Тут Трофим уже закипать начал.
- А ты их попробуй-то пройди, эти двести метров, - орет. - Под "максимкой"-то.
- А чего пробовать-то? - спрашиваю. - Мешков с песком нагромоздил - и двигай их себе потихоньку на гранатный бросок. Не особо напрягаясь.
Тут Арчет подходит. Трофимовы вопли, наверно, услыхал.
- Из-за чего шум такой? - спрашивает.
- Да вот, - говорю, - объясняю ретрограду вашему, что живете вы тут пока исключительно попустительством божьим. Раз вас до сих пор смести не пытались.
- Пытались.
- Значит, повезло, - говорю. - Видать, противник вам попался такой же необученный и бестолковый, как и вы сами.
Трофим аж сплюнул.
- Я, - говорит, - более лаяться с тобой не намерен. Пущай нас господин барон рассудит.
- Ладно, - говорю. - Пошли к Аулею. А только пулемета я тебе, Трофим, все равно не дам. Я лучше Кару за него поставлю, она, в отличие от тебя, хоть одета по форме.
Приходим. Аулей Трофима выслушал - тот, правда, все больше разорялся на тему - приходят тут всякие на готовое и сразу критику наводить начинают, мол, еще посмотреть надо, кто они сами из себя такие. Хорошо, думаю, хоть шпионом не объявил, агентом темных сил.
Послушал его Аулей и ко мне поворачивается:
- А ты, Сегей, что скажешь?
- Только одно. За три года в горах можно было такого наворотить Маннергейм бы от зависти удавился.
- Значит, - спрашивает Аулей, а сам чему-то про себя усмехается, - ты, Сегей, считаешь, что разбираешься в этой фо-ти-фи-ка-ции лучше Трофа?
- Да уж пожалуй.
- Хорошо. Что тебе нужно, чтобы наладить эту фо-ти-фи-ка-цию?
- Ну, - говорю, - во-первых...
И тут сообразил. Ежкин кот, думаю, он же на меня ловушку поставил, а я в нее и влетел, радостный, на полном ходу. Опаньки, Малахов. Я-то ни за что браться пока не собирался, а тут и глазом не успел моргнуть - захомутали.
Нет, можно, конечно, дать задний ход, мол, чего это ты, дядя, в самом деле, мы ни о чем с тобой пока не договаривались. И твои проблемы - не мои проблемы, и приказ о взаимодействии, Верховным главнокомандующим подписанный, ко мне пока не поступал. Только как я после этого рыжей в глаза посмотрю? Да и не привык я сидеть сложа руки.
- Во-первых, - говорю, - мне на завтра четыре воза нужно и десять человек, только таких, чтобы можно было ценную вещь в руки дать, чтоб не роняли.
- Возов, - встряла Кара, - не нужно. Нужно четырех волов.
Я к ней повернулся.
- Ты чего, - спрашиваю, - рыжая? Ты же грузовики видела? Какие четыре вола? Их и стадом не утащишь.
- Грузовики ваши, - отвечает, - я видела. А ты волов наших - не видел.
Я рот открыл - и обратно его захлопнул. Волов-то я местных действительно не видел. А вдруг эти волы вроде того яблочка - танк на горбу утащат.
- Ладно, - говорю, - этот вопрос пока снимается. А насчет остального посмотрю, прикину, а потом и поговорим. Вечером.
- Лучше утром, - говорит Аулей.
Ну да. У них же тоже утро вечера мудреней.
Перво-наперво я к кузнецу пошел, про треногу договориться. Кое-как объяснил ему, что требуется. Конструктор с меня, правда, хреновый, хорошо еще, сам кузнец понятливый оказался.
- Хорошо, - говорит. - Сделаю. Тем более что эта, как ты сказал?
- Турель, - говорю. - Турель уже готовая есть. Только треногу соорудить и в кузове укрепить.
- Сделаю. Больше ничего не надо?
Я кузницу осмотрел - хорошая кузница. Даже не просто кузница мастерская хорошая. Причем все инструменты аккуратно на стене развешаны.
- Слушай, - спрашиваю, - а ключ гаечный сможешь сделать?
- Если объяснишь, - усмехается, - что это такое - смогу.
Я объяснил.
- Сделаю, - говорит. - Это просто. Мне главное - размеры точно знать.
- Размеры я тебе скажу. Я тебе даже образец предоставлю.
Ладно. После кузницы пошел местность осматривать. Рыжая, само собой, как тень тащится. Я уж на нее и внимание обращать перестал.
- А зачем, - спрашивает, - тебе этот галечный ключ потребовался?
- Гаечный. Головы кое-кому поскручивать.
- Я серьезно.
- И я, - говорю, - серьезно.
Пришли в ущелье. Смотрю - слева склон отвесный, не всякий "эдельвейс" заберется, а справа тоже крутой, но все ж таки более пологий. И, что приятно, ровный. То есть лезть по нему как раз из-за этого неприятно зацепиться толком не за что и укрыться, если что, тоже негде. Но для моих планов - самое то.
- А скажи-ка мне, не-рядовая Карален, - спрашиваю, - ты на этот склон забраться пробовала?
- Это очень опасно, и потому мой отец запретил. И не только мне.
- Так ведь я не спрашиваю, опасно или нет? Я тебе какой вопрос задал? Была ты там, наверху? А?
- Была.
- Вот и отлично, - говорю. - Показывай дорогу.
- Куда?
- Как куда? Наверх.
Рыжая на меня восторженно так уставилась.
- А если сорвемся?
- Если сорвемся, - говорю, - значит, плохие мы с тобой бойцы и в Красную армию не годимся.
Полезли. И вот тут-то я об этом пожалел. Когда снизу смотришь, вроде и склон не такой крутой, и уцепиться есть за что, да и не так уж высоко. А наверху сразу вспоминаешь, что на муху ты не похож, а другие насекомые с потолка, случается, падают. Прямо в суп.
Черт, думаю, хорошо хоть обмундирование запасное теперь есть. А то ведь изорву на этом склоне гимнастерку к чертовой матери. И веревку надо было взять уже, раз полезли, а то как спускаться будем. Высоко ведь. Вечно ты, Малахов, пути отхода не продумываешь. Как тогда, на станцию в грузовике въехали, а выбраться с той станции, когда вокруг эсэсовцев полно... Вот так и сей... И тут сорвался.
Повезло. Проехал пару метров и повис. Хватаюсь за какой-то камешек и чувствую, что ноги-то в воздухе болтаются, а камешек, зараза, поддается. И ухватиться поблизости больше не за что.
Черт, думаю, надо же, как обидно. Когда к немцам в тыл ходил, даже ранен ни разу не был, а тут сейчас посыплюсь - и костей не соберешь. И сделать-то ничего здесь толком не успел. Черт, ну обидно-то как!
Попытался сапогом опору найти - только камешки брызнули.
На шум Кара обернулась.
- Держись! - орет. И руку мне протягивает. Черт, думаю, чтобы я, старший сержант Малахов, за девчонку хватался! Да я лучше упаду!
И тут камешек как вывернется. Еле-еле успел за рыжую уцепиться. Повис на ней всей тушей, а она зубами скрипит, но держит. Подтянулся вверх, кое-как сам уцепился, вылез. Повезло.
Добрались мы до расщелины на середине склона, перевалились через край и распластались. Лежим, воздух по кускам откусываем. Мало-помалу очухались.
Приподнимаюсь, и тут рыжая мне ка-ак влепит затрещину. Я аж на четырех точках не удержался, полетел и спиной и затылком об скалу приложился. Прямо вчерашней шишкой. Больно, черт!
- И не вздумай, - говорит, - спрашивать, за что.
Я затылок осторожно потрогал, посмотрел - крови вроде нет. И на том спасибо.
- А теперь, - говорит Кара, - если ты мне не объяснишь, зачем мы сюда залезли, я тебя вниз сброшу.
Я уж было хотел съехидничать, что затащил ее, чтобы наедине побыть, но вовремя одумался. Во-первых, все равно не поверит - вот если б я один залез, от нее подальше. А во-вторых - ведь и в самом деле сбросить может, даром что сама затаскивала. С нее станется.
- А ты посмотри, - говорю, - какой с этой площадки великолепный вид открывается. Все ущелье как на ладони. Это же не площадка, а замечательнейшее пулеметное гнездо.
Даже если пушку через мост перетащат - пока развернут, пока нацелят, а с восьми сотен метров крупнокалиберная пуля орудийный щит насквозь прошьет и кого хочешь за этим щитом достанет. В общем - мечта, а не позиция. Только минометом и выковыряешь. Да и то - скала над головой. Готовый дот.
Рыжая, по-моему, сначала скинуть меня хотела. Но одумалась, прикинула дочь командира все-таки - и тоже загорелась.
- Здорово, - говорит. - Только как пулемет сюда затащить?
- А вот это, - отвечаю, - как раз не проблема. Прикажу - вы у меня весь самолет сюда затащите. Ладно, - говорю, - давай теперь спускаться, а то к ужину опоздаем. Если ты меня и в этот раз не уронишь - сахар дам.
И тут она мне вторую затрещину залепила.
И приснилось мне в ту ночь, что стою я по стойке "смирно" посреди нашей землянки, а на лежанке развалился старший лейтенант Светлов - рожа небритая, правая рука на перевязи - и нотацию мне читает. Мол, такой я сякой, Малахов, засмотрелся на женские ножки и позволил себя с ног свалить, а потом встал раньше времени, не восстановив до конца координацию, - он у нас тоже слова умные знает - и поэтому улетел второй раз. И, спрашивается, какой я после этого разведчик, если мне, как выяснилось, достаточно юбкой перед носом помахать, и я, Малахов, все на свете забываю, и где, спрашивается, моя моральная стойкость и прочая сознательность и как после этого со мной можно за линию фронта ходить, а вдруг мне там какая-нибудь блондинка-эсэсовка попадется, и выложу я ей все, что знаю и не знаю, стоит ей только передо мной устроить этот, черт, какое же это он слово-то ввернул, не немецкое даже, а совсем уже иностранное, на эс начинается, раздевание, короче говоря.
Я стою, слушаю его, а сам думаю - ну и зануда же ты Славка, никогда за тобой такого не замечал. Тебе-то хорошо, ты в свои двадцать восемь успел уже женой обзавестись, а мне? И вообще, тебя бы на мое место, а я бы в сторонке постоял и посмотрел, как бы ты эти ножки игнорировал и как бы ты даже со здоровой рукой против рыжей устоять попробовал. Тоже мне, замполит нашелся, сам же рассказывал, как перед войной драку в ресторане устроил, а все из-за того, что пьяный танцевать полез. И фиг я теперь, Славка, батареи от твоей рации таскать буду. Сам ищи дураков, а я лучше пару лишних гранат в мешок положу.
Я ему, когда он закончил, так и сказал.
- Мало тебе, - говорю, - старшина Раткевич мозги чистил.
И проснулся.
Глава 5
Открыл глаза, смотрю - что такое? Когда это они успели красные занавески на окно повесить?
Встал, проморгался, к окошку подошел - а это, оказывается, никакие не занавески. Восход солнца. У нас и закаты-то такие кровавые редко бывают. Словно кто-то над горизонтом первомайский транспарант развернул и только лозунг написать забыл.
Ладно. Выглянул вниз, во двор - нет еще никого, натянул штаны с сапогами, скатился вниз, к колодцу, и вылил на себя два ведра воды. Брр. Ну и холодная у них тут вода, зуб на зуб после нее не попадает, словно родниковая.
Попытался свое отражение в ведре разглядеть - ничего, понятно, не увидел. Но все равно, побриться бы стоило, а то скоро на ежа буду похож. А чем эту щетину соскрести? Ни мыла, ни бритвы. Интересно, у них тут вообще мыло есть? Должно, по идее, быть.
Иначе рыжая серо-бурой бы ходила - при ее-то повадках.
Да и бриться они как-то тоже должны. Арчет же без бороды ходит. И еще пару чистых рож я вчера видел - из тех, наверно, кому бороду лень отращивать. Может, удастся к местному цирюльнику в очередь записаться.
Вернулся наверх, оделся, на гимнастерку, правда, смотреть грустно было - изорвал-таки, по скалам ползая. Ничего, думаю, я сегодня из "студера" обязательно себе десяток офицерских нагребу. Надо будет только нашивки как-то перешить. Хорошо хоть иголка с ниткой как была за воротником, так и есть.
Выглянул еще раз во двор - пусто. Спят все, словно сурки по норам, только на башнях дозорные зевают. Ладно, думаю, дневальным меня никто не назначал, спите, сколько хотите. Все равно я сегодня без завтрака уезжать никуда не собираюсь. Хватит того, что вчера без обеда остался.
Сел "ТТ" разбирать. Вскрыл - ну, так и есть, все в смазке заводской. Авиация, что с нее возьмешь. Из автомата, наверно, в жизни не стреляли.
Жаль, тряпки промасленной нет. В "Додже", в ящике с инструментами были. Спуститься, что ли? Ай, думаю, ладно, черт с ними, все равно выбрасывать. Отодрал лоскут снизу от гимнастерки, начал чистить.
Хорошая все-таки машина "ТТ". Он да "парабеллум" - вот два пистолета, которые я за оружие считаю. А остальное... хотя, смотря, конечно, на чей вкус.
И тут дверь в сторону отлетает. Я чуть затвор из рук не выронил.
- Рыжая, - спрашиваю, - тебя что, стучаться никогда не учили? А если бы я без штанов стоял?
- Ну и что? - плечиками пожимает. - Я бы тоже разделась.
Приехали, называется. Хватай мешки - вокзал отходит!
- А что это ты на себя сегодня нацепила? - интересуюсь. - Я ж тебе вчера полный комплект обмундирования выдал.
- То, что ты мне подарил вчера, - заявляет рыжая, - мама спрятала в сундук. - А это - моя новая боевая форма. Ее изорвать не жалко.
Вырядилась она сегодня а-ля комиссар. Сапоги черные, выше колен, и кожанка. Только не те лохмотья, что на ней раньше были, айв самом деле точь-в-точь как в фильмах про Гражданскую. Платка только красного не хватает для комплекта, да он ей и не нужен - волос хватает. Тоже мне, комиссарша, тьфу, комиссарочка. Навязалась на мою голову.
- Что, так и будешь ходить? - интересуюсь.
- А что, - спрашивает, - опять раздеться прикажешь?
- Ох, - говорю, - влепил бы я тебе, феодалочка, за нестроевую форму одежды десяток нарядов вне очереди, да только...
- А наряды, - спрашивает рыжая, - это что? Это ведь платья новые, да?
И облизывается.
- Наряды, - говорю, - это не платья и даже не сахар. А вовсе даже наоборот.
- А...
- Значит, так. Стой, но молчи. Издашь хоть один звук, пока я пистолет собирать не закончу, порулить не дам!
Замолкла. Вот бы ее в этом замороженном состоянии подольше продержать! А то я от такой компании скоро немецкий тыл начну как курорт вспоминать. Там, если повезет, сразу убьют и пытать не будут.
И зачем только баб на войну берут!
Ладно. Собрал "ТТ", кобуру на ремень повесил.
- Ну что, - говорю, - пойдем, посмотрим на ваших волов.
Пошли. Спустились вниз, зашли в конюшню - ну и вонь же - и прошли в угол, где эти волы обретались.
- Вот.
Глянул я на этих "волов" - так и захотелось затылок почесать. Ни черта ж себе живность домашняя.
Стоит себе в стойле здоровая скирда шерсти. А спереди два рога на полметра торчат.
- Это волы? - спрашиваю. -Да.
Хорошие у них тут волы, думаю. Хотел бы я еще на местных ослов посмотреть.
- Теперь верю, - говорю. - Четверка таких холмиков не то что два грузовика - легкий танк из болота вытащит. Как вы только этими тушами управляете? Они же так шерстью заросли - пуля застрянет.
- А у них, - отвечает, - хвост чувствительный.
- Ладно, - говорю, - только на моего вола самого лучшего погонщика, пожалуйста. А то противотанковой гранаты у меня нет, а где у него тормоза, я и знать не желаю. Пошли завтракать.
Завтракал я сегодня у Аулея. Решил, раз уж они меня захомутали, причем на офицерскую должность, так пусть и паек обеспечивают соответствующий. А то на их баланду как раз чего-нибудь вроде Трофимовой баррикады и возведешь.
Ем - каша какая-то непонятная, явно из гибрида очередного, а сам все жду, пока Аулей меня допрашивать начнет. А он тоже молчит, только поглядывает изредка, причем больше на дочку, чем на меня.
Зато поп не выдержал. Правда, тоже доел сначала - к еде они здесь очень уважительно относятся, не иначе поголодать хорошо пришлось - и спрашивает:
- Не откажешься ли поведать нам, Сергей, что ты сегодня планируешь предпринять?
- Не откажусь, - говорю. - Для начала - перетащу в замок те два грузовика, что вчера нашел. А потом буду вам нормальную оборону налаживать. Хоть посмотрите, что это за зверь такой.
Ага. Укрепрайон имени высоты 314. Мы ее в ходе разведки боем взяли. Хорошо взяли, чисто. Без потерь. А до нас под ней рота штрафников легла.
Жалко, нет у них ни мин, ни места, где их толком поставить. Хорошее минное поле - это, я вам доложу, такая замечательная штука - просто слов нет. Пока в нем проходы не проделают.
- А скажи, Сегей, - начал Аулей, - зачем вы вчера на гору полезли?
Я на рыжую с удивлением посмотрел - неужто не проболталась?
-Кстати, - говорю, - пока я с грузовиками возиться буду, отберите десяток самых ловких парней, из таких, чтобы на правый склон смогли вскарабкаться, и пусть веревочных лестниц приготовят, да и просто веревок.
- А зачем... - поп спрашивает, но тут его Аулей остановил.
- По-моему, - усмехается, - нам будет проще пойти и посмотреть. Не так ли, Сегей?
- Именно, - говорю. - Ну, что, Карален, готова?
- Тебя жду, - отвечает.
Сунулся я было к "Доджу" - а его кузнец к себе уволок. Как он только умудрился - поманил, что ли? Кис-кис-кис.
Ладно. Погрузились мы на этих волов - я, рыжая, четверо погонщиков - и двинулись.
Ощущение такое, словно на крыше грузовика едешь. Только мотор не слышно и трясет меньше.
- А чем, - спрашиваю у погонщика, - эти ваши волы питаются?
Тот жвачку свою сплюнул и ко мне поворачивается: -Ы?
- Жрут чего?
- А все подряд.
- Что, вообще?
- Ыгы, - кивает. - И траву, и дерево, и мясца не прочь отведать.
Черт, думаю, надо будет следить, чтобы в непосредственной близости от пасти не оказаться. А то так тяпнет - почище танковой гусеницы.
- Эй, - говорю. - А быстрее можно?
- Ыгы. Ток не стоит.
- Почему?
- А они, - говорит, - как пробегут малость, так и норовят спать завалиться. И не добудишься.
Ну, еще бы. Такую тушу разбудить - гаубица нужна.
Пока доехали - я чуть сам в этом седле не заснул.
Слез, обошел машины - вроде все в порядке, никто их за ночь не заминировал.
- Ладно, - говорю, - цепляйте ваших першеронов. Посмотрим, на что они годятся, кроме как на консервы.
Решил сначала полуторку попробовать вытащить - она все же не так глубоко завязла, как "студер". Подцепили, я в кабину забрался, только потянулся завести а они ее р-раз - и выдернули. Словно и не забита она снарядами под завязку.
Черт, думаю, нам бы таких волов под Киев. А то все тылы на своем горбу вытаскивали.
"Студер" эти зверюги еще легче выдернули. Я даже и в кабину не стал забираться.
Распределил я этих волов по два на машину. Сам в полуторку влез - а то ведь не дай бог, кувыркнется - костей не соберешь, а рыжую в "студер" загнал. Руль в среднее положение выставил и говорю ей:
- Значит, так. Твоя текущая боевая задача - держать вот эту круглую штуку и не шевелить ее ни на милли... тьфу, короче, не шевелить. Ясно?
- Верштайн.
- Не верштайн, а ферштейн. Ясно?
- Да.
Был бы у меня хоть кто-нибудь понадежнее - на пушечный бы выстрел ее к машине не подпустил. Да только остальных на этот пушечный выстрел к машине и не подгонишь.
Ладно, думаю, ты мне его только на прямой удержи, а уж повороты я и сам как-нибудь проверну. Да и даже если навернется этот "студер" - невелика беда. Ничего сапогам не сделается. Саму б ее, главное, не придавило.
Договорился с погонщиками - как сигналы подавать, как поворачивать. Хорошо еще, что волы эти то ли не боятся ни черта, то ли вовсе они глухие, только на клаксон они ровно никакого внимания не обратили. Я для пробы из полуторки полминуты подудел - ноль да семечки.
- Ну, - говорю, - по машинам.
Поехали. Точнее, потащились. Эти зверюги и порожняком-то не слишком резво лапы передвигали, а с грузом и вовсе темп марша снизили. Спят они, что ли, прямо на ходу? Эти могут, им даже глаза закрывать не надо - и так из-за шерсти ничего не видно.
Но километров семь в час все же делаем. А может, и все десять.
Черт с вами, думаю, вы, главное, меня на дорогу вытащите, а до замка я уж и сам как-нибудь доеду.
Два поворота спокойно преодолели - остановился, вылез, рыжую подвинул, повернул - и дальше ковыляем. Проехали третий, остановились, оборачиваюсь а "студер" сам по себе едет. Ну, я к нему, вскочил на подножку, открываю дверцу - а рыжая уже вовсю рулем шурует.
- Ты чего, - кричу, - кувыркнуться хочешь? Я тебе разрешал?
- А что? - еще и возмущается. - Тоже мне - премудрость.
- Может, ты ее еще и заведешь? - спрашиваю.
Зря я это спросил. Ох и зря. Ключ-то в гнезде торчал.
Не успел опомниться, а Кара уже его провернула и на этот раз завела. "Студер" взревел, вперед рванулся - и со всего маху волу под зад бампером. По хвосту. Хорошо, хоть разогнаться толком не успел.
Тут уж сам вол взревел так, что не то что "студер" - паровозный гудок бы перекрыл. Взвился на дыбы - то еще, доложу, зрелище, даже со спины. Прямо как на танковое днище из окопа. И тоже рванул. Погонщик, молодец, соскочить успел и даже отбежать на пару метров.
Спасло нас то, что второй вол в запряжке с места не сдвинулся. Ему-то что, его под зад никто не пихал. Ну а постромки такого рывка тоже не выдержали - лопнули.
Меня при ударе чуть из кабины не вышвырнуло - хорошо, что за руль успел уцепиться. А рыжая с перепугу тоже за руль цепляется - и на педали давить продолжает. На обе до пола.
Тут уж я не выдержал и заорал. Да так, что чуть лобовое стекло не вылетело.
- Ноги подыми, дура!
Кара ойкнула, ноги поджала - мотор сразу заглох, - баранку выпустила, кулачки к подбородку прижала и смотрит на меня - глазищи от ужаса на пол-лица.
А вола уже и след простыл.
Я через нее перегнулся, "студер" на ручник поставил и на землю спрыгнул. Снял пилотку - как это она не свалилась - провел по лбу - сухой. Надо же, думаю, даже вспотеть не успел. Ну, рыжая, ну кара небесная... Что ж мне с тобой делать-то?
- Чего сидишь? - говорю. - Вылезай. Вылезла. Стала передо мной по полустойке "смирно" и в землю уставилась, кончики сапог изучает. Я ее за подбородок взял, поднял - глаза сухие, слез и соплей не видать. Спасибо и на том.
- Я тебе, - спрашиваю, - руль поворачивать разрешал?
- Нет.
- Тогда какого черта, - кричу, - ты сама поворачивать начала?! Порулить захотелось?!
Молчит. Я было для нового вопля пасть разинул, но опомнился. Что ж ты, думаю, Малахов, делаешь? Тоже мне, нашел на кого орать - на девчонку несмышленую. Сколько раз на тебя вот так орали - и лично, и в строю? И что ты в таких случаях думал? Правильно, много ума на это не надо, была бы пасть поздоровее. Ты бы лучше, Малахов, с капитана пример брал, у него тоже голос был - дай боже, но только страшней всего было, когда он еще спокойнее, чем обычно, говорить принимался. Вот тогда - во-оздух!
- Ладно, - уже нормальным тоном говорю, - ты мне вот что скажи - когда ж это ты на педали нажимать научилась? Вчера, что ли?
- Ага, - и носом шмыгает. - Я вчера весь день за тобой наблюдала.
- Оно и видно, - говорю. - И газ, и сцепление в пол втоптала. Да и я хорош - забыл рычаг на нейтралку поставить. Ну а что, попросить лишний раз показать - дворянская гордость не позволяла? Или сословная спесь? А?
- Я думала, все просто, - и опять шмыгает. - А ты бы показал?
- Просто, - говорю, - только простейшие размножаются. А показал, не показал - какая сейчас разница. Ты мне лучше скажи, кто вола ловить будет?
Кара наконец перестала носом дергать и даже улыбнуться попыталась.
- Могу я.
- Не надо. А то мне представить страшно, кого такая охотница поймать может. Наловишь еще роту "тигров" да взвод "пантер" - чем я их долбать буду? Из "ТТ"?
- А... а что же мне делать?
- Сейчас, - говорю, - ты сядешь рядом со мной в полуторку и всю дорогу до замка будешь внимательно наблюдать, как я на педали нажимаю. Потому что за руль "студера" я тебя посажу.
Ага. Только на педали нажимать не позволю. Я-то еще пожить хочу. В отличие от некоторых присутствующих.
- В самом деле?
- В самом, в самом. А по возвращении в замок - три наряда вне очереди.
- А наряды - это что?
- Котлы будешь на кухне драить, - шиплю. - Или навоз на конюшне разгребать. В этой своей "боевой" форме. Что грязнее, то и делать будешь? Ясно?
- Вершейн, - отвечает. - С радостью.
- Можно и без радости, - говорю. - Но от - и до. Ладно. Отправил я погонщиков за дезертировавшим трактором гоняться, а сам с рыжей на полуторке поехал. Дорога, конечно, та еще, пару раз думал - точно застряну. Пронесло.
Кое-как доехали. Поставил я машину около конюшни - надо будет, думаю, навес тут какой-нибудь соорудить, - мобилизовал местного гаврика, чтобы любопытных отгонял. Хотел было еще десяток на разгрузку запрячь, но не решился. Ну их к лешему, уронят еще ящик не тем концом, будет потом работа уцелевших из-под развалин замка выкапывать. Нет уж, лучше я процесс разгрузки лично проконтролирую.
- Ну что, - говорю, - выводи, не-рядовая, своего гнедого.
- Это еще зачем?
- А ты что, обратно ко второй машине собралась пешком топать?
- Мой конь, - заявляет, - не потерпит на своей спине никого, кроме меня.
- Ну один-то раз, - говорю, - он меня уже потерпел. Так что и от второго раза тоже копыта не откинет. Это во-первых. А во-вторых... Ты мне приказы будешь обсуждать? А ну, на-лево, кр-ругом и в конюшню.
Рыжая глазами сверкнула, четко так развернулась - через правое плечо, правда, - и зашагала.
Я пока вокруг полуторки походил, прикинул, куда сгружать буду. Эх, вот бы все-таки пушку к этим снарядам!
Ну да. Странно даже, Малахов, вроде бы советский человек, комсомолец, а жадности в тебе - как у натурального буржуя. Полтора дня назад с одним ножом сюда шлепнулся, и ничего. А нынче вон какое богатство огреб - и все равно мало. И того нет, и этого нет. Сейчас тебе, Малахов, автомата не хватает, а добудешь автомат - ручной пулемет понадобится, винтовка снайперская. А потом и вовсе танковый взвод с экипажами и звено штурмовиков для поддержки с воздуха. А побеждать, между прочим, Малахов, надо не числом, а умением.
Прочитал я себе эту лекцию в рамках поднятия уровня самокритики, повернулся - а рыжая уже коняку своего из конюшни выводит. И опять, как в прошлый раз, тварь эта гнедая очень подозрительно на меня косится.
Я по карманам похлопал, кусок сахара добыл.
- Эй, кавалерия, - зову, - сахар хочешь?
Конь на сахар искоса взглянул, на Кару обернулся, ноздрями похлопал хочется, - осторожно так к руке потянулся и схрумкал.
Я его за морду обнял, вроде бы глажу, а сам ему на ухо шепчу:
- Если тут даже "Доджи" человека понимают, то ты, зверюга, меня точно поймешь. Будешь из себя аристократа строить - схлопочешь между глаз. У меня с саботажниками разговор короткий.
Гнедой морду вырвал, отпрянул на пару шагов, фыркает возмущенно. А я стою себе и кобуру на боку поглаживаю.
Кара его седлать закончила, за луку схватилась и взлетела - даже стремян не коснулась.
- Слушай, - говорю, - а вторую лошадь ты вывести не можешь? Кобылку какую-нибудь, посмирнее.
- А ты что, - спрашивает, - за талию женскую взяться боишься?
- Да я, - говорю, - могу и повыше ухватиться. Я другое сообразил седло-то не двухместное.
- И что же ты за воин, - усмехается, - если без седла на коня вскочить боишься?
Тут я уже злиться начал.
- Да что ты, - говорю, - заладила, - и тоже без стремян махнул. - То боюсь, это боюсь. Тебя бы в танковый десант - посмотрел бы, кто чего боится.
- Десант - это когда прыгают?
- Ага. Вверх тормашками. Особенно когда на мине подрываются. Как хоть зовут эту конягу? - спрашиваю.
- Гармат, - гордо так отвечает рыжая. - Так звали коня великого короля Торчела.
- Ладно, - говорю, - хоть не Буцефал.
- А кто такой Буцефал? - спрашивает.
- Не знаю. Тоже вроде чей-то конь. Просто капитан как-то сказал, что он двоих не выносит.
А Гармат-то этот, похоже, меня понял преотлично. На дыбы не становился, даже не взбрыкнул ни разу - в общем, вел себя тише воды, ниже травы. Рыжая, когда доехали, даже удивилась.
- Повезло тебе, - говорит. - Обычно он страшно не любит, когда на нем кто-то, кроме меня, едет. А сегодня смирный.
- Это все от сахара, - говорю. - Метод кнута и пряника.
Ага. Ста грамм и заградотряда. Только дверцу распахнул - а рыжая уже вспрыгнула и за рулем устраивается.
- Эй, а как же конь?
- Ну ты ведь обещал.
- Так я, - говорю, - от своего слова не отказываюсь. Раз уж вылетело. Я про коня спрашиваю.
Кара из кабины высунулась.
- Гармаг - домой.
Гнедой на меня фыркнул напоследок и умчался. Понятливая зверюга, ничего не скажешь. Умнее многих двуногих.
Ладно. Забрался в кабину "студера", задвинул рыжую к самой дверце, прикинул - до педалей дотягиваюсь.
- Значит так, - говорю, - твоя задача - рулить. То есть вращать в нужную сторону вот эту круглую штуку, которая и называется рулем.
- А что такое баранка? Ты!
- Иногда, - мягко так говорю, - руль называют баранкой. Делают это невежественные, темные люди, которые не могут выговорить слово "руль". Понятно? А теперь заводи - и поехали.
Хорошо еще, что у "Студебеккера" покрышки широкие и мотор нехилый. А то с таким механиком-водителем, как рыжая, только на танке и ездить. И лучше на KB - у него гусеницы пошире и скорость поменьше.
Правда, перед замком едва с моста в ров не кувыркнулись - еле-еле успел руль выкрутить. Но - доехали.
Вылезаю - пот ручьем катит. А Каре хоть бы что - счастливая, как вчера, с винтовкой. Интересно, кстати, куда она винтовку дела? Тоже в сундук заховала?
- Ну что, - спрашиваю, - прокатилась?
-Да.
- Тогда пойдем на кухню.
- А обед еще не готов.
- Какой обед? - усмехаюсь. - А про наряды свои ты забыла?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.