Известие о новом несчастье в семье Сабонисов взбудоражило весь поселок.
      1 сентября 1969 года в местной прокуратуре было возбуждено уголовное дело.
      Единственным потерпевшим по этому делу стал Артур. И он сразу выдвинул ту версию, которую излагал Ларисе.
      По твердому убеждению Артура, его отец поступил так потому, что не смог перенести потерю дочери, к тому же он, оказывается, был психически ненормален: еще в 1943 году во время войны подвергался обследованию в Свердловской психиатрической больнице (по месту их эвакуации), был признан шизофреником и освобожден от военной службы. Достоверность этого никто уже через столько лет проверять не стал.
      Наличие свежих следов в стволе ружья от двух выстрелов было установлено простым техническим его осмотром.
      Лариса Кузнецова подтвердила, по просьбе Артура, чтобы избежать лишних вопросов, что в ту ночь они спали на даче вместе и были одновременно разбужены двумя выстрелами, последовавшими с небольшим интервалом.
      30 октября, как положено, по истечении двухмесячного срока, следствие по делу было прекращено.
      Похоронив родителей, Артур вскоре женился на Ларисе Кузнецовой.
      Молодые стали жить в городской квартире Сабонисов и первое время были всем довольны. Но вскоре отношения между ними стали портиться. Артур стал скандалить по любому поводу и без повода, помногу выпивал и допоздна отсутствовал в доме.
      Лариса пыталась его как-то образумить, но Артур только отмахивался и скандалил.
      В то же время она заметила, что свои "глубокие" переживания он широко демонстрировал лишь на людях, но стоило им остаться наедине, как Артур мог без конца смеяться и шутить. Ни одного доброго слова об отце и матери от него она не слышала.
      У него появились значительные суммы денег, снятых со сберкнижек отца и матери. Эти деньги он держал при себе и все время говорил, что у отца с матерью должны быть припрятаны еще наличные суммы. Он буквально перевернул все вверх дном. Но денег не нашел.
      Наиболее ценные вещи родителей Артур быстро распродал. Лариса была потрясена: в день похорон Артур с лежавшего в гробу отца новый костюм заменил на старый. Позже он этот новый костюм отнес в комиссионный магазин.
      Детские игрушки пропавшей сестры и ее вещи Артур также распродал.
      Вместе с тем, как бы демонстрируя окружающим горечь утрат, Артур на бронзовых настольных часах в кабинете отца поручил граверу запечатлеть две даты: 21 августа - день исчезновения сестры и 30 августа 1969 года - день смерти отца и матери.
      К военной службе Артур Сабонис охладел, продолжая напиваться, и однажды, в состоянии очередного опьянения он договорился до того, будто его отец-шизофреник, в состоянии умопомрачения, задушил Ольгу, зарыл ее на даче в погребе под спальней. Протрезвев, Артур сказал, будто ему это приснилось. Правда, через некоторое время, опять в нетрезвом состоянии, Артур уговаривал Ларису откопать труп сестры и подальше перепрятать.
      Лариса стала его бояться. В общем, их семейная жизнь разладилась. Это и заставило Ларису обратиться за помощью к мужу подруги.
      Предварительно Лариса все написала и свои записи вручила ему с условием: если с ней что-то произойдет, все отнести в милицию.
      Однако мужу подруги поведение Артура показалось подозрительным, и он обратился в уголовный розыск.
      Как и следовало ожидать, там отнеслись к его заявлению с предельной серьезностью и 28 декабря неофициальным путем пригласили Ларису на беседу.
      Она все написанное ею подтвердила и призналась, что по делу о смерти родителей своего мужа, по его просьбе, дала неправдивые показания: в ту ночь они спали с ним в разных комнатах.
      Сотрудники уголовного розыска проверили слова Артура о том, будто его отец задушил и зарыл в погребе на даче свою дочь. Применили даже специальный прибор "трупоулавливатель". Но безрезультатно. Очевидно, они выбрали место в погребе под спальней не совсем верно.
      Вскоре в семье Сабонисов произошло еще одно событие.
      Пьяный Артур подпоил Ларису и стал предлагать ей отравиться, он даже уговорил ее написать предсмертное письмо с казенным текстом: "В моей смерти прошу никого не винить. Я так решила сама".
      Потом Артур положил в бокал с шампанским большую дозу люминала и предложил выпить. Он абсолютно спокойно проследил, как она поднесла бокал к губам и, увидев, как она сделала первый глоток, направился к телефону для того, чтобы вызвать врача "скорой помощи".
      Но Ларисе удалось его обмануть - второй глоток она задержала во рту, а когда Артур пошел к телефону, выплюнула все в открытую форточку.
      Приехавший врач никаких признаков отравления у Ларисы не обнаружил.
      Обо всей этой истории Лариса рассказала работникам уголовного розыска. И стала ясно, что Артур Сабонис опасен.
      - Вы действительно захотели уйти на тот свет?- спросили ее.
      Она, не задумываясь, ответила чисто по-женски:
      - Я хотела узнать, как крепко он меня любит и насколько мною дорожит.
      Тогда же было принято решение вновь попытаться найти труп Ольги Сабонис, но теперь уже с помощью розыскной собаки. Однако собака никак не реагировала. Стали копать глубже. И вскоре действительно обнаружили труп Ольги. Стало понятно, почему не сработала собака. Все оказалось залито керосином. В яме оказались мужские шорты, опознанные Ларисой.
      20 февраля 1970 года Артур Сабонис был арестован. Дело было препровождено в Москву, в Главную военную прокуратуру и передано в мое производство.
      На следующий день я выехал в Ленинград.
      В тюремном следственном кабинете Сабонис появился без всяких признаков волнения. Гладко выбритый, в хорошо отутюженном гражданском костюме, со стоячим воротничком от форменной белой рубашки, только без галстука. Повел себя своенравно: не поздоровался при входе, без разрешения уселся на табурете, искоса взглянул на мои полковничьи погоны и поинтересовался:
      - Значит, я числюсь за органами военной прокуратуры?
      Я подтвердил и представился, назвав себя и указав свое должностное положение.
      И пока я заполнял соответствующие графы протокола допроса, Сабонис опять спросил:
      - Чего же вы от меня ждете?
      - Очень хочу услышать правду, - спокойно ответил я. - Может, у вас появилось желание дополнить свои прежние показания?
      Сабонис отрицательно покачал головой.
      - В таком случае скажите, как вам стало известно, что труп вашей сестры Ольги Сабонис находится там, где он и был обнаружен?
      Сабонис не моргнув глазом сразу ответил:
      - Можете мне верить, а можете и не верить. Это я видел во сне.
      - С какой целью вы склонили свою будущую жену Ларису Кузнецову соврать, будто в ту ночь спали в одной кровати и были разбужены выстрелами?
      - Хотел избежать лишних вопросов со стороны работников следствия.
      - Показания вашей жены о том, что вы с ней спали в разных комнатах теперь подтверждаете?
      - Да.
      - Какие взаимоотношения у вас были с родителями и сестрой?
      - Все было в норме, как у всех.
      - Вы на Ларисе Кузнецовой женились по любви?
      - Я знал ее и раньше. В последнее время она у нас на даче прижилась. Вот я и привык к ее постоянному присутствию.
      На этом наша с ним первая встреча и закончилась.
      Второй его допрос уже в присутствии адвоката состоялся на другой день. Как и в прошлый раз, обвиняемый выглядел безукоризненно.
      - Чем объяснить, что в день так называемой вашей свадьбы вы не пригласили в ресторан ни родителей Ларисы Кузнецовой, ни ее родственников?
      Сабонис ответил:
      - Ее родители проживают далеко, в деревне, и оттуда никуда не выезжают, а родственников в Ленингра де или поблизости у нее нет.
      - Из-за чего у вас стали возникать бесконечные ссоры?
      - Она стала ревновать к моим старым приятельницам, которые иногда названивали по нашему домашнему телефону.
      - Вы признаете, что пытались склонить свою жену к самоубийству?
      - Это ложь!
      - А было такое, что она по вашему настоянию приняла какую-то отраву? После этого вы даже вызывали на дом врача "скорой помощи"?
      Сабонис ответил уклончиво:
      - Я этого не припомню.
      - Вы угрожали своей жене убийством?
      - Об этом даже смешно говорить.
      - Вы с женой ходили в театр или кино?
      - Ее это не интересовало.
      - В гости?
      - Нет.
      - После вступления в брак вы своей жене что-либо ценное дарили?
      На этот раз Сабонис от прямого ответа уклонился, только произнес с пафосом:
      - Вопрос не ко мне, а к ней. Пусть скажет вам сама!
      В этот момент вмешался адвокат.
      - Я не пойму, почему следствие так интересуется взаимоотношениями обвиняемого с его женой и какое это имеет отношение к предъявленному ему обвинению? Как мне кажется, следует интересоваться тем, что к этому обвинению относится.
      - Отчасти вы правы. Сабонис, скажите, как ваши шорты могли оказаться в той глубокой яме, в погребе вашей дачи, откуда был извлечен труп вашей сестры? - Я достал из своего портфеля мужские шорты и разложил их на столе.
      - Эти шорты вижу впервые. Где они были обнаружены и почему оказались в моем деле - не знаю. - Он искоса на них взглянул.
      - Ваша жена заявляет, что они принадлежат вам. Их на вас видели и ваши дачные соседи. От этого никуда не уйдешь.
      - Допустим, что это так. Только когда я их в последний раз надевал, ума не приложу, - нехотя произнес Сабонис.
      - Кто облил керосином яму?
      - Не знаю.
      - Вы какими-либо выходящими за рамки дозволенного поступками своего отца располагаете?
      - Нет.
      - С каким интервалом прозвучали два выстрела, которыми были застрелены ваши родители?
      - Возможно, с небольшим интервалом, в 2-3 минуты, не больше, - ответил обвиняемый после недолгого раздумья.
      - Но ведь раньше вы показывали, что выстрелы последовали один за другим?
      - Возможно, что я ошибся.
      На этом нашу вторую встречу мы прекратили.
      Несколько последующих дней я посвятил тщательному обыску в городской квартире Сабонисов, допросам его жены, их дачных соседей и сослуживцев Сабониса.
      Выяснилось, что в части он держался особняком, в своих суждениях был скрытен, в общественной жизни участия не принимал. По общему мнению, был завистлив и честолюбив.
      Среди книг, находившихся в его личной библиотеке был обнаружен и изъят в качестве вещественного доказательства учебник по криминалистике, в котором довольно подробно был изложен случай самоубийства из охотничьего ружья с подвязанным к его курку длинным шпагатом.
      Я обратил внимание и на то, что первоначально Сабонис и Лариса Кузнецова заявили, что в ту ночь были одновременно разбужены двумя выстрелами с интервалом всего в несколько секунд. Это соответствовало показаниям и их ближайших дачных соседей: они до утра бодрствовали у постели тяжело заболевшего родственника и хорошо запомнили, что оба выстрела прозвучали около четырех часов ночи почти одновременно.
      Но через пару дней Сабонис стал настаивать на том, будто выстрелы прозвучали через 2-3 минуты. Этому тогда особого внимания не придали. Теперь я понял, что для изменения своих прежних показаний у него были довольно веские основания.
      Если бы его отец решился убить его мать, а затем покончить с собой, то интервал между выстрелами должен был быть более длительным.
      Следственным экспериментом было доказано, что отцу Артура Сабониса для убийства жены и его самоубийства, описанным путем, потребовалось бы около трех минут, а не какие-то секунды.
      Надо сказать, что в личной жизни Артур Сабонис проявлял исключительный цинизм, беспорядочно вступая в половые связи с женщинами. Об этом свидетельствовали его записи в тетради, обнаруженной у него в комнате. В ней фигурировали 24 его любовницы, с указанием их адресов, места работы, а также с описанием внешности и сексуальных наклонностей.
      Тогда же была обнаружена и другая тетрадь, в которую Сабонис заносил наиболее полюбившиеся ему высказывания типа:
      "Мораль - это выдумка человека, а не вывод из его опыта".
      "Убийство - это объективный акт, а смерть не различает, кто прав или кто виноват".
      "Честность - прекрасная вещь, если все вокруг честные, а ты жулик".
      "Цель оправдывает средства".
      Очевидно, в качестве своего жизненного кредо Артур Сабонис записал:
      "Время святош и старинных добродетельных рыцарей миновало давно. Все, что становится поперек дороги, буква ли закона, чужая ли воля, - надо уничтожать или умело обходить".
      Обвиняемому Сабонису была дана и очная ставка с его женой. Она все свои показания полностью подтвердила, а все его попытки сбить ее с толку ни к чему не привели.
      На очной ставке с врачом "скорой помощи" последний подтвердил, что он у Кузнецовой отравления не обнаружил.
      На очной ставке с ближайшими соседями по даче Сабонис заявил, будто в ту ночь после первого выстрела он выбежал во двор, не понимая, кто и откуда стрелял, и лишь после второго выстрела возвратился в дом, обнаружив в спальне убитых отца и мать. Соседи его показания опровергли, утверждая, что оба выстрела прозвучали почти одновременно.
      С какой же целью Артур Сабонис убил свою сестру и родителей?
      Единственным объяснением было его чудовищное корыстолюбие.
      Именно по этой причине он устранил сестру, как потенциальную наследницу всего имущества, и расправился с отцом и матерью в расчете немедленно вступить во владение их городской квартирой, дачей, деньгами, ценностями и вещами.
      В этом выводе я укрепился после того, как допросил его ближайших родственников. От них мне стало известно, что именно родители всячески его баловали, прививая пагубный интерес к деньгам. Еще в школьные годы они каждую хорошую его отметку обязательно сопровождали небольшим денежным вознаграждением. А ко дню его рождения родители преподнесли ему пузатую копилку с дарственной надписью: "Дорогому сыночку на счастье". Отец Артура, для начала, опустил в нее 10 рублей.
      Все знали, что Артур за выполнение любых хозяйственных поручений и работ получал от родителей определенные денежные суммы. При покупке им продуктов на рынке и в магазинах ему доставалась и вся сдача.
      По твердому убеждению свидетелей, это Артура окончательно и развратило.
      Обвиняемый Артур Сабонис, несмотря на собранные против него улики, свою вину отрицал. Одно время он на допросах даже отказывался давать показания. Я уже махнул на него рукой и стал форсировать окончание предварительного следствия по его делу.
      Как вдруг произошло нечто, чего я и не ожидал.
      По собственной инициативе Сабонис обратился к администрации тюрьмы и напросился ко мне на допрос. Неожиданно вручил мне написанное им в камере "чистосердечное признание" и в нем полностью подтвердил, что задушил сестру и застрелил отца и мать.
      Казалось, я должен был радоваться, а я ждал от него подвоха и не ошибся.
      Подтверждая все написанное, Артур Сабонис подчеркнул, что на преступление его подтолкнуло открытое им психическое заболевание, мудрено названное им "квинтэссенцией души" и "автоматизмом мышления". Сабонис не поленился подробно изложить и симптомы своего заболевания, что, по его мнению, должно было привести к назначению по его делу судебно-психиатрической экспертизы.
      С таким ходатайством немедленно выступил и адвокат обвиняемого. Мне пришлось это ходатайство удовлетворить.
      В Институте им. Сербского Сабонис пробыл почти два месяца и, к великому своему огорчению, был признан психически здоровым и ответственным за свои действия. Сабонис после ознакомления с актом экспертизы от дачи дальнейших показаний отказался. Он не стал знакомиться и с материалами предварительного следствия, чем серьезно огорчил своего адвоката. Тот, судя по всему, хотел подсказать своему подзащитному линию поведения, но Сабонис от встречи с ним отказался.
      В судебных заседаниях военного трибунала Ленинградского военного округа подсудимый Артур Сабонис юродствовал, неоднократно менял показания, отказывался отвечать на задававшиеся ему вопросы.
      Все это закончилось тем, что суд признал его виновным в совершенных преступлениях и приговорил к высшей мере наказания - расстрелу.
      Этот приговор приведен в исполнение.
      Сувенир
      Как многие другие следователи, посвятившие себя расследованию тяжких преступлений, таких, как бандитизм, убийства, грабежи, взяточничество, хищения в крупных размерах государственного и общественного имущества, я не смог избежать весьма распространенного среди нас заболевания - язвы. И, по совету знающих людей, отправился в санаторий западночешского курорта Карловы Вары.
      Там меня однажды и навестил один мой знакомый - Франтишек Зих, прокурор города Пльзень. Он попросил, чтобы я в Пльзене прочел небольшую лекцию о структуре и деятельности нашей прокуратуры. Я согласился.
      В назначенный день за мной прибыла "шкода", и я отправился.
      На встречу со мной Франтишек Зих собрал всех своих подчиненных в Пльзене и прилегающих районах, а также пригласил оперативно-следственных работников из местной милиции.
      Слушали меня с подчеркнутым вниманием. Задавали вопросы, потом пригласили посидеть с ними за дружеским столом с обязательными шпикачками и свежим пивом, только что доставленным прямо с Пльзеньского завода.
      Когда я засобирался в обратный путь, Зих вдруг стал рассказывать, что пару лет тому назад в Пльзене побывал прокурор СССР Роман Андреевич Руденко.
      Все они, конечно, слышали, что на Нюрнбергском процессе Руденко был от нашей страны государственным обвинителем.
      Затем Зих протянул мне какой-то сверток, в котором оказалась плоская коробка с сувенирной фарфоровой тарелочкой, с изображением центральной площади города Пльзень.
      Этот сувенир Зих попросил меня вручить Руденко в знак доброй памяти о нем. В этой просьбе я ничего предосудительного не усмотрел и заверил, что поручение выполню.
      В Москве я позвонил в приемную Руденко и через порученца попросил, чтобы Роман Андреевич принял меня на несколько минут по личному вопросу.
      Во второй половине дня порученец известил, что Роман Андреевич меня ждет.
      Как только я оказался в кабинете Генерального прокурора, сразу же выложил перед ним сувенир из Чехословакии и поспешил изложить все обстоятельства его появления у меня. К своему удивлению, неожиданно уловил во взгляде Руденко определенное недовольство. Однако Руденко терпеливо все выслушал и, не притрагиваясь к свертку, промолвил:
      - Говорите, что это сувенир? А сколько он стоит?
      - Честно сказать, я не знаю, - ответил я. - Думаю, что недорого.
      Мои слова, по-видимому, удовлетворили Руденко. Он больше ни о чем не спросил. И я с молчаливого его согласия вышел из кабинета в полной уверенности, то моя миссия закончена.
      Но только я вошел в свой кабинет, как раздался протяжный телефонный звонок и радостный голос порученца известил:
      - Сергей Михайлович, Руденко опять просит вас к нему зайти.
      На этот раз Роман Андреевич меня встретил с каким-то настороженным интересом.
      - Что этот прокурор хотел, чтобы я сделал за его подарок? Вы об этом не обмолвились ни словом.
      Подобная постановка вопроса меня крайне озадачила. Было похоже, что Руденко заподозрил меня в желании утаить от него истинную подоплеку сделанного подарка.
      - Роман Андреевич! Ни о какой встречной просьбе не было и речи.
      - Вы в этом уверены?
      - Конечно.
      Затем Руденко задумчиво произнес:
      - Я ведь тогда у них в прокуратуре действительно побывал. Да вот только какая незадача - не могу никак припомнить их прокурора.
      Я вдруг набрался смелости и уверенно заявил:
      - По-моему, Роман Андреевич, нет никакой нужды и вспоминать его. Ваш визит в Пльзень официального характера не имел, а случайное посещение местной прокуратуры и знакомство с ее прокурором могло и не запомниться.
      Роман Андреевич согласно кивнул, с облегчением вздохнул и... отпустил меня. Но не успел я перешагнуть порог своего кабинета, как вновь позвонил порученец: Роман Андреевич опять вас требует...
      Нечего и говорить, что я был весьма озадачен. Однако Роман Андреевич, как бы размышляя вслух, произнес:
      - Я вот о чем подумал: не следует ли мне в какой-либо форме выразить свою благодарность и сообщить этому прокурору Зиху, что тарелка мне понравилась.
      - Мне кажется, что в этом нет никакой необходимости. Ведь Зих на ваш ответ наверняка не рассчитывал. Просто он воспользовался удобным случаем и захотел от себя и своего коллектива выразить вам общее их уважение.
      Выслушав это, Руденко сказал:
      - Возможно, что это и так. Надо еще подумать...
      Очевидно, Руденко окончательного решения еще не принял. Во всяком случае, я опять получил возможность удалиться.
      Я не успел открыть дверь, как вновь зазвонил телефон и порученец, с тревожными нотками в голосе, опять попросил к Руденко.
      Я в первую минуту даже не смог сдвинуться с места, но превозмог себя и потащился по знакомому маршруту.
      Зайдя в кабинет Руденко, я сразу ощутил, что Роман Андреевич изучающе на меня смотрит. Испытав некоторую неловкость и стараясь сдержать волнение, я молча ждал, что последует дальше. И Роман Андреевич, как бы подтверждая непредсказуемый характер своих вопросов, довольно мирно поинтересовался:
      - Вы сами от чехов какие-нибудь подарки принимали?
      - Получал, в прошлом году, когда отдыхал в Карлововарском санатории "Империал". Тогда меня вместе с одним нашим военным прокурором из Группы советских войск в Чехословакии пригласили в прокуратуру Оломоуца. Там нас встретили очень радушно, угостили на славу и на прощание преподнесли по три фарфоровые кофейные чашечки, с памятной надписью: "Прокуратура города Оломоуц", этот подарок я храню дома.
      Лицо Руденко приняло заинтересованное выражение, и он произнес:
      - Дело стоящее. Думается, что и в наших ведущих прокуратурах не мешало бы завести подобную практику.
      На этом сувенирная тема была исчерпана, и Роман Андреевич взглянул на меня ободряюще.
      В коридоре меня нагнал его порученец, явно заинтригованный, и спросил напрямик:
      - Сергей Михайлович, чем это вы взбудоражили нашего Романа Андреевича?
      Я поспешил его успокоить:
      - Все просто. Привез из Чехословакии небольшой сувенир. Из-за этого и возникли некоторые неясности.
      - Неужели лично от себя? - воскликнул порученец.
      - До такой глупости я не мог и додуматься. От чешских товарищей.
      - Ах вон оно что! - промолвил порученец. - Вам не мешало бы в это дело посвятить и меня. Думается, что для облегчения вашей миссии мы что-нибудь придумали бы, ведь Роман Андреевич в такого рода делах особенно щепетилен. Не терпит никаких словесных восхвалений своей личности и отвергает любые подарки, от кого бы они ни последовали.
      Мы с порученцем понимающе взглянули друг на друга и разошлись. Больше Руденко меня не вызывал.
      Обратный рейс
      Трагедия произошла 1 января 1977 года, рано утром. Два пистолетных выстрела, последовавших один за другим, с небольшим интервалом, отчетливо были слышны в смежной квартире, где жил со своим семейством преподаватель Московской военно-инженерной академии им. Куйбышева, инженер-полковник Иванов.
      Иванов сразу позвонил по телефону своему соседу - адъюнкту академии майору Вересову, но трубку никто не снял. Встревоженный Иванов вместе с женой вышли на лестничную площадку и стали стучать в дверь соседа, безуспешно. Иванов позвонил дежурному по академии, сообщил о выстрелах в квартире Вересова и попросил заявить об этом в военную прокуратуру.
      Таким образом, я, как старший военный следователь по особо важным делам Главной военной прокуратуры, находившийся на дежурстве в первый новогодний день, вместе с представителем военной комендатуры города и судебным медиком прибыли на место происшествия.
      Иванов рассказал, что майор Вересов был холост и в их ведомственном доме занимал отдельную однокомнатную квартиру. В ту новогоднюю ночь в квартире были слышны музыка и пение, видимо от включенного телевизора. Были ли у Вересова гости- Ивановы не знали.
      Пригласив понятых, я попросил слесаря жэка открыть дверь. Ступив через порог единственной большой комнаты, я сразу увидел лежавшие на кровати два трупа - мужчины и женщины в одном нижнем белье. Смерть женщины наступила от выстрела в сердце, о чем свидетельствовало обширное кровавое пятно на рубашке. Смерть мужчины - от выстрела в висок, характерный для самоубийства. К окну был придвинут обеден ный стол с бутылками шампанского и водки и остатками какой-то еды. У стола стояло три стула. Очевидно, кроме убитых, в квартире был кто-то третий. Однако он вряд ли был убийцей: квартира на пятом этаже была заперта на ключ изнутри.
      В кровати лежал и пистолет ТТ, с двумя стреляными гильзами. Пороховые следы на рубашке убитой свидетельствовали о том, что стреляли в нее с очень близкого расстояния. Предсмертные записки отсутствовали.
      В дамской сумочке, кроме значительной суммы денег, лежали два железнодорожных билета. Один из них, от 30 декабря 1976 года, из Москвы до Ленинграда, на поезд "Красная стрела". Второй, от 31 декабря, - от станции Бологое до Москвы, и тоже на поезд "Красная стрела". Создавалось впечатление, что она до Ленинграда не доехала, вышла на станции Бологое и возвратилась в Москву: об этом свидетельствовал первый железнодорожный билет, который она взяла у проводника вагона.
      Судя по ее паспорту, она постоянно проживала в Москве и была замужем. Навести о ней оперативные справки ничего не стоило, вскоре мне сообщили, что она жена известного профессора-физика. Имела двух детей - сына 16 лет и дочь-первоклассницу.
      Я понял, что дама возвратилась в Москву с единственной целью провести новогоднюю ночь у своего любовника майора Вересова.
      Мне удалось перехватить и поездную бригаду "Красной стрелы", с которой она направлялась якобы в Ленинград. И проводник вагона без особых усилий припомнил, что она действительно вышла в Бологом, забрав у него свой билет. Более того, проводник и его напарница вспомнили, что на перроне московского вокзала с большим букетом цветов ее провожал пожилой мужчина, видимо, муж. Эти цветы в высокой стеклянной банке так и простояли до самого Ленинграда в ее одноместном купе.
      Допросил я и нескольких приятелей и сослуживцев майора Вересова. По их мнению, он был человеком неуравновешенным, вспыльчивым и подозрительным.
      Мне удалось установить и личность третьего. Им оказался инженер-конструктор, работавший на часовом заводе в Москве. Он не отрицал, что в ту новогоднюю ночь, напившись, стал усиленно ухаживать за единственной в их компании весьма привлекательной женщиной: говорил ей комплименты, целовал ручки, во время танцев пылко прижимал ее к себе. Все это, очевидно, Вересову не понравилось. Во всяком случае с ним они расстались довольно холодно.
      Настало время допросить мужа убитой. Об амурных делах своей супруги он еще ничего не знал. Как он отнесется к известию о ее измене? Как это отразится на его взаимоотношениях с тестем и тещей, людьми преклонного возраста? Что он скажет детям? Вот почему, перед тем как что-то предпринять, я решил посоветоваться с начальником нашей следственной части полковником юстиции Маркарянцем. Он меня внимательно выслушал и спросил:
      - Какие у тебя планы в отношении этого дела?
      - Конечно, прекращу за смертью виновного!
      Тогда Маркарянц убежденно посоветовал:
      - Постарайся убедить родственников в том, что жена профессора явилась жертвой бандита, который пытался в тамбуре ее ограбить. Это, с моей точки зрения, будет соответствовать общим интересам.
      И как это ни странно, к нашей выдумке о вооруженном грабителе, которому удалось скрыться, сам профессор и родители его жены отнеслись с пониманием.
      При этом на вопрос о цели ее поездки в Ленинград профессор спокойно пояснил:
      - Она так поступила и в прошлом году. Ведь я не подарок: не пью, не танцую, предпочитаю уединяться и ложиться вовремя спать. А у нее в Петергофе есть давняя подруга. Точного адреса этой подруги я не знаю. Вот у нее дома, под Новый год, обычно и собиралась их веселая компания.
      Похороны убитой прошли тихо; на девятый день родные пришли на кладбище и скорбно постояли у ее могилы.
      О каком-либо продолжении следствия по данному делу уже не могло быть и речи, и я вскоре его прекратил.
      Обманутый муж
      Привычка по пятницам задерживаться допоздна на службе - для подведения итогов работы - у генерал-майора Озерова Владимира Петровича укоренилась довольно прочно.
      Но иногда выпадали и такие дни, когда работа заканчивалась гораздо раньше, он отпускал свою служебную машину и направлялся домой пешком, подчас выбирая не самый близкий путь.
      Видимо, так все и было в тот тихий вечер лета 1978 года.
      Еще молодой, с завидной выправкой кадрового военного, облеченный в генеральскую форму, он уверенно шагал по московским улицам, ловя на себе одобрительные взгляды прохожих.
      В переулке, куда он свернул, при весьма тусклом освещении редких фонарей большой дом, в котором он жил, нависал черной громадой, загораживая свет луны. После людных улиц здесь все казалось тихим и спокойным.
      Озеров с парадного подъезда взошел на бельэтаж, где находилась его квартира, повернул в замке ключ и оказался дома. Не зажигая света в прихожей, шагнул к вешалке, повесил китель и фуражку. Хотел бесшумно пройти к себе в комнату, уверенный, что жена спит, но тут заметил, что в ее комнате горит свет - он пробивался из-под двери, видимо, жена забыла выключить ночничок.
      Озеров осторожно приоткрыл дверь и застыл в изумлении: полураздетая жена лежала в постели, а рядом с ней сидел совершенно неизвестный ему мужчина. Генерал в ярости распахнул дверь и ринулся вперед. Незнакомец, однако, словно был готов к встрече, прямым ударом в челюсть сбил его с ног. Потом подбежал к окну и попытался вскочить на подоконник, но Озеров бросился за ним и стащил его на пол. Сцепившись, они ожесточенно колотили друг друга.
      Жена генерала, предположив, что мужчины могут друг друга и убить, с дикими криками выбежала на лестничную площадку.