7

Гас вернулся домой около десяти. Заплатил приходящей няне, отправил ее домой на такси и заглянул в комнату к Морган. Дочь спала — уже утешение. Гас не был готов отвечать на новые вопросы о маме.

Последние два дня он почти не сомкнул глаз, но спать и теперь не хотелось. Пошел на кухню, чтобы приготовить бутерброд. Нарезанные ломтиками ветчина и сыр были в холодильнике. Гас скатал их в трубочку и запихнул в длинный батон, намазав толстым слоем горчицы. Вспомнив разговор с детективами, посмотрел на этикетку на упаковке — просто чтобы узнать, где Бет ее купила. Этикетка гласила: «Боарз хед». И все. Это могло означать что угодно. Он так и не узнал, где куплена ветчина.

Гас пододвинул табурет и сел у стола, погрузившись в невеселые размышления. Детектив Кесслер определенно вывел его из себя, хотя, возможно, он прав. Исчезновение Бет не обязательно означало преступление. Самолюбие заставило поторопиться с выводами. Это, конечно, эгоцентрично, но какой мужчина не считает, что его жена скорее может стать жертвой похитителя, чем найдет ему достойную замену? Пожалуй, он придал слишком большое значение тому факту, что Бет уехала без машины и одежды, даже без сумочки и кредитки. В конце концов, она могла накопить наличных. И могла полностью обновить гардероб, нанять красный кабриолет и уехать в Акапулько. «Adios, [3] Гас».

Вопрос в том, вернется ли она? Разумеется, вернется. Бет просто хотела помучить его. Расплатиться за все те случаи, когда он оставлял ее одну, не потрудившись сообщить, когда придет. Забавно, но по его командировкам можно было бы составить карту угасания их брака. В первый год работы Гас обычно назначал встречи на пятницу или понедельник, чтобы Бет могла лететь с ним, и они проводили выходные где-нибудь в Малибу или Монтеррее. Это прекратилось, когда Бет надоело перескакивать с самолета на самолет, чтобы просто смотреть, как муж работает возле бассейна. Потом он начат путешествовать один, но звонил домой каждый вечер перед сном. Некоторое время все было хорошо, однако потихоньку и эта традиция сошла на нет. Чем старше Гас становился, тем больше дел втискивал в каждую поездку. Обеды с клиентами могли длиться часами. Дошло до того, что он уезжал на несколько дней и, если повезет, звонил разве что из аэропорта — сообщить, что едет домой. Потом и это надоело. Где-то по дороге Гас просто сдался и предоставил секретарше сообщать Бет, где он. Так ему было удобнее. В конце концов его секретарша даже выбирала Бет подарки на дни рождения и годовщины и посылала цветы, когда Гасу приходилось отказываться от совместных супружеских планов. Бет получала много цветов.

Его внимание привлек шум в коридоре. Гас настороженно прислушался. И услышал снова, на этот раз отчетливее.

— Мама, — донеслось из комнаты Морган. Его пульс участился. Она вернулась?

— Ма-а-а-а-ма-а-а! — В крике слышалось отчаяние. «Что же мне делать?» Он соскользнул с табурета и вышел в коридор. Крики становились все громче, а паузы между ними — короче.

— Мама. Мамочка!

Гас глубоко вздохнул и открыл дверь. Полоска света из коридора прорезала спальню. Морган сидела, прижавшись к спинке кровати. На ней была розовая пижама с Микки-Маусом. Поразительно, какими худенькими и хрупкими выглядят дети в этих липнущих к телу хлопковых пижамах. Гас подошел и сел на край кровати.

— Все в порядке. Папа здесь.

— Где мама? — Голос дочери дрожал.

— Ее нет, родная.

— Где она?

— Она… — Гас понятия не имел, но ему хватило здравого смысла не пугать ребенка. — У мамы кое-какие дела.

— Когда она вернется?

— Скоро. Я думаю. Наверное, скоро.

— А мы можем ей позвонить?

— Нет. Не сейчас.

— Завтра?

— Посмотрим.

На лице девочки явно читалось сомнение. В тусклом свете ночника, сделанного в виде Винни Пуха, Гас чувствовал себя как на допросе с пристрастием. Всего десять секунд сурового молчания дали ему совершенно новое представление о проницательности единственного ребенка в семье, который проводит с взрослыми больше времени, чем другие дети. Шесть лет воспитания у весьма деловой няни, насквозь видевшей любые уловки, также не повредили дочери.

— Куда она поехала? — спросила Морган.

— Это ее секрет. Она не сказала.

— Почему она не взяла меня с собой? У Гаса стиснуло горло.

— Просто ей надо все сделать самой, родная. Вот так. Иногда бывают вещи, которые взрослым приходится делать самим.

Морган ответ явно не удовлетворил. Гас придвинулся, подталкивая дочь к подушке.

— Ну-ка давай снова заснем.

Морган послушно легла. Гас чувствовал ее напряжение и неуспокоенные страхи. Он ласково погладил дочь по голове.

— Просто закрой глазки и спи.

Девочка закрыла глаза, но веки трепетали. Гасу было интересно, о чем она думает. Она, конечно, задавала толковые вопросы. Пожалуй, Морган могла бы управиться со свидетелем лучше половины так называемых специалистов по выступлениям в суде из его юридической фирмы. В особенности один вопрос засел у Уитли в уме. Тот, который Морган с таким трудом задала. Тот, на который Гасу было труднее всего ответить.

Если Бет решила оставить его или если она просто хотела привлечь его внимание, то почему не взяла с собой Морган?

Он сидел рядом с дочерью, смотрел, как она засыпает, и искал ответ, которого, кажется, не было.

Из морга Энди отправилась прямо домой. Она размышляла. Гас в общем-то не дал им достаточно подробностей для проверки ее теории «парных» убийств. Однако она не приняла идею Кесслера о том, что Уитли умышленно хитрит. Гас и его жена просто стали чужими друг другу, продолжая жить под одной крышей.

Почему-то это казалось таким же грустным, как и исчезновение Бет.

В половине двенадцатого Энди отправилась спать, однако ночь ей предстояла беспокойная. Она очень нервничала из-за встречи с Викторией Сантос в аэропорту. Завела два будильника, чтобы наверняка не проспать. Если вообще уснет. Энди лежала, уставившись в потолок широко открытыми глазами. Постель казалась какой-то не такой. Хотя Рик формально не переезжал сюда, уже несколько месяцев они почти каждую ночь спали вместе. И не имеет значения, что у нее один из этих дорогих матрасов, на который можно уронить мяч для боулинга, и спящий рядом даже не почует. Когда привыкаешь спать с кем-то, всегда чувствуешь, что остался один.

К полуночи ее мысли перешли от Рика к Гасу, потом к жене Гаса. Вполне возможно, что с Бет произошло нечто ужасное. Хотя нельзя отметать и другую возможность. Энди знала, как больно быть почти замужем за человеком, который на самом деле тебя не любит. Можно только предполагать, что готова сделать женщина, потратив десять лет на жизнь, которая оказалась ошибкой. Конечно, на долю Энди выпало больше, чем просто одинокие субботние вечера. И все-таки нет ничего хуже одиночества вдвоем.

Энди проснулась по будильнику, совершенно не отдохнув, не в силах отличить кошмары от проблем, тревоживших ее наяву. Когда она оделась и собиралась выходить, на порог лег утренний вторничный выпуск «Сиэтл пост интеллиджен-сер». Энди наступила прямо на газету, выходя из двери, и чуть не споткнулась о кричащий заголовок: «ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА СЕРИЙНОГО УБИЙЦЫ». Ниже — шрифтом поменьше: «Возможно, убийства совершаются парами».

Энди развернула газету и впилась в передовицу. Итог она подвела двумя словами вслух от себя:

— Вот дерьмо.

Виктория Сантос должна была прилететь в аэропорт Сиэтл-Такома через тридцать пять минут, поэтому Энди села в машину и по сотовому позвонила домой Айзеку Андервуду. Она знала, что он ранняя пташка и, возможно, сейчас читает газету и давится кукурузными хлопьями.

— Айзек, привет, это Энди. Уже смотрел утренний выпуск?

— Только что. Не лучший из твоих ходов, Энди.

— Айзек, клянусь тебе. Не знаю, как это попало в газету. Всю ерунду насчет пар я придумала только вчера вечером. И не говорила никому, кроме Кесслера. Я бы никогда не проболталась без предварительного одобрения начальника.

— Верю. Проблема в том, что выглядит это так, будто ты хочешь обставить криминального психолога ОПР. Виктория Сантос будет не в восторге. Вчера перед ней находилась чистая доска. Теперь ты ограничила ее теорией, которую она может счесть глупой.

— Что мне делать?

— Во-первых, не дрейфь. Во-вторых, немедленно посмотрись в зеркало. Если обнаружишь, что лицо посинело, напомни себе, как надо дышать.

— Я серьезно. У меня меньше часа до встречи.

— Хочешь, чтобы я поговорил с ней?

— Нет. Это мой прокол. Я все улажу.

— Другого ответа я и не ждал. И вот что. Я знаю, что у тебя мало времени, но было бы неплохо понять, как это просочилось.

— Я позвоню Кесслеру.

— Хорошо. Будь осторожна.

— Что ты имеешь в виду?

— Я с ним хорошо лажу, однако это не всем удается. Когда я работал в управлении, люди говорили, что он всегда в боевой готовности. Кидается в драку по поводу и без.

— Я уже в курсе.

— Знаешь, если кто-то может сбить с него спесь, так это ты.

— Спасибо, босс.

Энди дала отбой. Утреннее движение с каждой минутой становилось все напряженнее. Поглядывая одним глазом на дорогу, она вытащила из сумочки визитку Кесслера и позвонила по домашнему телефону. Ответила жена и сказала, что супруг в душе.

— Пожалуйста, позовите его. Это чрезвычайно важно. Сворачивая к аэропорту, Энди подрезала фургон. Наконец Кесслер подошел к телефону.

— Привет, — сказал он. Как-то хамовато.

— Дик, не хочу никого обвинять, но как содержание и итог нашего вчерашнего разговора в кабинете для вскрытия попали в утреннюю газету?

— Я им позвонил.

— Не сказав мне?

— Я убежденный сторонник сотрудничества с прессой в ходе расследования преступлений. Виктория Сантос тоже. Я слушал ее лекции.

— Я не спорю с концепцией, — сказала Энди. — Но тиражирование непроверенной теории может подсказать какому-нибудь психу идею претворить ее в реальность. Черт, вы даже не приняли эту теорию, когда я ее впервые высказала.

— Чем больше я думал, тем больше видел в ней смысла.

— Нам следовало бы по крайней мере подождать агента Сантос.

— Теперь уже поздно. Внутренние отношения в ФБР — ваша проблема, а не моя.

— Верно, — сказала Энди. — Я просто надеялась, что мы могли бы начать получше.

— Об этом надо было думать раньше — прежде, чем вы начали отпускать нахальные замечания по поводу того, кто в моей семье покупает бакалею.

— Да ладно, Дик. Давайте не мелочиться.

— Я не мелочусь. На самом деле я оказываю вам услугу. Эта утечка информации предоставляет прекрасную возможность узнать с самого начала, верны ли слухи.

— Какие слухи?

— Как я слышал, у Сантос есть черта, которая омрачает ее блеск.

— Настойчивость? — спросила Энди с надеждой.

— Самомнение. В добрый час, детка. Позвони мне, когда ее королевское величество будет готово к встрече.

Энди швырнула телефон на пассажирское сиденье и посмотрела в зеркало заднего обзора.

— Дыши, — напомнила она себе, подъезжая к аэропорту.

8

Морган, одетая для школы в клетчатый джемпер и наколенники, спала на кушетке в кабинете Гаса. Отец разбудил ее раньше обычного, одел в школьную форму и взял с собой на работу. Девочка уснула, как только они приехали в деловой район — это было уже больше двух часов назад, еще до рассвета. Гас ухитрился, не разбудив дочь, подняться на лифте и уложить ее на кушетку. Занятия в школе начинались в девять, но ему надо было находиться в конторе до семи. Он приехал вовремя, притащив с собой сонного ребенка.

В восемь пятнадцать глаза девочки моргнули, она зашевелилась. Гас поднял взгляд от заваленного бумагами стола. Он никогда раньше не видел, как Морган просыпается, — по крайней мере не весь очаровательный процесс. Какой контраст со взрослым вскакиванием по будильнику. Это напоминало замедленную съемку распускающихся цветов. Девочка зевнула, как медвежонок, стряхивающий зимнюю спячку, отмахиваясь от солнечных лучей, льющихся через восточное окно большого углового кабинета.

Морган соскользнула с кушетки и пошла прямо к окну, притянутая видом с сорок девятого этажа.

— Ух ты! Как с телебашни «Космическая игла».

Она прижалась носом к стеклу, уставившись на заснеженную гору Рейнир. Гас грустно улыбнулся и внутренне поежился. За шесть лет Морган ни разу не была в кабинете отца.

— Неудивительно, что ты живешь здесь. — Окно затуманилось от дыхания девочки.

— Это просто кабинет, родная. Папа не живет здесь.

— Мама говорит, что живешь.

Эти слова резанули Гаса. Нет смысла спорить.

Морган отошла от окна. Ее внимание привлекла разноцветная коллекция резных деревянных лошадок на столе. Она взяла одну. Гас вскочил раньше, чем дочь успела схватить остальных.

— Это не игрушки, голубушка.

— А похожи на игрушки.

— Потому что когда-то они были игрушками. Теперь это антиквариат. Очень дорогие вещи. — Гас взял резного чистокровку и поставил обратно на стол.

— Ты сегодня отвезешь меня в школу?

— Вроде того.

В дверях появился молодой человек:

— Готовы, мистер Уитли?

Морган подняла голову, словно спрашивая: «Кто это?» Гас опустился на одно колено, чтобы посмотреть дочери в глаза.

— Морган, это Джереми. Он очень хороший. Работает с почтой. Он возьмет папину машину и отвезет тебя в школу.

— А почему не ты сам?

— Не могу. Не сегодня.

— А почему мама не может?

— Я уже говорил вчера вечером. Мама на время уехала. Морган нахмурилась.

— Она заберет меня?

— Не знаю. Увидим.

Морган молча опустила голову. Гас не знал, надо ли что-то говорить еще или, может быть, просто обнять ее. Он встал и подал Джереми ключи от машины.

— Ей надо в «Бертши».

— Куда?

Джереми был не из тех, кто знал дорогу в начальную школу, где плата за обучение обозначается пятизначной цифрой. Гас быстро развернул на столе карту.

— Это на Десятой авеню. Легко найти. Веди осторожно. И она должна ехать на заднем сиденье.

— Нет проблем.

Морган по-прежнему была заметно расстроена. Гас одним пальцем поднял ее подбородок.

— Ну, не надо кукситься, ладно? Обещаю: если мама не заберет тебя сегодня днем, я заберу сам. Договорились?

Девочка стиснула нейлоновый ранец, ничего не говоря. Гас поцеловал ее в щеку.

— Можешь обнять папу?

Ее руки не двинулись. Гас все-таки обнял дочь, но она не шевельнулась в ответ. Уитли встал, ему было неудобно перед Джереми.

— Вам лучше двигаться. Ей надо к девяти часам. Джереми повел Морган к двери. Гас смотрел, как они прошли мимо стола секретарши перед кабинетом и вышли в коридор. Инстинкт подсказывал ему вести себя с Морган нормально, пока полиция не сообщит что-то новое, не говорить ничего, что могло бы напугать дочь. Проблема заключалась в том, что Гас плохо представлял, что такое «нормально» в отношениях между ним и Морган.

Уитли закрыл дверь и пошел обратно к столу. И замер на полушаге. Его внимание привлекла коллекция лошадок. Одной не хватало. Той, с которой играла Морган.

Сначала он заглянул под стол. Ничего. Проверил кушетку, где дочь сидела, проведя рукой между подушками. Нашлась пара ручек, потерянная монетка. Но никаких резных лошадок.

Он посмотрел в окно, сосредоточившись на оставшихся на стекле отпечатках ладошек Морган. Его медленно охватывала тревога, однако заключение было неизбежным.

Родная дочь только что обокрала его.

Энди вошла в главный терминал через вход «Америкен эйрлайнс». Солнце еще не взошло, но в аэропорту жизнь била ключом. В предрассветный час аэропорт походил на инь и ян. Половина людей торопилась на рейсы, означавшие для них начало дня, и была полна энергии. Другая половина прибывала откуда-то издалека после долгого ночного путешествия и напоминала зомби. Энди оказалась где-то посередине противоположностей: вся в возбуждении из-за нового задания, однако раздосадованная из-за сомнительного начала. Она еще не решила, что сказать Виктории Сантос об утечке информации в прессу, но придумать что-то надо было быстро. По всему терминалу, чуть ли не через каждые пятьдесят футов, стояли газетные киоски с заголовками, кричавшими о серийном убийце. Энди сунула экземпляр «Сиэтл пост ин-теллидженсер» под мышку, вместе с толпой двинувшись к выдаче багажа.

И замерла у турникета. Перед ней стояла Виктория Сантос.

Знаменитость была одета в удобные для долгого полета слаксы и свитер, и все-таки Энди сразу же узнала ее. Сантос была в некотором роде легендой ФБР, особенно среди женщин-агентов. Много лет назад она сделала себе имя в отделе по розыску педофилов и серийных убийц. Благодаря составленным ею портретам — и тяжелому труду — было раскрыто знаменитое дело «собирателя языков» — череда жутких убийств по всей стране, связанных между собой чудовищным пристрастием убийцы: он вырезал языки жертв. Это был первый из многих успехов. К тому времени как Энди встретила ее в первый и единственный раз — на спецкурсе, который Сантос вела в академии, та считалась одним из самых известных контролирующих специальных агентов.

Ростом Виктория Сантос была немного выше Энди, и взгляд ее по-прежнему оставался таким же напряженным. Еще месяц назад одной из самых замечательных черт женщины-агента были длинные темные волосы. По слухам, она отрезала их до плеч в сорок пятый день рождения. И не пошла к какому-нибудь дорогому стилисту, а просто схватила ножницы из ящика стола и все обкорнала.

Ни для кого не было секретом, что у криминальных психологов одна из самых высоких степеней нервного истощения в Бюро. Ходили разговоры, будто Виктория «забиралась в голову» слишком многих психопатов, заглядывала в глаза слишком многих бездыханных жертв.