, наладить связь между ними... Через двумерное время...
Ну, ладно, все это мы еще обсудим. А на первый раз, пожалуй, хватит... - Тут он увидел Линькова, улыбнулся ему и показал глазами на Бориса.
"Он уже знает, но думает, что я не знаю, - догадался Линьков. - И Борис, конечно, тоже так думает..."
Хронофизики, продолжая спорить и переругиваться, уходили. Шелест негромко басил в трубку:
"Да, Вячеслав Феликсович... Не совсем еще, но в основном... Есть новые обстоятельства, чрезвычайно важные... Лучше не по телефону..."
Борис подошел к Линькову. Он держался теперь свободно, без напряженности, и глаза были спокойные, чуть насмешливые.
- Рад с вами познакомиться, - церемонно сказал он. - Что же вы не пришли послушать мои объяснения?
- Коновалов на меня навалился, - вздыхая, ответил Линьков.
- Надеюсь, вы отделались легкими ушибами? - участливо осведомился Борис.
- Да, я тренированный, - сказал Линьков. - А ваш рассказ я с удовольствием послушаю в другой раз. Тем более, что мне придется его приобщить к делу... о смерти Левицкого.
- Главное я могу вам и сейчас сказать, - нахмурившись, проговорил Борис.
- Главное я и сам знаю, по-видимому, - отозвался Линьков. - Вы уже поняли, кому обязаны своим "возвращением"?
- Да, понял! Выходит, что самому себе! Но вы-то как все сообразили? Про Аркадия и про меня? Откройте секрет!
- К вашим услугам! - Линьков протянул Борису сломанный спичечный коробок. - Вот это ключик к делу Левицкого.
Борис долго разглядывал коробок.
- Не улавливаю! - сконфуженно сказал он.
- А вы на дату посмотрите.
- Дату? Ах ты, черт, проглядел! Действительно... 1972 год. Где вы это нашли?
- В зале у хронокамеры.
- Случайно?
- Не совсем. В зал-то я пришел не случайно. Этот коробок только подтвердил то, к чему привели логические выкладки.
- А со мной как было? - полюбопытствовал Борис.
- Ну, вы-то - порождение чистой логики! Логики плюс хронофизики.
- Неплохое сочетание! - пробасил незаметно подошедший Шелест. - Это о чем вы так, Александр Григорьевич?
- Объясняю Стружкову, как я его вычислил.
- Вычислили? И что, правильно?
Борис пожал плечами.
- Он Левицкого вычислил, а уж меня-то!
- Ну, знаете! - ужаснулся Шелест. - Да вы всех нас обскакали! Хотите, зачислю вас в институт внештатным сотрудником? Специально для таких вот случаев?
- Для таких случаев мне лучше оставаться на посту в прокуратуре, сказал Линьков, - Может, у меня иммунитет теперь образовался... А то ведь без привычки у вас трудновато...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Борис-72 оценил ситуацию по достоинству. Он прямо со смеху покатился, глядя на Аркадия.
- Нет, надо же! - восторженно стонал он. - Бедняжечка Аркадий! Славу у него уводят прямо из стойла! Дорогой ты наш первооткрыватель... первопроходец!
Как перенесешь ты этот удар?
Аркадий весь побелел, но сдержался и заговорил относительно спокойно, только глядел куда-то в сторону.
- Интересно, как ты бы себя чувствовал на моем месте! Ржет, как нанятый.
Смешно ему! Вы что же, всерьез думаете, что я за приоритет переживаю?
Мы всерьез это думали, но дипломатически промолчали.
- Ну, просто я обалдел, элементарно обалдел, неужели непонятно?! сказал Аркадий, правильно оценив наше молчание. - Ну, не поверил я сразу, виноват.
Да и теперь еще не вполне... Вот объяснишь мне, Борька, тогда я окончательно поверю...
Суть моего открытия была так проста - во всяком случае, для хронофизиков, - что изложил я ее в два счета. Для ясности набросал чертежи - все тем же прутиком, уже изрядно обломанным.
Когда я кончил, оба они некоторое время молчали.
- Ну, Борька! - выдохнул вдруг Борис. - Я... знаешь... я уже вижу, как меня девушки на улице спрашивают: "Скажите, вы не тот Стружков, который...", - а я им скромно так отвечаю: "Да, знаете ли, это я самый..."
- Да брось ты со своими девицами! - заорал Аркадий. - Ты понимаешь, что Борька сделал?! Нет, скажи, ты понимаешь?! А то сам он вроде ни черта не понимает. Сделал элементарно-гениальное открытие и сидит помалкивает! Нет, ты посмотри, как у него все просто и надежно! И, небось, по голове не трахает... а, Борька? Вот! А у меня трахает! И вообще у меня все в лоб сделано, примитивно-прямолинейно...
Когда Аркадий чем-нибудь восхищался, он тоже не знал границ. А там, где речь шла о хронофизике, он умел восхищаться.
- Да чего там сравнивать, - не унимался он, - вы сами посмотрите: поле я брал однородное, как всю жизнь мы брали... а весь мой вклад исчерпывается элементарными упражнениями в области математической физики...
Аркадий торопливо набрасывал прутиком формулы и схемы. Конечно, хуже у него не было. Может, он кое-что и не успел доработать, но в принципе это выглядело великолепно - смелое, остроумное математическое решение сложнейшей проблемы.
- Ну, что это, как людям везет! Всякие открытия на их мировых линиях совершаются, один я несчастный... -жалобно заныл Борис-72. - Какая-то у меня линия захолустная! Ни тебе происшествий, ни тебе открытий... и не исчезает никто...
- Будет вам и белка, будет и свисток! - заявил Аркадии, - Раз мы здесь, ты за свою линию можешь не беспокоиться - не такие еще дела завернем! Борька! - Он снова вцепился в меня, - Ну, запряг ты свои градиенты в работу, а дальше что? Так и рванул сразу в двадцатое мая?! Где ж ты там лазил, что мы тебя не видели?
Я начал рассказывать, а попутно уточнял у Аркадия, что же происходило на самом деле. В общем-то я сам уже понимал почти все. Разговаривали на лестнице два Аркадия - этот и "тамошний". И насчет спичечного коробка я правильно догадался.
- Пустой коробок был, - сказал Аркадий. - Плохо то, что я его где-то там, на той линии, выронил. Найдет его какой-нибудь дотошный товарищ, увидит дату...