Обозрев расстилавшуюся перед ним картину, Кроллер Свои судорожно сглотнул, чтобы хоть как-то смочить враз пересохшее горло, и почувствовал необходимость что-нибудь сказать.
      - Тромб, ты живой? - осторожно спросил он, глядя в середину зала.
      - Нет, - донесся приглушенный голос трактирщика откуда-то справа. Мертвый.
      Кроллер с ужасом уставился на место, из - точнее, из-под - которого исходил этот замогильный глас, и снова сглотнул набежавшую слюну.
      Около этой стены битва была особенно жаркой. Курган, большую часть которого составляли тела и полки, был одним из самых высоких во всем трактире. Вершину его, подобно могильным плитам на курганах древне-эльфийских королей, венчал здоровенный обломок стойки.
      - Тромб, - почему-то шепотом спросил Кроллер, наклонившись к подножию кургана. - Ты здесь? Ты не ранен?
      - Крол, ты идиот, - прохрипел подмогильный голос трактирщика. - Я не ранен, я убит.
      Свои облегченно вздохнул и махнул рукой своим стражникам. Соединенными усилиями они разрыли часть западного склона и извлекли из-под кургана полузадохнувшегося трактирщика.
      Оказавшись на поверхности, Тромб первым делом проверил сохранность стеклянного глаза. Глаз был на месте. Зато на лбу прямо над ним медленно разгорался огромный, величественный синяк - последствие падения на ясеневую дубинку. Еще один синяк, поменьше и неизвестного происхождения, трактирщик обнаружил на челюсти. Дальнейшее исследование он решил прекратить за ненадобностью - ниже головы болело все тело, начиная от шеи и заканчивая большими пальцами ног.
      - Ну, как ты, Тромб? - озабоченно поинтересовался Кроллер.
      - Там, - прошамкал трактирщик, придерживая рукой пострадавшую челюсть. - В углу.
      - Что?
      - Шундушок. В нем две бутыльки. Одна желеная. В ней вино. Возьмете себе.
      - Нисс! - скомандовал Кроллер. Стражник опрометью бросился в угол.
      - Шинюю, - продолжил трактирщик, отрывая от рубахи одного из павших в борьбе роковой длинный лоскут, - принешете шуда. Не вждумайте пить. Там примошка.
      - Вот.
      Запыхавшийся Нисс протянул трактирщику бутыль с примочкой, одновременно пытаясь выгрызть пробку бутыли зеленого стекла.
      Тромб ловко откупорил синюю бутыль, плеснул пахучую жидкость на тряпицу, приложил ее ко лбу, закрыл глаза и блаженно улыбнулся.
      - Послушай, Тромб. - Кроллер осторожно тронул трактирщика за плечо. - А что здесь, собственно, произошло?
      Не открывая глаз, Тромб наугад ткнул бутылью с примочкой в середину зала.
      Кроллер Свои медленно повернулся, обозрел указанный трактирщиком район и недоуменно уставился на давешнего деревенского паренька, который все еще торчал посреди трактира, прижимая к себе свой дурацкий мешок.
      - Но, Тромб, - начал он, поворачиваясь обратно к трактирщику: - ведь не может...
      Тромб плеснул на тряпицу новую порцию примочки
      - Может.
      Кроллер Свон повернулся, посмотрел на мальчишку в третий раз. Только теперь он обратил внимание, что палка, торчащая у того из-за спины, - это рукоять отличнейшего двуручного меча.
      - Ты хочешь сказать, что этот погром...
      - Большую часть этого погрома, - Тромб постепенно приходил в себя и даже сделал попытку усмехнуться, - я пролежал, будучи погребенным под останками собственной мебели. Однако мой военный опыт гласит, что последним на поле боя обычно остается победитель.
      У Кроллера Свона в очередной раз пересохло горло. Он выхватил из лап своих подчиненных бутыль и несколькими глотками осушил ее почти наполовину. Доброе вино слегка взбодрило его, и Свону удалось, хоть и с немалым трудом, уместить в своей голове мысль, что величайшее на его памяти трактирное побоище учинил какой-то деревенский молокосос, неизвестно зачем таскающий на спине отличный боевой меч. О последствиях, которые влекла за собой эта мысль, Свон даже не стал задумываться. Это можно было отложить на завтра, а Кроллер Свон никогда не делал немедля то, что можно было отложить, и уж тем более не собирался нарушать это правило именно сейчас. В конце концов, он всего-навсего простой десятник.
      Осознание этого факта, как ни странно, обрадовало Свона впервые за последние двенадцать лет. Он еще раз приложился к бутыли и зашагал к пареньку, стараясь по возможности не наступать на чью-нибудь голову.
      - Пойдем.
      -Куда?
      - В тюрьму, понятно. - Кроллер недоуменно уставился на паренька и выдвинул самый, на его взгляд, веский аргумент: - Тебе ведь надо где-то переночевать?
      Шах горестно вздохнул. Насколько он знал, никто из Дудинок еще никогда не падал столь низко, чтобы его сажали в тюрьму.
      А он, победитель драконов, герой и...
      - А... там очень страшно? - спросил он и тут же пожалел об этом.
      - Где? - не понял Свои.
      - Ну... в тюрьме?
      - Страшно? - Стражник с недоумением посмотрел на него и вдруг расхохотался: - Да ты что, парень?! Ведь большую часть времени, когда камеры пустуют, в них живем мы, стража. Что мы, себе самим враги?
      Шах издал еще один горестный вздох и покорно поплелся за Кроллером.
      - Эй, Свои, - окликнул их трактирщик, когда они уже подходили к двери.
      - Чего?
      - Прежде чем посадишь парня в камеру, - медленно произнес трактирщик, дай ему ужин. Он ведь заплатил за похлебку.
      * * *
      Единственное окошко в комнате было настолько узким, что через него не смогла бы сбежать даже плотно пообедавшая крыса. Тем не менее строившие башню гномы сочли необходимым оснастить это окно последним тогдашним архитектурным новшеством - решеткой. Просачивавшегося через все это света хватало ровно на то, чтобы не называть царившую в комнате темноту полной. Однако этот свет обладал одним весьма примечательным свойством - в любое время суток и в любую погоду он концентрировался исключительно на лице стоящего перед столом. Это было весьма удобно для хозяина комнаты.
      В данный момент это свойство в полной мере испытывал на себе Шах. Он стоял перед столом и, щурясь, старался разглядеть у сидящего хоть что-нибудь, кроме лысой макушки и сложенных на пузе пальцев.
      Сидящий за столом временно - последние пятнадцать лет - пользующийся правами городского головы Хамилога достопочтенный Картопля Фейс, в свою очередь, пытался избавиться от двух нелепых подозрений. Во-первых, у него было странное чувство, что со стоящим перед ним пареньком что-то глубоко не так, а во-вторых, его упорно мучило ощущение, что на его столе кто-то сидит.
      В третий раз проведя рукой над столом и убедившись, что там все еще никого нет, городской голова громко прокашлялся и спросил:
      - Так кто он все-таки такой?
      - Герой, - отозвался Кроллер Свои из темноты позади Шаха.
      - Хм, герой? - с подозрением переспросил Картопля, уставившись на Шаха. Точно?
      - А я откуда знаю? - отозвался десятник. - Говорит, герой.
      За свою довольно продолжительную по меркам Запустенья жизнь Картопля Фейс повидал большое количество разнообразных героев и считал, что по крайней мере с основными их разновидностями он знаком. Однако героев, настолько походящих на деревенских под-Ростков, ему видеть еще не доводилось.
      - И сколько же ты подвигов совершил, а, герой?
      Шах вздрогнул, не сразу сообразив, что вопрос задают именно ему.
      - Один.
      - Хм, один. И что это был за подвиг такой?
      Шах попытался собраться с духом.
      - Я убил двух драконов, - гордо заявил он.
      - Двух драконов в одном бою? - уточнил городской голова. - Вот этим самым мечом?
      Шах покосился на лежащий на столе меч, который никто так и не рискнул вытащить из ножен. Об оружии, оттяпывающем излишне любопытным всякие конечности, хамилогцы знали не понаслышке.
      - Нет, - признался он. - Меча у меня еще не было.
      - А где же ты тогда его взял? - взвыл Картопля.
      - Нашел.
      - Это пока что первое и единственное, во что я могу поверить, - проворчал городской голова. - Такой меч ты не мог ни купить, ни украсть, ни взять в бою. Ты мог только найти его на дороге, хотя в то, что такой меч мог валяться на дороге, я тоже не верю.
      - Но ведь откуда-то он его взял, - робко заметил Кроллер.
      - Да наверно уж, - иронически заметил Картопля. - Раз этот меч лежит на моем столе, значит, он непременно должен был откуда-то взяться.
      Десятник замолчал.
      - Ну ладно, - продолжил городской голова. - Скажи мне вот что. Как ты сумел справиться сразу с двумя драконами, если меча у тебя, по твоим же словам, еще не было?
      Шах замялся.
      - Не помню, - наконец выдавил он.
      От удивления городской голова не только оставил рот незакрытым, но и едва не забыл о необходимости втягивать через него воздух.
      Все встреченные им до сих пор герои больше всего на свете любили рассказывать о совершенных ими подвигах, причем делали это с многочисленными подробностями и повторами. Умение рассказать о совершенном подвиге являлось одним из важнейших черт настоящего героя. Тем из них, кого боги по каким-либо причинам обделили этим даром, обычно приходилось либо таскать за собой кого-нибудь, кто бы мог засвидетельствовать факт совершения подвига, либо подкреплять свои слова трофеями.
      Оба варианта имели множество недостатков. Добровольцев на роль свидетелей было довольно трудно подобрать - ведь в случае поражения героя им редко удавалось убедить победителя в своем нейтралитете. Что касается трофеев, то предъявлявшие их герои довольно часто сталкивались, например, с нежеланием признать голову обычного орка за свидетельство победы над десятком горных троллей. Поэтому когда до сознания городского головы наконец дошло значение сказанных Шахом слов, он с большим трудом поверил собственным ушам.
      На некоторое время в комнатушке воцарилась тишина. Нарушил ее сам городской голова.
      - А ты что скажешь? - спросил он у темноты справа от Шаха.
      - А что я, по-твоему, должен сказать? - отозвалась темнота голосом Тромба.
      - Ну, как это? - Картопля даже растерялся на мгновение.
      - Ты ведь за свою жизнь столько повидал, а, Тромб? Неужели ты можешь поверить в то, что он говорит?
      - За свою жизнь, - передразнил Фейса Тромб, - я научился доверять только двум свидетелям - своим глазам и синякам на своей шкуре. А сейчас эти свидетели в один голос говорят мне, что способных устроить такой погром, какой устроил в моем трактире этот паренек, из всех известных мне героев не наберется и десятка.
      - Ну, это ты уже загнул, Тромб! - возразил Кроллер, который, как упоминалось выше, был давним знатоком и ценителем искусства трактирной драки. Десяток-то наберется.
      - Это я-то загнул?! - возмутился Тромб, который как-никак сам владел трактиром и поэтому разбирался в трактирной драке уж по меньшей мере не хуже десятника. - А давай посчитаем.
      - Давай посчитаем.
      - Давай!
      - Давай!
      Трактирщик выступил на свет и демонстративно поднял вверх правую руку.
      - Праотца не считаем. Он велик и всемогущ по определению.
      - Не считаем, - согласился десятник. Трактирщик загнул большой палец.
      - Черный Джереми.
      - Согласен, - кивнул Свои.
      - Каин Золотая Секира.
      - Согласен.
      - Малыш Пенек.
      - Угу.
      - Тор Троллебой.
      - Согласен.
      - Рыжий Шон А'Фейри.
      - Согласен.
      Тромб поднял вторую руку.
      - Мышиный Щеголь.
      - Говорили, что его великан прихлопнул, - захваченный азартом десятник даже не сообразил, что подсказывает в пользу соперника.
      - Говорили, - степенно кивнул трактирщик. - Но пока твердо неизвестно, считаем.
      - Считаем.
      - Фредди Гоблин. А из женщин, - несколько секунд в душе трактирщика шла молчаливая борьба между мужской гордостью и справедливостью, завершившаяся победой справедливости, - только Красная Оса. И все.
      - Ну, как же это - все?! - возмутился Кроллер. - А Гондиг Сундук, а Ханд Громовой Кулак, а...
      - Ты сам-то подумай, чего мелешь, - осадил его трактирщик. - Ты бы еще Имперского Паладина назвал. Да если бы Ханд устроил драку в моем трактире, разве от него хотя бы одна щепка осталась?
      Кроллер озадаченно почесал затылок.
      - Пожалуй, что не осталась, - заключил он, подумав. - Пожалуй, что и от города мало бы чего осталось.
      - Ну, это ты сам уже загнул, - вмешался Картопля. Он не был знатоком трактирной драки, но уж в таких прославленных именах разбирался как, впрочем, и любой житель Запустенья. - Хамилог - это тебе не какая-нибудь там дыра вроде Махатала. Уж полгорода бы точно уцелело.
      - Это я к тому, - пояснил Тромб, - что в трактире-то у меня драка была мастерская. Ты сам посуди: тридцать семь пострадавших - и ни одного трупа. Всего одиннадцать переломов! Тут чувствуется рука не просто мастера, а, я бы даже сказал, большого мастера.
      Картопля яростно потер макушку.
      - Так герой он в конце концов или не герой? - жалобно спросил он.
      Тромб пожал плечами.
      - А какая тебе, собственно, разница? - задал он встречный вопрос.
      Несколько секунд Фейс сосредоточенно размышлял над этими словами. Затем на бугристой поверхности, которая по неизъяснимой милости богов вот уже пятый десяток служила ему лицом, проявилось некое радост-ное.оживление.
      - И в самом деле, - нараспев произнес он. - Какая мне разница?
      В следующее мгновение городской голова развил столь бурную деятельность, что у знавших его не первый год Кроллёра и Тромба широко распахнулись глаза. Он НАГНУЛСЯ над столом и извлек из его недр лист чистой и сравнительно белой бумаги.
      - Итак, - торжественно произнес он. - Тромб, что у тебя?
      Трактирщик с трудом оторвал взгляд от листа бумаги и озадаченно уставился на Фейса.
      -.А?
      - Убытков у тебя в трактире на какую сумму? - поинтересовался Картопля таким ласковым голосом, что по спине у десятника забегали холодные муравьи.
      - Убытков? - пораженно переспросил Тромб. - А зачем тебе?
      - Ну, как же, - все тем же подозрительно масляным голосом пояснил Фейс, чтобы возместить их.
      Мысль о том, что убытки от трактирной драки ему может кто-то возместить, была для Тромба настолько революционной, что он даже не сообразил, к чему именно клонит городской голова.
      - Ну, сейчас прямо так я не могу сказать точно, - осторожно начал он. Мне надо будет сначала поговорить с бригадиром гномов, которые будут делать ремонт. Стулья, например, будут, я думаю, гвеллеров по двадцать, опять же столы никак не меньше сорока, потом лавки...
      - Любезнейший Тромб, - пропел Фейс таким медовым тоном, что на этот раз холод пробрал и самого трактирщика. - Не будешь ли ты так любезен назвать мне хотя бы ПРИМЕРНО общую сумму нанесенного тебе ущерба.
      - А... у.... томасов семь, я думаю, там будет, - выдавил Тромб.
      В этот момент до него наконец дошло, что в происходящем что-то идет глубоко не так, и он подозрительно спросил:
      - А кто мне их будет возмещать-то?
      - Я, - ласково пропел Фейс и, дождавшись, пока присутствующие оправятся от шока, добавил:
      - Разумеется, после того как взыщу их с непосредственного виновника. С учетом штрафа, налагаемого городской управой, необходимая сумма составляет ровно десять томасов. - Фейс приподнял голову и с улыбкой уставился на Шаха. Я надеюсь, молодой человек, что вы располагаете этой суммой?
      Вопрос был чисто риторический. Все содержимое карманов и кошелька Шаха, если бы оно существовало в природе, должно было бы покоиться на столе Картопли рядом с мечом. Но на столе было пусто.
      - Нет? - удивленно поднял брови Фейс, так и не дождавшись ответа. - Какая жалость! Однако должен вам заметить, молодой человек, что вам на редкость повезло. Вы прибыли в наш замечательный город именно в тот момент, когда мы нуждаемся в услугах героя.
      При этих словах у Кроллёра Свона с громким стуком отвисла челюсть. Тромб ограничился удивленным иканием. И он, и десятник прекрасно знали, что ни в этот момент, ни во все предшествовавшие тридцать лет Хамилог не нуждался ни в каких услугах героя. И все его жители очень надеялись на то, что в ближайшую сотню лет им эти услуги не понадобятся.
      - Это в чем этом таком мы нуждаемся? - поинтересовался Свои, как только к нему вернулся дар речи.
      - Сколько у нас дорог проходит через город? - задал ему встречный вопрос Картопля. Десятник наморщил лоб.
      - Две, - твердо заключил он в результате минутного раздумья. - Тракт на Плешийград и та, что через болото.
      - А если подумать?
      Кроллер сморщил лоб еще старательнее.
      - Ну, три, - признал он спустя еще минуту. - Но ведь на третьей-то...
      - Так вот, - обратился Картопля к Шаху, улыбаясь при этом все шире и шире, до тех пор пока в бездонном провале рта не показался единственный, чудом уцелевший передний зуб. - Проблема наша заключается в том, что на одной из дорог, ведущих в наш славный город, обосновалось чудовище, именуемое, если мне не изменяет память, мантикором. И добро бы, если б оно, как все приличные чудовища, просто взимало плату за проезд. В конце концов, если бы не тролли, все мосты на дорогах давно бы обрушились. Но проклятая тварь тупая, как пень, и злая, как...
      - Мантикор, - услужливо подсказал Тромб.
      - Жрет всех подряд, - добавил десятник.
      - Ну, так во-от! - взвыл Фейс, будучи не в силах больше выдерживать столь несвойственный ему вежливый тон. - Если ты через три дня принесешь мне голову этого мантикора, я прощу тебе десять томасов штрафа и даже заплачу пять томасов сверх него. Но если ты этого не сделаешь - пеняй на себя! А пока - прочь отсюда!
      Все, кто счел этот приказ относящимся к себе, немедленно поспешили выполнить его. Шон встал с протестующе скрипнувшего стола, потянулся, примерился было заехать Картопле по морде, но раздумал и двинулся следом за Шахом.
      * * *
      Выйдя из башни, Шах зажмурился и на всякий случай покрепче прижал к груди меч.
      Вышедший следом за ним Тромб посмотрел на него, вздохнул, обошел вокруг, вздохнул еще раз и с размаху опустил свою лапу на плечо паренька. От этого прикосновения Шах вздрогнул и осел на вершок.
      - Пойдем.
      - Куда?
      Трактирщик вздохнул в третий раз.
      - В трактир, куда же еще. Надо ведь тебе куда-то пойти?
      Шах не сумел оценить изящество напрочь отсутствовавшей логики рассуждений Тромба и просто поплелся следом за ним.
      При свете дня Шах сумел разглядеть немного больше подробностей хамилогской жизни, чем накануне вечером. Например, он выяснил, что стены домов были окрашены не в черный цвет, как ему показалось накануне, а в... не совсем черный. Первоначально основавшие город далекие предки нынешних хамилощев выстроили эти стены белыми. Но теперь при желании возраст любого дома можно было определить по слоям грязи ничуть не хуже, чем возраст дерева - по годовым кольцам.
      Зато относительно огородов Шах ничуть не ошибся - в них действительно не росло ровным счетом ничего. Единственным местом, куда хамилогцы направляли свои сельскохозяйственные усилия, были крыши их собственных домов, а главной культивируемой растительностью - разнообразнейшие сорняки. Таких отборных сорняков, как в Хамилоге, не выращивал никто во всем Запустенье. Особенно впечатляли заросли крапивы, вздымавшиеся над домом Сажи Стова на высоту добрых семи саженей, но и чертополох у Блюя Бороды тоже был неплох.
      Надо отдать хамилощам должное - их расчеты были абсолютно верны и логичны. В самом деле, ну какой уважающий себя дракон потратит ценное пламя на заросшую бурьяном лужайку?
      Громадная лужа около трактира за прошедшую ночь никуда не пропала, так же как и лежащая в ней свинья. Когда Шах с трактирщиком проходили мимо нее, хавронья приоткрыла один глаз и попыталась радостно хрюкнуть, но сумела извлечь из себя только "буль-буль", после чего снова заснула. Зато устилавших крыльцо поверженных уже успели убрать. На их месте стоял молодой древесный гном и озадаченно переводил взгляд с лежавшей посреди улицы двери на пустующий проем.
      - Когда чинить-то начнете? - осведомился Тромб, проходя мимо.
      - Эк, прикинуть, однако, эк, надо! - отозвался гном. - А не то, эк, ежели его, эк, не прикинуть, так оно потом, кряк, и обратно укнет.
      - Ну-ну, - скептически заметил Тромб и вошел внутрь.
      Шах поднялся на крыльцо следом за Тромбом и замер на пороге, пораженный открывшимся видом.
      Внутри "Чертова печенка" изменилась почти до неузнаваемости. Во-первых, поскольку отмыть пол представлялось практически невозможным, гномы просто отодрали тонкие досочки верхнего настила, обнажив при этом массивные, великолепно выструганные доски настоящего пола - без единого пятнышка. Также ни единого пятнышка не было на двух запасных столах, которые Тромб извлек из сарая, тогда как старые столы были изрезаны посетителями практически насквозь.
      Вообще из всей прежней мебели в трактире остался только самый большой обломок прежней стойки, который Тромб оставил до тех пор, пока не будет сколочена новая, да кусок одного из столов, изображением на котором Тромб особенно дорожил. На этой доске с большим мастерством и фантазией были изображены человек и эльфка, занимающиеся тем, за что в подавляющем большинстве человеческих и эльфийских королевств карали по-разному, но всегда долго и мучительно. Впрочем, большое количество караемых наводило на мысль о еще большем количестве оставшихся неизвестными закону, и проблема полуэльфов по-прежнему оставалась одной из самых животрепещущих.
      При первом же взгляде на этот шедевр настольного искусства Шах покраснел до кончиков ногтей.
      - Садись за стол, - скомандовал Тромб. - Сейчас будет еда.
      Не отрывая глаз от пола, Шах доплелся до стола и старательно уставился в пустую тарелку перед собой. Он даже не решился поинтересоваться у трактирщика, чем, собственно, тот собирается его кормить.
      Запах, внезапно долетевший до его ноздрей, был неимоверно, непередаваемо вкусен. Ноги Шаха сами по себе выбросили его из-за стола навстречу дымящейся миске.
      - Ч-что это?
      Трактирщик распльшся в довольной улыбке:
      - Гномий гуляш.
      Гномий гуляш! Эти два слова отдаются воистину божественной музыкой в ушах любого, кому хоть раз в жизни доводилось покидать сень родного дома больше чем на день. Гномий гуляш! Любой путешественник даже на краю могилы безошибочно узнает запах настоящего гномьего грибного гуляша с клецками. И чего стоят перед ним все эфирные торты эльфийских кондитеров? Они не согреют в холодную мокрую ночь и не насытят после недели голодного пути. Гномий грибной гуляш с клецками это... у-у-у!
      Старый Тромб, на памяти которого было немало ужасных дней, когда кусок сухого пайка, наскоро сотворенного полковым магом из песка, казался ему съедобной пищей, обзаведясь собственным трактиром, приложил немало усилий к тому, чтобы в нем можно было нормально поесть.
      Сейчас он с превеликим удовлетворением наблюдал, как Шах с головой ушел в облако вкуснотейшего пара, поднимающегося из миски. Из облака донесся дробный перестук ложки о миску. Спустя всего две минуты на столе перед Шахом стояла до блеска вылизанная миска, а сам Шах слегка помутневшими глазами сосредоточенно разглядывал потолок.
      Из этой послеобеденной нирваны его вывел голос трактирщика:
      -. И что ты теперь собираешься делать?
      - Выспаться, - отозвался Шах, все еще пребывая в уютно-теплой дреме.
      - А потом?
      Шах перестал разглядывать потолок и перевел взгляд на трактирщика.
      - Не знаю, - признался он. - Наверно, пойду и попытаюсь совершить подвиг.
      Услышав эти слова, Тромб на всякий случай ухватился за стойку. Никогда за всю известную ему историю Запустенья ни один герой, пребывающий в том состоянии, которое соответствует здравому уму и твердой памяти у обычных людей, не употреблял выражения типа "попробую" или "попытаюсь" в связи с предстоящим ему подвигом. Даже в самых рискованных и невероятных ситуациях вроде штурма Башни Черного Холма Хайриком Полуэльфом всего с тремя спутниками (о сопровождавшем его пятитысячном войске гномов история предпочла забыть) все участники были абсолютно уверены, что у них ВСЕ получится.
      Тромб старательно протер свой магический глаз, посмотрел на парнишку и, не увидев абсолютно ничего, пришел к выводу, что паренек в самое ближайшее время станет величайшим героем - если, конечно, каким-нибудь невероятным чудом останется живым.
      - А как ты совершил свой первый подвиг? - поинтересовался он.
      - Я ведь говорил, что не помню.
      - А ты постарайся, - не отставал трактирщик. - Попробуй припомнить, что было перед тем, как ты его совершил.
      В этот момент в голову Шаха пришла мысль. Она была невероятной, нелогичной и вообще идиотской, но это была единственная мысль, до которой Шах сумел додуматься, и он ухватился за нее, как за проплывающее бревно.
      - Господин трактирщик... - начал он.
      - Тромб. Для тебя, малыш, просто Тромб.
      - Господин Тромб, не могли бы вы дать мне кувшин самого крепкого напитка, какой только есть в вашем трактире?
      - Ты уверен, малыш? - озабоченно переспросил трактирщик. - Напиться в доску - это не лучший способ подготовиться к смертельной битве.
      - А я все же попробую, - упрямо повторил Щах.
      - Как знаешь.
      Тромб заглянул под стойку, пару секунд поколебался между "Дыханьем Дракона" и настоем забодай-меня-травы и протянул Шаху небольшой запечатанный кувшин.
      - Вот.
      Шах с ужасом взглянул на пышущую огнем драконью голову, изображенную на боку кувшина, сорвал печать и осторожно отхлебнул глоток.
      - Кха, х-х-х, ох, кха, кха!
      Ожидавший подобного исхода Тромб успел вовремя подхватить кувшин, не дав его содержимому расплескаться по всему трактиру.
      - Крепко, а? - ухмыльнулся он. - Эта штука приготовляется так: берутся две луковицы, мелко нарезаются, смешиваются с одной четвертью джина и двумя четвертями водки. К этому добавляются два красных перца. Потом все еще раз смешивается, подогревается на медленном огне и настаивается на лимонной корке.
      Отдышавшийся Шах стер с лица слезы и молча потянулся за кувшином. . - Ну, смотри.
      Первый глоток отозвался в опаленном горле Шаха новой огненной волной. Клокочущая лава прокатилась вниз, полыхнула в желудке и начала медленно подниматься обратно. Добравшись до шеи, она стремительно, словно сквозь открывшийся кратер, рванулась вверх и захлестнула Шаха с головой.
      Тромб с удивлением наблюдал за тем, как донышко кувшина поднимается все выше и выше. Наконец оно уставилось почти в зенит... а затем с грохотом опустилось на стойку. Во все стороны брызнули черепки.
      - А теперь, - скомандовал Шон А'Фейри, - тащи сюда два, нет, четыре кувшина старого фалернского. И шевели ногами, пока я их не укоротил!
      Прежде чем трактирщик успел осознать происшедшую с Шахом перемену, упомянутые ноги, научившиеся за годы военной жизни различать тон приказа в голосе куда лучше головы, вынесли Тромба из-за стойки с такой скоростью, что последние слова он услышал, уже будучи на середине ведущей в погреб лестницы.
      Оставшись в одиночестве, Шон зачем-то внимательно изучил свою правую руку, чему-то грустно усмехнулся и, выйдя на середину зала, вытащил из ножен меч.
      Появившийся в дверях Тромб, увидев сероватый блеск лезвия, разинул рот и не выронил кувшины, которые прижимал к себе, только потому, что они стоили больше, чем некоторые бочки в его погребе.
      Никогда в жизни Тромб не видел знаменитый Серый Туман - легендарную гномью сталь, лучше которой считались только Черный Лед и Белый Луч. Лезвие из этой стали с одинаковой легкостью могло рассечь камень, заговоренную кольчугу, панцирь крабокрыла или спину друга, внезапно ставшего врагом, но еще не подозревающего об этом. Такой меч стоил больше, чем все имущество жителей Хамилога, даже если бы им и удалось найти такого безумца, который заплатил бы им столько, сколько они назначили сами, а не те два-три гвеллера, которые это имущество стоило на самом деле.
      Шон несколько раз взмахнул мечом, привыкая к странному ощущению привычного меча в непривычной руке, и поддел ногой один из стульев.
      Трах. Обломки стула разлетелись по всему залу. Шон поморщился и поддел второй стул. Трактирщик зачарованно наблюдал за тем, как стул, медленно поворачиваясь, взлетел вверх, завис, на долю мгновения пере-черкнулся туманным полукругом и... начал падать вниз, словно сквозь него прошел настоящий туман. Он падал невыносимо долго и наконец, коснувшись пола, разлетелся на две половинки.
      Шон А'Фейри удовлетворенно усмехнулся, убрал меч в ножны и только после этого соизволил обратить внимание на замершего в дверях трактирщика.
      - Где ты шлялся столько времени, проклятая твоя душа?! - взревел он. Ждал, пока я сдохну тут от жажды?!
      * * *
      - Как вы себя чувствуете, господин герой? - вежливо осведомился голос из тьмы.
      Шах застонал и попробовал приоткрыть один глаз. Ему это удалось, но увидел он немногим больше, чем с закрытыми глазами, потому что вокруг по-прежнему была темнота, усиленная страшной головной болью.
      - Выпейте вот это, господин герой, - предложил давешний голос. Полегчает, по себе знаю.
      В поле зрения Шах появилась деревянная посудина.
      - С-спасибо, - на всякий случай поблагодарил Шах невидимого собеседника и попытался, дрожащими руками ухватить миску. Сделать это ему удалось только с третьего раза.
      Питье было кислым. Но оно действительно помогло. По крайней мере, сделав последний глоток и оторвавшись от миски, Шах наконец сумел разглядеть своего собеседника. Им оказался один из стражников Свона.
      - Шибко звиняюсь за то, что потревожил ваш сон, господин герой, продолжил стражник, - но вас желает видеть господин городской голова.
      Шах старательно протер глаза и огляделся по сторонам. Он находился в камере башни - той самой, в которой провел прошлую ночь. Как и, главное, за что он здесь очутился, Шах не помнил, как, впрочем, и все, что произошло после того, как он принял ужасное решение выпить кувшин "Дыханья Дракона" и начал претворять его в жизнь. А судя по стражнику, что-то за это время все же произошло.
      - Ежли вы уже достаточно оклемались, господин герой, - не отставал стражник, - то нам лучше пойти, потому как господин Фейс вас уже третий час ждет не дождется.