Глава тринадцатая

По Кормантору, без руля и без ветрил

Потребовалось много времени, чтобы добраться обратно в Фэйрун. Сначала Эльминстеру казалось, что он плывет, как дрейфующее облако мыслей – одно сознание, – в темной, бесконечной пустоте сквозь какие-то глухие звуки, похожие на взрывы. И действительно, время от времени что-то грохотало и отзывалось эхом.

После бесконечного плавания, когда он начал смутно сознавать, кем или чем был теперь, время от времени стали появляться огни – режущие глаза вспышки света, – а он продолжал плыть в самой их середине, нисколько тому не удивляясь.

Потом и звуки, и свет постепенно вернулись из искры воспоминания о том, что он был принцем Аталантара и избранником Мистры. Память появилась и начала разворачиваться, как потревоженная змея. Эл увидел вздымающиеся и опускающиеся мечи и драгоценный камень, который хранил хаотическое кружение изображений и чьих-то воспоминаний. Он увидел себя посреди моря образов. Сознание выбросило его в вечерний сад дворца какого-то доброго старого эльфа в белых одеждах, правителя тех, кто сопровождал его на единорогах и крылатых конях, правителя… правителя…

Коронель. Этот титул взорвался в его памяти белым пламенем, великими и внушающими благоговейный трепет фанфарами судьбы, аккордами любимого марша повелителя магов Аталантара. Этот марш разносился над Хастарлом, эхом отражаясь от его башен, когда маги собирались для принятия каких-нибудь важных решений.

Те самые колдуны, которых Эл, в конце концов, победил, вернув себе свой трон, а потом отказавшись от него. Он был принцем, внуком Оленьего Короля. Он был принцем королевской крови Аталантара из семьи Омара, последний из множества принцев. Он был мальчиком, бежавшим в лес Хелдона, преступником и вором, жрецом (или жрицей? был ли он женщиной?) Мистры. Мистры, повелительницы таинственного, матери магии, Мириалы, его учительницы. Мистры, которая стала его Мистрой, его божественным правителем и проводником, которая сделала его избранником, а он стал ее – Эльминстером!

Он – Эльминстер, человек, арматор Кормантора, посвященный в этот сон самим коронелем, посланный сюда Мистрой, чтобы совершить что-то важное, что еще скрыто от него. А еще он со всех сторон окружен честолюбивыми, безжалостными, задиристыми молодыми эльфами этого королевства. Их раздражает старое, и они не приемлют то новое, что предлагает им коронель и его Суд… Старейшины называют их ардаванши или «неугомонная молодежь». Ардаванши, которые, может быть, и виноваты в смерти его, Эльминстера Омара, который не был мертв… или был?

Плавающий тут, в темном хаосе…

Он опять погрузился в свои мысли, которые теперь текли как река. Ардаванши бросали вызов воле своих старейшин и смело отстаивали честь родовых домов. Ардаванши боялись и все же выступали против власти Высокого Суда Магов, коронеля и его старой советницы Сиринши.

Показалось, что при этом имени в его мозгу открылась еще одна дверь, добавляя яркости и свежести в поток воспоминаний. Леди Олуэваэра Эстелда улыбалась ему. Эл явственно увидел ее лицо с величественными морщинами, а потом почему-то молодое, прекрасное, на котором все-таки остались мудрые, старческие глаза…

Сиринши – старее, чем деревья, и глубже, чем зарывшиеся корни, исходившая все Хранилище Мудрости. Она сберегла в своей памяти целый мир знаний и полную родословную всех славных домов Кормантора. Сиринши, глаза которой видели гораздо больше, чем глаза нетерпеливого горбоносого молодого человека, которого она водила по Хранилищу Мудрости.

Ненавистного человека, незваного гостя, рыскавшего по всему королевству. Человека, который искал и нашел смерть от рук ардаванши – под предводительством домов Экорна, Старима и Ваэлвора… Ваэлвор, чьим отпрыском был Эландор, поклонник и соперник леди Симрустар.

Симрустар! Такое прекрасное лицо, манящие синие локоны, дракон на груди, глаза, полные голубого пламенного обещания, и губы, раскрытые в ожидании, лукавая улыбка… Эта безжалостная, честолюбивая колдунья, чей ум подобен темной и грязной выгребной яме, как у какого-нибудь повелителя магов, считающего эльфов – да и людей – тупыми животными, по трупам которых можно идти к какой-нибудь, иногда совершенно неосуществимой, цели.

Леди, которая почти что прорвалась в его рассудок, чтобы сделать из него игрушку и использовать как источник заклинаний. Леди, которую он, в свою очередь, предал в удушающие объятия ее соперника Эландора. О дальнейшей судьбе этих двоих он ничего не ведал.

Да, теперь он знал, кто он такой. Эльминстер, на которого напал Делмут Экорн. Эльминстер, за которым гналась банда ардаванши под предводительством Иврана Селорна и охотилась по всему замку Длардрагета. Эльминстер – самонадеянный, неосторожный избранник. Эльминстер, который упивался собственной мощью, когда летел прямо в поджидающее его заклинание магов – заклинание, от которого он разлетелся на куски.

Он снова целый? Или это только призрак его смертной жизни? Возможно, Мистра оживила его – если это было жизнью, – чтобы достичь своей цели, чтобы заставить его исполнить миссию.

Эльминстер вдруг понял, что может передвигаться в этой пустоте, как только подумает о движении. Все же это не много, когда находишься в кромешной тьме, окружающей со всех сторон, в которой вспышки света и шумы казались случайными и рассеивались в никуда.

А когда-то мир вокруг него был чередой разнообразных пейзажей от глухих лесов Кормантора до объявленных вне закона пустынных земель за пределами Аталантара.

В конце концов, возможно, это и была смерть. Может быть, это именно то, чего ему недоставало? Тела, блуждающего по Фэйруну? Почти бездумно он послал себя в стремительный полет сквозь пустоту, ища в бесконечности конца, границы, может быть, трещины, где свет Фэйруна во всей его знакомой славе мог бы засиять в…

Движение оказалось быстрым, но напрасным. В ужасе он безмолвно кричал, вознося молитву Мистре:

– Мистра, где же ты? Молю тебя, помоги мне. Веди меня.

После мгновения темноты и тишины вспыхнул яркий, почти ослепительный свет, белый и призывный. Прокатился трубный сигнал, который пронзительным эхом отозвался в нем, снова и снова набрасываясь на него металлическим скрежетом.

Когда все пропало, он уже стремительно несся обратно по тому же пути, которым пришел. Как это получилось, он объяснить не мог, но знал, что это именно так.

Много времени прошло, горизонт пропадал в пустоте, но в одном месте его линия туманно голубела более светлым пятном, похожим на драгоценный камень в оправе кольца, и Эльминстер из Аталантара направлялся к этому далекому пятну света.

Кажется, долгая дорога обратно заканчивалась, но в конце ее, до погружения в это, он помчался с такой головокружительной скоростью, что даже закричал. Или это был не крик?

Солнце садилось за выстроившиеся рядами верхушки деревьев Кормантора, за темнеющие вдали развалины замка Длардрагета. Что-то побудило Эльминстера изменить направление. Он последовал этому порыву, неуверенный, впрочем, что мог бы выбрать иное направление, даже если бы захотел. Теперь он плавно летел над вершинами сумеречного леса и вздымающимися шпилями, притом так быстро, что мог бы обогнать дракона.

Там и тут в полете Эл мельком видел дорожки, легкие мосты, прыгавшие от дерева к дереву, и лесных гигантов, служивших эльфам жилищами. Он пересек Кормантор за несколько вздохов. И вот уже опускался, очень медленно, будто поддерживаемый широкой и невидимой ладонью.

«Спасибо, Мистра», – мысленно поблагодарил Эл свою богиню, совершенно уверенный в том, что именно она была его спасительницей.

Постепенно он стал снижаться – в самую суету Кормантора.

Теперь Эльминстер падал совсем медленно, как листик, плывущий на легком, нежнейшем ветерке– По правде говоря, перелетая по воздуху, он вообще не слышал никакого свиста ветра в ушах, не ощущал холода и сырости.

Наконец мимо него пролетели башенки и светящиеся шары. Его падение окончилось, и он стал двигаться свободно куда хотел.

Необычное ощущение не покидало аталантарца: пока он летел, обнаружил, что эльфы не видят и не чувствуют его. Вернее сказать, Эл понял это, еще когда наткнулся на высокую кучу собранных грибов и беспрепятственно прошел сквозь нее. Кажется, принц стал настоящим призраком.

Зато в своем новом состоянии Эльминстер сможет проникать в самые сокровенные тайны Кормантора. Слух его сделался превосходным. Сначала это был только беспорядочный слабый грохот, изредка нарушаемый более громкими звуками. Но теперь звуки выросли до оглушительного шума, казалось, будто одновременно говорили и шумели тысячи эльфов. Он слышал сразу весь Кормантор, независимо от расстояния, толщины стены или глубины подвала.

Эл нарочно поплутал в путанице небольших кустов, росших среди трех близко расположенных сумрачных деревьев, ожидая, чтобы гул в ушах стих: он боялся, что иначе полностью лишится рассудка. Постепенно в хаосе звуков стали различаться близкие, нежные вздохи листвы, которую непрерывно шевелил бриз– Эл успокоился и снова обрел способность думать. Однако все его мысли крутились вокруг одного желания – знать, что происходит в Корманторе.

Итак, он был невидим, неслышим и неощутим даже для самых бдительных эльфов. Идеально для того, чтобы совать нос в чужие дела. Но, может быть, лучше сначала определить свои способности, прежде чем пытаться проникнуть в чье-либо сердце?

Эл взялся внезапно налетать или падать сверху на эльфов на улицах и на мостах. При этом он даже что-то кричал. Оказалось, что можно оставаться незамеченным, даже если проскакивать сквозь тела эльфов и в то же время цепляться за них, выкрикивая что-нибудь обидное. Сам себя он слышал прекрасно и, пока резвился, научился вытягивать из своего «туловища» призрачные конечности. Ими можно было наносить удары, терпеливо перенося хоть и легкие, но болезненные прикосновения, когда одна конечность задевала другую.

Эльфы его не замечали. Они смеялись и болтали так, будто и не подозревали о присутствии поблизости человека.

После того как Эл проскользнул сквозь особо чопорную леди, он подумал, что у него может быть не много времени на то, чтобы пользоваться таким состоянием. Да и вряд ли стоит его тратить по пустякам. Тем более что с момента пробуждения все его способности постоянно изменялись. Так что лучше всего было поторопиться и заняться наблюдениями и исследованиями.

Но сначала нужно проверить одну вещь.

Эл смутно помнил эти улицы: вроде он по ним проходил, когда впервые бродил по городу, отыскивая дом Аластрарра и делая вид, что просто прогуливается. Особо величественный и охраняемый особняк в центре сада, окруженного стенами со всех сторон.

Память его не подвела, оставался сущий пустяк. Будучи невидимым, он решил пройти через ворота незамеченным. Эл обнаружил, что мог бы пройти сквозь любой небольшой предмет, особенно деревянный, но камень и металл либо просто изменяли направление его движения, либо причиняли вред. Прорваться или хотя бы просочиться сквозь плотные каменные стены он был не в состоянии. Впрочем, его вполне устраивало и окно.

Когда Эл вступил в обитый блестящими декоративными тканями, щедро украшенный дом, то увидел, что везде под ногами лежали шкуры, меха, в залах стояли скульптуры из полированного дерева и со всех сторон плавали кресла. Кажется, богатые эльфийские фамилии любили многоцветное дутое стекло и плавающие кресла с изогнутыми подлокотниками, полочками и всякими удобными для отдыха впадинками. В поисках одной, особенной, вещи Эл, похожий на целеустремленно плывущую куда-то нить дыма, миновал все это.

Он нашел ее в изысканно украшенной опочивальне, где на кровати обнаженная пара эльфов горячо – и даже сердито – обсуждала в объятиях друг друга дела королевства. Спор лорда и леди Эвендаск показался Эльминстеру настолько интересным, что он надолго заслушался. И слушал до тех пор, пока беседа не перешла в сугубо личный спор об умеренности в потреблении тройного хереса. Оставив супругов, принц легким дымком скользнул туда, где вокруг драгоценных камней Дьюлы Эвендаск явственно пульсировала магия.

Среди корманторских леди со средствами существовала традиция: свои сокровища они хранили в особых сосудах. В этих бонбоньерках драгоценности дам либо развешивались, либо хранились в небольших ящичках. Каждая такая шкатулка украшалась крошечными зеркальными шариками, которые начинали сверкать, если по ним легонько ударить пальцем.

Эти шкатулки всегда охранялись мощным волшебством: магия не допускала к драгоценностям никаких других рук, кроме рук владелицы. И эта волшебная «вуаль» была настолько сильна, что пылала вокруг сокровищницы густой голубизной, вполне видимой глазу, поскольку вилась и укрывала его плотно облегающей сферой магии.

«Вуаль» этого волшебства была достаточно мощной, как смутно помнил Эл из объяснений Сиринши, чтобы отшвырнуть непрошеного гостя через всю комнату или сделать его неподвижным и беззащитным перед атакой стражника. Интересно, могут они таким же образом разделаться с летающим фантомом человека?

Эл осторожно, с бесконечным терпением подплывал все ближе, осмотрительно вытягивая перед собой самую тонкую струйку дыма, чтобы коснуться пульсирующей голубизны.

Сияние продолжало пульсировать, внешне никак не меняясь, а он по-прежнему ничего не почувствовал. Тогда он продвинулся еще дальше, быстро и легко дотронулся дымным пальцем до трех камней, висящих на цепочках прекрасной работы под потолком огромной шкатулки Дьюлы Эвендаск.

Он снова ничего не почувствовал, и в волшебстве, кажется, тоже ничего не поменялось. Не без внутреннего сопротивления он подтянулся еще ближе. Никаких признаков боли или распада, и никаких волшебных трансформаций. Подавшись назад, он опять пересек комнату, покрутился немного вокруг лорда и леди Эвендаск, которые в этот момент мурлыкали, друг другу на ухо что-то нежное, выдавая сильное желание. Потом он промчался через всю комнату, целясь прямо в волшебный щит вокруг драгоценностей.

Эл почти достиг цели. Он прорвался к центру шкатулки, не задев ни одного колечка, и выскочил с другой стороны, снова миновав преграду и затормозив в развороте буквально в нескольких дюймах от стены.

Позади него сияла «вуаль», так и не изменив своего вида. Эл отметил это с некоторым удовлетворением, когда нарочно обернулся, чтобы посмотреть, как ведет себя защита. Глядя на томные танцы парящей в воздухе парочки эльфов, он улыбнулся – или попробовал это сделать – и выскочил из овального окна наружу, в парк. Нужно было набирать знания.

Эльминстер хотел найти коронеля, дабы убедиться, что кровожадные ардаванши – или, хуже того, маги-старейшины самых высокородных домов, к которым принадлежала отчаянная молодежь, – не настолько еще потеряли рассудок, чтобы ударить по сердцу и голове королевства.

Потом следовало принять, если потребуется, меры к тому, чтобы высокочтимый лорд высочайшего Кормантора остался невредим. А затем, если к тому времени нынешнее его состояние не пройдет само собой, найти время, чтобы разыскать Сиринши и получить обратно тело человека.

Эл повернул в том направлении, где, по его понятиям, должен располагаться дворец, потом поднялся выше, над верхушками деревьев, и прибавил скорости, огибая башни, глядя вниз на красоты Кормантора.

Вот, например, парки, немного похожие на зеленые водоемы. Деревья в них растут полумесяцем, чтобы между ними и под их защитой можно было расположиться на небольших мшистых полянах. А там – каменные шпили, вокруг которых поднимаются верхушки гигантских деревьев с тщательно ухоженными ветвями в кружевах сочной листвы. Везде открытые в коре небольшие окна и, насколько хватало глаз, фигурки молодых эльфов, танцующих или занимающихся борьбой. А вон флаги из прозрачного шелка колышутся на ветру, как легчайшие паутинки. Видны были и вращающиеся дома, искрящиеся на солнце отблесками стеклянных украшений, что свисали с балконов и оконных створок, как замороженные капли дождя.

Эл смотрел на это все с неподдельным восхищением, как в первый раз. За всеми взрывами и драками он совсем забыл, как хороши могут быть творения эльфов. Но, к сожалению, если старейшие эльфийские дома будут продолжать в том же духе, то человеческие особи никогда не увидят ни одного из этих творений, а немногие незваные гости, вроде некоего Эльминстера Омара, столь мало оставались бы живыми, что просто никому не успели бы рассказать об увиденных красотах и блеске.

Через некоторое время он выбрался из лабиринта многооконных зданий и с трудом пробрался сквозь стену, таившую в себе несколько заклинаний. За ней располагался сад с множеством водоемов и статуй. Сад, как понял Эльминстер, продвигаясь все дальше и дальше, был очень велик.

И все же он не был похож на дворцовый сад коронеля. Где же?..

Нет, это был не дворец. Это был огромный холм зелени, из которой выглядывали окна или стройные башни. Крылья особняка, заросшие плющом, спускались к ленивому потоку. Вода спокойно скользила мимо островков, которые напоминали глыбы мха, связанные между собой арками легких мостиков.

Это был самый красивый особняк из всех виденных Элом. Он повернул к ближайшему окну. По обыкновению, в нем тоже не было стекла: вместо него окно прикрывало поле невидимого заклинания, которое предотвращало проникновение любого плотного предмета, но беспрепятственно пропускало дуновения слабого ветерка. Два нарядно одетых эльфа с кубками в руках прислонялись к чему-то невидимому.

– Милорд Мэнделлин, – сказал кто-то тонким начальственным голосом, – едва ли можно думать, что в обычае одного из моих домов легко и быстро объединяться с более молодыми и совсем молодыми семьями. Это поистине наш бич.

– Значит, Лломбаэрт, открытая поддержка Старимов у нас есть?

– О, не думаю, что это так уж необходимо. Тот, кто желает изменить Кормантор и при этом сохранить честь и положение, должен иногда думать и о том, как справиться с последствиями.

– А пока что Старим с улыбкой наблюдает как зритель, – сухо сказал третий голос, – он готов протянуть руку даже самым дерзким домам, если они победят, и разразиться в праведном гневе за грязное предательство, если они потерпят неудачу. Да, такая политика дает Старимам шанс на долгую жизнь и приносит неплохую прибыль. И в то же время ставит весь этот дом перед нелегким вопросом – как читать другим лекции об этике или пользе для королевства.

– Милорд Йесчант, – холодно ответил тонкий голос, – меня не волнуют ваши замечания.

– И все же, лорд спикер Старима, вы можете найти причину для объединения с нами? Ведь вы потеряете больше, чем кто-либо из нас.

– В каком смысле?

– Дом Старима сейчас занимает самое высокое положение среди всех остальных. И если этому безумному плану, в котором коронель убеждает наш Кормантор, позволено будет осуществиться, то Старимы потеряют больше, чем, скажем, дом Ириднэ.

– А есть такой дом? – спросил кто-то из глубины комнаты, но Эл, хоть и подобрался поближе, не услышал никакого ответа.

– Милорды, – поспешил вмешаться лорд Мэнделлин, – давайте оставим в стороне эти разногласия и продолжим загонять оленя. Ради общей пользы надо покончить с правлением коронеля и его безумным Открытием.

– Какую бы цель мы ни преследовали, – с отчаянием произнес густой голос, – это не вернет мне сына. Погубил его человек. Коронель привел этого человека в королевство, но поскольку человек уже мертв, должен умереть и коронель во имя отмщения моего Аэрендила.

– Я тоже потерял сына, лорд Тассарион, – прозвучал еще один, новый, голос, – но из этого не следует, что за смерть моего Лейонадаса надо заплатить кровью правителя Кормантора. Если Элтаргрим должен погибнуть, то для этого необходимо обоснованное решение, принятое ради будущего Кормантора. Он не может стать жертвой кровавой мести.

– Дому Старима лучше многих знакома боль утраты и цена крови, – снова возник тонкий голос Лломбаэрта Старима, лорда спикера дома. – Мы нисколько не хотим умалить боль вашей потери, бесспорно, очень глубокую, но призываем к правосудию. И еще мы полагаем, что вопрос длительности правления коронеля должен рассматриваться как вопрос государственный. Плохой правитель обязан заплатить за свои возмутительные идеи и неспособность править Кормантором, независимо от того, сколько доблестных сыновей королевства погибли из-за его ошибок.

– Могу я предположить, – вступил в разговор кто-то шепелявый, – что мы решаем и вопрос об убийстве коронеля? Те из нас, кто преследует эту цель, – это я сам, лорд Йесчант, лорд Тассарион и лорд Ортоурэ, – согласятся со мной, что мы должны принять непосредственное участие в убийстве, чтобы удовлетворить честь наших домов. Это, в свою очередь, позволит дому Старима идти к нашей цели с руками, чистыми от всего, кроме вопросов преданной защиты Кормантора.

– Хорошо сказано, милорд Беллас, – согласился лорд Мэнделлин. – Все согласны, что коронель должен умереть?

– Все, – ответил нестройный хор.

– И все мы согласны с тем, когда, почему и кто взойдет на трон коронеля после Элтаргрима?

Наступила недолгая тишина, а потом все заговорили сразу. Теперь Эл видел их всех: старейшины пяти домов и представитель Старима сидели вокруг полированного стола с бутылками и кубками. Вокруг сосудов медленно кружили вспышки противоядия.

– Прошу тишины! – через несколько мгновений резко сказал лорд Йесчант, перекрывая поднявшийся гомон. – Ясно, что в этом вопросе у нас пока нет согласия. Я подозреваю, что его решение можно и должно отложить. Нужно заметить, лорды, что мы окажем, если уже не оказываем, Кормантору очень плохую услугу, выбирая и таким же общим решением поддерживая нового коронеля, не удалив старого. Ни один из нас не извлечет выгоды, если королевство будет ввергнуто в хаос. – Он помолчал, а потом тихо спросил: – Милорд Мэнделлин?

– Благодарю вас, лорд Йесчант, и позвольте, я выскажусь очень коротко. Насколько я могу судить, вопрос о том, «как» удалить коронеля, достаточно легкий, чтобы мы могли решить его сами.

– Это должен быть способ, который позволит нам самим свалить его, – быстро вставил лорд Тассарион.

– Было бы лучше, – перебил его лорд спикер Старима, – сделать это на неофициальном приеме. Иначе подозрительный коронель может призвать на защиту большие силы. Тогда каждый из нас окажется в опасности, а королевство ввергнется в пучину войны и нестабильности, чем мы все так горячо озабочены.

– А как тогда заставить его встретиться с нами?

– Измените внешний вид: появитесь под видом его советниц, тех шести волшебниц, с которыми он развлекается.

Лорд Йесчант и лорд Тассарион нахмурились.

– Мне не нравится мысль о возможных осложнениях в деле, которое мы делаем, – задумчиво произнес лорд Йесчант. – Если хоть одна из советниц заметит нас, она, уверяю вас, нападет, и мы получим сражение заклинаний гораздо более серьезное, чем, если бы застали Элтаргрима одного.

– Ерунда! Как коронель он и сам может вызвать множество всего такого, – отмахнулся посланник Старима.

– Да, но если такая помощь прибывает и обнаруживает его мертвым, – заметил лорд Тассарион, – это одно дело, а вот если мы втравим в нашу драку одну из этих шести или всех волшебниц, прежде чем сможем убить коронеля, это будет совсем другое дело. Не стоит забывать, они сами – представители благородных домов. Цена их крови высока и повлечет за собой неизбежную месть. Если мы не уверены в быстрой смерти коронеля, то я не хочу вступать в сражение с шестью враждебно настроенными волшебницами.

– А я не думаю, что мы уже готовы убить коронеля, – прошепелявил лорд Беллас. – Я вижу, что пока у нас три пути: публично оспорить право коронеля на правление, не скрываясь, убить его или просто оказаться поблизости, когда с ним произойдет тот «несчастный случай», который иногда происходит даже с любимыми правителями.

– Лорды! Все! – твердо заявил хозяин дома. – Ясно, что нам потребуется время на то, чтобы достигнуть согласия по любому из этих вопросов. На сегодняшний вечер у меня есть дела. К тому же чем дольше мы здесь сидим, тем больше шансов, что кто-нибудь в королевстве нас подслушает или заподозрит. Мы все сейчас разойдемся, и каждый подумает. Полагаю, что, когда через три утра я пошлю за вами, мы сможем встретиться снова и принять решение.

– «Принять» – это, конечно, выбор, – проворчал кто-то, но остальные сидевшие за столом сказали, что они согласны, поднялись и поторопились ретироваться.