Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Адвокат

ModernLib.Net / Триллеры / Гришем Джон / Адвокат - Чтение (стр. 1)
Автор: Гришем Джон
Жанр: Триллеры

 

 


Джон Гришем

Адвокат (Уличный защитник )

Глава 1

Мужчину в резиновых сапогах, вошедшего вслед за мной в лифт, я заметил не сразу. Присутствие постороннего выдали ударившие в нос тяжелые запахи давно не мытого тела, табачного дыма и дешевого вина. Лифт пошел вверх, и я, окинув взглядом бродягу, невольно обратил внимание на черные замызганные сапоги, которые были ему явно велики. В едва достигавшем колен потертом пальто мужчина казался грузным, почти толстым.

Но вовсе не от переедания — в зимнее время бездомные жители округа Колумбия кутаются во что попало. Во всяком случае, так кажется, когда смотришь на них.

Он был чернокожим и уже в возрасте. Спутанная борода и нечесаные, с густой проседью, космы, похоже, годами не знали ни ножниц, ни мыла. Глаза скрывали солнцезащитные очки с толстыми стеклами.

Чужак. Ему нечего делать ни в этом лифте, ни в этом здании — не по средствам. У юристов, работавших в моей фирме, были такие почасовые ставки, что даже после семи лет пребывания здесь они мне казались высокими до неприличия.

Что ж, еще один забредший погреться бедолага. В деловой части Вашингтона подобное случается на каждом шагу.

Но все же странно: на входе у нас стоит охрана.

На шестом этаже кабина остановилась, и только тут до меня дошло, что мужчина никакой кнопки не нажимал он просто последовал за мной в лифт. Торопливо шагнув из лифта и очутившись в роскошном, отделанном мрамором вестибюле юридической фирмы «Дрейк энд Суини», я скосил взгляд на оставшегося в кабине пришельца. Мадам Девье, одна из наиболее исполнительных наших секретарш, приветствовала меня с присущим ей высокомерием.

— Присматривайте за лифтом, — бросил я ей.

— А в чем дело?

— Там бродяга с улицы. Может, стоит вызвать охрану.

— Опять эти типы, — пробормотала она с характерным французским выговором.

— Кабину не мешает продезинфицировать, — добавил я уже на ходу, стаскивая плащ и почти выбросив нежданного посетителя из головы.

Вторая половина дня у меня была расписана по минутам одно совещание задругам, весьма серьезные переговоры с весьма серьезными людьми. Свернув за угол вестибюля, я только собрался о чем-то спросить мою личную секретаршу Полли, как грянул выстрел. Я оглянулся.

Застыв у своего стола, мадам Девье с висящими на шее наушниками завороженно смотрела в дуло чудовищно огромного пистолета, который держал бродяга. Поскольку я оказался единственным, кто попытался прийти ей на помощь, бродяга мгновенно перевел ствол на меня, и я тоже замер.

— Не стреляйте. — Я поднял руки. Из множества фильмов мне было досконально известно, что надо делать в таких ситуациях.

— Заткнись, — с редким самообладанием процедил негр.

У меня за спиной, в коридоре, поднялся шум.

— Он вооружен! — крикнул кто-то, и шум начал удаляться: коллеги побежали к запасному выходу. В моем воображении возникла картинка: объятые ужасом люди прыгают из окон.

Слева была массивная деревянная дверь в просторный конференц-зал, за которой в данный момент заседали юристы из отдела исков. Восемь закаленных и бесстрашных крючкотворов, в чьи обязанности входило перемалывание человеческих судеб. Самым решительным был малыш Рафтер.

Рывком распахнув дверь, он грозно осведомился:

— Какого черта шум?! — И сразу стал огромной мишенью. — Немедленно брось пистолет, — приказал Рафтер, однако пуля, ударившая в потолок над его головой, напомнила ему, что он так же смертен, как и другие.

Вновь направив оружие на меня, бродяга дернул головой, и мне пришлось вслед за Рафтером отступить в конференц-зал.

Последовав за мной, мужчина в резиновых сапогах хлопнул дверью и со значением повел пистолетом. Присутствующие получили блестящую возможность по достоинству оценить длинный, матово отсвечивавший ствол. Оружие, похоже, работало безотказно: резкий запах пороха перебивал ядовитые испарения гостя.

Продолговатый стол для заседаний ломился от бумаг, всего минуту назад казавшихся безумно важными. Из окон была видна забитая машинами автостоянка. Две двери вели в вестибюль.

— К стене! — Для убедительности бродяга качнул пистолетом. Затем, поднеся его почти вплотную к моей голове, добавил: — Двери на замок!

Что мне оставалось делать?

Коллеги молча попятились к стене. Я без разговоров выполнил требование и взглянул на мужчину в ожидании хоть какого-то одобрения.

По непонятной причине меня одолевала мысль о жуткой пальбе в почтовом отделении: выведенный из себя служащий возвращается с обеденного перерыва, увешанный целым арсеналом оружия, и пятнадцать сослуживцев отправляются на тот свет. А еще я думал о выстрелах на детских площадках и настоящих бойнях в ресторанах быстрого обслуживания. Жертвами там оказывались невинные дети, в крайнем случае добропорядочные граждане. Но мы-то просто юристы!

Со злостью тыча пистолетом, бродяга выстроил восьмерых мужчин у стенки и, более или менее удовлетворенный их покорностью, повернулся ко мне. Что он хочет? О чем попросит? Сейчас ему легко будет выторговать все, что угодно. Солнцезащитные очки скрывали его глаза, зато он прекрасно мог видеть мои, вернее, отраженное в них черное жерло своего пистолета.

Негр снял потертое пальто, аккуратно, будто новое, свернул его и положил на середину стола. В нос мне опять ударила вонь, но это уже не имело никакого значения. Террорист медленно освобождался от следующего слоя тряпья — просторного серого жилета. Просторного не без умысла. Грудь и живот нефа опоясывал ряд красных картонных трубок, напомнивших моему неискушенному взгляду динамитные шашки. Трубки соединялись между собой разноцветными проводками, похожими на спагетти, и держались на теле с помощью липкой ленты.

Мне захотелось рухнуть на пол и поползти к двери в надежде, что выстрел окажется неточным и я смогу повернуть ручку замка. Может быть, он промахнется и вторично, позволив мне выбраться в вестибюль? Но трясущиеся колени и застывшая в жилах кровь лишили меня способности двигаться. От шеренги у стены послышались приглушенные стоны.

— Будьте любезны, сохраняйте спокойствие, — тоном терпеливого наставника произнес бродяга.

Его миролюбие внушало тревогу. Поправив на груди проводки, террорист извлек из кармана широченных брюк желтый моток прочной нейлоновой веревки и отвертку. С достоинством повел пистолетом в сторону искаженных от страха лиц.

— Я никому не хочу причинять вреда.

Услышать это было весьма приятно, однако искренность говорившего вызывала сомнения. Я насчитал двенадцать красных трубок — по моему убеждению, более чем достаточно для того, чтобы смерть оказалась мгновенной и безболезненной.

Ствол вернулся ко мне.

— Эй, ты, — раздельно произнес его обладатель, — свяжи их.

Рафтер не выдержал и сделал маленький шаг вперед:

— Послушай, приятель, чего ты добиваешься?

В потолок ударила третья пуля и, никого не задев, ушла в стену. Оглушительный грохот вынудил находившуюся в вестибюле мадам Девье — звук явно исходил от женщины пронзительно вскрикнуть. Рафтер присел, будто вознамерился нырнуть в воду. Амстед могучей рукой поставил его в строй.

— Заткнись, — тихо посоветовал он сквозь зубы.

— Не стоит звать меня приятелем, — сказал бродяга, и опасное слово моментально выскочило из моего лексикона.

— Как вы хотите, чтобы к вам обращались? — поинтересовался я, осознавая, что поневоле превращаюсь в лидера нашей группки заложников. Голос мой выражал максимум деликатности и почтительности. Бродяга, похоже, оценил это.

— Мистер.

Обезличенно-вежливое «мистер» устроило всех.

Зазвонил телефон. На мгновение показалось, что террорист выстрелит в аппарат. Вместо этого он движением руки приказал подвинуть телефон поближе, что я и сделал. Левой рукой негр поднес трубку к уху, правой продолжал сжимать направленный в Рафтера пистолет.

Если бы наша судьба решалась голосованием, то большинством восемь к одному бедняга Рафтер оказался бы первым ягненком, принесенным в жертву.

— Алло? — Мистер выслушал собеседника, положил трубку на рычаг и, медленно попятившись, опустился в кресло у края стола. — Возьми веревку, — скомандовал мне. — Свяжи их.

Отрезав от веревки восемь кусков, я принялся за работу, по мере сил избегая взглядов товарищей, чувствуя затылком направленный в меня пистолет. Оставшийся кусок веревки пошел на то, чтобы соединить всех вместе. Узлы Мистер потребовал затянуть как можно туже, так что мне пришлось постараться на совесть.

Подойдя к Рафтеру, я услышал, как он что-то бормочет.

Мне захотелось отшлепать его, как ребенка. Амстеду удалось так напрячь мышцы, что, когда я закончил, веревка едва не упала с его рук. Мокрый от пота Маламуд прерывисто и часто дышал. Самый старший из нас и перенесший два года назад инфаркт, он был компаньоном фирмы.

Не посмотреть в глаза Барри Нуццо я не мог. Другого такого друга у меня не было. Как и мне, ему исполнилось тридцать два года, и работать сюда мы пришли одновременно: он из Принстонского, я из Йельского университета. Он и я жен нашли в Провиденсе. Его брак оказался плодотворным — трое ребятишек за четыре года. Моя семейная жизнь вступила в последнюю стадию невыносимо медленного распада.

Наши взгляды встретились. Мы оба подумали о его детях. Впервые я обрадовался, что у меня их нет.

На улице взвыла полицейская сирена, и Мистер приказал опустить жалюзи на всех пяти широких окнах. Я выполнял команду на редкость тщательно, рыская взглядом по парковочной площадке и мечтая, что кто-нибудь снизу заметит меня и придет на помощь. У входа стояла одна-единственная полицейская машина с включенными мигалками — похоже, копы уже поднимались к нам.

В конференц-зал, где в компании чернокожего Мистера маялись девять белых мужчин.

На фирму «Дрейк энд Суини» работало восемьсот юристов, причем половина из них располагалась в том самом здании, которое в данный момент фактически оккупировал Мистер. Негр велел мне связаться с боссом и сообщить ему, что он, Мистер, вооружен пистолетом и, сверх того, имеет двенадцать шашек динамита. Я позвонил Рудольфу, компаньону фирмы, управляющему антитрестовским отделом[1], где я работал.

— Ты в порядке, Майк? — грянул голос из выносного динамика.

— Вполне. Будь добр, сделай так, как он хочет.

— А что он хочет?

— Не знаю.

Движением пистолета Мистер распорядился прервать разговор.

Я стоял у стола в двух шагах от Мистера и не сводил с него глаз. Террорист с действовавшей мне на нервы рассеянностью играл переплетенными на груди разноцветными проводками. Вот он легонько коснулся красного.

— Стоит его дернуть, и все будет кончено, — блеснув очками, поведал Мистер.

Нужно было отвлечь его от проводка.

— Зачем вам это? — спросил я, рассчитывая на диалог.

— Не то чтобы я очень хотел взорвать вас, но почему бы и нет?

Меня поразила его манера говорить — ясная, членораздельная речь, продумано и взвешено каждое слово. Передо мной сидел уличный бродяга, но, похоже, в его жизни были деньки и получше.

— Зачем вам убивать нас? — спросил я.

— Не собираюсь вступать в дискуссию, — последовал ответ.

Это называется «Вопросов больше не имею, ваша честь».

Будучи человеком, жизнь которого целиком подчинена циферблату, я посмотрел на часы: в случае чудесного спасения нужно будет запротоколировать теракт с точностью до мгновения. Часы показывали двадцать минут второго. Поскольку Мистер дал понять, что не любит суеты, следующая четверть часа прошла в тягостном молчании.

Я никак не мог поверить, что мы обречены на смерть.

Ведь у него нет ни малейшего повода убивать нас. Со всей определенностью можно утверждать, что до нынешнего дня ни один из моих коллег Мистера и в глаза не видывал. Мне вспомнился лифт — бродяга не знал, на каком этаже ему выйти. Уличный сумасшедший в поисках заложников. К сожалению, по нынешним временам почти норма.

Именно таким абсолютно бессмысленным убийствам отводятся первые полосы газет. Читатели сокрушенно покачают головами: до чего дошло наше общество! А затем по городу расползутся анекдоты про дохлых юристов.

Я уже видел броские газетные заголовки, слышал тараторящих телерепортеров, однако не мог поверить, что так оно и будет.

В вестибюле раздались голоса, прорезалось неясное кваканье полицейской рации. Снова взвыла сирена.

— Что ты ел на обед? — обратился ко мне Мистер.

Слишком удивленный для того, чтобы врать, я поколебался и ответил:

— Цыпленка-гриль с салатом.

— В одиночку?

— Нет, с приятелем. — Я и вправду встретил сокурсника.

— И сколько вам пришлось выложить?

— Тридцать долларов.

Мистеру это не понравилось.

— Тридцать долларов, — повторил он с осуждением. — На двоих.

Во мне вспыхнула надежда, что коллеги, обратись Мистер к ним с аналогичным вопросом, окажутся менее искренними. Среди стоящих у стены было несколько талантливых едоков, им тридцатки не хватило бы и на закуску.

— А знаешь, чем пообедал я?

— Нет.

— Супом. Тарелкой супа с гренками. В приюте. Даром.

И считаю, мне повезло. А на тридцать долларов можно накормить сотню моих друзей, верно?

Я удрученно кивнул, будто внезапно осознал тяжесть совершенного греха.

— Попрошу собрать у присутствующих деньги, часы и драгоценности, — сказал Мистер, в который раз поведя пистолетом.

— Разрешите спросить — зачем?

— Нет.

Я положил на стол портмоне, выгреб из карманов мелочь и обчистил товарищей по несчастью.

— Это отдадут родственникам, — пообещал Мистер, и мы дружно охнули.

После того как я сложил собранное в черный кейс, бродяга велел позвонить боссу. Рудольф быстро снял трубку. Я был уверен, командир группы СВАТ[2] уже сидит в его кабинете.

— Рудольф, это опять Майк.

— Как вы там?

— Отлично. Джентльмен хочет, чтобы я открыл дверь и выставил в вестибюль кейс. Затем я захлопну дверь и закрою ее на ключ. Понятно?

— Да.

Ощущая затылком приставленный пистолет, я осторожно распахнул дверь и поставил кейс на пороге. В вестибюле никого не было.

На свете мало существует вещей, способных оторвать юриста крупной фирмы от оформления почасовых счетов за свои услуги — от наслаждения, которое мы называем подбивкой. К таким вещам относится сон, хотя большинство моих собратьев по профессии спят мало. А вот еда очень стимулирует процесс подбивки, особенно когда обедаешь с клиентом и платит он.

Минуты тянулись как резина; я поймал себя на мысли, что не представляю, каким образом четыре сотни находящихся в офисе юристов умудряются подбивать счета в то время, когда их коллеги взяты в заложники человеком, буквально нашпигованным взрывчаткой. Впрочем, сидят они в здании, жди! Небось в машинах с включенными двигателями по телефонам раскручивают клиентов. Нет, фирма своего не упустит.

Кое-кого из наших крючкотворов абсолютно не интересует, чем все это закончится. Главное, чтобы побыстрее.

Мистер вроде задремал. Голова свесилась на грудь, дыхание отяжелело. Рафтер скорчил гримасу и кивнул мне, подзывая. Проблема заключалась в том, что правой рукой Мистер по-прежнему сжимал оружие, а левой поистине мертвой хваткой держал тонкий красный проводок.

Рафтер, видите ли, ждал от меня героизма. Но, даже считаясь наиболее суровым и опытным специалистом по судебным тяжбам, совладельцем фирмы он пока не стал. Да и работали мы с ним в разных отделах. Наконец, здесь не армия. С какой радости мне ему подчиняться?

— Сколько ты заработал в прошлом году? — внезапно прозвучал четкий и совершенно бодрый голос Мистера.

Вопрос застал меня врасплох.

— Я... м-м... дайте сообразить...

— Не врать.

— Сто двадцать тысяч.

Ответ пришелся ему не по душе.

— А сколько из них ты отдал?

— Отдал?

— Да. На благотворительность.

— Ну, я не помню. Деньгами распоряжается жена.

По шеренге заложников пробежало волнение.

Разочарованный Мистер продолжил поиски истины:

— Кто заполняет твои декларации?

— Вы имеете в виду для налогового управления?

— Вот-вот.

— Этим занимается отдел налогов на втором этаже.

— Здесь?

— Да.

— В таком случае пусть принесут документы на каждого из вас.

Я взглянул на коллег. Выражение лиц некоторых свидетельствовало о том, что эти люди предпочтут скорее получить пулю в лоб, чем представить декларации о доходах.

Похоже, я колебался слишком долго. Мистер заорал:

— Немедленно! — Восклицательный знак он поставил, дернув пистолетом.

Рудольф, которому я передал требование террориста, тоже замялся, и мне, в свою очередь, пришлось накричать на него.

— Перешли их по факсу, — подсказал я. — Только за прошлый год.

В течение пятнадцати минут мы со страхом смотрели на стоявший в углу факс: если бухгалтеры не поторопятся, терпение у Мистера окончательно иссякнет.

Глава 2

Чувствуя себя надсмотрщиком за рабами, я сидел на отведенном мне Мистером стуле рядом с факсом и складывал в стопку вылезающие из аппарата листы. Мои связанные приятели, проведшие более двух часов на ногах, почти закостенели. От усталости многие начали покачиваться, и вообще вид у них был самый жалкий.

Однако их ждали более жестокие мучения.

— Ты будешь первым, — бросил мне Мистер. — Как тебя зовут?

— Майкл Брок, — вежливо представился я и подумал: «Очень рад нашему знакомству».

— Сколько ты заработал в прошлом году?

— Я говорил вам. Сто двадцать тысяч до уплаты налогов.

— А сколько отдал?

Я был уверен, что смогу обвести его вокруг пальца. Валогах я разбирался слабо, но понимал, что должен проявить гибкость. Оттягивая время, я листал свои бумаги. В качестве хирурга-практиканта Клер заработала тридцать одну тысячу долларов, так что наш совокупный доход выглядел довольно внушительно. Однако пятьдесят три тысячи мы вернули государству в виде налогов: федерального подоходного и удивительного количества прочих. А после погашения студенческих ссуд на обучение Клер в университете, ежемесячной платы в две тысячи четыреста долларов за уютную квартирку в Джорджтауне, выплат за машину, купленную под обязательный залог, и других расходов, обеспечивших нам достойное существование, мы положили в банк всего двадцать четыре тысячи.

Мистер терпеливо ждал. Его спокойствие раздражало. Я предполагал, что ребята из СВАТ уже лезут по вентиляционным шахтам, карабкаются по близстоящим деревьям, занимают позиции на крышах соседних домов и рассматривают сквозь оптические прицелы наши окна в стремлении размозжить Мистеру голову — словом, заняты тем, что мы так часто видим в выпусках теленовостей. Мистеру, похоже, было на все наплевать. Он смирился с судьбой и был готов умереть. В отличие от нас.

Посиживая в кресле, он крутил в пальцах красный проводок, отчего мой пульс явно переваливал за сотню ударов в минуту.

— Я пожертвовал тысячу долларов Йельскому университету. И пару тысяч местному отделению «Юнайтед уэй»[3].

— Сколько ты раздал бедным?

У меня были сомнения относительно того, что университет потратил мои деньги на продовольственную помощь нуждающимся студентам.

— Но ведь «Юнайтед уэй» распределяет средства по всему городу, так что какие-то суммы наверняка перепали и бедным.

— Сколько ты раздал голодным?

— Я заплатил пятьдесят три тысячи налогов, из которых немалая доля предназначена для социальной и медицинской помощи неимущим, иждивенцам и прочим.

— И ты сделал это по доброй воле?

— Во всяком случае, я ни на что не жалуюсь. — При подобных обстоятельствах так солгал бы любой из моих соотечественников.

— Ты когда-нибудь был голодным?

Ему больше нравились простые ответы, мое остроумие наверняка осталось бы неоцененным.

— Нет, не был.

— И тебе не приходилось спать на снегу?

— Нет.

— Ты, зарабатывающий кучу денег, настолько жаден, что не положишь в мою протянутую руку ни монетки. — Мистер указал пистолетом на стоящих у стены мужчин: — Таковы вы все. На улице вы проходите мимо меня. Вы тратите больше денег на пижонский кофе, чем я — на еду. Почему вы не поможете тем, кто голоден, болен, у кого нет крыши над головой? Ведь вам-то всего хватает.

Вместе с ним я возмущенно обозрел понурившихся подонков. Печальное зрелище! Лишь Рафтер упрямо смотрел в стол, размышляя о том, о чем думает каждый из нас, завидя на тротуаре одного из друзей Мистера: стоит только дать тебе денег, как ты, во-первых, ринешься в ближайший магазин за бутылкой, во-вторых, пристанешь с новыми домогательствами и, в-третьих, никогда в жизни не прекратишь попрошайничать.

В наступившей тишине послышался нарастающий рокот полицейского вертолета. Можно было только догадываться, что происходило на стоянке под нашими окнами. В соответствии с полученными от Мистера инструкциями я отключил входящие звонки, так что сообщений извне ждать не приходилось. Он не испытывал никакого желания вступать с кем бы то ни было в переговоры, полностью удовлетворяясь нашей аудиторией.

— Кто из этих парней зарабатывает больше всех?

Как я говорил, Маламуд был компаньоном фирмы. Пришлось покопаться в стопке, чтобы найти его декларацию.

— Видимо, это я, — раздался голос.

— Имя?

— Нат Маламуд.

Я пробежал глазами колонки цифр. Не часто выпадает случай ознакомиться со столь интимной информацией, но сейчас это не доставило мне удовольствия.

— Сколько?

О, хитроумные коды налогового управления! Что вас интересует, сэр? Общий доход? Или с вычетом необлагаемой суммы? Чистый? Подлежащий налогообложению? Доход от должностного оклада? Доходы от бизнеса и ценных бумаг?

Фирма платила Маламуду пятьдесят тысяч в месяц, а ежегодная премия, о которой мы могли только мечтать, составляла более полмиллиона. Прошедший год был для него весьма удачным. При этом Маламуд являлся лишь одним из многих компаньонов фирмы, зарабатывавших ежегодно больше миллиона в год.

Я решил не драматизировать ситуацию. Ведь в бумагах были указаны и другие источники: доходы от сданной в аренду собственности, дивиденды, деньги от малого бизнеса. Вряд ли Мистер без посторонней помощи разберется в цифрах.

— Миллион сто тысяч долларов, — возвестил я, оставив двести тысяч затерянными в графах таблиц.

На то, чтобы осмыслить названную сумму, Мистеру потребовалось некоторое время.

— Ты сделал миллион, — обратился он к Маламуду, ничуть не устыдившемуся богатства.

— Да.

— Сколько денег ты отдал голодным и бездомным?

Я лихорадочно искал данные о суммах пожертвований, которые не облагались налогами.

— Не могу вспомнить точно. Мы с женой не экономим на благотворительности. По-моему, взнос в пять тысяч был Передан в окружной фонд. Уверен, вы знаете, они там раздают деньги нуждающимся. Мы жертвуем немало, и мы счастливы делать это.

— Еще бы не счастливы! — Впервые в голосе Мистера прозвучала насмешливая нотка.

Он вовсе не желал знать, насколько мы щедры в действительности. Ему требовались лишь голые цифры. Мистер велел мне написать на листе наши фамилии и указать рядом с каждой доход за прошлый год и сумму пожертвований на благотворительность.

Я не мог решить, стоит ли торопиться или лучше выполнить приказ не спеша. Что, если соотношение между двумя цифрами его не устроит? Похоже, разумнее не пороть горячку. Ведь и так абсолютно ясно: мы, богатеи, заколачивая кучу денег, отдаем бедным жалкие крохи. Кроме того, я понимал: чем дольше длится наше пленение, тем больше у полиции времени на подготовку к освобождению, тем искуснее она его проведет.

Мистер не угрожал, что каждый час будет убивать по заложнику. Он не требовал выпустить из тюрьмы своих дружков. Ему вообще ничего не было нужно.

Я мешкал. Маламуд возглавил список, а в самом конце его оказался пришедший в фирму три года назад Колберн с какими-то восемьюдесятью шестью тысячами. Неприятно удивил тот факт, что мой приятель Барри Нуццо заработал на одиннадцать тысяч больше, чем я. Это мы с ним еще обсудим.

— Округленно общий доход составляет три миллиона долларов, — доложил я Мистеру, который, сжимая красный проводок, опять вроде задремал.

Он медленно покачал головой:

— А бедным?

— Пожертвований роздано на сто восемьдесят тысяч.

— Плевать я хотел на пожертвования. Не ставь меня и людей, живущих на улицах, в один рад с теми, кто шляется по концертным залам и синагогам, по клубам, где белые баловни судьбы устраивают аукционы изысканных вин или автографов знаменитостей, бросая пару долларов в кружку бойскаута. Я говорю о еде. Еде для голодных, что живут в одном городе с вами. Еде для младенцев, которые, пока вы делаете миллионы, кричат по ночам от голода. Как насчет просто еды?

Он смотрел на меня. Я смотрел на аккуратную стопку бумаг. Врать было нельзя.

— В городе есть сеть общественных кухонь, — продолжал Мистер, — там бедняки и бездомные могут подкрепиться. Сколько денежек твои приятели передали этим кухням?

Хоть один из вас?

— Передали, но не напрямую, — начал я. — Некоторые благотворительные организации...

— Заткнись! — Он поднял пистолет. — А приюты, где мы спим, когда на улице мороз? Сколько ночлежек числится в твоих бумагах?

— Ни одной. — Находчивость мне изменила.

С пугающей стремительностью Мистер вскочил на ноги, опрокинув кресло.

— А больницы? У нас есть больнички, куда приходят доктора, честные добрые люди, тоже привыкшие к хорошим заработкам, и жертвуют своим временем, чтобы облегчить страдания неимущих. Денег за это они не берут. Раньше правительство помогало платить арендную плату, подкидывало медикаменты и оборудование. Но теперь чиновники про нас забыли. Сколько вы отдали больницам?

Рафтер взглянул на меня так, будто я должен был найти выход. К примеру, покопаться в бумагах и с внезапным удивлением вскричать: «Черт возьми, гляньте-ка! Оказывается, кухням и больницам мы передали полмиллиона долларов!»

На моем месте он бы так и сделал. Однако на моем месте был я, и мне вовсе не хотелось получить пулю в лоб. Мистер Далеко не такой идиот, каким кажется.

Он подошел к окну.

— Копов-то понагнали. — Сказано было негромко, но слышно. — Машин «скорой» тоже хватает.

Самого его происходящее на стоянке не волновало. Обойдя стол, Мистер приблизился к шеренге. В гипнотическом сосредоточении заложники ловили каждое его движение. Он медленно поднес пистолет к носу Колберна:

— Сколько денег ты отдал больницам?

— Нисколько. — Колберн, прикрыв глаза, готов был расплакаться.

У меня перехватило дыхание.

— А общественным кухням?

— Нисколько.

— Приютам?

— Нисколько.

Вместо того чтобы выстрелить, Мистер перевел оружие на Нуццо. Вновь прозвучали три вопроса. Получив от Барри такие же ответы, он шагнул к его соседу. Все повторилось.

Следующий. Следующий. Следующий. К нашему разочарованию, Рафтер тоже остался в живых.

— Три миллиона долларов, — с отвращением бросил Мистер, — и ни цента больным или голодающим. Какие же вы ничтожества!

Я понял, что он никого не собирается убивать. Где уличный бродяга может раздобыть динамит? Кто научит его им пользоваться?

В сумерках Мистер сказал, что хочет есть, и распорядился сообщить боссу, чтобы тот послал за супом в методистскую церковь на Семнадцатой улице. Там, объяснил он, кладут больше овощей, отчего навар гуще. Да и хлеб не такой черствый, как на других кухнях.

— Общественные кухни работают на вынос? — изумился Рудольф из динамика.

— Делай что тебя просят, Рудольф! — рявкнул я. — И пусть принесут на десятерых!

Мистер велел мне положить трубку.

Я представил, как в сопровождении группы полисменов наши люди мчатся в час пик через весь город к крошечной столовой при церкви, где склонившиеся над тарелками бездомные в негодовании пытаются понять, что происходит.

«Десять порций на вынос, и побольше хлеба!»

Мистер направился к окну; застрекотал вертолет. Мистер слегка раздвинул планки жалюзи, посмотрел вниз, сделал шаг назад и подергал себя за бороду. Ситуация требовала осмысления. Зачем потребовался вертолет? Раненых эвакуировать?

Амстед, более часа беспрестанно переминавшийся с ноги на ногу, наконец не выдержал:

— М-м... сэр, извините, но мне действительно необходимо выйти в... комнату для мальчиков.

— Комната для мальчиков? — Мистер продолжал пощипывать бороду. — Это еще что такое?

— Мне хочется писать, сэр. — Амстед был похож на третьеклассника. — Я больше не могу терпеть.

Оглянувшись, Мистер обнаружил невинно стоящую на кофейном столике фарфоровую вазу. Взмахом пистолета он приказал мне развязать Амстеда.

— Вот тебе комната для мальчиков.

Амстед выкинул свежие цветы. Пока он, повернувшись к нам спиной, довольно долго стоял над вазой, его коллеги внимательно изучали пол. Дождавшись окончания процедуры, Мистер приказал передвинуть стол вплотную к окну.

Как и почти вся мебель в здании, шестиметровый стол был сделан из добротного ореха, и, отвоевывая сантиметр за сантиметром, мы преодолели расстояние, отделявшее его от окна.

После этого Мистер велел мне связать Маламуда и Рафтера, ставив Амстеда на свободе. Я так и не смог понять, что заставило его принять такое решение.

Семерых заложников, которых по-прежнему соединяла веревка, он усадил на стол лицом к окну. Никто не посмел спросить, для чего, однако я сообразил: ему нужен был живой щит от снайперов. Позже стало известно, что на крыше соседнего здания и в самом деле находились люди, вооруженные винтовками с оптическими прицелами. Похоже, Мистер засек их.

Отстоявшим пять часов Рафтеру и остальным данный приказ принес вожделенное облегчение. Амстеду и мне было велено усесться в кресла, а сам Мистер расположился во главе стола.

Жизнь на улице приучает человека к терпению. Долгое неподвижное сидение в полной тишине ничуть не тяготило Мистера.

— Выселители среди вас есть? — негромко спросил он и, не дождавшись ответа, повторил вопрос.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19