Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Под покровом тьмы

ModernLib.Net / Маньяки / Гриппандо Джеймс / Под покровом тьмы - Чтение (стр. 5)
Автор: Гриппандо Джеймс
Жанр: Маньяки

 

 


— Почему вы считаете, что здесь смешанный тип? — спросил Кесслер.

— По многим причинам. Убийца приносит орудие убийства с собой — это организованность. Но он оставляет веревку на месте, а также использует ножи с кухни — это неорганизованность. Отсутствие на телах признаков оборонительных ранений говорит о том, что жертвы все время находились под контролем убийцы. Это организованность. А после смерти тела оказались изуродованы. Это неорганизованность. Убийца не пытается спрятать и ликвидировать тело. Снова неорганизованность. Однако нет и признаков насильственного вторжения. Это доказывает, что он скорее всего применил хитрость или мошенничество, чтобы попасть в дом. Ни один свидетель не видел и не слышал ничего подозрительного. И он не оставляет отпечатков пальцев на месте преступления. Все организовано.

— А то, что он сделал с женщиной? — спросил Кесслер. — Забрал ее с места убийства и повесил на дерево. О чем это говорит?

— В данной ситуации это еще более склоняет меня к мысли, что на самом деле мы имеем дело не с неорганизованным убийцей и даже не с психологическим гибридом.

— Почему так?

Виктория вновь посмотрела на свои заметки.

— Вполне возможно, что неорганизованные аспекты этих преступлений полностью инсценированы. Я вижу здесь весьма организованного убийцу, который пытается сбить нас со следа, сознательно демонстрируя какие-то неорганизованные черты. Я вижу опытного преступника, чьи фантазии об убийстве настолько хорошо развиты, что он не только планирует преступление до последней детали, но еще и специально обставляет место убийства. А то, что он выставил последнюю жертву, повесив ее на дереве в общественном парке, говорит о крепнущей наглости и самоуверенности. Он дразнит полицию, возможно, наслаждается вниманием прессы. Он считает себя слишком искусным, слишком умным, чтобы попасться. Что означает одно — он будет убивать снова.

В кабинете воцарилось зловещее молчание. Энди внутренне поежилась, думая о жене Гаса Уитли, думая, не убил ли преступник уже снова. Наконец заговорил Уайл:

— Похоже, перед нами какой-то одержимый мыслью об убийстве эгоист, уверенный, что может совершить безупречное преступление.

— К счастью, таких преступлений не бывает, — сказала Виктория. — Даже если бы он не дразнил нас оставленными на месте убийств уликами, его выдаст последующее поведение. Вот почему так важно сосредоточиться на том, что он делает сейчас, после убийства.

— И кого же все-таки, черт побери, нам искать? — проворчал Кесслер.

Лицо Виктории окаменело, глаза сузились. Она словно уже входила в разум серийного убийцы. — Именно в этом я могу вам помочь.

11

Гас пропустил «конкурс красоты», что очень удивило его партнеров. Обычно Уитли не упускал возможности поймать нового клиента. Упоминание о серийном убийце изменило все. Пора было искать жену.

Объяснения агента Хеннинг по поводу газетной статьи рассердили и испугали Гаса. Она не знала, как газета пронюхала о ее теории. Ладно. Он разбирался в дурацких отговорках. Либо она лжет, либо не контролирует расследование. В любом случае кому-то надо действовать.

Главное — гласность. Опубликовать фотографию Бет, пусть люди ищут ее. Гас с директором по рекламе провели несколько часов, заставляя сотрудников звонить в газеты. Он дал телефонное интервью «Тайме» и «Пост интеллидженсер». Местные телестанции хотели взять интервью у него дома. Съемки организовали сразу после обеда, как раз чтобы успеть к вечерним новостям.

Последнее интервью закончилось после двух. Журналисты поблагодарили Уитли и пожелали удачи. Бригады упаковали освещение, микрофоны, мотки проводов и громоздкое оборудование. Гас выпроводил их. Фургоны уехали. Дверь гулко захлопнулась. После деловой суеты Уитли почувствовал себя вдовцом после ухода с поминок последнего гостя.

Один в пустом доме.

Ему надо было чем-то заняться. Обычно это означало работу. Но не на этот раз. Гас позвонил на работу, сказал Джереми, что сам заберет Морган, и поехал прямо в «Бертши скул», к северу от Капитолийского холма.

Гас знал, где находится школа. В том смысле, что знал адрес. Сам он в «Бертши» ни разу не был. А Бет приезжала часто, в первый раз — еще год назад, перед тем как записать Морган.

На первом из проходящих дважды в год родительских собраний Гас не присутствовал — был в командировке. Пропустил он и праздник в декабре.

Свернув на Десятую авеню, Уитли увидел очередь машин на частной дороге, ведущей к главному входу. «Ягуары», «БМВ», «рейндж-роверы». Очень похоже на автомобильный парк его юридической фирмы. Гас пристроился в хвост последней машины и стал ждать. Машины еле ползли. При таких условиях он доберется до Морган минут через двадцать. А может, и больше. «Бертши» была маленькой частной школой — в среднем по четырнадцать учеников в классе, — но сто семьдесят пять учащихся всего означало очередь из ста пятидесяти машин каждый день. Многие из родителей прибыли задолго до Гаса. Очевидно, фокус в том, чтобы приезжать до окончания занятий. Уитли начинал понимать, чем Бет занималась в «свободное» время.

Он поймал по радио легкий джаз и попытался расслабиться. Потом, повинуясь внезапному порыву, достал телефон и проверил голосовую почту, хотя ему было и не до проблем остального мира. Наконец Гас добрался до входа — одним из последних. В сущности, самым последним. Морган стояла перед входной дверью. Худенькие ножки в теплых красных наколенниках торчали из-под объемной зимней куртки, как щепки. Вид у дочери был несчастный. Рядом стояли двое взрослых. Женщина подошла к машине, и Гас опустил окно.

— Привет, я приехал за дочерью.

— Вы…

— Гас Уитли. Отец Морган.

— Ее всегда забирает Бет. — Женщина посмотрела на часы. — И обычно гораздо раньше.

— Знаю-знаю. Бет не смогла. Поэтому и приехал я. Если вы будете любезны привести Морган сюда, мы поедем.

— Не уверена, что я могу это сделать, сэр.

— Отчего же?

— Ваша машина последняя, а Морган — единственная оставшаяся ученица. Но когда вы подъехали, я спросила ее, за ней ли это. Она сказала, что не знает вас.

Гас закатил глаза.

— Ладно, я опоздал. Она сердится. — Он вытащил из бумажника водительские права и показал ей. — Видите, я — Гас Уитли.

Женщина проверила фотографию и вернула права.

— Подождите минутку.

Она вернулась к входу в школу, взяла Морган за руку и подвела к обочине. Присела рядом с девочкой и указала на Гаса через открытое окно с пассажирской стороны:

— Морган, это твой отец?

Та поджала губы, потом неохотно ответила:

— Да.

Гас нажал кнопку центрального замка. Женщина открыла заднюю пассажирскую дверцу, усадила Морган на сиденье и пристегнула ремень; она явно повидала достаточно «мерседесов» шестисотой серии и знала, что они выпускаются с двойными подушками безопасности. Закрыв заднюю дверцу, женщина снова подошла к открытому окну и посмотрела на Гаса:

— Заезжайте к нам время от времени, мистер Уитли. Мы в «Бертши» рады, когда родители принимают участие в делах школы.

Гас неловко улыбнулся и тронул машину с места. Бет как-то упомянула, что учителя Морган считают ее достаточно толковой, чтобы «перепрыгнуть» через класс. Гас же начал мечтать о способе «перепрыгнуть» начальную школу вообще.

Остановившись у светофора, он посмотрел в зеркало заднего вида. Морган дулась.

— Прости, что опоздал, родная. Мне все это внове.

— По-моему, ты говорил, что меня заберет мама.

— Я говорил, что мама приедет, если успеет вернуться. Она еще не вернулась.

— Когда она возвращается?

— Не знаю. Надеюсь, скоро.

Морган уставилась в окно. Гас знал, что ему скоро придется что-то сказать дочери. Однако сейчас момент казался ему неподходящим.

— Эй, как насчет мороженого?

— Мама не разрешает есть мороженое до обеда.

— Я не расскажу, если ты не скажешь. Она равнодушно пожала плечами:

— Ладно.

Под легким нажимом Гаса Морган указала дорогу к своему любимому кафе-мороженое. Это было тихое место со старомодными проволочными стульями и мраморными столиками. Красные кирпичные стены украшали орхидеи и зеленые растения, свисающие с деревянных балок сводчатого потолка. Гас и Морган были единственными посетителями. Обычно люди не стекаются за мороженым, когда на улице сорок градусов, [5] но для Морган никогда не было слишком холодно. Имеющиеся сорта были выставлены в больших ванночках за стеклянной витриной. На верхней полке стояли ряды печений размером с пиццу. Морган заказала вариант «сделай сам»: шарик фруктового с жевательной резинкой и два шарика мороженого «Дорожные камешки», увенчанные дроблеными леденцами и ананасовой подливкой. Гасу внезапно расхотелось сладкого. Он заказал кофе. Они сели в углу, возле сломанного музыкального автомата — такая вот деталь интерьера. Морган полностью сосредоточилась на лакомстве, стараясь не пролить ни капли из переполненной вазочки.

— Как сегодня в школе? — спросил Гас.

— Нормально.

Она торопливо зачерпывала мороженое ложечкой. Одного причудливого сочетания сортов было достаточно, чтобы уложить ее в больницу. Из-за скорости живот заболит еще быстрее.

— Давай-ка чуть помедленнее, — сказал Гас. Никакой реакции.

— Морган, ты слышала меня?

Она заторопилась еще больше. На долю секунды Гас рассердился, потом забеспокоился. Казалось, она не демонстрирует неповиновение, а просто голодна.

— Морган, у тебя был ленч? Дочь пожала плечами.

— Это означает, что ты не помнишь, что тебе все равно или что ты не уверена?

Она снова пожала плечами, по-прежнему поглощенная мороженым.

— Тебя что-то беспокоит, родная?

Морган перестала есть и пробормотала в мороженое:

— А тебя нет?

Гас понимал, что она имеет в виду, но не хотел говорить о Бет. Еще нет.

— На самом деле я немного беспокоюсь. О тебе.

— Я в порядке.

Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на дочь:

— Морган, я хочу задать тебе один вопрос. Обещаю не сердиться, что бы ты ни ответила. Если ответишь честно. Договорились?

Она кивнула. Растаявшее мороженое капало с подбородка. Гас протянул руку через стол и вытер ей лицо салфеткой.

— Помнишь деревянную лошадку у меня в кабинете? О которой я сказал, что это не игрушка?

— Да.

— Ты взяла ее?

Морган застыла, ничего не говоря.

— Просто скажи правду. Я не рассержусь. Ты взяла ее? Она опустила глаза. Голова шевельнулась почти незаметно, но это определенно был кивок.

— Почему ты взяла ее? Она снова пожала плечами:

— Не знаю.

— Ты ведь знаешь, что это нехорошо? Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что брать чужие вещи без разрешения нехорошо?

Снова пожатие плеч.

— Я снова не понимаю, Морган. Ты что, не знаешь, что воровать нехорошо?

Дочь не двигалась. Гас пытался понять выражение ее лица. Она казалась обеспокоенной, словно что-то скрывала.

— Морган, кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что воровать хорошо?

На этот раз она пожала плечами медленнее, отчетливее. И как-то двусмысленнее.

— Это означает «да»?

— Никто мне этого не говорил. Просто я…

— Просто ты — что?

Она положила подбородок на стол. Ее взгляд был устремлен на наполовину съеденное мороженое.

— Я видела, как мама так делает. Гас недоверчиво поморщился:

— Ты видела, как твоя мать что-то крала? Морган кивнула.

— Где?

— В «Нордстроме».

Это был любимый универмаг Бет.

— Ты уверена?

— Ум-м-м-м.

— Расскажи, как это было.

— Она просто… положила какое-то платье в сумку.

— Мама положила платье в сумку?

— Ага. А потом мы вышли.

— Вы не остановились у кассы, чтобы заплатить за него? Морган покачала головой.

— Ты уверена в этом?

Ее голос звучал безжизненно, но твердо.

— Уверена. Такое бывало много раз.

— Что значит «много раз»? Больше двух? Кивок.

— Больше трех раз? Снова кивок.

— Больше пяти раз?

Морган молчала. Медленно кивнула.

Пораженный, Гас откинулся на спинку стула. Потом до него дошло, и потрясение сменилось жалостью. Внезапно он понял. Морган сердита, вот и все. Девочка боится, что мать ее бросила, и теперь выдумывает о Бет всякие гадости.

— Морган, ты за что-то сердишься на маму?

Она пожала плечами. Гас достаточно насмотрелся на эти пожатия, чтобы понять, какое означает «да», какое «нет». Это было определенно «да».

— Не надо сердиться на маму. А вот немножко беспокоиться — это нормально. Я тоже немного беспокоюсь.

— Ты? Он кивнул.

— В сущности, я уже попросил кое-кого помочь искать твою маму.

— С ней случилось что-то плохое?

— Мы этого не знаем. Мне надо кое-что сделать — и быть при этом особенно осторожным.

— Что сделать?

Гас помолчал, боясь, что разговор о ФБР и прессе может напугать дочь.

— Помнишь, в прошлом году ваш класс пошел на экскурсию в зоопарк и ты ненадолго потерялась?

— Ага.

— Учительница сильно нервничала, потому что ты исчезла и она не знала, где ты. Она попросила искать тебя других ребят, других учителей, сотрудников зоопарка. По-моему, тебя искали даже шимпанзе.

Морган слабо улыбнулась:

— Шимпы не искали.

— Ладно, может, шимпы и не искали. Но очень много людей беспокоились и разыскивали тебя. И все это время ты просто стояла и смотрела на белых медведей.

— Думаешь, мама там?

— Нет. И все же, возможно, дело обстоит очень просто. Может быть, с ней все в порядке. Поэтому пообещай, что не будешь пугаться, если увидишь, как люди ищут маму, спрашивают, где она. Мы все будем просто очень осторожны.

Морган перестала есть мороженое и уставилась на стол.

— Морган? Обещаешь?

Она молчала. Через несколько секунд Гас заметил еле заметное движение — очень слабое пожатие плечами. Он решил не давить.

— Пошли, родная. Пора домой.

12

Телефон звонил без перерыва. Словно сначала все дружно решили дать Энди несколько дней, чтобы оправиться от субботнего супружеского бедствия, а вот ко вторнику пауза закончилась. Казалось, внезапно весь мир вспомнил об Энди. Звонили друзья. Звонил отец. Звонила мать. Несколько раз.

— Мама, я правда в порядке. — Голос Энди был напряжен. Она все время косилась на заваленный бумагами стол.

— Ты уверена?

— Да, уверена. Честно говоря, я была так занята, что у меня даже не было времени думать о Рике.

Мать помедлила, словно ее заботило совсем не благополучие Энди.

— Что случилось, мама?

— Энди, почему ты пошла на церемонию? — Что?

— Если ты знала, что он изменил тебе, надо было просто все отменить. Люди не оказались бы в неудобном положении.

— Рик заслужил это.

— Я говорю не о нем. Это поставило в неудобное положение нашу семью.

— Вот так так… Мама, прости, что испортила тебе день.

— Не надо, Энди. Твоя сестра совершила ужасную ошибку и сразу же попросила прощения.

— Линда поторопилась выбраться из кровати Рика, чтобы рассказать мне, как трахнула его.

— Энди!

— Это правда. Только поэтому она постучалась ко мне посреди ночи, выпрашивая так называемое прощение. Она ненавидит меня. И всегда ненавидела. Ты что думала, если заставишь меня сделать ее подружкой на свадьбе, она внезапно полюбит приемную сестру?

— Тебе следовало бы выказать больше уважения к гостям.

— Я рассердилась.

— Это было жестоко.

— Жестоко? Неужели мне нельзя насладиться мгновением? Может, ты бы справилась с ситуацией по-другому. Но мне так легче. Я такая. Мне надо отомстить.

— Это не очень-то по-христиански.

Упоминание христианских ценностей обычно приводило Энди в ярость. Всю жизнь, когда она себя плохо вела, мать объясняла это тем, что Энди — приемный ребенок и наполовину индианка.

Раздался стук. Дверь приоткрылась на фут, и в кабинет заглянула Виктория:

— Есть новости.

Энди прикрыла микрофон ладонью, чтобы Сантос не узнала, с кем она говорит.

— Мне надо идти, — пробормотала она в трубку.

— Мы не закончили, — ответила мать.

— Тогда, пожалуйста, подожди на линии. — Энди нажала на кнопку, обрывая протест матери, и жестом пригласила Викторию войти.

— Мы получили весточку от человека, который вполне может быть убийцей.

Энди задумалась.

— Какую весточку?

— Электронная почта из какого-то копировального бюро в Сиэтле, где можно арендовать компьютер на час и послать по Интернету все, что хочешь.

— Он прислал письмо по электронной почте?

— На самом деле фотографии. На них явно наша неизвестная. И еще живая. Выглядит, впрочем, она так, что вряд ли прожила долго после этих съемок. Очень слаба, явно избита. На шее тоже жуткие синяки, что говорит о лигатурном удушении — с перетяжкой кровеносных сосудов.

— Вы уверены, что она была жива?

— Бесспорно. Стоит присмотреться к ее глазам, и становится ясно, что она смотрит прямо на убийцу.

Энди умолкла.

— Как вы получили фотографии?

— Прислало миннеаполисское отделение.

— Он послал письмо в отделение ФБР в Миннеаполисе?

— Нет. В Центр по защите жертв пыток, который расположен в Миннеаполисе. А те связались с ФБР.

— Это центр для жертв пыток? — спросила Энди.

— Да, довольно серьезная организация. Несколько очень квалифицированных психотерапевтов. Туда приезжают люди, которых пытали в государственных застенках, со всего мира за лечением и советами.

— Так, может, он намекает, что у его убийств какая-то политическая подоплека?

— Никакой политики, — сказала Виктория. — Все гораздо проще.

— Что проще?

— Вы сами сказали об этом на совещании. Мы имеем дело с садистом. И главное для него — пытка. Точка.

Внезапно Энди смутилась. Виктория почувствовала ее неловкость.

— Не знаете, что чувствовать, да?

Энди покачала головой.

— Это одна из проблем с составлением психологических портретов. Когда понимаешь, с каким чудовищем имеешь дело, никакой радости от собственной правоты не появляется. Пока убийцу не поймают.

Энди промолчала.

— Я приказала распечатать эти фотографии. Как только они будут готовы, раздайте оперативной группе. Кроме того, поддерживайте связь с миннеаполисским отделением. Они будут заниматься центром. Не думаю, что надо лететь туда, но удостоверьтесь, чтобы картотеку персонала тщательно просмотрели. Особенное внимание — обиженным бывшим служащим. И конечно, если центр получал подобные весточки в прошлом, вы проверите их. А еще существует Всемирный совет по реабилитации жертв пыток. Это в Дании. Свяжитесь с их базой, проверьте, не посылал ли этот подонок чего-нибудь и им.

— Хорошо.

Виктория вышла из кабинета Энди, закрыв за собой дверь. Энди вернулась к телефону. Огонек занятой линии моргал. Мать ждала, твердо намеренная прояснить проблему, которая теперь казалась особенно мелкой.

Энди нажала кнопку, сознательно прерывая связь.

В уединении спальни он держал в руке кулон. Самое последнее приобретение уже было самым любимым. Длинная плетеная цепочка обвивала пальцы, будто золотая веревка. Он поднял кулон повыше — к свету, размотав металлическую нить на всю длину. Кулон — не больше монетки в десять центов, в форме сердечка — раскачивался на конце цепочки. Золотая с бриллиантами рамка, пустая в середине. Бриллианты искрились при свете флуоресцентной настольной лампы. Если прищуриться, кулон казался странно похожим на веревочную петлю. Вот это ему и нравилось больше всего.

Так называемые эксперты назвали бы это трофеем — вещью, прихваченной на память о жертве. Этот термин, как и многие другие, он узнал из книг, написанных бывшими криминальными профилерами. Он прочитал все и теперь знал их секреты. Его забавляло, как эти авторы отрицали, будто помогают будущим серийным убийцам избежать ареста. Психопаты психологически не могут выйти за рамки определенного поведения, утверждали эксперты, поэтому, даже прочитав об особенностях других преступлений, серийный убийца не изменит образ действий, чтобы его труднее было поймать. Полицейские не придавали значения одному ключевому факту. Они судили по козлам, которые попались.

Он повернул руку, цепочка медленно закрутилась. Она вертелась и вертелась, напоминая о днях, проведенных в гараже любопытным подростком. Собственное тело, подвешенное за шею, висящее столько, сколько надо, чтобы потерять сознание, потом падающее на землю, когда веревка отпущена. Для дополнительного воздействия мужчина вращал веревку. Он мог вращать ее быстро или медленно, как хотел — в зависимости от того, насколько туго она намотана. Дополнительный кайф для обычнейшего пятнадцатилетнего мальчика, подвешенного за шею, с эрекцией, которой можно гордиться.

Осторожно, почти нежно он опустил золотую цепочку обратно в шкатулку. Она устроилась в обитом фетром отделении, рядом с парой серег. Жемчужное ожерелье. Ручные часы. Кольцо. Каждая вещь приносила с собой воспоминания. Кольцо, однако, вызывало море смешанных чувств.

Оно принадлежало особенному человеку.

Он закрыл крышку шкатулки и шагнул к кровати. Преклонив колено, вытащил спрятанный между матрацем и пружинами большой конверт из оберточной бумаги. Высыпал содержимое — россыпь полароидных снимков — на покрывало. В основном молодые женщины, несколько мужчин. Некоторые обнажены, некоторые одеты. Испуганные лица вперемежку со спокойными. Все в зависимости от ситуации — до или же после.

Он пристально посмотрел на них, и внутри начал подниматься жар. В комнате было прохладно, но мужчина начинал покрываться испариной. Такова была мощь его концентрации. Он сосредоточился на подробностях каждой смертельной позы. Положение рук. Наклон головы. Расположение жертвы. Это были не просто воспоминания. Эти фотографии не окна в прошлое, а проектные чертежи — на будущее. Все должно быть совершенно.

Аккуратно разложив фотографии на покрывале, он залез в постель. Обнаженный и уже слегка возбудившийся. Проверил часы на тумбочке. Около четырех дня. Хватит времени насладиться в воображении. А потом — на работу.

Он перекатился на спину и закрыл глаза.

13

Обычно Энди не волновало, что думают о ней люди, но Виктория — другое дело. Конкуренция за местечко в элитном ОПР была просто невообразимой. Хороший отзыв Виктории мог помочь неплохому старту. Отрицательный захлопнул бы дверь навсегда.

Честно говоря, Энди было нужно не просто одобрение одной женщины. Некоторые коллеги не желали предавать свадебный скандал забвению. Как раз сегодня какой-то подонок оставил в ее входящей почте фотокопию герба ФБР, добавив к девизу «Верность, Храбрость, Честность» две буквы так, чтобы получилось «Яеверность». Хотя это жених переспал со свидетельницей, потешались над невестой, объявившей об этом на церемонии. А если Энди проявит себя первоклассным координатором-профилером, это, возможно, заставит заткнуться кретинов…

На Викторию проделанный Энди на совещании оперативной группы анализ пыток, да еще и подтвержденный фотографиями из Миннеаполиса, похоже, не произвел особого впечатления. Однако, не сказав Энди ни словечка, она провела остаток дня в одиночестве, изучая дела в маленьком кабинете без окон, представлявшем собой идеальный «дом вдали от дома» для специального агента ОПР. В Академии ФБР в Квонтико отдел поддержки расследований был в буквальном смысле упрятан под землю — на два этажа.

К четырем часам Энди решила, что пора поговорить с Викторией. Это была опасная задача, учитывая, сколько времени Сантос провела, стараясь думать как серийный убийца. Энди отважно прошла по коридору и постучала.

Дверь открылась. Глаза Виктории за стеклами очков казались уставшими.

— Да?

— Простите, что мешаю, — сказала Энди. — Но есть у вас минутка?

Виктория вроде бы расстроилась и все же отступила и впустила ее. На столе были навалены фотографии с мест преступлений, напоминавшие кусочки ужасной головоломки. Энди не была новичком, и тем не менее всегда тяжело смотреть в выкаченные глаза жертвы удушения.

Виктория вернулась на место, к фотографиям. Энди взяла стул.

— Это займет всего минуту.

— Да ладно, — сказала Виктория. — Мне все равно нужен перерыв.

— У меня мелькнула одна мысль после последнего совещания.

— Мы что-то упустили?

Энди почувствовала, что попалась. Казалось, Виктория знает, почему она пришла.

— В общем-то да.

— Ваша «парная теория»?

— Она самая. Виктория улыбнулась:

— Мне было интересно, сколько времени вам понадобится, чтобы прийти поговорить со мной о ней.

— Я не проталкиваю ее. Мне просто любопытно, вот и все. Сегодня утром статья о ней была на первой полосе. Однако за все трехчасовое совещание вы почти не упоминали об этой теории.

— Все присутствовавшие прочитали утреннюю газету. Серьезное обсуждение возбудило бы их размышления. Я уже говорила вам в машине. Если теория неверна, незачем направлять рвение оперативной группы в ложном направлении.

— Почему вы уверены, что она неверна?

— Я этого не говорила.

— Думаете, в ней есть смысл? Я имею в виду, хоть какой-то?

— Вам стало бы легче, если бы я сказала, что смысл есть?

— Может быть. Виктория подняла бровь.

— Ну да, — призналась Энди, — стало бы. И не потому, что я такая эгоистка. Просто после той небольшой речи, которую вы утром произнесли в машине, меня мучает неопределенность.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали: мол, не страшно, что моя теория просочилась в прессу, если только я права.

— Верно.

— Ну, по-моему, нечестно поднимать нож гильотины, а потом даже не намекнуть, считаете ли вы, что я права. Или нет.

Виктория кивнула:

— Справедливый упрек.

Энди так и не поняла, соглашается ли Сантос с ней или просто признает право агента на недовольство.

— И что же вы думаете о «парной теории»?

— Она четко применима, если сосредоточиться на первых двух жертвах. Два белых мужчины пятидесяти одного года. Один и тот же цвет волос и глаз. Разведены, средний класс. С точки зрения виктимологии единственное видимое различие в том, что один водил пикап 1989 года, а у другого машина была 1993 года. И разумеется, сходство не заканчивается выбором жертв. Оба были удавлены и получили после смерти ровно по одиннадцати ударов ножом, одинаково изуродованы и оставлены напоказ в собственных гостиных. И вот что я еще только что разыскала в полицейских рапортах. В обоих случаях, когда прибыли копы, были включены телевизоры. И настроены, черт возьми, на одну и ту же станцию. «КОМО», четвертый канал.

— Так вы понимаете, отчего я отталкивалась, — сказала Энди.

— Разумеется. Но есть и различия. Пока мы не составим более полный портрет убийцы, трудно сказать, являются ли эти приметы важными психологическими признаками или просто косметическими изменениями в modusoperandi[6] преступника, его почерке.

Но как вы говорите, чем больше сравниваете эти три случая, тем более жизнеспособной становится «парная теория».

— Этого я не говорила. Я сказала, что двое мужчин весьма похожи.

— Женщина тоже была удавлена.

— Да. Только в отличие от мужчин ее сфотографировали живой и послали фотографии в Центр жертв пыток.

— Зато во всех трех случаях использовалась одна и та же веревка. Разве это не говорит о том, что жертва номер четыре будет очень похожа на убитую и, может быть, ее фотографии тоже пришлют в Миннеаполис?

— Этих предположений недостаточно, чтобы сообщать в газету.

Энди заметно сникла.

Виктория быстро переключилась на другую тему:

— Кстати, что вы думаете о лопнувшей барабанной перепонке?

— О чем?

Сантос заглянула в блокнот.

— Я как раз читала окончательный отчет о вскрытии убитой — прямо с пылу с жару. Вы еще не познакомились?

— Боюсь, я не обратила внимания на уши.

— У нее порвана барабанная перепонка в левом ухе. Да, при удушении увеличивается давление в голове, но я никогда не слышала, чтобы из-за этого лопались барабанные перепонки. Интересно, что у двух жертв-мужчин никаких повреждений ушей нет.

— И что же, по-вашему? Моя «парная теория» отправляется в помойку, потому что у жертвы номер три лопнула барабанная перепонка?

— В данный момент проблема вашей теории не только в этом. Даже простой факт, что во всех трех подтвержденных убийствах использовалась одна и та же веревка, говорит, что мы, вероятно, имеем дело с серийным убийцей. Но трудно прикрепить нашему преступнику ярлык так называемого парного убийцы, когда у нас всего одна пара. Нельзя быть уверенным, что у неизвестной женщины обязательно будет двойник.

— Это несколько консервативно, вам не кажется?

— Вы хотите перепугать весь город? Благодаря утренней газете, возможно, все тридцати-с-чем-то-летние брюнетки в Сиэтле ходят по улицам с оглядкой.

— Может, это и неплохо.

— А может быть, ужасно. Вдруг мы внушили всем блондинкам и рыжим в округе Кинг ложное чувство безопасности.

Энди внезапно поняла нежелание Сантос принимать «парную теорию» — по крайней мере публично.

— Впрочем, давайте вернемся на землю. Точно ли преступник выберет следующей жертвой женщину, которая настолько похожа на нашу неизвестную, насколько походили друг на друга удушенные мужчины? Может быть, он уже убил Бет Уитли, а предшествующая убитая не просто некая брюнетка тридцати с чем-то лет? Вдруг это тоже богатая мать шестилетней дочери, отдалившаяся от влиятельного супруга — совсем как миссис Уитли?

— Хорошо. Если четвертой жертвой все же стала Бет Уитли, то я бы проверила ее уши.

— И если вы найдете лопнувшую барабанную перепонку… Виктория глянула на разложенные на столе фотографии, потом снова посмотрела на Энди:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23