К счастью, у досточтимой Фрины Фишер был чуткий сон. Она дремала почти всю дорогу, но когда ей в нос ударил тошнотворный запах хлороформа, у нее хватило рассудка понять: что-то стряслось, и присутствия духа, чтобы немедленно отреагировать.
      Фрина перегнулась через тело спящей служанки и компаньонки Дот и нашарила свою сумку. Чтобы ее открыть, ей пришлось потянуть изо всех сил – движения давались ей с трудом, словно она находилась под водой на глубине пяти морских саженей. Замок сумочки показался ей слишком замысловатым, и в конце концов она, ругаясь вполголоса и хватая ртом воздух, разорвала ее зубами и извлекла пистолет «Беретта» калибра.32, с которым путешествовала всегда, неверной рукой навела его на цель и выстрелом разбила окно.
      Оно разлетелось вдребезги, засыпав Фрину и Дот осколками стекла и впустив поток холодного воздуха.
      Фрина закашлялась и, шатаясь, поднялась на ноги. Она высунулась из окна и подождала, пока придет в чувство, а потом разбила еще одно окно. Поезд по-прежнему мчался вперед. В лицо ей летел дым. Что происходит? Фрина дотянулась до корзинки для пикников, нашла бутылку с холодным чаем и сделала освежающий глоток. Дот без сознания лежала на дорожной сумке, ее длинные косы растрепались. Фрина внимательно, с замиранием сердца, прислушалась к дыханию компаньонки. Но та дышала ровно, и казалось, просто крепко спала.
      Фрина намочила носовой платок остатками холодного чая и открыла дверь купе. В нос ударила волна хлороформа, так что ей пришлось отпрянуть. Она набрала побольше воздуха в легкие и задержала дыхание, а затем выбежала в коридор, потянула вниз окно и высунулась наружу. В поезде не было слышно ни шума, ни людских голосов. Фрина снова сделала глубокий вдох и кинулась к следующему окну – и так до тех пор, пока все окна не были раскрыты настолько широко, насколько это позволялось в поезде.
      В вагоне первого класса было четыре купе. Пока Фрина фланировала по коридору перед ужином, она успела разглядеть всех пассажиров: в первом купе – пожилая леди и ее компаньонка, издерганная дама с тремя сорванцами во втором и молодая пара в третьем. Фрина и Дот занимали четвертое купе, и это, возможно, объясняло, почему они пострадали меньше других, поскольку у первого купе запах казался еще сильнее и насыщеннее.
      Поезд остановился. Фрина услышала свисток и странный звук в начале вагона первого класса. Но вот взметнулись клубы пара, и поезд снова тронулся, причем так резко, что Фрина, еще нетвердо державшаяся на ногах, едва не упала на колени. Все еще кашляя и испытывая тошноту, она открыла окно в купе, где ехала молодая пара, потом в том, где расположилась дама с детьми. Наконец она добралась до первого купе, там запах был таким сильным, что резало глаза. Фрина снова закрыла нос мокрым платком, отчего на лице остались пятна чая, проскользнула внутрь и огляделась.
      Компаньонка лежала, распростертая на полу, сжимая в руке разбитую чашку, окно было уже раскрыто, а старая дама исчезла.
      И тогда Фрина сделала то, о чем давно мечтала. Она изо всех сил потянула за шнур стоп-крана. Поезд со скрипом остановился. Тут же из вагона-ресторана прибежал проводник и сразу закашлялся.
      – Это вы потянули шнур, мисс? – спросил он. – Ради всего святого, что тут стряслось?
      – Хлороформ, – объяснила Фрина. – Помогите мне вынести их на свежий воздух.
      Проводник позвал подмогу, и в вагон набилось еще несколько людей в форме, но они сразу же принялись кашлять и даже попытались сбежать.
      – Идиоты! – с трудом проговорила Фрина. – Закройте ваши дурацкие рожи мокрыми платками и помогите мне.
      – Я тут все улажу, мисс, – пообещал высокий симпатичный проводник. – Вы бы лучше сами вышли на воздух, пусть здесь хоть немного проветрится. Дайте мне руку, мисс, я помогу вам спуститься.
      Фрина чувствовала себя неважно, так что позволила снести себя по ступенькам и усадить в сторонке. Она в изнеможении опустилась на мокрую траву и была рада оказаться на свежем воздухе. Обстановка здесь казалась более реальной, чем в жаркой удушливой темноте вагона.
      Высокий проводник положил рядом с Фриной Дот, а потом и компаньонку старой дамы. Дот, не просыпаясь, повернулась, прижалась лицом к шее Фрины, почувствовала запах «Ночи любви», чихнула и открыла глаза.
      – Лежи спокойно, дорогуша, произошло странное событие. С нами все в порядке, а скоро станет еще лучше. Ага! Наконец-то догадались! – Фрина взяла из рук смышленого проводника чашку горячего чаю с сахаром и поднесла ее к губам Дот.
      – Вот, моя дорогая, сделай несколько глотков и снова будешь как огурчик.
      – О мисс, у меня такая слабость! Я что, лишилась чувств? – Дот отпила немного чая, и ей стало лучше, так что она смогла сесть и сама держать чашку.
      – Пожалуй, Дот, это можно сказать о каждом из нас. Кто-то, невесть почему, усыпил нас всех хлороформом. Мы-то с тобой были в последнем купе, и нам досталось меньше других, хотя, думаю, ты согласишься, что и это было сверх меры. Вот я доберусь до тех, кто все это подстроил, – продолжила Фрина, допивая чай и поднимаясь на ноги, – и они пожалеют, что родились на свет! Ну, тебе теперь лучше, Дот? Можно тебя оставить ненадолго? Хочу немного осмотреться.
      – Хорошо, мисс, – кивнула Дот и легла на влажную траву в надежде, что голова перестанет кружиться.
      Поезд остановился в кромешной тьме где-то на пути в Балларат. Вокруг простирались ровные, холодные и мокрые пастбища, стояла середина зимы. Фрина подошла к вагону, когда охранники выносили последнего пассажира – безжизненное жалкое тельце какого-то ребенка.
      – Такой остановки в расписании не было! – крикнула она стоявшему поблизости проводнику. – Что стряслось? Кто все это устроил?
      – Я думал, может, вы что заметили, мисс, ведь вы единственная не уснули. Хотя, похоже, и вы порядком наглотались этой гадости, – добавил он. – Вы уверены, что с вами все в порядке, мисс?
      Фрина с благодарностью ухватилась за предложенную руку.
      – Со мной все в порядке, просто я не очень твердо стою на ногах. Что будем делать?
      – Начальник поезда думает, что, когда пассажиры придут в себя, лучше поскорее загрузить всех обратно в вагон и доехать до ближайшего города. Там есть полицейский, и можно будет послать за доктором. Некоторым детишкам здорово досталось.
      – Что ж, пожалуй, это самый лучший план. Пойду посмотрю, не нужна ли моя помощь. Не подадите мне руку? Вы умеете делать искусственное дыхание?
      – Да, мисс, – ответил человек средних лет, любуясь бледным личиком под шляпкой клоше. – Я учился оказывать первую помощь.
      – Тогда пойдемте, нам есть кого спасать. В первую очередь следует позаботиться о детях и беременной женщине.
      При ближайшем осмотре Фрина обнаружила, что больше всех пострадал младший ребенок – самый отъявленный чертенок лет трех, которого она кляла весь прошлый день. Лицо мальчугана раскраснелось, казалось, он не дышал. Она взяла малыша на руки и слегка его сжала.
      – Дыши же, маленькое чудовище! – умоляла она. – Тогда я позволю тебе протанцевать на всех моих шляпах и выкинуть в окно туфли Дот. Дыши, наказание ты Господне, или я никогда себе этого не прощу! Ну же, малыш, дыши!
      Грудь слегка приподнялась и опустилась. Ребенок втянул воздух, закашлялся и снова примолк. Фрина еще раз надавила ему на грудь, и мальчик еще раз вдохнул. Между каждым вдохом повисала тревожная пауза, во время которой до мисс Фишер доносились стоны других пассажиров, приходивших в себя. Беременная женщина не могла унять рвоту и тщетно пыталась добудиться своего мужа. Маленькая ручка больно сжала Фрине нос, а сильные ножки задергались из стороны в сторону, то и дело лягая ее. Ребенок словно весь собрался для последнего усилия. Фрина затаила дыхание. Не предсмертная ли это судорога? Джонни сделал первый самостоятельный вдох.
      – А-а-а-а-а-а-а-а! – заорал он.
      Фрина рассмеялась.
      – Вот, возьмите его, – сказала она ближайшему проводнику. – Но будьте осторожны – его вот-вот вырвет.
      Проводник оказался человеком семейным и отреагировал на воспоследовавшее философски. Теперь все проснулись: женщина с детьми, беременная дама, ее муж и Дот. Все, кроме компаньонки пожилой дамы: у той была обожжена кожа вокруг носа и рта, и она, видимо, надышалась больше других, но ее сердце уверенно билось под рукой Фрины.
      – Прошу всех вернуться в вагон, – объявил проводник. – Сюда, дамы и господа, скоро мы вас всех устроим наилучшим образом. Это какая-то дурацкая шутка, и железная дорога берет на себя ответственность за все неприятные последствия. Позвольте предложить вам руку, мисс э-э…
      – Фишер. Досточтимая Фрина Фишер, – подсказала Фрина, опираясь на предложенную руку. – Я и в самом деле неважно себя чувствую. А как далеко до Баллана?
      – Минут десять, мисс, извините, что придется разместить вас в служебном вагоне, но во всем поезде не оказалось свободных мест.
      Фрина и Дот уселись рядышком прямо на полу возле пса на цепи и клетки со спящими цыплятами. Около них положили компаньонку старой дамы, остальные пассажиры вагона первого класса, смущенно поглядывая друг на друга, расселись вдоль стен.
      – Знаешь, старушка, ты выглядишь так, словно тебя за ноги протащили сквозь живую изгородь, – попробовал было пошутить молодой муж, но его попытка вызвала у жены настоящую истерику.
      Все десять минут, пока они ехали до Баллана, Фрина пыталась как-то урезонить дамочку, но в конце концов сама вымоталась до предела.
      – Если у вас в запасе есть еще подобные шуточки, я попрошу вас держать их при себе! – рявкнула она на мужа и как бы невзначай пнула его по ноге. – Мне есть чем заняться, вместо того чтобы успокаивать всяких психопаток. Ну вот, Дот, мы и добрались до Баллана, надеюсь, нас разместят здесь на ночлег, поскольку нам всем необходимо принять горячую ванну и переодеться, иначе мы долго не протянем.
      – В Баллане есть гостиница, – сказала мать сорванцов, ловя малыша Джонни, который вполне поправился и теперь тыкал пальцами в клетку с цыплятами. – Пойдем же, Джонни!
      – Пусть железная дорога за нас заплатит, – заявил молодой человек, покосившись на Фрину. – У меня нет наличных, чтобы расплатиться за ночлег.
      – Я могу вам ссудить, – предложила Фрина. – Не волнуйтесь. Вот идет наш замечательный проводник, чтобы освободить нас из заточения.
      Проводник и впрямь умел совершать чудеса за удивительно короткое время.
      – Если дамы и господа согласятся на время прервать свое путешествие, то смогут принять ванну и переодеться в гостинице, – возвестил он. – Проводники доставят багаж. Гостиница всего в сотне метров отсюда, мы отнесем туда больную даму.
      Фрина взяла одного ребенка, Дот другого, и они побрели по дороге к отелю «Баллан» – несколько претенциозной гостинице. На пороге их встретила дородная взволнованная хозяйка. Увидев, в каком состоянии пассажиры, она запричитала и сразу же приняла на себя заботу о детях.
      – Вторая комната, дамы, ванна для вас уже готова. Я велю посыльному отнести багаж в ваш номер, как только его доставят. Чай поспеет вскорости. За доктором я уже послала, он будет с минуты на минуту.
      Дот и Фрина заняли свою комнату, и мисс Фишер сразу же принялась стаскивать с себя влажную одежду. Дот отыскала ванну и указала на нее хозяйке.
      – Ты первая, тебе больше досталось, – распорядилась Фрина, и девушка поняла, что спорить бесполезно.
      Она сняла одежду и погрузилась в ванну, чувствуя, как мучительный холод покидает ее кости. Пока Дот нежилась, закрыв глаза, она слышала, как открывалась и закрывалась дверь номера, а потом раздался голос Фрины:
      – Поторопись-ка, дорогуша, а то еще заснешь! Я раздобыла чай и одежду.
      – Сейчас, – пообещала Дот и уступила ванну хозяйке.
      Они уже надели чистую одежду и как следует согрелись, когда пришел проводник и сообщил, что хлороформ весь выветрился и они, если желают, могут продолжить путешествие. Фрина была готова снова двинуться в путь, но ее попросили помочь привести в чувство компаньонку старой дамы.
      У молодой женщины были серьезные ожоги вокруг носа и рта, и доктора, похоже, беспокоило ее состояние. Девушка никак не просыпалась. Когда ей сделали инъекцию камфары, она вдруг открыла глаза, услышала голос Фрины и спросила:
      – А где мама?
      Но мама исчезла.
      Стало ясно, что им уже не попасть в Балларат, и Фрина обратилась к хозяйке гостиницы:
      – В поезде была еще одна дама, она пропала. Надо позвать полицию: возможно, она выпала из окна. В Баллане есть полицейский участок?
      – Да, мисс, я сейчас же пошлю мальчишку. Какое ужасное несчастье! Надо бы снарядить мужчин, чтобы обыскали пути.
      – Дот, тебе лучше? – спросила Фрина свою компаньонку.
      – Слабость еще не прошла, мисс, – призналась та. – А о чем вы хотите меня попросить?
      – Пойди завари чай.
      – Ну, с этим я справлюсь, – кивнула Дот и вышла.
      Доктор смазал пораженные участки на лице молодой женщины успокаивающим кремом.
      – Отчего эти ожоги? От хлороформа? – поинтересовалась Фрина. Она взяла из рук доктора банку и держала ее так, чтобы ему удобнее было брать оттуда крем.
      – Конечно. Ей на лицо положили тряпку, пропитанную хлороформом. Если бы вы их всех не разбудили и не вывели из вагона, этой женщины сейчас уже не было бы в живых, да и теперь я не исключаю, что у нее поражена печень.
      – А как остальные пассажиры? Мы что, все надышались хлороформа, распространявшегося из первого купе?
      – Нет. Это тяжелый газ, намного тяжелее воздуха. Кто-то пустил его в вентиляцию. Видимо, хотел, чтобы вы все уснули, не знаю почему. Можете теперь закрыть банку, мисс Фишер. Бедная девушка, какое ужасное пробуждение! Но, кажется, она снова заснула. Не могли бы вы последить за ней часок? Мне надо пойти осмотреть детей.
      – Конечно, – согласилась Фрина, она все еще волновалась за маленького Джонни. – Я побуду здесь. Если она проснется, могу я дать ей чаю?
      – Если она проснется, мисс Фишер, можете дать ей все что угодно, – ответил доктор и понес свой черный саквояж в детскую комнату.
      Час спустя, в три утра, женщина проснулась. Фрина заметила, как она пошевелилась и что-то пробормотала, и приподняла ее, чтобы смочить ей губы водой.
      – Что случилось? Где мама? – спросила больная надтреснутым голосом, который лишь из-за общей слабости не срывался на крик.
      – Успокойтесь, вы в безопасности, а вашу маму уже ищут.
      – Кто вы? – неуверенно спросила девушка. Она оглядела дорогой, отороченный лисьим мехом халат Фрины, ее рыжевато-коричневые юфтевые ботинки, гордое бледное утонченное лицо, обрамленное аккуратно подстриженными черными волосами, и проницательные зеленые глаза. А рядом с этим образцом изысканности маячила невзрачная девушка в платье из синели, похожем на покрывало.
      – Я Фрина Фишер, а это Дот Уильямс, моя компаньонка. А кто вы?
      – Юнис Хендерсон, – проговорила женщина. – Очень приятно познакомиться. А где мама? Что случилось? И что со мной? Я не могла потерять сознание. Я никогда не падала в обморок.
      – Нет, вы не теряли сознание. А находимся мы в гостинице «Баллан». Дело в том, что кто-то всех нас усыпил хлороформом – весь вагон первого класса. Конечно, мне следовало поехать в Балларат на автомобиле, но я так люблю поезда.
      Впрочем, кажется, от моей любви скоро не останется и следа. К счастью, я была в последнем купе, к тому же у меня очень чуткий сон. Я разбила окно в своем купе, а потом открыла все остальные и вытащила всех пассажиров из вагона. Вас я нашла на полу в вашем купе, рядом валялись осколки чашки, но больше там никого не было, могу вас заверить. Окно было раскрыто – не могла ваша мама из него выпасть?
      – Возможно, она ведь такая худенькая и маленькая. Но я почти ничего не помню. Я спала, потом услышала удар, почувствовала дурноту и встала, чтобы налить воды… больше я ничего не помню.
      – Ну, пока и этого достаточно. Мы все равно ничего не можем предпринять до тех пор, пока не вернутся те, кто отправился на поиски. Они подняли на ноги всех железнодорожников, и те идут назад по путям. Вашу маму обязательно отыщут. Постарайтесь-ка снова заснуть. Я разбужу вас, если будут новости.
      Юнис Хендерсон закрыла глаза.
      – Мисс, это, верно, та самая Юнис, которую старуха кляла всю дорогу, – прошептала Дот.
      Фрина кивнула. Их путешествие портили не только неугомонные детишки, но и полуглухая старуха в первом купе, которая беспрерывно жаловалась – неумолчно как ручей и надоедливо как комар. Поэтому-то Фрина и не могла заснуть. И в конце концов пришла к заключению, что комар, пожалуй, меньшее зло, поскольку с ним можно справиться одним пшиком «Флита».
      «Юнис, окно закрыто – ты ведь знаешь, что я не переношу спертого воздуха! Юнис, где мой чай? Юнис, да шевелись же ты! Юнис, когда же мы приедем в Балларат? Юнис, ты меня слышишь? Юнис, где моя книга? Нет, не эта, глупая девчонка, а та, что я читала вчера. Как это, ты ее не взяла? За что мне такое наказание – бестолковая, неблагодарная, равнодушная дочь! По крайней мере ты никогда не выйдешь замуж, Юнис, так и будешь при мне, пока я не умру. Не надейся заполучить мои деньги! И нечего на меня так смотреть исподлобья! Никто не любит бедную покинутую женщину! Юнис! Куда ты пошла?»
      Фрина подумала, что если это Юнис в конце концов спихнула мать с поезда, то ее можно понять. Но вряд ли это было так. Непохоже, чтобы Юнис была способна отравить весь вагон или так изуродовать себя саму.
      Если бы не ожоги и не слой крема, Юнис была бы вполне хорошенькой. У нее были четкие твердые черты лица, немного мужские, но правильные. Курчавые каштановые волосы были убраны под сетку и перевязаны лентой, а глаза, вспомнила Фрина, были темно-карими. У девушки была спортивная фигура и длинные руки и ноги. Почему ее мать была так уверена, что дочь никогда не выйдет замуж? Конечно, недостаток мужчин и излишек женщин были все еще ощутимы, но, хоть Война во имя окончания Всех Войн и убила немало мужчин Империи, все же их можно найти, если как следует поискать. Возможно, у Юнис никогда не было шанса начать такие поиски.
      Мать занимала все ее время.
      Дот налила себе еще одну чашку чая и принялась закручивать косу в узел – она обычно поступала так в минуты размышлений.
      – Мисс, а не могла она…
      – Не думаю, Дот, вспомни про ожоги. Зачем ей было доводить до этого? Она могла просто выпихнуть мать из окна, подождать несколько минут, выйти в коридор и упасть без чувств. А когда бы она очнулась, поезд был бы уже за много миль, и ей достаточно было прошептать, что мамочка смотрела в окно, но не удержалась и выпала. Ни одна старушка не выживет, если упадет с поезда на полном ходу, по крайней мере, это весьма маловероятно. Нет. Это дело рук кого-то другого, и сработано все весьма грубо. Предыдущая версия хотя бы была простой. А эта больно мудреная, но разгадать ее, если это убийство, не так уж и сложно.
      – Если это убийство, мисс? А что же еще?
      – Ну, например, похищение. Или шутка, которая зашла слишком далеко. Не знаю, Дот. Давай подождем, что будет дальше. Может, поспишь немного? Я могу присмотреть за ней некоторое время, я не хочу спать.
      – Я тоже, – сказала Дот. – Я теперь вообще не засну!
 
      Они просидели так до четырех утра, когда, мягко ступая, пришла почтительная служанка и спросила, не соизволит ли досточтимая Фрина Фишер уделить несколько минут сержанту Уолласу.
      Мисс Фишер соизволила. Она поднялась с пола, запахнула кремовый халат и проследовала за служанкой в комнату, в которой, видимо, по утрам подавали завтрак. Фрина слишком устала, чтобы проголодаться, но мечтала о чашечке кофе.
      Чудесным образом оказалось, что перед полицейским стоит кофейник и несколько чашек. Он налил одну для Фрины. Она села и, подув на пар, с благодарностью отпила.
      Этот сержант был крупным ладным полицейским – рост под два метра и косая сажень в плечах. Австралийское солнце опалило его молочную кельтскую кожу, придав ей цвет дешевого кирпича. Но его светло-серые глаза оставались ясными и проницательными.
      – Мисс Фишер, я сержант Уоллас, очень рад с вами познакомиться. Детектив-инспектор Робинсон просил вам кланяться.
      Фрина посмотрела на провинциального копа поверх чашки. Он ухмыльнулся.
      – Час назад я передал по телефону список пассажиров на центральный участок, мисс Фишер, а Роббо как раз дежурил. Он узнал о вас по имени. Он вас очень ценит. Мы с ним вместе учились в школе, – добавил полицейский. – Грамматическая в Джилонге. Я даже выиграл стипендию. Как вы себя чувствуете, мисс? Получше?
      – Да. Но мисс Хендерсон все еще плоха, и я тревожусь о ее матери… Вы нашли ее?
      – Нашли, мисс.
      – Она мертва?
      – Мертвее не бывает. Мы привезли ее в Баллан несколько минут назад. Вы видели ее, мисс? Я имею в виду, сможете ли вы ее опознать?
      – Да, видела, – кивнула Фрина. – И узнаю, если это она.
      Фрина вспомнила крошечную сморщенную фигурку, редкие седые волосы, аккуратно расчесанные и уложенные в пучок, и пальцы, усеянные изумрудами.
      – Готовы ли вы сделать это прямо сейчас, мисс? Я прошу только потому, что не хочу тревожить мисс Хендерсон, а близких родственников у них нет. И Роббо, я хотел сказать детектив-инспектор Робинсон, высоко ценит ваше мужество, мисс Фишер.
      – Отлично. Не будем откладывать. Покажите, куда идти.
      Огромный полицейский распахнул плечом дверь, вышел на холодный двор и направился к конюшне, откуда пахло пылью, сеном и лошадьми.
      – Мы пока положили ее здесь, мисс, – сказал он угрюмо. – Позже перенесем ее в следственную часть. Но я хочу убедиться, что это та самая женщина.
      Полицейский высоко поднял лампу, осветив все золотым светом.
      – Это она, мисс Фишер? – спросил Уоллас и стянул одеяло с нетронутого лица погибшей.
      – Да, – подтвердила Фрина. – Бедная женщина! Как она погибла? – Произнося эти слова, она дотронулась до черепа и нащупала ужасную вмятину в том месте, где была пробита кость. Кожа была липкой на ощупь и холодной, какой может быть лишь кожа покойника. Глаза были закрыты, и кто-то подвязал челюсть. Лицо госпожи Хендерсон выражало лишь умиротворение и удивление. Вид покойной вряд ли мог испугать мисс Хендерсон. Фрина сказала об этом полицейскому.
      – Это если смотреть только на лицо, – мрачно произнес сержант. – А вы поглядите на остальное.
      Фрина потянула одеяло и отшатнулась в ужасе. На старуху напали с такой яростью, что у нее не осталось ни одной целой кости. Все тело было забрызгано красной глиной. Руки и ноги переломаны, даже пальцы вывернуты, хотя все были на месте. Фрина поспешила снова накрыть изуродованное тело и покачала головой.
      – Как это могло случиться? Ее что, переехал поезд?
      – Нет, мисс. У доктора есть мнение на этот счет, но оно не из приятных.
      – Расскажите мне, пока мы будем возвращаться в гостиницу, – попросила Фрина, принимая руку сержанта. Полицейский аккуратно закрыл дверь конюшни.
      Он подождал, пока Фрина устроилась у стола с новой чашкой кофе.
      – Доктор считает, что ее топтали…
      – Топтали?
      – Да, мисс, ногами.
      – Ну, сержант, надеюсь, что ваш доктор ошибается. Какая дикая мысль! Кто мог ненавидеть ее до такой степени?
      – Вы подловили меня, мисс. Я не знаю. А теперь расскажите подробно, что случилось в ту ночь, с того самого момента, как вы сели в поезд.
      Фрина собралась с мыслями и начала свой рассказ.
      – Я и моя компаньонка Дот сели в поезд в шесть часов на станции Флиндерс-стрит; у нас были букетик нарциссов, корзинка для пикника, кофр, чемодан, шляпная картонка, три романа для чтения в дороге. Мы направлялись в Балларат навестить моих родственников – преподобного господина Фишера и его сестер. Мне известно, что их хорошо знают в городе, и они ждали меня, так что вы можете связаться с ними и заодно сказать, что я приеду, как только смогу. Мы расположились в четвертом купе вагона первого класса. Разложили багаж, а потом пили чай с печеньем в вагоне-ресторане. Там я познакомилась с мисс и госпожой Хендерсон и дамой с детьми.
      – Госпожа Агнес Лили, мисс, и Джонни, Эрнст и Джордж.
      – Вот именно. Эти дети – настоящие исчадия ада, наводнившие вагон. Полагаю, что госпожу Хендерсон они особенно раздражали. Я обменялась парой фраз со старой дамой по поводу современных детей, и мы сошлись на том, что их всех следует топить при рождении. Потом мы с Дот вернулись в свое купе. У нас был чай в термосе, и нам незачем было ходить в вагон-ресторан. Я заметила, что молодая пара…
      – Господин Александр Коттон и его жена Дейзи, – вставил сержант.
      – Да. Она, казалось, плохо себя чувствовала и нервничала, а муж бегал ей за чаем. Такой неловкий молодой человек! Разлил все на попавшегося под ноги ребенка, так что я наполнила заново чашку из своего термоса, чтобы ему не нужно было возвращаться в ресторан, а то бы он наверняка все снова пролил. Подобные мужчины, если торопятся, могут совершать одну неловкость за другой весь вечер. Я также заметила, что жена его на сносях, а женщины в таком положении весьма неудачные спутницы в дороге. Я понадеялась лишь, что она не разрешится от бремени прямо в поезде, что, насколько мне известно, случается довольно часто. Можно мне еще кофе?
      – Больше ни капли не осталось.
      Сержант нажал кнопку звонка, и в дверях появилась хозяйка.
      – Можно попросить у вас еще кофе, госпожа Джонсон? Что, доктор Герон еще не ушел?
      – Нет, Билл, он осматривает одного из мальчиков. Он беспокоится о самом младшем. Я сейчас принесу еще кофе. Позвать доктора?
      – Нет, это не к спеху, просто скажите ему, когда он соберется уходить, что я хочу его видеть. Спасибо, госпожа Джонсон.
      – Дот спала, а я читала книгу и задремала с романом в руках, так и не погасив свет. Потом я почувствовала запах хлороформа, проснулась и разбила окно.
      – Почему вы проснулись, мисс Фишер? Все остальные, наоборот, заснули еще крепче.
      – Я не переношу запах хлороформа, – объяснила Фрина, закуривая папиросу, чтобы развеять воспоминание. – Такой сладкий, приторный запах – фу! Но я, видимо, вдохнула изрядно, я едва могла пошевелиться.
      – Как вам удалось разбить окно, мисс?
      – Туфлей, – соврала Фрина, она не хотела без крайней надобности упоминать о пистолете. – Даже каблук сломала, так обидно! Совсем новые туфли.
      Вздумай сержант сделать обыск, он бы нашел туфли на высоких каблуках, где на коже остались осколки стекла, а каблук и впрямь был сломан. Фрина тщательно изуродовала туфлю по дороге до Баллана. Она считала, что надо быть честной в пределах разумного и лишь настолько, насколько это выгодно.
      – Ну, а что дальше? – спросил сержант.
      – Я вышла из купе и открыла все окна, а потом потянула за шнур стоп-крана.
      – Верно, мисс, это произошло в семь двадцать вечера. Охранник посмотрел на часы. Сколько времени, как вы считаете, ушло у вас на открывание окон?
      – Минут десять. Мне показалось, что поезд остановился ненадолго, пока я этим занималась.
      – Правильно, мисс, все совпадает. Остановка на три минуты, чтобы заправиться водой, – в семь пятнадцать.
      – Я слышала какой-то удар, кажется, он донесся от головы поезда, но я к этому времени едва держалась на ногах.
      – Я не сомневаюсь, что вы действовали абсолютно правильно, мисс Фишер. Если бы вы не разбили окно, весь вагон был бы отравлен; доктор утверждает, что дети умерли бы прежде, чем поезд доехал до Балларата. Ужасно! Да еще смерть госпожи Хендерсон.
      – А не могла она выпасть из окна, как вы думаете?
      – Она либо упала, либо ее вытолкнули, – хмуро сказал сержант. – А вот и кофе. Спасибо, госпожа Джонсон.
      Госпожа Джонсон нехотя удалилась: не так-то часто в Баллане случалось нечто интересное. Сержант налил Фрине еще кофе.
      – Что вы увидели, мисс, когда открывали двери в купе? – Полицейский достал блокнот и помусолил карандаш.
      – В ближайшем к нам купе ехали господин и госпожа Коттон. Похоже, они потеряли сознание одновременно, поскольку мужчина обнимал жену, а та уткнулась лицом ему в грудь. Они были в полусне. Потом – госпожа Лили и ее ужасные дети. Она шевелилась и стонала, но дети лежали как мертвые… Какое неудачное сравнение, прошу меня простить! В первом купе окно было раскрыто. Госпожа Хендерсон исчезла, а мисс Хендерсон лежала на полу, лицо ее закрывала тряпка.
      – Что на ней было надето?
      – Юбка, блузка и шерстяная шаль. Рядом с ней лежала разбитая чашка, словно она выронила ее, когда падала. Запах хлороформа в этом крошечном помещении был очень сильным, мне так резало глаза, что я почти ничего не видела.
      – И как же вы поступили, мисс?
      – Я потянула за шнур стоп-крана, прибежали проводники и вынесли всех из вагона. А кстати, где поезд? Не могли же его оставить стоять на путях, ведь пришлось бы перекрыть железнодорожное сообщение.
      – Нет, мисс, мы не перекрыли сообщение, тем более теперь, когда мы нашли тело. Поезд ушел на Балларат, но вагон первого класса остался здесь на запасном пути на случай, если мы найдем там какие-то улики. Вы не заметили, чтобы кто-то незнакомый ходил по поезду? После того как вы вернулись из вагона-ресторана?
      – Я видела только довольно миловидного молодого проводника, все остальные были уже в возрасте.
      – Молодой человек, мисс? Я видел всех проводников, среди них не было ни одного моложе сорока.
      – Вы уверены?
      Фрина ясно помнила весьма привлекательное молодое лицо под фуражкой: гладкое, без единой морщинки, загорелое, оно явно принадлежало человеку не старше двадцати двух-двадцати трех лет.
      – Абсолютно, – подтвердил сержант. – Вы бы узнали его, если бы увидели снова, мисс?
      – Думаю – да, – неуверенно произнесла Фрина. – Может быть. В любом случае начинайте искать привлекательного молодого блондина, сержант, думаю, он вполне может оказаться убийцей.