Двое маленьких мальчишек возились на кровати. Гремело радио.
      Вдруг женщина приподняла свободную грудь и кивком предложила мне. В ужасе я пробкой вылетел в коридор, едва не сбив с ног Мордехая.
      Клиенты ждали. Наш кабинет располагался в столовой.
      Складной стол Мордехай позаимствовал у повара. Мы извлекли из шкафчика необходимые формы и бланки и начали прием. Вдоль стены сидели шесть человек.
      - Кто первый?- громко спросил Мордехай, и к столу вместе со стулом, на котором сидела, подошла женщина.
      Устроившись напротив нас, она молча посмотрела на орудия труда - ручки и блокноты - своих адвокатов: закаленного уличного бойца и робкого новобранца.
      Двадцатисемилетняя Уэйлин имела двоих детей и ни одного мужа.
      - Половина клиентов будут местными, половина придет с улицы,- шепнул Мордехай, делая записи.
      - Принимаем всех?
      - Только у кого нет жилья.
      Дело Уэйлин оказалось простым. Проработав некоторое время в ресторанчике быстрого обслуживания, она внезапно уволилась. Не зная ее точного адреса, хозяин послал зарплату невесть куда. Чек, естественно, пропал, на что хозяину было абсолютно наплевать.
      - Где вы собираетесь жить на следующей неделе?- спросил Мордехай.
      Она не знала. Может, здесь. А может, где-то еще. Сначала нужно найти работу, а потом бог знает что будет. Если повезет, ей дадут комнату в общежитии. Или сама снимет угол.
      - Я выбью из него деньги. Чек придет в нашу контору.- Мордехай протянул женщине визитку.- Позвоните мне через неделю.
      Спрятав визитку в сумочку, Уэйлин поблагодарила нас и ушла, оставив стул.
      - Звякнешь хозяину забегаловки, представишься ее адвокатом. Начнешь вежливо. Вздумает брыкаться - угроз не жалей. При необходимости подъедешь туда и заберешь чек.
      Я записал инструкцию слово в слово - как если бы опасался запутаться. Владелец ресторана должен был заплатить Уэйлин за две недели работы двести десять долларов. В последнем деле, над которым я работал, речь шла о девятистах миллионах.
      Второй посетитель был не в состоянии связать двух слов, либо псих, либо пьяный. Либо и то и другое вместе. Похоже, ему просто хотелось почесать языком. Мордехай вежливо сопроводил его на кухню и налил кружку кофе.
      - Кое-кто из этих несчастных не может побороть соблазна присоединиться к любой очереди,- пояснил он мне.
      Под третьим номером шла жительница приюта, так что путаница с адресом ей не грозила. Пятидесятивосьмилетняя чисто и опрятно одетая вдова вьетнамского ветерана. Из официальных справок, вываленных на стол, следовало, что вдова имеет право на ветеранские льготы. Но чеки отсылались на недоступный для бедной женщины банковский счет в Мэриленде. Пока я читал бумаги, вдова растолковывала Мордехаю причины недоразумения.
      - В Ассоциации ветеранов сидят приличные люди,- успокоил он женщину.Мы попросим их переслать чеки сюда.
      Несмотря на взятый нами хороший темп, очередь росла.
      В бедах, с которыми приходили к нам люди, для Мордехая не было ничего нового: из-за отсутствия постоянного адреса перестали приходить талоны на питание; вынужденному съехать с квартиры домовладелец отказался вернуть страховой залог; кому-то не выплатили субсидию на ребенка; кто-то не получает законного пособия по инвалидности. Приняв за два часа десять посетителей, мы разделились, я пересел к краю стола.
      Моего первого клиента звали Марвис. В приюте он живет неделю. Чисто одет, трезв, горит желанием работать.
      Требуется развод. (Как, собственно, и мне.) Однако, выслушав печальное повествование, я был готов ринуться домой и припасть к ногам Клер, умоляя о прощении. Супруга Марвиса была проституткой и сначала, если так можно выразиться, вполне благопристойной. Потом она попробовала крэк. Зелье привело к наркоторговцу, тот свел с сутенером, а последний послал на панель. Жена Марвиса продала все, что было ценного в доме, и наделала долги, с которыми он оказался не в состоянии расплатиться. Банкротство лишило средств существования и ее и его. Супруга подхватила детей и перебралась к сутенеру.
      Марвиса интересовал механизм процедуры расторжения брака, а поскольку я не успел стать докой в данной области, то проявил чудеса изворотливости, дабы не разочаровать клиента. Я делал торопливые записи в блокноте и вдруг застыл: воображение услужливо подсунуло мне Клер, сидящую в этот самый момент у адвоката и уточняющую последние детали похорон нашей совместной жизни.
      - Сколько на все про все уйдет времени?- вернул меня к действительности Марвис.
      - Шесть месяцев. Если она не будет оспаривать.
      - Что оспаривать?
      - Супруга согласна на развод?
      - Мы еще не говорили.
      Жена, бросившая мужа год назад. Бесспорная и очевидная измена. В суде Марвиса ждет верная победа.
      Получасовая беседа принесла мне истинное наслаждение, и я очень надеялся, что он от развода получит не меньшее.
      Время бежало к полудню; мучившей меня утром нервозности как не бывало. Я занимался настоящим делом, помогал реальным людям решать реальные проблемы. Кто, кроме меня, защитит их интересы в мире, полном суровых, подчас бессмысленных законов, инструкций и положений, кто поможет противостоять всесильной бюрократической машине? Многие клиенты извинялись, что не в состоянии заплатить. Деньги не имеют значения, отвечал я.
      В двенадцать мы освободили стол, за которым жильцам пора было обедать: столовая заполнялась людьми, разливался теплый запах супа.
      Перекусить мы решили неподалеку, выбор пал на гриль-бар, расположенный рядом с Флорида-авеню. В переполненном зале единственным белым оказался я. Но вопрос о Цвете кожи начал терять остроту. До сих пор никто так и не покусился на меня. Даже не посмотрел в мою сторону.
      София под горой папок умудрилась отыскать несломанный телефонный аппарат. Рассыпавшись в благодарностях, я скрылся в сомнительной тиши своего кабинета. Восемь посетителей терпеливо дожидались, когда София - не юрист!
      - Даст рекомендации очередному страждущему. По совету Мордехая вторую половину дня я посвятил девятнадцати вопросам, собранным в "Добром самаритянине". Мордехай намекнул, что при достаточном прилежании я смогу не только закончить дела, но и помочь Софии справиться с потоком клиентов.
      Предполагая, что рабочий темп в конторе на Четырнадцатой улице будет более размеренным и спокойным, чем в "Дрейк энд Суини", я здорово ошибся. На голову мне обрушилась лавина людских проблем. К счастью, способность отдаваться работе без оглядки, превратившая меня в трудоголика, не позволила спасовать.
      Расправившись с делами, я позвонил в "Дрейк энд Суини" и попросил соединить меня с Гектором Палмой из отдела недвижимости. Телефонистка предложила подождать. Пять минут я внимал гудкам и положил трубку. Заново набрал номер. Повторил просьбу. Опять прослушал серию гудков и чрезвычайно удивился, когда Брэйден Ченс рявкнул прямо в ухо:
      - Чем могу быть полезен?
      Я судорожно сглотнул и шепеляво пробормотал:
      - Мне нужно поговорить с Гектором Палмой.
      - Кто его спрашивает?- требовательно осведомился Ченс.
      - Рик Гамильтон, бывший однокурсник.
      - К сожалению, ваш приятель больше здесь не работает.
      В недоумении я положил трубку. Мелькнула мысль позвонить Полли и попросить ее разузнать, что случилось с Гектором,- на это у нее не ушло бы много времени. А может, стоит связаться с Рудольфом или Барри Нуццо? На худой конец, с собственным помощником? Тут я осознал, что друзей в фирме у меня не осталось. Майкл Брок превратился в опасного преступника, и фирма запретила сотрудникам всякие контакты с отщепенцем.
      В телефонной книге значились три Гектора Палмы. Янова поднял трубку, однако линия оказалась занятой. В конторе их было две - на четыре сотрудника.
      Глава 19
      Я не торопился домой. На чердаке размером чуть больше семейной клетушки в "Добром самаритянине" меня ждали спальня без постели, гостиная с телевизором без антенны и кухонька без холодильника. Мысли относительно меблировки спартанской обители у меня лишь начинали шевелиться.
      София удалилась ровно в пять, для нее это было нормой.
      Квартал, где она жила, считался не самым благополучным, поэтому сеньора предпочитала запереться дома до наступления темноты. Мордехай ретировался около шести. Перед уходом заглянул ко мне минут на тридцать и подвел итоги дня.
      "Не засиживайся допоздна,- предупредил он,- всегда старайся покинуть контору с кем-нибудь за компанию". Абрахам планировал поработать до девяти, Мордехай велел нам отчалить вместе. Свои машины следует оставлять кучно, по улице передвигаться быстро и смотреть в оба.
      - Поделись впечатлениями,- предложил он под занавес.
      - Замечательная работа. Общение с народом возвышает душу,ответствовал я.
      - И рвет на части. Иногда.
      - Почувствовал.
      - Вот и отлично. Заметишь, что на все наплевать,- ходи.
      - Но я только начал.
      - Знаю. Мы рады твоему приходу. Нам давно требовался стопроцентный янки - белый, англосакс и протестант.
      - Не верю собственному счастью.
      В конторе существовала неписаная традиция оставлять внутренние двери открытыми. София сидела в большой комнате, и вся контора - сотрудники и их клиенты - с восторгом слушала, как гневно распекает она по телефону чиновника за чиновником. Мордехай, говоря по телефону, превращался в свирепого зверя, и его гулкий рыкающий голос сотрясал стены. Абрахам держался намного спокойнее, но и его кабинет был распахнут настежь.
      Не уяснив полностью, чем буду заниматься, я предпочитал держать дверь закрытой. Я был уверен, что коллеги поймут меня и простят.
      Настало время возобновить розыски Гектора Палмы. Тот, что числился в телефонной книге первым, был не моим.
      Второй номер не отвечал. Набрав третий, я услышал в трубке знакомый голос, записанный на автоответчик. Информация лаконичная: нас нет дома, оставьте сообщение, мы вам перезвоним.
      Обладая безграничным влиянием, фирма легко могла спрятать Гектора Палму от любопытных глаз. Восемьсот постоянных сотрудников, вдобавок сто семьдесят ассистентов плюс отделения в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Портленде, Палм-Бич, а также в Лондоне и Гонконге. Компаньоны достаточно умны, чтобы не уволить Гектора: чересчур много знает. Лучше удвоить оклад, продвинуть по службе, перевести в другой город, где счастливчика ждет просторная квартира.
      Из телефонной книги я выписал адрес Палмы. Если автоответчик работает, значит, Гектор в Вашингтоне. С помощью лоцмана - Мордехая, превосходно ориентирующегося в любой части города,- выследить его не составит особого труда.
      Под слабым нажимом дверь открылась. Растянутая пружина была не в силах удержать в разболтанном пазу язычок защелки, полное уединение гарантировал лишь поворот ключа. На пороге стоял Абрахам.
      - Приятно приветствовать вас в нашей конторе.- Он сел на стул и пустился в пылкие рассуждения о необходимости бескорыстного служения делу защиты интересов неимущих.
      Лебов оказался человеком с живым и великолепно организованным умом, способным напугать любого. Но не меня: за последние семь лет я перевидал по меньшей мере десяток таких одареннейших и честнейших типов, пусть несколько закомплексованных, но отнюдь не страдающих от одиночества. Тем не менее я наслаждался язвительным и находчивым монологом. Обширный запас слов у Абрахама не только придавал его речи образность, но и заставлял слушателя быть настороже.
      Абрахам происходил из обеспеченной семьи. По окончании юридической школы при Колумбийском университете проработал "три страшных года" в фирме на Уолл-стрит, перебрался в Атланту и четыре года пробыл активистом группы, боровшейся за отмену смертной казни. Следующей ступенькой карьеры стал конгресс. Там ему не удалось продержаться и трех лет. Покинув Капитолийский холм, он уже согласился на место в юридическом журнале. И вдруг узнал про адвокатскую контору на Четырнадцатой улице.
      - Служить закону и справедливости - зов свыше. Нашим делом нельзя заниматься ради денег.
      Последовала тирада против крупных юридических фирм и адвокатов, привыкших получать астрономические гонорары. Один его бруклинский приятель зарабатывает не меньше десяти миллионов в год, по всей стране выигрывая иск за иском у клиник, занимающихся увеличением женской груди методом вживления имплантатов.
      - Десять миллионов долларов в год! Да на такие деньги можно обеспечить жильем и приличной едой всех столичных бездомных!
      В общем, Абрахам был доволен, что я прозрел и после блуждания в потемках устремился к свету. Насчет эпизода с Мистером он выразил мне глубокое сочувствие.
      - Чем вы конкретно занимаетесь?- поинтересовался я.
      - Двумя вещами. Во-первых, стратегией. Вместе с коллегами я работаю над уточнением и детализацией действующего законодательства. Во-вторых, тактикой. Мы вчинили иск министерству торговли из-за того, что бездомные оказались почти не представленными в результатах последней переписи населения. Суд признал нашу правоту в споре с окружной комиссией по среднему образованию, когда бюрократы отказали детям бездомных родителей в праве посещать школу. Мы выступили в суде против городских властей, которые без соблюдения предусмотренных законом формальностей прекратили финансирование строительства нескольких тысяч квартир. И мы будем судиться за любое малейшее ущемление прав обездоленных людей.
      - Такие процессы, как правило, весьма запутанны.
      - Верно, но в городе, к счастью, хватает отличных юристов, готовых пожертвовать личным временем ради общего блага. Я координирую их действия. Вынашиваю замысел, составляю план игры, готовлю команду. Потом мы выходим на поле и приглашаем судей.
      - С клиентами вы не работаете?
      - Отчего же! Время от времени беру дело-другое. Но лучше мне работается в одиночку, вон в той комнатушке.
      Поэтому я рад вашему появлению. Иногда мы тонем в потоке посетителей.
      Абрахам резво вскочил со стула, уточнил время моего ухода и скрылся. Я почему-то вспомнил, что у него нет обручального кольца.
      Содержанием его жизни было Правосудие. Старинное изречение "Закон подобен ревнивой супруге" люди вроде Абрахама - да и меня тоже - понимали буквально.
      Н успела смолкнуть трель звонка, как загремели тяжелые кулаки. Был час ночи. Пока Клер стряхивала сон, выбиралась из постели и накидывала халат, дверь трещала и готовилась сорваться с петель. На испуганный вопрос "Кто там?" последовал резкий, как удар хлыста, ответ:
      - Полиция!
      Клер открыла дверь и отступила перед четырьмя мужчинами, ввалившимися так, будто им угрожала смертельная опасность. Двое были одеты в форму, двое - в приличные костюмы с галстуками.
      - К стене!- прозвучала команда.
      Клер с ужасом повиновалась.
      Дверь захлопнулась. Лейтенант шагнул вперед и вытащил из кармана несколько сложенных листков.
      - Вы Клер Брок?- зловеще спросил он.
      Клер кивнула, не в силах издать ни звука.
      - Лейтенант Гэско. Где находится Майкл Брок?
      - Он здесь больше не живет,- выдавила Клер.
      Гэско был не столь наивен, чтобы поверить жене преступника. Но ордера на арест у него не было - только на обыск.
      - Вот постановление, подписанное вчера в семнадцать ноль-ноль судьей Киснером.- Он показал Клер ордер, будто она была сейчас в состоянии прочитать отпечатанные мелким шрифтом строки.
      - Что вы собираетесь делать?- осмелилась она спросить.
      - Тут все написано.- Гэско швырнул бумагу на стол, и четверка разошлась по квартире.
      Устраиваясь в спальном мешке, я положил сотовый телефон рядом с подушкой. На полу я проводил третью ночь - мне хотелось понять ощущения человека, вынужденного в качестве постели довольствоваться скамейкой или бетонным тротуаром. Поскольку левая половина тела представляла сплошной синяк, лежать приходилось на правой.
      Цена эксперимента не казалась слишком высокой. У меня была крыша над головой, теплый радиатор, запертая на замок дверь и работа, обеспечивающая кусок хлеба. У меня было будущее в отличие от моих клиентов.
      Запищал телефон, я нажал кнопку:
      - Алло?
      - Майкл!- Я узнал в свистящем шепоте голос Клер.- Полиция обыскивает квартиру.
      - Что?
      - Их четверо. Явились с ордером на обыск.
      - Что им нужно?
      - Ищут досье.
      - Буду через десять минут.
      - Прошу тебя, побыстрее!
      Вне себя от бешенства я ворвался в квартиру. Первым попался на глаза мужчина, одетый в костюм.
      - Я Майкл Брок. Какого черта?
      - Лейтенант Гэско,- вызывающе представился тот.
      - Покажите ваш жетон.- Я повернулся к Клер, стоящей у холодильника с чашкой кофе в руке. Похоже, она обрела привычную невозмутимость.
      - Дай, пожалуйста, ручку и чистый лист бумаги.
      Лейтенант сунул мне в лицо полицейский жетон.
      Я громко прочел имя.
      - Что ж, вы будете первым, на кого я завтра в девять утра подам жалобу в суд. Кто там еще?
      - Трое каких-то типов,- ответила Клер, передавая мне ручку и бумагу.По-моему, они в спальне.
      Я прошел в глубь квартиры. За мной потянулись Гэско и Клер. В спальне для гостей коп, стоя на четвереньках, заглядывал под кровать.
      - Ваши документы!- рявкнул я.
      Коп вскочил на ноги, готовый растерзать меня. Сделав шаг вперед, я прошипел:
      - Документы, ничтожество!
      - Кто вы такой?- Отступив, он с недоумением посмотрел на Гэско.
      - Майкл Брок личной персоной. А вы?
      Коп протянул жетон.
      - Даррел Кларк,- прочитал я и записал имя.- Ответчик номер два.
      - Вы не сможете выдвинуть против меня обвинения.
      - Слушай, малыш, ровно через восемь часов в здании федерального суда я предъявлю тебе иск на миллион долларов за незаконный обыск. И выиграю его. Получу решение и пущу тебя по миру.
      Из соседней комнаты, моей бывшей спальни, вышли двое.
      - Клер, достань, пожалуйста, видеокамеру. Я хочу запечатлеть это безобразие.
      Клер скрылась в гостиной.
      - У нас есть выписанный судьей ордер,- ушел в защиту Гэско. Трое его подручных взяли меня в кольцо.
      - Обыск незаконен. Тому, кто послал вас, придется отвечать, как, впрочем, и всем вам. Сначала вас уволят, надеюсь, без выходного пособия, а потом вы будете отвечать по вульгарному гражданскому иску.
      - Полицейские неприкосновенны.- Гэско обвел взглядом подчиненных.
      - Черта с два!
      Появилась Клер с видеокамерой.
      - Ты сказала им, что я здесь больше не живу?
      - Да.- Она направила на нас объектив.
      - А вы все-таки начали обыск, чем и нарушили закон.
      Знали, что должны убраться, однако решили поразвлечься.
      Любопытно покопаться в чужом барахле, да? Вам дали шанс отличиться, парни, но вы упустили его. За это нужно платить.
      - Чушь,- неуверенно возразил Гэско.
      Он знал, что перед ним правовед, но не представлял, что Лед, на котором я выписывал юридические кренделя, весьма хрупок.
      - Ваши имена,- обратился я к оставшимся полисменам, не удостоив Гэско взглядом.
      Они предъявили жетоны. Ральф Лилли и Роберт Блоуэр.
      - Благодарю. Вы, таким образом, становитесь ответчиками номер три и номер четыре. А теперь вам пора проваливать.
      - Где досье?- насупился Гэско.
      - Его здесь нет, поскольку я живу в другом месте. Именно поэтому, лейтенант, вы будете давать объяснения в суде.
      - Мне это не впервой.
      - Тем лучше. Кто ваш адвокат?
      Он промолчал, и я направился к двери. Четверка неохотно потопала за мной.
      Похоже, видеокамера присмирила их. Блоуэр пробормотал что-то про чертовых юристов, и на том инцидент был исчерпан.
      Захлопнув дверь, я взял постановление на обыск. Клер сидела у кухонного стола с чашкой кофе и следила за мной.
      Отвратительная процедура явно изнурила ее. Однако показывать, что мало-мальски нуждается в моем присутствии, она не собиралась.
      - О каком досье шла речь?
      Вряд ли мои дела ее интересуют.
      - Долгая история.
      Другими словами, не суйся. Клер поняла.
      - Ты вправду обратишься в суд?
      - Нет. У меня нет никаких оснований. Просто хотел их выгнать.
      - Удалось. Поздравляю. Они вернутся?
      - Нет.
      - Приятно слышать.
      Я сунул ордер в карман. Искать предписывалось только один предмет: папку с делом "Ривер оукс/ТАГ". Досье вместе с копией было надежно спрятано у меня на чердаке.
      - Ты сказала им, где я живу?
      - Я не знаю, где ты живешь.
      Воцарившейся паузы вполне хватило бы на выяснение моего нового адреса. Клер ею не воспользовалась.
      - Мне очень жаль, что так получилось.
      - Ничего страшного. Лишь бы не повторилось.
      - Обещаю.
      Расстались мы без объятий и поцелуев, даже не прикоснулись друг к другу. Я пожелал ей спокойной ночи и убыл.
      Именно этого она и ждала от меня.
      Глава 20
      Во вторник мы с Мордехаем должны были вести прием в организации "Братство активных сторонников ненасилия", сокращенно БАСН, едва ли не самом большом приюте столицы. За рулем опять сидел Мордехай. Он решил в течение первой недели сопровождать меня повсюду, дабы потом избавить от опеки навсегда.
      Барри Нуццо остался глух к моим угрозам и предупреждениям. В "Дрейк энд Суини" предпочли жесткие правила игры, чему я не удивился. Похоже, ночной налет явился прологом моего светлого будущего. Я посчитал себя обязанным рассказать Мордехаю правду.
      - Я уехал от жены,- начал я, когда машина тронулась с места.
      В столь ранний час - восемь утра - печальная весть застала Мордехая врасплох.
      - Мне искренне жаль,- ответил он, едва не сбив мужчину, совершавшего пробежку по обочине.
      - Жалеть не о чем. Сегодня ночью в нашу квартиру ввалилась полиция с обыском. Хотели видеть меня, но больше всего - досье, которое я прихватил, уходя из фирмы.
      - Что за досье?
      - Дело Девона Харди и Лонти Бертон.
      - Рассказывай.
      - Как ты знаешь, Харди захватил заложников, потому что юристы "Дрейк энд Суини" лишили его крыши над головой.
      Заодно с ним на улицу было вышвырнуто еще шестнадцать человек, не считая детей. В том числе и Лонти Бертон.
      - Мир тесен,- вздохнул Мордехай.
      - Склад, где они жили, стоит на участке, который "Ривер оукс" приобрела для строительства почтамта. Проект оценивается в двадцать миллионов долларов.
      - Склад знаю. Там постоянно живут захватчики.
      - Отнюдь не захватчики. Во всяком случае, мне они таковыми не кажутся.
      - У тебя есть факты?
      - Пока только предположения. Документы в папке подтасованы: кое-что изъято, кое-что добавлено. Самую грязную работу проделали руками ассистента из отдела недвижимости Гектора Палмы, он выезжал для инспекции и руководил процедурой выселения. Похоже, впоследствии его стала мучить совесть. Он прислал мне анонимную записку, где утверждал, что выселение было юридически небезупречным, и дал ключи от стеллажа, где хранилась папка. В вашингтонском отделении фирмы Палма со вчерашнего дня не работает.
      - А где он?
      - Хотел бы я знать.
      - Он дал тебе ключи?
      - Косвенно: оставил на столе вместе с запиской.
      - И ты воспользовался ими?
      - Да.
      - Выкрал досье.
      - Я не собирался совершать кражу, хотел снять копию.
      Но по дороге в контору какой-то идиот врезался в мою машину, и я оказался на больничной койке.
      - Это та самая папка, за которой мы ездили в отстойник?
      - Совершенно верно. Я хотел без шума вернуть ее на место. Никто бы ничего не узнал.
      - Весьма сомнительное предприятие.- Мордехай вознамерился обозвать меня ослом, да повременил до более близкого знакомства.- Что, говоришь, пропало из папки?
      Я коротко изложил суть сделки.
      - Главным для "Ривер оукс" было как можно быстрее стать владельцем участка. Когда Палма впервые появился на складе, его избили. Он подшил в дело докладную записку и поехал во второй раз, с охраной. Но отчет об этой инспекции отсутствует. Запись в регистрационной карточке есть, а отчета нет. Думаю, его вытащил Брэйден Ченс.
      - Что было в отчете?
      Я пожал плечами:
      - Кажется, Гектор прошелся по складу, поговорил с жильцами, узнал, что они исправно платят за клетушки Тилману Гэнтри. Понял, что эти люди вовсе не захватчики, а квартиросъемщики, находящиеся под защитой закона, регулирующего отношения между домовладельцем и нанимателем жилья. Но к тому моменту маховик уже набрал обороты, нужно было либо подписывать акт купли-продажи, либо расторгать сделку. Этого Гэнтри допустить не мог, отчет Палмы благополучно исчез из папки, выселение состоялось.
      - Семнадцать человек.
      - Без детей.
      - Имена выселенных известны?
      - Да. Кто-то - подозреваю, Палма - подсунул мне перечень. Если мы найдем этих людей, у нас будут свидетели.
      - Возможно. Но Гэнтри скорее всего удалось запугать их. Он личность известная, для него пощекотать человеку Ребра пистолетом - удовольствие. Мнит себя крестным отцом и не без оснований. Если он приказывает держать рот а замке, то так и происходит, в противном случае тело вытаскивают из реки.
      - Но ты его не боишься, а, Мордехай? Давай прижмем Гэнтри. Он расколется и расскажет все, что знает.
      - Нахватался уличного духа, да? Мне повезло, я принял на работу осла.Шаг к сближению сделан.- Сколько Гэнтри получил за склад?
      - Двести тысяч. Приобрел за полгода до сделки. О цене в досье ни слова.
      - Кто продавец?
      - Город. Здание считалось брошенным.
      - В таком случае он заплатил тысяч пять, максимум десять.
      - Получив маленькую прибыль.
      С чувством юмора у Мордехая было плохо, как, впрочем, и с отоплением в машине. Я дрожал от холода.
      - Огромную. Для Гэнтри это прорыв. Раньше он промышлял мелочью типа моек для машин и овощных магазинчиков.
      - Зачем ему понадобилось покупать склад и оборудовать площади под дешевое жилье?
      - Наличные деньги. Он затратил пять тысяч на покупку, вложил тысчонку, чтобы установить фанерные перегородки и сортиры, дал дешевенькую рекламу. Новость быстро облетела улицы, и к складу потянулись бездомные. Гэнтри брал с каждого по сотне в месяц, исключительно наличными. Вряд ли его квартиросъемщики были искушены в бухгалтерии. Здание намеренно поддерживалось в самом неприглядном виде, чтобы городским властям, вздумай они наведаться, можно было заявить: склад захвачен самовольно. Чиновникам пообещать выгнать бродяг и, конечно, пальцем не пошевелить. Такое здесь творится сплошь и рядом.
      Неузаконенное предоставление жилья.
      Я хотел спросить, почему город не вмешивается, но вовремя спохватился. Ответ ясен: если выбоин на дорогах ни сосчитать, ни объехать, если треть полицейских машин - катафалки, если в школах протекают потолки, а в больницах пациенты лежат в коридорах, значит, городской механизм разрушается на глазах.
      Кого волнует ловкач, помогавший, пусть сомнительными методами, убирать с уродливых улиц их безобразных обитателей!
      - Где думаешь искать Палму?
      - Предполагаю, фирма не столь глупа, чтобы уволить Гектора. Полно филиалов, куда его могли запихнуть. Я найду его.
      Мы въехали в деловую часть города.
      - Видишь трейлеры вон там?- Мордехай махнул в сторону.- Это площадь Маунт-Вернон.
      Из-за высокого забора вокруг территории примерно в полквартала виднелись облезлые, покореженные фургоны, поставленные друг на друга.
      - Самая паршивая ночлежка в округе,- пояснил Мордехай.- Раньше в трейлерах перевозили почту, потом списали и отдали городу, а уж он догадался осчастливить бездомных. Спят они там, как сардины в банке.
      Миновав перекресток, мы припарковались у длинного трехэтажного сооружения, которое тринадцать сотен человек считали своим домом.
      БАСН было создано в начале семидесятых годов группой противников войны во Вьетнаме, поставивших себе цель Действовать на нервы правительству до тех пор, пока оно не прекратит бойню. Члены братства сняли дом в северо-западном пригороде Вашингтона и организовали нечто вроде коммуны. Во время маршей протеста вокруг Капитолийского холма они частенько заговаривали с бездомными ветеранами, привлекали их в свои ряды. Братство росло. По окончании войны активные сторонники ненасилия деятельность не свернули, как можно было ожидать, а направили в новое русло: занялись практической помощью бездомным. Где-то в восьмидесятых лидером братства стал Митчел Снайдер, страстный защитник всех, кого общество отвергло.
      Обнаружив пустующее здание городской школы, числившееся собственностью федерального правительства, члены братства заселили его шестью сотнями отчаявшихся найти крышу над головой. Школа стала домом для бродяг и штаб-квартирой для организации. Власти неоднократно пытались выгнать захватчиков, но успеха не добились. В 1984 году, стремясь привлечь внимание общественности к проблемам бездомных, Снайдер объявил пятидесятидневную голодовку. За месяц до переизбрания президент Рейган громогласно объявил о намерении превратить школу в образцовый приют, и Снайдер прекратил голодовку. Однако, оставшись на второй срок, Рейган забыл это обещание, и братство оказалось втянутым в вязкую трясину судебных разбирательств.
      Выстроив в 1989 году на юго-восточной окраине города новый приют, власти решили во что бы то ни стало выселить бездомных из школы. Братство категорически отказалось перебраться на задворки. В споре с чиновниками бездомные проявили удивительное упорство, Снайдер заявил, что его люди забили досками окна и готовы выдержать любую осаду. По городу поползли слухи о восьмистах до зубов вооруженных отщепенцах. Конфликт грозил вылиться в настоящую уличную войну.
      Власти, испугавшись потерять контроль над ситуацией, отступили. Мир и спокойствие были восстановлены; братство выросло на пятьсот человек, а школа стала крупнейшим приютом в стране. В 1990 году Митч Снайдер покончил жизнь самоубийством, и город назвал в честь него улицу.
      Было половина девятого. Жильцы расходились по своим делам. Многие спешили на работу, но большинство просто не хотело торчать в четырех стенах. У входа, дымя сигаретами и переговариваясь, стояло человек сто.
      Мордехай поздоровался с вахтером в стеклянной будке, мы расписались в журнале для посетителей и двинулись по коридору навстречу потоку негров. Я изо всех сил старался не думать о белизне своей кожи, но это было невозможно.