— В данный момент мы не предпринимаем никаких действий.
— Что это может означать, Гэвин? Объясни.
— Именно для этого мы должны встретиться. Я не хочу говорить об этом по телефону.
— Телефон работает отлично, и это все, что тебе сейчас нужно. Так что давай говори, Гэвин.
— Почему ты мне не доверяешь? — Он был задет.
— Я вешаю трубку. Мне это не нравится. Если ваши люди знают, где я нахожусь, то кто-нибудь еще может ждать внизу, в холле.
— Чепуха, Дарби. Подумай хорошенько. Уже час, как у меня есть номер твоей комнаты, и я ничего не сделал, кроме того, что позвонил. Мы на твоей стороне, клянусь.
Она подумала. В этом был смысл, но они нашли ее так легко.
— Я слушаю. Ты не говорил с директором, но ФБР не предпринимает никаких шагов. Почему?
— Я не знаю почему. Вчера он решил свернуть дело о пеликанах и дал указания всем оставить его. Это все, что я могу тебе сказать.
— Это не очень-то много. Знает ли он о Томасе? Знает ли он о том, что я должна умереть из-за того, что написала ЭТО, и через сорок восемь часов после того, как Томас передал его тебе, приятелю по юридическому колледжу, они, черт их знает, кто они, пытались убить нас обоих? Знает ли он все это, Гэвин?
— Не думаю.
— Это означает нет, не так ли?
— Да, это означает нет.
— О’кей, послушай меня. Считаешь ли ты, что он был убит из-за этого дела?
— Вероятно.
— Это означает да, не так ли?
— Да.
— Спасибо. Если Томас был убит из-за дела, тогда мы знаем, кто его убил, А если мы знаем, кто убил Томаса, значит, мы знаем, кто убил Розенберга и Дженсена. Правильно?
Верхик колебался.
— Скажи “да”, черт возьми! — рявкнула Дарби.
— Я скажу, вероятно.
— Отлично. Вероятно для адвоката означает “да”. Я знаю, что это большее, что ты можешь сделать. Это очень сильное вероятно, однако ты говоришь мне, что ФБР свернуло расследование моего маленького подозреваемого.
— Успокойся, Дарби. Давай увидимся сегодня вечером и поговорим об этом. Я могу спасти тебе жизнь.
Она осторожно положила трубку под подушку и пошла в ванную. Она почистила зубы, причесала то, что осталось от волос, и побросала туалетные принадлежности и смену белья в новую холщовую сумку. Она надела парку, кепку, солнечные очки и осторожно прикрыла за собой дверь. Холл был пуст. Она поднялась на два пролета на семнадцатый этаж, затем села в лифт, опустилась на десятый и с беззаботным видом прошла пешком десять пролетов вниз, в холл первого этажа. Около выхода с лестницы находились туалеты, и она быстро прошла внутрь женского. Холл казался пустынным. Она прошла в кабинку, заперла дверцу и немного подождала.
* * *
Утро в пятницу в Квартале. Воздух холодный и чистый, без утомляющего запаха пищи и греха. Восемь утра — слишком рано для публики. Она прошла несколько кварталов, чтобы проветрить голову и спланировать день. На Дьюмэйн около Джексон-сквер она нашла кондитерскую, которую видела раньше. Она была почти пуста, и в глубине был телефон-автомат. Она сама налила себе густой кофе и поставила его на столик около телефона. Здесь она могла говорить.
Верхик был у телефона через минуту.
— Слушаю, — сказал он.
— Где ты остановишься на ночлег? — спросила она, глядя на входную дверь.
— В “Хилтоне”, около реки.
— Я знаю, где это. Я позвоню тебе поздно вечером или рано утром. Больше не следи за мной. Теперь у меня есть наличные. Я больше не буду использовать кредитную карточку.
— Правильно, Дарби. И не переставай двигаться.
— Когда ты вернешься, я, может быть, буду уже мертва.
— Нет, не будешь. Ты можешь там, внизу, достать “Вашингтон пост?” '
— Наверное. А зачем?
— Купи один выпуск. Сегодняшний, утренний. Небольшая заметка о Розенберге и Дженсене и о том, кто это мог сделать.
— Я не могу ждать. Позвоню позже.
В первом киоске “Пост” не оказалось. Она передвигалась по Каналу зигзагами, поглядывая, не идет ли кто-нибудь за ней, вниз по направлению к Сант Энн, вдоль антикварных магазинов на Рояль, между потрепанными барами по обеим сторонам Бьенвиль и, наконец, к Французскому рынку вдоль Декатур и Норз Питере. Она шла быстро, но с бесстрастным и безразличным видом. Хотя на лице было деловое выражение, ее глаза метались взад и вперед, стараясь определить, нет ли преследования. Если они и были где-то рядом, притаившись в тени и наблюдая за ней, то они это делали профессионально.
Она купила у уличного торговца “Пост” и “Таймс-Пикант” и нашла столик в пустынном уголке в Кафе-дю-Монд”
Первая страница. Цитируя конфиденциальные источники, автор статьи подробно останавливается на легенде о Хамеле и о том, как он оказался вовлечен в убийства. В молодые годы, говорилось в ней, он убивал в соответствии с его верой, но сейчас он занимался этим исключительно из-за денег. У него были огромные деньги, рассуждал отставной эксперт разведки, которые позволяли связываться с ним в случае необходимости, но оставаться неопознанным. Обе фотографии были весьма туманными и блеклыми, но выглядели зловеще. Вряд ли они могли принадлежать одному и тому же лицу. Но сейчас, говорил эксперт, его невозможно опознать? и он не был сфотографирован уже на протяжении десяти лет.
Наконец подошел официант, и она заказала кофе и простой бублик. Многие считали, что он мертв, говорил эксперт. Интерпол полагал, что последнее убийство он совершил шесть месяцев назад. Эксперт считал сомнительным, чтобы он летал обычными рейсами. В списке ФБР он занимал самую первую позицию.
Она медленно открыла газету “Новый Орлеан”. Томас не попал на первую страницу, но на второй странице была его фотография и длинная статья. Полицейские считали, что это убийство, но продвинуться в расследовании невозможно. Сразу после взрыва на месте преступления видели белую женщину. Юридический колледж, по словам декана, в шоке. Полицейские мало что сказали. Траурная церемония должна состояться завтра в кампусе. Произошла трагическая ошибка, сказал декан. Если это преднамеренное убийство, то жертвой оказался не тот человек.
У нее навернулись слезы, и вдруг она снова испугалась. Может быть, это действительно ошибка? Просто бешеный город с сумасшедшими людьми. Может быть, кто-то замкнул не те провода и была выбрана не та машина? Может быть, никто ее и не преследовал?
Она надела темные очки и посмотрела на фотографию. Они взяли ее из ежегодного университетского альбома и увеличили. На его лице была деланная улыбка. Он всегда так улыбался, когда был в роли профессора. Он был гладко выбрит и поэтому симпатичен.
* * *
В пятницу утром история Грентэма с Хамелом наэлектризовала Вашингтон. В ней напрямую не упоминался ни меморандум, ни Белый дом, так что самой популярной в городе игрой стало строить догадки, что явилось источником.
Особенно напряженно в нее играли в гуверовском здании. В офисе директора Эрик Ист и К. О. Льюис нервно расхаживали по комнате, пока Войлс в третий раз за два часа разговаривал с Президентом. Войлс проклинал все на свете, проклинал не Президента напрямую, но все его окружение. Он проклинал Коула, и, когда Президент начал в ответ отругиваться, он предложил установить детектор лжи, посадить на него всех по очереди из его команды, начиная с Коула, и посмотреть, откуда происходит эта чертова утечка. Да, черт возьми, он, Войлс, тоже пройдет тестирование, и каждый, кто работает в гуверовском здании, тоже его пройдет. Они перебрасывались ругательствами взад-вперед. Войлс вспотел и сделался красным, и тот факт, что он орал в телефон, а Президент на другом конце слушал все это, значил немало. Он знал, что где-то сидел Коул и прослушивал этот разговор. Очевидно, Президент перехватил разговор и пустился в своего рода проповедь, длинную и запутанную. Войлс вытер лоб носовым платком, сел в древнее кожаное кресло и начал контролировать дыхание, чтобы понизить давление и пульс. Он уже пережил один инфаркт и много раз говорил К. О. Льюису, что Флетчер Коул и его босс-идиот в конце концов его доконают. Но он говорил это о трех последних президентах. Он наморщил лоб, на котором появились жирные складки, и глубоко погрузился в кресло.
— Это мы можем сделать, господин Президент, — произнес он.
Теперь он был почти приятен. Он был человеком со вспыльчивым характером и с резким, подвижным умом. Сейчас, у них на глазах, он внезапно превратился в саму учтивость. Стал просто обворожительным.
— Спасибо, господин Президент. Я буду завтра.
Он осторожно повесил трубку и начал говорить с прикрытыми глазами:
— Он хочет, чтобы мы установили наблюдение за этим репортером из “Пост”. Говорит, если мы уже поступали так раньше, почему бы не сделать это еще раз? Я сказал ему, что мы сделаем.
— Какого рода наблюдение? — спросил К. О.
— Давайте просто отследим его передвижение по городу. Круглые сутки. Приставьте двух человек. Посмотрите, где он ночует, с кем спит. Он ведь неженат?
— Развелся семь лет назад, — ответил Льюис.
— Тщательно следите, чтобы не попасться. Присмотрите, чтобы люди были нормально одеты и меняйте их каждые три дня.
— Он полагает, что утечка происходит у нас?
— Нет, не думаю. Если бы мы в самом деле протекали, разве бы он захотел, чтобы мы вели журналиста? Я думаю, он мает, что это его собственные люди. И он хочет их накрыть.
— Это небольшая услуга, — сделал ценное замечание Льюис.
— У-гу. Только смотрите, не попадитесь, о’кей?
* * *
Офис Л. Мэтью Барра был запрятан на третьем этаже гнилого и вонючего административного здания на М-стрит в Джорджтауне. На дверях не было никаких надписей. Вооруженный охранник в куртке и галстуке заворачивал людей к лифту. Ковер протерся, а мебель была старой. Ее покрывала пыль, и было ясно, что союз денег на содержание здания не тратил.
Союзом, который был неофициальным, спрятанным, маленьким отделом Комитета по переизбранию президента, управлял Барр. В распоряжении Комитета была целая свита шикарных офисов, расположенных через реку, в Росслин. В этих офисах были закрывающиеся окна и улыбающиеся секретарши и горничные, которые прибирали комнаты по ночам. Но в этой мусорной куче ничего такого не было.
Флетчер Коул вышел из лифта и кивнул охраннику, который кивнул ему в ответ, не тронувшись с места. Они были старыми знакомыми. Он направился через небольшой лабиринт тусклых и покрытых пылью офисов в направлении кабинета Барра. Коул в душе гордился тем, что не боялся в Вашингтоне никого, возможно, за исключением Мэтью Барра. Иногда он его боялся, иногда нет, но восхищался он им всегда.
Барр был бывшим моряком, бывшим цэрэушником, бывшим шпионом, имеющим две судимости за уголовные преступления. Преступления состояли в. неких упущениях при работе в контрразведке. На них он заработал миллионы, которые затем промотал. Несколько месяцев он работал в загородных клубах, но не весь день. Коул лично завербовал Барра и назначил возглавлять союз, которого официально не существовало. Его годовой бюджет составлял около четырех миллионов, все наличными, из разных источников, предназначенных для взяток, и Барр заведовал небольшой бандой хорошо тренированных убийц и головорезов, которые незаметно выполняли работу союза.
Дверь Барра всегда была заперта. Он ее открыл, и Коул вошел. Встреча будет, как всегда, краткой.
— Дай-ка угадаю, — начал Барр. — Ты хочешь, чтобы я нашел утечку.
— В общем-то, да. Я хочу, чтобы следили за этим журналистом, Грентэмом, круглосуточно и узнали, с кем он говорит. У него подбирается неплохое дельце, и я боюсь, что это идет от нас.
— Вы протекаете, как кухонный буфет.
— У нас есть кое-какие проблемы, но эта история с Хамелом ловушка. Сделай это персонально для меня.
Барр на это улыбнулся:
— Я так и подумал. Очень уж чисто и в самое яблочко.
— Ты когда-нибудь сталкивался с Хамелом?
— Нет. Десять лет назад мы были уверены, что он мертв. Ему выгодно, чтобы так считали. Он совсем не тщеславен, и поэтому его никогда не удастся поймать. Он может шесть месяцев жить в бумажной хижине в Сан-Пауло, питаясь корнями и крысами, затем слетать в Рим убить дипломата, затем в Сингапур еще на несколько месяцев. Он не читает газетные вырезки о себе.
— Сколько ему лет?
— Почему ты им интересуешься?
— Я им очарован. Думаю, я знаю, кто его нанял, чтобы убить Розенберга и Дженсена.
— Что, в самом деле? И ты тоже веришь в эти байки?
— Нет. Пока нет.
— Ему между сорока и сорока пятью годами, что не так уж и много, но он убил ливанского генерала, когда ему было пятнадцать. Так что у него длинная карьера. Все это легенда, понятно. Он может убить или рукой, или ногой, ключами от машины, карандашом. Он снайперски стреляет из всех видов оружия. Говорит на двенадцати языках. Ты ведь слышал все это, не правда ли?
— Да, но это сказки.
— О’кей. Он считается самым опытным и дорогим наемным убийцей в мире. В молодые годы он был обычным террористом, но оказался слишком талантливым для того, чтобы просто швырять бомбы. И он стал работать по найму. Сейчас он несколько старше и убивает только за деньги.
— За какие деньги?
— Хороший вопрос. Его ставки лежат где-то в диапазоне от десяти до двадцати миллионов за дело. Я не знаю никого из этой команды, кто бы столько получал. В соответствии с одной гипотезой, он делится деньгами с другими террористическими группами. Но на самом деле, никто ничего не знает. Дай-ка угадаю, ты хочешь, чтобы я нашел Хамела и доставил его сюда живым?
— Оставь Хамела. Я думаю о работе, которую он здесь проделал.
— Он очень талантлив.
— Я хочу, чтобы ты вел наблюдение за Греем Грентэмом и выяснил, с кем он говорит.
— Есть какие-нибудь предположения?
— Несколько. В Западном крыле есть человек по имени Мильтон Харди, он работает уборщиком. — Коул бросил на стол конверт. — Он там уже очень долго и прикидывается полуслепым, но я думаю, что он многое, видит и слышит. Проследи за ним одну-другую неделю. Все его зовут Садж. Подумай, как его убрать.
— Отлично, Коул. Мы потратим все твои деньги, чтобы проследить, чем занимаются слепые негры.
— Делай то, что я сказал. Уложись в три недели, — Коул встал и направился к двери.
— Значит, ты знаешь, кто нанял киллера? — спросил Барр.
— Мы к этому подбираемся.
— Союз более чем готов помочь.
— В этом нет сомнений.
Глава 19
Миссис Чей владела домом из двух квартир и на протяжении пятнадцати лет сдавала вторую половину студенткам юридического университета. Она была ворчлива, но жила тихо и не вмешивалась в чужие дела, пока вокруг все было спокойно. Дом ее был в шести кварталах от университета.
Когда она открыла дверь, было темно. На пороге стояла привлекательная молодая леди с короткими темными волосами и нервной улыбкой. Очень нервной.
Миссис Чей хмуро и неодобрительно смотрела на нее и ждала, пока она начнет говорить.
— Я Алиса Старк, подруга Дарби. Можно мне войти? — Она бросила взгляд через плечо. Улица была спокойной и тихой. Миссис Чен жила одна и плотно запирала двери и окна, но сейчас перед ней была симпатичная девушка с невинной улыбкой, и если она друг Дарби, то ей можно доверять. Она открыла дверь, и Алиса очутилась внутри.
— Что-нибудь не в порядке? — сказала миссис Чен.
— Да. У Дарби небольшие неприятности, но о них нельзя говорить. Она звонила сегодня днем?
— Да. Она сказала, что молодая женщина осмотрит ее квартиру.
Алиса глубоко вздохнула и постаралась выглядеть спокойно:
— Это займет всего минуту. Она сказала, что где-то есть дверь через смежную стену. Я бы не хотела пользоваться передней или задней дверью.
Миссис Чен снова нахмурилась, и в ее глазах появился вопрос: а почему же.
Но она ничего не сказала.
— В квартире был кто-нибудь за последние два дня? — спросила Алиса. Она пошла вслед за миссис Чен по узкому холлу.
— Я никого не видела. Вчера рано перед рассветом в дверь постучали, но я не посмотрела, кто это был.
Она отодвинула стол от стены, пошарила ключом в поисках замочной скважины и открыла дверь.
Алиса выступила вперед:
— Она сказала, чтобы я посмотрела одна, о’кей?
Миссис Чен сама хотела проверить квартиру, но кивнула и закрыла за Алисой дверь. Она вела в крошечный холл, в котором внезапно сделалось темно. Алиса замерла. В квартире было душно и стоял спертый запах старого мусора. Считалось, что она здесь одна, но ведь она только студентка-второкурсница, черт возьми, а не какой-нибудь прожженный частный детектив.
“Соберись”. Она пошарила в большой дамской сумочке и нашла фонарик размером с карандаш. Их там было три штуки. Так что в случае... В случае чего? Она не знала. Все указания Дарби дала очень точно. Через окна не должно быть видно никакого света. Они могли вести наблюдение.
Кто они такие, черт их возьми? Алиса хотела это знать. Дарби не знала, сказала, что объяснит позднее, но сначала необходимо осмотреть квартиру.
За последний год Алиса была в квартире десяток раз, но ее всегда впускали через переднюю дверь, при под-ном свете и всех остальных удобствах. Она была во всех комнатах и чувствовала уверенность, что сможет сориентироваться в темноте. Уверенность улетучилась. Исчезла. Заменилась страхом, от которого ее била дрожь.
“Соберись. Ты тут одна-одинешенька. Они бы не стали делать засаду в доме, где рядом живет шумная женщина. Если они здесь и были, то лишь с коротким визитом”.
Она посмотрела на фонарик и увидела, что он работал. Он тлел с энергией угасающей спички. Она направила его в пол и увидела едва различимый кружок света, размером с апельсин. Кружок дрожал.
Она прошла на цыпочках за угол по направлению к кухне. Дарби сказала, что там, на книжных полках рядом с телевизором, стояла маленькая лампа и что она всегда включена. Дарби использовала ее как ночник, и, по идее, неяркий свет от нее должен был из гостиной попадать на кухню. Или Дарби сказала неправду, или лампочка перегорела, или кто-то ее вывинтил. В данный момент, однако, это не имело значения, потому что в гостиной и кухне было темно, как в аду.
Алиса находилась на маленьком коврике в центре гостиной, потихоньку продвигаясь к кухонному столу, на котором должен был стоять компьютер. Она зацепилась за край журнального столика, и фонарик погас. Она потрясла его. Ничего. Она нашла в сумочке фонарик номер два.
В кухне дышалось еще тяжелее. Компьютер стоял на столе, а рядом был целый набор папок и общих тетрадей. Она осмотрела системный блок с помощью своего изящного пятнышка света. Выключатель питания находился спереди. Она нажала его, и монохромный экран медленно прогрелся. От него исходило зеленоватое свечение, которое освещало стол, но не выходило из кухни.
Алиса села за компьютер и начала нажимать на клавиши. Она нашла Menu, затем List, затем Files. На экране высветился корневой каталог. Она внимательно его изучила. В нем должно было быть около сорока подкаталогов, но перед ней находилось не более десяти. Большая часть памяти на жестком диске была очищена. Она включила лазерный принтер, и через несколько секунд корневой каталог был на бумаге. Она оторвала ее и затолкала в сумочку.
Алиса встала и с помощью фонарика обследовала все то, что в беспорядке лежало вокруг компьютера. Дарби сказала, что было приблизительно двадцать дискет, но они все пропали. Ни одного флоппи. Были общие тетради с конспектами по уголовному кодексу и гражданскому делу, но они были настолько скучными и содержали настолько общие сведения, что оказались ненужными. Красные папки-скоросшиватели были аккуратно составлены вместе, но оказались пусты. Это была чистая, тщательно сделанная работа. Он или они провели пару часов, стирая данные и собирая материалы, а затем ушли, унося с собой самое большее одну сумку или портфель найденного.
В гостиной, около телевизора, Алиса украдкой глянула в боковое окно. Красный “аккорд” все еще стоял там, в полутора метрах от окна. Выглядел красиво.
Она повернула лампочку в ночнике и быстро включила и выключила его. Работал отлично. Она немного вывернула лампочку так, как она была оставлена им или ими. Ее глаза привыкли к полумраку: она могла различать контуры дверей и мебели. Она выключила компьютер и осторожно прошла через гостиную в холл. Миссис Чей ждала ее точно в том самом месте, где они расстались.
—О’кей? — спросила она.
— Все отлично, — ответила Алиса. — Тщательно смотрите за квартирой. Я позвоню через день или два, чтобы узнать, приходил ли кто-нибудь. И пожалуйста, не говорите никому, что я здесь была.
Миссис Чен внимательно слушала и одновременно придвигал стол к двери.
— А что с ее машиной?
— Все будет отлично. Просто присматривайте за ней.
— С Дарби все в порядке?
Они находились в гостиной, почти рядом со входной дверью.
— С ней все будет в порядке. Я думаю, через пару дней она вернется, — ответила Алиса. — Спасибо, миссис Чен.
Миссис Чен закрыла дверь, заперла ее на задвижку и посмотрела в маленькое окошко. Леди прошла по тротуару, затем исчезла в темноте.
Алиса прошла пешком до своей машины три квартала.
Вечер в пятницу в Квартале! Тьюлан завтра играл дома с Доум, затем с Сэйнтс в воскресенье, и тысячи студентов-фанатов уже были повсюду, припарковывая вокруг машины, блокируя улицы, разгуливая шумными компаниями, опорожняя на ходу стаканчики со всякой выпивкой, переполняя бары, развлекаясь и кутя на всю катушку. Внутренний квартал к девяти часам был обнесен решеткой.
Алиса припарковала машину на Пойдрэс, далеко от того места, где хотела, и добралась до креветочного баpa на Сант Питер, расположенного в глубине Квартала, с опозданием на час. Свободных столов не было. Они стояли в три плотных ряда вокруг бара. Она пробилась в угол, где стоял автомат по продаже сигарет, и стала рассматривать людей.
Официант подошел прямо к ней.
— Вы ждете другую женщину? — спросил он.
Она заколебалась:
— Ну, да.
Он показал за бар:
— За углом, первая комната справа, там есть несколько маленьких столиков. Я думаю, ваша подруга там.
Дарби, в солнечных очках и шляпе, сидела в маленькой кабинке, перед ней стояла бутылка пива. Алиса схватила ее за руку: “Как хорошо, что снова тебя вижу!” Она оглядела прическу подруги и пришла в изумление. Дарби сняла очки. Глаза ее были красными и усталыми.
— Я не знала, кому ещё позвонить, — просто сказала она.
Алиса слушала ее с бессмысленным выражением на лице, не способная думать о чем-либо конкретном. Она не могла отвести глаз от прически.
— Кто тебя стриг? — спросила она.
— Красиво, да? Что-то в стиле панков, возвращающее нас назад, в естественное состояние. Я думаю, это произведет впечатление на работодателей, когда я буду наниматься на работу.
— Почему ты это сделала?
— Меня пытались убить, Алиса. Мое имя стоит в самом верху списка, который находится у каких-то очень плохих людей. Я думаю, они преследуют меня.
— Убить, ты сказала убить? Кто мог бы захотеть тебя убить, Дарби?
— Я точно не знаю, кто. Что с моей квартирой?
Алиса оторвалась от ее прически и подала распечатку каталога. Дарби изучила его. Все так и было. Это был не сон и не ошибка. Бомба была установлена на той машине, что нужно. Руперт и ковбой тогда держали ее в руках. Тот человек, которого она видела, искал ее. Они были у нее в квартире и стерли все, что хотели стереть. Они вели наблюдение.
— Что с дискетами? — спросила она.
— Их нет. Ни единой. Папки на кухне аккуратно составлены вместе. Они совершенно пусты. Все остальное казалось в полном порядке. Они отвинтили лампочку в ночнике, так что в квартире было совершенно темно. Я проверила ее. Работает нормально. Они очень тщательно все сделали.
— А как миссис Чей?
— Она ничего не видела.
Дарби сунула распечатку в карман.
— Послушай, Алиса, получилось так, что сейчас мне очень страшно. Не нужно, чтобы тебя со мной видели. Может быть, это вообще была плохая идея.
— Кто эти люди?
— Не знаю. Они убили Томаса и пытались убить меня. Мне тогда повезло, но сейчас они за мной гонятся.
— Но почему, Дарби?
— Ты не хочешь этого знать, а я не собираюсь этого говорить. Чем больше ты знаешь, тем большей подвергаешься опасности. Положись на меня, Алиса. Я не могу тебе сказать о том, что знаю.
— Но я не скажу. Клянусь.
— А если тебя заставят сказать?
Алиса огляделась вокруг так, как будто все было отлично. Она изучила свою подругу. Они сдружились еще с первого курса, проводили вместе долгие часы за занятиями, пользовались общими конспектами, были в одной команде на учебных судебных процессах. Алиса, ей хотелось на это надеяться, была единственным человеком, который знал о Дарби и Каллахане.
— Я хочу помочь тебе, Дарби. Я не боюсь, — сказала она.
Дарби не притронулась к пиву. Она медленно вертела бутылку.
— Знаешь, я в ужасе. Я была там, когда он погиб, Алиса. Земля содрогнулась. Его разорвало на куски. Я должна была быть вместе с ним. Это предназначалось для меня.
— Тогда иди в полицию.
— Не сейчас. Может быть, позднее. Я боюсь идти. Томас пошел в ФБР, и через два дня нас должны были убить.
— Значит, это ФБР за тобой гонится?
— Не думаю. Они там начали говорить об этом, кто-то находился очень близко, и это попало в чужие уши.
— О чем стали говорить? Брось, Дарби! Это ведь я, твой лучший друг. Перестань играть со мной.
Дарби впервые отпила из бутылки крохотный глоток. Она избегала смотреть Алисе в глаза и уставилась на стол:
— Пожалуйста, Алиса. Дай мне подождать. Нет смысла говорить тебе то, из-за чего тебя могут убить. — Длинная пауза. — Если ты хочешь помочь, сходи завтра на траурную церемонию. Понаблюдай там за всем. Оброни слово, что я звонила тебе из Денвера, где остановилась у тетки, имени и адреса которой ты не знаешь, и что я пропущу этот семестр, но снова начну заниматься весной. Убедись, что слух начнет распространяться. Я думаю, некоторые будут слушать очень внимательно.
— О’кей. В газете .упоминалась белая женщина, которая находилась на месте убийства и могла быть подозреваемой или что-то в этом роде.
— Что-то в этом роде. Я была там, и я должна была быть жертвой. Я читаю газеты между строк. У полиции нет ключа.
— О’кей, Дарби. Ты сообразительней, чем я. Ты умнее всех, кого я видела. Так что сейчас делать?
— Во-первых, выйди через заднюю дверь. В конце холла, там, где туалеты, есть белая дверь. Она ведет в складское помещение, потом на кухню, потом к задней двери. Не останавливайся. Аллея ведет к Рояль. Возьми такси и езжай туда, где оставила свою машину. Смотри в заднее зеркало, не едет ли кто-нибудь за тобой.
— Ты серьезно?
— Посмотри на мои волосы, Алиса. Как ты думаешь, изуродовала бы я себя, если бы просто играла в игры?
— Хорошо, хорошо. А что потом?
— Завтра сходи на похороны, пусти слух, а я позвоню тебе в ближайшие два дня.
— Где ты остановилась?
— Там и тут. Я все время передвигаюсь.
Алиса встала, чмокнула ее в щеку и ушла.
* * *
Уже два часа Верхик топтался по комнате, поднимал с пола журналы и отшвыривал их обратно, звонил прислуге, распаковывал вещи и снова топтался взад-вперед. Затем следующие два часа он сидел на кровати, прихлебывая теплое пиво и неотрывно глядя на телефон. Он будет делать это до полуночи, говорил он себе, а потом, ну, а что потом, потом?
Она сказала, что позвонит.
Он мог бы спасти ей жизнь, если бы она позвонила.
В полночь он отшвырнул очередной журнал и вышел. Агент из их отделения в Новом Орлеане немного ему помог и дал названия пары заведений около кампуса, где постоянно встречались студенты юридического колледжа. Он пойдет туда, смешается с ними, растворится в толпе, будет пить пиво и слушать. Студенты были в городе, чтобы посмотреть игру. Ее там не будет, да это и не имеет значения, потому что он ее никогда не видел. Но, может быть, он что-нибудь там услышит, обронит ее имя, оставит свою карточку, подружится с кем-нибудь, кто ее знает или, может быть, знает что-нибудь о ней. Мало надежд на успех, но чертовски продуктивнее, чем сидеть и пялиться на телефон.
Он отыскал место в баре под названием “У Барристера”, в трех кварталах от кампуса. На стенах висели футбольные календари, красотки из журналов, и у него был приятный вид студенческого кабачка. Почти весь бар занимала шумная компания приблизительно из тридцати человек. Бармен тоже походил на студента.
После того, как Верхик выпил два бокала пива, толпа поредела и бар наполовину опустел. Через минуту появится новая волна посетителей.
Верхик заказал третий бокал. Была половина второго.
— Вы студент-юрист? — спросил он бармена.
— Боюсь, что так.
— Это неплохо, верно.
Бармен очищал стойку от арахисовой шелухи:
— Бывают развлечения и получше.
Верхик с тоской вспомнил бармена, подававшего пиво в юридическом колледже. Те ребята знали толк в искусстве беседы. Для них никто не был чужаком. Могли говорить о чем угодно.
— Я адвокат, — сказал Верхик в отчаянии.
Вот это да, смотри-ка, этот парень адвокат. Редкий случай. Прямо что-то из ряда вон. Паренек отошел в сторону.
Маленький сукин сын. Надеюсь, ты вылетишь из колледжа. Верхик сграбастал свою бутылку и повернулся лицом к столикам. Он чувствовал себя как дедушка среди внуков. Хотя он ненавидел колледж и воспоминания о нем, были ведь и длинные ночи по пятницам в барах Джорджтауна с его приятелем Каллаханом. Те воспоминания были хорошими.
— А чем вы занимаетесь? — Бармен снова подошел. Гэвин повернулся к бару и улыбнулся.
— Специальный юрисконсульт, ФБР.
Тот продолжал вытирать стойку:
— Так вы из Вашингтона?
— Да, приехал на денек на воскресную игру. Обожаю “Редскинз”.
Он ненавидел “Редскинз” и все остальные футбольные команды. Как бы не начать с мальчишкой разговор о футболе.
— А в какой ты ходишь колледж?
— Здесь, в Тьюлан. Я заканчиваю в мае.
— А потом куда?
— Наверное, в Цинциннати. Поработаю секретарем год или два.