— Мы будем искать столько, сколько потребуется. И оба посмотрели на Энди.
— Все правильно, — сказала она. — Столько, сколько потребуется.
Лицо Морган словно бы чуть-чуть просветлело. Маленькая взрослая снова стала походить на ребенка, хотя на сердце у нее, несомненно, было тяжело.
— Папа, можно, я покормлю золотых рыбок?
— Конечно.
Слегка улыбнувшись Энди, Морган встала из-за стола и выскочила в коридор.
— Смотри не перекорми их, — крикнул Гас вслед, но девочка не ответила. Он посмотрел на Энди: — Если эти рыбки вырастут, друзья Вилли устроят демонстрацию у меня под дверью, требуя освободить их.
Энди улыбнулась. Гас посмотрел на свой пустой бокал и спросил:
— Хотите каберне?
— Не могу. Я на работе. Да и в любом случае предпочитаю не пить в будние дни.
— Я тоже. Обычно.
— Понимаю.
Гас ушел на кухню за вином. Оставшись одна за столом, Энди разглядывала богатую обстановку, обдумывая при этом, как, не оскорбляя Уитли, удостовериться, что он действительно выплатит обещанную награду. Хрустальная люстра — несомненно, штойбен или баккара. В старинном застекленном шкафчике красного дерева у стены напротив выставлен фарфор. Роспись сначала ставила в тупик: все тарелки казались разными. Потом Энди поняла, что каждая тарелка — маленькая часть большой картины, изображающей Адама и Еву в райском саду. Словно кто-то вырезал из огромной картины двенадцать кружков, вставил в тарелки и выбросил остальное. Эффект был впечатляющий, как от музейного экспоната. «Этого одного хватит, чтобы покрыть большую часть награды…»
— Вы видели мое объявление в сегодняшней газете? — спросил Гас, вернувшись в столовую.
— Да, — ответила Энди. — Хорошо, что вы заговорили об этом.
— Я думал, вы будете довольны.
— Премия в четверть миллиона долларов кажется немного чрезмерной, вы не находите?
— Если это поможет вернуть Бет, то нет.
— Не сомневаюсь. Но может быть, хватило бы и сотни тысяч.
— Я не ищу выгоды. Я пытаюсь вернуть жену.
— Я знаю. Только в слишком щедрой награде плохие парни могут почуять запах лишних долларов.
— Не понимаю.
— Это потому, что вы рассуждаете как жертва. Вам нужно рассуждать как преступник… как похититель. Выкупа еще не требовали, но могут потребовать в любой момент. Представьте себе: вот похититель сидит где-то и прикидывает, сколько потребовать. Универсальной формулы тут нет. Возможно, для него четверть миллиона долларов — хорошая сумма. Ему кажется, что это куча денег. Потом он берет сегодняшнюю газету и видит, что вы предлагаете двести пятьдесят в награду первому встречному. И тогда бандит начинает целить гораздо выше.
— Я не подумал об этом.
— Вот почему так важно, чтобы вы больше не делали ничего подобного, не позвонив предварительно мне.
Это прозвучало немного резче, чем хотелось Энди.
— А вы, похоже, разозлились, — заметил Гас.
— Я только хочу, чтобы мы лучше понимали друг друга. Я знаю, вы по натуре человек активный, но лучше, чтобы вы советовались со мной, прежде чем что-то сделать. Согласны?
Гас кивнул. Энди явно заставила его перейти к обороне.
— Ладно. На это я могу согласиться. При условии, что информация будет идти в обе стороны.
— Я все время держала вас в курсе.
Он поднял бровь:
— Да ну?
— Да, насколько могла.
— Тогда скажите, что там с отпечатками Бет.
— Я вам говорила. Мы нашли пальчики на телефоне.
— Спасибо. Вы сейчас прямо как сержант Джо Фрайди из сериала «Только факты, мэм». А можете пойти дальше фактов и сказать, что думаете?
— Мы думаем, что отпечатки принадлежат вашей жене.
— Ну же. — Гас прищурился. — Не ловчите. Вы же должны были построить какую-то теории о том, как они туда попали.
— Извините, некоторые аспекты расследования должны оставаться конфиденциальными.
— Даю слово, что не работаю на «Ньюсуик».
— Я серьезно. Есть вещи, о которых я никому не должна говорить. Даже семье жертвы.
— Ах да, я и забыл. Одиннадцатая заповедь, не так ли? Или, возможно, дополнение к «Великой хартии вольностей», принятой, дай Бог памяти, в 1215 году. Или нет… а, вспомнил. Это просто административная чушь, выдуманная каким-то бюрократом из правоохранительных органов.
Энди кивнула, не обижаясь на насмешку:
— Туше.
Гас пригубил вино, потом посерьезнел.
— Вы же понимаете, как мне важно знать.
— Разумеется, понимаю.
Он вдруг напрягся. Во взгляде не было ни враждебности, ни даже раздражения. Гас просто не мигая смотрел на Энди.
— Прошлой ночью я не сомкнул глаз. Всю ночь после вашего звонка. Все думал об этих отпечатках, пытался представить, как они, черт побери, туда попали. Моей первой мыслью было, что случилось худшее. Мне казалось, что он привез Бет к телефону, заставил набрать номер, а потом убил и ее тоже.
Энди не могла сказать все, но и не могла позволить Уитли мучаться.
— Мы обшарили все окрестности — искали вторую жертву. Кроме отпечатков Бет — ничего.
— Что подсказывает ряд других, не столь приятных возможностей.
— Например?
— Он привез ее туда, чтобы запугать. Разрешает позвонить домой, набрать номер дочери и выбить их тайный код. И как раз в тот момент, когда Бет думает, что, может быть, он отпустит ее, убийца показывает ей другую жертву, висящую на дереве, объясняя таким образом, что с ней будет, если муж не удовлетворит его требования.
— Какие требования? — встревожилась Энди. — Вы ничего не говорили о требованиях.
— Расслабьтесь. Ничего еще нет. Но как вы сами сказали, выкуп могут потребовать в любой день.
— Это так.
Гас одним глотком допил вино.
— Итак, для человека, у которого все внутренности стянуло в узел, я предложил вполне неплохую теорию. Вам не кажется?
— Неплохую.
— У вас есть что-то получше?
Энди не была обязана отвечать, но внезапно ей показалось, что Уитли имеет право знать. Слишком заметным было его страдание.
— Получше — нет, — ответила она. — Просто другая.
— В каком смысле?
— Вам это не понравится.
— Испытайте меня.
— Это маловероятно, но исключить нельзя.
— Слушаю.
— Нам кажется, над произошедшим стоит подумать в свете истории вашей жены.
— Истории?
— Булимия, кражи, послеродовая депрессия, ложные обвинения против вас. Ее общая психическая неуравновешенность.
— He понимаю, каким образом это объяснит, как ее отпечатки пальцев оказались на телефоне-автомате в Орегоне.
Энди заколебалась. Это была теория Лундкуиста, и сама она эти построения не принимала. Ей было неприятно даже повторять их.
— Отсюда следует возможность, что она была там добровольно.
— Что такое вы, черт побери, говорите? Бет — сообщница?
— Это маловероятно. Но возможно.
— Это нелепо.
— Зато могло бы объяснить, почему она жива. Если жива.
— Моя жена не убийца.
— А также становится понятно, почему не требуют выкуп.
— Вы серьезно обдумываете эту версию?
— Теорию.
— Чудовищную теорию, — резко сказал Гас.
— Искренне надеюсь, что вы правы.
— Я знаю, что прав. — Его лицо вспыхнуло и от вина, и от адреналина. Пару минут Гас молчал, слепо уставившись на пустой бокал. Наконец заговорил снова, хотя на этот раз уже не так уверенно: — Этого просто не может быть.
33
В среду Энди решила начать с самого начала — с жертвы номер один.
Опасаясь за судьбу жены Гаса, они занимались в основном похожими на Бет Уитли жертвами три, четыре и пять. Но если Бет сообщница, то, может быть, ответ надо искать у мужчин, которых убили раньше.
Рано утром Энди приехала к дому 151 по Чатем-лейн, где жил покойный Патрик Салливан. Это был первый из двух кареглазых разведенных мужчин пятидесяти одного года от роду, водивших «форд»-пикап, которым надели наручники в гостиной, потом удавили на диване и ударили ножом ровно одиннадцать раз. Большая разница с тремя женщинами, найденными повешенными на деревьях. Если бы не одна и та же тройного плетения желтая нейлоновая веревка в три четверти дюйма, полиция никогда бы не установила связь.
Энди провела в доме Салливана больше часа, делая заметки — и на бумаге, и мысленно. Экскурсоводом работал детектив Кесслер. Расследуя убийство, он несколько раз тщательно обыскивал дом.
Около девяти часов они закончили и направились к пустому дому Виктора Миллнера, жертвы номер два. Дом стоял недалеко от реки Саммамиш в округе Кинг — районе, пользовавшемся популярностью у любителей полетов на воздушных шарах, мирно паривших в небе в летние дни или ясные осенние вечера. Другое дело — зима. С самого утра день был неопределенно-серым, и единственная разница заключалась в степени пасмурности. О ветре не стоило и говорить. Легкий туман скорее плавал в воздухе, чем оседал моросью, не давая достаточных оснований открывать зонт. Все вокруг казалось темнее, чем обычно. Чернее асфальт. Зеленее брезентовые навесы. Мрачнее настроение.
Энди остановилась, чтобы лучше видеть общую картину. Сравнительно новый одноквартирный дом — еще одна коробка, порожденная строительным безумием, за последние двадцать лет утроившим население Редмонда. Структурно сооружение походило на все новые каркасные дома этой серии. Самым поразительным, однако, было то, насколько здание напоминало дом первой жертвы, расположенный за много миль оттуда, в другой части города, с совершенно иными соседями. Сходство заключалось не в архитектуре или общем замысле. В деталях. Зеленый навес перед гаражом. Деревянные цветочные ящики на подоконниках. Вьющиеся по стене растения и решетка вокруг крыльца. Энди читала полицейские рапорты, отмечавшие любопытное сходство, но слова могли создать у читателя впечатление простого совпадения. Фотографии тоже не передавали ощущения. Личный визит не оставил места для сомнений. Да, у убийцы весьма специфические критерии выбора.
Он создает психологические портреты жертв.
— Так и будешь стоять под дождем? — спросил Кесслер. Энди вздрогнула, ее сосредоточенность нарушилась.
— Прости, что?
— Ты собираешься входить?
— А-а, да, конечно.
Она прошла за детективом по тротуару и поднялась на три ступеньки крыльца — столько же, сколько в том, другом, доме. Кесслер отдернул полицейскую ленту и полез за ключом. В это мгновение Энди сосредоточилась на одном из главных различий между двумя местами преступлений.
— Нет насильственного вторжения, — подумала она вслух.
— Это отмечено в рапорте первого полицейского, — заметил Кесслер. — И не должно бы стать новостью для тебя.
— Это не новость. Просто немного меняется перспектива.
— В смысле?
— Один из моментов, которые Виктория Сантос пыталась согласовать, был факт, что в доме Салливана замок сорван, а дверь выломана. Здесь нет признаков насильственного вторжения. Однако место преступления выглядит совершенно таким же.
— Возможно, все так, как и определила Сантос. В первый раз он вломился в дом, во второй — заболтал хозяина и вошел спокойно. Оба мужика оказались в наручниках. Когда жертва под контролем, следует один и тот же ритуал.
— Это объяснение имеет смысл, если пытаться понять, почему работающий в одиночку убийца изменил манеру входить.
— У тебя на уме что-то еще?
— Просто проверяю теорию моего начальника о сообщнике.
Кесслер, ухмыляясь, покачал головой:
— Послушай, я из тех, кто последним вычеркивает потенциального подозреваемого из списка — когда деваться уже некуда. Да только Бет Уитли не может быть подружкой серийного убийцы.
— У меня была точно такая же реакция. Сначала. Но мы должны учитывать улики. Один сценарий предполагает, что некие уловки, с помощью которых убийца попал в дом во второй раз, не сработали с первой жертвой. И ему пришлось применить силу.
— Может быть, первая жертва была осторожнее второй. Больше здравого смысла.
— Возможно, — сказала Энди.
— Или первый блин вышел комом. Тренировка, как известно, путь к совершенству. Во второй раз он чуточку отточил свои приемы. И с жертвой номер два оказался убедительнее.
— Или, может быть, во второй раз с ним действовал помощник.
Кесслер медленно кивнул, видимо, уловив намек.
— Вроде привлекательной женщины лет тридцати пяти, которая может постучаться в парадную дверь, сказать, что у нее сломалась машина, и попросить разрешения позвонить. Мужчина пятидесяти одного года охотно откроет дверь терпящей бедствие красивой женщине.
— Да и женщина откроет, если на то пошло. И снова Кесслер понял Энди:
— Как в случае со следующими тремя жертвами.
Они обменялись долгими взглядами, словно каждый ждал, что другой скажет, будто это смешно. Но оба промолчали. Кесслер заинтригованно поднял бровь:
— Итак, куда это нас приводит?
Энди смотрела, как он повернул ключ и открыл дверь. Словно вскрыл могилу. Темную и немую. Из гостиной словно доносился запах смерти.
— В замешательство, — сказала она, входя.
Гас не выбирался из дома весь день. Он сидел и ждал звонка. Бет. Ее похитителя. Кого-то, откликнувшегося на объявление.
Объявление было снова напечатано в утренней «Сиэтл пост интеллидженсер» — такое же, как во вчерашней «Тайме». Вариант поменьше появится завтра и в «Портленд орегонер». В конце концов, отпечатки пальцев Бет оказались на телефоне-автомате в этом штате. Агент Хеннинг просила согласовывать все с ней, но она же сказала, что ФБР считает его жену возможной сообщницей. Для Гаса это изменило ситуацию. Надеяться теперь можно лишь на себя. Поэтому он связался в своей юридической фирме с одним из компьютерных спецов, который помог разместить фотографии Бет, информацию и предложение награды в нужных местах в Интернете. Гас даже купил баннеры у «Америка онлайн» и других крупных провайдеров. Следующие сутки его объявление будет возникать среди полудюжины иконок на экранах начинающих работу пользователей. Люди не прочитают само объявление, если не откроют его, «кликнув» на иконке, так что пришлось мыслить творчески. В конце концов Гас выбрал «Получи 250 000 долларов!». Возможно, это было немного скользко, однако следовало заставить пользователя «кликнуть» и прочитать. Фраза «Видели ли вы этого человека?» не так привлекала внимание.
На самом деле потрачено впустую было всего около часа за день. Именно столько потребовалось, чтобы дождаться ответа на свой звонок в фирму. Позвонить было надо, поэтому нельзя сказать, что время совсем уж прошло зря. Но и на достижение это тоже не походило. Гас добровольно передал дела другим партнерам, чтобы сосредоточиться на поисках Бет. Теперь у него оставалось очень мало юридических обязанностей. А бескровный переворот на прошлой неделе переложил все его административные функции на Марту Голдстейн. Впервые в жизни Гас не был ключевым игроком в фирме.
В каком-то смысле это давало ощущение свободы: знать, как легко он может отказаться от обязанностей и послать все к черту, если захочет. Никто не пострадает — ни фирма, ни клиенты. С другой стороны, такая свобода не слишком льстила самолюбию. Это напомнило и о «мятеже», случившемся в «Престон и Кулидж» несколько лет назад. Тогда Гас оказался возмутителем спокойствия, решив баллотироваться на пост управляющего партнера в сравнительно молодом возрасте — в тридцать восемь лет. Он бросил вызов собственному руководителю, старшему партнеру, за плечами которого было больше двадцати лет работы. Одиннадцать других старших партнеров угрожали уйти в отставку, если Гаса выберут. Гас рискнул. И выиграл. Старая гвардия осуществила угрозу. Партнеры ушли в гневе и открыли конкурирующую фирму в доме напротив. Они сделали все, что могли, дабы причинить вред тому, что осталось от «Престон и Кулидж». Поносили Гаса в газетах. Предлагали работу в руководстве своей фирмы молодым коллегам. Пытались переманить клиентов. Их действия вызвали хаос и панику. Дня на два. Потом репортеры перешли к более интересным для печати историям. Юристы вернулись к юридической практике. Клиенты никуда не ушли. Понадобилось около недели, чтобы болтовня у поилки переключилась с вопроса «Думаете, мы сумеем?» на «Думаете, эти старые дураки уцелеют?». Через месяц уже казалось, будто печально известная «гериатрическая дюжина» никогда не работала в фирме, их влияние ощущалось не больше чем у покойных господ Престона и Кулиджа, основавших компанию сто лет назад. В этом и есть прелесть организации. Незаменимых людей нет. И Гас не исключение.
— А вот и мы, — объявила Карла, входя в дом. В руках у нее были сумки с едой. За сестрой Гаса шла Морган, тащившая сумку поменьше.
Уитли встретил их на кухне.
— Привет, Морган.
— Привет, — тихо ответила она.
— А можно поцеловать папу в честь встречи?
— Я сейчас жутко грязная. Мне надо умыться перед обедом. — Девочка выскользнула из комнаты раньше, чем Гас смог придумать ответ.
Он беспомощно взглянул на Карлу:
— Мне только кажется, или я действительно теряю с ней связь?
Карла поставила сумки на стойку и сняла куртку.
— Она сегодня немного расстроена.
— Из-за объявления?
— Вероятно, отчасти из-за этого.
— А что еще?
— Я не смогла ничего добиться, но, кажется, ей что-то сказали в школе.
— Что?
— Не знаю. Дети умеют говорить гадости.
— Может, мне поговорить с Морган?
— Я бы пока не трогала ее. Я пыталась разговорить ее в машине. Она еще не готова.
Гас неохотно кивнул:
— Ладно. Позже.
Они вместе разгрузили сумки. Карла напоминала машину: вытаскивала вещи короткими, резкими движениями, только что не кидая их на стойку.
— Ты из-за чего-то сердита? — спросил Гас.
— Я думала о том, что ты сказал утром.
— Я сказал… что же?
— Что полиция рассматривает возможность, будто Бет как-то сымитировала собственное похищение. Это просто выводит меня из себя.
— Надеюсь, они не потратят на эту версию слишком много времени.
— Ты знаешь, что потратят. Так всегда бывает.
— Как бывает?
— У всех всегда и во всем виновата Бет.
— Да брось ты, никто такого и не говорил. Сумка опустела. Карла посмотрела прямо на Гаса:
— Зато именно так все действуют. Как и пять лет назад, когда у вас был этот… взрыв. Бет сошла с ума. Бет нужен психиатр. Всегда виновата она.
— Сейчас совсем не то, что пять лет назад.
— А в чем разница?
— Например, я не серийный убийца.
— Это только количественное различие. Оба раза Бет была жертвой.
— Она меня ложно обвинила.
— Нет, ты довел ее.
Гас сердито сложил бумажный пакет, затолкал его в сервант и захлопнул дверцу.
— Карла, мне казалось, мы покончили с этим. Она глубоко вздохнула:
— Прости. Я не виню тебя. — И после паузы добавила: — Во всяком случае, не больше, чем ты винишь себя сам.
— И что это значит?
— Да ладно. А награда в двести пятьдесят тысяч долларов? Даже агент ФБР сказал тебе, что это чересчур. Чем это вызвано? Любовью?
— Откровенно говоря, да.
— Ты хочешь, чтобы все видели, как ты ее любишь.
— Я не пытаюсь ничего доказать, если ты на это намекаешь.
— Людям, которые чувствуют себя виноватыми, всегда надо что-то доказать.
Если бы это сказал кто-то другой, Гас взорвался бы. Но Карлу не одурачишь. Она — его родная сестра. И лучшая подруга Бет.
— Не понимаю, какой смысл в этом разговоре.
— Может быть, он поможет понять, почему родная дочь не захотела тебя поцеловать.
Гас задумался.
— Считаешь, она тоже винит меня?
— Ну конечно. И всегда будет. Поскольку ты сам все время хандришь и винишь себя.
— Я не хандрю. Я не переставал искать Бет с тех пор, как она исчезла.
— И это замечательно. Только я говорю об очень личных моментах, о том, как ты ведешь себя с Морган. Как смотришь на нее. Что ей говоришь. Что ты ей не говоришь. Вина льет с тебя ручьями.
— Я просто хочу, чтобы она знала, как мне жаль.
— Нет. Ты хочешь, чтобы Бет знала, как тебе жаль. Но так не получится. Морган не может простить тебя от имени Бет. И перестань смотреть на дочь так, словно она может. Этим ты только отталкиваешь ее еще дальше.
Гас подумал о своем покаянии у постели Морган и о ее ответе. Возможно, Карла, пусть и грубо, но говорит дело.
Когда зазвонил телефон, Гас вздрогнул. Потом ответил невозмутимым голосом.
— Я насчет этого объявления в газете. Говорила женщина.
Гас насторожился.
— Да?
— Я знаю Бет Уитли. И думаю, могу помочь.
— Кто вы?
— Ширли Бордж.
Гас порылся в памяти. Нет, в прошлом Бет это имя ему не встречалось.
— Откуда вы знаете Бет?
— Встречалась с ней.
— Где?
Женщина не ответила. Гас почувствовал пристальный взгляд Карлы. Она замерла, прислушиваясь и почувствовав настойчивость в голосе брата. Он спросил снова:
— Где вы видели ее?
Нет ответа. Голос Гаса стал жестче:
— Это розыгрыш?
— У вашей жены была булимия.
На мгновение он лишился дара речи. Она добавила:
— И она самая неразговорчивая воровка в округе Кинг. У него сжалось горло.
— Что еще вы знаете?
— Многое.
— Где она?
— Есть у меня мыслишка.
— Скажите мне.
— Ха-ха. Сначала договоримся.
— Если вы беспокоитесь о награде, то не надо. Я даже подпишу с вами контракт. Пообещаю заплатить четверть миллиона долларов, если информация, которую вы дадите, приведет к возвращению Бет.
— Неплохо бы.
— Где бы вы хотели встретиться? Она хмыкнула:
— В Мехико. Но думаю, лучше нам встретиться там, где я сейчас живу.
— Безусловно. Где это?
— Гиг-Харбор. Гас помедлил. — В…
— Угу. Я в Вашингтонском женском исправительном центре. А что, для вас в этом какая-то проблема?
— При данных обстоятельствах я бы сказал, что это только увеличивает доверие к вам. Я могу приехать сегодня же вечером.
— Хорошо. Только не приходите, если можете предложить одни деньги.
— Что вы хотите этим сказать?
— Здесь можно купить разве что жвачку. Я хочу слинять отсюда.
Гас застыл, не зная, что сказать.
— Не думаю, что могу…
— Я сейчас повешу трубку.
— Пожалуйста, подождите!
— Вы, похоже, в отчаянии, мистер Уитли.
— Моя жена пропала. Чего же вы ждете от меня?
— Тогда помогите мне. А я помогу вам.
— Я только пытаюсь сказать, что не могу договариваться о вашем освобождении. Это должны решать ваш адвокат, служба прокурора штата, исправительное учреждение и кого там это еще касается.
— Прекрасно.
— У вас есть адвокат?
— Ага. — Кто? — Вы. — Что?
— Вы же адвокат, верно?
— Д-да, но…
— Но вы никогда не занимались такими делами. Ну и что? Это вопрос влияния, а не опыта. У таких парней, как вы, масса влиятельных друзей. Гораздо больше, чем у того кретина — государственного защитника, из-за которого я сюда угодила. И вы ожидаете, что я обращусь к нему?
— Я только знаю, что вы требуете жутко много. Если вам нужны деньги, вы их получите. Однако в таком деле, как досрочное освобождение, я просто не могу ничего гарантировать.
— Вы можете гарантировать, что будете работать усерднее любого другого, чтобы добиться этого. Потому что на всем свете нет юриста, у которого был бы более сильный стимул вытащить меня отсюда.
Она говорила разумно. И Гас должен был по крайней мере попытаться.
— За что вы там?
— Сговор.
— Какой сговор?
— С целью убийства.
— Нелегко освободить из тюрьмы убийцу.
— Я здесь не за убийство. Это был сговор с целью совершения убийства.
— Что вы имеете в виду? Фактическим убийцей оказался кто-то другой?
— Я имею в виду, что никто никого не убивал. Был сговор. Просто план. Полиция пронюхала об этом раньше, чем кого-либо убили.
— Все равно это будет нелегко.
— Вы хотите, чтобы ваша жена вернулась, или нет?
— Разумеется, хочу.
— Тогда вытащите меня отсюда.
— Ладно. — Сердце Гаса колотилось. — Посмотрю, что тут можно сделать.
34
Дорога из Сиэтла в Вашингтонский женский исправительный центр напоминала по форме букву «J»: сначала по шоссе до Такомы, потом обратно к Гиг-Харбору, на западном берегу Пьюджет-Саунда. В хорошую погоду и при небольшом движении путь обычно занимал около двух часов.
Гас установил рекорд трассы.
Гиг-Харбор был портовым городком с, что называется, изюминкой. Множество очаровательных старомодных лавок, ресторанов и маленьких гостиниц, предлагающих «ночлег с завтраком» на одну ночь. Однако попасть туда можно было только через переправу Такома-Нэрроуз длиной в милю, где ветры хлещут по воде так яростно, что первый построенный здесь мост погнулся и свалился в море всего через несколько месяцев после открытия в 1940 году. Его заменили пятым по величине в мире висячим мостом, но по пути перед глазами Гаса пару раз вставало паническое видение «Трясущейся Герти», злополучной предшественницы, которая слишком сильно дрожала.
Недавно реконструированная тюрьма находилась за городом — раскинулась на нескольких акрах расчищенного вечнозеленого леса. Из двенадцати главных исправительных заведений штата Вашингтон ВЖИЦ был единственным, предназначенным исключительно для женщин. В тюрьме среднего и общего режима находилось около семисот женщин-заключенных, совершивших самые разные преступления — от кражи имущества до убийства.
Гас приехал, когда обычные часы свиданий давно закончились. Еще по дороге он позвонил Энди и рассказал о Ширли Бордж. Энди перезвонила в Управление исправительных учреждений. Услышав, что эта заключенная могла бы помочь поймать серийного убийцу, тюремное начальство весьма охотно разрешило встречу после официального закрытия.
Гас попал на территорию тюрьмы через строго изолированную приемную секцию — длинное строение, напоминавшее старые армейские казармы. Сотрудник провел его по коридору к зоне свиданий адвокатов с клиентами и зарегистрировал. Гас вошел в кабину номер один — маленькую комнатку с одним-единственным стулом. За спиной дверь. По обеим сторонам белые стены. Стеклянная перегородка отделяла Уитли от точно такой же комнаты со стороны тюрьмы. Там было пусто. Гас пододвинул стул поближе к стеклу и телефону на стойке. Он ждал.
По другую сторону послышался шум. Повернулась ручка, открылась металлическая дверь. Гас привстал, на мгновение забыв, что рукопожатия тут не будет. Потом опустился обратно на стул. Вошла Ширли Бордж. Женщина смотрела прямо на Гаса. Дверь у нее за спиной закрылась. Она молча села на стул, не сводя глаз с Гаса. Мгновение они просто изучали друг друга через разделительное стекло.
Бордж выглядела моложе, чем казалось по голосу. И гораздо симпатичнее, чем ожидал Гас. Белокурые с рыжиной волосы и загадочные карие глаза. Тонкое, очаровательное лицо, полные губы. Ей было ровно двадцать пять. Энди заглянула в полицейское досье и поделилась информацией с Гасом. Ширли осудили по обвинению в сговоре, но занималась она проституцией. Длинный шрам спускался от левого виска через всю щеку. Кто-то порезал ее — вероятно, бритвой. В глубине глаз Ширли все еще тлел гнев. Гас отвел взор, не желая так откровенно таращиться на старое ранение. Взгляд скользнул по ее шее. Во ВЖИЦ заключенные не носят форму, если не находятся в изоляции. На Ширли был мешковатый хлопчатобумажный тренировочный костюм с низко расстегнутой молнией воротника, так что была видна маленькая пурпурная татуировка на левой груди. Груди были круглые и крепкие, но татуировка — по-видимому, работа местного умельца — вызывала отвращение. И снова Гас попытался не таращиться, хотя в этой мерзости одновременно было и что-то притягательное.
Стук по стеклу заставил его вздрогнуть. Смущенный Гас поднял голову. К уху Ширли была прижата телефонная трубка. Гас поднял свою.
— Вам нравится татуировка? — спросила она. Он моргнул, смутившись еще больше.
— Простите. Я просто пытался разобрать, что это такое.
— А на что похоже?
— Что-то вроде цветка.
— Неплохая догадка. Это мои гениталии.
— Прошу прощения?
Она наклонилась вперед и ткнула пальцем, предлагая взглянуть поближе, словно на картинку в анатомическом атласе.
— Я знаю, это выглядит немного странно, но картинка точная. Мои малые половые губы здорово превосходят большие. Это называют распустившейся розой.
Гас не знал, что сказать.
— По-моему, я никогда не слышал о таком.
— Я тоже. Пока не оказалась взаперти с семью сотнями других женщин.
Он поморщился, что, похоже, доставило удовольствие Ширли.
— Думаете, я шучу?
— Откровенно говоря, мне наплевать. Я здесь, чтобы найти мою жену.
Ее улыбка стала лукавой.
— Вы меня удивляете. Я думала, раз вы женаты на воровке, то, может быть, питаете слабость к положению заключенных уголовников.
— Откуда вы столько знаете о Бет?
— Как вы собираетесь вытащить меня отсюда? — В пристальном взгляде Ширли не было презрения. Он собиралась просто обсуждать условия.
— Главная проблема в том, что я не могу сделать так, чтобы это произошло сейчас же. По пути сюда я говорил с представителями ФБР. Они не освободят вас из тюрьмы только потому, что вы утверждаете, будто владеете информацией, которая поможет раскрыть преступление.
— Значит, работы у вас непочатый край, верно?
— Да, но вам придется работать вместе со мной. Как и в любой сделке. ФБР надо знать, что они покупают. Следовательно, вам надо показать, что у вас есть.
— У нас сначала выкладывают наличные на комод, а уж потом показывают добычу.
— Это вам не притон. Вы не можете пройти дальше по улице до следующего клиента и заключить сделку получше. У вас лишь один покупатель. И этот покупатель устанавливает правила.
Ширли на мгновение задумалась, однако упрямства в ее взгляде поубавилось. Похоже, она начинала понимать.
— Значит, я рассказываю им, что знаю. Что потом?
— ФБР использует ваши сведения. Если они окажутся верными и помогут найти мою жену, они напишут письмо в комиссию по условно-досрочному освобождению с просьбой принять во внимание ваше сотрудничество на следующих слушаниях по досрочному освобождению.