ГЛАВА 25

Если персоналу мемфисского отделения фирмы “Крейвиц энд Бэйн” и были известны перипетии, через которые Адам прошел в Чикаго, то внешне это никак не проявлялось. Держали себя сотрудники филиала точно так же, как и прежде: вежливо, предупредительно – все-таки представитель головного офиса! В нужный момент на их лицах появлялись улыбки, кое-кто осмеливался даже произнести в коридоре приветственную фразу, однако кабинет, где сидел Адам, они старались обходить стороной. Корпоративные юристы в хрустящих от крахмала рубашках, они не привыкли касаться грязи, неизбежно пачкающей манжеты адвоката по уголовным делам. Они не ходят по тюрьмам, не ведут бесплодных бесед с полисменами, государственными обвинителями и жестокосердными судьями. Их удел – сидеть в уютной тиши кабинета и давать грамотные советы клиенту, готовому выложить несколько сотен долларов за часовой разговор. Остальное время они отдают обсуждению профессиональных сплетен, конференциям да обедам с банкирами и руководством страховых компаний.

Бесцеремонная пресса уже разожгла у людей совершенно ненужное любопытство к расположенному в здании “Бринкли-Плаза” офису. Большинство сотрудников филиала испытывали неловкость, встречая в газетах название своей фирмы рядом с именем отвратительного убийцы Кэйхолла. Это большинство и понятия не имело о том, что “Крейвиц энд Бэйн” представляла интересы Сэма уже в течение семи лет. А теперь близкие друзья задают им недоуменные вопросы, коллеги из других фирм бросают прозрачные намеки, женам стало неудобно показываться на клубных вечеринках, а дальние родственники проявляют прямо-таки неприличное беспокойство по поводу их дальнейшей карьеры.

Сэм Кэйхолл и его внук очень быстро превратились для мемфисского отделения во что-то вроде чирья на самом чувствительном месте, однако избавиться от мук страстотерпцы никак не могли.

Все это Адам понимал, но нисколько не беспокоился. Недели три можно провести и здесь. Ни днем больше.

Выйдя в пятницу утром из лифта, он предпочел не заметить молодую женщину, которая при его появлении принялась озабоченно перекладывать лежавшие на столике журналы. У дверей кабинета Дарлен, секретарша, вручила ему записку от Тодда Маркса. Адам переступил через порог, скомкал листок и швырнул в корзину для мусора. Затем снял пиджак, принялся раскладывать на столе бумаги: собственные заметки, что были сделаны на борту самолета, заимствованные у Гудмэна ходатайства по аналогичным делам, копии последних постановлений Верховного суда страны.

За выстраиванием стратегии защиты поездка в Чикаго незаметно отошла в область преданий.

* * *

В здание “Бринкли-Плаза” Ролли Уэдж ступил через двери главного входа. До этого он сидел за столиком уличного кафе, терпеливо выжидая, пока черный “сааб” не займет свое место на стоянке. Одет Ролли был в белую рубашку с галстуком и серые брюки, на ногах – туфли мягкой кожи. Отхлебнув из бокала ледяного чаю, он проводил взглядом скрывшегося в вестибюле Адама и поднялся.

Лифтовый холл оказался пуст. Уэдж посмотрел на табличку: “Крейвиц энд Бэйн” занимала комнаты на третьем и четвертом этажах. Войдя в кабину одного из четырех лифтов, Ролли нажал кнопку с цифрой восемь. Когда двери разомкнулись, он вышел в довольно тесное фойе. Табличка у прохода направо указывала на местонахождение трастовой компании, налево уходил узкий коридор. Дверь возле фонтанчика с питьевой водой вела на лестницу. Ролли неторопливо спустился на шесть пролетов. По пути он не встретил ни одного человека. С пятого этажа лифт доставил Ролли на третий. Молодая женщина в холле продолжала возиться с журналами. Уэдж уже хотел было спросить ее о трастовой компании, но в это мгновение зазвонил телефон и женщина сняла трубку. Ролли вновь зашел в лифт, поднялся на четвертый этаж. Холл оказался пуст, зато дверь в коридор была оборудована кодовым замком.

Послышались голоса. Ролли отступил на лестницу, выждал несколько секунд и двинулся к фонтанчику с водой. За его спиной из лифта вышел молодой человек в синем блейзере, левым локтем он прижимал к себе картонную коробку, а в правой руке у него был увесистый фолиант. Направился молодой человек к двери с табличкой “Крейвиц энд Бэйн”. Уэдж шагнул за ним. Осторожно положив книгу на коробку, клерк принялся нажимать кнопки замка: семь, семь, три. Стоя за его плечом, Ролли запомнил код.

Парень перехватил толстый том и готов был пройти в раскрывшуюся дверь, когда Ролли слегка подтолкнул его в спину.

– Ч-ч-черт! Простите, я не хотел. – Он поднял голову и с недоумением посмотрел на табличку. – Но это не “Ривербенд траст”!

– Нет. Весь этаж занят юристами “Крейвиц энд Бэйн”.

– На каком же я этаже?

– На четвертом. Вам нужен восьмой.

– Еще раз извините, – с неподдельным сожалением пробормотал Ролли. – Ошибся.

Молодой человек улыбнулся, качнул головой и двинулся по коридору.

– Прошу прощения! – на всякий случай произнес Уэдж, делая шаг назад.

Дверь медленно затворилась. Он вошел в кабину лифта, спустился вниз и покинул “Бринкли-Плазу”.

Выехав из центра на северо-восток, через десять минут Ролли оказался в квартале, застроенном скучными административными зданиями. Машина совершила небольшой маневр и свернула к стоянке возле Оберн-Хауса. Из стеклянной будки появился охранник.

– Могу я вам чем-то помочь?

– Нет, спасибо. Просто хочу развернуться. Наметанный взгляд Уэджа успел заметить в углу стоянки принадлежавший Ли Бут темно-красный “ягуар”.

От Оберн-Хауса Ролли направился к реке, сделал на пустынной дороге второй разворот и вновь погнал машину в центр города. Покружив минут двадцать по улицам, он подъехал к заброшенному складу, что стоял на высоком и обрывистом берегу. Здесь он выключил двигатель, снял рубашку и быстро натянул бежевую футболку. На нагрудном кармашке белела полоска ткани с именем Расти. Выйдя из машины, Уэдж небрежно обошел кирпичное здание склада. Едва заметная тропинка вела вниз по склону к зарослям кустов. В скудной тени низкорослого деревца Ролли остановился, смахнул со лба пот. Впереди, метрах в пятнадцати от него, расстилался ухоженный газон. За ним по самому краю обрыва тянулся ряд роскошных особняков. Присев на корточки, Ролли внимательным взором изучил металлическую решетку ограды.

По правую сторону от особняков находилась автомобильная стоянка с единственным перекрытым воротами выездом. Маленький домик у ворот предназначался для охраны: сквозь тонированное стекло смутно виднелась фигура сидящего мужчины. Машин в десять часов утра на стоянке было только три.

Пробраться туда с обрыва будет, пожалуй, безопаснее всего, решил Уэдж. Стараясь не поднимать голову, он двинулся вдоль ограды, обогнул ее и оказался под нависавшим над обрывом ступенчатым дощатым настилом, который, по-видимому, служил владельцам участка общей террасой. Щель между Досками позволила ему определить седьмой, начиная от стоянки, особняк. Подтянувшись, Ролли перебросил свое тело во внутренний дворик.

У кресла-качалки он на мгновение замер и осмотрелся. Вокруг ничто не выдавало присутствия человека. Состоятельные люди привыкли платить хорошие деньги за то, чтобы жизнь их оставалась скрытой от чужих глаз: террасу каждого особняка отделяла от соседней увитая густой зеленью декоративная перегородка.

Стеклянная дверь, что вела из внутреннего дворика в кухню, была заперта, однако справиться с примитивным запором не составило особого труда. После осторожных манипуляций ни алюминиевая пластина, ни механизм под ней ничуть не пострадали. Перед тем как войти, Ролли оглянулся. Это был самый ответственный момент, ведь дом почти наверняка оборудован сигнализацией. Поскольку хозяина нет, система скорее всего включена. Что произойдет, если открыть дверь: замигает у охраны индикатор или же раздастся вой сирены?

Ролли сделал глубокий выдох и потянул прозрачную створку на себя. Сирены не прозвучало. Окинув мимолетным взглядом установленную над дверью телекамеру, он шагнул внутрь.

В домике у ворот тихо прозвучал зуммер. Уиллис, охранник, повернул голову к пульту: в крохотной ячейке под номером 7 вспыхнул ярко-красный огонек светодиода. Ага, особняк миссис Ли Бут. Ничего, сейчас погаснет. Рассеянная хозяйка поднимает такую тревогу не менее трех раз в месяц. Как, впрочем, и ее соседи. Сверившись с журналом, Уиллис отметил, что миссис Бут покинула дом в девять пятнадцать. Однако у нее довольно часто остаются на ночь гости, преимущественно мужчины. Сейчас же к ней приехал племянник.

Прошло сорок пять секунд, ячейка по-прежнему светилась красным. “Странно, – подумал Уиллис и тут же себя успокоил: – Обойдемся без паники. Люди здесь живут за надежной оградой, дома охраняют круглосуточно. На сигнализацию они просто не обращают внимания”.

Протянув руку к телефону, он набрал номер миссис Ли Бут. В трубке зазвучали долгие гудки. Уиллис опустил ее на рычаг, ткнул пальцем в кнопку вызова полиции, достал из ящика стола ключ с биркой номер 7 и быстрым шагом направился к особняку, на ходу расстегивая кобуру.

Ролли Уэдж стремительно нырнул в домик охранника. Ящик все еще был выдвинут из стола. Ролли опустил в карман брюк кожаный мешочек под номером 7, после секундного размышления добавил к нему мешочки 8 и 13 – вместе с листком кодов сигнализации.

Пусть копы ломают головы!

ГЛАВА 26

Сначала они отправились на кладбище – отдать долг памяти усопшим. Кладбище располагалось на двух небольших холмах неподалеку от городской черты Клэнтона. Холм, что находился чуть левее, перечеркивали ровные дорожки, по обеим сторонам которых высились величественные усыпальницы с выбитыми в граните именами досточтимых горожан. Захоронения на втором холме были гораздо скромнее, хотя и выглядели вполне прилично. С течением времени жители Клэнтона отвыкли от излишней помпезности. В тени раскидистых дубов пламенели азалии. Дорожки были выложены плиткой, трава – подстрижена.

Субботний день выдался ясным и безоблачным, легкий ветерок гнал прочь скопившуюся в воздухе за ночь влагу.

У могилы матери Ли опустилась на колени, положила в изголовье букетик цветов. Стоя за спиной тетки, Адам не сводил глаз с надгробного камня:

АННА ГЕЙТС КЭЙХОЛЛ

3 СЕНТЯБРЯ 1922 – 18 СЕНТЯБРЯ 1977

“Умерла в пятьдесят пять лет, – подумал он, – мне тогда исполнилось всего тринадцать”.

Камень был невысоким, на одно имя, и это уже казалось необычным. Люди, являвшиеся спутниками при жизни, предпочитали, как правило, держаться рядом и после смерти, во всяком случае, здесь, на Юге.

– Когда мамы не стало, отцу было пятьдесят шесть, – сказала тетка, беря Адама за руку и делая шаг в сторону дорожки. – Я просила его выбрать участок побольше, для двоих, но он отказался. Видимо, чувствовал, что еще поживет, рассчитывал найти вторую жену.

– Помню, ты говорила, особой любви бабушка к нему не испытывала?

– Сэма она любила, но по-своему. Все-таки родители прожили вместе почти сорок лет. Хотя близкими друг другу они действительно никогда не были. С возрастом я начала понимать: маме не хотелось находиться с ним рядом. Простая деревенская девушка, она вышла замуж очень рано, родила двоих детей и вечно сидела с ними дома, считая себя обязанной во всем потакать мужу. В те времена такое считалось нормой. Думаю, настоящего счастья она не знала.

– Может, ее пугала мысль пролежать рядом с Сэмом до скончания времен?

– Может. Эдди надеялся, что отец и мать оформят развод, и тогда он похоронит обоих в разных концах кладбища.

– Разумно.

– И он не шутил.

– Как много ей было известно о деятельности Сэма в Клане?

– Даже не представляю. Дома на эту тему не говорили. Помню, после ареста мать долго чувствовала себя оскорбленной. Некоторое время пряталась от репортеров у Эдди, то есть у вас.

– И не присутствовала ни на одном из процессов.

– Да. Сэм запретил ей появляться в суде. У мамы были проблемы с давлением, этим-то предлогом он и воспользовался.

Двигаясь по узкой дорожке, оба оказались в старой части кладбища. Ли подняла руку:

– На противоположном холме, вон там, под деревьями, хоронят чернокожих.

– Как? Даже сейчас?

– Ну да. Не помнишь? “Ниггер должен знать свое место”. Местные жители до сих пор приходят в ужас от мысли, что рядом с их предками вдруг будет лежать человек с иным цветом кожи.

Адам недоверчиво покачал головой. Под толстыми сучьями дуба у самой вершины холма оба опустились на траву. Вдалеке внушительно поблескивал купол окружного суда.

– Девчонкой я очень любила играть здесь, – сказала Ли. – Каждый год Четвертого июля городские власти устраивают фейерверк. Лучше всего смотреть именно отсюда. Пушки, из которых стреляют, стоят в парке. Утром мы неслись на велосипедах в город смотреть парад, купаться в бассейне и просто валять дурака. После захода солнца, когда темнело, мы пробирались сюда, рассаживались по надгробиям и с нетерпением ждали первого залпа. Взрослые мужчины не выходили из машин, сидели и тянули из горлышек кто пиво, а кто и виски. Их жены с младенцами на руках поднимались к нам. А потом мы, оглашая кладбище дикими воплями, мчались вниз.

– Эдди тоже?

– Конечно. Он был хорошим братом. Иногда, правда, приставал как банный лист, но не часто. Знаешь, мне его здорово не хватает. В конце концов, пути наши с ним разошлись, и все же, приезжая сюда, я всегда думаю об Эдди.

– Мне его тоже не хватает.

– Мы сидели с ним на этом самом месте вечером того дня, когда он окончил школу. Я уже два года жила в Нэшвилле, но приехала, потому что он просил. Мы купили бутылку дешевого вина, по-моему, Эдди в тот день впервые узнал вкус спиртного. Никогда не забуду. Сидели возле могилы Эмили Джейкоб, прикладывались к бутылке, пока она не опустела.

– Какой тогда шел год?

– Наверное, шестьдесят первый. Эдди говорил, что запишется в армию, хотел уехать подальше от отца. Я была против, мы еще долго спорили.

– Он не показался тебе растерянным?

– Восемнадцать лет, чего ты хочешь? Конечно, он растерялся, как всякий выпускник. Эдди считал, что если он останется здесь, то неизбежно превратится во второго Сэма, в еще одного Кэйхолла с капюшоном на голове. Из Клэнтона он готов был бежать сломя голову.

– Однако первой бежала ты.

– Да. Но я всегда чувствовала себя намного сильнее брата. У меня сердце разрывалось от боли: и что ему неймется, мальчишке? В общем, мы пили и говорили о том, можно ли удержать в узде собственную жизнь. – Эдди держал ее в узде?

– Сомневаюсь, Адам. Отец пугал нас обоих. Отец и кипевшая в нем родовая ненависть. Есть вещи, которых, я надеюсь, ты никогда не узнаешь. Я сумела как-то выбросить их из головы, а Эдди – нет.

Поднявшись, тетка взяла племянника за руку и потянула за собой по дорожке в сторону нового кладбища. Возле участка с несколькими покосившимися надгробиями она остановилась.

– Здесь покоятся твои прапрадеды вместе со всеми своими братьями и сестрами, пять или шесть поколений Кэйхоллов.

Адам насчитал восемь. Под слоем пыли на гранитных плитах кое-где угадывались линии букв.

– В сельской местности их могил больше. Род Кэйхоллов обитал неподалеку от Кэрауэя, это милях в пятнадцати отсюда. Многие похоронены возле крошечных деревенских церквей.

– Ты бывала там?

– Пару раз. Некоторые умерли еще до того, как я хоть что-нибудь о них узнала.

– Почему твоя мать лежит в другом месте?

– Потому что она так захотела. Почувствовав приближение смерти, сама указала, где рыть могилу. К Кэйхоллам она себя не причисляла и всю жизнь прожила как Гейтс.

– Умная женщина.

Смахнув с плиты травинки, тетка провела пальцами по буквам, которые составляли имя Лидии Ньюсом Кэйхолл, скончавшейся в 1961 году в возрасте семидесяти двух лет.

– Хорошо ее помню. – Ли вновь опустилась на колени. – Воистину добродетельная была женщина. Лидия в гробу бы перевернулась, если бы узнала, что третий ее сын сейчас ждет казни.

– Мужа тоже помнишь?

Надпись чуть ниже первой свидетельствовала о том, что первым в 1952 году здесь был погребен шестидесятичетырехлетний Натаниэл Лукас Кэйхолл.

Лицо тетки стало замкнутым и холодным.

– Злобный старикашка. Он вполне мог бы гордиться своим сыном. Нэт, как его все звали, был убит на похоронах.

– Убит на похоронах?

– Я не оговорилась. По традиции похороны здесь служат поводом для шумных застолий. В дом умершего приходят все, кому не лень, садятся за стол, едят и пьют. Господи, как они пьют! Жизнь в сельской местности всегда считалась несладкой, поэтому поминальный ужин и сейчас часто заканчивается дракой. Заносчивый Нэт не поделил что-то с соседом по столу, тот кликнул на помощь приятеля, и вдвоем они насмерть забили обидчика деревянными ножками от стула.

– А где в то время был Сэм?

– Сэм участвовал в схватке. Ему тоже изрядно досталось: переломы, сотрясение мозга. Хорошо помню похороны; Сэм лежал в больнице и прийти на них не смог.

– Но за отца отомстил.

– Конечно.

– Каким образом?

– Несколько лет спустя те двое вышли на свободу. Доказать, конечно, ничего не удалось, но месяца через полтора они пропали. Изуродованное тело одного нашли в соседнем округе, а второй как в воду канул. Полиция допрашивала Сэма и его брата, однако дело так и осталось нераскрытым.

– По-твоему, это он?

– Естественно. С Кэйхоллами тогда не связывались. Люди их сторонились. – Ли отошла от могил; оба двинулись дальше по дорожке. – Вот тебе вопрос, Адам: где мы будем хоронить Сэма?

– Думаю, на том холме, рядом с чернокожими. Смерть примиряет всех.

– С чего ты решил, что они его примут?

– Примут.

– Я серьезно.

– Эту тему мы с ним еще не обсуждали.

– Захочет ли он вообще быть похороненным здесь, в округе Форд?

– Не знаю. Говорю же, эту тему мы не обсуждали. Пока еще остается надежда.

– Есть шанс?

– Небольшой. Во всяком случае, стоит попытаться.

Выйдя с кладбища, они зашагали по тихой, обсаженной дубами улочке. На аккуратных домиках блестела свежая краска, возле цветочных клумб с достоинством прогуливались кошки, в креслах-качалках дремали старики.

– Здесь прошло мое детство, Адам.

Ли сунула руки в карманы, глаза ее повлажнели.

– Оно было счастливым?

– Трудно сказать. Мы никогда не жили в городе, а я мечтала вот о таком домике и чтобы рядом стояли всякие магазины. Городские ребята смотрели на нас свысока, но это так, пустяки. Я играла тут с друзьями, мы носились по улицам, лазали по деревьям. Было хорошо. Воспоминания о нашей ферме далеко не такие приятные.

– Из-за Сэма?

Подметавшая крыльцо пожилая женщина в цветастом платье повернула к ним голову. У дорожки, что вела к дому, Ли остановилась.

– Доброе утро, миссис Лэнгстон, – мягко приветствовала она хозяйку.

Не сводя с лица тетки пристального взгляда, миссис Лэнгстон прислонила к стене метлу.

– Я – Ли Кэйхолл, вы должны меня помнить.

Адам невольно посмотрел по сторонам. Ему не хотелось, чтобы имя деда услышали посторонние. Но улица была пуста. Если миссис Лэнгстон и узнала Ли, то догадаться об этом не представлялось возможным. Женщина сухо кивнула, как бы говоря: поздоровалась и иди себе с Богом, нечего глаза пялить.

– Приятно было встретиться, – сказала Ли, готовясь сделать шаг. Миссис Лэнгстон поспешила скрыться в доме. – Я дружила с ее сыном, когда училась в школе. – Тетка качнула головой.

– Не очень-то она обрадовалась.

– Она всегда производила впечатление особы довольно странной. А может, просто не хотела говорить с одним из Кэйхоллов. Боялась соседей.

– Наверное, нам лучше сохранять здесь инкогнито.

– Пожалуй.

Проходя мимо копавшихся на цветочных клумбах в ожидании почтальона людей, оба молчали. Тетка прикрыла лицо огромными солнцезащитными очками. Впереди показалась центральная площадь, но Ли решила свернуть на узенькую улочку, сплошь застроенную скромными деревянными домами. За углом она остановилась.

– Видишь салатовый домик, третий справа?

– Да.

– Вот там вы и жили. Можно подойти ближе, но за перегородкой болтают соседи.

Во дворе дома играли двое ребятишек, на крыльце поскрипывало кресло-качалка. Небольшой уютный коттедж идеально подходил для супружеской пары с маленькими детьми.

Когда Эдди и Эвелин покидали Клэнтон, Адаму не исполнилось еще и трех лет. Глядя на выкрашенную зеленой краской дверь, он попытался вспомнить дни далекого детства. Безуспешно.

– Дверь тогда была белой, а деревца совсем тоненькими. Эдди арендовал дом у местного агента по недвижимости.

– Дорого это обходилось?

– Не очень. Ты только что появился на свет, Эдди работал в авторемонтной мастерской, потом ушел в управление дорожного строительства, а позже еще куда-то.

– Да, могу представить.

– Эвелин устроилась на полставки в ювелирный магазинчик, что на площади. Думаю, они чувствовали себя счастливыми. Родом она была не отсюда, ты же знаешь, и друзей здесь почти не имела. Твоих родителей вполне устраивало общение друг с другом.

Прыгавший возле дома мальчишка направил на Адама ствол игрушечного ружья. Адам улыбнулся, ребенок приветственно помахал ему рукой. Племянник и тетка вновь свернули к площади.

Ли превратилась в экскурсовода. Оказывается, сто тридцать лет назад чертовы янки дотла сожгли город. Герой армии конфедератов генерал Клэнтон, потерявший в битве при Шило левую ногу, выстроил здание суда и разбил вокруг несколько улиц. Начертанный его рукой план города до сих пор висит в зале мэрии. Поскольку генерал терпеть не мог палящих лучей солнца, на центральной площади солдаты высадили множество молодых дубков.

– Могила великого человека находится чуть в стороне, – сказала Ли, – я покажу ее тебе позже.

К северо-востоку от центра располагались торговые кварталы с рядами бесчисленных недорогих лавок, однако по субботам жители округа Форд по-прежнему предпочитали совершать покупки в магазинах, витрины которых выходили на площадь. Машин на улицах почти не было; пешеходы лениво двигались мимо старых, стоявших впритык друг другу двух-трехэтажных зданий банков, страховых компаний, торговых заведений, где продавцы предлагали покупателям абсолютно все, начиная от автомобильных шин и заканчивая предметами туалета. Тут и там виднелись полотняные тенты уличных кафе. У входа в аптеку Ли остановилась, сняла очки.

– Когда-то давно здесь находилась крошечная забегаловка, – пояснила она. – Хозяин наливал нам по стакану содовой, включал музыкальный аппарат, и мы усаживались прямо на полу возле полки с комиксами. Кусок вишневого пирога стоил десять центов, а чтобы съесть его целиком, требовалось, наверное, не меньше часа.

Такое сейчас встретишь только в старых фильмах, подумал Адам. Пройдя метров двадцать, они замерли перед витриной скобяной лавки, с интересом всматриваясь в выставленные под ней лопаты, жестяные лейки и прочий садовый инвентарь. В глазах Ли что-то промелькнуло, но она не произнесла ни слова.

Взявшись за руки, они пересекли улицу, миновали группку стариков, которые, сидя на корточках у мемориала в честь жертв Гражданской войны, жевали табак и обменивались редкими возгласами. Тетка кивнула в сторону статуи мужчины.

– Генерал Клэнтон.

Возле автомата по продаже кока-колы Адам задержался, бросил в прорезь несколько монет, и через минуту оба опустились на деревянную скамью. Тетка начала рассказ о самом шумном за историю округа Форд судебном процессе, который состоялся здесь в 1984 году. Чернокожий мужчина, Карл Ли Хейли, прямо в здании суда расстрелял двух белых подонков, изнасиловавших его малолетнюю дочь, совсем еще девочку. По всему штату шли массовые демонстрации протеста: возмущались соплеменники Хейли, сыпали угрозами члены Ку-клукс-клана. Власти оказались вынужденными ввести в город части Национальной гвардии. Чтобы присутствовать на последнем заседании, тетка специально приехала из Мемфиса. Двенадцать белых присяжных признали Карла Ли невиновным.

Процесс этот Адам помнил. Студент-первокурсник, он зачитывался тогда газетными репортажами из зала суда: ведь дело происходило в его родном городе!

В годы теткиного детства люди не знали особых развлечений, и судебные процессы собирали огромную аудиторию. Однажды Сэм привел сына и дочь посмотреть, как будет проходить разбирательство по делу человека, обвиненного в убийстве охотничьей собаки. Суд приговорил виновного в гибели пса к году тюрьмы, и общественное мнение раскололось: горожане округа сочли такую меру чрезмерно жестокой, обитатели же сельской местности ценили жизнь своих четвероногих друзей куда выше. Сэма вердикт присяжных привел в восторг.

Когда они обогнули здание суда, тетка указала Адаму на пару фонтанчиков для питьевой воды напротив задней двери. Видно было, что последний раз фонтанчиками пользовались много лет назад. Из одного утоляли жажду представители белой расы, другой предназначался чернокожим. Ли вспомнила историю некой Розии Элфи Гейтвуд, первой негритянки, осмелившейся наклониться к фонтанчику для белых. Женщина осталась невредимой, но вскоре после ее бесшабашно-смелого поступка воду к обоим отключили.

В “Чайном домике”, переполненном кафе в западной части площади, они проскользнули к только что освободившемуся столику. Когда официант принес сандвичи и жареный картофель, тетка пустилась в приятные, местами даже веселые воспоминания о своей молодости. За зеленоватыми стеклами ее очков Адам видел пристальный, переходивший с посетителя на посетителя взгляд.

Во второй половине дня они покинули Клэнтон. Адам сидел за рулем, Ли подсказывала повороты. Минут через двадцать по обеим сторонам автострады замелькали небольшие чистенькие фермы. На пологих склонах холмов паслись тучные коровы. Время от времени машина проносилась мимо заброшенных, полуразрушившихся домиков на колесах, кое-где возле этих подобий жилищ расхаживали неопрятные человеческие фигуры. Но в целом картина радовала глаз: день выдался великолепный.