– Барни Гугл[24]!

Издевательский возглас был немедленно подхвачен:

– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл!

– Молчать!

– Барни Гугл! Барни Гугл!

– Требую тишины!

Сэм наконец сунул в прорезь руки. Наджент снял стальные браслеты и стремительным шагом двинулся по коридору.

– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл! – нараспев тянули сидельцы до тех пор, пока дверь в отсек “А” с грохотом не закрылась.

Через мгновение злорадное ржание стихло.

Смерив долгим взглядом двух находившихся в проходе охранников, Кэйхолл начал раскладывать свои пожитки. Воткнул в тройник электрической розетки штепсели вентилятора и телевизора, аккуратно, как если бы собирался ими пользоваться, поставил на полку книги, проверил, есть ли вода в туалетном бачке. Затем он опустился на койку, с сожалением провел ладонью по разорванной простыне.

“Комната передержки” стала четвертым местом его обитания на Скамье и, без сомнения, уже последним. Минут пять Сэм размышлял о первых двух, вернее, даже о втором, в отсеке “Б”, по соседству с Бастером Моуком. Несколько лет назад за Бастером пришли, чтобы перевести его сюда, в “передержку”. Охрана не спускала здесь с него глаз – не дай Бог, осужденный перед самой казнью наложит на себя руки! Когда Моука уводили, Сэм плакал.

Все, кто обитал до Кэйхолла в “комнате передержки”, неизбежно попадали и в соседнюю. А оттуда уже был только один выход.

* * *

Ступив в величественный вестибюль капитолия, Гарнер Гудмэн назвал миловидной женщине за столиком свое имя, сдержанно посетовал на жару и попросил известить губернатора о том, что готов к разговору. Ответить даме помешал звонок телефона. С гримасой легкой досады на лице она выслушала звонившего, положила трубку и вздохнула:

– Ну и ну.

– Простите? – невинно переспросил Гарнер.

– В связи с предстоящей казнью вашего клиента телефоны губернатора не выдерживают нагрузки.

– Да, дело довольно громкое. Похоже, жители штата Миссисипи обеими руками за смертную казнь.

– Только не этот. – Дама кивнула на телефон и начала заполнять розовый бланк. – Подавляющее большинство наших абонентов категорически против.

– Неужели? Поразительно.

– Извините. Я сообщу мисс Старк о вашем приходе.

– Спасибо.

Гудмэн опустился в кресло, положил на колени пачку утренних выпусков газет. В субботу городские власти Тьюпело объявили о начале телефонного опроса общественного мнения на предмет готовящейся в Парчмане экзекуции. Аналитики Гарнера рьяно включились в работу. На следующий день воскресный выпуск “Тьюпело ньюс” подвел первые итоги. Они заслуживали внимания: из трехсот двадцати позвонивших триста два человека требовали отменить казнь. Гарнер улыбнулся.

Сидя за своим рабочим столом, Макаллистер нервно листал те же газеты. В покрасневших глазах губернатора висела тревога. С чашкой кофе в руке на пороге кабинета возникла Мона Старк.

– Гудмэн здесь. Ждет в вестибюле.

– Пусть ждет.

– Горячая линия уже не справляется.

Губернатор бросил взгляд на часы: без десяти девять. Костяшками пальцев Макаллистер провел по подбородку. С трех пополудни субботы до восьми вечера воскресенья специальный сотрудник аппарата обзвонил двести жителей штата. Семьдесят восемь процентов высказались в поддержку смертной казни как таковой, и цифра эта ничуть губернатора не удивила. Однако пятьдесят один процент опрошенных заявили, что Сэму Кэйхоллу необходимо сохранить жизнь. Доводы в пользу этого приводились различные. Многие считали Сэма слишком старым для того, чтобы войти в газовую камеру. Преступление свершилось двадцать три года назад, говорили они, общество успело стать совершенно иным, Кэйхолл все равно скоро умрет в Парчмане, так оставьте старика в покое. Его преследуют по политическим мотивам, вторили другие, к тому же он – белый. Последний фактор был весьма значимым, и Макаллистер отдавал себе в этом отчет.

Что ж, пятьдесят один процент – не так плохо. Куда грознее выглядели показатели горячей линии. Ее единственный работавший в выходные оператор получил двести тридцать один звонок в субботу и сто восемьдесят – в воскресенье. Всего выходило четыреста одиннадцать звонков. Из них девяносто пять процентов назвали казнь Кэйхолла недопустимой. С утра пятницы горячей линией воспользовались восемьсот девяносто семь человек, причем чуть более девяноста процентов были однозначно против казни. И температура горячей линии продолжала неуклонно подниматься.

Однако этим дело не ограничивалось. Региональные офисы докладывали о шквале звонков. Почти все абоненты отрицали саму возможность казни. Помощники губернатора выходили после уик-энда на работу и делились друг с другом рассказами о том, как мучили их дома раскалившиеся телефоны. По словам Роксбурга, он не имел ни минуты отдыха.

Макаллистер испытывал нечеловеческую усталость.

– Что у нас назначено на десять? – спросил он у Моны, не повернув головы.

– Встреча с руководством бойскаутов.

– Отменить. Скажите, губернатор приносит извинения. Не хочу слепнуть под фотовспышками. С кем я обедаю?

– Обед запланирован с сенатором Прессгроувом. Вы должны обсудить его иск к университету.

– Терпеть не могу Прессгроува. Отменить. На обед пусть подадут жареного цыпленка. Хорошо, давайте сюда Гудмэна.

Мона вышла за дверь и через минуту вернулась вместе с Гарнером Гудмэном. Стоя у окна, Макаллистер смотрел на цветущие магнолии.

Мужчины обменялись рукопожатием и сели. В воскресенье после полудня Гудмэн, исполняя волю своего клиента, передал Ларримуру официально оформленный документ с просьбой отменить слушание по вопросу о помиловании.

– Выходит, слушание вам ни к чему? – с вымученной улыбкой спросил губернатор.

– По мнению нашего клиента, оно бесполезно. Ничего нового Сэм не скажет. Переубедить его мы не смогли.

Мона протянула Гарнеру чашечку с кофе.

– Старый упрямец. Сэм всегда был таким. Как обстоят дела с апелляциями? – В голосе Макаллистера слышалась почти искренняя заинтересованность.

– Все идет своим чередом.

– Мистер Гудмэн, вам приходилось попадать в подобные ситуации, мне – нет. Скажите, что, по-вашему, ждет Кэйхолла?

В данную минуту ничто уже не мешало Гарнеру быть откровенным.

– Как его адвокат, я склонен к оптимизму. У Сэма тридцать шансов из ста.

Губернатор погрузился в размышления. Где-то вдалеке слышались трели телефонных звонков.

– Знаете, чего бы я сейчас хотел? – прямо спросил Макаллистер.

Еще бы, подумал Гудмэн. Чтобы разом заглохли все телефоны.

– Чего же?

– Переговорить с Адамом Холлом. Где он?

– Видимо, в Парчмане. Я звонил ему около часа назад.

– Он может подъехать?

– После обеда Адам рассчитывает быть здесь, в Джексоне.

– Я дождусь его.

Гарнер подавил желание улыбнуться. Может, крошечная трещинка привела к размыву плотины? Каким бы странным это ни казалось, но слабый лучик надежды забрезжил, когда его никто не чаял увидеть.

* * *

В шести кварталах от капитолия по коридору здания федерального суда к двери кабинета его чести Флинна Слэттери приближался Брейк Джефферсон. На пороге Джефферсон прижал к груди папку с бумагами и замер: его шеф разговаривал по телефону.

– Что еще там? – осведомился Слэттери, кладя трубку.

– Необходимо уточнить насчет Кэйхолла, – мрачно сказал клерк. – У нас его петиция. Патологическое расстройство рассудка.

– Подготовь отказ. И поторопись, у меня очень мало времени. Пусть обращаются в апелляционный суд, с нас хватит.

На лице Джефферсона отразилось беспокойство. Медленно, с расстановкой он проговорил:

– По-моему, вам лучше взглянуть.

– Оставь, Брейк. В чем дело?

– Его требования могут оказаться обоснованными. Слэттери нетерпеливо повел плечами:

– Вот как? Ты не шутишь? У меня через полчаса процесс, присяжные ждут.

На последнем курсе юридического колледжа в Эмори Джефферсон считался самым перспективным выпускником. Флинн Слэттери доверял своему референту безгранично.

– Адвокат Сэма уверяет, что казнь необходимо отменить, поскольку его клиент недееспособен. По законам штата это достаточное основание.

– Всем давно известно, что Кэйхолл – умалишенный.

– Есть эксперт-психоаналитик, готовый подтвердить мнение защиты. Игнорировать его точку зрения мы не можем.

– О чем это ты?

– Смотрите. – Джефферсон раскрыл папку.

– Ну-ну. – Кончиками пальцев его честь осторожно помассировал лоб. – Садись.

* * *

– Осталось всего несколько миль, – ободряюще заметил Адам, нажимая на педаль газа. – Как ты?

За всю дорогу до Парчмана Кармен не произнесла и десятка слов. Штат Миссисипи поразил ее причудливо изрезанными рукавами Дельты, бескрайними полями хлопка, лепившимися друг к дружке вдоль ленты автострады убогими хижинами сезонных рабочих.

– Немного не по себе, – призналась она.

В пути Адам расспрашивал сестру о Беркли, о том, что предстоит ей по окончании учебы. Ни мать с отцом, ни Сэм в его лаконичных фразах не фигурировали.

– Дед тоже нервничает.

– Слушай, Адам, тут любой потерял бы голову. Мчаться на дикой скорости к человеку, которого вот-вот должны казнить. Каково, а?

Он положил правую руку на колено сестры.

– Не переживай, девочка. Ты поступаешь правильно.

Ладно сидевшие джинсы, разбитые кроссовки и выгоревшая красная блузка делали Кармен похожей на студентку-второкурсницу.

– Подъезжаем. – Адам указал сестре на тянувшиеся по обеим сторонам автострады вереницы машин. Продвижение вперед замедлилось: через полотно дороги тут и там перебегали люди.

– Что здесь происходит? – спросила Кармен.

– Цирковые гастроли.

“Сааб” обогнал трех куклуксклановцев: те вразвалку шагали по обочине. Девушка с недоумением посмотрела им вслед и изумленно покачала головой. Автомобиль еле полз, двигаясь лишь немногим быстрее пешеходов. Внезапно метрах в десяти от машины выросла фигура регулировщика. Взмахом жезла он указал Адаму вправо, где сбоку от дренажной канавы обнаружилось свободное местечко.

Взявшись за руки, брат и сестра направились к воротам, перед которыми стояла толпа мужчин в белых балахонах. Откуда-то доносилось невнятное рявканье мегафона. С древками плакатов вдоль автострады прохаживались парни в коричневых рубашках. На противоположной стороне дороги Кармен увидела пять или шесть автобусов с тарелками телевизионных антенн. Метрах в пятидесяти над землей завис вертолет прессы.

У ворот Адам представил сестру знакомой охраннице, улыбчивой женщине по имени Луиза. Сейчас радушное обычно лицо Луизы выглядело озабоченным. “Только что, – сообщила она, – между членами Клана и журналистами произошла стычка, слава Богу, обошлось без крови”.

Водитель тюремного мини-автобуса провел их к своей машине.

– В это трудно поверить, – сказала Кармен, опускаясь на сиденье.

– Завтра будет еще хуже, сама увидишь.

Автобус тронулся, и девушка приникла к окну: за полосой деревьев тянулся ряд уютных белых коттеджей.

– Не похоже на тюрьму, – негромко проговорила она.

– Вообще-то ты смотришь на ферму. Семнадцать тысяч акров. Там живет персонал.

– Причем вместе с детьми, – добавила Кармен, заметив лежавшие на газонах велосипеды. – Как здесь тихо! Но где же заключенные?

– Подожди.

Водитель свернул налево. Асфальт кончился, из-под колес автобуса полетели крошки гравия. Наезженная колея вела прямо к Скамье.

– Видишь вышки? По верху ограды идет колючая проволока.

Она кивнула.

– Блок особого режима, или просто Семнадцатый блок. Дед провел в нем девять с половиной лет.

– А где газовая камера?

– Там же.

У двойных ворот в салон автобуса заглянули двое охранников. Через минуту машина остановилась возле главного входа в блок. На ступенях крыльца стоял Пакер. Адам назвал ему имя сестры – от волнения та, казалось, потеряла дар речи. Проведя посетителей в здание, сержант деликатно обыскал их.

– Сэм в “гостиной”. Вперед.

Адам стиснул руку Кармен, подошел к двери и толкнул ее.

Как и следовало ожидать, Сэм сидел на краешке стола, но против обыкновения в губах его не было дымившейся сигареты. Воздух в “гостиной” был чистым и прохладным. Чуть повернув голову, Кэйхолл бросил взгляд на внука, затем – на внучку. Пакер прикрыл дверь.

Не сводя глаз с лица деда, девушка приблизилась к столу.

– Я – Кармен. – Голос ее слегка дрогнул.

– А я – Сэм, Кармен, твой неудачник-дед. Старик привлек ее к себе, и они обнялись.

До Адама не сразу дошло, что Сэм побрился: прокуренная борода исчезла. Волосы деда были подстрижены, “молния” на красной куртке застегнута до подбородка. Эти незначительные перемены омолодили его лет на десять.

Сэм отстранил внучку, всмотрелся в ее лицо.

– Красавица, вся в мать, – хрипло произнес он.

Глаза его стали влажными. Прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, Кармен с трудом улыбнулась.

– Спасибо, что решила проведать. Прости за не совсем подобающий вид.

– Ты выглядишь просто замечательно.

– Не начинай врать, Кармен, – вступил Адам. – И хватит лить слезы – обоим, иначе промочите ноги.

– Садись, садись. – Подвинув ей стул, Кэйхолл опустился на соседний.

– Сначала покончим с делами, Сэм, – уперся ладонями в стол Адам. – Апелляционный суд отклонил сегодня утром наше ходатайство. Пора вспахивать другое поле.

– Твой братец – истинный стряпчий, Кармен. Каждое утро приносит мне одну и ту же новость.

– Естественно, – откликнулся Адам. – Ты сам связал мне руки.

– Как мать? – обратился Сэм к внучке.

– На здоровье пока не жалуется.

– Передай ей привет от меня. Она всегда была славной девочкой.

– Передам, Сэм, непременно.

– О Ли что-нибудь слышно? – Вопрос явно адресовался Адаму.

– Нет. Хочешь ее увидеть?

– Хочу. Но если она не сможет, я не обижусь.

– Попробую разузнать.

Последние два звонка Фелпсу оказались безрезультатными, а бросаться на поиски тетки самому у Адама не было времени.

Сэм склонил голову к плечу Кармен. – Брат говорил, ты изучаешь психологию?

– Да. Заканчиваю университет в Беркли. Я…

Беседу прервал громкий стук в дверь. Приоткрыв ее, Адам увидел взволнованное лицо Лукаса Манна.

– Извините, – бросил Адам и вышел в коридор. – Что случилось?

– Вас разыскивает Гарнер Гудмэн, – почему-то шепотом произнес Манн. – Требует, чтобы вы немедленно отправлялись в Джексон.

– Зачем? В чем дело?

– Похоже, одна из петиций попала в цель. У Адама перехватило дыхание.

– Какая именно?

– Флинн Слэттери хочет обсудить проблему расстройства рассудка. Слушание назначено на пять вечера. Я могу быть свидетелем обвинения.

Адам прикрыл глаза, уперся головой в стену. Он с бешеной скоростью перебирал в уме возможные варианты.

– Пять вечера. Но – Слэттери?

– В это просто не верится. Адам, вам нельзя медлить.

– Да. Где-нибудь здесь есть телефон?

– Там. – Лукас кивнул на дверь за спиной Адама. – И еще. Мое дело, конечно, сторона, но на вашем месте я бы ничего не сообщал пока Сэму. Неизвестно, чем все кончится. Лучше не тешить его несбыточными надеждами, Подождите результатов слушания.

– Вы правы, Лукас. Спасибо.

– До встречи в Джексоне!

Адам вернулся в “гостиную”, где разговор плавно перетек в русло повседневных мелочей жизни на западном побережье.

– Так, чепуха, – ответил он на вопросительный взгляд Сэма и, сняв телефонную трубку, начал набирать номер. – Гарнер? Это Адам. Объяснись.

– Срочно сюда, мой мальчик. Думаю, лед тронулся. – Голос Гудмэна звучал на удивление спокойно.

– Слушаю тебя.

Сэм пустился в воспоминания о своей первой и единственной поездке в Сан-Франциско, которую он совершил лет сорок назад.

– Во-первых, – начал Гарнер, – с тобой желает переговорить губернатор. Чувствуется, ему не дает покоя совесть, разбуженная нашей горячей линией. Но еще важнее то, что Слэттери со всей серьезностью отнесся к твоему протесту. Я беседовал с ним минут тридцать назад, судья места себе не находил. К сожалению, мне достичь прогресса не удалось. На пять вечера назначено слушание. Я связался с доктором Суинном, его самолет приземлится в Джексоне в половине четвертого.

– Еду.

– Встретимся у приемной губернатора. Адам положил трубку.

– Где-то застрял ответ на последнюю апелляцию, – пояснил он Сэму. – Мне необходимо в Джексон.

– К чему спешить? – Вопрос прозвучал так, будто Кэйхолла ждали годы счастливой и долгой жизни.

– Спешить? И ты еще говоришь о спешке? Сейчас понедельник, Сэм, десять утра. На то, что свершится чудо, мы можем надеяться еще только тридцать два часа.

– Никакого чуда не будет, Адам. – Он осторожно взял Кармен за руку. – Не стоит тешить себя иллюзиями, дорогая.

– Но может…

– Нет. Время мое пришло, и я готов. Не хочу, чтобы ты грустила, когда все закончится.

– Нам пора, Сэм, – коснулся его плеча Адам. – Я вернусь либо ближе к ночи, либо завтра утром.

Поднявшись, Кармен поцеловала Кэйхолла в щеку.

– Мое сердце остается с тобой, Сэм, – прошептала она деду.

Тот встал, шагнул к столу.

– Береги себя, детка. Учись, старайся не грустить и не думай обо мне плохо, о'кей? Помни о причинах и следствиях. В своих бедах виноват лишь я один. Думаю, там мне будет лучше, чем здесь.

Кармен прижала на мгновение голову к груди Сэма и вышла из “гостиной”. Глаза ее были полны слез.