Последнюю неделю с Вересом творилось что-то неладное. Ел он не только всё подряд, но и в любом количестве, никогда не отказываясь от добавки и не оставляя на тарелке даже крошек, сколь бы сомнительным яством ни разродился кулинарный антиталант Реста. Еще и сушеные груши из мешочка на печи умудрился тайком сгрызть, я спохватилась, только когда надумала компот варить. Несмотря на волчью прожорливость, от колдуна остались кожа да кости. На заострившемся лице по-совиному светились глубоко запавшие глаза. Однако чувствовал он себя, судя по всему, превосходно – уже вовсю расхаживал по дому, сначала придерживаясь за плечо ученика, а потом и безо всякой помощи, хромая всё меньше и меньше. И Реста так занятиями доконал, что поднятый нами шум заставил мальчишку только перевернуться на другой бок и повыше натянуть одеяло.

Вернулась я уже в штанах и рубашке. Села напротив Вереса, поджав босые пятки. Аппетита ему мой пристальный взгляд ничуть не испортил, даже наоборот.

– Дай мне соль, пожалуйста.

Я с обреченным видом запустила щепоть в прибитую к стене солонку и посыпала протянутый ломоть, лоснящийся от постного масла. Боги, когда же это наконец закончится?! В страшном сне не приснится – оборотень на побегушках у колдуна! То хлеб ему посоли, то свечу принеси, то от окна, видите ли, дует. Эдак скоро вообще магией пользоваться разучится! И самое ужасное – он не требует и не издевается, просто просит, как будто у хорошей приятельницы. Еще и поблагодарить никогда не забывает.

– Спасибо. – Вересжаднозапустилзубывхлеб. – Уммм... А фы не фофефь?

– Нет.

За себя он как будто вообще не боится. Но стоит делу коснуться кого-то из его друзей, того же щенка – и бояться предлагается мне. Причем не сказать, чтобы совсем уж безуспешно.

Рест невнятно пробурчал что-то во сне, и я машинально понизила голос:

– Где ты подобрал этого... ученичка?

Колдун тоже покосился на мальчишку, но с куда большей симпатией.

– Весной скорняк с Крученой улицы попросил меня осмотреть его сынишку – подросток, вопреки родительскому запрету, рискнул напоследок погонять на коньках на пруду по уже растрескавшемуся у берегов льду, и тот, разумеется, не выдержал. Хорошо, охотники рядом проходили, вытащили. Мальчик слегка покашливал, но повода для беспокойства не было – немного магии, немного молока с медом, и через пару дней от простуды не останется и следа. Я уже выходил во двор, когда услышал в темных сенях под лестницей какое-то копошение, постанывание. Не удержался, сунулся посмотреть...

Верес разом откусил добрую треть ломтя и проглотил, почти не жуя. Да что же с ним творится, а?

– Оказывается, неслухи катались вдвоем – хозяйский сын и взятый в обучение мальчишка из бедняцкой семьи. Естественно, второму только накостыляли по шее, растереть и напоить горячим вином никто не удосужился. Не собирались заботиться о нем и теперь, когда я сообщил, что у мальчика начинается воспаление легких. Один из подмастерьев, правда, сжалился, сбегал за его отцом, но тот заявился в изрядном подпитии, с руганью размахивая выдернутым из штанов ремнем. Еле вытолкали «заботливого родителя».

Очень я сомневаюсь, что Верес его толкал. Скорей уж представляется красивая «ласточка» из сеней, с серебристым ореолом, как у магического светлячка, послушно скользнувшего к столу вслед за колдуном.

– Тогда скорняк закатил скандал уже мне... попытался, вернее. Мол, пусть бы пьянчуга забирал свое никчемное отродье, а то, избави боги, издохнет еще тут под лестницей, потом дом заново святить. И платить мне ни за его лечение, ни за осмотр хозяин не собирается, чтоб я и не надеялся.

Две «ласточки».

– И ты, разумеется, вступился за бедняжку и забрал его к себе, – саркастически закончила я. – А потом у него обнаружился такой колдовской талант, что грех зарывать оный в землю, да?

– Способности у него есть, и неплохие, – спокойно признал Верес. – До Магистра третьего, а то и второго уровня лет через сорок вполне может дорасти. Хотя я посоветовал бы ему выбрать кафедру теоретической магии, по его характеру – самое то. Но учиться у меня ему нравится определенно больше, чем у пяти предыдущих мастеров.

– Погоди, я что-то запуталась... Плотник, портной, скорняк...

– Кузнец и пекарь. – Верес глянул на мое вытянувшееся лицо и поспешил уточнить: – Насколько я знаю, у последнего он продержался меньше недели.

– И я даже догадываюсь почему! – Я поспешила заесть потрясение отщипнутым кусочком хлеба, пока оно не перешло в совсем уж безудержную икоту.

– Мальчик просто искал свое призвание, – мягко заметил колдун, хотя в глазах у него тоже плясали смешинки.

– Думаешь, наконец-то нашел?

– Будем надеяться. В любом случае – я его не держу, если найдет что-то поинтересней – только порадуюсь.

– Выгонишь ты его, как же, – хмыкнула я. – Даже к оборотню в логово за тобой притащился, ничего святого для него нет!

Мужчина перевел взгляд на меня, задумчиво прищурился.

– Шелена, а зачем ты меня... забрала?

– У оборотней нет ни души, ни сердца. Они лишь прикидываются людьми, даже днем продолжая подчиняться звериным инстинктам, а потому не заслуживают ни веры, ни жалости – только смерти. Каким бы надежным ни казался тебе друг, какой бы влюбленной – девушка, преданным – слуга, мудрым – старик, милым – ребенок, помни: это лишь маска. Не дай ей себя обмануть. Единственное чувство, которое способна испытывать эта тварь, – боль.

Вот ее-то она у нас сейчас и получит.

– Захотелось растянуть удовольствие от твоей смерти.

– Я бы сказал, несколько опрометчивый поступок. – Верес откровенно, но беззлобно подсмеивался, жуя хлеб. – Теперь ты рискуешь вообще ее не дождаться.

– Дождусь, не переживай.

– Ой ли? Разве что от старости!

– Раньше. Намного.

– Уверена? – Колдун, усмехнувшись, запихнул в рот последний кусок и поставил руку локтем на стол, приглашающе растопырив пятерню: – Порепетировать не хочешь?

– Еще месяц будешь в лубке ходить, нахал.

Мы переплели пальцы. У Вереса они оказались едва ли не тоньше моих и горячие, словно его колотила лихорадка. Но глаза у колдуна были ясные, наглые, и рука не дрожала ни на волос.

Поначалу силы подобрались примерно равные – женщина против едва оправившегося от тяжелой болезни мужчины. Но когда мои мышцы напряглись до предела и начали предательски поднывать, внутри них что-то шевельнулось, сдвинулось, как будто оборвав мешающую привязь, и рука колдуна всё быстрее пошла вниз. Верес нахмурился, прикусил краешек нижней губы. Сдавайся, пока кости не затрещали, не таких силачей на обе лопатки укладывала!

А потом ладонь кольнули крапивные иголочки, и моя рука, мгновенно онемев, описала дугу и со стуком припечаталась к столу.

– Так нечестно! – поневоле взвизгнула я.

– Почему? – Верес разжал кулак и, поколебавшись, снова потянулся за ковригой. – Ты пользуешься силой своей второй ипостаси, я – магией. Это неотделимые части наших сущностей, так что всё очень даже честно. Или, если уж на то пошло, мы оба жульничаем.

Я задумчиво помассировала запястье. А потом, слова не говоря, поднялась и пошла к себе.

– Шел, ты что, обиделась? – удивленно окликнул меня колдун.

– Нет. Просто приняла к сведению. И не называй меня Шел!!!

Заказов прибавилось, да что там – некоторым клиентам пришлось отказать, а остальные согласны были платить за снадобья втридорога. Хозяин радостно потирал руки и даже выдал мне премиальные, такие унизительные, что я тут же подала их первому попавшемуся нищему. Он тоже не пришел в восторг, но по долгу службы смолчал.

Болели этой зимой не чаще и не тяжелее, чем прошлой. люди повалили к знахарю из-за отсутствия магов. Один поехал в столицу по каким-то срочным делам, второй неожиданно запил и уже третью неделю выходил из корчмы лишь домой за деньгами, еще двоих градоправитель публично объявил шарлатанами и изгнал из Выселка (по этому поводу как раз никто особо не переживал, и провожали их только «благодарные» клиенты, громогласно требующие возврата денег).

Сегодня мне опять пришлось заночевать в лавке – на сей раз действительно из-за снадобий, по просьбе хозяина. Под утро удалось немного подремать, но спалось плохо, так что за Дымком к Карст-э-Лату я отправилась еще затемно. Хотела тихонько вывести мерина из конюшни, но увидела в окне лавки свет и рискнула поскрестись в дверь.

Как оказалось, гном еще не ложился – вчера вечером привезли новую партию оружия, и он только что закончил ее разбирать. Прекрасно, не придется дважды ходить.

– Карст, мне нужен меч.

– Какой? – Торговец даже не удивился. За последние пару недель он наверняка нажился за год вперед и в благодарность должен был бы поставить неведомой нежити свечку.

– Хороший. Не короче трех с половиной пядей, но не длиннее пяти.

– Для чего?

– Для волкодлака, – криво усмехнулась я. – А то мой уже насквозь проржавел, одних воробьев им пугать.

– Что-нибудь подберем, – небрежным тоном пообещал Карст. Задетую торгашескую струнку выдали лишь азартно сверкнувшие глаза. – На какую сумму?

– Ты предлагай, предлагай. Там разберемся.

Скажи гному, что у тебя сто кладней в кошеле, – он всю сотню за двадцатимонетный меч и выдурит, еще и полбороды себе выдерет в знак траура по такому ужасному убытку. Пусть покажет клинок за двести-триста начальных, тогда и поторгуемся.

Начал Карст-э-Лат по всем правилам своего искусства: вытащил из-под прилавка что-то ржавенькое, кривенькое и щербатенькое и начал скучающим голосом расписывать прелести этого несокрушимого клинка, основной из которых была редкостная дешевизна (выбросить жалко, вдруг какой дурень польстится и в самом деле купит?). Но если клиентка действительно интересуется оружием...

– Карст, я ценю хорошие шутки, но у меня не так уж много времени.

Переговоры перешли во вторую, противоположную стадию: показать покупателю коллекционный клинок в россыпи бриллиантов и ошарашить его несусветной, однако честной ценой, после которой даже тройная стоимость обычного меча будет казаться смехотворной.

– Сие, – гном аж сопеть возле этих ножен постеснялся, благоговейно затаил дыхание и сдавленно сообщил, – друидский даркан, в просторечии «окуньком» рекомый. Раритет, такой не то что продавать – показывать немалых денег стоит.

– Разве друиды куют оружие? – Я привычно пропустила мимо ушей вымогательский намек. Карста послушать, так я ему уже годовую зарплату задолжала.

– Заговаривают, – поправил гном. – Куеммы, разумеется, кто ж еще такую сталь варить и закалять умеет?

– Эльфы.

– Что-о? – так и взвился торговец. – Остроухие?! Да у них любая железина за меч сойдет, лишь бы камней побольше налепить да гравировки золотой нашлепать! Кто им, думаешь, болванки поставляет?

– Я слыхала, в их части Ясневого Града есть небольшое месторождение железа. На болотах.

– Во-во, болотах! В топях отродясь ничего хорошего не водилось, одни жабы да пиявки с кикиморами!

– Среброкрылые цапли, – мечтательно напомнила я, некогда навсегда очарованная обманчиво-неуклюжим полетом чубатой красавицы с маховыми перьями, как веера блестящих на солнце клинков, отражающихся в черной неподвижной воде.

– Ты ей про храм, а она тебе про срам! – не выдержав, припечатал меня гном известным присловьем. – Нет у эльфов стоящего оружия, и точка! И вообще, ну их к троллю в... пещеру, глянь лучше сюда! Ты небось о таком диве и не слыхала!

Беда в том, что я как раз таки много чего слышала о дарканах, потому и пыталась потянуть время. И, когда Карст легкомысленно выудил клинок из ножен, с трудом подавила желание крепко зажмуриться и втянуть голову в плечи.

Hу конечно же побег хмеля, искусно прорисованный до последней шишечки-жилочки на листьях, во всей красе зеленел вдоль узкого, слегка изогнутого лезвия, так остро оточенного, что кромка казалась полупрозрачной. И мы с Карстом прекрасно знали, что это означает.

– Где-то рядом нежить! – свистящим шепотом выдохнул ошеломленный гном.

Я чуть было со стоном не уткнулась лбом в сложенные на столе руки. Угораздило же Карста похвастаться новой игрушкой именно теперь, когда мне позарез нужен меч! Ой, что-то сейчас будет... Я живо представила низкорослого гнома, боевым топором гоняющего меня вокруг стола... бррр... не догонит, конечно, но нервы потреплет изрядно. И ведь даже слушать ничего не захочет – с оборотнями переговоров не ведут, это не только магам известно.

Карст и в самом деле вскочил, выхватил из-за прилавка нечто здорово смахивающее на пудовую помесь кувалды с секирой, нахлобучил шлем и ринулся мимо меня к двери во двор.

– Ну, сейчас ты у меня попляшешь, гадина! – проревел он уже за порогом. – Где ты там бродишь, а?!

Чувствуя себя законченной идиоткой, я обреченно сгребла даркан за длинную рукоять без гарды и поплелась вслед за Карстом. Пес эту друидскую цацку знает, с какого расстояния до оборотня на нем проступает гравировка, а если я сейчас смоюсь, гном, вернувшись ни с чем, тут же сообразит, о ком ябедничал клинок.

У гномов женщины сражаются наравне с мужчинами, так что Карст ничуть не удивился, когда я, ежась от ледяного ветра, пристроилась к нему в тыл. Хмурый зимний рассвет терялся в темно-серых тучах, таких низких, что непонятно, как они вообще сумели перевалить через стены. Центр города потихоньку оживал, ветер доносил стук кузнечного молота и запах свежей сдобы, но здесь, почти на самой окраине, в окошках не теплилось ни единого огонька. Даже вороны еще не начали слетаться на мусорную кучу.

Хрустя снегом, мы грозной поступью идущей в атаку пехоты два раза обошли дом и один – конюшню.

– Ну что? – то и дело интересовался гном. – Видна еще?

– Видна, видна, – уныло отвечала я, не утруждая себя проверкой; благо Карст так сосредоточенно зыркал по сторонам, что я за его спиной могла хоть на четырех лапах трусить. – Слушай, а может, он упыря какого на соседней улице почуял? На кой он нам сдался? Пошли домой, у меня уже зуб на зуб не попадает... да и лавку пора открывать, хозяин ругаться будет, что клиентов упускаю...

Гном только гневно пыхтел и фыркал, не реагируя на мои малодушные речи.

– Главное, – вещал он, – не дать ей подкрасться сзади! Эта тварь на любую пакость способна!

Я тоскливо глядела на его макушку в рогатом шлеме, прикидывая, не огреть ли его по темечку рукоятью и сказать, что так оно и было. В смысле – напал кто-то со спины, оглушил и меня, и его, схватил даркан и смылся. Но практики оглушения гномов у меня не имелось, а если с первого раза не получится, драпать мне со всех лап до самого леса. Да и переборщить боязно – в конце концов, если кто-то ненавидит оборотней, это еще не повод отвечать ему взаимностью. Мало ли у кого какие недостатки, друзей-то мы выбираем за достоинства, а их обычно намного больше. И мне проще спрятать клыки, чем доказывать всем и каждому, что они мне идут.

На жилой половине дома вспыхнул свет, заскрипели половицы.

– Ка-а-арст!

Гном вздрогнул и втянул голову в плечи чуть ли не по самые рога. За отдернутой занавеской показалась прижатая к стеклу и оттого еще менее симпатичная, брюзгливая физиономия в обрамлении рюшек ночного чепца.

– Чего ты там шляешься ни свет ни заря? А дверь зачем нараспашку оставил, а?! Всю избу, пень бородатый, выморозил! Ну, ты у меня сейчас попляшешь, дай только скалку найти!

– Я закрывал, – смущенно пробормотал торговец.

– Я тоже, – не слишком уверенно поддакнула я.

Стукнула щеколда внутренней двери, но вместо ожидаемого потока брани раздался такой дикий вопль, что мне показалось, будто на доме подпрыгнула крыша. Судя по почти одновременному звуку, скалку Карстова жена всё-таки нашла. А вот на ком она ее опробовала...

Мы наперегонки рванулись к лавке – гном к двери, я, не мудрствуя лукаво, в длинном прыжке (куда лучше удававшемся в зверином облике, но ничего, и так сойдет) высадила ближайшее окно вместе с рамой. Перекатилась по полу, пытаясь заботиться о трех вещах одновременно: как не припечататься к стене или прилавку, не напороться на свой же меч и не влететь прямиком в пасть той твари, по чьей глухо рыкнувшей башке прогулялась скалка.

Увидела я ее сразу. Куда больше времени потребовалось, чтобы поверить в существование подобной бестии. Корявая тень на полу – и такая же над ним, только объемная и с ярко-зелеными светляками глаз. Показавшееся бесконечным мгновение между двумя ударами сердца они таращились на меня, завораживая, как змеиные, пока не заметили более лакомую добычу.

Все щенки на свете одинаковые – что волчьи, что человечьи, что гномьи. Только и умеют, что путаться под ногами в самый неподходящий момент.

Не раздумывая (а зря!), я, не выпуская даркан, взмахнуть которым явно не успевала, свободной рукой хватанула серый промельк, в броске мимо меня размазавшийся окончательно. Храйк, скотина одноглазая, какое там «почти как оборотень»! Проще стрижа на лету изловить. Но, прежде чем я успела подумать «промахнулась!», пальцы сомкнулись на чем-то мохнатом и упругом, а сильный рывок чуть не выдернул левую руку из плеча, вынудив вцепиться в добычу и правой. Даркан зазвенел по полу, откатившись к стене.

Очень сомневаюсь, что мне удалось бы ее удержать, но, ошеломленная такой наглостью, тварь остановилась сама. Медленно, словно еще не до конца поверив в такое кощунство, повернула голову и повстречалась с моим не шибко внушительным, но понятным в любой ипостаси оскалом. А, гулять так гулять! Я зарычала. Не тонким голоском подражающей зверю девушки, а хорошенько, прочувствованно, из глубины слегка тронутого изменением горла. Тварь изумленно насторожила уши и рявкнула в ответ, даже не заметив как гномиха подхватила ребенка на руки, шмыгнула обратно в комнату, захлопнула дверь и начала усердно пихать к ней что-то тяжелое и скрипучее вроде сундука или комода.

Есть дела, которые, начавши, надо непременно довести до конца. Ухваченная за хвост нежить определенно относилась к их числу. Несмотря на кажущуюся бесплотность, шерсть и гибкий стержень позвонков под моими пальцами принадлежали очень даже реальному существу, и мой опрометчивый поступок оно не одобрило.

Все хищники любят под настроение погоняться за своим хвостом, но в роли отдельно взятого хвоста я себя еще ни разу не чувствовала. Стены лавки слились в сплошное серое полотно с яркой чертой-свечой посредине. К счастью, голова закружилась не только у меня, а гибкостью кошки, чтобы извернуться и достать свой (а заодно и мой) зад клыками, тварь не обладала. Вместо этого она неожиданно хлопнулась набок и попыталась брыкнуть меня задними лапами. Я еле успела отшатнуться и, прекрасно понимая, что, выпустив хвост, тут же получу с противоположной стороны, рывком вытащила гадину на середину лавки и крутанула на месте, надеясь припечатать башкой к печке. Уже на середине оборота тварь перевернулась на живот и, когтями вцепившись в доски пола, испоганила эту хорошую идею. Прежде чем она снова успела на меня кинуться, я разжала кулаки и вскочила ей на спину, обвив руками толстое мохнатое горло. Тварь неожиданно взвизгнула, остро и знакомо запахло кровью – похоже, носок моего сапога саданул по едва затянувшейся ране.

Честно говоря, затрудняюсь сказать, что хуже: тягать нежить за хвост или гарцевать на ней по лавке, сшибая разложенное на подставках оружие. Пару раз мы даже перекатились по полу, но веса твари достало только на то, чтобы основательно, но не смертельно намять мне бока. Придушить ее мне удавалось с тем же успехом – нежить вообще может не дышать несколько минут, не испытывая при этом особых неудобств, а сломать шею медведю и то было бы легче (конечно, медведь в свое время тоже без боя не сдался, но сам виноват – в малиннике надо кушать малину, а не собирающую ее девушку).

В итоге мы обе только озверели окончательно – хрипящая, капающая слюной тварь вообще перестала разбирать дорогу, то и дело натыкаясь на стены, а я, позабыв, в какой ипостаси нахожусь, вцепилась клыками ей сбоку в шею. Без полного превращения смех один, а не клыки, у вампиров и то длиннее, но чтобы прокусить шкуру, их вполне хватило. Такого произвола нервы нежити не выдержали – представьте себе состояние пробравшейся в курятник лисы, на которую с лаем напала зубастая курица. Завизжав, как простая шавка, она волчком закрутилась на одном месте, а потом со всей дури боком врезалась в стену. Висящий аршином выше щит сорвался с гвоздя и ребром саданул меня по хребту, а тварь по голове. На этот раз мы взвыли вместе и разлетелись в стороны. Щит брякнулся посредине, лицевой стороной вверх. Мельком отметив чеканку – придавленный деревом бобер, геральдический знак старинного рода Апеховых (славного большей частью этим оригинальным гербом), – я ухватила щит за острый конец, широким подставив устремленной ко мне пасти. Клыки с металлическим клацаньем сомкнулись на краю щита, проткнув его насквозь. Я сдуру потянула щит к себе, тварь инстинктивно уперлась лапами, намертво стиснув челюсти и с рычанием мотая башкой. Бобер, кажется, еще больше выпучил глаза, испугавшись, что мы растянем его в листовое железо.

Под ногой провернулось что-то тонкое, длинное, требовательно звякнувшее. Я глянула – и с силой оттолкнула щит, нагнулась, схватила и тут же, снизу наискось, распластала воздух серебристой чертой. Короткое, неожиданно слабое сопротивление – и даркан снова оказался на свободе, свечой взметнулся к потолку, а я чуть не рухнула на спину, еле сумев погасить излишне мощный замах.

Тварь содрогнулась всем телом, словно ее внезапно окатили ледяной водой. Неуверенно подняла переднюю лапу... Да так и завалилась набок. Щит зазвенел по полу, как огромная жестяная тарелка. Башка осталась висеть на его краю, медленно стекленея глазами. Я с трудом заставила себя отвести от нее взгляд, машинально провела рукой по губам, стирая кровь... и увидела бледного как полотно Карста-э-Лата, прижавшегося к стене возле косяка. Кажется, он так и простоял здесь всё время, едва успевая хотя бы следить – не говоря уж о вмешаться! – за моим поединком с нежитью.

Вернее, остервенелой грызней двух тварей.

Я бочком-бочком, тяжело дыша и не сводя с гнома глаз, проскользнула мимо него к двери. Оружейник даже не шелохнулся, продолжая судорожно сжимать рукоять занесенного топора. Выражение лица у него наверняка было такое же, как у меня, когда я впервые увидела эту полупризрачную гадину.

В лицо ударил холодный ветер, взъерошив и без того растрепавшиеся в схватке волосы. С ее начала прошло не больше пяти минут, город по-прежнему утопал в полумраке, цепляясь за сладкий предрассветный сон. Я поспешно и бесцеремонно выдернула из конюшни привычно капризничающего Дымка, но, разгоряченная, вскакивать в седло не стала, а просто побежала по улице наравне с мерином, держа его под уздцы.

Боги, как же я это ненавижу! Раз за разом сжигать за собой с таким трудом наведенные мосты и уходить под стонущий треск рушащихся в пламени опор, делая вид, что там, за спиной, ничего и не было, и всё, кроме жизни, наживное...

Только делая вид.

– В каком-то смысле мы даже оказываем ей благодеяние...

И всё из-за этого проклятого колдуна! Какого лешего я не придушила его еще в овраге, голыми руками или клыками, если так уж хотелось крови? На кой мне понадобилась эта комедия с «честным поединком»?

Хватит, надоело! Сегодня. Сейчас же. Плевать как. Я же бесчувственный и безжалостный монстр, в конце-то концов. Пора оправдывать возложенные на меня ожидания.

Кружащая в небе воронья стая чуть было не попадала замертво душеспасительным повтором знамения и, вразнобой хлопая крыльями, кинулась прочь, поспешно набирая высоту. Крысиное шуршание в домах и мусорных кучах мгновенно утихло, зато вдали завыли, забесновались собаки.

Дымок попытался стать на дыбы, потом попятиться, но с тем же успехом бунт могла поднять взнузданная кошка.

Люди моего вопля не услышали.

Стало чуть-чуть полегче. Я виновато потрепала храпящего мерина по шее и только сейчас сообразила, что продолжаю судорожно сжимать рукоять окровавленного даркана. Зашвырнуть в снег от греха подальше? Жалко, такая штуковина больше тысячи кладней стоит, подберет еще какой-нибудь бандюга. Вернуть Карсту? Ха-ха-ха! И как я себе это представляю? Приоткрыть дверь лавки, сунуть в щель руку с мечом и виновато проблеять: «Вот... прихватила ненароком... вы уж не серчайте»? Да гном наверняка, уже за стражниками побежал.

Ладно, найду потом способ передать, на худой конец с почтовой каретой отправлю. Успокоив свою совесть, я обмотала клинок шарфом и, закинув его поперек конской спины, вскочила в седло.

– К знахарю, Дымок. Да, рискуем, знаю. Но дожидаться заснеженьской [Заснежень – первый зимний месяц]зарплаты тем более не стоит, а значит, надо бы кой-чего прихватить в качестве компенсации.

Светильник я зажигать не стала: за три года даже слепой выучит, что на какой полке стоит. Основную выручку хозяин по вечерам уносил домой, оставляя в стенном тайнике только мелочь для утренней сдачи, которую я и выгребла без зазрения совести. Так, ползарплаты уже отбила. Еще вот этот серебряный кубок прихвачу – и мы в расчете.

Распахнув шкаф, я небрежно провела рукой по шеренге склянок – они так и посыпались на пол, открывая второй ряд без этикеток. Надергав из него с десяток флаконов, я побросала их в сумку. Туда же отправилось несколько мешочков из нижнего ящика стола. Знахарь всё равно не найдет этим травам применения, выкинет или сожжет, как оскверненные нежитью, а мне вовсе не хотелось ждать лета, чтобы заново выкапывать недоступные сейчас коренья или караулить у распускающегося бутона звездолиста, цветущего всего полтора часа одну ночь в году.

Дверь я всё-таки не поленилась, закрыла, зло пихнула ключ в щель над притолокой. По-своему знахарь относился ко мне честно, разбросанные-то баночки он подберет, а вот много ли останется от ушлых городских воришек?

Пока я возилась в лавке, Дымок успел сдернуть накинутый на колышек повод и отойти довольно далеко, но, услышав сердитый окрик, послушно остановился. Перебросив сумку за спину, я кинулась вдогонку и почти сразу же столкнулась с Шалиской. Вернее, сначала досадливо, по-звериному рявкнула и сверкнула глазами на подвернувшегося под ноги человечишку, а потом с неподдельным удивлением – но отнюдь не раскаянием! – обнаружила бабку оседлавшей высоченный колодезный журавель. Перекладина протестующе скрипела, плавно качаясь взад-вперед; судорожно вцепившаяся в нее Шалиска живо напоминала ведьму на метле, торопящуюся вернуться с шабаша до восхода солнца.

– Как вашпрострел, уважаемая? – не удержавшись, вежливо поинтересовалась я. – Вижу, уже не беспокоит?

– К-к-как рук-к-кой с-с-сняло, д-д-деточка... – на диво звучно лязгая немногочисленными зубами, подтвердила бабка и, безнадежно оглядевшись по сторонам, тоненько и тоскливо провыла: – Свят, свят, изы-ы-ыди!

Видимо, стать единственным свидетелем происшествия оказалось вовсе не так приятно, как раньше думалось Шалиске. Наклонив голову к плечу, я бестрепетно полюбовалась сначала нательным крестиком, а потом дешевеньким оберегом с закопченными куриными перьями, заставившими меня облизнуться, а бабку – загрустить окончательно.

– Помощь не нужна? – Я с готовностью взялась за столб и легонько его качнула.

Шалиска энергично замотала головой, еще крепче стискивая палку.

– Ну, воля ваша. Если что – я тут поблизости, только крикните!

Я пошла к коню, по пути пару раз выразительно оглянувшись, но бабка хранила гордое молчание. Ничего, через часок-другой она его с лихвой компенсирует!

Неспешной трусцой скрывшись за углом, через две улицы я пустила Дымка тяжелым галопом, натянув поводья только несколько домов до городских ворот. Ну хоть в чем-то мне сегодня повезло – злые с недосыпу стражники проверяли вереницу купеческих саней, почти не обратив на меня внимания.

Ручаюсь, никому из них и в голову не пришло, что я в последний раз проезжаю выселокские ворота.

Так, в первую очередь деньги. Их не так уж и много, около пятидесяти золотых в тайнике под полом, но на первое время должно хватить. Само собой, запасная одежда, десяток безделушек и кой-какие травки, сколько поместится в чересседельных сумках. А вот с козой что прикажете делать? На веревке за конем тащить? Еще скажите в сани Дымка запрячь, нагрузить их с верхом разным барахлом вроде подушек, кадушек и картошек – между прочим, еще полтора мешка в погребе осталось, за кровные деньги купленных, жаба душит бросать!

Разбаловалась ты, оборотниха, а ведь сколько раз приходилось в одной шкуре драпать, думая только о ней... Но если есть немножко времени, почему бы не обставить бегство с максимальным комфортом? Пока еще стражники обшарят Выселок и обнаружат, что зря старались... Пока еще соберется настропаленная гномом и Шалиской толпа, количеством переходящая в качество, то есть бесшабашную храбрость – ведь выходить из города в темный лес на свидание с оборотнем ох как не хочется... Около часа у меня точно есть.

Отчаянный, надрывный детский крик одновременно пробрал меня до костей и бросил в жар, прежде чем я сообразила, что он – не человеческий. Впереди, осыпая лохмы снега с ветвей, поднялась над деревьями недовольно верещащая сорочья стайка. Полетела выяснять, что там без ее ведома происходит, авось да перепадет кусочек.

Я спрыгнула с коня, прикрутила повод к оттопыренному сосновому суку и, крадучись, заснеженными кустами подобралась почти к самому дому. Присмотрелась, принюхалась – и зло сплюнула на снег.

Логово оцепили вооруженные люди. Очень профессионально, одновременно подкравшись со всех сторон. Вдесятером, не считая четырех собак на сворках – громадных палевых волкодавов, показушно скаливших зубы. Может, эта порода и годилась для ярмарочных боев, но охотиться с ними на волков я бы не советовала. Во-первых, поджарые звери без труда обгоняли массивных псин. Во-вторых, так же легко убивали. Поодиночке, измотав и растянув в цепь длительной погоней. А оборотней панически боялись все собаки без исключения.