К тому же Лютер не хотел, чтобы снежные заносы и сплошная облачность помешали их завтрашнему отлету.
Он стоял у окна, перед которым обычно ставили елку, пил кофе, оглядывал лужайку перед домом, желая убедиться, что шайка маленьких вандалов под предводительством Спайка Фромейера ничего не испортила. Поглядывал и через улицу, на дом Шёлей. Мрачное все же место, несмотря на лампочки и украшения. Там находятся Уолт и Бев, тоже, наверное, пьют сейчас кофе, бродят по комнатам. И оба знают, но не говорят о том, что это, возможно, их последнее Рождество вместе. На секунду Лютер даже пожалел, что отказался от Рождества, но быстро взял себя в руки.
Рядом, у Трогдонов, дела обстояли совсем по-другому. Они следовали старой традиции: затеяли игры в Санта-Клауса утром в канун Рождества, за двадцать четыре часа до того, как праздновать будет весь мир. После этого они собирались загрузить свой мини-фургон и отправиться в охотничий домик в лесу, где должны провести неделю, катаясь на лыжах. Один и тот же домик каждый год, и Трогдон рассказывал, что рождественский обед они устраивают перед огромным пылающим камином в компании человек тридцати других Трогдонов. Очень уютно, прекрасное место для катания на лыжах, детишки просто обожают это, раз в году там собирается вся семья.
Разные бывают подходы к этому празднику.
Итак, Трогдоны уже проснулись и разворачивают целые горы коробок и пакетов с подарками. Лютер видел движение вокруг елки и знал, что, перед тем как родители начнут заносить в фургон коробки и сумки, в доме поднимется восторженный и оглушительный детский визг. Это был отвлекающий маневр. Заманить ребятишек в фургон было куда легче после того, как они получат такие замечательные подарки от Санта-Клауса. Но до того, как начнут задавать бесчисленные вопросы, каким именно образом пробрался к ним в дом Санта-Клаус.
А в целом на Хемлок-стрит царила благодатная тишина, улица замерла в предвкушении праздника.
Лютер отпил еще кофе и надменно улыбнулся привычному миру. Типичному утру типичного кануна Рождества. Обычно в это время Нора вскакивала с постели на рассвете и хватала два длинных списка. Один предназначался для нее, другой — для него. К семи Нора уже ставила индейку в духовку, дом сверкал чистотой, столы в гостиной были накрыты для праздничного обеда. А ее несчастный и нерасторопный муж пробирался сквозь джунгли городского движения — ехал со списком за последними покупками. С самого утра они принимались орать друг на друга, начиналось это в доме, продолжалось по мобильному телефону. Он вечно что-то забывал, и его отправляли в магазин снова. Иногда Лютер даже разбивал или ронял что-то, и тогда вообще едва не наступал конец света.
Хаос и кошмар. Потом, около шести вечера, когда Крэнки были вымотаны вконец и обоих уже тошнило от этих праздников, начинали собираться гости. Сами гости тоже были вымотаны этой предпраздничной вакханалией, но старались держаться. И приходили с твердым намерением получить удовольствие.
Рождественская вечеринка в доме Крэнков некогда начиналась с дюжины или около того друзей, которых угощали холодными закусками и выпивкой. В прошлом году они приняли и накормили до отвала человек пятьдесят, не меньше.
Улыбка на лице Лютера стала еще шире. В доме тихо и спокойно, дел никаких, кроме как положить в чемодан несколько вещей и приготовиться к отъезду.
Завтракали они поздно, безвкусной овсянкой на воде и йогуртом. Чтение газеты прошло благополучно, без особых комментариев. Нора держалась отлично, стараясь не вспоминать о прошлых рождественских праздниках. Она делала вид, что с нетерпением ждет поездки.
— Как думаешь, у Блэр все хорошо? — все же не выдержала она.
— У нее все отлично, — ответил Лютер, даже не подняв от газеты глаз.
Потом они стояли у окна, говорили о Шёлях и смотрели, как уезжают Трогдоны. Машин на Хемлок-стрит становилось все больше, народ двинулся в ад — по магазинам за последними покупками. Перед домом Крэнков остановился фургон доставки. Из кабины выпрыгнул Батч с коробкой. И едва успел подойти к двери, как Лютер уже распахнул ее перед ним.
— Веселого Рождества, — довольно неприветливо буркнул Батч и швырнул коробку едва ли не Лютеру в лицо.
Неделей раньше Батч уже что-то доставлял им с почты и довольно долго топтался на пороге в ожидании, что его отблагодарят за целый год безупречной службы. Лютер объяснил ему, что в этом году Рождество они не справляют. «Видишь, ни елки у нас нет, ни игрушек, ни лампочек, Батч. Ни подарков. Ни подсветки у дома. Ни снеговика на крыше. Просто пропускаем этот год, Батч. Ни календарей от полиции, ни фруктовых тортов от пожарной охраны. Ровным счетом ничего, Батч».
Батч ушел несолоно хлебавши.
В коробке находился заказанный по почте пляжный наряд под названием «Бока-Бич». Лютер напал на рекламу фирмы в Интернете. Он отнес посылку в спальню, запер дверь и примерил комплект, состоявший из гавайской рубашки с коротким рукавом и шортов. Расцветка была вызывающая, но наряд очень шел похудевшему и загоревшему Лютеру.
— Что у тебя там, Лютер? — забарабанила в дверь Нора.
Сочетание ярко-желтых и аквамариновых цветов, изображение — жизнь подводного морского царства. На голубом фоне плавали большие толстые рыбы с пузырьками воздуха, которые вырывались из их ненатурально широко разинутых ртов. Да, довольно эксцентрично. И немного глупо.
Лютер решил, что непременно полюбит этот наряд. И с гордостью будет носить его у бассейна на «Принцессе острова». Он распахнул дверь. Нора тихо ахнула и прижала ладонь ко рту. Лютер не спеша прошествовал через холл, коричневые от загара ноги приятно контрастировали с ковром цвета хаки. Затем он прошел в гостиную, где специально остановился у окна. Пусть вся Хемлок-стрит видит.
— Ты не будешь это носить! — взвизгнула за спиной Нора.
— Еще как буду!
— Тогда я никуда не еду.
— Поедешь как миленькая.
— Это просто ужас какой-то!
— Ты просто завидуешь, что у тебя нет такого костюма.
— Слава Богу, что нет.
Лютер обнял жену, и они с громким смехом закружились в танце. Нора хохотала так, что на глаза выступили слезы. Ее муж, всегда такой работящий и скромный, всегда так скучно и непритязательно одетый в «Уайли и Бек», теперь лез из кожи вон, чтобы походить на пляжного бездельника. И получалось это у него из рук вон плохо.
Зазвонил телефон.
Позже Лютер вспоминал, что перестали танцевать и смеяться они с Норой уже на втором звонке. Застыли посреди комнаты и уставились на телефон. Он продолжал звонить, и Лютер сделал несколько шагов, чтобы снять трубку. Все в доме вдруг замерло и стало напоминать кадры замедленной съемки. Так Лютеру, во всяком случае, казалось позже.
— Алло, — сказал он в трубку. По некой непонятной причине она показалась тяжелее, чем обычно.
— Это я, пап!
Лютер удивился, но удивление быстро прошло. Поразился, услышав голос Блэр, а потом сообразил, что ничего странного в этом нет. Очевидно, дочь смогла добраться до телефона и сейчас звонит родителям, желая поздравить с Рождеством. Ведь должны же быть в Перу телефоны.
Голос Блэр звучал громко и отчетливо. Лютер с трудом представлял себе картину: его любимая дочь сидит на пеньке где-нибудь в джунглях и говорит с ним по портативному спутниковому телефону.
— Блэр, — сказал он.
Нора тут же подскочила к нему.
Следующим словом, потрясшим Лютера, было «Майами». Блэр говорила что-то до него и после, но зациклился он именно на «Майами». И почувствовал, как почва уходит из-под ног. Он шел ко дну, и все вокруг стало призрачным и нереальным.
— Где ты, дорогая? — спросил он.
Несколько слов, потом снова прозвучало это «Майами».
— Ты в Майами? — неестественно высоким голосом переспросил Лютер.
Нора тихо ахнула и придвинулась еще ближе. Расширенные, возбужденные глаза жены теперь были всего в нескольких дюймах от его лица.
Потом он слушал. И повторял:
— Ты в Майами, приезжаешь домой на Рождество. Но это же здорово, Блэр!
У Норы лицо от удивления вытянулось так, что Лютер подумал: такой свою жену он еще никогда не видел.
Он послушал еще, потом спросил:
— Кто? Энрике? — И прокричал уже совершенно диким голосом: — Твой жених! Какой еще жених?..
Сколь ни странно, но Норе все же удалось сохранить некоторое самообладание. И она нажала кнопку, включив микрофон. Голос Блэр зазвучал уже на всю комнату:
— Он врач, перуанец. Мы познакомились, как только я приехала, и он такой чудесный, такой замечательный человек, папа! Это любовь с первого взгляда, уже через неделю мы решили пожениться. Он никогда не был в Штатах, представляешь? И ему все нравится! Я рассказывала ему, как мы в Америке справляем Рождество: елка, игрушки, лампочки, снеговик на крыше, потом рождественский обед и все прочее. А снег идет, пап? Энрике никогда не видел снега, белого Рождества!..
— Нет, милая, еще не пошел. Погоди, тут мама рвет из рук трубку.
Лютер протянул трубку Норе. Та вцепилась в нее, хотя при включенном микрофоне это было вовсе не обязательно.
— Блэр? Где ты, дорогая? — воскликнула Нора, пытаясь вложит в вопрос весь энтузиазм, на какой она была способна.
— В аэропорту Майами, мамочка. И наш борт прибывает в шесть часов три минуты. Мам, тебе обязательно понравится Энрике, он такой милый, такой красавчик, что ты упадешь! Мы влюблены друг в друга просто безумно! И уже планируем свадьбу. Возможно, этим летом, ты как считаешь?
— Ну, там посмотрим.
Лютер рухнул на диван, сраженный новостями наповал.
Блэр же продолжала:
— Я рассказывала ему о Рождестве на Хемлок-стрит, о ребятишках, о том, как они радуются и играют, о снеговиках, о грандиозных приемах, которые мы закатываем дома. У тебя все готово к рождественскому обеду, а, мамочка?
Лютер тихо застонал, и тут Нора допустила первую свою ошибку. Впрочем, винить ее было сложно, паника мешала рассуждать здраво. Позже Лютер справедливо упрекал ее в том, что она не сказала, хотя должна была сразу заявить примерно следующее: «Нет, милая, в этом году никакой вечеринки мы не устраиваем».
Ошеломленная свалившимися на нее новостями Нора вымолвила:
— Ну конечно, готово.
Лютер издал еще один стон. Нора покосилась на него: отпускник-бездельник в нелепом ярком костюме лежал на диване, точно пулей сраженный. Да она сама бы пристрелила его на месте, будь у нее такая возможность.
Блэр ликовала:
— О, замечательно! Энрике всегда мечтал отпраздновать Рождество в Штатах! Ведь я столько рассказывала ему об этом чудесном празднике. Настоящий сюрприз, верно, мамуля?
— Да, дорогая, действительно сюрприз. Я очень, очень рада, — умудрилась выдавить Нора, причем это получилось у нее довольно убедительно.
— Только никаких подарков, мам, ладно? Пожалуйста, обещай, что не будет подарков. Я собиралась сделать вам сюрприз, просто приехать домой без предупреждения. И не хочу, чтобы вы с папой в последний момент носились по магазинам в поисках подарков. Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот и славно. Жду не дождусь, когда буду дома.
«Но ты же там и месяца не пробыла!» — хотелось сказать Лютеру.
— Мы ведь не доставим вам беспокойства, мамочка?
Словно Лютер с Норой могли ответить на этот вопрос утвердительно. Словно у них был выбор. Не могли же они сказать родной дочери: «Нет, Блэр, в этом году домой на Рождество тебе нельзя. Так что разворачивайся, дорогая, и лети обратно, в свои перуанские джунгли».
— Ладно, мне пора. Сейчас у нас рейс до Атланты, там пересадка, и домой. Можете нас встретить?
— Ну конечно, милая, — ответила Нора. — Без проблем. Так ты говоришь, он врач?
— Да, мама. И он такой замечательный!
* * *
Лютер сидел на самом краешке дивана, закрыв лицо руками, точно плакал. Нора стояла в центре комнаты, зажав в руке телефонную трубку, стояла и смотрела на мужа, точно решая, стоит ли запустить в него этой самой трубкой или нет.
И, подумав хорошенько, решила, что все же не стоит.
И вот наконец Лютер отнял ладони от лица и выдавил:
— Который час?
— Одиннадцать пятнадцать. Двадцать четвертое декабря.
В комнате воцарилась напряженная тишина, затем Лютер задал второй вопрос:
— Зачем тебе понадобилось говорить ей, что вечеринка у нас будет?
— Потому, что она у нас будет.
— О...
— Не знаю, кто там с ней приезжает й что они там едят, но вечеринка состоится.
— Но я далеко не уверен, что...
— Не начинай, Лютер. Это была твоя совершенно дурацкая идея.
— Еще вчера ты не считала ее дурацкой.
— Да, а сегодня ты выглядишь полным идиотом. Так что праздничный обед у нас будет, мистер Пляжный Модник, и мы поставим елку с лампочками и игрушками, и ты поднимешь свою тощую загорелую задницу на крышу и установишь там снеговика.
— Нет, только не это!
— Да!
Еще одна томительная пауза, и в тишине Лютер вдруг услышал, как на кухне громко тикают часы. Или то было биение его измученного сердца? Потом он опустил глаза и увидел свои пестрые шорты. Всего несколько минут назад он надевал их, предвкушая волшебное, путешествие в рай.
Нора наконец положила телефонную трубку и отправилась на кухню. Захлопала там дверцами, загремела посудой.
Лютер же продолжал разглядывать цветастые шорты. Теперь от одного их вида ему становилось тошно. Псу под хвост пошли круиз, пляжи, острова, теплые воды и обильная кормежка на протяжении двадцати четырех часов в сутки!
Неужели один телефонный звонок способен изменить все?
Глава 13
Лютер медленно поплелся на кухню, где его жена сидела за столом и составляла списки.
— Нам надо поговорить! — взмолился он.
— О чем говорить, Лютер? — рявкнула Нора.
— Давай скажем ей правду.
— Еще одна совершенно идиотская идея!
— Но правда всегда лучше.
Она перестала писать, подняла на него горящие гневом глаза:
— Это и есть вся правда, Лютер. У нас осталось всего семь часов, чтобы подготовиться к празднику.
— Неужели Блэр не могла раньше позвонить?
— Нет. Потому что она знала, была уверена: дома ее ждут елка, подарки, праздничный обед. Как всегда. Да кому в голову придет, что двое пожилых людей могли сбрендить, отказаться от Рождества и отправиться в круиз?
— Может, все же поедем?..
— Снова идея сумасшедшего, Лютер. Блэр приезжает домой с женихом. Ясно это тебе или нет? Они пробудут здесь не меньше недели, точно тебе говорю. Во всяком случае, я надеюсь на это. Так что забудь о круизе. У нас и без того полно дел и проблем.
— Снеговика ставить не буду.
— Поставишь, никуда не денешься. И вот что я тебе еще скажу: Блэр не должна знать об этом круизе, ясно? Иначе подумает, что помешала нашим планам, и расстроится. Ты меня понял, Лютер?
— Да, мэм. Слушаюсь, мэм.
Нора сунула ему в руки листок:
— Вот тебе план, клоун. Сейчас поедешь покупать елку. Я приготовлю игрушки и лампочки. Ты будешь украшать, а я сама поеду по магазинам и посмотрю, что там осталось для рождественской вечеринки.
— Кто будет?
— Об этом я еще не думала. А теперь давай двигай! И не забудь переодеться, выглядишь просто смешно!
— А перуанцы вроде бы темнокожие? — спросил Лютер.
Нора на секунду замерла. Они смотрели друг на друга, потом одновременно опустили глаза.
— Думаю, теперь это значения уже не имеет, — заметила Нора.
— Она что, и вправду собирается за него замуж? — с недоверием протянул Лютер.
— Знаешь, о свадьбе будем беспокоиться, если переживем это Рождество.
* * *
Лютер бросился к машине, распахнул дверцу, уселся за руль и на бешеной скорости умчался прочь. Уезжать всегда легко и просто. Возвращаться куда сложнее.
Повсюду были пробки, и, останавливаясь, Лютер не переставал чертыхаться. С каждой минутой он закипал все сильнее и сильнее. В голову приходили одновременно тысячи самых разных и противоречивых мыслей, они путались, не давали покоя. Всего час назад Лютер блаженно и неторопливо пил утренний кофе, наслаждался покоем и бездельем, предвкушал радости путешествия и так далее, и тому подобное. А теперь вы только посмотрите на него — еще один неудачник, затерявшийся в потоке машин, а часы неумолимо отсчитывают секунды.
Бойскауты торговали елками на автостоянке перед продуктовым магазином «Крогер». Лютер затормозил и выпрыгнул из машины. Там оставались всего один бойскаут, один командир бойскаутов и всего одна елка. Елочный базар закрывался.
— Веселого Рождества, мистер Крэнк, — сказал командир бойскаутов. Лицо его показалось отдаленно знакомым. — Я Джон Скэнлон, тот самый парень, что привозил вам домой елку неделю назад.
Лютер слушал, а сам тем временем разглядывал последнее дерево. На деле то была вовсе не елка, а перекошенный и лысый огрызок сосны с искривленным стволом и пожелтевшей хвоей.
— Беру, — сказал он и указал на дерево.
— Правда?
— Конечно. Сколько с меня?
К пикапу была прислонена табличка с указанием цен. От 75 долларов и ниже, до 15 долларов. И все эти цены, в том числе и 15 долларов, были вычеркнуты.
Скэнлон помялся, потом выпалил:
— С вас семьдесят пять баксов.
— Почему не пятнадцать?
— Ввиду высокого спроса.
— Но это просто грабеж средь бела дня!
— Это дерево предназначено для бойскаутов.
— Хорошо. Даю пятьдесят.
— Семьдесят пять. Так берете или нет?
Лютер отсчитал сумму наличными, бойскаут поместил картон от раздавленной коробки на крышу «лексуса» Лютера. Потом они вдвоем запихивали туда дерево и долго закрепляли его веревкой. Лютер следил за ними, то и дело поглядывая на наручные часы.
Когда операция завершилась, весь капот автомобиля был усыпан множеством пожелтевших сухих игл.
— Только вы ее сразу в воду поставьте, — сказал скаут.
— А я думал, вы не справляете Рождество, — заметил Скэнлон.
— Веселого вам Рождества, — буркнул Лютер и уселся за руль.
— Я бы на вашем месте ехал помедленнее.
— Это почему?
— Дерево хрупкое, смотрите, как бы еще больше не осыпалось.
Лютер влился в поток движения, ехал медленно и смотрел только перед собой. Остановился на красный, и тут с ним поравнялся фургон по доставке безалкогольных напитков. Он услышал чей-то возглас, покосился влево, потом немного опустил стекло. Сидевшие в кабине двое парней смотрели на него и скалили зубы.
— Эй, друг! У тебя самая уродская елка, которую я только видел! — проорал один.
— Это же Рождество! Стыдно экономить на таких вещах! — крикнул второй, и оба они так и покатились со смеху.
— Твое деревце облысеет прежде, чем собака на него пописает! — добавил его напарник, и Лютер поднял стекло. Однако до него все равно доносился хохот парней.
Он приближался к Хемлок-стрит, и сердце билось тревожно и часто. Может, если повезет, удастся снять с крыши и внести дерево в дом незаметно для посторонних глаз. Впрочем, о каком везении может быть речь? Кончилось его везение.
Однако все удалось. На бешеной скорости он пролетел мимо соседских домов, резко свернул к себе, въехал прямо в гараж. И ни единая живая душа его не заметила. Затем Лютер вылез из машины и принялся за веревки. И вдруг похолодел. И смотрел, точно глазам своим не верил. Дерево было абсолютно лысым, ни единой зеленой иголочки, ничего, кроме кривого ствола и перекрученных жалких веток. Скэнлон оказался прав — все иглы осыпались на ветру, остались на дороге от «Крогер» до Хемлок-стрит.
Жалкое зрелище представляло собой это новогоднее деревце, лежавшее на картонке, точно прибитый к берегу моря скелет большой рыбины.
Лютер осмотрелся, выглянул на улицу, затем сорвал дерево с крыши машины и вытащил его через гаражную дверь на задний двор, туда, где уже никто не мог его видеть. Хотел было поднести к сосне спичку и поджечь — с глаз долой, из сердца вон, — но времени на это просто не было.
К счастью, Нора уже уехала. Лютер вошел в дом и едва не налетел на целую гору коробок, которые она сняла с чердака. Все коробки были аккуратно подписаны: новые игрушки, старые игрушки, гирлянды, лампочки для елки, лампочки для украшения двора и дома. Всего девять коробок, и он должен распаковать их и украсить елку. На это могут уйти дни.
Какую еще елку?!
На стене у телефона была прикреплена записка с фамилиями четырех супружеских пар, которым он должен позвонить и пригласить. Это были самые близкие друзья, которым вполне можно было бы сказать прямо: «Послушайте, мы пропадаем. Блэр неожиданно вернулась домой. Так что простите нас и приходите».
Ничего, он позвонит им позже. Правда, в записке было сказано, чтобы он сделал это незамедлительно. И вот Лютер набрал номер Джина и Энни Лаэрд, возможно, самых старых и близких друзей в этом городе. К телефону подошел Джин, и ему пришлось орать во весь голос, перекрывая царивший в доме гвалт.
— Внуки! — крикнул он. — Приехали, все четверо. Скажи, старина, у тебя не найдется еще одного местечка на твоем круизном корабле, а?
Лютер стиснул зубы, а затем торопливо изложил события последних нескольких часов. И пригласил Лаэрдов в гости.
— Вот так сюрприз! — заорал Джин. — Так, выходит, она прямо сейчас приезжает?
— Да.
— И не одна, а с перуанцем?
— Ты все правильно понял. Мы никак не ожидали. Так что давайте, ребята, выручайте, подваливайте.
— Извини, старик, но к нам съезжаются родственники из пяти штатов.
— Вот и хорошо, они тоже приглашены. Нам нужна толпа.
— Погоди, пойду спрошу Энни. Позже перезвоню.
Лютер в сердцах бросил трубку, взглянул на девять огромных коробок, и тут его осенило. Может, то была и не слишком хорошая идея, но других в данный момент просто не оказалось. Он бросился в гараж и посмотрел через улицу на дом Трогдонов. Их багаж уже в фургоне, на крыше были закреплены лыжи. Вот из гаража показался Уэс Трогдон с рюкзаком. Закинул его в фургон. Лютер перебежал через лужайку Бекеров и крикнул:
— Эй, Уэс!
— Привет, Лютер, — рассеянно ответил Трогдон. — Веселого тебе Рождества.
— Взаимно, Уэс. — Лютер приблизился к фургону. Он понимал, что промедление смерти подобно. Надо действовать нахрапом. — Послушай, Уэс, у меня тут одна проблема...
— Мы уже опаздываем, Лютер. Должны были выехать два часа назад. — Один из маленьких Трогдонов обежал фургон, целясь из лазерного ружья в невидимого врага.
— Погоди минутку. — Лютер изо всех сил старался сохранять спокойствие, ненавидя себя за то, что выступает в роли просителя. — Блэр звонила. Всего час назад. Она приезжает домой. Мне нужна елка.
Озабоченность на лице Уэса сменилась улыбкой. А потом он громко расхохотался.
— Понимаю, все понимаю, — стыдливо пробормотал Лютер.
— Ну а загар-то куда теперь денешь, на кой он тебе? — вопрошал Трогдон между приступами смеха.
— Ладно, это не главное. Послушай, Уэс, мне позарез нужна елка. Я ездил, все уже распроданы. Могу позаимствовать вашу?
Откуда-то из глубины гаража донесся истошный крик Триш:
— Уэс! Какого черта? Ты где?
— Да здесь я, здесь! — рявкнул он в ответ. — Так тебе нужна моя елка?
— Да. Обязуюсь вернуть до вашего возвращения. Честное слово.
— Странно как-то...
— Да, согласен, но другого выхода просто нет. Ведь всем остальным соседям елки будут нужны сегодня и завтра.
— Ты это серьезно, что ли?
— Серьезнее некуда. Ну давай же решайся, Уэс!
Уэс достал из кармана кольцо с ключами, отделил два, от гаража и дома.
— Только Триш ни гугу, понял?
— Богом клянусь. Ни слова.
— А если разобьешь какую-нибудь игрушку, нам обоим конец.
— Она ничего не узнает, Уэс, обещаю.
— Смешно все это.
— Вот только мне не смешно.
Они пожали друг другу руки, и Лютер поспешил обратно в дом. Он уже подходил к двери, как вдруг во двор к нему вкатил Спайк Фромейер на велосипеде.
— Из-за чего сыр-бор? — осведомился он.
— Прости, не понял?
— Ну, вы и мистер Трогдон.
— Послушай, а тебе какое собственно... — начал было Лютер, но вовремя сдержался. Он понял, что без помощников ему не обойтись. Сейчас ему нужны союзники, а не враги. И Спайк вполне способен сослужить добрую службу. — Послушай, Спайк, дружище, — заискивающим тоном начал он, — мне нужна помощь.
— А что стряслось?
— Трогдоны уезжают на неделю, и я обещал сохранить для них елку.
— Зачем это?
— Ну, видишь ли, новогодние елки часто загораются, особенно если перегружены лампочками. Вот и мистер Трогдон очень беспокоится, как бы чего не случилось с его деревом. Боится, чтобы оно не перегрелось и все такое. Ну и я обещал подержать его елку у себя дома. Несколько дней.
— Так почему просто не выключить лампочки?
— Да там запутанная система проводки. Опасно выключать. Так ты мне поможешь? Плачу сорок баксов.
— Сорок баксов? Договорились!
— Нам нужен небольшой фургончик.
— Возьму у Клеммов.
— Давай поживей. Но только никому ни слова.
— Почему?
— Это входит в наш уговор, понял?
— Ладно. Как скажете.
Спайк укатил выполнять задание. Лютер глубоко вздохнул и оглядел Хемлок-стрит. Он был уверен, за ним наблюдают десятки глаз, как наблюдали и подглядывали всю предшествующую неделю. Как же получилось, что в глазах соседей он превратился в злодея?
Почему трудно жить по-своему, поступать не так, как все, хотя бы раз в жизни? Сделать такое, на что никто другой не осмеливается? Почему его вдруг возненавидели и стали презирать люди, с которыми он все эти годы поддерживал хорошие отношения?..
Что бы там ни произошло в ближайшие несколько часов, мысленно поклялся Лютер, он лучше умрет, чем пригласит соседей на вечеринку. Во-первых, они и сами не придут, поскольку заняты. Во-вторых, он не доставит им удовольствия ответить на приглашение отказом.
Глава 14
Второй звонок Лютер сделал Элбритонам, старым знакомым по церкви, которые жили в часе езды от Хемлок-стрит. Лютер повторил свою печальную историю, и, когда закончил, Райли Элбритон покатывался со смеху.
— Это Лютер, — сказал он кому-то из домашних, очевидно, Дорис. — Блэр только что звонила. Сегодня приезжает домой. — И с Дорис или с тем, кто там с ним рядом был, случилась истерика.
Лютер уже пожалел, что позвонил Элбритонам.
— Хотел, чтобы ты немного помог мне, Райли, — сказал он. — Вы с ребятами не смогли бы заскочить к нам сегодня?
— Извини, друг. Но мы едем к Макилвансам. Получили приглашение на обед чуточку раньше.
— Ясно, — ответил Лютер и повесил трубку.
И тут же телефон зазвонил. Это была Нора, и говорила она так взвинченно и нервно, что Лютер даже испугался.
— Ты где? — спросила она.
— Я? На кухне. А ты где?
— Застряла в пробке на Брод-стрит, перед торговым центром.
— Зачем тебе в торговый центр?
— Просто не смогла припарковаться у Дистрикт. Даже остановиться там не смогла. Я ничего не купила. Ты елку достал?
— Да. Настоящая красавица.
— Уже украшаешь?
— Да. Поставил себе пластинку Перри Комо с «Джингл беллз», потягиваю винно-яичный коктейль и украшаю дерево. Жаль, что тебя здесь нет.
— Кому-нибудь звонил?
— Да. Лаэрдам и Элбритонам, но они не смогут.
— Я звонила Пинкертонам, Хартам, Мэлонам и Берклендам. Все заняты. А Питер Харт смеялся надо мной прямо как сумасшедший.
— Ничего, я им всыплю по первое число. — В дверь стучал Спайк. — Ладно, пока, я тут занят.
— Ты лучше начни обзванивать соседей. — Нора явно была на грани срыва.
— Это еще зачем?
— Пригласим их.
— Да ни за что на свете, Нора! Лучше повешусь!
— От Блэр никаких вестей?
— Она же в самолете, Нора. Ладно, перезвони позже.
Спайк раздобыл красный фургон, знавший лучшие времена. Лютер с первого взгляда понял, что он слишком мал и стар, но выбирать не приходилось.
— Я зайду первый, а ты жди, — подпустив в голос самоуверенности, распорядился он. — Минут пять подождешь, потом подавай машину. Только аккуратнее, чтобы никто не видел, ясно?
— А где мои сорок баксов?
Лютер протянул ему двадцатку:
— Аванс. Остальные получишь, когда дело будет сделано.
Он прошел в дом Трогдонов через гараж и вдруг впервые в жизни почувствовал себя взломщиком. Стоило только отворить дверь в дом, как запищала сигнализация. Пищала она всего несколько секунд, но Лютеру они показались вечностью. Сердце замерло. Он представил, какое безрадостное будущее его ждет. Приедет полиция, его арестуют, осудят, отберут лицензию, с позором выгонят из «Уайли и Бек». Потом писк прекратился, и Лютер вздохнул свободнее. На узеньком табло в панели возникла надпись: «Проходите».
Что за бардак! В доме Трогдонов все было перевернуто вверх дном. Повсюду разбросаны игрушки и вещи, словно здесь действительно побывали грабители. Да Триш Трогдон точно бы удавила мужа, знай, что он отдал ключи Лютеру. Он вошел в гостиную и замер.
На Хемлок-стрит хорошо знали, что Трогдоны не придают особого значения украшению елки. Они позволяли детям вешать на нее все, что только в голову взбредет: сотни лампочек, не сочетающиеся по цвету гирлянды, аляповатые картонные игрушки, какие-то красные и зеленые сосульки, даже бусы из попкорна.
«Нора просто меня убьет», — подумал Лютер, но выбора у него не было. План прост и должен сработать. Они со Спайком снимут все бьющиеся украшения и гирлянды и, разумеется, поп-корн тоже, сложат их на диван и кресла. Потом, не трогая лампочек, перенесут елку в дом Крэнков и уже там украсят ее как следует. Правда, дня через два придется, видно, вместе с тем же Спайком снова снимать игрушки и переносить елку обратно в дом Трогдонов, а там уже украсить ее их дурацкими игрушками, зато все будут счастливы и довольны.
Лютер уронил первый же шарик, он разлетелся на мелкие осколки.